Когда цветёт багульник

— Водка.

Она ушла, оставив его осматриваться одного. Пыльные шторы на окнах, загромождённая разномастной мебелью комната, не понятного узора ковёр на полу. Множество не нужных маленьких вещичек и ни одной книги нигде. "Идиот,— ругал он себя,— опять с этой пустой куклой чуть не завёлся. Всё ж давно понятно, что нужны ей только мои деньги, а рванул, аж пуговицы затрещали. Для этого и позвала, чтоб к рукам осла прибрать и до денег добраться. Сидякинские дары по-видимому подходят к концу. А я, козёл, растаял, как прошлогодний снег и ей это почти удалось. Убраться бы отсюда, дураку, поскорее и по добру по здорову". Она вернулась с подносом, неся его на вытянутых руках, картинно выставляя свою маленькую ножку и качая по-прежнему красивыми бёдрами. Поставив поднос на столик, протянула ему рюмку, себе взяла бокал с коньяком.

— Давай за Ивана, пусть ему земля будет пухом. Странно погиб, ты не находишь?

— При таком риске, на который шёл он, закономерный конец... Никто не знает, чьей рукой водит всевышний, наказывая и милуя нас.

Наклоняясь к самому его уху она улыбаясь прошептала:

— Как ты прав. Ну, поехали..., не чокаясь.

Очнулся он в темноте со связанными руками. Болела тяжёлая голова, такая тяжёлая, что и не приподнять от пола. "Осёл, сколько человеку нужно прожить, а ещё больше наложить дерьма на его голову, чтоб он начал соображать",— всё же прошуршало в раскалывающейся болью голове. Развалится голова от этого или нет, но надо двигаться. Кусая пересохшие губы, чтобы не застонать, попробовал катом, по-другому в его положении не получалось, начал обследовать помещение. "Похоже, подвал, нос бы себе тупорылому откусил, если б мог. Выйду отсюда, убью суку. Размечтался, сначала выберись. Правильно Сергеевич говорил: везение может опоздать... Дверь, похоже, железная". От злости на себя и от бессилия, он, выгнувшись, собрав все, что наскреблось силёнки, долбанул по ней. На глухой железный гул никто не вошёл. "Значит, всё же замкнули и ушли. Плохо дело. Хорошо, если жертвенник выпадет одному мне, а вдруг из-за моей дури попала под колпак вся семья? Но почему мужики такие кретины? Хороший вопрос, правильный и главное к месту. Ведь это музейная редкость, когда баба предпочла тебя деньгам, благополучию. Самое интересное, тебе, то сокровище, упало в руки. Так держи и радуйся удаче и счастью, а ты куда понёсся, паровоз, к шалаве, за приключениями? Как теперь выпутываться, Бог его знает?". Он откатился в угол и там привалился к стене. Время тикало, но ничего не менялось, Славка впадал в забытьё, а, очнувшись, понимал, что лежит на прежнем месте. Сколько прошло, он не мог бы ответить, когда дверь неожиданно открылась, но Терёхин зажмурившись от полоснувшего по глазам яркого света, просмотрел человека появившегося в проёме двери. Зато почувствовал, что остался, после захлопнувшейся со скрежетом двери, ни один в этом каменном мешке. "Почему же я не слышал, что она так противно скрипит раньше? Ах, да! Меня запхали сюда без признаков сознания и ума. Кто ещё влип в эту канитель?"

— Кто здесь?— бросил он в темноту насторожённо, не очень надеясь на ответ. Интуиция его не подвела. Мычание и глухой стук от каблуков туфель о бетонные плиты подсказали Терёхину, что рот у жертвы заткнут, а руки и ноги связаны. Подкатившись к новому клиенту темницы уже обкатанным способом, Славка, с завязанными за спиной руками, нащупал лицо и, приноровившись, хоть и не с первой попытки, но вытащил кляп.

— Кто?— повторил он вопрос.

— Вячеслав Николаевич, это я, Таня.— Еле дыша, выговорила девушка.

— Таня?— удивился он.— Детка, как ты вляпалась в эту отхожую яму?

— На кладбище, у могилы отца взяли... Ваня просил не ходить одной, а я не послушалась... Вот, теперь тут.

— Успокойся, я не умнее тебя оказался. Мне тоже Сергеевич грозил пальчиком, а я пренебрёг.

— Как же это вы к ним в лапы попали?

— По дурости. Я видел только одну мать Вани, а что есть ещё кто-то?

— Есть,... её сын и моего отца.

— Вот это номер. Почему ты молчала об этом?

— Не хотела, чтоб ещё кто-то знал. Отец держал его подальше отсюда.

— И где же?

— Учил в Англии. Он жил в пансионе и появлялся здесь крайне редко.

— Сидякин думал, что его ребёнка она будет любить больше, чем моего?

— Наверное, так и было. Вскоре отец понял свою ошибку и попытался заняться мальчиком. Мама, ни под каким видом не захотела его оставлять у себя, у них была большая ругань и, он отправил ребёнка подальше. Я считаю, что это была ошибка мамы. Если б ребёнок рос в семье, всё было бы иначе. Кто знает, возможно, отец одумался бы тогда и у него появился шанс успокоиться, а у этой женщины не было бы на него такого влияния.

Терёхин поморщился вспомнив как помчал забыв о всех причинённых ему гадостях сюда. Но, вздохнув, сказал совсем о другом:

— А сейчас имеем, что имеем,— мститель.

— Она крутит им, как хочет. И вообще, эта женщина напоминает мне оборотня, чудовище. Она в своих интересах использует и не щадит даже своих детей.

Слушая девушку, Славке вдруг стало нестерпимо стыдно, за свой недавний порыв и он пробубнил:

— Я что-то не понял, тебя-то сюда за что?

Таня усмехнулась.

— За измену памяти отца.

Терёхин был искренне поражён.

— Ей-то это зачем. Она уже про него и думать забыла?

Таня подумав пришла к своей версии.

— Маму потрясти хочет. Деньжатами после отца разжиться. Спустила, наверное, всё уже.

— Может и так, но думаю, задача шире стоит Ваню сюда заманить.

Сжав ладошку в кулачок, Татьяна воскликнула:

— Господи, я не подумала об этом.

Сплюнув с губ прилипшую соринку, он осторожно спросил:

— Меня хватились или нет?

— Да. Шум стоит великий. Сергеевич ноздрями землю роет, меня предупреждали.

— Значит, найдёт. Успокойся. Давай-ка поможем друг другу.

— Как?

— Попробуй зубами развязать узел на моих руках.

Промучившись, ободрав губы и не достигнув успеха, Таня расплакалась.

— Танюша, не раскисай. Отдохни и ещё разок попробуй. Мы выберемся, детка, я везунчик.

— Хорошо. Вячеслав Николаевич, скажите, они нас убьют, да?

— Не думаю. Ей нужна империя и деньги. Она будет торговаться. А Ванюшка не так пост, как кажется на первый взгляд. Мы её переиграем.

— Не знаю. Такое чувство, что у неё не всё в порядке с головой...

— Давай попробуй ещё раз. Если снимем путы, вся их операция не будет так сказочно легка и уж точно не принесёт им большого удовольствия, чем они получили.

— Я попробую.

— Старайся девочка и не паникуй.

— Немножко поддаётся узел...

— Вот и здорово. Жизнь разворачивает сюжет, мозгам в пору выскочить. Надо же у вас с Иваном есть общий братец. Вот это кино!

— Да Эдик.

— Эдуард! Это ж никакой-то там Иван.

— Они мне с мамашей полдня мозги вправляли. Давили на родство, поняв, что я им помогать не буду, кинули сюда. Потерпите, уже пошла верёвка. Сейчас передохну и продолжу.

— Понятно, план сменили на ходу. Со мной та же история. Заманили по одному сценарию, а из-за упорства с моей стороны, закончили диалог другим.

— Не верю своим ушам. Вы же умный.

— Ага, я тоже так считал до сегодняшнего дня. А оказался дурнем и, если между нами девочками говорить не первый раз.

— Ну, да?

— И вот я тебя, что попрошу по секрету...

— Что вы замолчали?

— Думаю, как по деликатнее сказать..., что все мужики ослы. Ты знай об этом и Ваньку не бросай, если он натворит что-то этакое. Смысла нет. Другой такой же будет или ещё глупее.

— Вы такое говорите...

— Как на духу,— засмеялся Славка.— Отдохнула, ну давай ещё рывок.

Таня старалась. Мешала грязь на верёвке, а так же противный запах от близости к лицу пола и затхлого. Ныли свои, затянутые в путы руки и ноги. Наконец, узел поддался и можно передохнуть. Ещё час возни и второй узел ослаб, выпустив руки из плена.

— Есть!— обрадовался Терёхин, растирая затёкшие конечности.

Ноги развязать ему не составило большого труда. Покончив с верёвками на себе, он принялся за Таню.

— Как здорово, что получилось,— ликовала она.

— Это они малость не домозговали, кинув нас в одно место.— Повеселел и он.— Будем жить, Танюха.

— Да, да, непременно.

— Ну, вот и хорошо, главное не дрейфь.

— Я в порядке.

— Вот и отлично, умная девочка, выйдем как пить дать, Танюшка, по крайней мере, у нас появился шанс.

— И мы им воспользуемся.

— Скажи-ка мне девочка, значит, мама и ты знали про шашни отца и о братце?

Таня, помучившись, призналась:

— Да. В общих чертах. Мама с молодости смирилась с тем, что у него была почти вторая семья. Она его очень любила поначалу, естественно, прощала. Боялась только за его дела... Он для той дамы деньги на стройке делал. Естественно, воровством: раствор, налево, стройматериалы... Вероятно от вас к нему за этим она и переметнулась. Вы не шли на то, чем зарабатывал он. Но добиться вашей должности было возможно одним путём — убрав вас. На своей-то ему ничего не выгорало... В период развала и безденежья отца, дама эта вдруг пропала. Строительство замерло. Налево продавать нечего. Думаю: именно поэтому она испарилась. Мы с мамой воспрянули духом. Вот ведь как бывает, с одной стороны жили так себе в плане достатка, с другой с её отсутствием чувствовалось такое облегчение, что даже мама повеселела. Она уже обрадовано вздохнула, но появились вы с денежной работой, ведьма эта, как по волшебству нарисовалась вновь, и у них всё завертелось по-прежнему. Потом всё это вошло в привычку... Я вспомнила, как увидев её, мама показала и сказала мне: "Таня, этой женщине нужны только деньги и скоро она найдёт способ, тянуть их из него, не нуждаясь в нем самом. И тогда он будет только наш". Так оно и получилось. Да он и сам, скорее всего, понимал это. Поэтому и рвал когти, стараясь иметь денег достаточно, чтоб покупать её. Она как наркотик.— Славка кивнул. Тут он согласен на все сто процентов. А Таня продолжала:— Этот дом, по-видимому тоже отец построил для них. Но жила в нём она одна.

— Век бы не подумал, что вы были в курсе происходящего.

— Ещё в детстве, я слышала бесконечные ссоры родителей. По малолетству, конечно, не понимала их причины, очень переживала, но с возрастом дошло,— женщина. Всякое бывает, но подумать не могла, что там такая дикость... Мне, кажется, не любовь это у него была к ней, а болезнь. Безумие какое-то. Любовь не может быть разрушительной. Как у него хватило ума не бросить нас с мамой не понятно. Думаю, это и держало его на плаву. Не дало выпить быстро до дна.

— Может быть. Рядом с ней долго не протянуть. Вам тоже выходит с матерью, бедным, досталось.

— Да. Мама всю жизнь была одинока. Ни подруг, ни друзей. Всех боялась, что заговорят об этом. Только когда я подросла, она могла выговориться, а так всё в себе держала, всю жизнь.

— Да, не весёлая картина вырисовывается. Представляю, как чувствовал себя Иван вбухивая в неё средства и не получая никакой отдачи. Ощущения того, что она его, он так и не почувствовал. Я сам через ту карусель прошёл. А вот твоя мама удивила меня. Выходит и слабая, и сильна женщина она у тебя одновременно.

— Так и есть.

— Вот выйдем отсюда, сведём их с Сергеевичем. Он мне всегда завидовал из-за Любаши. Так ему не хуже пара будет? Как ты на это птаха смотришь?

— Он что один?

— Один. Когда-то по молодости, жена отказалась поехать с ним в Сибирь и устроила свою жизнь с другим, более удачливым человеком. Больше не рискнул обзаводиться семьёй.

— Как всё сложно...

— Жизнь как раз проста, сложной делаем её мы.

— Может и так.

Осторожно Терёхин подвёл разговор к интересующему его вопросу.

— Скажи-ка мне, Сергеевич домашних под охрану взял?

— При мне да. Да, я и сама очень надеюсь, что пропажа сразу двух, убережёт остальных от неосторожных шагов.

— Ты считаешь, если мы оказались ротозеями, все остальные умнее нас?— посмеивался он.

— Надеюсь.

— А, что нам остаётся ещё. Если даже насторожит и то уже кое-что, Танюха. С тобой братец-то как обошёлся?

— Угрожал.

— Вот как!

— Сказал, что, если я не с ним, то для него чужая и сделать он со мной может, что захочет.

— Хреново.

— Добавил, что воспользуется правом на меня по своему усмотрению или сделает всё, что матушка пожелает со мной сотворить.

— О, там вкусы непредсказуемы.

— Я его боюсь. Какой-то он странный сейчас.

— Он вообще-то нормальный. Может, у него не все мозги дома?

— Сейчас всё проще. Она могла его наколоть.

— Какой он?

— Внешне на отца чем-то похож, много от неё. Жёсткий очень, даже жестокий. Мне так показалось.

— Молодой подонок, если ещё и обколотый, это опасно. Замёрзла? Иди ко мне, так теплее будет. Как медведь мой Ванька не обижает тебя?

— Нет, он не умеет.— Засмеялась Таня.— Всегда такой был. Грудь свою широкую под все ветра подставлял. Мы ж с малолетства знакомые. Мой отец и его дед в одном доме квартиры получили. Артёмку, когда Любовь Моисеевна родила, мы с ним вместе нянчили.

— Надо же, как судьба берегла Ваньку. Ведь рядом с твоим отцом всегда был, а ему и в голову не пришло, что это мой сын.

— Похоже так. Не успела сказать ему, а может теперь уже никогда и не узнает об этом. Всё молчала, момента ждала...

— Что за секрет?

— Я беременна Вячеслав Николаевич.

— Вот здорово. Я дедом буду. Всё обойдётся девочка. Мы непременно выберемся. Ванька то будет рад.

— Если спасёмся.

— Не бери на голову и на нервы всю эту ситуацию. Мало ли трудностей бывает, вот эта одна из них. Выскользнем мы из этого каменного шкафа, непременно выскользнем. В часах у меня сигнал — определитель.

— Поняла— маячок. Где же они, у вас ничего на руке нет?

— Их забрали, но они, скорее всего, в доме и Сергеевич непременно, выйдет на них. А там уж он, поверь, разберётся. Старый волк своё дело тонко знает. Надо подождать.

— Вчера такая ночь была чудесная, и ничего не предвещало беды. Не представляете какой звездопад был потрясающий. Звёзды сыпались, как будто кто-то небо тряс. Хотелось сбегать за лукошком и собирать, собирать...

— Желание загадать успели?

— Толку-то,— расплакалась она опять.

— Танюха, это уже через края переливается. Тебе нельзя так близко к сердцу всякую ерунду воспринимать. Давай поговорим о чём-нибудь.

— О чём?

— Хоть о ревности...

— О чём?

— Ты Ваньку ревновала?

— Каждый день.

— Всё у тебя через — чур. Косолапого и каждый день? К кому?

— Не помню уже. Ко всем.

— Вот это дела...

— Так и хотелось глазульки выцарапать. Причём каждой, кто к нему подходил, космы подрать желание было огромное. Даже той, кто сунулся с разговором к нему, хотелось уши пооткусывать. В садике за него девчонкам поддавала и в школе за косы таскала.

— Татьяна, ты азартная барышня,— тихонько смеялся он.

— Вы смеётесь, а так и было. Если хотите серьёзно, то боюсь я Вячеслав Николаевич.

— В смысле?

— Рано он женился, не выгулялся ещё. Что будет с парнем, когда он в мужскую силу войдёт?