Когда завтра настанет вновь

А ты знаешь, что только раз в жизни

Е. Шварц, "Обыкновенное чудо"

* * *

У меня осталось совсем немного времени до того, как я исчезну из этого мира.

Впрочем, после всего, что мне пришлось пережить, цена не так уж высока. Таким образом у этой мрачной истории выходит вполне себе счастливый конец. Не сказать, правда, что мне легко уходить, но у меня была возможность смириться. К тому же... в конце концов, у меня всё тоже будет хорошо.

Если рядом тот, кого любишь, всё кажется не таким уж страшным.

Я сижу, чувствуя под ладонями колкий тёплый песок, и жду, глядя на золотую гладь озера передо мной. Вспоминая все события, приведшие меня туда, где я оказалась теперь.

В такие моменты частенько вспоминаешь, с чего всё началось. Как там говорят — вся жизнь проносится перед глазами?.. А началось всё в тот день, когда нам с братом сказали, что завтра мы должны покинуть родной дом.

Тогда никто из нас не думал, что нам придётся охотиться на того самого Ликориса. Как и о том, что он найдёт нас куда раньше, чем мы — его.

И о том, что седьмой и последней жертвой убийцы по прозвищу Ликорис стану я.

Я ковырялась в саду, пропалывая клубнику, когда услышала голос Эша:

— Лайз, тебя мама зовёт.

Брат смотрел на меня с деревянной веранды нашего дома, — и, выпрямившись, я стянула перепачканные землей тряпичные перчатки. Утёрла потный лоб тыльной стороной ладони.

— Иду.

Брат следил, как я иду по садовой дорожке мимо кустов смородины и крыжовника. Льдинками синих глаз, блестящих и темных, как отражение зимнего неба в глубоком колодце. Должно быть, достались от отца из тилвитов*, как и золотые кудри...

(*прим.: в валлийском фольклоре - златовласые фейри, дружелюбные к людям)

Отца, которого я не помню, а Эш даже не видел.

Дом встретил прохладой каменных стен и ледяным холодом дощатого пола. Скинув сандалии в прихожей, я сунула ноги в шерстяные тапочки-носки: мы носили их даже в летнюю жару, потому что пол никогда не прогревался. Я была этому только рада — когда мы жили в мегаполисе, лишь кондиционер помогал мне пережить лето, но кондиционер не заменит свежего ветра. И даже настежь распахнув все окна, ты не сделал бы воздух в маленькой квартирке менее густым и жарким.

Здесь, вдали от огней больших городов, всегда было, чем дышать.

Мама лежала в спальне: тонкие руки вытянуты поверх одеяла, тусклые каштановые волосы разметались по подушке, сизые глаза лихорадочно поблескивают из-под ресниц. Она слегла сегодня утром, но недавно ушедший лекарь заверил нас, что это обычное переутомление.

— Лайз, — слабо улыбнулась мама, когда я присела на краешек кровати. — Есть разговор.

Я покорно сложила руки на коленях, совестясь за то, что не успела их помыть.

— Слушай внимательно, — мама всё ещё улыбалась, и от этой улыбки в уголках рта у неё вырисовались морщинки. — Сегодня вы с Эшем соберёте вещи, а завтра возьмёте мобиль и уедете отсюда. В Фарге.

Ещё прежде, чем я осознала всё безумие подобной эскапады, перед моими глазами мысленно развернулись карты, которые мы изучали на географии.

— Фарге? Но... туда же через полстраны ехать!

— Вы поедете в Фарге, — непреклонно произнесла мама. — Остановитесь там в доме дедушки.

И бабка, и дед — скромный представитель славного аристократического рода Форбиденов — умерли ещё до моего рождения. Я знала только, что они жили в Фарге, небольшом приморском городке на западном побережье. Мы с мамой оставались там же, пока отец не бросил её; потом уехали в большой город, и дом, в котором я родилась, с тех пор стоял заброшенным.

— Ты уже не помнишь, но найти его несложно. Он в южных кварталах, почти у моря. Яблонная улица, дом тринадцать, — продолжила мама. — Ключ я дам.

— Но зачем? Мам, если ты не забыла, у меня завтра практика начинается, — в моём голосе прорезалось раздражение. — Я не могу никуда...

— Лайз, вам грозит опасность. Нам всем грозит. Вы не можете оставаться здесь.

Я осеклась, ощутив, как губы сами собой растягиваются в глупой улыбке.

Моя дурацкая особенность — улыбаться, когда на самом деле мне совсем не смешно.

— Опасность? Что за опасность?

— Не спрашивай. Я не могу сказать. Но вы должны бежать отсюда. Если убежите, будете в безопасности, — мама протянула руку, коснувшись моей ладони кончиками пальцев. — Просто пообещай сделать всё, что я скажу.

Мысли лихорадочно кружились в голове: листьями на ветру, снежинками в метель, песчинками в весеннем ручье.

Немыслимо. Глупо. Это какая-то шутка, верно? Мы самые обычные люди. Ну хорошо, мы с Эшем — самые обычные фейри-полукровки, но таковых пруд пруди. Мой брат — самый обычный школьник, я — самая обычная студентка-магичка, мама — самый обычный маг-артефактор. У нас с Эшем даже в школе среди одноклассников не было врагов. Не говоря уже о том, чтобы где-то обзавестись действительно серьёзным недругом.

Так какая опасность нам может грозить?

— А ты? Если эти люди... или кто они... угрожают всем нам...

— Я не могу поехать с вами. Я останусь здесь.

— Но...

— Лайз, я правда хотела бы всё рассказать. Но не могу, — мама настойчиво сжала мою ладонь в своей. — Обещаешь, что поедешь? Без вопросов?

Тогда я решила, что мама умудрилась сделать какой-то опасный артефакт для какого-то опасного человека. Пусть это и совершенно не в её характере, — но это было единственным объяснением, которое я смогла найти.

И поскольку я всегда была послушной дочерью, то без лишних вопросов выдохнула:

— Обещаю.

Её глаза посветлели от облегчения.

— У вас есть два дня на сборы. — Лицо мамы было измученным: резкие чёрточки морщин отчётливо пересекли лоб, переносицу между бровей, кожу в уголках глаз и губ. — Вы должны уехать завтра вечером.

— Мам, может, обратиться к страже? Если кто-то тебе угрожает...

— Нет. Ты не можешь. Мы не можем. — Она качнула головой. — Никто не должен знать о том, что происходит.

— Почему?

— Не спрашивай. Просто езжай. — Мама сощурилась. — Ты обещала, помнишь?

Я долго сидела, молча глядя на неё. Пытаясь справиться с желанием закричать.

Потом встала — и, склонившись к её лицу, коротко поцеловала маму в щёку.

— Хорошо, — мой голос был таким же, как её кожа, сухая и холодная. — Эшу ты сама скажешь?

— Уже сказала. Перед тем, как позвать тебя.

Сказала? И после этого брат позвал меня таким обыденным тоном, с обычным отстранённым лицом?..

Хотя да, чего я удивляюсь. Это же Эш.

— Прости, Лайз. — Мама ласково коснулась ладонью моей щеки. — Так нужно.

Я кивнула, развернулась на пятках и направилась к выходу.

Я не помнила, как вернулась на веранду: только что перед глазами была дверь в мамину комнату, и вдруг уже залитый солнцем сад. Села на деревянный табурет, рядом с круглым столом, за которым мы всегда ели с первых тёплых весенних деньков и до первых осенних холодов, и уставилась вперёд.

Вот ты живёшь обычной счастливой жизнью, ходишь в школу, поступаешь в колледж... а потом раз — и тебе объявляют, что всё это позади. Что ты должна бросить всё это и срываться непойми куда, убегая от неведомой опасности. Просто, внезапно, погожим летним днём, ничем не отличающимся от прочих.

Из-за чего? Из-за кого?..

— Она тебе сказала, да? — лицо Эша заслонило собой смутное зеленое пятно сада перед моими глазами: брат опустился на табурет напротив.

Эш, мой маленький братишка... Я называла его маленьким, потому что была на пять лет старше. Но уже тогда я понимала — непостижимым образом в свои двенадцать Эш старше и меня, и мамы. Внутренний возраст и делал его глаза такими странными: взгляд старика при детском кукольном личике.

Я молча кивнула.

— Как думаешь, что случилось? — спросил Эш негромко.

— Не знаю.

— Всё из-за её работы, да? И это странное переутомление тоже неспроста?

— Я не знаю, Эш. Не знаю. Но мы должны уехать.

— Хочешь сказать, мы просто послушаемся?

— Она взяла с меня обещание. С тебя, я так понимаю, тоже.

— Но мы уедем, а она останется здесь. Разбираться с тем, что нам угрожает — кем или чем бы это ни было. В одиночку.

Эш казался непоколебимо спокойным. Как всегда. Брат редко проявлял свои эмоции: я могла по пальцам пересчитать случаи, когда видела его улыбающимся или плачущим.

— Мы всё равно ничем ей не поможем, Эш. Если мама на этом настаивает, значит, так нужно, — я старалась говорить твёрдо, но голос срывался на беспомощное бормотание. — Может, всё образуется. Может, где-нибудь на полпути к Фарге нас догонит звонок на мой графон, и мы развернёмся и поедем домой.

— Может...

Эш опустил взгляд. Застыл так: сцепив ладони в замок на коленях, с бледным, точёным и холодным лицом мраморной статуи. И, не обманываясь его мнимым спокойствием, я встала, чтобы его обнять.

— Всё будет хорошо, Эш, — прошептала я, поцеловав брата в макушку. — Обязательно.

А когда брат обнял меня в ответ, сомкнув тоненькие руки на моей талии, почти сама поверила в собственные слова.

Почти.

~ КОГДА-ТО ~

Буковый лес шелестит листьями под дождём. Деревья раскидывают над головой широкие ветви, зелень которых на несколько тонов светлее мха, покрывающего толстые узловатые стволы, — а по тропинке под деревьями идёт девушка, оглашая лесные своды песней.

У неё красивый низкий голос с бархатистыми нотками. Он разбивается эхом в каждой капле дождя, ласкает слух и согревает сердце; и уже неважна сама песня, неважен простенький мотив и незатейливые слова — самого звучания достаточно, чтобы зачарованно слушать всё, что бы ни было спето. Но девушка не рассчитывает на слушателей: она поёт для себя, не в полный голос, рассеянно глядя под ноги, и явно думает она совсем не о песне.

Впрочем, слушатели у неё всё же есть.

Светловолосый парнишка спрыгивает с ветви бука прямо перед певуньей спустя пару мгновений после того, как затихает отзвук финальной ноты. Когда он приземляется точно на обе ноги, девушка испуганно отшатывается — но он поднимается так стремительно, изящно и легко, что трудно поверить, будто секунду назад он спрыгнул с шестиметровой высоты.

— Это было прекрасно, Вэраним, — говорит он с улыбкой.

Девушка запускает руку в карман и отступает на шаг. Взгляд настороженный, вид напряжённый — как у лани, заметившей хищника, готовой в любой момент сорваться с места и бежать без оглядки.

— Стой, где стоишь!

— Не бойтесь, Вэрани. Я не причиню вам вреда. — Юноша склоняется в поклоне. Лицом он кажется не старше своей юной собеседницы, но ироничный взгляд и манера держаться набавляют ему лет пять. — Я Коул из рода Дри, принадлежащего к Благому двору.

Глаза девушки ширятся — они сизые, как тучи, виднеющиеся в просветах между зелёной листвой.

— Ты... высший фейри? С Эмайн Аблаха*?

(*прим.: "Яблочный остров", кельтское название Авалона)

Коул кивает.

— И что же ты делаешь здесь? — вид у девушки всё ещё настороженный. — На экскурсию выбрался?

— Захотел посмотреть, как живут люди и наши низшие собратья, — с губ Коула не сходит улыбка. — А что делаете здесь вы? Одна, за городом, в дождливый день?

— Я... просто... выбираюсь сюда периодически. А так сюда мало кто ходит. — Девушка, смутившись, заправляет за ухо прядь каштановых волос. — Говорят, здесь есть прореха, через которую можно случайно попасть на Эмайн. К вам.

— В чём-то они правы. Но случайно туда никак не попадёшь. — Коул тихонько смеётся. — А вы не боитесь туда попасть?

— Просто я учусь на мага, так что знаю о прорехах побольше некоторых, — кажется, что девушка немного успокоилась. — А даже если б не знала, в жизни бы не поверила, что высшие фейри могут кого-то случайно к себе пропустить. Иначе бы люди или какие-нибудь глейстиги вам бы житья не дали. Только и делали бы, что шастали туда-сюда.

— И зачем же вы выбрались в пустынный лес?

— Подумать. Побыть одной. — Девушка резко отворачивается. — И вообще, не твоё дело.

— Чем же я не угодил вам, Вэрани? — голос Коула звучит негромко и мягко.

— Ха! Я знаю многих полукровок, родившихся от таких, как ты, и таких, как я. Сначала вы очаровываете нас, а потом вам наскучивает наш убогий мир, и вы возвращаетесь на свой Эмайн. И я не хочу пополнить этот список, — презрительно бросает девушка, прежде чем направиться прочь. — Желаю удачной экскурсии.

Он не делает ничего, чтобы её остановить. Просто смотрит, как её фигурка удаляется по тропинке туда, где над верхушками старых буков виднеются вдалеке небоскрёбы из стекла и бетона, размывающиеся в лёгкой дождливой дымке.

Когда девушка на миг оборачивается, Коула уже нет.

Она пожимает плечами и, не сбавляя темпа, идёт к выходу из леса. И не замечает, как позади неё ритмично пригибается мокрая трава: так, словно кто-то незримый идёт за ней по пятам.

~ НЫНЕШНЕЕ ВРЕМЯ ~

Я плохо помню остаток того дня. Разговор с мамой перебил все воспоминания. Кажется, я ещё повозилась в саду, машинально выполняя привычные действия, пытаясь не думать обо всех тех вопросах, что жгли меня изнутри. С ощущением, походившим на то, что оставляет вырванный зуб: я не особо задумывалась о своём будущем, но знала, что мне не стоит особо беспокоиться по этому поводу. А теперь это будущее исчезло, оставив вместо себя болезненную пустоту, — и только сейчас я ощутила, как мне нужно было то, что исчезло.

Потом я до поздней ночи сидела и разбиралась в одёжном шкафу, укладывая чемодан, пытаясь сообразить, что из вещей нужно взять с собой в Фарге. В какой-то момент поняла, что, возможно, беру слишком много — ведь я не знаю, на какой срок мы едем, — и решила спросить об этом у мамы, если она не спит.

Конечно, надо было это сделать раньше. Когда я принесла ей ужин, например. Но тогда на язык рвалось слишком много вопросов, а поскольку я обещала их не задавать, то просто поставила поднос на табурет рядом с кроватью и ушла. Так что теперь я вышла из комнаты и, тихонько скользнув мимо спальни Эша, в которой свет уже не горел, направилась к маминой.

Но, подойдя к двери, вдруг услышала её голос.

— ...разве так не будет безопаснее?

Я застыла, прислушиваясь.

Кому мама может звонить в два часа ночи?..

Ответа на её вопрос не последовало, но мама продолжила:

— Что значит "присмотришь"? — казалось, она злится. — Ты — и присмотришь?!

Я нерешительно мялась под дверью. Борясь с желанием толкнуть её и посмотреть, кому это мама названивает по графону посреди ночи.

Или кто названивает ей.

— Да, не доверяю! — мама сорвалась на крик. — Всё это — твоя вина! А теперь я должна просто сидеть дома и ждать?! Пока ты... ты... просто...

Не выдержав, я рванула дверную ручку.

Мама стояла у открытого окна. Заслышав скрежет дверного замка, тут же рывком обернулась ко мне: длинную рубашку колышет ветер, волосы лохмами свисают вдоль бледного лица. Ночник, горевший рядом с кроватью, бросал на её лицо странные отблески, ложившиеся под глаза темными пятнами. Короткая металлическая трубка графона спокойно лежала на прикроватной тумбе рядом с ним.