На неведомых тропинках 2. Шаг в пустоту

Два слова выбиты на блестящей поверхности.

"Жало Раады"

Я сморщила нос. Имя было знакомым. Оно уже попадалось мне на глаза, именно с таким написанием двойной гласной "а", на старинный манер. Я вернулась к портретам. Все они были здесь. Весь род. Все те, кто входил в семью северного демона. Все, чьи лица были достойны храниться в веках.

Раада, молодая женщина в потертых кожаных доспехах вместо вечернего платья, светло-каштановые волосы спадают на точеное узкое лицо, упрямо сжатые губы и наивно распахнутые глаза. Прапрабабка Кирилла, жившая в эпоху истребления. За спиной девушки горели огнем яркие ослепляющие крылья. Ее жало покрылось пятнами и раскрошилось. И пропало.

Я понятия не имела, что делать дальше. Кого известить о пропаже? И в итоге не сделала ничего. Что-то назревало в Серой цитадели. Это знали все: от служанки карки до именитых гостей. Не та ситуация, когда следует привлекать внимание к себе. И к оружию.

На лестнице меня уже ждали. Он стоял между третьим и четвертым этажом. Высокий, массивный и совершенно бесшумный. Мимо не пройдешь и не сделаешь вид, что не заметила. Ужин уже закончился, и хищник был сыт. Охотник стоял на ступеньках, наблюдая за моим приближением. Его глаза, обычно совершенно равнодушные, сверкнули мрачным предвкушением и тут же погасли, словно включили и выключили свет. Он позволил увидеть степень своей заинтересованности. Я замедлила шаг.

— Желание.

Одно слово. Меня бросило в дрожь. Сразу вспомнилась горячая кожа ветра, руки, сжимающие шею, ожидание удара и мое бездумное обещание.

— Чего ты хочешь? — я вытолкнула из себя царапающие горло слова.

— Легенду о демоне.

— Что?

— Легенду о демоне, — он обернулся, бросив через плечо взгляд на уходящую вверх лестницу, — из библиотеки хозяина.

— Ты тратишь желание на то, что можешь взять сам?

Я была удивлена и вместе с тем испытывала облегчение. Это было исполнимо. Чревато, но вполне реально. С другой стороны, это не могло быть просто, не с нечистью. В чем-то был подвох, подводный камень.

— Я могу в любой момент взять мальчишку и притащить сюда, где он и останется, где он должен был остаться тем летом, — ветер посмотрел на меня и пояснил, — тем, кто не входит в ближний круг, запрещено подниматься на этаж хозяина. Принеси мне легенду и будем квиты.

— Хорошо. Как она выглядит? Брошюра? Тетрадь? Книга? Большая? Рукописная? Или типографическая? Автор?

Тём склонил голову и посмотрел на меня так, как бабушка, когда я ей клялась, что конфеты из вазочки исчезли без моего участия.

— Не интересовался.

— Но как же... — я растерялась.

— Мне все равно. Принеси. Срок — до утра.

— Скажи хоть, о чем она, — разозлилась я, — этих легенд тьма тьмущая, и каждая древнее предыдущей. Святые! Тебе что, их все на проверку тащить, месяца не хватит.

Ветер огляделся не так воровато, как бессмертник утром, и более неторопливо, но смысл этого взгляда был тот же. Он хотел убедиться, что лестница пуста.

— Как было сказано, ее должны были уничтожить, она содержит запретные знания или объявленные таковыми. Сведения о том, как убить демона, например.

Вот и подводный камень, да еще какой, валун, о который вполне можно разбить голову.

— Зачем... — голос внезапно сел, — зачем тебе это знать?

— Я могу убить любою тварь в любом пределе. Кроме одной. Это моя работа. Если не убивать, то знать, как. Я лучший из охотников. Таким и останусь. Принеси. До восхода солнца.

Тём отвернулся и пошел вниз по лестнице. Я, проводив его взглядом, наверх.

Как будет расценена кража книги из личной библиотеки Седого? Вряд ли с юмором. А книги, от которой зависит выживание рода? Тошнота вернулась. Что изменится, если ветер будет знать, как убить хозяина? Ничего. Ведь сама мысль об этом смертельна для охотника. Значит, таких мыслей у него нет. Есть другие, за которые не наказывают, и демоны в цитадели есть другие, верность которым не заложена в его сущность.

Нарушать договор с нечистью нельзя. Тём в своем праве. Это не означает, что он сможет повторить прием и обменять чужую жизнь. Людей много, и они для меня по-прежнему что-то значат. Нечисть чтит договоры: чтобы получить еще одно желание, ему придется заключать новый. Перейди охотник черту, и его остановят свои же. С нечистыми нельзя разговаривать, нельзя спорить, нельзя заключать договоры, нельзя заходить на их территорию, нельзя верить в них, нельзя знать, и тогда все будет в порядке. Во всяком случае мне хотелось бы надеяться на это.

Библиотеку я нашла быстро, в противоположном от моей спальни крыле. Личное хранилище книг — по соседству с личными покоями Седого. Я уже была в этой части замка и уже дергала за ручки дверей запертых комнат. Первая — пустая спальня, следующая заперта. Одну из дверей я решила обойти. Не хотела видеть комнату, в которой Влада в последний раз стала самой собой, в которой родилась последняя безумная надежда спастись и в которой была оборвана, в которой...

Я медленно повернулась. Та картинка, которую я никак не могла вспомнить. Вернее, не хотела. Я повернула ручку, приоткрывая темное нутро комнаты. Той самой, что постоянно присутствовала в моих мыслях, хотела я этого или нет. Потому что именно здесь я увидела его в первый раз — беглый туалетный столик с портрета Нинеи, с моего чердака, из моей спальни, из обеих спален. Я нащупала выключатель, комнату залил свет. Кровать была, низкий столик с креслами тоже, шкаф и голубая толстая портьера на своих местах. Белого туалетного столика не было, что не удивляло. Совсем. Я закрыла дверь. От того, что я теперь знаю, где видела эту приставучую мебель в первый раз, ничего не изменилось.

Очередная незапертая дверь, за которой скрывалась маленькая гостиная со столиками, диванами, кучей подушек и стенами, увешанными шторами. Чисто женская комната, в которой так уютно вечерами разложить пасьянс, послушать сплетни или рассказать самой, понаблюдать или поучаствовать в гадании или наведении порчи.

Последняя дверь привела меня в библиотеку. Крыло коридора зеркально повторяло то, в котором жила я. Хранилище книг можно соотнести со спальней Александра, та же последняя дверь перед изгибом каменной кишки.

Запах книг ни с чем не перепутаешь. Бумага, кожа переплетов, типографическая краска и старые чернила. Пыль, тишина и знания. Ярко горели лампы там, где поворачивал коридор, комната не заканчивалась, как та, в которой жил вестник, а наоборот, только начиналась. Комната изгибалась, и из преддверия я попала в книжный рай. Стены разошлись в стороны, и кабинет превратился в зал, в хранилище, заставленное стеллажами с книгами, свитками, стопками желтой бумаги и даже каменными табличками с надписями на таком древнем языке, которому не было названия. Много-много стеллажей, уходящие высотой под потолок.

Пожалуй, насчет месяца я была чересчур оптимистична, на поиски уйдут годы.

Я прошла первый ряд насквозь в надежде увидеть какую-то систему, алфавитный указатель или старенькую бабушку, требующую тишины, которая, сверкая острыми зубами, поможет мне разобраться в этом великолепии. Система, видимо, была и указатель тоже. Каждая полка, каждый стеллаж был подписан. На инописи.

Я сняла с ближайшей полки книгу в вычурном переплете и раскрыла тяжелый том. С тонких страниц на меня смотрели вычурные иероглифы. А я на них. Может, китайские, а может, японские, а может, еще какие. В голову пришла идея взять и подсунуть Тёму заумный фолиант на заумном языке. Вряд ли охотник знает их все, пусть займется самообразованием. Лишь бы том не оказался поваренной книгой. Я поставила его обратно. Жаль, но выдать одну книгу за другую не удастся. Один вопрос, и он поймет, что я вру.

Парадоксально, но в нашей тили-мили-тряндии неправды гораздо меньше, чем в человеческом мире. Здесь ложь поднята на совершенно другой уровень. Не обманывать — не говорить всего, умалчивание — не ложь. Увильнуть, не ответить на вопрос или ответить, так плотно переплетя правду и ложь, что одно не отличишь от другого. Да и любую истину можно преподнести по-разному. Нечисть не рискует понапрасну, а если уж решилась на обман, то итог будет страшен, чтобы овчинка стоила выделки. Здесь ложь — это искусство, и достойных художников не так много.

Стеллажи с книгами все тянулись и тянулись. Некоторые названия на корешках я могла прочитать, некоторые нет. Разные языки, стили, оформление. Я никогда не найду здесь нужный том, понимание этой простой истины пришло с особой четкостью и очень быстро. Невозможно. Если только кто-то не оставил нужную книгу на видном месте. Иррациональное чувство, что я на беговой дорожке, вернулось.

Завернув за очередной стеллаж, я вышла на свободное пространство. Десяток метров, низкие столики, кресла по кругу и торшеры с красными абажурами. Читательский уголок, за которым выстроилась стена книг.

Вместо зубастой старушки-библиотекарши в кресле сидел, закинув ноги на столешницу, новый вестник Седого. Рядом с заброшенными один на другой черными ботинками стояла чашка с чаем, в руках — книга, на столешнице еще одна, но более старая и потрепанная.

— Долго идешь, — он поднял голову от страниц.

— Мы договаривались о встрече? — я заняла кресло напротив.

— Нет. Сегодня все воспылали любовью к чтению, — он улыбнулся.

— И ты?

— И я, — он кивнул на старинную книжку на столе, — присоединяйся.

Я помедлила, но мужчина вернулся к прерванному занятию, казалось, абсолютно равнодушный к тому, последую ли я его совету или нет. Мысленно пожав плечами, я закинула ноги на стол, зеркально повторяя позу мужчины, взяла в руки старинный том и раскрыла. И разочарованно фыркнула.

Латынь хоть и была ближе, чем инопись, но понятной от этого не становилась. Я знала устоявшиеся и крылатые фразы. А кто их не знает? Разве не умеющий читать.

"Primum saga daemonnis". Слова были знакомы, но потребовалась минута, чтобы я худо — бедно составила из них фразу, и не уверенна, что правильно. "Первая сага о демонах", ну, или "Первая легенда о демонах".

Я пыталась говорить себе, что это еще ничего не значит, легенд много, но, судя по тому, как внутри завязался тугой узел предвкушения, сама себе не верила. Таких совпадений не бывает. Бегущая дорожка уносила меня все дальше и дальше.

Страницы перелистывались с тихим шорохом, по два столбца убористого текста на каждой, иногда рисунки черной тушью. Один показался мне любопытным. Вместо витрувианского человека да Винчи, каким мы привыкли его видеть, — витрувианский демон. Рога, когти, крылья, очень похоже на серокожего основателя рода Седых, чей портрет я видела в овальной комнате. Под распятым в круге демоном нарисован нож. Не какой-то там особенный, а самый обычный с односторонней заточкой, узкой полосой — желобом для кровотока и массивной рукоятью. Под это черно-белое изображение можно подогнать каждое третье лезвие в каждом доме. Если в этой легенде на самом деле говорится о способах убийства демона, то подобрать нож по картинке для таких неграмотных, как я, не составит труда.

Решившийся убрать таким банальным способом демона будет очень удивлен, когда этим же ножом ему вырежут внутренности, а под настроение еще и настригут гирляндами. Если он вообще успеет приблизиться и замахнутся. Но предположим, успеет, демон офигеет от такой наглости и решит посмотреть, что будет дальше, замахнуться и ударить. Пусть произойдет невероятное — лезвие войдет в плоть, демон даже почешет ранку, которая исчезнет раньше, чем успеешь вынуть нож.

Кирилл один раз, отыгрывая среднестатистического не очень трезвого мужа, на спор остановил лопасти вентилятора. И это была не нынешняя китайская поделка, а по меньшей мере промышленный охладитель, украденный и вынесенный по частям с завода, собранный на коленке в гараже, на хорошем мощном моторе. Лопасти приборчика выбивали куски штукатурки, если поставить очень близко к стене, и даже не гнулись. Опасная для детей, домашних животных и всех остальных игрушка. Я лично перебинтовывала мужу ладонь, попутно не забывая уверять, что он у меня самый сильный, самый смелый и вообще самый-самый и больше не надо это доказывать. Наверное, ему было очень смешно. И утомительно. Физическое развитие — малая часть того, в чем они превосходят людей да и остальную нечисть тоже.

Я закрыла книжку и задумчиво провела пальцем по корешку. Вестник тихо рассмеялся.

— Primum saga daemonnis. Эта книга стояла у тебя на полке, — я вздохнула, — ты подложил ее Прекрасной?

— Увы, лишь забрал.

— Тут, — я постучала по переплету, — на самом деле рассказывают, как убивали демонов?

— Да, — он пристально посмотрел на меня, — в интересах Седого и твоей дочери эти знания не должны покинуть стены цитадели.

Я демонстративно положила книгу на стол и подтолкнула к вестнику.

— Я не читаю на латыни.

Несколько секунд он молчал, продолжая сверлить меня взглядом. Захлопнул книгу, которую держал в руках, и протянул мне.

— Я тоже.

Кожа переплета была чуть теплой и приятной на ощупь. Не уверена, что эти знания пойдут мне во благо. Но выбора не было, беговая дорожка уже разогналась до третьей скорости, и сойти с этого безумного поезда не представляется возможным.

Я открыла книгу, русский язык, вычурный шрифт.

"Первое сказание о демонах". Чуть-чуть не угадала.

Кто-то перевел, переписал и старательно перерисовал картинки. Демон. Нож. Две колонки вызывающе-ярких на белизне листов черных строк. Книгу читали не часто, не загнуто ни одного уголка, ни одного лишнего жирного отпечатка, ни одного залома в переплете.

Слова складывались в предложения, предложения в абзацы, абзацы раскрашивали листы, раскрывая убийственный смысл легенды, написанной еще в разделенной эпохе. В буквальном смысле.

Демона можно убить. На самом деле это даже не очень трудно. Нож для этого годится ничуть не хуже топора, тесака, сабли и любого другого острого железа. Конечно, приятнее быть зарезанным раритетным артефактом, чем ножиком-лопаткой для торта.

Я выругалась, захлопнула книгу и огляделась. Верхний свет уже успели выключить, ближайшая четверка торшеров отбрасывала на пол и на задумчивое лицо вестника красноватые круги. Я поморгала, будто очнувшись ото сна, от одного из моих кошмаров. Книга раскрыла передо мной другой мир, тот, каким он был до прихода людей. Мир, в котором дети, чтобы сесть на трон предела, убивали своих родителей.

Это была старая сказка. Я бы никогда не прочитала ее Алисе. Наверное, зря.

— Он ведь знает, — я потянулась, тело затекло, страшная быль, сходившая с белоснежных страниц, забрала у меня несколько часов, — Кирилл?

— Конечно.

— Прекрасным не нужен мир. Они приехали за смертью, раз Алиса уже может наследовать, — я размяла пальцами шею.

— Видишь, как все просто, — сказал Александр, — тебе прямая выгода, Алиса на троне, и никто больше не посмеет разлучить вас.

— Почему? Если он все знает, почему молчит? Почему эти девки еще живы? Почему они здесь?

Вестник не ответил. То, что на уме у Седого, знают лишь ушедшие.