Не гадайте на ромашках. Книга 3

Он вернулся, как и обещал Дашутке, в пору цветения ромашек на полях. Два года пролетели мельком. Мели метели и гремели грозы, дрожал рынок, менялась мода и политики, а Дашка ждала. Малыши в саду домучивали собак, используя их то, как лошадок, то, как вьючных ослов. Словно соревнуясь в изобретательности, они придумывали для парочки мохнатых каверзы, щекоча псам носы, таща наружу язык или выдавливая глаза, укладывая собак на спины и устраивая на их животах себе постель. Ребята, вопя, носились с животными по двору. Бедные ротвейлеры страшно мучились, но позволить себе могли только жалобное мычание, и то когда уже срывался терпец. Эти двуногие дьяволята — похуже котёнка. Собаки пытались прятаться за Сан Саныча, но тот совсем не сочувственно, а сердито грозил пальцем.

— Мотя, надо терпеть.

"Гав", — жаловалась собака, прикрывая лапой измученную морду. Иногда псам удавалось заползти в щель и быть не доступными для малышей. Вытащить их оттуда не помогало даже подсовываемое лакомство.

— Мужики уже, — радовался Бугор, наблюдая за близнецами из-за узорчатых кованых ворот. — Чертенята, с собаками, как с игрушками из меха, зря разрешают. Они и с чужими псами такое творить будут, а это уже опасно. Да, и зверь есть зверь. Он вспомнил как чересчур радостные ротвейлеры "роняли" близнецов просто пробегая мимо. Они отлетали от них, как от пропеллера просто потому, что собаки пробегали рядом. Надо толкнуть калитку и зайти, но ноги словно приклеились к плитам дорожки, не оторвёшь. Удивлялся, как быстро росли Машка и Коленька, а теперь вот и свои растут без него, как грибки после дождичка.

— Бабуля, смотри, дядя — папа, что на фотографии, с цветами за калиткой стоит.

— Ой, Боженька, — пошатнулась Зинаида. — Сыночек, родненький. Живой. Господи, благодарю. Идите сюда, неслухи, это папка ваш вернулся. Какой вам он дядя. Чего жмётесь? Ах, боитесь. Правильно делаете. Походит по вашим попам отцовский ремень теперь. Сан Саныч, чёрт тебя побери, Ромка вернулся, звони Фёдору. Сил нет даже номер набрать. Она успевала делать всё за раз: и плакать, и ругаться, и обнимать Романа, а также не выпускать из рук бразды правления и пристальную слежку за ребятами.

— Мать, ты не меняешься, — хохотнул Роман.

Та сердито ткнула в бинты:

— Что с рукой?

Роман как всегда зубоскалил:

— Упал, очнулся, гипс.

— Свистун, жив, и, слава Богу.— Отмахнулась она.— Доездился, сыновья дядей называют, не щемит?

Роман с остервенением потёр щёку.

— Даже саднит, не сыпь мне соль на рану. Будь к сыну милостивой.

— Так что с рукой, балбес?— ловко перепрыгнула она опять на ранение.

— Ерунда. Только смерть не лечится, а всё остальное...— ухмыльнулся он.— Дайте я вас всех расцелую. Бабулю первую. Теперь вас, братаны. Какие же вы уже большие. Давайте разберёмся, кто есть кто. Ты Федя, а ты Боря. Не ошибся? Здесь подарки для вас, — положил он у их ног внушительный пакет. — Изучайте. Мамуля, дорогая моя, как ты тут?

— Задушишь, бугай. Слезами обливаюсь. Где тебя, чертяку, носило?— всхлипывала мать. Слёзы счастья и страха образуя гремучую смесь душили.

Он хохотнув неопределённо махнул рукой.

— Там уже нет.

— И всё ему смешком...

Роман воспользовавшись её ворчанием переключил разговор на детей.

— Тяжело с ними было?

— Дашина бабка помогала, вчера давление прихватило к Громовым увезли, там по спокойнее и тише. Возраст у неё уже солидный,— рассказывала она.

Мальчишки в это время усердно, сопя и переругиваясь зачем-то исследовали его голову.

— Что вы там ищете?— не выдержал Бугров.

Оба замерли, а потом выпалили:

— Свистульку.

— Какую ещё свистульку?!— обалдел Роман, усаживая их к себе на колени.

Они переглянулись и раскрылись:

— Бабушка сказала, что у вашего отца свистулька в голове.

Когда дошло, тот укоризненно покачал головой. Мать отвернулась и сквозь смех заплакала.

Он ждал минуты, что увидев его вылетит из дома метнувшись ему на шею жена. Но минуты шли, а Даша не появлялась.

— Мам, Даша? — перехватило горло у Романа.

— Аж, дыхалку переклинило, — поняла всё мать. — На работе Даша.

Его брови удивлённо выгнулись.

— Какой ещё такой работе, не понял?

Не став тянуть, мать выложила всё:

— В больнице, кардиологическое отделение. Трудно девочке было, плакала, мучилась. Вот и решили, пусть среди людей будет, при деле. На работе и колесо времени быстрее крутится. Скоро вернётся, отдохни. Цветы-то нам с ней?

Он засуетился:

— Всё тебе.— И к садовнику.— Саныч, привет! Давай обнимемся. Выгони мне машину и занеси вещи в дом. Мать, прости, я не могу ждать. Пойми, и давай без бузы.

Зинаида сообразив метнулась следом, но куда там...

— Куда тебя с больной рукой понесло? — бежала рядом с выезжающей машиной она, но Роман её уже не слышал.

— Зина, оставь его. Молодость, кровь кипит. — Поймал хозяйку Саныч. — Фёдору сообщил, успокойся и радуйся.— И стоящими с прищуренными глазами и с открытыми ртами близнецам:— Ребятки, понесли папины баулы в дом.

— Дядя Саша, а папа будет с нами жить? — осмелился на вопрос Федя.

— Обязательно, а с кем же ещё. Заберёт вас с мамой, и покатите к себе домой.

— Бабушки и дедушки с нами поедут?

— Нет, милые, мы без вас здесь плакать останемся. — Обняла внуков Зинаида.

А Роман, пронесясь по городу, заскочил на рынок, купив ромашки погнал к больнице, где приткнув автомобиль на стоянку, понёсся по коридору кардиологии, сметая на пути вопящую охрану.

— Бандит какой-то, — ругался отлетевший к стене охранник.

— Гражданин, что вы делаете? Табличку видите. Умные люди, между прочим, писали. Нельзя проходить. Не положено. — Особо упиралась толстая тётка в форменной куртке, закрывая проход. Пришлось Роману её посадить на стол, чтоб продолжить путь.

— Ай,— только и пискнула баба, вцепившись в крышку стола.

Преодолев препятствие и проверив целостность букета под мышкой, Бугров пошагал дальше.

Дашка после каждой командировки Романа не находила себе места, переживая, а вдруг те глаза с которыми он вернётся не будут любить её. Что будет с ней, если такое случиться? Сердце от таких мыслей не то чтоб замирало, оно останавливалось. "Как я буду жить и смогу ли, а может умру сразу?" Шум, нёсшийся из коридора отделения, спугнул её мысли. Даша занималась больным, обследуя его на подаренной не так давно отделению Фёдором Егоровичем аппаратуре. В дверь просунулась голова медсестры и объявила: "Доктор, к вам рвётся мужчина..." Сердце кольнуло. Даша обернулась. И неожиданное появление мужа, кончилось для неё обмороком. Увидев его, ворвавшегося в кабинет, живого, улыбающегося, безумно красивого с огромным букетом желтоглазых ромашек. "Конечно, кто ещё там мог шуметь только он, сметая все преграды на пути", — подумала она, теряя сознание.

— Доктору плохо. Помогите? — кричал перепуганный больной.

— Дашуня, девочка моя. Помогите же кто-нибудь. Что вы стоите, доктор? — наорал он на врача прилетевшего на шум. Но стоило тому сунуть Даше под нос пузырёк, как Роман рассвирепел.

— Что за гадость вы ей суёте? — схватил за руку упирающегося доктора он, держа жену на коленях. — Медицина на грани каменного века.

— Убери руку, — заартачился медик, — налетел, всех перебаламутил, доктора напугал, милицию вызвать надо. Хулиган.

— Не надо милицию, — попросила приходящая в себя Даша. Она дрожала пугая его под напором счастья. — Это мой муж. Мне кажется или ты действительно вернулся?— прошептала бескровными губами она нежно купая его в своём взгляде.

— Милая, я тебя напугал, прости, — осыпал он её бледное лицо горячими поцелуями. Пахнущие карамелькой губки жены, манили. Поцелуи стали настойчивее, Дашка, не помня себя, выгнулась к нему всем телом, как будто желая растаять, расплавиться в его объятиях. Но увлекаться было нельзя, с десяток глаз внимательно оценивали происходящее.

— Ромашка, твоя рука? — простонала, стараясь вывернуться из рук мужа, она.

— Не подфартило. Мелочь, малышка. Я из московского госпиталя хода дал.

— Как ты мог, ведь не мальчишка?

— Легко, хватит об этом. Родная моя, я скучал, — не обращая на окруживших их людей, рванул он опять в пламя. Его рука жгла кожу, бороздя спину, мяла халат. Затаив дыхание, она наблюдала за ним, чтоб не наделал глупостей. Оборвать сейчас его было не в её силах. Исходящий от него жар мешал ей дышать, а сердце выскакивало из груди.

— Дарья Борисовна, что у вас тут за бардак? — вмешался, наконец, зашедший на шумок начальник отделения.

— Муж вернулся. Мне уйти надо. Возьмите моих больных, пожалуйста. Извините меня, так получилось.

— С сегодняшнего дня, она у вас не работает. — Не смог утерпеть Бугров.

— Это кто так решил?— встал в позу наблюдавший за разворачивающимися событиями Дашкин коллега.

— Я решил, — отрезал Роман. — Пойдём, девочка моя, мне тоже доктор для лечения сердца нужен. Завладев её рукой, он притянул жену к себе.

— Пещерный век, домострой. — Озлился врач.

— Лечи больного, продвинутый. — Махнул Роман рукой на ждущего пациента, увлекая жену на выход.

Целуясь, втиснулись в кабинет, совсем не пустой. За столами усердствовали в оформлении истории болезни врачи отделения.

— Извините, мы от радости сошли с ума, — пролепетала Даша, выбираясь из объятий мужа.

— Бывает, целуйтесь сколько хотите, — разрешили коллеги. — Нам не мешаете. Уткнулись они опять в мониторы и бумаги.

Посадив Романа за свой стол, Даша ушла за ширму переодеваться. Воровато оглянувшись, Бугров шагнул следом.

— Ты стала ещё прекраснее, малышка. Твоя обольстительная грудь, отобранная мальчишками, теперь принадлежит только мне. Она стала прекраснее и женственнее, — не удержавшись, поймал он губами тёмно розовый сосок, просвечивающийся через гипюр. — Я пью из твоих губ, как путник в жару воду, и никак не могу утолить жажду. — И вот уже очередь дошла до животика, который дрогнул под его рукой. — Я скучал по маленькому ушку, по носику-курносику, по ротику-земляничке. Рука металась по спине, рвя крючки.

"Как он с одной рукой везде успевает", — прыгало в Дашкиной горящей голове.

— Ромаша, милый, — обвила руками его шею Даша. — Не здесь, не сейчас. Хочу на поляну, у реки, в ромашках.

Муж потряс головой, приводя свои мозги в порядок.

— Желание королевы — закон. Будет для нашей любви поляна из полевых цветов.

— Помоги застегнуть молнию на платье, милый. — Повернулась к нему открытой спиной Даша.

— Красивое платье, тебе идёт. — Прошёлся он губами по свободным от ткани местам. — После пацанов стала аппетитнее персика твоя попа, — погладил он приглянувшееся место. — Поехали, малыш, а-то я взорвусь прямо здесь.

Он пронёсся на выход по больничным коридорам, как стихийное бедствие. Держа на локте здоровой руки, словно маленького ребёнка жену.

— Ураган, — проворчала нянечка, моющая полы.

Ни красная от его ласок и поцелуев Дашка, ни Бугров, несущийся с желанной ношей к машине, гонимый нетерпением, не обратили внимание на Натали, беседующую в приёмном отделение с подругой. Проводив их завистливым взглядомона поцедила сквозь зубы:

— Дождалась Дашка, примчал ненормальный.

Та согласно кивнула и поделилась новостями:

— Рассказывают, он всё отделение на уши поставил. Как с неба свалился. Хотели милицию вызывать. Разобрались, на своё счастье.

Внимательно слушающая её Натали хихикнула:

— Мог бы и больницу развалить. Сколько лет их знаем, пора бы и остыть, а он влюблён в неё, как пацан.

Светлана приблизив лицо к уху подруги, прошептала:

— Если не больше. Бывает, знают словечко какое или заговор.

Натали грохнула кулаком о ладонь.

— Уж и не знаю. Ничего мне не помогло. А так его хотела и думаю не одна я. Скажи, Светка, что в ней такого, чтоб так мужик свихнулся. Конопатой была, ей и осталась, а он умирает по ней, утке.

— Судьба,— развела та руками.

Та ещё раз глянув на захлопнувшуюся за парой дверь нехотя согласилась:

— Может, ты и права.

Устроив жену в салон, он прижал её к креслу поцелуем. Она осторожно высвободилась и попросила:

— Ромаша, заскочи в гастроном за водой, пить хочу.

Он ещё раз поймал поцелуем её губы и обещал.

— Без вопросов, малыш.

Он тормознул у центрального гастронома, Даша не желая и десяти минут быть без него увязалась с ним. Когда держась за пальчики забирали воду, она обратила внимание на мучившихся с двумя итальянцами и одним испанцем продавцов. Переводчика с ними не было. Ни те ни другие друг друга не понимали. Даша попробовала объясниться с ними по— французски — мимо, по— английски — мимо. Казалось равнодушно стоящий рядом с ней Роман быстро, быстро разобрался с ними бросив несколько слов на итальянском и испанском. Ей даже показалось, что стой тут ещё с десяток представителей разных народов, он бы и с ними говорил. Даша даже не успела удивиться, как он потащил её на выход. Уже в автомобили она поняла, что для Бугрова не существует языковых преград. Ей тут же захотелось задать ему вопрос, сколько же иностранных языков он знает, но что-то удержало её от этого шага. Возможно, его любящие глаза, что не выпускали её из поля притяжение и ей было не до того. А Бугров сидел в машине, как на иголках, кося глаза на разрез платья жены, оголяющего ногу. Долго выдержать не по силам, рванул по шву, расширив обзор до талии. Дарья даже не ойкнула, зная Бугра. Бесполезное дело. Освободив простор руке, он осторожно прошёлся по ноге от розового колена и до паха, погладив живот, запал за поясницу. В висках её застучали молоточки, выбивая затейливую мелодию. С каждым новым его прикосновением она чувствовала, как дрожь наслаждения пробегает по телу. Нетерпеливая рука скользнула по спине, ломая молнию. Горячие губы припали к плечу, нашли белую шейку жены.

— Ромаша, дорога, — охрипшим голосом пролепетала Даша, пыталась остановить его и возвратить в реальность. — Раненой рукой ведёшь.

Голод в его глазах нарастал, почти ничего не соображая, он стянул с её плеч платье, освободив из-под ткани грудь. Рука больно сжала тяжёлую грудь, растеребила соски. — Кажется здесь, — прорычал он, глуша машину.

— Точно, вот и база где мы ночевали после окончания школы. Смотри, палатки и отдыхающие. — Очнулась от хмельных его рук Даша.

— Ты права, детка. Проедем дальше по дороге в лес. Малыш, ты посиди. Я посмотрю.

Дарья смотрела ему в след. Он имел внутри себя по-прежнему молодую, мятежную и такую же как в юности хулиганистую душу. Бугров был Бугровым.

Роман нашёл, что искал. Окаймлённая с трёх краёв лесом поляна одной своей стороной выходила на берег реки, склон которой пестрел тоже полевыми цветами. Сама же поляна благоухала разноцветьем. Белые головки ромашек и синие стрелы колокольчиков ковром устилали землю.

"То, что надо, — обрадовался Роман, оглядевшись вокруг. — Дашке понравится и, главное, никого, ниоткуда". Приметив у леса стожок, позаимствовал охапку сена, устроил из него постель. Удовлетворённо осмотрев работу, отправился за женой. Возвращался напрямую, укорачивая путь и ломясь через кусты, напугав Дашу.