| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
-Понятно, — ответила я и полезла вниз.
-Лина...
-Аля, — поправила я. Так Алиса сократила моё новое имя, поняв, что не сможет правильно выговорить полную форму.
Мы вчетвером прошли дезинфекцию и оказались в коридоре технической зоны. Родители Николая, не отрываясь, смотрели на невозмутимых стражей.
-Аля... — снова попытался обратиться ко мне молодой человек.
-Ты им всё расскажешь. Сейчас же, — сказала я. — И чем ты на самом деле занимался, и что это за место, и кто я такая!
Поскольку я постепенно повышала голос, отец Николая расслышал мои последние слова и переспросил:
-Да, кстати, кто Вы такая?
От этого вопроса мне стало неожиданно обидно. Радостное настроение испарилось, словно его и не было. На глазах выступили слёзы. Чувствуя себя маленькой девочкой, я трусливо кинулась прочь. Когда я набирала код на двери, то уже почти рыдала. Полузнакомые цифры плыли перед глазами, я несколько раз ошибалась. Наконец, дверь открылась, и я почти вслепую метнулась к дивану и упала на него. Слёзы душили меня, но я не хотела позволить им пролиться.
-Плачь, Айя, — мягко посоветовал знакомый голос. — Не стыдись и не держи это в себе. Эти слёзы должны пролиться.
Я часто заморгала и подняла голову. Сайринат осторожно опустился на диван рядом со мной.
-Я... я уже в норме, спасибо, — чуть хрипловатым голосом пробормотала я.
Воин осторожно провёл по моей щеке тыльной стороной ладони. Это стало последней каплей — я разрыдалась. Сайр молча привлёк меня к себе на грудь и стал поглаживать по спине. Уже через пять минут я смогла более-менее успокоиться, но оторваться от воина оказалось выше моих сил. К счастью, он не стал ни о чём спрашивать, вероятно, понимая, что, если я начну рассказывать, расплачусь снова.
-Как ты себя чувствуешь? — тихо произнёс Сайринат.
-Гораздо лучше. Благодарю тебя. Дай, пожалуйста, успокоительного.
-Уверена?
-Да. Не хочу чувствовать себя истеричкой.
-Ты не истеричка, а просто молодая охотница, — ответил Сайринат.
Когда он поднялся и пошёл за препаратом, я почти пожалела, что попросила его. Вернувшись, он протянул мне открытую ампулу с плоским дном, очень похожую на мерный стакан, и вновь сел рядом. Я выпила средство и передала пустую посуду Сайру, тот поставил сосуд на тумбу у дивана.
-Сегодня я убивала, — сказала я. — И мне было от этого хорошо.
-Такое будет повторяться. Ты думала, что охотницы убивают из-за природной кровожадности? На самом деле, это зависимость.
-Вот хрень. Но меня это почему-то не удивляет. Поэтому я и сказала, что не хочу становиться монстром — я ожидала чего-то в этом роде.
-Пока не думай об этом, — посоветовал Сайринат.
-До каких пор?
-Пока не прибудешь домой.
-Твоя родина пока ещё не мой дом, — напомнила я. — И я не могу не думать. Собственно, рыдать я начала после того, как отец Николая спросил, кто я.
-Ты — Алькирайя из рода Лионрдэ, моя наследница и самое удивительное существо из всех, что я встречал.
-Не преувеличиваешь? — поинтересовалась я.
-Каких слов ждать от безнадёжно влюблённого?
-Почему "безнадёжно"?
-Потому что у нас нет общего будущего.
-Несколько месяцев этого будущего у нас ещё есть. А потом будет общее прошлое. Разве этого мало?
Сайринат не стал отвечать. А я смотрела на него из-под полуопущенных век, и в мою душу закрадывалось подозрение, что его любовь не безответна.
На следующий день, когда я в одиночестве зашла в столовую выпить чаю — после долгих разговоров горло пересыхало — ко мне подошёл Николай с Раиной. Женщина, опасливо озираясь, приблизилась ко мне и сказала:
-Аля, здравствуйте. Мне неловко Вас просить, но... быть может, возможно вернуться в посёлок за нашей кошечкой?
Я была почти уверена, что Николай так и не рассказал родителям, что я — та самая Ангелина, которая приезжала к ним несколько недель назад. Возможно, это и к лучшему.
Сайринат
Айя стала выпрашивать успокоительное почти ежедневно. Теперь уже она настаивала на совместных ночёвках — когда меня не было рядом, ей снились неприятные сны. Я снова стал носить браслет с дисплеем, передававшим изображение с установленных в наших покоях камер. Айя надолго закрывалась в ванной, и меня это настораживало. Она больше не могла помогать мне с заданием координаторов. Любое неосторожное слово могло разозлить или расстроить её. Она постоянно задавала вопросы, касающиеся этики и морали. Она призналась мне, что чувствует, как все понятия утрачивают для неё значение. Мне было тяжело отвечать ей, ведь я даже нашу этику и мораль знал не очень хорошо, всю жизнь руководствуясь собственными принципами. Охотница тянулась ко мне, как лиана в поисках опоры. Так уже было однажды, когда я только нашёл её. Но раньше она действительно вела себя как вьющееся растение, а сейчас она скорее искала не опору, а временную подпорку.
Долгое отсутствие гончих начинало меня беспокоить. Я подозревал, что их выслали из Логова в качестве наказания за то, что они помогли мне спасти Айю без приказа. Насколько я знал, им было достаточно тяжело находиться далеко от своего координатора.
Я не успевал завершить задание в срок. Я чувствовал, что должен больше времени уделять моей наследнице. Но я не знал, как вести себя, чтобы помочь ей и не навредить. Я никогда раньше не думал о будущем другого существа, более того, никогда не ставил это возможное будущее выше своих желаний. Я никогда ничего себе не запрещал. Я разрывался между желанием привязать Айю к себе как можно сильнее и нежеланием усложнять её дальнейшую жизнь. Что самое мерзкое, ей было просто не на кого опереться в этот, самый сложный для охотницы период. Рядом был только я.
Я обнаружил, что перестал так остро реагировать на присутствие и прикосновения Айи. Должно быть, начал привыкать. Слово чувствуя это, охотница ласкалась ко мне всё более откровенно. Я старался не реагировать, но сказать ей: "не делай так" оказалось выше моих сил. Пока дело не заходило дальше поглаживаний, хотя Айе явно хотелось большего, как, впрочем, и мне. Мне нравилось ощущать, как от её прикосновений учащается сердцебиение и быстрее бежит кровь. В самоограничении, как оказалось, тоже можно найти своего рода наслаждение, сходное с дрожью, которую испытываешь перед началом дуэли, когда осторожность борется с желанием как можно скорее атаковать, чтобы исчезла необходимость тщательно следить за каждым движением противника, ожидая нападения. В классической дуэли воины обычно не атакуют до тех пор, пока у кого-то не выдержат нервы. Если оба противника отличаются хорошим самообладанием, арбитр подаёт сигнал, и дуэлянты одновременно срываются с места. Я всегда мог дождаться первой атаки противника или сигнала арбитра.
-Знаешь, а это успокаивает, — задумчиво произнесла Айя, под моим присмотром полировавшая когти на левой руке. — Кстати, у вас есть что-нибудь вроде салонов красоты?
-У нас, — поправил я. — Да, есть, но я не очень хорошо в этом разбираюсь.
Узор Айи, к слову, стал гораздо заметнее. Пять тонких линий веером расходились от переносицы вверх по лбу и вниз на кончик носа, скулы и щёки. На руках линии так же, веером, расходились от запястий к пальцам. На мой вкус, её узор был довольно красивым, но позже, когда его яркость возрастёт, впечатление может испортиться из-за бледной кожи.
-Сайр, у тебя нет лака другого цвета?
-Нет. Я сомневаюсь, что смогу синтезировать его здесь. В запасниках Логова вряд ли имеются подходящие компоненты.
-Но ты можешь проверить, вдруг всё же удастся?
-Я проверю. Не спеши так. Лучше потратить лишнюю минуту и иметь идеально откорректированный коготь, чем испортить форму в спешке.
-Алиса мне надоедает, — обронила охотница. — Ноет из-за того, что нельзя выйти в город.
-Всем людям хочется вернуться к чему-то привычному. Даже Алисе.
-И все они любят приключения, пока не начинают в них попадать, — продолжила Айя. — Я сама была такой же. Кстати, обострённое чувство опасности нормально для нашего вида?
-Точно не знаю. Оно развилось у тебя?
-Да. Оно включается, когда я начинаю тебя гладить.
-Ротасс-нок'ан умеют отличать агрессивно настроенных сородичей по запаху. Обычно такое опознавание не бывает осознанным.
Вопрос, как Айя чувствует грань, которую нельзя переходить, отпал.
-Агрессивно настроенных? Что именно ты имеешь в виду?
-Тех, кто разозлён. Такие тонкие изменения запаха не фиксируются сознательно, но сопровождают любые эмоции от гнева до радости. Своего рода замена человеческой мимики.
-Только люди могут сознательно контролировать мышцы лица.
-Во-первых, не все, во-вторых, изменение запаха происходит только тогда, когда эмоции начинают брать верх над разумом. Нам преподавали это, но я не помню всех деталей. Чувство опасности в моём присутствии скорее всего объясняется тем, что ты знаешь, что под влиянием сильных эмоций я могу причинить тебе вред.
-Это очень досадно, правда? Нет способа подавить твою агрессию?
-Для этого нужны очень сильные средства, которые подавляют бессознательные реакции вообще. Эмоции в таком случае останутся, но они не будут влиять на поведение. К сожалению, препараты этой группы нельзя принимать постоянно, это чревато неприятными последствиями.
-И зачем они нужны?
-Например, чтобы не было неосознанного перехода в боевой транс.
-Однократный приём препарата тебе не навредит?
-Нет, но я не вижу в этом смысла.
Айя начала рассматривать свои когти преувеличенно внимательно.
-Если бы не было риска, что ты меня поранишь или убьёшь, мы могли бы...
-Препарат подавляет все бессознательные реакции. В том числе реакцию воина на запах охотницы.
Я не стал добавлять, что Айя по прошествии периода взросления могла перестать реагировать на запах других воинов после соития со мной. Надеюсь, наш первый и единственный раз ещё не привёл к этому результату.
На следующий день, когда я проверял каталог веществ в лаборатории Логова, чтобы убедиться, что с лаком действительно ничего не получится, дверь в лабораторию открылась. Я резко обернулся, но вместо охотницы увидел Анриль. Гончая выглядела очень уставшей, солнечно-жёлтая кожа вокруг глаз обвисла некрасивыми мешками.
-Сайринат, я хочу с тобой поговорить.
-Ты не хочешь сначала отдохнуть? Мне кажется, ты измождена.
-Ты стал обращать внимание на состояние окружающих. Интересно. Я хотела узнать, что было с Ангелиной в моё отсутствие. Ты не откажешь мне?
-Теперь её имя Алькирайя. Почему ты не спросила у неё?
-Мне нужен взгляд со стороны. Взгляд её сородича.
Анриль сказала, что её очень беспокоит психоэмоциональное состояние Айи. Я начал объяснять, что ничего страшного в этом нет, и в её возрасте это естественно. Анриль стала спрашивать, есть ли возможность как-то облегчить метания молодой охотницы. Я так и не понял, как ей удалось незаметно свести диалог к нашим с Айей отношениям.
-У тебя нет страха погубить её? — спросила Анриль.
-Я часто думал об этом. Но в последнее время такие мысли посещают меня всё реже. Я не могу противостоять своим желаниям. Я хочу, чтобы она навсегда осталась моей. Только моей! И одновременно боюсь этого.
-Если ты убьёшь её, она навсегда останется только твоей. Ты хочешь этого?
-Нет! К чему этот разговор, гончая? Вы не умеете любить, вам неведома страсть. Как ты можешь понять мои чувства?
-Мы — телепаты, мы можем ощущать то, что ощущают другие.
-Неважно. Она подписала себе приговор, когда спасла меня. Я дал ей шанс, сделал всё, чтобы она ушла. Я знаю себя. Я знал, что второй раз я не отпущу её. Сильнее всего я хочу убить нас обоих.
-Твоя любовь похожа на безумие.
-Согласен!
-Если так будет продолжаться, я буду вынуждена изолировать вас друг от друга. Ты становишься слишком опасен для неё.
-Не тебе судить, гончая! И как ты собираешься её успокаивать?
-Гончие знают способы, и тебе это известно. Попытайся взглянуть на ситуацию беспристрастно. Ты — огонь, но Алькирайя — лёд. Она всегда была такой, но сейчас я не узнаю её.
-Мне она сейчас нравится намного больше. Если она меняется, это ещё не значит, что ей от этого хуже. Не лезь в наши отношения, гончая. Ты можешь не волноваться. Пока я не могу совершить самоубийство, я не причиню ей вреда.
-Тебе решать, — ответила Анриль и вышла.
Через некоторое время я вышел из лаборатории. Охотница была в комнате. Она вообще проводила почти всё время в трёх помещениях — в своей комнате, в ванной и в комнате с фортепьяно.
-Сайр... ты правда убил бы меня, если бы сам мог умереть?
-Ты слышала разговор, или Анриль пересказала тебе?
-Показала в своей памяти. Так убил бы?
-Да. Ты должна понять, почему.
-Ревность. Ревность к моему возможному будущему, так? Чего ты хочешь, Сайр? Такое чувство, что ты... ты одной рукой отталкиваешь меня, а второй — прижимаешь к себе.
Кажется, мы меняемся ролями. Недавно я спрашивал охотницу о её желаниях, и она не могла ответить. Но я после мучительных раздумий смог.
-У меня банальное желание. Я хочу счастья. Но я не могу понять, где оно. Как мне будет лучше — если ты останешься моей навсегда или сможешь нормально жить. Я не могу больше предполагать, как будет лучше для тебя.
-И не надо. Я боюсь себя, Сайр. Боюсь того, что со мной происходит, боюсь своих мыслей. Анриль права — я была льдом до встречи с тобой. Но лёд крошится и тает... я так хочу закончить это поскорее.
-Тогда перестань принимать успокоительные. Будет труднее, но быстрее.
-Скоро я тоже возненавижу холод. Обними меня.
Я никак не мог определиться, что же лучше — её слёзы или нежность. Но я подчинился. После той клятвы делать всё, что попросит Альйирайя, я сам себя превратил в раба. Я помнил об этой клятве всё время, и не мог забыть.
Охотница обхватила меня поверх сложенных крыльев. Она села на спинку дивана и ткнулась лбом мне в торс. Я замер в очень неустойчивой позе, осторожно касаясь её спины. Айя резко откинулась назад и потянула меня на себя. Разумеется, мы оба рухнули на диван.
-А ты лёгкий, — чуть насмешливо сказала она.
-Если бы я был тяжелее, то не смог бы летать, — ответил я.
Во имя Создателя, что она делает? Неужели мой яд, моё безумие заразило и её? Я откатываюсь в сторону, но не успеваю встать — Айя кидается на меня, как на добычу, касаясь влажным языком моих губ. Необычно. И приятно. Откуда эта слабость во всём теле? Почему я не могу пошевелиться?
-Ты играешь с огнём, — с трудом выговариваю я.
-Знаю. Анриль была почти права. Эта любовь не просто похожа не безумие — она и есть безумие. И я хочу сойти с ума. Я всегда боялась перемен. И всегда сама шла им навстречу, словно надеясь искоренить страх. Но он не прошёл до сих пор. И я никогда не строила планов на будущее, — её голос становится всё тише и тише, постепенно превращаясь в шёпот.
-Я не могу так. Не могу не думать, чем это кончится...
-Это неважно, — её голос неумолимо меняется, а мне хочется выть от отчаяния, потому что я до сих пор не могу пошевелиться и едва дышу. — Скажи, тебе так приятно?
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
