Широ. Нарушая законы...

Широ, мерцание которого участилось, изменяя от ярко белой огненной фигуры до почти прозрачного силуэта, после того как оказался среди шиноби, в окружении гигантских водоворотов продолжил отбиваться от подбиравшихся всё ближе 'теней', уничтожая и их, и попадавшихся на пути шиноби.

Узумаки обратили внимание на вспышки, мелькавшие далеко в стане врага, но подумать над этим времени у них не было, враг вот-вот прорвётся и сметёт первую линию. Казуки наблюдал, как уже в который раз сметается барьер, и шиноби противника врываются в ряды защитников, но в это раз их не отбросили — завязались ближние бои, увеличивая число убитых и с той и с другой стороны. Как он оказался за линией обороны и дрался в окружении врага, при этом отстранёно осознавая свою усталость и истощение, ожидая, что вот прямо сейчас его жизнь прервётся, он и сам не смог бы сказать, но продолжал бой, как вдруг почувствовал толчок и резкий подъём, означавший появление 'колодца'. Однако сил убраться подальше уже не оставалось, а сделать это, выходя из окружения, вдвойне сложнее, поэтому Казуки продолжил отбиваться, не пытаясь уйти из зоны 'провала'. Внезапно молодой Узумаки заметил яркий свет, и ослепляющие вспышки молний, а затем перед ним появилась мерцающая человеческая фигура, становившаяся почти прозрачной, и быстро перебила всех, кого мог увидеть Казуки. Когда она обратила своё внимание на него с тем же намерением, и сократила расстояние, тело потеряло устойчивость, но Мастер Фуиндзюцу, выставив вперед руку, создал последнюю печать в своей жизни — строчки символов побежали во все стороны, захватив тело своей цели, опутав её как цепями.

Широ метался и отбивался от накатывающих волнами темных фигур, протолкнуться среди которых было почти невозможно. Точкой в их сражении стала полная беспомощность беловолосого парня, который по какой-то причине не мог пошевелиться, чем и воспользовались 'тени'. Широ поглотили его воспоминания и сопутствующие им эмоции, а в реальности красно-голубая с переливами золотого цвета сфера, расширившись до стометровых размеров, сжалась до трёх и зависла над чёрным провалом 'колодца'.

Молодой Узумаки, сам того не понимая, спас Широ, а тот своим появлением помог Узумаки...

Глава 41

Сразу после яркой вспышки в море, бои не закончились, продолжая забирать человеческие жизни и с той и с другой стороны, но начавшееся наступление захлебнулось — силы для поддержки первой волны нападающих не подошли и, разделавшись с ними, Узумаки не могли поверить, что на этом всё закончится. Гораздо позже удалось восстановить картину произошедшего — в стане врага произошёл самый настоящий раскол, и главам Великих Деревень ничего не оставалось, кроме как в спешном порядке увести свои войска 'домой', либо устроить сражение на полное взаимное уничтожение прямо там, что никак не могло улучшить их отношения — неудача только сильнее настроила их друг против друга.

Чуть позже состоялась короткая встреча Узумаки с верхушкой Конохи, после того как и их противник ретировался, получив сигнал к отступлению, и обмен заверениями в дружбе и соболезнованиями в связи со смертями членов клана и бесклановых (Конохи). Для красноволосых это была тяжёлая победа — почти тысячи шиноби не досчитались, тел больше половины из них найти так и не удалось. Море, поглотив свои жертвы, вновь успокоилось, и стихия, запечатанная мастерами фуиндзюцу, дожидалась нового человеческого конфликта, который непременно произойдёт — природа 'двуногих' неисправима.

Жизнь медленно возвращалась в прежнее русло — для кого-то без серьёзных потрясений, отделавшись ранениями, но не жизнью близких, а кому-то пришлось искать выбитую из-под ног почву, лишившись самого дорогого — война рвёт связи и разрушает семьи. Глава клана Узумаки, сняв с плеч груз уничтожения Деревни Водоворота, взвалил на них новый — гибели отдельных его представителей, переживая боль потери их семей как свою собственную. Неся эту тяжёлую ношу, ему приходилось решать градом сыпавшиеся вопросы...

— Нашли его? — Кано вошёл в кабинет деда, находящегося на верхнем этаже самого высокого каменного здания Узушио — Башни Узукаге, послужившей прототипом для большинства Великих Деревень. Узумаки предпочитали камень дереву, по причине его долговечности, что отвечало требованиям красноволосых шиноби, чья продолжительность жизни несколько превышала срок 'земного существования' всех остальных людей и пользователей чакры.

— Проходи, — Кано, несмотря на собственное вымотанное состояние, хватило одного слова и короткого взгляда, чтобы понять, что дед был надломлен, но не показывал этого. — Мне нечем тебя обрадовать, внук, за прошедшие сутки Казуки так и не нашли, — Кано, по волосам которого стекали капли дождя, прошёл к панорамному окну с видом на всю деревню, а Ашина потёр лицо ладонями, что мог позволить только в присутствии близкого человека, — больно это говорить..., но надежды почти нет, — сделал небольшую паузу старик, по лицу которого забегали желваки, — а тебе надо отдохнуть, третьи сутки на ногах!

— Почти? — зацепился за слово Кано, уставший взгляд которого скользил по хмурому селению — буря превратилась в затяжной дождь, поддерживая в Деревне атмосферу грусти и печали, — тебе стало что-то известно?

— Сегодня из медкорпуса пришла информация. — Старик сделал глоток тонизирующего напитка и повернулся к мужчине — третьи сутки, как и его внук, он находился на ногах и, в отличие от него, такими средствами не пренебрегал — работы ему ещё предстояло много. Крепкое здоровье и выносливость Узумаки легко позволяли переносить тяжелые нагрузки и повреждения организма, но постоянное психологическое давление, угнетающее сознание и 'стержень' личности, выматывало сильнее любых тренировок, и с этим ничего поделать было нельзя. — Ирьенины вывели тяжелораненых из искусственной комы, — уточнил дед, — так вот... кого-то похожего на Казуки видели рядом с 'вспышкой'... — нехотя произнёс дед, поддерживать ложную надежду в нём, да и в себе, у него желания не было, он уже пытался смириться с утратой, что никак не получалось.

— То есть, он может быть внутри неё — этой пространственно-временной 'сферы-дыры'? — повернулся Кано к деду, зачастившему в употреблении стимулирующих средств, — тебе бы тоже передышку сделать!

— Некогда мне отдыхать, — Ашина сделал глубокий вздох и только после этого продолжил, — даже если он там, мы не знаем, как его оттуда вырвать!

— Какие-нибудь техники должны помочь, у нас же есть целое направление в Фуиндзюцу связанное с пространством-временем! — загоревшийся взгляд Кано выдавал его чрезмерное возбуждение от появившейся вновь надежды, что с грустью отметил Ашина.

— Ты плохо помнишь основы или маленький шанс так легко способен ослепить тебя?! — несмотря на свои слова, Ашина прекрасно понимал внука и его сильную привязанность к детям, наследием его любимой супруги. Глава клана хорошо помнил, что наедине с детьми этот обычно твёрдый как скала и жесткий человек теряет всю свою серьезность, превращаясь в заботливого отца, но никто кроме родственников и близких друзей не знал об этой его черте, всегда наблюдая несгибаемой воли наследника.

— О чём ты? — энтузиазм мужчины смешался с непониманием.

— В теории эта 'сфера' не просто точка пространства, в которой сидит и этот 'пришелец' и Казуки, если он там есть, — выделил условие Ашина, — её можно назвать и 'выходом' и самим пространством... — не закончил старик, из-за прервавшего его внука.

— Я, кажется, понял, что ты пытаешься сказать... — изменение настроения отразилось в голосе Кано, но старик проигнорировал слова внука:

— Твоё предложение использовать техники, чтобы вытащить оттуда Казуки, хотя мы пока даже не уверены, что он именно там, — вновь обозначил своё сомнение старик, — это как пытаться выловить всю рыбу океана небольшой сетью, закинув её с берега... И это я сильно утрирую, — закончил мысль Ашина.

— Понятно... — откликнулся мужчина и, сложив руки за спиной, отвернулся к окну.

— Ещё кое-что, если ты этого пока не понял, — прервал тишину Узумаки старший, — мы не знаем точно, когда он 'появится' здесь — может пройти тысячелетие, промелькнувшее для него как мгновение, или пройдёт один день и он завтра уже будет с нами, в конце концов, его может там и не быть, поэтому Кано, прошу, не храни надежды... или она тебя сломает... — Этими словами старик 'рвал сердце' не только внуку, но и себе.

— Я услышал тебя, дед, — во взгляде Кано больше не было той 'искры', что совсем недавно заставляла сердце биться быстрее, — мне пора, нужно ещё организовать Церемонию Прощания. — Мужчина прошёл к двери, но его догнал оклик старика:

— Подожди, — остановил его Ашина, — удалось скрыть её с глаз, ты же только оттуда?

— Да, — ответил Кано, стоя в пол-оборота у выхода, — 'вытянули' рифы со дна, теперь там пещера — вход запечатали, если там что-то изменится, мы будем в курсе.

— Позже мы вернемся к этому вопросу, — потёр переносицу старик, — возможно, удастся её изучить...

— Как знаешь, — больше во внешности мужчины ничего не напоминало о его недавнем эмоциональном состоянии, но где-то глубоко в душе он лелеял искорку надежды... Дверь за Кано закрылась, оставляя старика наедине с его тяжёлыми думами.

* * *

Некоторое время спустя...

В чистом, светлом и сухом помещении, в центре комнаты, пол, стены и потолок которой украшали символы печати, на невысоком подиуме находился её обитатель. Девочка пятнадцати лет со светлыми волосами, свободно раскиданными по поверхности, без сознания лежала в одной накидке — её конечности не были скованны цепями, но пошевелиться она не могла — такое состояние вызывали опутавшие тело, словно осьминог добычу, печати-фуиндзюцу. Югито Нии так звали пленницу, Джинчурики Двухвостого Биджу, являющаяся темницей для 'Икирьё' (Духа Мести) сама была заложницей собственного тела — печати лишали возможности не только пошевелиться, но и воспользоваться чакрой, в том числе и чакрой биджу.

— Зачем мы здесь? — обратился Кано к деду, поняв кто перед ним, но не удивившись тому, что в их подземельях есть чужой джинчурики.

— Ради совета, — отозвался старик, — мне нужно твоё мнение.

— Не решил, как поступить с ней... — скорее для себя, чем для старика озвучил мысль мужчина.

— Вариант с возвращением её Кумо (Скрытое Облако) я даже не рассматриваю, — рассуждал вслух Ашина, — есть несколько вариантов: оставить здесь, убить, продать или отдать Конхе — хладнокровно перечислил старик, — у каждого из них свои последствия.

— Вариант с собственным джинчурики ты, похоже, тоже не рассматриваешь, — спокойно рассуждали мужчины о жизни и будущем светловолосой девочки.

— Нужна иная система обучения и начинать придется с юного возраста, — Ашина сделал короткую паузу, — как предстоит Куши-чан, — о том, что её чакра идеально подходит для подавления Девятихвостого Биджу и его разрушительного воздействия на организм стало известно всего пару лет назад и Кано тогда долго сопротивлялся очевидному решению. Устав спорить и объяснять, Ашина просто вывел его на одну из детских площадок, предложив выбрать самому — обязательства перед остальными членами клана всегда были тяжелой ношей, и именно тогда отец осознал насколько... — Кроме того подвергать детей неоправданно высокому риску я не хочу, — Кано никак не отреагировал на его слова ни в жестах, ни в мимике, — а даже если это удастся, он или она станет мишенью для Кумо, да и всех остальных Деревень... — замолчал старик.

— Остальные варианты тебя тоже чем-то не устраивают?! — сделал свои выводы мужчина, — хотя... — задумавшись, Кано сделал несколько шагов вдоль прутьев, отделяющих от них джинчурики, — ... вернуть её Кумо было бы хорошей идеей, распечатав 'кошку' прямо в селении... только вот след будет вести к нам.

— Именно об этом я и хотел поговорить с тобой, есть аналогичный выход, но риск очень велик... — подал голос Ашина. Принятое ими решение могло полностью изменить сложившийся баланс, но нужно было сделать шаг прочь от пропасти, на краю которой находился клан Узумаки, или следующая Мировая Война сметёт их в забвение.

* * *

По пыльной дороге Конохи, ведущей от тренировочного полигона, бежал мальчишка в серо-зелёной одежде с протектором 'Листа' на лбу. Прошедшая тренировка приблизила его ещё немного к собственной мечте, от чего его переполняла радость и веселье, а жаркое солнце как будто радовалось вместе с ним, играя яркими зайчиками на его лице, изредка ослепляя ребёнка. Выбежав на оживлённую улицу, мальчишка понёсся к дому и ожидавшей его возвращения сестре, которая в последнее время всё больше уделяла времени появившемуся в её жизни высокому молодому человеку. Сворачивая с улицы на менее оживлённую улочку, пустовавшую в это время дня, ребёнок, ослеплённый 'подмигнувшим' ему солнцем, успев преодолеть десяток метров и издав удивлённо-весёлый возглас, столкнулся с 'препятствием' — дряхлым стариком, в светло-серой одежде.

— Извините! — поклонившись и отряхивая одежду, рассматривал незнакомца юный генин.

— Беззаботная молодость, одно веселье на уме, — кряхтя, поднялся незнакомец, — чему хоть радуешься?

— Так... всему и по мелочи, — описание всего произошедшего с ним заняло бы некоторое время, поэтому, не желая отнимать чужое время, мальчишка виновато улыбнулся и уже собрался, снова извинившись, убежать, как его остановили слова старика:

— В твоём возрасте только радоваться и нужно, пока горе и печаль ещё обходят стороной... — мальчишке показалось, что его глаза сверкнули красным, но старик развернулся и ушёл, а юный генин, тряхнув головой продолжил свой путь. Он ещё несколько раз встречал этого незнакомца и каждый раз не мог вспомнить, где его видел, и их короткие вроде бы ничего не значащие разговоры почти не запоминались, но каждый раз ему казалось, что взгляд деда поблёскивал красным, о чём мальчишка так же быстро забывал. Только сестра стала замечать, что он стал более задумчивым и всё реже улыбался, но отвлечённая собственным счастьем, не придавала должного значения, тем более что и сам виновник не мог объяснить происходящих с ним перемен, ослепляя девушку белой улыбкой при каждом разговоре.

Затем произошло несчастье с парнем сестры, который не погиб, но получил серьезные ранения и долгое время находился на грани жизни и смерти. Сестра в этот период её жизни стала замкнутой, и всё внимание уделяла пострадавшему, днями напролёт сидя в его палате у ослабленного тела, находящегося в коме человека. Тогда на примере близкого человека он 'увидел', но ещё не осознал, насколько не совершенен мир и сколько в нём боли и страданий. Понимание пришло немного позже вместе с потерей своих товарищей в сильном взрыве на, казалось бы, простой миссии.

Мальчишка очнулся в большой пещере с огромной статуей до самого свода, тяжело приподняв голову, он разглядел у её основания сутулую фигуру:

— Очнулся?! — раздался голос незнакомца, — почти неделю лежишь.

— Кто вы? — раздался тихий голос мальчишки, который не сразу понял, что это его непривычно глухой голос разносится по пещере.