Гении места или Занимательная география

— Знаешь... — он бросил пакеты у стены и прислонился к дверному косяку. — Так странно. Все как обычно — люди, улицы, машины, супермаркет, банк. А мы будто вернулись с другой планеты. Игвы... Потан... излучение... ребята наши... Мне не верится, — качает головой.

— Придется, — вернула она ему слово, сказанной самим Мо не так давно сестре.

— Придется, — соглашается он. А потом замечает банку на столе. — Что ты ешь?! Там все испорченное! Потерпеть не могла, обжора?!

— Это консервы, что им будет?

— Роксы хуже саранчи. А я тебе Павлову купил, между прочим.

— Вот только какой-то неизвестной бабы мне сейчас для полного счастье не хватало!

— Дикая женщина, — покачал Мо головой. — Дичайшая. Павлова — это торт-безе с фруктами. Очень вкусная вещь, уверяю. Помнишь — я обещал тебе торт?

— Все-то ты помнишь...

— Да, — голос его прозвучал неожиданно хрипло. — Я помню все.

А потом он шагнул к ней. А она — от него. Шаг, другой, спина в темно-коричневом халате в серую полоску уперлась в стену. Отступать дальше некуда. Он наклонил свое лицо. Она отвернула в сторону свое. И выдохнула тихо:

— Не надо.

— Почему? — его губы касаются ее щеки. — Почему?

Она не знает, как объяснить. Не может. И поэтому просто повторяет:

— Не надо.

Он находит ее пальцы, сжимает. И делает то, что умеет очень хорошо: убеждает, уговаривает, очаровывает. Соблазняет.

— Я же нравлюсь тебе, Мика. Я это знаю. Ты это знаешь. Мы оба это знаем. И ты... ты тоже очень нравишься мне, правда. Ты необыкновенная. Красивая. Посмотри на меня. Пожалуйста, Мика, посмотри на меня...

Она качает головой, упорно глядя в сторону.

— Почему?

— Нельзя... — отвечает она тихо.

— Почему?!

— Ты знаешь это не хуже меня. Нельзя. Не разрешено. Квинтум...

Он потрясенно смотрит на нее, не веря своим ушам.

— Что?! Квинтум?! Мика, ты сошла с ума! Весь мир рухнул! Где Квинтум?! Нет, никого уже нет! Кого волнуют эти глупые правила? Нет тех, кто их придумал. Все сломалось, все... Это уже все неважно, неужели ты не понимаешь?

Она вздыхает, и он на секунду отвлекается от ее лица на вырез собственного банного халата. Мика, на ее счастье, не видит этого вмиг потемневшего мужского взгляда и по-прежнему смотрит в стену.

— Важно. Важно. Все равно — важно. Я не могу.

И тут он начинает злиться. По-настоящему.

— Чего ты не можешь?! Давай, скажи прямо! Я не понимаю!

Она, наконец-то, поворачивает к нему лицо. Какие глаза. Боже, какие у нее глаза — особенно когда в них столько всего — гнев, растерянность, смущение и... и?!

— Хорошо! Ты все понимаешь, но если хочешь, чтобы я тебе сказала прямо — пожалуйста! Мы взрослые люди, и оба прекрасно знаем, что одними поцелуями дело не ограничится. Что ты захочешь большего! Захочешь пойти дальше. А я... А мне... нельзя, — заканчивает она совсем тихо.

— Нельзя? — он выгибает бровь и складывает руки на груди. — Почему это? А внешне, — он окидывает ее вполне себе оценивающим взглядом, — ты выглядишь так, будто тебе уже все можно. И даже... — чуть понизив голос, — нужно.

— Прекрати прикидываться тупым! — рявкает, не сдержавшись, Мика. — Женщине-кифэйю нельзя заниматься сексом!

— Во как... — Мо демонстративно удивлен. — А как же я на свет белый появился? И ты, кстати?

— Женщина-кифэй может принадлежать только своему мужу! — Мика балансирует на зыбкой грани смущения и раздражения. И еще обидно почему-то. И страшно. И...

— Ну, вот мы и добрались до сути, — хмыкает Мо. — То есть, ты можешь. Но можешь только со своим законным избранником, так?

— Да!

— Дурдом и логики ноль, но что с женщины взять, — пожимает плечами Мо. — Ладно, раз так — давай поженимся.

— Что?! — оны выдохнула это сразу после его слов, а потом потрясенно замолчала. Мо тоже молчал какое-то время. А потом вздохнул.

— Что-что... Если это так важно для тебя — давай проведем обряд. Ты же знаешь: для того, чтобы состоялась пара, никто не нужен, кроме двоих кифэйев. Квинтум только подбирает пары. Но пара ли мы... Можем проверить. Прямо сейчас. Слабо?

— Ты ненормальный. Ты готов жениться только чтобы получить сиюминутно секс?! Так приспичило? Неужели не мог... где-то там... Да у тебя их куча была, найди себе кого-то. И жениться совсем не обязательно! — она орет. Прекрасно. Он тоже умеет повышать голос.

— А не надо за меня решать, чего я хочу!

— А ты хочешь жениться, да?!

— Да! — выпалил он и тут же остыл, спохватился. Господи, даже в кошмарном сне такое не увидишь. Но отступать уже поздно. Выдохнул. — Раз уж обычаи кифэйев для тебя так важны, Мика... Ты никогда не думала, что нам не оставляли выбора? Мы в любом случае ОБЯЗАНЫ были жениться. Ты была готова выйти замуж за мужчину, которого ни разу не видела в жизни. Которого подсунет тебе так чтимый тобой Квинтум. А чем плох я? Меня ты знаешь. Ты знаешь меня лучше, чем любого другого мужчину кифэйя. Мы целовались! Я нравлюсь тебе, очень нравлюсь. Уверен — ты меня хо...

— Заткнись! — а она там мило краснеет. И совсем не мило орет. — Конечно, этого более чем достаточно, чтобы стать твоей женой!

— Конечно! Уж в любом случае, причин гораздо больше, чем с каким-то неизвестным мужиком, подсунутым тебе Квинтумом!

Он видит, как она сцепляет зубы, чтобы не сказать лишнего. А потом выдает все-таки:

— Псих!

— Трусиха!

— Я?! Роксы не боятся!

-Только на словах. Ты дрейфишь, признай!

— Ничего подобного!

— Да ладно? — он упер руки в бедра. — Хорошо. Проверим. Доминика Куприянова, готова ли ты признать меня, Магомеда Деева, своим мужем?

Он сказал это и обмер. Что?! Что он сказал?! А ведь сказал все правильно, как и положено, как учили. Вот подстава... Нет, она одумается. Она не поддастся на провокацию. Или?.. Скажи "нет". Скажи "да". Промолчи. Отмотай время назад. Поцелуй меня. Сделай хоть что-нибудь, чертов Рокс!

Ему показалось, что он ослышался. Тихое-тихое "да". Ну, вот и все. Обратного пути нет.

Они молчали долго. А потом громыхнул ящик — не оборачиваясь, Мо протянул назад руку и достал из него нож. Осторожно потрогал пальцем лезвие.

— Острое, — прошептал. Решился посмотреть в потрясенные синие глаза. — Ты знаешь... как проводится обряд?

Мика тяжело сглотнула. Кивнула.

— Отлично, — он резко мотнул головой. — Я первый, да?

Она снова кивнула. И молча смотрела, как его пальцы расстегивают пуговицы красной в мелкую белую клетку рубашки. Вот рубашка полетела на пол. У него нет волос на груди — только немного вокруг сосков и полосой на животе. И вот под левым соком резко проходит лезвие, оставляя глубокий порез. Мика вздрагивает и поднимает на Мо взгляд. Смотрит, как он перекладывает нож в левую руку, и на правой ладони появляется такой же глубокий, мгновенно кровоточащий разрез. Мо не может сдержаться и морщится от боли. А потом протягивает нож ей — рукояткой вперед.

— Твоя очередь.

Только тут он замечает, какая она бледная. Но взгляд решительный.

— Подержи его немного.

Без предупреждения она дергает пояс халата, и вот халат неровной волной опадает у ее ног. Под халатом, кроме Мики, нет ничего. Это хорошо, что Мо тут же дара речи лишился — а то бы ляпнул что-нибудь не к месту, однозначно.

— Давай нож.

У него есть отличный повод смотреть, нет, даже не смотреть — пялиться на прекрасное обнаженное женское тело. Но он не отводит взгляда от матово поблескивающего серого лезвия, которое рассекает белую кожу под идеальной полусферой. Смотреть на это — еще больнее, чем разрезать собственную плоть.

— Я все, — слышит он ее тихий голос. Со слабым звоном нож опускается на поверхность стола. Ее правая рука тоже кровоточит. Мика поднимает ладонь на уровень собственных глаз, смотрит на стекающие вниз алые полосы. Обнаженная женщина с кровавыми потоками под левой грудью и на правой ладони. Никто, кроме кифэйя, не поймет, что значит эта странная картина.

— Теперь я первая, да?

— Да, — ему удается вытолкнуть из пересохшего горла короткое слово.

Женская ладонь прижимается к мужской груди. Кровь к крови, разрез к разрезу, поцелуй двух резаных ран, край в край. Мужская ладонь накрывает разрез под женской грудью. Не шевелить пальцами. Не сметь! Замереть.

И они замирают оба. Стучат торопливо сердца, гоня кровь к ранам. И смешивается кровь. И признает она друг друга. И оба они одновременно понимают — пора.

— Я принадлежу тебе.

— Я принадлежу тебе.

А потом он отнимает ее ладонь от своей груди, целуют края раны — кровь начинает сворачиваться и уже не так сильно течет.

— Больно?

— Немного. Разрез глубокий получился. Много вытекло.

— Это еще не вся кровь, — произносит он тихо. — Ты же понимаешь?

Вместо ответа она вдруг прижимается к нему, щекой к щеке. И он обнимает ее. Его женщина. Теперь его — сейчас и навсегда. А потом он наклоняется и целует ее во второй обручальный шрам с корочкой посохшей крови по краям.

_______

— Пожалуйста, не сопротивляйся мне.

— Я не сопротивляюсь!

— Сопротивляешься. Я не могу, когда ты так... Мика, пожалуйста. Доверься мне. Не бойся.

— Я не боюсь! Оно само... как-то. Я пытаюсь!

— Ты сильнее меня, ты должна сама... Откройся мне, пожалуйста.

— Да куда дальше-то?!

— Я не об этом, — обхватывает ее лицо ладонями, глаза в глаза. — Откройся мне. Не бойся. Впусти меня.

Ее глаза распахиваются еще чуть шире. И он врывается в ее сознание: криком чаек, шумом порта с его многоголосием и веером запахов — пахнет всем подряд. И она с изумлением рассматривает панораму огромного порта с высоты крана: море контейнеров, чуть дальше — уже на воде — контейнеровозы, танкеры, балкеры, а совсем за ними — блестит гладь настоящего моря. Она все еще разглядывает это, когда он врывается и в ее тело.

_______

Мо смотрит на ее абрис на фоне белой стены. Голова, шея, плечо. Мика лежит на боку, отвернувшись от него. Сожалеет о сделанном? Поздно, девочка моя, поздно.

Он проводит пальцем от шеи по ее плечу, задевает ключицу. Она поводит плечом, но он делает вид, что не заметил намека.

— Ты понял, что произошло? — голос ее звучит тихо и с хрипотцой.

— Да очевидно все, по-моему, — он старается говорить ровно. — Мы с тобой женаты по всем кифэйским обычаям. И то, что было только что — естественная часть нашего брака. Я понимаю, — Мо нахмурился, — что в первый раз тебе было не очень приятно. И даже, наверное, больно. Но...

— Физическая боль тут не при чем.

— А что при чем?

Мика поворачивается на спину. Смотрит в потолок.

— Я узнаю, если ты будешь с другой.

Мо не может так сразу сообразить, о чем она.

— Не понимаю.

— Этот обряд. С кровью. Это не случайно. Там между нами... многое произошло. И повязало нас. И...

— И что?

— Я узнаю, когда... если... ты будешь близок с другой женщиной. Я не смогу тебе помешать. Но я буду знать. И... и мне... мне будет больно.

— Любопытное явление, — тон его сух. — А я тоже узнаю, когда ты будешь с другим?

— С ума сошел?!

— А что? Мне можно, а тебе нет?

— Мне нельзя!

— И мне нельзя.

— Хочешь сказать, — смотрит на него настороженно, — что будешь хранить мне верность?

— Отлупить бы тебя за такие слова — да ведь огребу же в ответ, — вздыхает Мо.

— Не огребешь, — шепчет она вдруг.

— Что?!

— Я... я потеряла свою силу. Против тебя. Я не могу. Не смогу... применить против тебя силу. С тобой я не Рокс больше.

— Да ну?! — недоверчиво охает он. А потом наваливается на нее, заводит ее руки за голову. Она пытается вырваться, брыкается. И Мо вдруг понимает — права Мика. Она сопротивляется, но он сильнее. Просто потому что он — мужчина. И это приносит самую настоящую радость ему — такую, что он не сразу замечает панику в ее взгляде. И тут же выпускает ее руки, приподнимается на локте, освобождая от веса своего тела.

— Прости! Ох, прости, я не хотел напугать тебя. Прости. Я больше не буду... демонстрировать... свое превосходство в физической силе.

— Да иди ты к черту! — она шмыгает носом. — Из-за тебя я потеряла свои способности — пусть даже только рядом с тобой и в отношении тебя. Я привыкла — привыкла полагаться на силу, привыкла к тому, что могу справиться с любым. А теперь... теперь это не так. Я бессильна против тебя. А ты... ты можешь причинить мне боль... своей изменой. Я потеряла так много. И приобрела лишь боль.

— Мы это уже обсудили! И потом — неужели совсем ничего стоящего не приобрела взамен?!

— Что, например?

— Я принадлежу тебе. Я. Ты получила меня.

Она молчит в ответ. А потом...

— Неужели это всерьез для тебя?

И он ей тоже отвечает после заметной паузы.

— Да, — а потом обнимает крепко, но так, чтобы она знала, что может отстраниться, если захочет. — Послушай. Я... я давно для себя решил, что буду стараться хранить ей верность. Той, которой бы выпала судьба стать... моей женой. Но тебе... тебе я ХОЧУ хранить верность. Веришь мне?

— Посмотрим.

— Упрямая, — вздыхает Мо. — И вообще. У нас все будет иначе. Не так, как у наших родителей. К черту эти все традиции — они ни к чему хорошему не привели кифэйев. Наш мир изменился. Теперь все будет иначе. Мне плевать на все — на Квинтум, игв, Потана, войну. Но тебя я не отпущу. Никуда. Никуда, слышишь?!

— Не говори так! Это неправильно!

— Не отпущу! Не отдам. Ты моя. Я заплатил за тебя кровью. И никому тебя не отдам. И...

— Молчи, пожалуйста, не надо сейчас об этом, Мо...

— Не буду молчать! Надоело. Ты принадлежишь мне, и за тебя я буду драться даже с Квинтумом и...

... и Мика заставила его замолчать способом, ставшим доступным ей совсем недавно. Впрочем, в случае с Мо этот метод стопроцентно сработал. И им обоим снова стало не до разговоров.

После. Пролетая над Землей.

В маленьком портовом городке на берегу Балтийского моря, на смятых простынях, вновь образовавшаяся кифэйская пара доказывала друг другу, что у них все — всерьез.

На другом конце континента, в Приамурье, плакала и смеялась сууг-нияси, обнимая старшего сына. А другая сууг-нияси ходила из угла в угол, ожидая новостей от сестры.

На далеком заполярном острове девятилетний мальчик, приподняв голову отца, осторожно поил его бульоном. В ногах, на кровати, свесив из пасти язык и склонив голову набок, сидел белоснежный пес.

В холодной Якутии хрупкая горбоносая женщина с волосами, припорошенными сединой, смотрела на спящую дочь и размышляла, как ей поступить лучше — с младшей дочерью, с сыном, которому сейчас нужна. А потом прижалась губами к тонкому шраму на правой ладони и позволила себе на секунду вспомнить. И горестно вздохнуть.

А на окраине небольшого села, в тени православного храма, как потерянная, бродила седая женщина с будто бы размытым от слез лицом. За ней встревожено наблюдал из окна священник.

— Али... Али... Где ты? Ты обещал прийти за мной. Ты обещал. Где же ты?

А где-то на огромном континенте, прорезая километры, текла по замкнутому контуру энергия Лейфов. Текла по кругу, от сердца к сердцу, заставляя их медленно, но все-таки биться в ледяной воде.