Свернув налево, я остановил машину на неосвященном пяточке перед ржавыми воротами, рядом с которыми висела заляпанная побелкой бордовая табличка с едва различимой надписью: "Психиатрическая больница N212".
Держа руки в карманах, с моей стороны к окну подошел человек в бронежилете и, придерживая локтем автомат, нагнулся посмотреть на меня с пассажиром. Окинув нас цепким взглядом, он приветственно кивнул и, распрямившись, к кому-то обернулся.
Ворота со скрипом откатились.
Мы въехали во двор перед длинным четырехэтажным зданием психушки, не видавшим даже косметического ремонта, наверное, уже лет 50, и припарковались неподалеку от его массивных, но ржавых парадных дверей. На прилегающей к нему пустынной территории, освещенной белым светом прожекторов, в тишине пели сверчки. Вдалеке неторопливо брела пара часовых с собаками.
Пассажир направился куда-то по своим делам, а я вошел в здание.
Внутри я долго петлял по мрачным коридорам, перегороженным тюремными решетками, встречаемый приветствиями сонных охранников суровой наружности.
Через каждые несколько метров в стенах мелькали темные проемы с мощными железными дверьми. Возможно, когда-то это место и являлось психиатрической клиникой, но сейчас оно больше походило на колонию. Грязно-желтая керамическая плитка на полу и стены, выкрашенные пузырящейся зеленой краской, еще сильнее сгущали недружелюбную атмосферу.
Наконец я зашел в маленькую комнатку с множеством мониторов, где за столом играли в карты двое мужчин в черной униформе. Они тоже поприветствовали меня, назвав капитаном, однако честь никто не отдавал.
Я подошел к стенду с мониторами. На них выводилось происходящее в коридорах и камерах-одиночках, некогда бывших палатами. Во всех камерах обстановка была практически одинаковая: один человек, привязанный ремнями к койке и непонятное оборудование расположенное рядом.
Мой взгляд остановился на том мониторе, где отображалась самая большая камера, занятая разнообразными крупногабаритными приборами. Посередине нее было установлено кресло, в котором пристегнутая фиксаторами и облепленная датчиками лежала женщина. Даже несмотря на достаточно хреновое разрешение видео, я узнал женщину сквозь сон. Это была Анна.
— Шарый запретил пока туда входить, — сказал стоящий позади меня мужик, видимо, заметив мой интерес. — Они только что закончили тест геморрагических лихорадок.
— И что? — спросил я, не оборачиваясь.
— То же самое. Утром приедет новая группа. Говорят, ее хочет лично увидеть кто-то сверху. Шарый думает, что если ему удастся понять механизм, это будет переворот. Такого и с геномодами еще никто не добивался.
— Это все? — недовольно спросил я.
— Еще он попросил, чтобы с ними на всякий случай приехали спецы по неоевгенике.
— Ему не кажется, что она старовата? — наконец развернулся я к собеседнику.
— Нет, он сказал, что ее репродуктивная система полностью восстановлена, а генетический материал реструктурирован до состояния более совершенного, чем у кого-либо из людей. Она идеальный кандидат.
— Когда можно будет к ней войти?
— Часов в семь утра, не раньше.
— Тогда подождем, Митя, — ухмыльнулся я. — Нам с ней предстоит длительная беседа.
— Не поможет, — уверенно заявил "Митя". — После того как пытались ребята из УТМ, она перестала реагировать. Их нейрофизиолог сказал, что ее мозг теперь может самостоятельно отличать естественные болевые сигналы от искусственных, отсекая лишние. Он назвал это "ноцицепциальной фильтрацией".
Я с досадой поджал губы.
— Телемедрин пробовали?
— Пробовали. Цитирую слова Шарого: "Можете взять все свои "сыворотки правды" и засунуть себе в анус".
— Что так?
— Сам-то как думаешь? Она адаптируется к любому воздействию на клеточном уровне. Шарый не хочет, чтобы мы все запороли дилетантскими попытками.
— Когда он приедет?
— Через полтора часа.
Натужно вздохнув, я уселся на свободный стул.
— Сдавайте на меня.
Сон длился долго. Минутная стрелка часов над входом сделала полный оборот. К этому времени я уже сидел в углу и играл на мобильнике в тетрис, а напарники дремали.
В какой-то момент за окном взвыл ветер, и стекло задребезжало от громового раската. Словно испугавшись грозы, залаяли собаки.
Нехотя обернувшись к окну и посмотрев на раскачивающиеся под порывами ветра деревья, я вновь вернулся к своему занятию.
Но затем мое внимание привлекло движение на мониторах: люди в камерах зашевелились. Да не просто зашевелились, у них у всех будто начались приступы эпилепсии. Они сотрясались от непонятных спазмов.
— Ну что еще? — отложил газету Дмитрий.
— Центральный! Центральный, на связь! — донеслось из миниатюрного переговорного устройства на внутренней стороне его запястья.
— На связи, — отозвался он, поднеся запястье ко рту.
— Объекты с первого по двадцать четвертый вышли из адрадептальной комы. Отказ нейроингибиторов. У объектов двадцать пять и двадцать шесть остановка сердца.
Ударом припечатав телефон к столу, я подскочил со стула.
— Что с объектом тридцать три? — с ужасом взглянув на меня, спросил Дмитрий.
После короткой паузы из переговорного устройства последовал ответ:
— Всплеск активности основы.
Внезапно откуда-то сверху послышался гулкий удар, и здание задрожало, будто от подземного толчка. Собаки сорвались на надрывный лай.
— Поднять всех! — заорал я и пулей выбежал из комнаты.
Взвыла гнусавая сирена, мегафоны эхом огласили коридоры:
— Боевая тревога! Нарушение периметра! Противник не биологический! Повторяю: противник не биологический! Разрешено применение кумулятивных боеприпасов!
Открыв тяжелую дверь в помещение, где располагалась амуниция, я одел бронежилет с разгрузкой, нацепил прибор ночного видения, взял с оружейной пирамиды необычный автомат, чем-то похожий бельгийский "F2000" с открытым прицелом вместо оптического, и достал из металлического ящика несколько обойм.
Спустя считанные секунды я уже бежал вверх по лестнице вместе с вооруженной до зубов группой из пяти человек.
Достигнув четвертого этажа, мы обнаружили, что освещение там отключено, а пол засыпан мусором. В потолке зияла огромная дыра, сквозь которую виднелось затянутое быстро несущимися тучами небо. Под завывание ветра мы осторожно продвигались по коридору. Двери камер остались нетронуты, но из-за них доносились жуткие стоны.
Я подал группе какой-то знак рукой, когда увидел в луже крови тело охранника. Его оружие осталось у него в руках, но воспользоваться им он, похоже, не успел.
— Четыре сквозных отверстия в районе груди, — отчитался один из бойцов, оглядев тело. — Бронежилет проткнут чем-то острым.
— Какой это может быть класс? — спросил я, медленно двигаясь вперед и напряженно уставив ствол во тьму передо мной, пробиваемую только инфракрасными лучами наших ПНВ.
— Нет спектрального следа. Это не неос, — сказал другой боец.
— Облучение зашкаливает, — сообщил кто-то позади. — Нужно уходить, ни то начнем светиться.
В этот момент с нижних этажей раздался непонятный грохот, и послышались беспорядочные очереди выстрелов. По коммуникатору доложили об обнаружении противника и запросили помощь.
Я незамедлительно повел группу на подмогу. Но еще когда мы спускались по лестнице, выстрелы прекратились. На требование доложить ситуацию никто не отвечал.
На третьем этаже стоял густой запах гари и крови. Единственным движением в заваленном раскроенными телами коридоре была чья-то отсеченная рука все еще сжимавшая оружие. Железные решетки, перекрывавшие коридор словно вынесло тараном. Люди за дверьми все так же стонали.
Ни я, ни мои люди не понимали, кто наш враг. Оповещенное командование приказало до прибытия подкрепления любой ценой оборонять подвальные помещения, где находился особо важный объект "33".
Вновь раздались выстрелы — на этот раз уже с первого этажа.
Спуститься мы успели до того как канонада стихла. Освещение на двух нижних этажах по-прежнему работало. Выстрелы звучали откуда-то издалека, а поскольку из переговорного устройства доносились лишь бессвязные крики и маты, к их источнику пришлось бежать на слух через усыпанный трупами коридор, скользя на крови и внутренностях.
Однако когда мы добежали до места, там уже никто не стрелял. Вогнутую будто взрывом тяжелую дверь оружейной вместе с петлями выбросило внутрь помещения, где на ковре из гильз вперемешку с обломками оружейных пирамид лежали части трех тел. Стена коридора напротив входа была испещрена отверстиями от попаданий. Очевидно, бойцы попытались забаррикадироваться.
И тут освещение погасло. Даже прожектора на улице потухли. Группа тотчас припала на колено и заняла круговую оборону. Яркие точки лазерных целеуказателей мерно прощупывали коридор в обе стороны.
Находящиеся снаружи часовые сообщили, что основной генератор выведен из строя, как и оба запасных. После этого жалобно взвизгнули собаки, и настала тишина.
Человек, от лица которого я все это наблюдал, был явно не робкого десятка: до того момента я будучи им не почувствовал и намека на страх или нерешительность, но когда он понял, что его люди — последние выжившие, и пробиваться к подвальным помещениям самоубийство, он дрогнул и приказал покинуть здание.
Бойцы продвигались быстро, следя за флангами и тылом. Все незапертые боковые помещения подлежали беглому осмотру.
Заглянув в очередное, я оторопел. Передо мной во мраке ярко вспыхнули два раскосых глаза, как у чудовища из страшной сказки. Следом засветился длинный гребень из огромных игл и десять чудовищных когтей.
Глаза взметнулись выше человеческого роста, гребень начал распрямляться и его сияние что-то заслонило.
Не выдержав яркости свечения, я скинул ПНВ. В ту же секунду ударом плеча меня толкнули в сторону, и темноту озарило пламя из стволов. Через мгновение воздух со свистом что-то рассекло, и один из бойцов прекратил стрелять. Я успел увидеть только его упавшее оружие. Оно было разделено на две части вдоль ствола. Металл как будто распилили на станке.
С трудом поверив своим глазам, я приказал отступать. Кто-то швырнул в комнату гранату. Отстреливаясь, мы бросились бежать.
Ухнул оглушительный хлопок.
— Почему оно не дохнет?! — кричал боец впереди меня. — Мы его изрешетили!
Обернувшись на бегу, я увидел поднятую взрывом пылевую взвесь, осветившуюся насыщенными зелеными огнями. Глаза, гребень и когти, сияющие изнутри словно светодиоды... Они не висели в воздухе, как могло показаться, они крепились к практически неразличимому во тьме черному телу.
Снаружи гулко рокотал вертолет.
Удалось, мы добежали. На улице нас ждал десяток бойцов, прикрывающих высадку остальных с зависшей в небе винтокрылой машины. Отбежав подальше, я укрылся за своей машиной и тоже встал наизготовку. По моему приказу все сняли ПНВ, чтобы не ослепнуть.
Несколько секунд спустя дверной проем с грохотом разорвался на куски, и вместе с обломками на улицу точно диск циркулярной пилы выкатилось мерцающее зелеными огнями хвостатое чудовище, покрытое устрашающими шипами.
Обрушился треск шквального огня.
Из-за стремительных движений монстра, излучаемое им свечение сливалось в гипнотический шлейф, не дающий глазам сфокусироваться и мешающий целиться. И еще до того, как моя обойма опустела, последний боец упал замертво, а с неба в яркой вспышке, сотряся землю, рухнул объятый пламенем вертолет. Тогда я без колебаний подобрал с ближайшего трупа связку гранат и, выдернув чеку, бросился на врага.
На этом сон прервался. Запомнить его мне удалось только благодаря тому, что я вовремя осознал, что сплю.
Распахнув глаза, я увидел над собой склонившегося Аса.
— Ты чего это? — недоуменно спросил он.
Я с трудом поднялся на ноги. Тело ломило, как будто мне пришлось день вкалывать на стройке, а затем проспать часов двенадцать.
— Сколько время?
— Столько же, сколько было секунду назад до твоего падения, — ответил Ас. — Без пятнадцати четыре. — Он многозначительно прищурился, глядя мне в глаза. — Ты что-то видел?
— Как ты узнал? — с недоверием удивился я.
— Давай-ка пройдемся в медблок.
Усадив меня на край кушетки, он задействовал несколько манипуляторов и с интересом посмотрел на выводящиеся терминалом данные.
— Так что ты видел, говоришь? — спросил он так непосредственно, словно я ему уже что-то рассказал.
— Долгая история. Это было похоже на сон... Я был в психушке... На нее напало что-то жуткое...
— У тебя весьма интересная энцефалограмма, — заинтригованно сообщил Ас.
— Ты знаешь, что со мной произошло?
— Я не уверен. Надо показать тебя Неману.
— Не уверен в чем? — напрягся я.
— Ты видел глазами другого человека?
— Да, — нервно кивнув я. — Откуда ты знаешь?! Что происходит?!
— Дождемся Немана, — твердо ответил он.
К счастью долго ждать не пришлось. Не прошло и пяти минут, как Неман вынырнул из вспышки в приемном блоке.
Я подумал было, что это Ас его позвал, но Неман явно торопился по своим делам, остановившись у дверей медблока без интереса, скорее из вежливости.
— Что тут у вас? — вопросительно кивнул он.
— Глянь-ка сюда, — подозвал его Ас, мотнув головой в сторону проекции терминала.
Держа в руке непонятный предмет вроде пульта от телевизора, Неман с пренебрежением главврача, которого попросили глянуть на рентген какого-то бомжа, оценил результаты обследования и выдал:
— И что?
— Я думал, ты мне скажешь, — требовательно уставился на него Ас.
— Что ты от меня хочешь? Видно же, что для третьей параллели рап отсутствует, а четвертой у него вообще нет. Если он не принимал геномоды, то вывод тут один. — Посмотрев мне в глаза и о чем-то подумав, Неман спросил: — Ты в жизни видел много странных вещей?
— Ну, что считать странным... — потер я затылок.
— Конкретно то, что кроме тебя не видел никто, но за рассказы о чем людям обычно ставят диагноз и отправляют лечиться в учреждения закрытого типа.
— А, ты про это... Ну, насколько себя помню, я всегда предчувствовал всякие вещи. В основном плохие, правда... А серьезно колбасить меня стало с тех пор, как все это началось. Я в универе тогда волны видел такие, ну, прозрачные. Потом уже в офисе у вас видел какой-то ночной берег... А! Еще в детве пару раз барабашек видел, — добавил я, улыбнувшись, но тут же понял, что лучше бы насчет последнего промолчал.
Вздернув брови, Неман медленно повернулся к Асу, чье лицо нарочито не выражало никаких эмоций.
— Суровый сотрудник, Ас, — с сарказмом произнес Неман. — Зверь просто. Вот она, живая иллюстрация закона Соломона.
— Что за закон? — насторожился я.
— Ничего страшного, — успокоил меня Ас, метнув в Немана осуждающий взгляд. — Есть такая закономерность, согласно которой степень доверия Вселенной к человеку обратно пропорциональна его интеллектуальному потенциалу.
— Чего-чего?
— Чем глупее человек, тем меньше вреда он нанесет окружающему миру, если задастся такой целью, поэтому с точки зрения администраторов Циферума — то есть богов, наделять сверхъестественными способностями можно только тех, кто будет применять эти способности на благо Циферума, и даже если вдруг кто-то вздумает использовать их ему во зло, он этого не сможет, ибо не выдался умом. "Бодливой корове Бог рог не дает", как говорят в народе.
