Плохая война

Но они успели. Перед арбалетчиками на тропу выскочили полтора десятка швейцарцев с алебардами. Если подумать, то у арбалетчика против алебардьера в рукопашной шансов нет. Короткий меч и, возможно, баклер, против оружия, всего один удар которого гарантированно лишит не отягощающего себя доспехами стрелка возможности продолжать бой, если не убьет сразу. Но это в случае, если под рукой не окажется заряженного арбалета, а после залпа по рыцарям оружие-то как раз у всех было перезаряжено.

Обычно арбалет носят за спиной, в том числе и убегая, но во взведенном виде, с болтом на тетиве, ничего не остается, кроме как держать его в руках перед собой. Поэтому, когда перед итальянцами появились враги, Джузеппе крикнул:

— Подбеги поближе, стреляй в упор!

Не успел он закончить фразу, как дистанция сократилась до того самого"поближе" и все шестеро почти одновременно выстрелили. Промахнуться с такого расстояния невозможно, а пехотные доспехи, даже если бы они были у алебардьеров, все равно арбалетный болт не держат, даже и не в упор.

Марио, бежавший первым, бросил разряженный арбалет в лицо ближайшему врагу, правой рукой выхватил меч из ножен. Левой оттолкнул оседающего наземь алебардьера, которому болт вошел в грудь по самое оперенье, и тут же воткнул свой клинок в живот следующему швейцарцу. Брошенный Марио арбалет дезориентировал врага, которого тут же заколол Джузеппе. Джузеппе в свою очередь бросил свой арбалет в солдата, замахнувшегося на Марио, солдат рефлекторно отбил летящий в него предмет алебардой, и Марио длинным выпадом поразил его в горло.

Прорвавшись через строй и уложив при этом в рукопашной четырех из девяти уцелевших после залпа врагов, Марио и Джузеппе оглянулись и обнаружили, что их товарищам повезло не в пример меньше. Один сцепился со швейцарцем и покатился вместе с ним по земле, другой, бежавший сзади, развернулся и бросился обратно, трое оставшихся алебардьеров рванулись за ним. Марио подскочил к борющимся и рубанул швейцарца по голове. Трое врагов легко настигли пытавшегося убежать итальянца, один из них ткнул его своим оружием в бедро, двое других добили падающего.

— Трое на трое. У нас есть шансы — выдохнул опьяненный маленькой победой Марио.

— Нет, бежим — хватая воздух, прохрипел Джузеппе.

По тропе, с той стороны, откуда они вышли, раздался топот бегущих солдат.

Последний участок до укрепления удалось преодолеть без потерь. На баррикаде их уже ждали, вывернувших из-за последнего поворота шедших буквально по пятам преследователей осыпали болтами и пулями. Но, уже перелезая на свою сторону, арбалетчики попали под ответный огонь. Шустрый Марио первым плюхнулся к своим, по наспиннику Джузеппе вскользь чиркнула пуля, а третий товарищ, ограничивший защиту торса нагрудником, получил сразу два ранения в спину, и, когда его всё-таки втянули, был уже мертв.

Ни сами стрелки, ни единственный свидетель залпа по рыцарям Себастьян не знали, какие поражения им удалось нанести вражеским полководцам.

Бурмайер был тяжело ранен, но всё-таки жив. Единственное серьёзное повреждение — рана в бедро, рыцарю предстояло умереть в ближайшие полчаса от потери крови, или, если кровь остановят, то чуть позже от гангрены. Задача осложнялась тем, что надо было ещё и извлечь из ноги вошедший до оперения арбалетный болт. Честно говоря, рана для Средневековья смертельная, и пациент более нуждался в исповеднике и плотнике, а не врачебных услугах. Максимум, на что он мог рассчитывать — в здравом уме и трезвой памяти продиктовать завещание, исповедаться и получить отпущение грехов. Но это при условии, что будет применено какое-нибудь болеутоляющее средство.

Полевой доктор, точнее оказавшийся поблизости один из солдат, умеющих оказывать первую помощь (в мирной жизни — ветеринар без образования) организовал с парой солдат перевязку и транспортировку раненого. Перевязочный материал в сумке "доктора" был частично потрачен, частично вымазан в грязи после падения с крыши какого-то сарая. Кровь попытались остановить какими-то бумагами из спрятанной под кирасой сумки рыцаря. Покойнику они бы все равно не понадобились, а читать никто из санитаров не умел.

Зато герцог был убит наповал метким выстрелом Марио, пробившим шлем на виске почти под прямым углом.

Пока итальянцы отступали, а коновалы пытались помочь Бурмайеру, Бык, во время погони оказавшийся в северной части города, двигался на шум, которого было вполне достаточно. При падении с лестницу он сильно ушибся и порезал голень своим же мечом. Кое-как остановив кровь, Бык зашел в ближайший дом в поисках перевязочного материала. Обрезал чулок по верхнему краю ботинка, отодрал от раны кусок сукна, оставшийся на голени. Со знанием дела промыл рану из попавшегося на глаза прикрытого крышкой ведра с водой. Перевязочный материал нашелся в большом сундуке с постельным бельем. Из куска простыни получилась замечательная повязка. Заодно оказалось, что простыни в этом сундуке из тонкого дорогого полотна. Толстяк сложил пачку простыней на скатерть, связал углы скатерти крест-накрест. Уходя, засунул в получившийся мешок ещё пару более-менее ценных предметов. Ориентацию в городе он потерял во время погони, поэтому решил не искать обратный путь, а выходить на звуки битвы.

По пути он столкнулся с парой отступающих итальянцев. Бросив тюк, швейцарец быстрым выпадом ударил ближнего противника навершием меча в лоб, тот отскочил назад, но хитрый булочник резко выбросил вперед обе руки, одновременно разжав пальцы. Тяжелый меч, пролетев ещё два фута, врезался навершием итальянцу между глаз. Второй итальянец попытался зарубить безоружного Быка, но опытный боец легко перехватил его руку, сделал подсечку и упал коленями на живот поверженному противнику. К мешку трофеев добавилась почти новая аркебуза первого и пояс второго с кинжалом и кошельком.

В узком проходе между каменными стенами колюще-рубящий меч Себастьяна имел заметное преимущество перед алебардами и короткими клинками швейцарцев. К тому же перед ним была бездоспешная и неопытная молодежь. Рыцарь отступал, аккуратно выводя из строя врагов одного за другим, тратя на каждого не более двух ударов. У кого-то разрублена кисть руки, кто-то получил укол в лицо, кто-то зажимает кровоточащую рану на бедре — раны, исключающие активные действия.

Когда против него осталось всего трое сильно нервничавших пехотинцев, Себастьян уже дошел спиной вперед до маленького дворика, которым заканчивался тупик. Со всех сторон дворик был окружен домами, но в одном месте просвет в пару футов между стенами был закрыт деревянным забором. Неожиданно из забора вылетели несколько досок, выбитые сильными ударами с той стороны, а в дырку с трудом пролез весьма странный человек в доспехе.

Кондотьер чуть развернулся на шум и, стараясь не терять из виду пехотинцев, удивленно смерил взглядом появившуюся из недр города фигуру. Новый противник не слишком походил на великого воина — ростом не вышел, да и солидное брюшко указывало на сугубо мирный образ жизни. Трехчетвертной доспех выглядел на толстяке лоскутным, потому что разные его части заметно отличались качеством работы, состоянием и временем изготовления. Дорогая рыцарская кираса не сходилась на том месте, где могла бы быть талия, а между нагрудником и наспинником виднелись круглые бока. На кирасе в свое время оставили следы несколько пуль, но было ни одной пробоины, что указывало на высокое качество металла и работы. Добротный бургиньот тоже вполне рыцарский, только забрало снято, а на куполе шлема красовалась большая неровная заплатка производства провинциального кузнеца. Латные руки — пехотная дешёвка, вроде тех, которые сотнями клепают для всей Европы в Инсбруке или Милане, но перчатки не стыдно бы было одеть и благородному герру. В левой руке заточенный до середины двуручный меч в старой ржавчине и свежей крови, правая поддерживала на плече мешок, свернутый из скатерти, и почти новую аркебузу. Кроме собственного пояса из грубой кожи, на талии кое-как завязан ещё один, щегольской итальянский. Правая нога голая по колено, голень пересекала широкая толстая повязка. На лице светилась добрая довольная улыбка, что сильно контрастировало с мрачным выражением лиц молодых бойцов.

— Здравствуйте, дядюшка Бык! — радостно закричал стоящий первым невысокий паренек.

— Здравствуйте, детишки, — со спокойным добродушием ответил прибывший.

Вторым наступал пастух Ганс, который с той самой, выданной ещё Патером алебардой с начала штурма шел в непочетных задних рядах. Стрелки на крышах не посчитали такую рвань интересной мишенью. Приказ вдесятером добить одного рыцаря он встретил с энтузиазмом, но сейчас энтузиазм уже ушел, остался только страх. Товарища, стоявшего рядом с мечом в руках, Ганс боялся больше, чем рыцаря. Стоит только раз струсить, и тебя убьют свои же, а струсить был очень серьезный повод.

Появившегося, откуда не ждали, Быка он встретил с облегчением, но, решив не подать вида, выразился:

— Мы тут сражаемся, а ты, старый толстяк, уже мародерствуешь!

Бык молча ответил непристойным жестом. Потом аккуратно положил на землю трофеи, перехватил меч обоими руками и, припадая на правую ногу, двинулся к Себастьяну. Поединок не занял и полминуты — несмотря на все мастерство итальянца, Бык прорвался в ближний бой, повалил противника и добил новоприобретенным кинжалом. Не сходя с места, бросил в попавшуюся под руку на одном из поясов сумочку снятые с покойника перстень и цепь с медальоном. Добрая улыбка пропала только тогда, когда, проходя мимо убитых Себастьяном швейцарцев, отец семейства неожиданно узнал в одном из покойников своего сына.

Йорг, услышав сигнал, грамотно организовал отступление согласно собственному плану и не потерял ни одного человека из последних пяти, доживших до сигнала. Рибадекин быстро прицепили к передку, моментально запрягли лошадь и настолько быстро, насколько это было возможно на узких улицах Швайнштадта, двинулись кружным путем к резиденции де Круа.

Маршрут, выбранный для отступления, учитывал последовательность взятия швейцарцами под контроль разных частей города, в связи с чем сильно отличался от кратчайшего. Поэтому команда артиллеристов встретила на своем пути не всю армию противника и даже не форхут, а всего полтора десятка солдат. Дойдя до ратушной площади, швейцарцы послали разведчиков во все стороны, чтобы определиться, где еще есть враги.

Первый из них замахнулся алебардой, но неожиданно остановил удар.

— Йорг, ты?

— Клаус? Вот так встреча!

Через секунду на замешкавшегося Клауса обрушились удары от соратников, посчитавших его диалог с неприятелем верным признаком трусости и предательства. Задержка дорого обошлась захватчикам, артиллеристы дали залп из пары аркебуз и, выхватив мечи, бросились в атаку. В узкой улице города швейцарцам не удалось использовать свое численное преимущество, но их все же было слишком много. К тому моменту, когда с одной стороны на ногах остался один Йорг, с другой стороны против него стояли четверо.

Но старикан оказался очень непрост. Сорок лет боевого опыта это очень много, тем более, что никто из противников не мог похвастаться и пятью. Первый был убит броском кинжала. Пройдя между вторым и третьим, при этом быстро парировав все их удары, Йорг легко заколол коротким тесаком четвертого, даже не успевшего понять надвигавшуюся опасность. Далее последовали два четких приема, на мостовую упали ещё двое убитых. Путь свободен.

18. Глава. Отцы и дети.

Город захвачен. Середина дня. Немногочисленные защитники всё-таки смогли отступить на последний рубеж.

Гарнизон города выполнил свое обещание не трогать ратушу и ближайшие городские постройки, а бургомистр и горожане выполнили поставленное условие — укрепить рубежи обороны у дома де Круа. Осажденный объект находился в центре почти квадратного двора, окруженного по периметру вспомогательными постройками. Собственно дом состоял из двух очень разных строений — древней четырехэтажной башни с окнами-бойницами и недавно пристроенного к ней более молодого двухэтажного крыла с дверями и окнами пошире. Новое крыло в свое время не достроили, кроме голых стен там ничего не было. В башне высокое крыльцо вело сразу на второй, господский, этаж, на первом этаже располагалась кухня с отдельным входом, из нее вели спуски в продуктовый и винный погреба, на втором был один большой зал, он же столовая, на третьем — несколько комнат для прислуги, на четвертом — спальни хозяев. Под крышей площадка с бойницами во все стороны. На уровне второго этажа из башни вел проход в новое крыло.

В огороженный постройками двор можно было попасть или по парадному въезду с площади, или по заднему с северной улицы. Сейчас оба проезда перегородили серьезными заграждениями из камня, кирпича и бревен, на которые пошли почти все нашедшиеся в городе запасы стройматериалов. Застройка и рельеф местности вокруг не располагали к штурму с лестницами через крыши хозяйственных построек, тем более, что этих лестниц просто не было, и в существующих условиях делать их никто не собирался.

Перед штурмом фон Хансберг оставил своих стрелков в окнах и на крышах, а почти всю пехоту отправил на баррикады. Отступить в дом никогда не поздно, и еще остается возможность оставить новое крыло и отойти в башню. Кроме того, неизвестно, начнется ли вообще штурм, поскольку у гарнизона остались ещё неплохие резервы, и новая атака чревата неоправданными потерями. В дверях башни, выходивших на въезды, установили оставшуюся артиллерию, привезенный Йоргом рибадекин — в сторону площади, итальянскую пушку — в сторону улицы. По замыслу Йорга, пушки должны были прикрыть солдат при неизбежном отступлении от баррикад к дому. Маршруты отступления предполагали использование дверей в новом крыле, чтобы не перекрывать линию стрельбы. Орудия поставили внутри башни так, чтобы перевалившим через баррикады швейцарцам они были не видны.

В новом крыле почти весь первый этаж оказался занят под стройматериалы, часть которых была использована для постройки баррикад. Местами лежали заготовки для оконных рам, сохло дерево для лестниц и перегородок. На втором этаже были сложены личные вещи солдат, там же укрывались солдатские жены и невоенный обозный персонал, не оставивший город на время сражения. У окон заняли позиции аркебузиры и арбалетчики.

То, что получилось, могло выдержать пару суток обороны от противника, не отягощенного осадной техникой. Во всяком случае, потери нападающих значительно превзошли бы потери осажденных, что уже должно было заставить врагов задуматься — а стоит ли тратить жизни своих людей в обмен на то, что скрыто за этими стенами. А за стенами не было ничего ценного, во всяком случае, ничего ценного для швейцарцев. Рыцарь мог бы взять в плен находящихся там благородных особ и получить выкуп, куда больший, чем общая стоимость положенной под стенами пехоты по четыре гульдена за голову. Но герцог убит, а Бурмайер при смерти, швейцарцы же пленных принципиально не брали. Не говоря уже о том, что старенькие родители закаленного в войнах солдата будут не в пример более рады сыну, вернувшемуся домой пусть небогатым, но живым, чем соседу, принесшему причитающуюся им долю выкупа, честно поделенного на тысячу человек.