Линия за линией появлялась на бумаге, и вот из полного, окончательного ничто проступила Эли с ее разочарованной гримаской, короткой юбкой, плавным движением.

— И что ты думаешь с этим делать? — спросила Эли, блеснув острыми зубками. Амти пришлось дорисовать ее клыкастый ротик, только потом она ответила.

— Ничего. А что мы можем с этим делать? Нас не позвали.

Хриплый, мужской голос в записи орал что-то про предательство и вечное одиночество. Амти вдумчиво кивнула, потом сказала:

— Еще можем страдать. Я уже страдаю.

Глаза Эли блеснули, когда он резво развернулась к Амти, и Амти дорисовала блик на ее радужнице.

— Амти, я ошибалась, это ты у нас девочка из порнушки. Пугливая школьница, которой место в шкафе у какого-нибудь изврата.

— Какая ты сегодня изобретательная, — пожала плечами Амти, давно привыкшая к манере Эли общаться. — И не в шкафе, а в шкафу.

— Да, — задумалась Эли. — Еще в шкафу тебя нужно будет связать, и чтобы ты плакала и была девственницей, хотя ты же и так...

А потом Эли неожиданно остановилась, прижала указательный палец к губам и совсем замерла. Очень удобно, подумала Амти, так ее намного легче зарисовать.

— Точно! — воскликнула Эли, и в глазах ее светился тот нехороший восторг, который, наверное, охватывал и изобретателей оружия массового поражения. — Мы проберемся в школу и спрячемся! И подслушаем, что они говорят!

— Но разве они не расскажут нам сами, если нам нужно будет знать...

Но Эли уже не слушала Амти, она искала фонарик. Амти отложила рисунок, встала.

— Ты не считаешь, что это бездумно и небезопасно?

— Ага.

— Слышала поговорку про то, что приносят многие знания?

— Что?

— Многие печали.

Но как бы Амти ни старалась повлиять на Эли, ее усилия были сравнимы с попытками голыми руками остановить фуру, несущуюся на полной скорости. Внутренние инструкции безопасности велели Амти отступить, когда Эли сказала:

— Та-а-ак.

Это "та-а-ак" могло означать все, что угодно, и Амти не слишком хотелось проверять. Она отдернула юбку, сказала:

— Хорошо, я поняла, ты хочешь узнать что они задумали. Ладно! Я, конечно, не вижу смысла узнавать то, с чем мы никак не можем помочь, но...

— Заткнись, — сказала Эли. — И бери фонарик. Мы придем туда раньше них и затаимся.

Амти вздохнула, но пошла вслед за Эли.

Где-то за два часа до назначенного времени, Амти и Эли пришли в заброшенную школу. До Войны в этой школе учились маленькие Инкарни вроде них. Инкарни, осознавшие себя слишком рано в то время не были предоставлены сами себе. В мирное время до Войны в них видели более стабильных Инкарни, способных сжиться с собственной тьмой. Некоторых из них готовили в качестве шпионов и отправляли в Государство, некоторые из них становились управленцами в самом Дворе. При предыдущем царе воспитание юных Инкарни считалось делом благородным и дикости в школе для маленьких Инкарни, по крайней мере снаружи, было намного меньше, чем во всем остальном Дворе. Когда миры еще не были окончательно отделены друг от друга, Инкарни старались воспитать детей так, чтобы они могли сойти за людей света.

Заброшенная школа напоминала Амти ее собственную, только пришедшую в запустение. Заросший сад окаймлял невысокое, аккуратное здание красного кирпича. Балконы его почти скрылись за потерявшим всякий страх плющом. Стрельчатые своды арок вели во внутренний двор. Интересно, подумала Амти, когда-то в этом саду жили, влюблялись, смеялись такие же Инкарни, как она? Похожи они были еще на людей или уже нет?

Они с Эли прошли мимо качелей, едва держащихся на рассохшихся веревках. Какие-то девочки когда-то, наверное, играли здесь, во дворе, в резиночку или пели считалки. Где теперь все эти Инкарни? Погибли на Войне? Выросли и стали как местные взрослые — безумными тварями?

Игровая площадка и сад, крепкое, красивое здание — школа была так похожа на человеческую, куда люди света отдают своих любимых детей, что Амти стало не по себе.

Она, конечно, знала, что Инкарни не чужды родительскому чувству — взять хотя бы Адрамаута и Мескете, они любят своего детеныша, как любят и люди света. И все же Амти было странно видеть во Дворе нечто настолько нормальное. Никаких клумб с ядовитыми цветами, никаких раскиданных во дворике костей, никаких могилок для маленьких животных, которых замучили эти дети.

Ничего жуткого вообще — красивое, старое здание начала прошлого века, строгое и увитое зеленью, которой раньше явно позволяли меньше буйства. Да словом, ничего особенного кроме того, что здесь обучали не только арифметике, языку и естественным наукам. Здесь учили убивать, обманывать и уничтожать.

Амти и Эли зашли внутрь, и едва переступив порог, Амти почувствовала магическую силу, присущую этому месту. Амти поняла, почему Адрамаут и Мескете выбрали для встречи именно его — когда-то оно очень хорошо защищалось, и остатки этой защиты все еще ощущались в воздухе.

— Мескете говорила, здесь они не могли применять магию и никто в этом месте не мог. Это чтобы детки друг друга не поубивали, наверное, — сказала Эли. — По-моему, здорово. Я бы здесь поучилась. Интересно, какая тут была форма?

— Может, никакой, это же Двор, — предположила Амти. Они вошли в темное, пахнущее пылью и мелом помещение.

— Сто пудов была, — постановила Эли. — Смотри, как тут занудно.

Эли побежала вперед, пол под ее шагами заскрипел, а луч фонарика осветил поднятые ей столбы пыли. Маленькие смерчи, подумала Амти, красивые. Она посветила фонариком на потолок и узнала, что потолок однажды был расписан орнаментом из прекрасных и неведомых цветов. Под ногами Амти пол тоже заскрипел, и Амти очень боялась провалиться.

— Хорошо, — сказала Эли. — Так мы легко узнаем, когда они придут! Мы пойдем на второй этаж, если они будут подниматься, спрячемся там, а если нет, то спустимся. Главное, чтобы они не увидели нас сразу...

— Ты гений, — вздохнула Амти.

— Издеваешься?

— Ага.

Тяжелые, бархатные шторы закрывали окна, так что в здании было еще темнее, чем, казалось, возможно. Неверный свет фонарика выхватывал то витую лестницу с кованными перилами, то старую люстру, то сгнивший ковер, вышитый сюжетом, который сложно было восстановить, но там явно принимала участие красивая девушка в черном и мужчина в белом. Может быть, это Мать Тьма и Отец Свет, подумала Амти. На первом этаже были холл, столовая и опустевшая библиотека. На втором — классные комнаты. Должно быть, на третьем располагались жилые помещения. Амти и Эли прошли дальше, и Амти вдруг почувствовала что-то неуютное, странное и сложно определимое. Будто кто-то смотрел на нее. Амти вздрогнула, а Эли засмеялась:

— Призраков боишься?

Смех ее в тишине заброшенного, забытого здания еще сохранявшего прикосновения ушедшей эпохи, показался совершенно ведьминским.

— Вроде того.

— Тогда я тебе больше скажу. Все, кто здесь когда-либо учились скорее всего давным-давно мертвы.

По широкому коридору они прошли до первой же классной комнаты и заглянули внутрь. Наверное, если бы в мире тьмы было настоящее солнце, большие окна делали бы класс просторным и светлым. Мелом пахло еще сильнее. Доска в белой крошке мела казалась заснеженной. Ряды парт старого типа — из толстого дерева, и неудобные стулья короновал учительский стол красного дерева с дорогой канцелярией, которую кто-то так и не забрал, будто собирался в спешке. Амти взяла перьевую ручку и покрутила ее в руках. Забавно, что раньше люди писали этим. Забавно, с какой точностью здесь, в этой школе, была воспроизведена атмосфера довоенного Государства. Что изучали в этом кабинете? Математику? Шпионаж? Сказать было нельзя, кабинет был лишен особенностей, по которым можно было установить предмет. Вроде как в кабинете химии горько пахнет и есть лаборатория. В кабинете алгебры по стенам развешаны формулы, а в кабинете литературы — портреты писателей. Ничего этого не было.

Эли прошла к доске, взяла полураскрошившийся кусок мела и написала короткое и емкое ругательство. Амти долгое время ходила между партами, смотря на редкие надписи. Кто-то утверждал, что гулял с Карси, за что был последними словами кем-то, видимо соперником, обруган. На одной из парт было написано нечто не менее емкое, чем произведение Эли: "смерть, смерть, смерть".

Амти прошла мимо, села за последнюю парту, положила руки на стол, потом подняла, посмотрев на отпечатки, которые остались в пыли. Решив не вытирать руки о юбку, чтобы ее не испачкать, Амти коснулась руками обратной стороны парты, которая должна была быть менее пыльной. Амти почувствовала под пальцами выемку, как будто кусок доски чуть отходил. Амти надавила на нее, просто из любопытства, и в руки ей скатилась толстая, старая тетрадь. Амти вытащила ее, посветила себе фонариком, чтобы лучше ее рассмотреть. Тетрадь не была подписана, она была черной, в кожаном переплете. Пожелтевшие от времени страницы, казалось, могли рассыпаться под пальцами. Амти неловко листала страницы. Судя по всему, это был чей-то личный дневник. Кто-то нашел особенное удовольствие в том, чтобы хранить его практически у всех на глазах. Страницы были исписаны убористым, аккуратным почерком, и Амти не заметила ни единой грамматической или пунктуационной ошибки. Она наугад открыла одну из записей в середине дневника и принялась читать:

"Наверное, надо различать диффузный террор, осуществляемый индивидами чисто по личной инициативе с использованием подручных средств, который всегда при желании может быть представлен как обычная бытовая преступность, следствие корыстной мотивации или неприязненных личных отношений, и на практике от нее неотличим, и террор структурированный, оснащенный необходимым дискурсом, получивший моральную или даже юридическую санкцию со стороны какой-то авторитетной иерархии, военно-религиозного ордена, например, или его субститутов. Диффузный террор, разумеется, стихиен и первичен, структурированный террор предполагает его как свое необходимое исходное условие. Самое интересное, однако происходит в зазоре между этими двумя форматами террора, когда формируется его дискурс."

Под этим абзацем была подведена линия, а следующий начинался словами:

"Наконец, стоило бы смириться с тем, что во всех нас есть часть безвидной, лишенной света пустоты далеко за звездами. Все, что они делают, это тоже жизнь. Истинная Тьма, это стазис, а не разрушение."

Под этой записью, сделанной явно второпях был приклеен шмель. Амти вскинула брови — тетрадь была старой, чернила кое-где уже едва были видны, страницы пожелтели. Но шмель выглядел так, будто его приклеили сюда пять минут назад. Пушок на его полосатом брюшке блестел, крылышки переливались. Когда Амти прикоснулась к нему, он зажужжал. От страха Амти захлопнула тетрадь и тут же испугалась, что убила шмеля, и в то же время почувствовала смутное удовлетворение.

Именно в этот момент внизу раздался скрип двери. Амти услышала далекий голос Мескете, но не разобрала, что она говорит.

— Пришли, — прошептала Эли одними губами. Амти увидела, что доска исписана самыми грязными ругательствами. Подхватив тетрадь, Амти вслед за Эли на цыпочках вышла к лестнице. Судя по направлению следов в пыли, остальные ушли в библиотеку. Чуть погодя Амти и Эли стараясь не шуметь спустились на первый этаж, подобрались к двери, но остались за ней, прижавшись к стенке и слушая.

Дверь была открыта, и Амти казалось, будто все уже слышат стук ее сердца. Но вроде как никто не видел их, и они никого не видели, только слышали. Амти слушала голос Мескете:

— Неселим, нам нужно будет смазать пули твоим чудодейственным эликсиром. Если, к примеру, пуля не снесет ей голову сразу же, нам нужно, чтобы она была мертва к тому времени, как кто-нибудь что-нибудь поймет. Нам не нужно, чтобы она успела отдать распоряжение по поводу казни стрелка. Законы Двора говорят, если нет человека — нет преступления.

Неселим, судя по всему, некоторое время обычным для него движением протирал очки, потом сказал:

— Разумеется. Я дам вам образец для пуль. Она умрет мгновенно, я работал с собственной кровью, поверьте, это чистая смерть. Но мы уверены, что будем стрелять на празднике? Велика вероятность промазать. Мелькарт, к примеру, имеет к ней круглосуточный доступ...

— На празднике, — сказал Адрамаут. — На празднике в случае, если ничего не получится, у нас есть маленький шанс сбежать невредимыми.

Амти услышала смех Мелькарта:

— И, кстати, надо понимать, что это не Шацара убить. Ее здесь любят. По местным меркам, не так уж она и жестока. Так что нам нужно будет смыться как можно быстрее.

— Любят, — согласился Адрамаут. — Но мы, тем не менее, собираемся спасать не Двор, а Государство.

Амти порадовалась, что она не в библиотеке вместе с остальными. Иначе слишком сильным был бы соблазн напомнить Адрамауту, что с ними со всеми хочет сделать Шацар. О нем думать не хотелось.

— Эй! — крикнул Мелькарт, а Адрамаут засмеялся. Шмель, зажатый в тетрадке предательски зажужжал.

— Выходите, — сказала Мескете. — Мы знаем, что вы там!

Когда они зашли в библиотеку, просторную и богатую какими-то жутко старыми книгами, самое удивленное выражение лица было у Шайху.

— О нет! — сказал Шайху. — Как они нас нашли?!

— Да заткнись, — фыркнул Мелькарт. — А то думаешь я не знаю?

— Вы нас не позвали! Это было низко! — рявкнула Эли. — А ведь Аштар ранен, а я его сестра и должна была бы его заменить...

— Извините, — сказала Амти.

Адрамаут кивнул им на скамейку у одного из книжных шкафов и продолжил:

— Мы должны понимать, у нас есть только один шанс. Шайху, ты займешься подготовкой к эвакуации. Нужны зеркала, но при этом нужно поставить их туда, куда перед праздником не заглянут слуги. Неселим, от тебя нам нужен твой яд.

— От меня? — спросил Мелькарт.

— Слушай мысли стражи, — сказала Мескете. Не очень это было надежно, но, судя по всему, и особенных функций не несло, кроме как дать Мелькарту почувствовать себя деятельной частью команды. — Адрамаут будет стрелять. Перед тем, как входить на Лестницу Вниз, она отошлет нас и всех остальных, даже тебя, Мелькарт.

— А ты? — спросила Эли.

Мескете посмотрела на Эли странно, ее серо-зеленые глаза показались темнее, чем были на самом деле.

— Я, как и вы, буду ждать.

Амти увидела ее взгляд, обращенный на Адрамаута и поняла, что они имели долгий и сложный разговор, суть которого сводилась к тому, что кто-то один должен был остаться в стороне, чтобы продолжать жить. Мескете по натуре была большим воином, чем Адрамаут, но именно поэтому она смогла бы лучше защитить остальных. Амти видела, что ей это было больно.

Впервые Амти поняла, что они на самом деле затеяли, и ее проняла дрожь страха и нетерпения.

10 глава

Неделя пролетела, будто день. Амти решила, что начинает привыкать к жизни во Дворе ровно накануне того, как эта жизнь, если не вся ее жизнь вовсе, должна была закончиться. Вечером Эли привела в комнату парня такого смазливого, что Амти было смотреть на него противно. Можно было попытаться их выгнать, но она даже не шелохнулась, продолжив читать дневник, найденный ей в школе. Амти подвинулась ближе к краю, давая Эли и ее пареньку место развернуться. Минут десять они целовались, потом на колени Амти прилетел лифчик Эли, который Амти переложила на тумбочку и перевернула страницу. После этого Эли сказала: