Надо уходить. Добраться до шатра, забиться в угол и, под охраной Лаина, отдохнуть. Пару минут — не дольше. Дольше — опасно. Тот-Кто-Внутри был полностью согласен со мной.

Только сначала...

Герольд отскакивает от меня. Я несусь сквозь толпу, помогая уйти с дороги тем, кто не догадывается сам. Прыгаю, чуть-чуть не долетаю, когтями впиваюсь в дерево, перебрасывая своё тело через перила. Двое рыцарей заслоняют от меня Артура и Селену, я убираю их с дороги, сбрасываю вниз. Это для меня десяток метров сейчас — пустяк. Они расшибаются в лепёшку.

— Я хочу получить свой приз... — рычу. Артур бледнеет, Селена прячется за его спину. В другое время я бы посочувствовала им, извинилась бы, но сейчас сил на вежливость не осталось. Приблизив окровавленную морду, я шиплю в лицо Артуру. — Так я получу свой приз? Поцелуй?

Он не отвечает, и это окончательно доводит меня. Отшвыриваю его в сторону, хватаю деву Селену, пытающуюся поставить защитный полог.

Треск рвущейся ткани. Меховая накидка летит на таящий труп главы её клана. Я разрываю её платье...

И отступаю.

Не она. Не та.

Всё зря.

Тот-Кто-Внутри ворчит что-то. Он чует опасность. Надо бежать...

Бежать...

А бок жжёт, словно кинжал всё ещё внутри, и его проворачивают, расширяя рану. Странно, всё должно было уже зарасти...

Ещё один прыжок. Я пролетаю над головами рыцарей и зрителей, сшибаю пару шатров. И бегу. Бегу сквозь белую вязкую пелену. Снег, ненадолго прекратившийся, словно бы исключительно для того, чтобы продемонстрировать собравшимся унижение девы Селены, вновь валит.

Где же он? Где шатёр Лаина?

Я не могу найти его, выбрать из десятков похожих. Замираю. Тот-Кто-Внутри воет, а я пытаюсь удержать хоть крохи контроля. Если я сейчас отключусь...

Он выбегает мне навстречу. Бежит, почти невидимый в этом белом аду. Белый...

Тот-Кто-Внутри ползёт к нему на брюхе, словно верный пёс, принесший палку и ждущий награды. Лаин хватает меня за шею и взлетает мне на спину, его плащ укрывает нас обоих.

— Беги, — шепчет он. — Давай же, Кимка. Беги!

И я бегу, не задумываясь о том, что, вообще-то, не являюсь ездовым животным. Тот-Кто-Внутри согласен нести Лаина, а мне сейчас всё равно.

Меня сейчас нет.

ГЛАВА 17

БЕСПОМОЩНОСТЬ

Очнувшись, я обнаружила, что лежу на топчане во времянке-убежище. Лаина рядом не было, лишь белый плащ, которым я была укрыта, напоминал о нём. На полу рядом лежали мои вещи, видно, Лаин успел забрать их из гостиницы. Это радует...

Я уже хотела сесть, но обнаружила, что тело меня не слушается. Точнее слушается, но плохо. Сбросив плащ, я соскользнула на пол.

Красиво сказано: "соскользнула", но вернее будет: "скатилась-шмякнулась".

Скатилась и заскребла когтями по грубо обструганным доскам пола, пуская стружки и с трудом справляясь с паникой.

Почему я не чувствую тело ниже пояса?! И почему мои руки выглядят так, словно я опять застряла между ипостасями?!

Стоп. Спокойно. Ничего страшного. Хрисы неуязвимы, почти бессмертны. Сейчас придёт Лаин, поможет мне трансформироваться, и все повреждения исчезнут.

Но почему его сейчас здесь нет?!

— Лаин! — позвала я. Попыталась позвать. Голос срывался, я сумела выговорить имя только с третьей попытки — две предыдущих закончились плачевно.

Ни шороха, ни отклика. Тишина и мёртвые с косами. И один слишком доверчивый хрис, ползущий по полу в неизвестном направлении. Вот что мне даст эта несчастная пара метров, которую я проползла?!

— Лаин! — попыталась я вновь. — Ну Лаин, хватит издеваться!

Кажется, меня бросили. Ха-ха, сколько раз меня бросали в моей идиотской жизни? Десяток раз? Сотню? Только вот ещё никогда мне не было так больно. И никогда я не мечтала о том, чтобы бросивший вернулся.

Ладно, не впервой. Справлюсь сама. Где-то в поклаже должны быть зелья, наверняка одно из них поможет — не зря же я таскаю с собой лишний груз. Просто не могут не помочь.

Только бы добраться до вещей, суметь найти их...

Пять минут, которые я отвела себе на то, чтобы добраться до вещей, превратились в час. По крайней мере, мне так показалось. Никогда бы не подумала, что это так сложно, передвигаться, волоча за собой отказавшие ноги. Да ещё и в глазах потемнело; я несколько раз отключалась, а когда приходила в себя, вещи были так же недосягаемы, как и раньше.

По щекам текли слёзы, злые и колючие. Резко пульсировала вновь открывшаяся кинжальная рана. Я подтянула себя всего на метр, оставляя на полу кровавую полосу и пытаясь сдержаться. Не завыть от отчаяния и беспомощности. Не обращать внимания на безумный страх.

Страх умереть так. Я не боюсь умереть больно — я боюсь умереть ни за что, сдохнуть, словно собака с перебитыми лапами. Меня пугает то, что я не могу сопротивляться.

В той жизни, которую я когда-то считала реальной, я была труслива и нерешительна. Уже позже, придя в Дрим, я научилась бороться. Я научилась держаться. Падать и вставать. Пусть для этого мне нужен был костыль, нужен был якорь — человек, которому я была хоть чуть-чуть нужна. И я ни за что не позволю себе умереть от какой-то незначительной раны.

Сжав зубы, я ползла. Впивалась когтями в податливое дерево и ползла.

— Кимка! Какого...?!

Он ворвался во времянку, принеся с собой запах крови и снега. Ворвался и бросился ко мне, подхватывая под мышки, поднимая непослушное хозяйке тело, не обращая внимания на то, что мои когти раздирают ему спину.

Он дотащил меня до лежака и с трудом уложил. Я всё порывалась свалиться, ползти, бормотала, что мне нужны мои мази и я их возьму, чего бы мне это ни стоило.

— Тихо, тихо... — он морщился, но терпел, хотя я так и не разжала руки, продолжая раздирать его спину. Он почти лежал на мне, придавливал к лежаку. Никогда бы не подумала, что он может столько весить, словно бетонная плита. Или мне кажется? — Тише, сейчас я дам тебе твои мази... Всё хорошо, мы всё поправим. Это просто маленькая неприятность. Не смертельно...

А ещё Лаин не умел врать, что нетипично для его коллег. Он успокаивал меня, доказывал, что всё будет хорошо, а в глазах стыл ужас. По-моему, в какой-то момент он едва не решил меня добить. Чтобы не мучилась и не мучила его. Но что-то его остановило. И он продолжал бормотать слова, в которые сам не верил...

Он сидел на полу, держа спину неестественно прямо и отстранённо наблюдая, как я перебираю своими неуклюжими руками баночки и пакетики. Не то, не то, нет, нет и нет.

— Ты не найдёшь там ничего, что может помочь, — напряженно произнёс он и вздрогнул, словно от удара. Глупо. Даже если бы я хотела его ударить, не дотянулась бы. К тому же, я всегда уважала способность говорить правду, какой бы страшной она ни была.

— Что со мной? — С этого вопроса надо было начинать, но паника — не лучший советчик.

— Ты видела, чем Ястреб тебя ударил? — спросил он.

— Какой-то артовый кинжал, изогнутый, напоминающий коготь.

— Не просто напоминающий, — Лаин нахмурился, — а самый настоящий коготь. Коготь хриса. Только им или жалом можно убить хриса. Я... Я не понимаю, как ты ещё можешь быть жива. Ты, как должно, застряла между ипостасями, но, как рассказывал мне Первый, ты и часа не должна была прожить с такой раной. И... залечить её невозможно.

— И ты ушёл, чтобы не видеть мой конец... Да ладно, не прячь глаза, я понимаю. Я бы и сама, наверное, ушла. Но, раз уж не умерла, то Первый ошибался или просто не рассказал тебе всего. Я не чувствую себя умирающей, уж извини...

— Но ты... — он многозначительно покосился на мои ноги. — Кимка, я не хочу врать, в этот раз на меня рассчитывать не стоит. Медицина варов тебе не поможет, магия тоже. Хрисы же, даже если знают что-то, не скажут. И я не могу оставаться с тобой. Нужно отправляться дальше. Если слуги Королевы найдут мою племянницу раньше, то всё окажется напрасным.

— На твоём месте я поступила бы так же.

Или не поступила. Не могу утверждать точно. Кого бы я выбрала: товарища, спасшего мне жизнь, или незнакомую мне и заранее не вызывающую никаких добрых чувств Наследницу? Дилемма.

— Ты поступила бы так же, — он кивнул и встал.

Дальнейший наш разговор никак не касался моего самочувствия, Лаин старался вообще на меня не смотреть. Он потребовал у меня оставшийся список кандидатов в Наследницы, расспрашивал, что я знаю о них. Я же, сохраняя на лице невозмутимую маску, выкладывала без утайки. И тоже на него не смотрела.

Хуже мне, вопреки всем опасениям Лаина, не становилось. Лучше тоже. Что ж... Вопреки всему, что я делаю и говорю, лучше я останусь такой, но живой, чем умру.

По крайней мере, у меня есть время и возможность бороться. Я не верю, что полученную в Дриме рану нельзя залечить. Даже если её нанесли оружием, вытянутым из Алларии, даже если кто-то там когда-то сказал, что лекарства нет.

Я не верю в безысходность. Ведь даже если ты попал в желудок, у тебя остаётся целых два выхода.

Лаин навесил на времянку все мыслимые и немыслимые пологи. Смотавшись куда-то телепортом, он принёс корзину еды. Сначала он хотел перенести меня в другое место, туда, где обо мне могли бы позаботиться, но я отвергла эту идею. Пусть Ястреб уверен, что я мертва, но и кроме него есть у меня враги. Та же Никка. Уж лучше я останусь тут, в глуши сектора Артура, где меня никто не догадается искать. А лекари, на которых тонко намекал Лаин, по его же словам, помочь не в состоянии.

Потом он ушёл, хлопнув на прощание скрипучей хлипкой дверью и оставив после себя запах крови и карамели.

Я поудобней пристроила голову на принесённой им подушке и закрыла глаза.

Надо подумать.

Надо поспать, а потом уже подумать. Теперь мне некуда торопиться.

Это было седьмое в череде покушений на правящую семью. Заговорщики были схвачены, допрошены лично главой тайной службы, но ничего действительно важного от них узнать не удалось. Это были мелкие сошки, наёмники, которым передали заказ через посредника. Посредника нашли с перерезанным горлом; даже единственный в Алларии специалист по магии смерти ничем помочь не смог — кто-то провёл над трупом ритуал очищения.

Впервые в жизни я испытывал стыд. За то, что дал себя провести, за то, что опоздал. Я ведь должен был присутствовать на совете: единственный не входящий в него, но имеющий допуск. Но я не пошёл, решил не тревожить душу, не встречаться с Принцессой. Сегодня её лишат права наследования, я уверен. Присутствовать при этом — выше моих сил.

Членов совета перебили мгновенно. Тронный зал был защищён от любого вида магии и входить с оружием дозволено не было. Лишь члены правящей семьи носили на поясе ритуальные шпаги.

Кто мог подумать, что заговорщики проникнут в святая святых дворца через тайный ход, известный лишь Королю и его близким? Кто мог поверить, что главу тайной службы можно обмануть, заставить отослать всех людей на поиски мифического мага-террориста и отправиться за ним самому?

Но кто знал, что совет начнётся чуть позже и заговорщики ворвутся в разгар дебатов, когда судьба Принцессы ещё не будет решена? Кто кроме меня знал, что Король, королева и принц носят эвакуаторы, которые при активации переправляют владельца в одно из убежищ, скрытых в горах?

Я ворвался в зал, снеся двери с петель и едва не задохнулся.

Кровь везде. Серебряная кровь варов. Та кровь, которую мой далёкий предок считал нектаром богов и пил словно вино из драгоценного кубка, инкрустированного мерцающими самоцветами.

И девушка, залитая этой кровью с ног до головы, заслоняющая собой младшего из принцев, незаконного отпрыска Короля, признанного им лишь месяц назад и не охраняемого так строго, как его сводный брат.

А ей ведь всего четырнадцать. И пусть вары выдают своих дочерей замуж, едва они достигают зрелости, и по их меркам она — совершеннолетняя, но для меня, разменявшего семнадцатый десяток, она — дитя. И это дитя родители бросили, оставили на смерть вместе с нежеланным подкидышем-ублюдком.

Иногда мне хочется уничтожить род варов. За такие вот гнусности.

А ещё чаще мне хочется согласиться с мнением оппозиции. Гнилая ветвь пришла к власти.

Но даже гнилая ветвь может породить здоровый плод. Такой, как эта девочка. Глупый избалованный ребёнок, поющий странные песни, не вылезающий из сновидений молодого мира и тщательно скрывающий своё настоящее лицо.

Я ошибался, когда считал её не способной на убийство. О, как я ошибался. Она не убьёт ради власти, она не отнимет жизнь из мести или злости. Но то, что ей дорого, она будет защищать с яростью обезумевшего хриса. Как защищала этого мальчишку, которого, в сущности, почти не знала, но в котором текла родная кровь.

Она тяжело дышит, мальчишка рыдает, а я стою, и за спиной моей толкутся стражники и мои родичи.

Принцесса разжимает сведённые судорогой пальцы и шпага выпадает из них. Тихий звон звучит громом в этой гнетущей тишине. Я колеблюсь...

А потом шагаю к ней, и шагают за мною вары и хрисы.

— Слава Наследнице! — гремит мой голос, и я склоняю голову пред той, кто однажды взойдёт на трон Алларии. Я сделал свой выбор и уничтожу всё, что встанет на её пути.

— Слава Наследнице! — неуверенно повторяет кто-то, а за ним ещё и ещё... — Да здравствует Наследница Ярь!

Просыпаюсь я с трудом: глаза закрываются, дрема не желает отступать. Не хочется возвращаться в относительно реальный мир из пустоты, заполняющей мои сны. На мгновение я решаю, что всё произошедшее — сон, что сейчас в дверь влетит Лаин и вызверится, что я сплю, когда нам надо идти.

На мгновение. Потом я вспоминаю, что мне никогда не снятся сны.

Тело всё так же оказывается меня слушаться, но, по крайней мере, ничего не болит, я просто не чувствую ног. Странное ощущение, но всё-таки не боль.

Корзина с едой стоит на втором лежаке. Я выпутываюсь из оставленного Лаином одеяла, пахнущего табаком и жженым сахаром, и пытаюсь решить, как добраться до неё. Потом хлопаю себя по лбу, вспоминая, что пологи скроют любую магию, даже авторские заклинания.

— Да уж, Кимка, совсем плоха ты стала!

Взмах, короткое слово, и корзина зависает около лежака. Меня затопило небывалое облегчение. Я ещё могу побороться, даже если тело подвело, моя магия со мной. Я справлюсь. Я выживу.

Папка с рисунками, Книга — стоит пожелать, и они подлетают ко мне. Чуть больше маны требуется на то, чтобы подняться. Я не иду — лечу. Ноги висят мёртвым грузом. Это не левитация, я передвигаюсь с помощью магии. Какая разница, корзина или тело? Главное здесь — концентрация. Стоит на миг ослабить контроль, и я упаду. Долго так я не протяну: маны не хватит, но на то, чтобы переместиться ко второму лежаку и сесть, опираясь спиной и вытянув непослушные ноги, потребовалось меньше минуты.

Сменить повязку некому, пришлось самой разматывать бинты и, досадуя на неловкие, изуродованные руки, накладывать мазь и перевязываться чистым полотном.