Е.И.В. Часть 4

На этом злоключения не закончились — шальной пулей убило мистера Керри. Дрянной был человечишка, если честно сказать, но мог бы послужить неисчерпаемым кладезем информации, ушедшей, увы, вместе с ним. Наверное, сам Господь не захотел разглашения тайн британского премьер-министра. Неужели они настолько грязные?

— Справа двое! — предупреждение сержанта Замойского прозвучало одновременно с его же выстрелом. — И ещё, пся крев!

В сложные минуты граф использовал польские ругательства, так как русские, по его мнению, нужно учить с младенчества, и лишь тогда их можно применять с полной силой и отдачей. Правда, когда становилось совсем плохо, Александр Степанович забывал об этом, и легко переходил на командно-матерный, как его называли с лёгкой руки фельдмаршала Кутузова

Англичане попались то ли неопытные, то ли непуганые, раз собрались остановить рассерженных гусар ввосьмером. А может быть, они не подозревали о существовании многозарядных пистолетов?

— Мать... и через колено вперехлёст... и бабушку тоже! — Замойский бросил мешок с бумагами и стрелял с двух рук, что было редким зрелищем и ранее считалось невозможным из-за слишком сильной отдачи. И попадал, что самое удивительное. Четырёхлинейные тупоконечные пули, будучи направлены твёрдой рукой, способны творить чудеса, а выходные отверстия после них не закроешь и суповой тарелкой. — Съели, хамские отродья? Кончилось ваше время!

Однако граф поторопился праздновать победу — расстрелянные солдаты оказались авангардом большого отряда, и неприцельный залп сразу поубавил энтузиазм сержанта и сбил шапкозакидательное настроение.

— Сворачиваем! — крикнул Нечихаев.

Замойский взглянул удивлённо:

— Что, прямо сквозь дом пойдём? Меня мама учила, что в чужие окна можно залезать только к прекрасным паненкам. Или это говорил мой папа?

— Твою мать! — Возглас майора относился вовсе не к почтенной матушке сержанта Замойского — грохнувший внутри дома взрыв вынес наружу тучу стеклянных осколков, и довольно крупный кусок воткнулся пригнувшемуся Мишке точнёхонько ниже поясницы. — Уходим отсюда! Мешки бросайте к чертям собачьим!

Вот эти приказы сержанты выполнили с превеликим удовольствием, особенно последний, насчёт бумаг. Господи, как же ты долго не мог услышать молитву измученного тяжёлой ношей гусара! Тебе не стыдно, Господи?

Без мешка на плече бежать значительно легче, и граф Замойский вырвался вперёд. Да, совсем было вырвался, но вовремя заметил, как командир отстаёт и при беге припадает на левую ногу. Вот ведь незадача...

— Мишико, помоги господину майору!

Иоселиани подхватил Нечихаева, и, не долго думая, потащил к двери ближайшего дома:

— Сейчас перевяжем.

— Иди ты к чёрту со своими перевязками, князь! — попытался отмахнуться Мишка, у которого понимание комизма ранения в задницу заглушала боль от глубоко засевшего стеклянного осколка.

— Сам к нему иди, — вполголоса огрызнулся Иоселиани, и ловко пристроил ручную гранату к дверному замку, попросту привязав её к ручке верёвочкой. — Сейчас откроется, я волшебное слово знаю.

Мишка оторопел, не сразу разглядев, что князь успел снять с гранаты осколочную рубашку. Интересно, где он успел раздобыть новинку, если её начали выпускать всего два месяца назад и в войска до сих пор поступают старые, ещё в чугунном литом корпусе? Неужели опять скажет, будто бы прикупил по случаю на базаре у незнакомого мужика с рыжей бородой, прихрамывающего на правую ногу?

Взрывом вышибло не только замок, но и саму дверь. Сержант Иоселиани не стал дожидаться, пока осядут дым и пыль, и шагнул внутрь с вопросом:

— Есть кто дома? Гостей принимаете?

В ответ послышался тонкий женский визг, вспышка осветила полутёмную прихожую с уходящей наверх лестницей, и князь вдруг с удивлением почувствовал слабость в ногах. И лишь потом тупая боль от попавшей в грудь пули кольнула уходящее сознание. Всего на краткий миг кольнула... и ушла, чтобы не вернуться никогда. Вместе с жизнью.

— Мать... — Нечихаев влетел в дом и едва не попал под вторую, выпущенную почти в упор пулю. — Ах ты сучка!

На Мишку смотрели огромные девичьи глаза, полные страха и слёз. Яркие голубые звёзды, при иных обстоятельствах способные завладеть разумом, пленить душу и сделать счастливым любого мужчину. Да, при иных... а сейчас сабельный удар перечеркнул красивое бледное лицо, и глухо стукнули, падая на пол из тонких пальцев, дымящиеся пистолеты. Следующее движение оставило без руки даму средних лет, ловко орудующую шомполом в стволе короткого кавалерийского ружья.

Заскочивший следом сержант Замойский опустился на колено и попытался нащупать пульс у лежащего на боку князя. Не нашёл, и зло ощерился:

— Они у меня за всё ответят.

— Уже ответили, Александр Степанович, — Нечихаев милосердно добил обеих раненых англичанок, и пояснил. — Ты пойми, граф, мы воюем со страной, а не с её населением, так что давай не будем переносить ненависть с отдельных личностей на весь народ. Взявший меч от меча и погибнет, но не стоит убивать просто так, за принадлежность к определённой нации.

Замойский кивнул, если и не соглашаясь со словами командира, то принимая их с сведению, и выглянул из дома на улицу.

— Наши, Михаил Касьянович! Ей-богу наши!

Он вскинул винтовку к плечу, повёл стволом, выбирая достойную цель, и нажал на спусковой крючок. Английский сержант, пытавшийся организовать хоть какое-то сопротивление появившимся невесть откуда красногвардейцам, сложился пополам. Ещё выстрел! Пся крев, господа бритты, как вам нравится переход из охотников в категорию дичи? Хотели сожрать воздушную гусарию без хрена и соли? Так и подавиться недолго! Свинцовым хлебушком...

Французский император метался по комнате подобно запертому в клетку льву. Собственно, так оно и есть — окна казармы Ярмутского полка забраны коваными решётками, крепкая дверь заперта на замок, а снаружи её караулит донельзя серьёзный и решительно настроенный наследник российского престола. Его решимость такова, что попытавшийся пройти к Наполеону капитан Пибоди получил пулю в колено, и сейчас составляет компанию взятому под домашний арест императору всех французов.

А сволочной полковник Бредфорд, только недавно поставленный в известность о личности малолетнего русского гусара, целиком и полностью на стороне цесаревича. Магия титула... Настоящего титула, а не самопровозглашённого.

— Ваше Императорское Высочество! — Наполеон постучал в дверь, привлекая внимание высокородного сторожа. — Раненый истекает кровью и его нужно немедленно перевязать. Пришлите лекаря.

— Вы не можете оказать помощь самостоятельно, Ваше Величество? — откликнулся Николай. — Тем более ему уже ничего не поможет — люди ещё не придумали лекарство от виселицы.

Мстительность никогда не входила в число недостатков характера цесаревича, но прощать человека, пытавшегося напасть на него с ножом, он не собирался. Это каким же нужно быть тупым, чтобы подойти с недобрыми намерениями к стоящему перед зеркалом человеку?

— Капитан Пибоди умрёт, Ваше Высочество!

— Он подохнет, Ваше Величество! — поправил императора Николай. — Туда ему и дорога.

Наполеон усмехнулся наивной серьёзности цесаревича. Неужели он действительно уверен, будто император всех французов обеспокоен сохранением жизни какого-то английского офицера, тем более не настоящего? Мавр сделал своё дело, и мавр должен уйти! Капитан Пибоди является единственной ниточкой, потянув за которую можно вытащить на свет божий свидетельство связи императора с лордом Персивалем Спенсером. И кому это нужно? Стоит ли разочаровывать русских союзников оглаской неудачной попытки исполнить самостоятельную партию в этом скверном оркестре?

Или ещё есть надежда договориться с премьер-министром? Восемьдесят тысяч французских штыков — весомый аргумент в переговорах, и пусть даже половина из них не сможет ударить в спину немногочисленным русским силам... В любом случае — Пибоди тут лишний.

Дверь распахнулась ровно в тот момент, когда незадачливый капитан уже перестал дёргать ногами, но подушка с его лица ещё не вернулась на место. Застигнутый врасплох император вымученно улыбнулся и нашёл нужные слова для оправдания:

— Я не люблю предателей, господа!

Майор Нечихаев, явившийся в порванном и грязном мундире английского лейтенанта, с потемневшим от порохового дыма и пыли лицом, скривился в болезненной гримасе:

— Какое совпадение, Ваше Величество, я их тоже терпеть не могу.

— Да, зло должно быть наказано! — с наигранным пафосом воскликнул Наполеон. — Только неотвратимость возмездия...

— Несомненно, — перебил его Нечихаев, и достал из-за голенища сложенный лист бумаги. — Я очень рад схожести наших мыслей, Ваше Величество.

Вид знакомого документа заставил императора побледнеть. Это то самое письмо, узнаваемое по приметной кляксе даже не разворачивая его. Господи, как же оно попало в руки майора?

— Подделка! Клевета и ложное обвинение!

— Простите, но вам никто не предъявлял обвинений. Боле того, вы даже не ознакомились с содержанием этой бумаги.

— Да, но...

— Сюрприз, не правда ли? — Нечихаев бросил листок на пол. — И стоит ли вообще знакомиться? Умейте проигрывать достойно, Ваше Величество.

Встретившийся взглядом с императором полковник Бредфорд покачал головой и сделал шаг назад, показывая, что не собирается вмешиваться в происходящее. Капитан Лопухин вежливо взял его под руку и доверительным тоном спросил:

— Вы не хотите оказать услугу Его Величеству, сэр Эшли?

— Да, с удовольствием.

— Тогда распорядитесь принести ему письменные принадлежности. Его Императорское Величество желает поставить подпись под отречением в пользу присутствующего здесь великого князя Николая Павловича, и сгорает от нетерпения сделать это как можно скорее.

— Постойте! — лицо императора окаменело и превратилось в серую злую маску. — Я не собираюсь отдавать Францию! Никому! Никогда!

Нечихаев подошёл к Наполеону, заметно припадая на левую ногу:

— В этом письме утверждается обратное. Да, Николай Павлович не предоставит взамен короны ни Камчатку, ни Алеутские острова, но он поможет сохранить вашу честь!

— Отречение, сохраняющее честь? Не смешите, месье майор!

— Именно. Ещё ни один из европейских монархов не был повешен, и место первопроходца пока свободно. Желаете занять вакантное место?

— Вы не посмеете!

— Да? — Мишка махнул рукой, и вынырнувший из-за его спины сержант Замойский сбил императора с ног ударом приклада. — Александр Степанович, окажите Его Величеству любезность, сопроводив до виселицы. А вас, Иван Михайлович, я попрошу передать в газеты подробности переписки господина Бонапарта с премьер-министром Соединённого Королевства. Убийство капитана Пибоди можно не упоминать, но вот смерть бедняги Жака Лепажа без внимания не оставьте.

— Вставайте, сир, вас ждёт эшафот, — Замойский протянул руку. — Вы не против, если я потом возьму на память верёвку? Говорят, будто она приносит удачу.

Будьте вы все прокляты! — император отверг предложенную помощь и поднялся сам. — Перо, бумагу и чернила!

— Непостоянство вас не красит, — огорчился сержант. — Тогда придётся взять гильзы.

— В каком смысле?

— После подписания отречения монархов не принято оставлять в живых. Традиция, сир. Умрете, как подобает мужчине — от пули.

Наполеон вздрогнул и перевёл взгляд на Нечихаева:

— И вы решитесь расстрелять императора Франции без суда и следствия?

— Предателя. Кто-то пару минут назад говорил, что зло должно быть наказано. Но в этом случае, даю слово офицера, никто и никогда не узнает подробностей.

— Перо бумагу и чернила! — повторил просьбу Наполеон. — И ещё раз будьте прокляты.

— Будем, — согласился Нечихаев. — Или не будем. Кысмет!

На следующий день всё происходило просто и обыденно, без присущей печальным церемониям торжественности. Не было ни зловеще рокочущих барабанов, ни свежесколоченного эшафота, ни волнующейся толпы. Была кирпичная стена казармы 13-го Ярмутского полка, император, стоящий спиной к ней, и невозмутимый граф Замойский, меняющий иголку в ударном механизме верной винтовки.

Наполеон в своём привычном мундире — негоже бывшему повелителю Франции и почти всей Европы умирать в обносках с чужого плеча, и полковые портные всю ночь трудились не покладая рук, чтобы успеть к сроку. Низко надвинутая треуголка не могла скрыть сбегающие из-под неё капельки пота, но император держался мужественно, и попросил не завязывать ему глаза.

— Я многое видел в своей жизни, месье Нечихаев, и сейчас хотел бы взглянуть на собственную смерть. Вы ведь не откажете в такой малости?

Мишка молча кивнул. Всё шло так, как выглядело в часто повторяющихся уже не первый год снах. Наполеон, красная кирпичная стена, поднятый на уровень груди винтовочный ствол...

— Александр Степанович, вы готовы?

— Да, — коротко ответил Замойский. — Начинать?

— Заканчивайте, пожалуй.

Сержант выстрелил не прицеливаясь, и сразу же пошёл прочь, повесив кулибинку на плечо. Второй пули не потребовалось.

Два дня спустя. Тауэр.

— Извините, сэр, но обстоятельства требуют, чтобы вы спустились в подвалы. Здесь оставаться слишком опасно!

Премьер-министр Соединённого Королевства смотрел на секретаря и не видел его. Разум лорда Персиваля Спенсера был полностью захвачен разыгравшимся воображением, рисующим перед внутренним взором картины ужасного будущего. Видения, одно страшнее другого, сменялись мгновенно, но навечно отпечатывались в памяти. Предсказания судьбы, или продукт воспалённого мозга?

— Сэр, нам нужно уходить вниз! Русские подтянули артиллерию!

Настойчивость секретаря наконец-то принесла свои плоды, и взгляд премьер-министра приобрёл осмысленность:

— Это ты, Льюис?

— Да, сэр! Но если мы не поторопимся...

— Зачем спешить тому, кто всё равно везде опоздал?

— Ваша жизнь, сэр...

— Оставь в покое мою жизнь, Льюис! — неожиданно вскипел премьер-министр. — Доложи обстановку в Лондоне.

— Города с таким названием больше не существует, сэр. Если по непроверенным слухам даже от Букингемского дворца остались лишь развалины, то что говорить об остальном? Русские открывают артиллерийский и ракетный огонь в ответ на любой сделанный в их сторону выстрел, а немногочисленные очаги сопротивления минируют и взрывают вместе с защитниками. Они берегут своих людей.

— Даже французов?

— Точно неизвестно, но, скорее всего, нет. Как только объявили о вашем приказе расстрелять императора Наполеона Бонапарта и сделать из него чучело для Британского Музея...

— Что за чушь?

— Это слухи, сэр. Упорно циркулирующие слухи. Но чёртовы лягушатники верят им, и буквально сорвались с цепи. Увы, но они ожесточились до такой степени, что перед их деяниями развлечения морских пехотинцев Его Величества кажутся невинными шалостями. Пленных не берут вообще.

— Даже мирное население?

— Извините, сэр, но согласно вашему приказу о тотальной войне во всём Соединённом Королевстве нет мирного населения.