Слова Эстина Млиско выдернули его из мира грез.
— Дауге, — вполголоса, но слышно для стоявшего в двух шагах Эргемара попросил он. — Спросите, пожалуйста, нашего хозяина, что случилось. Я чувствую его напряжение. Что-то не в порядке.
— Бон Де Гра говорит, что двое кронтов не вернулись из леса, — коротко сообщил Дауге, выслушав ответ. — Это не является чем-то необычным, разведчики часто ночуют в лесу. Но сегодня серебряная ночь, они должны были вернуться еще до темноты.
— А разве здесь водятся опасные звери? — не выдержала тоже навострившая уши Териа.
— Звери — нет. Но здесь может появиться кое-кто поопаснее, на двух ногах и с четырьмя руками. Бон Де Гра приказал активировать ловушки.
— Какие ловушки? — с интересом спросила Териа.
Дауге внимательно выслушал ответ.
— Бон Де Гра спрашивает, обращал ли кто-то внимание на паутинки, протянутые между деревьями там, где за поселком начинается лес.
— Я обращала! — тихонько воскликнула Териа. — Но они высоко висят, я не достала.
— Это хорошо, что ты не достала, — сказал Дауге. — Иначе ты бы могла остаться без пальцев. Это не паутина, а специальная нить... тмуанафлири... не знаю, как по-баргандски... Очень-очень тонкая, очень прочная. Наткнешься — можешь сильно порезаться. Эти нити протянуты как раз на высоте горла ангаха. А когда они активированы, они вибрируют, сами все перерезают. И работают как сигнализация.
— Ой! — Териа поежилась.
— Ангахи, — пробормотал Млиско. — Только их тут здесь не хватало. Неужели...
— Бон Де Гра просит вас не думать о возможных неприятностях, которые, может, и не произойдут, — передал Дауге. — Давайте будем смотреть дальше. Скоро должно начаться самое главное.
Музыка, между тем, становилась все быстрее, все зажигательнее. Женщины кружились в танце, не останавливаясь ни на секунду. Серебряные ленты развевались в воздухе, уже ничего не скрывая. Внезапно этот стремительный полет прекратился. Заиграла снова та самая ритмичная мелодия, с которой начался праздник. Женщины начали в такт музыке хлопать в ладоши, переступая с ноги на ногу и переводя дух. Внезапно Тья Рин Кай выбежала из круга и встала перед Терией, протягивая ей руку.
— Иди, это приглашение. Танцевать с ними, — сказал по-баргандски Бон Де Гра, улыбаясь, как все кронты, одними губами.
Покраснев — это было заметно даже при лунном свете, Териа приняла руку Тья Рин Кай и вместе с ней вбежала в круг. Затем еще одна кротнка пригласила Хенну, еще одна — Эрну Канну, еще одна — Тихи. Круг расширился, немного потеснив толпу мужчин, в него вливались новые филитки. Вот, тряхнув светлыми волосами, присоединилась к женщинам Элльи, за ней — Санни, потом кто-то еще... На площадке образовались два круга — внутренний женский и пошире, с размытыми неровными очертаниями, мужской. Кронты начали ритмично хлопать в ладоши, филиты присоединились к ним.
Мелодия снова поменялась. Теперь это было что-то более быстрое, но такое же ритмичное, с периодическими всплесками и позвякиваниями. Внутренний круг снова задвигался, кронтки задавали темп, медленно кружась и вместе вскидывая руки, филитки подражали им, сначала несмело и не в лад, потом все более уверенно.
Темп нарастал, и вдруг из круга снова выбежала Тья Рин Кай. Остановившись перед Бон Де Гра, она протянула ему руку. Он принял ее, и так рука об руку они вошли в центр круга. Кто-то поблизости выкрикнул что-то залихватское, вызвав целый шквал хлопков ладонями и приветственных криков.
Бон Де Гра поднял в ответ руку и встал перед Тья Рин Кай на одно колено. Она подняла его и закружилась с ним в танце. Внутренний круг распался. Кронтки начали выбирать себе партнеров, их примеру последовали и филитки. Началась веселая суматоха.
— Драйден, идем танцевать!
Перед Эргемаром стояла немного смущенно улыбающаяся Териа, протягивая ему руку. Эргемар принял ее и побежал вслед за ней в круг, где уже не меньше двух дюжин пар танцевали кто во что горазд под ритмичную мелодию. Как ни странно, места хватало всем. Кружась в танце, Эргемар видел то Бон Де Гра с Тья Рин Кай, то Млиско с Эрной, то Хенну с Дауге, то Элльи, вытащившую в круг Дилера Дакселя, а потом была только Териа... И чувство праздника, который, наконец, пришел на их улицу.
Танцевали уже все. И парами, и небольшими группами, в центре которых неизменно оказывалась кронтка или филитка. А луна, серебряная луна, смотрела на них с небес. И лишь глубоко за полночь, когда она спряталась в листве деревьев, окружавших поселок, музыка смолкла, и даже самые стойкие разошлись по домам, парами и по одиночке.
Драйден Эргемар и Териа покинули праздник в числе последних. Веселые, радостные и совсем-совсем не уставшие, они шли рука об руку, смеясь и болтая ни о чем и обо всем сразу. Так, вместе, они вошли в дом, но перед лестницей, ведущей на второй этаж, Териа вдруг остановилась.
— Драйден, ты не будешь смеяться? — смущенно спросила она. — Я вдруг вспомнила про ангахов в лесу, и мне стало страшно. Вдруг они нападут на нас?
— Тери, никаких ангахов может и не быть, — мягко произнес Эргемар, обнимая ее. — А если тебе страшно, я могу взять оружие.
— Возьми...
Чувствуя себя немножко глупо, Эргемар сбегал в свою комнату за иглометом. Териа ждала его, стоя на нижней ступеньке лестницы.
— Так лучше?
— Да, — Териа обняла и поцеловала его. — А теперь пойдем...
— И ничего не бойся, — добавил Эргемар, поднимаясь вслед за ней на второй этаж. — Мы дома, и с нами ничего не случится. Не в лесу же...
— Стин, ты всегда вооружаешься до зубов, когда тебя приглашают на романтичную прогулку в лес? — засмеялась Эрна Канну.
Эстин Млиско, улыбнувшись в ответ, поправил за спиной ремень штурмового ружья.
— Привычка, не обращай внимания. Кстати, может, сегодня проведем ночь в более комфортных условиях?
— И с чего ты вдруг стал таким изнеженным? — Эрна ухватила его за руку и притянула к себе. — То сам вытаскиваешь меня на полянку — мол, та кровать скрипит, другая — слишком узкая, приучил, так сказать, девушку к полевым условиям, а теперь на попятную?! Мне, действительно, нужно с тобой поговорить, подальше от лишних ушей. Идем?
— Идем, — Млиско покорно принял от Эрны скатанное в рулон покрывало из маскировочной ткани. — Только на всякий случай возьми пистолет, ладно?
— Ладно, — Эрна озабоченно посмотрела на него. — Давай сюда... Только т-с-с, тихо!... Пойдем потихоньку, тут, похоже, еще один серьезный разговор намечается. Ох, окрутит командира эта белобрысая!...
— Скажи, я тебе не нравлюсь? — спросила Эллью, в упор глядя на Дилера Дакселя.
Даксель тихо вздохнул.
— Ты очень красивая девушка, — сказал он мягко. — И мне приятно на тебя смотреть...
— Тогда что же тебе мешает? Я тебя выбрала, я хочу быть с тобой. Почему ты мне отказываешь?
— Вообще-то, я уже, так сказать, занят, — осторожно заметил Даксель. — У меня есть жена, которую я очень люблю, и двое детей.
— Но они там, а мы — здесь, — Элльи не собиралась уступать. — И ты раньше не хранил ей верность, я знаю!
Даксель снова вздохнул.
— Тогда были особые обстоятельства, — сказал он без особой надежды на успех. — Смесь камеры смертников с борделем. Там очень трудно было удержаться.
— А разве сейчас не такие же обстоятельства? Не известно, что с нами будет через неделю, будем ли мы вообще живы? А сегодня серебряная ночь, ночь любви! Я хочу, чтобы ты любил меня!
— Тебе же будет не достаточно одной ночи, — усмехнулся Даксель. — Ты хочешь иметь всего меня, всего целиком. Но это невозможно.
— Почему невозможно?! — повысила голос Эллью. — Твоей жены здесь нет, и никогда не будет!
— Почему невозможно? — грустно переспросил Даксель.
И в самом деле, почему красивая молодая девушка, которая сама бросается ему на шею, не вызывает у него ничего, кроме опасливого отторжения?
— Ты еще не очень хорошо понимаешь баргандский, но попробуй меня понять, — сказал он. — И, пожалуйста, не обижайся, если я буду говорить тебе неприятные вещи. Ты очень молода, я старше тебя почти вдвое. Мы принадлежим к разным поколениям...
— Это ничего не значит! — надула губки Эллью. — Ты совсем не старый. Мой отец женился на моей матери, когда ему было сорок лет, а ей — восемнадцать. А мне уже исполнилось девятнадцать!
— Нет, дело не в этом. Просто ты еще не понимаешь, что значит — быть моей спутницей. Люди мне доверяют, они признали меня своим вожаком. Это означает, что я должен постоянно заниматься их проблемами, быть готовым, что в любую минуту ко мне может обратиться кто-нибудь, кому нужна помощь, совет или хотя бы участие. Это большая ответственность, и она изматывает. Моя женщина должна разделить со мной эти заботы, взять на себя часть этого груза, примириться с тем, что ей придется делить меня с другими людьми, которые тоже будут требовать моего внимания. Ты готова к этому? Наверное, нет. Ты красива, молода, ты хочешь, чтобы тебе было весело, ты любишь, когда тебе угождают, и злишься, когда что-то идет не по-твоему. Ты ведь захочешь командовать и мной, таков твой характер, и с этим ничего не поделаешь. А я не могу этого позволить. Чтобы руководить людьми, нужно, чтобы тебя уважали, а какое может быть уважение, если я начну прыгать вокруг тебя, как твои поклонники?! Я могу попробовать заставить тебя измениться, но зачем? Я не хочу этого. Ты должна сама вырасти и понять, что красота — это еще не самое главное, что любят не за то, что находится снаружи, а за то, что внутри.
— Дилер, я понимаю, что ты считаешь меня слишком маленькой, но я вырасту, я буду ждать! Обещай мне, что, если мы не вернемся на Филлину, ты тоже подождешь меня!
— Элльи, давай вернемся к этому вопросу, когда станет ясно, вернемся мы или нет, — с облегчением сказал Даксель.
— Хорошо, но у меня есть к тебе одна просьба, — Элльи сделала шажок, подойдя к нему почти вплотную. — Сегодня ночь любви, и я хочу, чтобы ты стал моим первым мужчиной. У меня еще никого не было, и я не хочу никого, кроме тебя!
Даксель поперхнулся. Несколько секунд он мучительно выбирал, что хуже — согласиться или оставить своенравную и капризную девицу разгневанной и разочарованной, но природа, как говорится, взяла свое.
— Выполнить такую просьбу — большая честь для любого мужчины. Но, прошу тебя, только не надо претендовать на что-то большее!
— ...Я ни на что не претендую, — устало сказала Эрна Канну, машинально водя пальцем по гладкой коре дерева. — Я знаю, что у тебя там осталась невеста. Просто мне кажется, что наши с тобой отношения переросли во что-то... большее, и я хочу, чтобы между нами не осталось никаких недомолвок.
— Знаешь, а я уже очень давно не вспоминал Лику, — со странной усмешкой произнес Млиско. Он сидел на стволе поваленного дерева, держа ружье между ногами. — Мы были с ней всего-то три месяца. Познакомились на каких-то любительских соревнованиях по стрельбе, где она меня обставила по всем статьям. Вот я, наверное, поэтому и втрескался в нее по уши, а когда она быстренько повела дело к свадьбе, мне что-то и захотелось дать задний ход. Как же, я свободный наемник, вольная птица, и вдруг так попался. Вот и пошел я в Тороканские ворота. Вернулся оттуда, думаю, ну, теперь, судьба, а оно вот как повернуло... Как в какой-то другой жизни было... Я в... старые времена тоже много чего оставил позади. И ее, наверное, тоже...
— И меня? Когда-нибудь?
— Не знаю, — Млиско пожал плечами. — Наверное, нет. Мы с тобой много пережили вместе. Раньше у меня не было такой близости. Ни с кем.
— Тогда ты должен знать. Видишь ли, Эстин, я преступница.
— А я вообще убийца.
— Ты солдат. А у солдата есть чужие и есть свои. А преступники, они — нелюди, для них все чужие.
Млиско поднял голову, но в темноте был виден только ее силуэт.
— Ты же не сидела, — сказал он.
— Нет. Нас взяли перед самой войной. Мы занимались аферами с недвижимостью. Отбирали обманом дома, квартиры, чаще всего у одиноких стариков, и перепродавали. Нескольким... помогли умереть. Я не делала это сама, но на мне тоже кровь. Я была подонком, бесчувственной стервой, нелюдью. Мне было не больно.
— Тогда ты сильно изменилась, — заметил Млиско.
— Я бежала из тюрьмы во время бомбежки. Мне повезло, разрушило стены, а я совсем не пострадала. Судили нас в Тамо, и далеко убежать мне не удалось. Наскочила прямо на пришельцев. Вначале попала в рабочую бригаду и стала всех там строить: мол, кто они, а кто я. Одной бабе непокорной руку сломала... Вот меня и отправили... в тот гадюшник. Я оттуда живой выбраться и не чаяла, половину нашей группы на опыты позабирали... и все... И там меня как пробило: жизнь заканчивается, а что хорошего я сделала?! Полсотни солдат с передовой вынесла, это да, это мне зачтется. А что дальше?! Детей не завела, семьи не завела, со всякими подонками якшалась... Жить сильно хотела, и не как бы там, а хорошо жить, весело... И кто я теперь?! Вот тогда и стала я оттаивать, а здесь, может, и человеком стала...
— Стала, — кивнул Млиско. Он подошел к Эрне и приобнял ее за плечи. — Ты хороший человек, поверь мне. Просто каждый из нас носит с собой свое прошлое. И у меня хватает всякого такого, что стыдно и страшно вспоминать. Но у меня было. И у тебя было. Надо только сказать, что это было с другим тобой, с прошлым. Сейчас мы иные, не такие как раньше. И надо жить сегодня — так, как ты должен жить.
— Я не хочу возвращаться, — тихо сказала Эрна. — Даже если меня считают там мертвой... Все равно... Шарахаться от всякого стука в дверь... Вдруг придет полиция... или старые дружки... Эстин, давай останемся здесь. И обними меня покрепче, я хочу забыть...
— Погоди, — Млиско вдруг посерьезнел. В руках у него словно само собой появилось ружье, тихо щелкнул предохранитель. — Эрна, присядь здесь, пусть дерево защищает твою спину. Я чувствую, кажется, поблизости кто-то есть...
— Я чувствую, словно мы одни во всем свете, — Териа счастливо прижалась к Эргемару. — Спасибо тебе!
— За что же спасибо? — смущенно спросил Эргемар, гладя ее волосы.
— За то, что ты такой! Ты чуткий, нежный... Скажи, ты долго тренировался?!
— Это врожденное! — Эргемар притянул ее еще поближе к себе. — К тому же, с тобой и тренировок не нужно.
— Да-а?! — Териа приподнялась на локтях, взглянув на него сверху вниз. — А я бы как раз не отказалась еще потренироваться!
— Прямо сейчас?! — деловито спросил Эргемар.
— Нет, давай сначала немного передохнем, — засмеялась Териа. — Тебе, кстати, не холодно?
— Нет. А тебе дует? Если хочешь, я закрою окно.
— Не надо. Хотя подожди... Ты ничего не слышал?
— А что я должен был услышать? — немного насторожился Эргемар.
— Какой-то звук. Откуда-то из-за окна. Снизу. Ты слышишь?
— Нет...
Эргемар прислушался, и ему показалось, что снаружи, действительно, доносится какой-то звук — странное тихое шуршание и поскребывание, сопровождаемое негромким сопением. Обеспокоенный, Эргемар встал с постели, но не успел сделать и шага. Приоткрытое окно вдруг с негромким скрипом распахнулось во всю ширь, и из ночной темноты появился огромный косматый ком совсем уже непроглядной тьмы. В мгновение ока он перевалился через подоконник и встал во весь свой огромный рост. Наверху, под самым потолком, вспыхнули красноватым светом злобно горящие глаза, а под ними тускло сверкнул широкий клинок, зажатый в одной из четырех мощных рук. Широко раскрылась пасть, испустив короткое злое рычание.
