Когда завтра настанет вновь

Последние звуки истаяли в воздухе — и я поняла, что финальные такты допевала в одиночестве.

Когда Питер медленно отнял руку от струн, мятные отблески в его широко раскрытых глазах были странно недоверчивыми. Будто только что он впервые меня увидел. Рок сидела, замерев, забыв выпустить из уголка губ коктейльную трубочку.

Ох, не стоило мне пить...

— Простите. — Я смущённо вцепилась пальцами в край столешницы. — Настолько ужасно, да?

Баньши наконец открыла рот, позволив трубочке перекатиться на другую сторону стакана.

— И кто тебе сказал, — спокойно уточнила Рок, — что ты не умеешь петь?

Она это серьёзно?

— Ну, мама говорила, что у меня вообще нет слуха, — я издала неловкий, извиняющийся смешок. — Я-то себя со стороны не слышу.

— Знаешь, а я до сих пор ещё удивлялась, что же тебе передалось от отца-тилвита, раз внешне ты от него ничего не переняла. Теперь поняла. Голос, вот что. Чарующий голос фейри.

Издевается она надо мной, что ли?

— Что за чушь, — раздражённо выпалила я. — Зачем бы маме мне врать?

— Вот это интересный вопрос, — потянувшись за гитарным чехлом, медленно произнёс Питер. — Но факт остаётся фактом. У тебя потрясающий голос, Лайз. Простому смертному никогда так не спеть. И я не знаю, зачем твоя мать тебе лгала.

— Разве что по какой-то причине желала отбить у Лайзы охоту показывать свой талант, — раздался позади меня голос Эша. — Во всяком случае, я для себя это так объяснил.

Я оглянулась на брата — и вскочила.

Он стоял у входа в кухню, прислонившись плечом к косяку. За его спиной можно было увидеть открытую дверь гостиной и полумрак, царивший в покинутой нами комнате. Пустой.

Всё же пустой...

В ответ на мою реакцию Эш удивлённо вскинул бровь:

— Лайз?

— Нет... нет, ничего, — моргнув, я потянулась за стаканом, чтобы залпом допить оставшийся коктейль. — Ладно, ребят, давайте расходиться. Завтра ответственный день.

В конце концов, если бы фейри и правда оказался здесь, он бы наверняка в очередной раз отчитал нас, почему мы ещё не в Фарге.

Так что, видимо, мне просто почудилось, будто я различила в полумраке гостиной отблеск знакомых серебряных волос.

Мне выделили уютную мансардную спаленку на втором этаже. Судя по аскетизму обстановки, именно здесь когда-то была спальня самого Питера; во всяком случае, на стене висели поблекшие плакаты киберспортивных команд, а не пыльные блюдечки с котятами, как в той комнате, куда положили Эша. Мы с Питером, вызвавшимся помочь мне привести спальню в жилой вид, сняли чехлы с кровати, тумбочки рядом, комода и письменного стола — вот и всё скромное убранство.

— Совсем забыл, — спохватился Питер, когда мы совместными усилиями заправили узкую кровать. — Я заходил в лекарскую лавку... вот. — Сунув руку в задний карман джинсов, он протянул мне круглую металлическую коробочку: в таких обычно продавали всяческие крема. — Купил тебе, а то ты наверняка синяки набила, когда тебя эта тварь на парковке швырнула.

— О! Спасибо. — Я опустилась на кровать, со странной нежностью думая, что Питер снова угадал мои нужды прежде, чем я о них объявила. Открутила холодную крышечку — мазь пахла магнолией; окунула кончик пальца, растёрла на коже. Текстура лёгкая, водянистая, и впитывается хорошо... скорее даже не мазь, а бальзам. Отлично, не люблю жирные крема. — Да, затылок болит.

— Позволишь помочь?

— Помочь?..

— Натирать собственный затылок не особо удобно, — заметил Питер, зажигая пыльный ночник над кроватью. — Давай помогу.

Поразмыслив, я отодвинулась в сторону, чтобы он мог сесть рядом. Забравшись на кровать с ногами, стянула резинку с волос и повернулась к Питеру спиной. Ласковые пальцы коснулись головы, раздвигая длинные пряди, — и деликатное прикосновение к коже заставило меня зашипеть от боли.

— Да у тебя тут приличная ссадина. — Изучив мой бедный затылок, Питер отобрал у меня коробочку с бальзамом. — Ничего, мне сказали, за ночь всё пройдёт. Только голову с утра придётся вымыть...

Я сидела, прикрыв глаза, пока он нежными, осторожными движениями втирал ароматную мазь в мою кожу, скользя пальцами сквозь волосы, умеряя боль приятным холодком.

— Ну вот, как-то так. Больше нигде не ушиблась? Тебя здорово по асфальту прокатило.

— М...

Я вздрогнула, когда он осторожно ощупал моё плечо — не столько от неожиданной боли, сколько от самой неожиданности.

— Ага. Синяк, как я и думал. Ты этим плечом в мобиль врезалась.

...а потом — оцепенела, когда, прижавшись к моей спине, Питер на ощупь расстегнул верхнюю пуговицу моей рубашки.

— Питер, что ты...

— Тише, моя прекрасная дама, — у него почти получилось скрыть вкрадчивость и лёгкую насмешку за удивлением. — Хочу подлатать твои раны, что же ещё?

Я не шевелилась, пока он медленно, словно дразнясь, стягивал с моего плеча короткий рукав рубашки и кружевную бретельку под ним. Не шевелилась, пока горячие пальцы убирали в сторону непослушные волосы и лёгкими скользящими движениями втирали бальзам в плечо, ближе к лопатке. Хотя, наверное, стоило бы отобрать у него мазь и, вежливо отказавшись от его услуг, отправить восвояси.

С другой стороны...

— Вот и всё, — Питер склонился к моему обнажённому плечу, так, что горячий шёпот коснулся кожи. — До свадьбы заживёт.

Он мог бы дотронуться губами, но коснулся одним лишь шёпотом. И это завораживало, путало мысли, сводило с ума — больше, чем самая откровенная ласка.

Это всё ром, наверное. Поэтому мне так жарко. Поэтому я дрожу, хотя в комнате совсем не холодно. Поэтому я поворачиваюсь к нему — почти помимо воли. Казалось, кто-то просто потянул меня за ниточку, и вдруг его глаза оказываются так близко, что, кажется, я вот-вот упаду в тёмную бездну его зрачков. Питер проводит кончиками пальцев по моей щеке, прослеживая линию скул — его рука пьянит магнолиевой сладостью; спускается к приоткрытым губам, будто ждёт, что я поймаю его палец, потом к шее, неторопливо скользя по коже — туда, где бьётся пульс. Магнолия... прекрасный, редкостной красоты белоснежный яд, сладкая благоухающая смерть...

Когда мы встречаемся губами, я даже не понимаю, кто из нас не выдержал, первым подавшись вперёд.

Его поцелуй требовательный и нежный, он кружит голову и сжигает все точки опоры, он заставил бы меня упасть, если бы меня не держали так крепко. Питер так близко, что горит кожа и темнеет в глазах, и мои руки почти невольно обвивают его шею, притягивая ближе, ещё...

Звук резко распахнутой двери заставил меня ощутить себя героиней анекдотов. Только вместо ревнивого мужа, невовремя вернувшегося с работы, на пороге стоял Эш: воплощение правосудия, явившееся даровать грешнику и развратнику Питеру Джекевэю долгую и мучительную смерть в очищающем огне.

— Малыш, — мягко произнёс Питер, выпустив меня из рук и позволив отпрянуть к стене, — тебя стучаться не учили?

Так. Я — взрослая девушка, достигшая возраста согласия. Питер — взрослый молодой человек, который ради меня ввязался в крайне опасное приключение, что намекает на серьёзность его намерений. Мы нравимся друг другу и имеем полное право делать куда большее, чем просто невинные поцелуи.

Тогда почему я чувствую себя так, будто нас застукали на месте особо тяжкого преступления?

— Учили. — Спокойствие в голосе Эша пугало куда больше, чем если бы он кричал. — Старик, нужно поговорить. С глазу на глаз. Не возражаешь?

Прежде чем неторопливо подняться с кровати, Питер коротко поцеловал мой висок, шепнув в волосы "спокойной ночи".

Наверное, с минуту я смотрела на закрывшуюся за ними дверь. Не выдержав, на цыпочках подкралась к ней — тихо-тихо, молясь, чтобы не скрипнули половицы или дверные петли, выскользнув в коридор. Если б мне можно было активировать печать без риска быть обнаруженной стражей, мне не нужно было бы унижаться до банального подслушивания под дверью; но пропустить этот разговор я не могла.

Приглушённые голоса донеслись из-за двери в комнату Эша. Звукоизоляция была отличной, и чтобы различать слова, мне пришлось приникнуть ухом к прохладному дереву.

— ...не пойми неправильно, я не то чтобы совсем против, — в отповеди брата звенели хрусталинки льда. — Но если ты заставишь мою сестру страдать, я тебя из-под земли достану.

— Малыш, если однажды ты соберёшься меня убить, вспомни о том, что в тюрьме тебе не понравится, — голос Питера резал холодком иронии. — С чего ты взял, что я хочу причинить Лайзе боль?

— Просто видел таких, как ты. Обычно вас интересует не качество той юбки, под которую вы намереваетесь залезть, а их количество.

— Честно говоря, когда-то так оно и было. Давно, — слова Питера окрасила печаль. — До Лайзы я почти не встречал людей, которые способны противиться моему дару. Но когда самые вкусные пирожные сами падают тебе в руки, рано или поздно тебя начинает от них тошнить.

— И не потому ли ты так пристал к Лайзе? Потому что она не поддалась твоим чарам?

— Потому. Но не из спортивного интереса, малыш, — странный звук: будто отодвинули стул. — Тебе повезло, что ты не знал, каково это — быть одному. Совсем. И чувствовать, что даже старые друзья любят магию в тебе, а не тебя самого, что уж говорить о девушках. Я просто хочу чего-то... настоящего. Любой человек имеет на это право. И Лайза может мне это дать.

Эш помолчал.

— Знаешь, когда мы только встретились, у меня от тебя зубы сводило, — наконец произнёс брат. — Я думал, ты обычный смазливый красавчик, самолюбивый и сладкий, только в довесок искатель приключений на задницу. Видимо, дох со скуки за прилавком в своём провинциальном городишке, вот и решил обольстить красивую девчонку и заодно поразвлечься. Что не помешает тебе бросить нас, как только ты поймёшь, в какой серьёзный переплёт ввязался.

— Спасибо за честность. Но теперь, видимо, не думаешь?

— Нет. Ты же нас не бросил. И хотя ты порядочный пижон и чудесно прикидываешься женским идеалом, за всем этим есть что-то большее. Ты не настолько хорош, каким хочешь казаться, но... ты убил ради неё. Без раздумий. Потом жалел, но в тот миг не колебался. И я не знаю никого, у кого хватило бы на это духу. — Эш помолчал. — Я даже не знаю, хватило бы духу у меня самого.

Ощутив на себе чей-то взгляд, я медленно отодвинулась от двери. Повернувшись, увидела Роксэйн: баньши стояла у лестницы и, когда я её заметила, качнула головой с лукавым осуждением.

— Серьёзный разговор? — шёпотом спросила она, кивнув на дверь.

Я не ответила. Только улыбнулась, прежде чем тихо прокрасться обратно в комнату.

И то, что случилось в этой комнате несколько минут назад, определённо привносило в кошмар, которым обернулась моя жизнь, немного радужных тонов.

* * *

Утро началось довольно приятно: с поцелуя Питера, который зашёл меня разбудить. Лёгкого, почти невесомого прикосновения губ к губам, но я сплю чутко.

— Доброе утро. — Когда я открыла глаза, Питер ласково погладил меня по растрёпанным волосам. Он не стал раскрывать шторы — видимо, чтобы не слепить меня ярким солнцем, пробивавшимся даже сквозь них. — Пора вставать, моя прекрасная дама. Уже час дня, да и чай остынет.

— А как же завтрак в постель? — блаженно жмурясь, шутливо спросила я.

— Когда останемся в этом доме вдвоём — в первый же день. Но пока, боюсь, твой брат не оценит всей красоты этого жеста, так что придётся тебе спуститься на кухню.

Он вёл себя так тепло и естественно, без малейшей робости или неудобства, будто мы встречаемся уже не первый год. И, что самое интересное, мною владело схожее чувство.

— Кстати, о брате. Как прошёл вчерашний серьёзный разговор? — схитрила я.

Питер внимательно взглянул на меня сверху вниз.

— Что-то мне подсказывает, что ты и так знаешь. Иначе бы ты волновалась, а я вижу только, что ты довольна, как кошка, разбившая пузырёк с кошачьей мятой.

— Вот и связывайся с эмпатами. Как будто сам не такой.

В ответ Питер лишь коротко коснулся ладонью моей щеки, — даже не думая скрывать улыбки.

Чай всё-таки успел остыть: мне пришлось ещё заглянуть в душ, смыть с волос остатки бальзама — оба синяка, к слову, исчезли без следа. Впрочем, мне снова налили горячего, так что в итоге я осталась не в обиде. Чай сопровождали тосты с джемом и, как и положено в Лугнасад, черничный пирог. Ягоды традиционно собирали в последнее воскресенье июля, и это был прощальный урожай лета и первый — будущей осени.

Когда я заговорила о поездке за компонентами для ритуала, Эш молча выложил на стол ключи от мобиля.

— Я убрал проверку отпечатка пальца, — добавил брат. — Езжайте.

— Подожди, а ты?

— Вы и без меня справитесь.

— Я тоже пас, — добавила Рок, отхлебнув кофе из маленькой чашечки. — Наконец-то смогу погулять по городу. Праздник, как-никак.

Судя по хитрющему взгляду баньши, она прекрасно поняла, что её своднические услуги больше не требуются.

— Как хотите, — ответила я так равнодушно, как только могла.

Так, ясно. Не сговариваясь, эта парочка вступила в преступный сговор с целью предоставить нам с Питером побольше времени наедине.

И не сказать, чтобы я была сильно против.

День Лугнасада выдался чудесным: солнечным, слегка ветреным, тёплым, но не жарким. В воздухе звенел гомон разговоров и музыки — отзвуки праздника. Даже жаль, что нельзя слиться с весёлой толпой, а придётся поскорей спрятаться от неё в мобиль.

Вернее, спрятать нас от неё.

За руль, естественно, сел Питер. Он уверенно повёз меня куда-то сквозь лабиринт улочек, разукрашенных пёстрыми флагами, бумажными гирляндами и пучками хлебных колосьев. Я же, отобрав у него графон, искала в сети нужную книгу: когда-то я уже интересовалась, как можно призвать богов, поэтому приблизительно помнила ритуал, но вот список всех ингредиентов, конечно, назвать не могла.

— Ого, — наконец обнаружив на одном сайте отсканированные страницы старого талмуда, я присвистнула. — Хорошо, что я с собой побольше денег прихватила.

— Что, всё так плохо?

— Ну, насколько я знаю, десять грамм толчёного рога единорога стоят около ста гинэ. А мне нужно будет пятьдесят, и это только один ингредиент из пятнадцати.

— Это же всё-таки бог, как-никак, — резонно заметил Питер. — Логично, что его вызов обойдётся дорого. Во всех смыслах.

Я нащупала в кармане ветровки кожаный кошель с монетами:

— Деньги не проблема. Главное, чтобы все эти штучки нашлись в местных магазинах. Город не самый крупный, и наверняка ассортимент в лавках...

— Просто нужно места знать, — весело откликнулся Питер. — А если вспомнишь, кем я работал в Мулене...

— То ты эти места знаешь. Будем надеяться.

Первой посетили лавочку почти у самой набережной. Взяв мой кошелёк и графон, в котором можно было подсмотреть список компонентов, Питер пошёл в магазин; сквозь широкое стекло двери я видела, как он сговаривается с продавцом — седовласым темнокожим брауни, достававшим Питеру едва ли до пояса. Впрочем, толстенькие бородатые коротышки-брауни обычно держались с таким апломбом, что попробовал бы кто-нибудь сказать, будто они ниже своих рослых собеседников. Мимо мобиля струилась пёстрая толпа, и то тут, то там мне бросались в глаза браслеты из черники: в Лугнасад молодые люди издавна повязывали на запястье приглянувшейся девушки нитку с нанизанной на неё ягодами, таким образом признаваясь в любви. Из окна мобиля было видно и морскую синеву под дымчатым небом, и просторную площадь набережной, окружённой белым парапетом, и огромный костёр на этой площади, пока не запаленный, но уже приготовленный для вечернего веселья. Подле костра бил фонтан, чуть поодаль сидели музыканты — в салон мобиля едва проникали звуки скрипок и флейт, но, похоже, играли какой-то жизнерадостный популярный мотивчик.