Но все-таки больше он рассчитывал на возвращение прежнего руководства. Такая преданность может показаться странной, но мы не зря уточняли, что всю работу своей Системы, все коронные управляющие операции господин Нариа замкнул на себя. Он сам был живым ключом к работоспособности колоссальной машины.
Когда остановилась его карета, он просто вышел из нее, поднялся по пяти ступенькам, отворил дверь родной конторы и вошел.
Ровно через четыре минуты все полицейское управление узнало: Сам вернулся.
И кто-то раздосадованно, но тихо-тихо саданул кулаком по столу, а кто-то вздохнул с облегчением. Все-таки хорошо, когда власть не меняется, господа...
Его личный кабинет, разумеется, был заперт, но даже не опечатан. Массивные дубовые двери покоились недвижно и очень надежно, а маленький филигранный ключик он первым делом уронил в дыру отхожего места в своей камере. Пусть так, хоть какая-то гарантия, что в святая святых не влезут те, кто ничего святого не знает. А вот теперь придется брать собственный кабинет штурмом, что наверняка является очередной шуточкой Судьбы.
Господин Нариа вздохнул и приказал принести лом...
После торжественного взлома личного кабинета, продолжавшегося двадцать минут кряду, Кеш-га наконец смог попасть внутрь. Дорогие и мощные двери были испорчены безвозвратно, но что поделать: этот замок, создававшийся в единственном экземпляре по его личному заказу, не смог бы открыть никакой самый профессиональный вор. Господин Нариа мимоходом приказал заменить двери и врезать новый замок. Который все равно придется вскорости менять...
Мановением руки услал подальше всех, кто принимал участие во взломе, приказав доставить себе последние сводки, поступившие за прошедшие три дня, и растопить небольшую баньку, находившуюся во внутреннем дворе. Его приказания были выполнены с какой-то шебутливой поспешностью. Плотно прикрыв искореженные створки и задвинув бязевую занавесочку, он приоткрыл дверцу тайника — из уважения к господину Нариа не будем уточнять, где находившегося — и передвинул на нужные деления рычажки кодового замка, который считал шедевром и венцом прогресса. Он действительно был таковым, этот замок делал тот же мастер, что и замок на дверях кабинета, уникум в своем роде. Этот замок не имел даже цифровых обозначений, и поэтому требовал величайшей точности в обращении. Приходилось очень точно запоминать нужные позиции рычажков, а ошибка в четверть пальца могла не только не открыть его, но застопорить намертво. Чрезвычайно необходимая вещь для незаменимого даже с точки зрения королевы начальника полиции.
Бумаги, которые он вытащил из тайника, заставили его погрузиться в размышления на ближайшие два часа. В самый раз, пока не раскочегарится банька.
Странные дела творились в разных частях благословенного Таварра...
Первое сообщение о загадочной смерти девушки-мещанки из западной провинции Эс-Керт-Маас он получил еще полтора месяца назад, в числе прочих сводок, поданных его осведомителями, в разделе "Непонятные происшествия". Дело и вправду выходило странное, но состава преступления в нем тем не менее не усматривалось. В окружном городе Эураат градские обыватели заметили вдруг странное поведение юной девицы Эльхен, восемнадцати лет отроду, которая шла-шла себе по улице, потом вдруг споткнулась, сбилась с шага и упала. Что произошло дальше, свидетели описать затруднялись. Вроде как, поднявшись, девушка сделала несколько неуверенных шагов, громко проговорила какую-то тарабарщину на непонятном языке, потом у нее подкосились ноги, а когда подбежал народ, девчонка уже не дышала. Тело осмотрел врач, заключивший, что никакими болезнями юная девица Эльхен не страдала, отравлена ядом не была, и ни что извне не могло ее убить. Просто остановилось сердце. Несчастный случай, а что до странностей...
"Перед смертью люди еще не то вытворяют", — сказал врач. Собрал свою сумку с инструментами и уехал на медицинской карете.
Само по себе, конечно, это странное происшествие не означало ничего, но дело было в том, что имелись еще похожие...
Вот, извольте. В окружном городе Рит — смерть молодой дворянки, двадцати двух лет, причем в первую брачную ночь. Не иначе, как от страсти, тем более что имеются показания неутешного новобрачного, утверждавшего, что его возлюбленная вела себя вначале неопытно и неумело, как и подобает невинной девушке, а потом как-то так его, любимого мужа, обняла, что: "Сердце мое вначале взлетело ввысь, а потом ухнуло вниз, а дальше она стала вытворять такое-е!" — взято из показаний незадачливого муженька. Гораздо больше, по словам следователя, удивленного, чем испуганного и убитого горем. Вдобавок зафиксировано было, что безумная ночь любви продолжалась несколько часов кряду, и по ее окончании бедолага рухнул на жену почти замертво, и только утром обнаружил, что спит, ужас-то какой, на мертвой любимой...
Состава преступления обнаружено не было. Следов насильственной смерти на теле девушки не нашлось, если не считать многочисленных свидетельств страсти любовника. Во всяком случае, полицейский врач вынес заключение, что ее не душили и не били, и следов какого-либо яда тоже не обнаружилось. Выходило, что у нее действительно от бурной страсти просто остановилось сердце.
Дело закрыли.
Далее. В управляющем городе Тирен, что находится на Эс-Марте, похожее происшествие произошло с семнадцатилетней дочерью храмовника. Девушка просто не проснулась поутру, и ее смерть в течение долгого времени родные простодушно принимали за глубокий сон. Отец — сам настоятель местного Собора Храма Господа, полчаса скандалил у тамошнего уважаемого дьюка полиции, требуя раскрыть преступление, и не желая слушать никаких возражений. А возражения были вполне логичные — ну, уснула и не проснулась, так что же мы можем поделать? Не в нашей это дело компетенции, батюшка, помолитесь лучше за свою доченьку... Разъяренный настоятель предал анафеме полицейского начальника, и донесение, по сути, являлось попросту жалобой недалекого уважаемого дьюка на самоуправство некоторых храмовых чинов. Господин Нариа даже ненадолго улыбнулся, читая эту бумагу...
Остальные два случая не представляли интереса для детального изучения. Все то же самое — непонятные смертельные случаи, произошедшие с девушками из разных концов страны, разных сословий, из семей разного достатка. Все жертвы были здоровы (у одной только обнаружился насморк), все умерли от внезапной остановки сердца, причем никаких предпосылок к этому не было, если не считать дворянки из Рита. Никакого шока, никакого стресса, никакого насилия. Ничего противоестественного, кроме одного: самой смерти.
Люди не умирают в расцвете лет просто так, сами по себе.
Интерес к этому делу у полицейского появился после третьего случая, с дочерью священника. Первое донесение попало к нему на стол случайно, оттого, что свежезавербованный осведомитель из Эураата очень желал отличиться и изо всех сил бомбардировал начальство "архиважнейшими" сведениями. В данном случае он непрозрачно намекал, что полицейский эдир Эс-Керт-Мааса не справляется со своими обязанностями, и девицы, мол, уже мрут на его земле, как мухи. А эдир и в ус не дует, чтоб распутать такое таинственное дело, так, значит, плох эдир! Дальнейшие намеки пересказывать не представляется нужным...
Второй случай ему рассказал как анекдот старый знакомый, полицейский уважаемый дьюк Рита. Посмеялись тогда вместе, но червоточинка в душе у господина Нариа появилась. Вскорости он попросил, точнее, приказал своему знакомому прислать ему все бумаги по этому делу. Лично проверил их все и понял, что не понимает ничего.
Когда появилось третье донесение, он взял дело под личный контроль, затребовав все сведения об умершей девушке. По его приказу лучшие местные врачи проверили покойницу и установили диагноз: здорова идеально. Так здорова, что могла бы жить, если б не была столь бесповоротно мертва... Сердце девушки не было разорвано, следов удушения не нашлось, не говоря уже о каких-то травмах, ранах или уколах.
"— Может быть, царапина отравленным лезвием?
— Нет. Не существует известных ядов, убивающих человека так. Она не мучилась и не страдала, не было даже агонии. Она просто умерла.
— Удушение подушкой?
— Тоже нет. Она лежала, как спящая, и умерла во сне.
— Может быть, голод? От него умирают во сне.
— Вы думаете, родители ее не кормили? Исключено. Желудок содержал остатки обильного ужина. Мы проверили — никаких отравляющих веществ.
— Может быть, это инсценировка? Кто-то убил ее, и уложил тело в позу, имитирующую сон?
— Следов борьбы нет, окно было заперто, дом и двор охраняются. Следов кратковременного присутствия посторонних людей в ее комнате также нет. Она была одна.
— Может быть... Э-э-э... Какие-то душевные переживания? Кстати, как у нее с невинностью?
— Наличествует. Девственная плева не повреждена.
— Расспросили родителей, подруг, знакомых? Жених у нее был? Друзья мужского пола? Может быть, явные недруги?
— Ничего подозрительного. Врагов не имела, воспитывалась в умеренной строгости, друзей — мужчин тоже нет. Помолвлена с пяти лет с сыном барона Ийстрата. Свадьба должна была состояться через четыре месяца. Отношения с женихом были отличные, ни о каких ссорах, проблемах, скандалах не известно.
— Что сейчас делает жених?
— В трауре. Чуть не застрелился из отцовского арбалета. Мотивировал тем, что не хочет больше жить.
— Ничего, переживет... Как его отец?
— Волнуется за сына.
— Он желал этого брака?
— Идеальный союз во всех отношениях. У жениха — дворянство, у невесты — деньги. И взаимная любовь.
— То есть?..
— Этого брака хотели все. Тут следов не найдешь.
— Но ведь где-то же они должны быть!
— Почему вы так уверены в этом?
— Хорошо, ваше общее заключение?
— Естественная смерть.
— В таком возрасте?
— Мало ли... Врожденный порок сердца. Его не определишь, а смерть могла наступить в любой момент. Так и произошло.
— Именно это записано как результат повторной экспертизы.
— Да, это официальное мнение врачебного консилиума.
— А неофициальное?
— А неофициального просто нет..."
Господин Нариа кинул обратно в тайник стенограмму разговора своего личного порученца с местным следователем, курировавшим это дело. Желая отличиться, начальник окружного управления бросил на это дело лучшие силы, но ничего, что могло бы позволить приблизиться к разгадке, на свет Божий так и не появилось. Нелепая случайность. Видимо, девчонку решил взять себе Эссалон, ведь только ему решать, когда кому приходит срок...
К такому выводу пришло провинциальное расследование. Преданный анафеме уважаемый дьюк насмерть поссорился с настоятелем Храма, который никак не хотел признавать очевидных, по мнению полиции, вещей и все упрямо чего-то требовал. Чего, если верить донесениям, он и сам объяснить не мог. Выкрики убитого горем отца, как положено, были прилежно зафиксированы стенографистом, и копии их тоже лежали в тайнике у господина Нариа. Он задумчиво перелистнул их.
Если верить этим записям, настоятель Храма был убежден, что его дочь убили. И он даже знал, кто... Но вот именно этим сведениям поверить не было никакой возможности.
Отец утверждал, что несчастную убила какая-то "девушка-ночь".
Что он увидел во сне битву Ночи и Дня, и Ночь победила в ней, заставив День отступить. Священник был в абсолютно неадекватном состоянии, все кричал, что началась война, а его дочь — первая жертва этой войны. Что надо обращаться за помощью к эссам, что только истинная вера может спасти тела и души, что еще не все потеряно, но скоро, совсем скоро будет поздно. Уважаемый дьюк решил, что бедолага помешался от горя, и имел глупость так ему и сообщить в лицо. За что, собственно говоря, и получил моментальное проклятие.
Несчастного родителя осмотрели "врачи душевных болезней", и нашли, что он все-таки вменяем, прописав какие-то успокаивающие травки. На том следствие и кончилось.
Дело официально было закрыто.
При всем желании придраться ни к чему оказалось невозможно.
Три расследованных и закрытых дела, еще два не настолько интересных открытых, по которым он назначил провести расследование, но был почти уверен, что оно ни к чему не приведет. Полученной информации хватало для интуитивного анализа. Господин Нариа уже понял, что нечто или некто не оставляет следов. Иных следов, кроме абсолютно естественной смерти...
Да, совершенно естественной. Порок сердца. Тут ничего не сделаешь и никого не накажешь. Да, в конце концов, у него, главного блюстителя порядка всей страны, больше дел нет, как только лично заниматься какой-то ерундой! При дворе хватает интриг, над головой кирпичом на карнизе навис свежевыдуманный королевой пост министра полиции и ее обещание добавить ему ответственности, а его волнуют судьбы каких-то там девушек! Умерли — и шут с ними, эти дела по всем статьям не в его компетенции. Вопросами жизни и смерти пусть занимаются храмовники...
Господин Нариа просматривал бумаги раз за разом, все больше раздражаясь. Он относился к числу тех людей, которых выводит из себя не поддающаяся решению загадка, неподконтрольная тайна, чужая игра с тенью под собственным носом. А именно такую игру он чуял нюхом Кеш-ги во всей череде этих странных смертей. Которые мысленно уже называл убийствами.
Интуиция, выработанная за долгие двадцать лет и не раз в прямом смысле спасавшая ему жизнь, упрямо не давала убрать бумаги под сукно. Долдонила, твердила, убеждала, уверяла его в одном — что все это, вместе, образует систему. Пять смертей — звенья одной цепи.
Пять убийств — и ни одной зацепки.
Пять слишком гладких убийств, слишком правильных смертельных случаев, слишком простых, понятных, логичных. Порок сердца. И там, и тут, и здесь, и везде один и тот же диагноз — порок сердца.
У пяти молодых девушек, примерно одного возраста — плюс-минус пять лет, разных сословий, разных внешних данных... Не все из них были девственницами, не все — даже красавицами, но все могли умереть в любой момент, а выбрали почему-то именно этот. Все случаи произошли за полтора последних месяца.
Прямо эпидемия какая-то, господа! Ну разве так бывает?
Нет, не верил господин Нариа. Не бывает.
Не бывало еще такого, чтоб интуиция его обманывала.
А значит, как ни крути, а это систематичность...
От бесполезного думанья над нерешаемой в принципе задачкой — слишком мало исходных данных — и, признаться, от легкого голода голова пошла кругом. Как раз сообщили о том, что банька истопилась. Он приказал приготовить легкий обед и принести себе новый мундир в предбанник, с наслаждением избавившись от изрядно провонявшего старого. Да и волосы вымыть не помешало бы... Пока господин Нариа совершал омовение, как раз поступила свежая информация.
Доклад ему, отдохнувшему и почти полному сил, читал один из молодых офицеров, между прочим, присутствовавший в том самом месте в ту памятную ночь. На вернувшегося начальника он глядел, как на диво дивное, в одно мгновение преисполнившись к нему не только уважения по долгу службы, но и какого-то боязливо-восхищенного пиетета. Кеш-га, неожиданно арестованный, а потом столь же неожиданно освобожденный и восстановленный в должности, теперь вызывал тихие шепотки за собственной спиной — как? Арестован? За что? Не по Уставу! Освобожден? Вернулся на прежнюю должность? Да иди ты! А что бы, господа, все это значило?
