Пламя во тьме (полный текст)

Первый же очевидный вывод, который сделал Рейстлин — в Золотой Яме совсем недавно кипела жестокая схватка. На песке, изрытом ударами хвостов и когтей, расплавленном в стекло от жара, лежали обугленные останки десятка воинов в латах. В воздухе витал стойкий запах горелой плоти, смешавшийся с железным духом пролитой крови. Обойдя арену, чародей обнаружил у выхода на трибуны еще один обожженный труп. Перевернув его на спину с помощью посоха, маг увидел лицо молодого темноволосого мужчины, искаженное предсмертной мукой. По-видимому, он пытался убежать с поля боя, но неумолимое пламя все равно его настигло. 'Внешность южного вестероссца, одет богато, однако на купца или наемника не похож, — Маджере сосредоточенно размышлял, сопоставляя известные факты. — Его сопровождала большая, хорошо вооруженная охрана. Уж не амбициозный ли это юноша, который жаждал оседлать дракона?.. — маг позволил себе краткую ухмылку. — Похоже, те, кто вознамерился жениться на Дэйнерис, живут недолго'.

Помимо человеческих останков, на арене были обгоревшие овечьи скелеты и туши с глубокими надрезами. Рейстлин подошел к окровавленному мертвому барашку, на солнцепеке уже начавшему смердеть падалью. 'Похоже на приманку — надрезы сделаны, чтобы запах мяса и крови привлек драконов. Но зачем кому-то понадобилось их приманивать? Пожалуй, для способа самоубийства это чересчур затратно'. Надев тонкие черные перчатки, чародей склонился над тушей — он спокойно отбрасывал свойственную ему брезгливость, когда того требовали обстоятельства. Рейстлин добавил каплю овечьей крови в пробирку с прозрачным зельем, и жидкость стала бледно-фиолетовой. 'Мясо отравлено. Кто-то, кажется, упоминал, что дорнийцы питают пристрастие к ядам?'

Затем чернокнижник приступил к самой опасной и сложной части исследования. Под изумленными взглядами наемников, в глазах которых подобный шаг означал ужасную смерть, он приблизился к детям Дени. Воистину, немногие красоты мира могли сравниться с великолепием молодых драконов, чью сверкающую чешую украшала прихотливая мозаика шипов и пластин. Спящий Визерион переливался на солнце, точно скульптура из зеленого льда, светло-золотая Рэйегаль лежала рядом с братом, спрятав голову под крыло. Обычно королевские чада были полны неуемной энергии, и даже во время сна малейшее движение тотчас пробуждало в них любопытство. Но сейчас при появлении Рейстлина ни Визерион, ни Рэйегаль не шелохнулись. Беспрепятственно осмотрев драконов, чародей уточнил свои предыдущие выводы: детей Дэйнерис отравили сильным усыпляющим ядом.

Теперь маг понял, что произошло в Золотой Яме — полученные сведения сложились для него в цельную картину, и картина эта была весьма тревожна. Закончив выяснения, он немедленно переместился в Великую Пирамиду, дабы донести свои выводы до сподвижников Дэйнерис.

Тем временем, доверенные лица королевы встретились в главном зале, у подножия опустевшего трона, для совещания о дальнейших шагах. Появление черного мага заставило всех в удивлении смолкнуть: зловещий силуэт бесшумно соткался перед собравшимися, точно тень, которая непостижимым образом облеклась плотью.

Тирион Ланнистер с бордовым кровоподтеком на скуле, полученным во время столкновения на арене, приветствовал Рейстлина:

— Доброго дня, магистр. Рад, что вы к нам присоединились — сейчас ваши умения, очевидно, будут весьма полезны. Вы, вероятно, знаете, что от королевы вот уже несколько часов не было вестей. Либо она питает пристрастие к воздушным ваннам в неглиже, либо ее что-то задержало в пути — может статься, серьезные неприятности.

— Я скажу вам, что за неприятности, — мрачно ответствовал маг, — ее драконов отравили.

Рейстлин вкратце поведал присутствующим о том, что узнал. Дорнийцы усыпили драконов, приманив их отравленным мясом. Рэйегаль и Визерион уснули, но на Дрогона отрава подействовала хуже — вероятно, оттого, что он самый большой из тройки. Почувствовав призыв матери, он пробудился от оцепенения, сжег врагов в Золотой Яме и полетел на выручку Дэйнерис.

— Но зачем дорнийцам такие сложности с усыплением? — Даарио нетерпеливо перебил мага. — Не вижу в этом никакого смысла — разве что их цель состояла в краже драконов.

— Какой ты догадливый, наемник — видно, не зря тебя сделали главным дознавателем, — желчно заметил Рейстлин. — Может, ты еще и объяснишь нам, куда и почему пропала королева?

Нахарис поймал строгий взгляд Барристана и, невзирая на острое желание уесть высокомерного мага, замолчал. А Маджере, меж тем, продолжил:

— Дракон, однако, успел проглотить изрядное количество яда. Когда кхалиси оказалась вне опасности, он так или иначе должен был погрузиться в сон. А значит, сейчас Дэйнерис где-то в окрестностях Миэрина вместе со спящим Дрогоном — то есть, все равно, что одна. Без охраны... и без одежды.

Тирион, выступив на шаг вперед, со всей решимостью заявил:

— Господа, вы — как хотите, а я немедленно отправляюсь ее спасать.

— Это моя работа, Полумуж, — возразил Нахарис с огоньком в глазах, — уж я-то мигом найду драконье логово.

Смерив мужчин небрежным взором, чародей сухо проронил:

— Я один управлюсь намного быстрее, — и, не теряя времени на прощание, телепортировал прочь. Маг перенесся в свои покои — чтобы отыскать Дэйнерис, ему требовалась сила Ока Дракона.

Рейстлин не ошибался в своих выводах: Дрогон, доставив королеву в безопасное место, заснул беспробудным сном. Кхалиси, растрепанная, голая, совершенно обессиленная после всего пережитого, была вынуждена коротать время в пещере, затерянной среди холмов к востоку от Миэрина. Логово дракона представляло собой грот, усеянный обугленными костями, едко пахнущий дымом и пеплом. Занятий там не находилось решительно никаких, девушке оставалось лишь ждать, пока Дрогон не очнется ото сна, или же пока за ней не придут союзники. Ожидание тянулось томительно, королева не знала, сколько минуло часов с момента ее спасения, не знала, что творится в охваченном беспорядками городе и живы ли те, кто ей дорог.

И, как если бы для Дени на сегодня было мало неприятностей, дракон страдал от яда, а это скверно влияло на всадницу. Она испытывала изнуряющую слабость, ей очень хотелось пить — горло словно бы кололи незримые песчинки. Точно в насмешку, рядом с ее пристанищем, в теснине у подножия холма, бежал прозрачный ручеек. Он заманчиво сверкал на солнце кристальными брызгами, суля измученной девушке утоление жажды, но она долго не решалась спуститься к берегу, ибо в ее положении явно не следовало отходить от дракона. Однако жажда становилась все сильнее, и, в конце концов, королева покинула пещеру ради драгоценного глотка воды. Она вышла из тенистого грота на слепящее солнце и осторожно, чая не поранить босые ноги об острый камень, двинулась вниз по склону. Зеленые волны возвышенностей, убегающих вдаль, выглядели совершенно необитаемыми, и опасения, что кто-нибудь ее заметит, значительно поубавились.

Достигнув источника, Дэйнерис жадно припала к холодной струе. Она напилась вдоволь, побрызгала водой себе на лицо и на грудь, протерла виски. Девушка посидела у бережка еще чуть-чуть, выжидая, пока противная слабость в теле хотя бы немного отступит. После краткого отдыха она поднялась, чтобы идти обратно — но вдруг ее напугал приближающийся шум голосов.

Из-за склона холма выехали несколько всадников устрашающей дикарской наружности. Простое кожаное снаряжение едва прикрывало их медные тела, черные волосы были собраны в жесткие косы, кривые аракхи, кнуты и луки служили мужчинам оружием — грубым, но беспощадно эффективным. 'Дело очень скверно, — обреченно подумала Матерь Драконов. — Это дотракийцы, которые поклялись убить меня, убить моих детей и сровнять Миэрин с землей'. Не было никакой надежды, что беда минует Дени стороной: кочевники уже заметили ее и остановили коней, с любопытством разглядывая прелестную находку. Пред дикарями предстала беззащитная красота обнаженного тела, пробудившая в них похотливую жадность. Грязные лица оскалились ухмылками, послышались гортанные восклицания и одобрительный свист. Пустив лошадей вскачь, всадники в мгновение ока окружили перепуганную девушку.

Дотракийцы эти, однако, оказались лишь первыми из несметного полчища, с коим не посчастливилось встретиться королеве. Из-за холма появились другие наездники, десятки, сотни, тысячи — воистину, орде Дрого не было числа. Шум голосов нарастал, точно рокот надвигающейся бури, земля тряслась от топота копыт, из-за поднятой пыли и едкого запаха конского пота стало невозможно дышать. Скачущие воины сливались в мелькание силуэтов, но Дени со страхом заметила среди них одного, перед которым расступались остальные. Могучий муж восседал на огромном вороном жеребце, его пояс сверкал золотыми пластинами, за широкой спиной развевалась смоляная коса, длинная, как плеть. Грозный дотракиец неторопливо объехал девушку по кругу, пристально изучая ее, оценивая, как оценивают вещи или бессловесный скот. В сознании Дэйнерис болезненно запечатлелось лицо всадника, тяжелое, скуластое, со свирепо сдвинутыми низкими бровями. 'Это сам кхал?.. Неужели догадался, кто я такая?' — предположила она, внутренне обмерев от ужаса.

Волею неудачи кхалиси оказалась одна среди враждебной орды, жаждущей ее плоти и крови — хрупкая белая фигурка, окруженная темным роем, обреченная быть растерзанной им. Участь Дени отражалась в прикованных к ней алчных взглядах дотракийцев: надругательства, зверские пытки и долгая мучительная смерть.

Именно так все и случилось бы, если бы гнетущую сцену не увидел Рейстлин Маджере сквозь Око Дракона. От зрелища сего в нем все как будто перевернулось, оборвалось и рухнуло в ледяную бездну. Однако для эмоций было неподходящее время: чародею определенно стоило поторопиться. Мысленным приказом он велел Оку отдалить наблюдаемую картину, и ему открылась панорама плоскогорья, заполоненного дотракийским воинством до самого восточного горизонта. Чернокнижник мрачно нахмурился, его золотой лоб рассекла резкая складка. Он уже нашел решение проблемы, весьма рискованное, но казавшееся наилучшим. Удостоверившись, что все необходимое для колдовства при нем, Рейстлин немедленно переместился на поляну к несчастной Дени.

При виде чародея, невесть откуда возникшего рядом с Дэйнерис, среди всадников разнеслись изумленные восклицания. Королева же испытала невыразимое облегчение, словно ее облекли в доспехи крепче драконьей чешуи и поместили в крепость неприступнее Миэрина. Пусть девушку по-прежнему окружали сотни врагов, а на ее защиту встал один лишь Рейстлин — почему-то она знала наверняка, что самое страшное уже позади. Дени вскинула на чернокнижника самоцветные глаза:

— Рейстлин... вы здесь. Я уж думала, мне конец.

Тот отрывисто сказал:

— Никто вас не тронет, кхалиси.

Боги, как же странно сейчас прозвучало привычное прозвище! Маджере, прошептав короткое заклятие, рассыпал порошок из поясной сумки. Вокруг него и девушки возникла мерцающая завеса из белых вертикальных лучей. Невзирая на эфемерную полупрозрачность, она создала надежную защиту от нападения — и очень вовремя. Огромный воин уже занес кнут, чтобы спутать королеву, но колдовская преграда остановила удар. Один из дотракийцев, выжидавших поодаль, резко крикнул что-то и выстрелил в чародея из лука. Стрела не достигла цели, увязнув наконечником в бледном сиянии. Когда же всадники попытались приблизиться к магу, кони будто бы наткнулись на невидимую стену — они зафыркали, затоптали на месте, роя копытами землю.

А Рейстлин, не обращая боле никакого внимания на врагов, начал творить заклятие. Он воздел руки к небу, и паучьи слова разнеслись в воздухе, как порывы ветра, шепчущие о рождении бури, как рокот прибоя — предвестник страшного шторма. Лошади почуяли угрозу прежде людей, они испуганно заржали, но всадники не позволили им бежать — слишком уж жарко манила их соблазнительная нагая добыча.

Чародей продолжал произносить магическую формулу — Дени с трепетом отметила, что прежде у нее на памяти он не использовал настолько длинных и, судя по всему, невероятно сложных заклинаний. Воздух задрожал от средоточия энергий: доселе незримые, они проникали в материальный мир, вызывая искры, сполохи и росчерки огня. Пламень этот разгорался от колдовской силы Рейстлина, уподобляя реальность гигантскому раскаленному горну, в котором ковалось оружие абсолютного разрушения. Черную фигуру мага объяло сияние, оно, пульсируя и закручиваясь, столбом устремилось ввысь, и небо над холмами стремительно поглотила завеса мрака.

Только сейчас королеве драконов по-настоящему открылось, кто есть Рейстлин на самом деле. Мужчина со слабым, больным телом, с сутулыми плечами, которые как будто всегда обременяла непомерная ноша, стал воплощением ужасающей мощи, несущей погибель всему живому. Дотракийцы испытали страх: над воинством раздались испуганные возгласы, и всадники торопливо направили лошадей прочь. Но для беглецов, как и для остальных недругов, оказалось слишком поздно. Своею темной магией и жестокой волей Рейстлин Маджере, поправ законы бытия, призвал поистине чудовищный катаклизм. Резким движением маг опустил руки перед собой, и последнее слово заклятия обрушило на орду всепожирающий огненный ливень.

Земля содрогнулась, от горизонта до горизонта разнесся гул, словно само мироздание тяжко застонало от боли. Ало-золотая вспышка ослепила Дэйнерис, она ощутила веянье адского жара всей кожей. С сумрачного небосвода, словно в страшных легендах о седьмой преисподней, хлынули раскаленные потоки пламени. Огонь с шипением заливал все вокруг, обращая действительность в апофеоз безумия и демонического ужаса. На глазах королевы тысячи живых существ погибали в огне, в ее ушах звучали мучительные крики умирающих, ее легкие пронизывал удушливый смрад горения и серы.

Постепенно действие заклятия сошло на нет: тьма сменилась бледным сумраком, и огненный дождь утих, обнажив картину полного опустошения. Куда бы Матерь Драконов ни обратила взор, она видела повсюду лишь серый пепел. Ручей, у которого она еще недавно утоляла жажду, испарился. Не было слышно ни насекомых, ни птиц, неестественная тишина давила на слух девушки, как давит толща воды в глубинах черного омута.

Рейстлин заплатил за ужасающее заклинание высокую цену. Гибельное пламя, что питалось от силы мага, иссушило его, обратило в истощенную тень самого себя. Когда истаяли последние огненные сполохи, его поглотило болезненное колдовское забвение. Ноги чародея подкосились, Дени, не раздумывая о приличиях, бережно поддержала его и устроила на земле. Она склонилась над Рейстлином и чуть дотронулась до пряди седых волос, выбившихся из-под бархатного капюшона. Сейчас она была не в состоянии по-настоящему осмыслить и принять все, что случилось — слишком многое ей довелось пережить за один безумный день. Но сколь бы непостижимой и страшной силой не обладал чародей, убивший за минуту десятки тысяч человек, сила эта не вызывала у Дени ни отторжения, ни боязни. Она любила черного мага, и сейчас ее очень тревожило, что он выглядит немногим лучше, чем в кошмарную ночь, когда умирал от лихорадки в Астапоре.