Край ветров: ....

Значит, во мне жило вот это, выглядящее как маленькая девочка (или мальчик?) в костюме бабочки-капустницы. Ладно, будем считать девочкой. Но вы только посмотрите, какая мордашка.

Видал я уже мелких милых девах, отыгрывающих неподходящие их внешности роли. Ни к чему хорошему это не привело.

Как будто судьба решила, что недожала. Не все проиграла, решила, что из взаимоотношений меня с маленькими девочками, являющимися не тем, чем кажутся, еще можно что-то извлечь, интересное, развлекательное.

— Слабое тело, — произнес голос у меня в голове, в то время как лицо сидящего на телевизоре существа осталось неподвижным. Губы не шевелились. — Почему твое тело такое слабое?

— Ну уж какое есть, — я не стал сдерживать раздражение и растерянность. — Вообще, не нравится — добро пожаловать прочь, не держу, как бы.

— Не будь столь велика опасность повредить его, мы бы его исправили.

— Что?.. — я напрягся, сглатывая подступающий кашель. О чем оно?

— Сестра была добра к тебе и к нам. Теперь, когда мы не спим, ты можешь видеть нас. Часть нашей памяти и сил вернулись, и мы могли бы исправить твоё несовершенство.

До меня не сразу дошло. А когда дошло я, кажется, воспринял сказанное только умом, но не сердцем, и даже сумел не слишком разволноваться. За последнее время у меня вообще отлично стало получаться абстрагироваться.

— Просто стоит беречь человеческое тело, — я сделал акцент на прилагательном, — и так неплохо оптимизированное под жизнь... под человеческую жизнь.

— Впредь мы будем бережней, — произнесло существо беззвучно, и подняло руку, обратив ко мне ладонь. Затем повело пальцами, сжимая кулак.

О нет. Не собралось ли оно...

Я почувствовал, как в черепе что-то треснуло, лопнуло, словно виноградина. Боль пронизла голову, отдаваясь в правый глаз, и на мгновение мне показалось, что внутри меня прорастает что-то вроде ветви дерева, судя по звуку. Я стал хвататься за простыни, будто тону в них. В глазах потемнело, боль усилилась, словно кто-то взял ноту повыше... Но вдруг все прошло, оставив голову гудеть, как растревоженный колокол, а сердце — биться так, словно вот-вот выпрыгнет. Тяжело дыша, я попытался снова сесть ровно. Ощупал голову, ожидая найти вместо черепа расколотый арбуз — как минимум. Страх, нахлынувший с запозданием, нехотя отступил, когда черепная коробка оказалась целой, а боль постепенно утихла.

— Забудь про язык, зубы, нёбо и горло — произнес голос в моей голове. — Говори внутри.

— Что?..

— Вот так. Не раскрывай рта.

— Это что за?..

— Нам не нужно, чтобы кто-то знал о нас. Те, кто внизу, уже слышали тебя, и скоро поднимутся. Времени мало.

Голос вселенца в моей голове был... странный. Его характеристики ускользали из моего сознания, стоило ему замолчать. Я словно тут же забывал то, что слышал отчетливо только мгновение назад.

Однако смысл я уловил. И впервые задумался: а где я, собственно? Чей это дом? Кого мне стоит ждать?

— Кто поднимется? — спросил я вслух. — Они будут тебя видеть?

Существо исчезло с телевизора и мгновенно очутилось у меня перед носом. Я увидел, как вокруг него летают и светятся, трепеща, мелкие пылинки-светлячки, а оно стоит босыми пятками на деревянном полу и смотрит на меня. Видение протянуло руку, приложило палец к моим губам:

— Говори внутри.

Я ощутил легкое тепло, словно палец — настоящий. Стало немного не по себе. Я-то думал, что видение мое бестелесно, и я не почувствую прикосноения. Видимо, оно смогло обмануть мои собственные рецепторы.

Ну да, ведь все происходит в моей голове. Стало быть... стало быть, говорить с ним мысленно даже логично. Курсы юного чтеца на дому! Я изучал чтецов поверхностно, знал кое-что об их способах колдовства и даже помнил пару элементарных заклятий на грани школ. Но, как знающий свои слабые и сильные стороны дипломировнанный маг, не мог представить, что когда-либо сумею что-то такое. Тем более, сейчас. Не к тому у меня талант... был. И все же я попробовал.

— Ладно, — сказал про себя. — Хорошо. Что дальше?

— Умница, — существо будто бы даже улыбнулось, мигнуло, исчезло, снова объявилось на телевизоре (тут я заметил, что в экране оно не отражается) и заговорило настойчивей:

— Ты должен спешить с поисками.

Со всем этим я уже успел позабыть, что вообще мой вселенец хочет от меня. С некоторым трудом мне удалось сформировать послание-мысль:

— А ничего, что ты, с этой своей спешкой, сделало с этим телом? — тело показательно кашлянуло. — Само же говоришь, тело слабое, и куда ты его гонишь? Что будет, если я умру?

Оно ничего не ответило, хотя, полагаю, все слышало.

— Ты ж не умеешь обращаться с людьми и точно угробишь меня... нас. С какой скоростью ты собралось захватывать управление?

— Мы возьмем своё в урочный час, — потенциальный захватчик заговорил уверенно, как о чем-то решенном. — Но медлить нельзя, причем нам обоим, ведь мы не злодеи.

— То есть?

Существо покачало головой, приложив светящиеся ладошки к щекам:

— Человечек, неужели ты все еще не догадался?

— Спасибо, что не "смертный", и все же: нет, я без понятия, куда ты спешишь, что тебе надо, какое тело ты ищешь и при чем тут вообще я. А неплохо бы это все прояснить.

Божество Всего Хорошего словно вздохнуло, — хотя я уверен, что ему незачем дышать или имитировать дыхание, кроме как для того, чтобы донести до меня степень его разочарованности и страдания. Случайно моргнув не обоими глазами сразу, я понял, что вижу его только одим — тем, в который вцепилась на берегу дева холодной воды. Тем временем существо перебороло свое разочарование людьми в целом и мной в частности и медленно, раздельно произнесло:

— Зерно истины в этом есть. Ты знаешь мало. Печально, но и нам известно не всё. Теперь стало понятно, что, раз воплотились не только мы, но и другие... стало быть, где-то ищет того же, что и мы, другой наш брат.

— Какой ваш брат?

— Еще один, особенный брат. И потому нам нужно спешить.

Я вздохнул, потирая лоб. Загадки. Снова загадки. Другой брат... то существо на берегу мой вселенец тоже называл родней. Но не братом. И каков же он, этот брат? Ему, стало быть, тоже нужно тело?

— Ты не помнишь половины потому, что не смогло подчинить меня целиком? — спросил я.

Божество Всего Хорошего смотрело какое-то время молча, но на вопрос не ответило. Произнесло бесстрастно:

— Сейчас нам нужно вернуться в тот город... мы чувствовали одну из ищеек там.

— Кстати, давно хотел спросить. Вот ты называешься Божеством Всего Хорошего. А правда ли это?..

— Есть ли разница, кто именно заполучит твое тело, если не найдет своё?

Вот тут оно окончательно стало меня бесить, и я снова сорвался на голос.

— Так может ты врешь? И я вынужден помогать какому-нибудь хтоническому злу? Может, мне лучше прыгнуть со скалы и спасти этот мир от тебя? М-м?

Белизна видения слегка потемнела, и ответ его меня не порадовал:

— Не ты, так другой, — существо повело плечом, и одеяния-лепестки шелохнулись, как волосы под водой. — Ты — лишь сосуд. Процесс запущен, и, так или иначе, пока наша история не завершится, такие, как ты, будут жертвовать собой зря.

Я не нашел, что ответить, осознавая, что, наверное, говорить-то ничего и не надо. Аргументы кончились. Да их особо и не было. И зачем они, о чем скафандру разговаривать с водолазом?..

— В городе, что мы покинули, мы ощущали дух золотой ищейки, — повторило существо.

— Так что ж мы тогда сразу не...?

— Людей теперь — что муравьев, и движутся они слишком быстро. Но нам повезло, и сестра была добра к тебе. В этот раз будет проще.

— А что насчет второй ищейки?

— Это — после.

И Божество замолкло.

Я тяжело вздохнул и снова закашлялся.

— Если уж мы про ищеек... кажется, я знаю парня, который может помочь. Возможно. И да. Мы этого, кажется, еще не обсуждали. Какие у меня гарантии, что, если я тебе помогу, ты вернешь мне мое тело? — я посмотрел вселенцу прямо в глаза.

— Слово моё, — ответило оно бесстрастно.

Мол, вот, довольствуйся. Разговор окончен.

Я снова почувствовал злость, растерянность и бессилие, понимая, что, похоже, добиваться чего-то большего от этой твари — бесполезно. У меня еще оставались вопросы, но вот моральных сил задавать их не было. Но я пересилил себя:

— Так, давай заново. Что это за "брат", ты говоришь?..

Снизу раздался звук скрипящих деревянных ступеней. Кто-то поднимался.

Я прикусил язык. Нет резона показываться тому, кто меня приютил, умалишенным. Притворяться бредящим тоже не вариант, я не настолько хороший актер.

Взгляд упал на прикроватную тумбочку, на которой лежал мой телефон — целый и невредимый, хотя я точно помнил, что оставил его в кармане утонувшего пальто.

Ладно, вот и объяснение, с кем я говорил.

В следующий миг дверь в залитую солнцем комнату отворилась, и я увидел Эль-Марко.

— Проснулся? — спросил целитель. — Чего испуганный такой?

— Эм-м... я, скорее, несколько потерянный.

Я снова закашлялся, держась за грудь. Да что такое!

Приступ, впрочем, избавил меня от надобности немедлннно начинать благодарить Эль-Марко за, наверное, чудесное спасение или, скорее, выживание как таковое. Да, Эль-Марко Кападастер — целитель. Отношение у меня к нему неоднозначное и оставаться с ним наедине — отнюдь не предел мечтаний. Я все еще ощущаю отчасти иррациональную вину перед ним.

Судя по всему, настроение у целителя тоже было не очень, но, кажется, не из-за меня.

— Какао, — сказал он, присаживаясь на табуретку возле постели и ставя рядом с телефоном чашку из розового лакированного фарфора.

— О... не откажусь.

Взявшись за исчерченную мелкими декоративными трещинками чашку, я отхлебнул горячей сладости, чувствуя, как становится легче воспаленному горлу.

Эль-Марко смотрел на меня так же внимательно, как вселенец до этого. Светловолосый, с правильными и не слишком приметными чертами, он легко сошел бы за одного из жителей севера и отлично прокатил бы за "дитя зимы". Я не видел многих целителей — их дар не слишком распространен, но знал, что в большинстве своем они выглядят моложе, чем есть на самом деле. Так что вот эти тонкие мимические морщинки в уголках его рта и у носа, свойственные обычно людям как минимум тридцатипятилетним, должны означать гораздо больший возраст.

— Я должен вас поблагодарить за заботу, — все-таки то ли спросил, то ли утвердительно заявил я.

— Это от Мари, хоть вы и не знакомы.

— О, я не про какао... хотя, за это тоже.

— Ну, у нас конечно не отель, но уж уложили, как смогли, — улыбнулся Эль-Марко сдержанно.

— Я про лечение...

Он вздохнул. Будто бы что-то хотел еще сказать, но вместо этого поинтересовался:

— Ты, надеюсь, не собираешься вставать и убегать прямо сейчас? Я бы рекомендовал пару дней отлежаться.

— Эм...

Я был в легком замешательстве. Боюсь, вселенец не оценит.

— Что, важные дела, да? — целитель взглянул на меня с пониманием, мол, молодо-зелено, знаем мы вас таких, не бережете себя.

— Да не то чтобы... Просто не хотелось бы доставлять неудобств.

"Я ведь вам никто, — хотел добавить я. — Я ведь думал назначить вашей приемной дочери самое сложное и болезненное испытание из возможных для проверки силы ее дара. Я ведь таких планов наворотил в своей голове." И даже больше. "Во мне чокнутое божество в форме девочки-цветка, умеющее менять реальность, утверждающее, что оно — хорошее. Я, вероятно, поехавший, и, возможно, опасен. Я сам не до конца понимаю, что со мной происходит".

— Ты доставляешь мне неудобство тем, что не хочешь доставлять неудобств, — ответил Эль-Марко. — Люди, не умеющие просить о помощи, когда не могут справиться с проблемой сами — огромная заноза в заднице, знаешь ли.

— Пожалуй...

— Если хочешь знать мое мнение — еще денек тебе никуда идти не нужно. Тебя привели сюда в состоянии, чреватом очень нехорошим последствиям. Похоже, допилил ты сюда на голом энтузиазме и чувстве противоречия.

— Стало быть, мне повезло...

— Тушку беречь надо, она у тебя одна, — проговорил Эль-Марко вымученно-ласково, словно обращаясь к идиоту. — Ты ж не чтец.

— И то верно.

— Встать сможешь?

Я оценил свои силы навскидку, кивнул.

— Ладно, тогда пей какавку, одевайся, спускайся к обеду.

Я невольно покосился на телевизор: не возникло ли там случайно проекции моего вселенца? Эль-Марко заметил это, но интерпретировал по-своему:

— А, хочешь включить? Пульт где-то был...

Я не смог быстро придумать, как отмазаться. Эль-Марко нашел пульт, щелкнул кнопкой, потом бросил его мне, а сам направился на выход. Но, услышав, о чем говорит диктор, задержался.

Показывали какой-то большой зал, наполненный официально одетыми мужчинами и женщинами в возрасте. Голос диктора дублировался субтитрами. Я не сразу понял, о чем речь — отвык за много лет воспринимать информацию из телевизионных программ, когда нет возможности отмотать к началу. Судя по всему, передавали итоги голосования и волеизъявления стран-участниц программы "Отречение", а так же официальную позицию церкви и ее ветвей по поводу лже-Потерянного.

— Вот и пришлось им откупорить бутылку, — проговорил Эль-Марко. — Сколько лет они пытались делать из нас невидимок... Интересно, на это ли рассчитывал Мартин?

Я смотрел на репортажное видео из какой-то пустынной жаркой местности, где издалека было заснято, как Мартин исчезает в начерченном в воздухе невидимом магическом разрыве. Качество видео было ужасным. Если бы я сам не видел то же самое своими глазами, я бы решил, что это какие-то плохо сделанные спецэффекты.

— Не могу понять, что он затевает, — Эль-Марко покачал головой. — Смотрю-смотрю — и не понимаю.

— Может, как вы говорите, он хочет вывести магов из тени? — осторожно предположил я.

— У кого есть голова на плечах, тот понимает, что наши везде. Особенно — в политике. Ехали чтецы через чтецов, поглощающими погоняли. Я бы не удивился, если бы наше правительство оказалось все сплошь с проклятием.

— Так было до войны?..

— До войны этого никто не скрывал. После... Ладно, допустим, Мартин каким-то образом хочет обнародовать тот факт, что маги вернулись на управленческие должности. Напомнить собою о том, что маги вообще — есть. Напомнить, насколько они могут быть опасны. Но зачем это лично ему? Зачем так светиться? Зачем объявлять себя Потерянным?..

Я ничего не ответил, думая о своем. О, я мог бы предположить, зачем Мартину светиться: потому что. Насколько я успел узнать его, этот мог бы применять свое нестандартное волшебство просто потому, что ему льстит внимание или — нет дела до чьего-либо внимания. Но Эль-Марко невольно подкинул мне идею о том, что я мыслил в неправильном направлении. Я все пытался понять, какое дело Мартину до меня, почему я, зачем я. Вопрос надо было ставить иначе: чего хочет Мартин вообще, в целом, и какая роль в его игре отведена мне?

Ведь если сказанное Айрой правда, или хотя бы намек на правду — не может такого быть, чтобы особенным подснежником с невыплеснувшимся потенциалом был я один, и ответ — в потенциале. В таком случае тот дом на перекрестке должен был быть наполнен подобными идиотами сверху донизу, как консервная банка шпротами.