Правда, пристреляться шрапнелью по удаленной групповой цели удалось только после моего личного вмешательства. Увы, но лишь пятый залп накрыл цель и мечущиеся по загону овечки отдали свои жизни на благо отечества. По моему мнению, батарея отстрелялась где-то на троечку, но ветераны новгородского ополчения крестились, словно увидели битву апокалипсиса. Если быть честным, то первый блин все-таки не вышел комом, а со временем орудийные расчеты научатся правильно определять дистанцию до цели и результат будет.

На момент учений у меня в наличии имелось уже десять орудий нового образца, а остальные десять пушек должны быть изготовлены к 20 июня. Однако, несмотря достигнутые успехи на душе у меня было неспокойно. Известий от Степана Бородатого не было, хотя по срокам его отряд должен уже добраться до Москвы. На голубятне круглосуточно дежурили двое стрельцов, но долгожданный голубь с письмом пока не прилетал.

Вечером 12 июня, когда я уже готовился отойти ко сну, в мои покои вломился Павел Сирота, заявивший с порога, что из Москвы прилетел голубь с письмом. Я буквально вырвал из рук Павла записку и начал читать послание, написанное на шелке.

— Княже, мы опоздали всего на два дня. Хан Касим захватил Москву и грабит город. Стрельцы Никодима Лютого прямо с ушкуев перелезли через стену в Кремль и выбили из него татар. Половина ушкуйников в Кремль не полезла, а взбунтовалась и ушла по Москве реке обратно в Новгород. Москва пуста, многие жители разбежались по окрестным лесам, а тех, кто остался тары побили или взяли в полон. Бояре и купцы бросили город без защиты и бежали в Тверь. В Кремле много баб и детей, татары согнали сюда весь полон, чтобы люди не разбежались. Мы выбили татар и держим стены, но еды почти нет. Уже начался голод, поэтому долго не устоим, — сообщал Степан Бородатый.

В конце записки стояла подпись боярина и дата — 11 июня 1464 года.

* * *

Коротенькая записка, доставленная голубем из Москвы, перечеркнула мои планы и оставила в прошлом все радужные надежды. У меня было только два выбора: первый — это списать отряд Степана Бородатого в расход, после чего продолжить планомерную подготовку к летней кампании или сломя голову бросится на выручку.

Здравый смысл подсказывал, что первый вариант наиболее разумный, так как потеря двух сотен стрельцов еще не конец света, однако не все было так просто. Даже если скрыть послание боярина Бородатого, то правда со временем все равно выплывет наружу. Увы, но новоявленный князь еще не настолько в авторитете у новгородцев, чтобы поступать согласно формальной логике и походя расплачиваться людскими жизнями за свои амбиции. Сейчас новгородцы боготворят князя Александра, но стоит мне лишь один раз обгадиться и мнение электората резко изменится. Народная любовь мгновенно превратится во всеобщую ненависть, а с неугодными князьями у новгородцев разговор короткий. Внутренние враги и иностранная агентура быстро подольют масла в огонь, после чего мне придется воевать не только с внешним врагом, но и с новгородцами, а это изначально гиблое дело. Вот таким образом политические соображения подмяли под себя здравый смысл и заставили меня действовать противно логике и трезвому расчету.

Отправляться в поход на Москву нужно было, основательно подготовившись, но времени на долгие сборы у нас не было. По этой причине я, не мешкая, приказал Павлу собирать на совет своих соратников и отправился в кабинет обдумывать сложившуюся ситуацию. Примерно через час большинство руководства собралось в моем кабинете. На совете отсутствовали только командир стрелецкого полка Акинфий Лесовик и командир минной роты Иван Рябой, которые находились в крепости. Сирота конечно уже отправил в крепость нарочного с приказом командованию срочно явиться в Новгород, но дрога в крепость неблизкая и я начал совет, не дожидаясь приезда Акинфия и Ивана.

После того как отцы командиры расселись по местам, я зачитал послание из Москвы и объявил, что лично отправляюсь на выручку отряду боярина Бородатого блокированному в московском Кремле. Михаил Жигарь сразу попытался мне возразить, но я оборвал его на полуслове, громогласно заявив, что этот вопрос решенный и не обсуждается. Затем я зачитал приказ о подготовке к походу, в котором были поставлены конкретные задачи всем присутствующим на совете. Обсуждение приказа не заняло много времени и после моих ответов на немногочисленные вопросы, народ разошелся выполнять озвученные планы. Пока суд да дело, я решил немного вздремнуть перед трудовым днем, который наверняка закончится за полночь.

Под утро прискакали из крепости командиры полка и минной роты, которых я также озадачил подготовкой к походу. В данный момент в моем распоряжении находились четыреста обученных стрельцов из первого набора и пятьсот новобранцев, из которых меньше половины знали за какой конец держать Дефендер. Остальные рекруты пока проходили теорию и занимались лишь физической и строевой подготовкой.

Прикинув все за и против, я решил взять в поход на Москву пятьсот стрельцов, а также два взвода минной роты и десять орудий с плохо обученными расчетами. Артиллеристов придется доучивать в походе, что сомнительно, но выбора у меня все равно не было. Помимо стрельцов, я рассчитывал привлечь к походу новгородское ополчение, однако после разгрома под Русой новгородская дружина сильно поредела. По этой причине Еремей Ушкуйник, много бойцов мне не выделит, поэтому придется умерить свои аппетиты. Значит на новгородское ополчение надежды мало, к томуже у меня на памяти был пример ушкуйников, которые бросили отряд боярина Бородатого в беде. Вот и выходит, куда ни кинь — всюду клин!

Исходя из такого расклада, получалось, что в Новгороде останется лишь полусотня опытных стрельцов из первого набора и две с половиной сотни новобранцев, которые только начали обучение. Дефендеры для новобранцев были еще в работе, поэтому они были вооружены только холодным оружием. Если в городе начнется заварушка, то власть не удержать, но шанс отстоять хотябы крепость у Акинфия будет.

Силенок для штурма Москвы у меня набиралось маловато, но что-то изменить возможности тоже не было. В реальном бою я мог положиться лишь на стрелецкую конную сотню, да две с половиной сотни стрельцов из первого набора. Минеры Ивана Рябого конечно серьезная сила в обороне, но бои в городе это не их стихия. Командиры орудийных расчетов были набраны из минеров знакомых с новгородскими пушками, но остальные артиллеристы приняли присягу всего месяц назад. В будущем я планировал преобразовать минную роту в полноценный артиллерийский полк, но видимо не судьба.

Определив основные приоритеты, я приказал Павлу Сироте выгрести арсенал подчистую и забрать в поход все снаряженные патроны и гильзы, оставив огнестрельное оружие только у ветеранов, остающихся в городе. Оружейные мастерские работают в авральном режиме, и недостающий огнестрел и боеприпасы будут готовы к концу июня, а пока придется обходиться тем, что есть в наличии.

Огнестрельное оружие основная ударная сила моей небольшой армии, поэтому Иван Рябой был отправлен перетряхивать пороховые погреба в Детинце, с приказом собрать весь пригодный для перезарядки патронов и фугасов порох. В Москве подходящего для наших целей пороха нет, а трофейный порох по-любому придется перетирать под наши стандарты. Оставлять новгородскую артиллерию и стрельцов без пороха я не боялся, так как пороховые мастерские вышли на проектную мощность и без проблем наработают новый.

Акинфий лесовик и Иван Рябой, уяснив поставленные перед ними задачи, убыли их выполнять, после чего я отправился в резиденцию посадника. Необходимо было поставить в известность Еремея о последних событиях и договориться о выделении из городской казны фуража и продовольствия, а главное денег для покупки лошадей. Пешком моя армия ползла бы до Москвы почти месяц, поэтому необходимо было посадить весь личный состав на лошадей или хотябы на телеги.

Мне также было необходимо выпросить у Ушкуйника хотябы пять сотен опытных дружинников из городского ополчения, что являлось большой проблемой. Конечно, Новгородский князь мог просто приказать кончанским тысяцким выделить ему людей, но тысяцкие без прямого указания посадника и пальцем не пошевелят. Устраивать конфликт на ровном месте я не собирался, к томуже лучше, когда люди идут в бой по доброй воле, а не из-под палки.

На мое счастье Еремей был уже в курсе событий, поэтому его не пришлось убеждать оказать Новгородскому князю необходимую помощь. Вопрос с ополченцами тоже решился без проблем, потому что в резиденции посадника как по заказу находился тысяцкий плотницкого конца боярин Иван Карякин. Именно его Еремей мне сосватал в воеводы ополченцев. С боярином Карякиным мы познакомились во время строительства Томилина подворья, именно его люди ставили мне терем и мастерские. Не знаю, какой из боярина воевода, но мужчина он дельный и без боярских понтов. Иван Карякин убедил меня, что на пятьсот опытных бойцов ополчения я могу рассчитывать и убыл готовить свое войско к походу.

Моя просьба помочь лошадьми и продовольствием встретила у посадника полное понимание, а после решения проблемы с ополченцами у меня буквально гора упала с плеч. Простившись с Еремеем, я отправился на Владычный двор, чтобы получить благословение патриарха. Иона уже был уведомлен Расстригой о предстоящем походе на Москву. Из нашей беседы выяснилось, что именно патриарх провел разъяснительную работу с посадником, поэтому мой визит к Еремею прошел так гладко. Визит на Владычный двор продлился менее получаса. Патриарх дал мне свое благословение и отправил в поход трех священников под охраной десятка боевых иноков. Эта команда должна была наставить на путь истинный московское духовенство и привести его к покорности Ионе.

После окончания аудиенции, Мефодий Расстрига, поджидавший меня в коридоре патриарших палат, тоже попросился в поход и предложил захватить с собой в Москву передвижной электрошокер. Этот девайс прекрасно показал себя во время кампании по выявлению слуг Дьявола в среде новгородских черноризников. Я отказал Расстриге в его слезной просьбе и приказал зорко следить за обстановкой в Новгороде, так как ожидал скорой активизации вражеской агентуры, а опричники Мефодия уже нагнали страху на наших врагов.

Закончив разговор с Расстригой, я отправился в келью Пимена Горбатого, где обсудил с правой рукой патриарха различные политические расклады, которые могут сложиться в Новгороде. Пимен заверил меня, что справится с обстановкой в городе, и пожелал скорой победы княжескому воинству. Я тепло простился со старым монахом, после чего отправился на Томилино подворье, где предстояло озадачить Любаву Жигарь и Машку певунью на время моего отсутствия.

Глаза у женщин всегда на мокром месте, поэтому слезы из глаз моих дам полились ручьем, как только мы с Сиротой поднялись на крыльцо терема. Именно в этот момент я узнал тщательно скрываемую от меня тайну. Только полный идиот не понял бы, что Любава не ровно дышит к моему начальнику охраны, так как она буквально повисла у Павла на шее и едва не утопила в слезах. Мне также довелось промокнуть, потому что на моей шее повисла рыдающая Машка. Кое-как остановив вселенский потоп, мы прошли всей компанией в терем, где я грозно потребовал от плакальщиц накормить нас обедом. Слезы мгновенно просохли и девицы со скоростью ветра унеслись командовать на кухню. За обедом я поставил красавицам задачи на время нашего отсутствия, после чего отправился в свои покои часок передохнуть.

Хотя подготовка московского похода носила авральный характер, но к утру 15 июня все было готово и мое воинство еще до полудня вышло из Новгорода. Боярин Карякин успешно набрал полтысячи добровольцев готовых пойти с Новгородским князем хоть к черту на рога, но с лошадьми вышла загвоздка. Для тысячной дружины, уходящей в поход на Москву требовалось не меньше тысячи коней, а если считать заводными, то и все полторы тысячи. Такого количества лошадей в наличии просто не было, поэтому нам пришлось рассаживать бойцов в фургоны. Пароконные фургоны производились моими мастерскими, и полсотни новомодных повозок на рессорах уже стояли на вооружении полкового обоза, а также минной роты. Однако их количества явно было недостаточно, поэтому пришлось срочно мобилизовывать недостающие фургоны у купцов. Конечно, хозяев реквизированного транспорта это не обрадовало, но война диктует свои правила, к томуже посадник пообещал выплатить компенсацию потерпевшим.

Провожать княжескую дружину в поход вышло практически все население Новгорода. Я сидел на вороном коне в блестящих доспехах во главе колонны и, помахивая ручкой, отвечал на восторженные вопли населения. Однако когда новгородское войско отдалилось от города на пару верст, новгородский князь перебрался с боевого коня в фургон, где улегся на мягкую перину, так как недавнее ранение не позволяло мне долго находиться в седле. Вот так лежа на перине и поскакал светлый Новгородский князь Александр Олегович бить супостата.

Здесь уточню, что новоявленный князь по 'пачпорту' был Александром Даниловичем Томилиным, но народная молва перекрестила Новгородского князя, заменив отчество и фамилию, родовым именем. Вот с той поры Александр Томилин стал Новгородским князем Александром Олеговичем, хотя не имел к Вещему Олегу прямого отношения.

* * *

Вынужден сделать небольшое отступление в своем повествовании, чтобы разъяснить несколько важных моментов и обстоятельств. В 21 веке переброска тысячи бойцов на другой конец света не бог весть, какая сложная задача. Технический прогресс обеспечил жителей планеты Земля железными дорогами, кораблями и авиацией, поэтому слетать в Европу на выходные может любой желающий, конечно при наличии финансовых возможностей. Увы, но где эти железные дороги и автомобильные шоссе? По этой причине, чтобы дружине преодолеть расстояние в пятьсот верст между Новгородом и Москвой, необходимо организовать целую экспедицию!

Пешее войско за день может пройти в среднем 20-25 верст. Конница с обозом и заводными лошадьми за это время преодолеет полсотни верст — не более! Как не рви жилы, но быстрее двигаться невозможно! Конница без обоза может пройти форсированным маршем сотню верст, но через два дня лошади выбьются из сил, и нужно будет останавливаться на дневку. Если поход более трехсот верст то на, то и выходит, поэтому устраивать гонку бессмысленно. Я поначалу планировал доскакать до Москвы за пять — шесть суток, но знающие люди сразу охладили мой пыл. Поняв, что я лезу в дела, в которых плохо разбираюсь, я свалил проблему на подчиненных и с умным видом утверждал чужие приказы.

Уже в дороге, анализируя ход подготовки к походу, я с удивлением понял, что подготовка прошла без особых огрехов, а решение самоустраниться оказалось абсолютно верным. Мои соратники давно привыкли трудиться в обстановке превентивного аврала, поэтому учли все основные потребности нашего войска и в подготовке имелись лишь мелкие недочеты. Я порадовался за себя любимого, так как понял, что работаю в сплоченной команде единомышленников, а не машу саблей в одиночку. С такими помощниками шансы на успех московского похода возрастает в разы и если я не облажаюсь по собственной глупости, то не все так плохо как выглядело еще пару дней назад.