Из Терний

— И не один, позволь заметить!

Густой бас раздался из-за спины. В дверях, улыбаясь во весь рот, стояли двое листартов в полном облачении: алые плащи и позолоченная чешуйчатая броня, исполинский меч за плечами и по два длинных на поясе. Один, кажется, был старше Сида, с морщинами в уголках глаз и проседью в собранных в хвост светло-русых волосах. Другой, что стоял слегка позади, своими большими глазами и взъерошенным золотым "ёжиком" волос напоминал Терилун ребёнка лет восьми, в один момент вымахавшего до великана.

— А мы уже вправду подумали, что пойдём одни. Нет-нет, юная госпожа, тебя мы, конечно, посчитали. Но мы не представились. Я — Мэйлорн, или Мэй, а это — Риц, младший.

Вероятно, не только Сид, а все листарты были такими: степенными, вежливыми, чистыми в речи и манерах. Когда Мэй входил в комнату, Терилун невольно вспомнила придворную грацию Ласа — не то же, но всё же что-то есть. Так или иначе, ни один из них троих, даже явно более неуклюжий Риц, ничем не напоминал обычного солдата. Потомки салмиров, те, на чьих мечах был построен и стоял Ламино... И что с ним теперь?

— Теперь, когда отряд есть, есть кем командовать и кем прикрыть тыл, можно начинать?..

В следующий миг послышался глухой гром, и земля затряслась. Сначала Терилун показалось, что кто-то колотит огромным молотом по стенам и полу; лишь мгновением спустя, когда закружилась голова, а пол пошёл из-под ног, она почувствовала, что дрожь идёт снизу. Сбитый с толку, испуганный, растерянный, разум забился глубоко внутрь, отказываясь чувствовать цвет, видеть или понимать что-либо вокруг. Две мучительные секунды паники, беззащитности — и всё. Дрожь утихла, не оставив следа. За окном, во дворе, шенаи почувствовали её слабее других — почти как раскатистый гром в грозу. В комнате же Мэй с Рицем стояли почти в боевой стойке, расставив руки в стороны, озираясь; Алгаэа то ли держалась за Сида, то ли держала, чтобы не упал. Терилун же не сводила глаз с Ласа. Он пытался выглядеть, как все, ошеломлённым, застигнутым врасплох, с бегающим взглядом и неверными движениями. Но рядом с ним была уже не та Терилун, которую сложно было так просто обмануть. В десятый раз ложь не могла пройти незамеченной, просто не могла. Теперь правда была на поверхности: Лас всё знал.

Зародившись далеко севернее, дрожь земли волной прошла до Ламино и дальше, через Великое море, а потом уже более слабым отзвуком отскочила обратно. Вслушиваясь в этот едва различимы на холмах Степи отголосок, Лия откинулась назад на травянистый склон, подняла лицо к небу и зажмурилась.

— Оно приходит, приходит...

Во мраке недр, в огне печи

Дракона сердце, сердце бьётся,

То Фхард, родившийся в ночи,

Летит пожрать второе солнце...

Ты ведь ничего не понимаешь, правда?

Юноша-всадник, чья голова лежала у Лии на коленях, поднял к ней глаза; в его взгляде, когда-то живом, читалось теперь лишь скотское недоумение. Лия протянула к нему руку и погладила, как щенка, по волосам.

— Ну конечно же. Я сама смотрю на тебя и думаю, что ничем особенно не отличаюсь. Для мира мы с тобой одной породы. Нам шлют восхитительные мелодии, заветы, предостережения — а мы слышим одно конское ржание. Слышишь? — Её тонкие на вид пальцы вдруг железными тисками сжали подбородок юноши и пододвинули его лицо ближе, а голос перешёл на быстрый шёпот. — Да, я тоже ничего не слышала. Лежала, скакала, танцевала — ничего. Мир без голоса, мир без жизни, мир, где меня не было... И вдруг это биение. Эта буря в воздухе, близкая буря. Этот стишок про дракона... Ты ещё не понял? Это сигнал. Мы идём на войну.

Глава 8. Тенета Ткачей.

Его профиль виден так чётко, холодный монолит в дрожащем море хаоса. Вокруг него — ореол белого пламени, невесомого, обжигающего, исходящего как будто изнутри, но не трогающего ни одежды, ни кожу. Лицо его повёрнуто прочь, но Терилун знает: он неотрывно смотрит вперёд, на своего врага, окутанного таким же плотным коконом тьмы, настолько густым, что ближе рассмотреть нельзя. Так стоят они, разделённые десятью шагами блёклой пустоши, а сквозь неё проглядывают тени городских зданий — вроде и Тернии, но другие, приглушённые, присмиревшие. Вот светлый воин привстаёт на цыпочки и бросается к врагу; в последний момент из ножен выскальзывает его угольно-чёрный меч — и удар проходит сквозь такого же чёрного врага, словно через облако, не оставив и следа на поверхности. Второй, третий, пятый удар — сияющий мечник останавливается и слева, справа, наискось рубит неподвижный силуэт, но без результата — только серый простор вокруг с каждым взмахом разжимается и сжимается, как мятый листок бумаги в руке. Всё быстрее, и резче, и больнее — и вот уже из трещин, из разрывов в пространстве сочится ядовитый белый сок... Будто почувствовав это, чёрный человек наконец сдвигается с места, поднимает руку — и очередной удар тёмного меча встречается с другим, слепяще белым, как одежды нападающего. Не пытаясь атаковать, чёрный воин лишь блокирует выпады светлым своим клинком — и Тернии вновь начинают разглаживаться, принимать прежнюю форму. Ещё несколько ударов, всё впустую — сияющий мечник понимает, что дальше упорствовать бесполезно, и замирает. А затем нарочито медленно оборачивается к Терилун. И это не тот Лас, которого она знала до сих пор. В глазах, прежде спокойных, а теперь объятых раскалённым пламенем, играют нотки безумия. Нет, не безумия — уверенности. Так однажды смотрел он уже на Терилун. Тогда, в самую первую ночь, в ту невероятную, странную ночь. Но лишь сейчас стало действительно не по себе. Медленно, медленно тронулся он с места, кошачьими своими шагами подходя всё ближе, не отводя взгляд, вбирая им по капле весь ужас Терилун, весь растущий внутри страх, когда она бросилась бежать, тоже медленно, пятясь назад — и, когда лицо убийцы было уже совсем близко, проснулась.

— Ну, как спалось?

Со второго раза Терилун будто очнулась. В глазах вместо тяжёлого покрывала раздумий зажглась новая искорка. И прежде, чем Алгаэа отвернулась, не дождавшись ответа, девочка догнала её и прокричала:

— Прекрасно!!..

Горячий ветер Степи, ревущий порой в ушах, мешающий говорить, задувал и сюда. Он один, кажется, среди узких каньонов и старых, полуразрушенных гор из красного камня напоминал, что Степь близко. Из края в край шла за Ласом Терилун, из пейзажа в пейзаж, и никогда пейзажи эти не повторялись даже отдалённо. Сейчас тоже: под ногами, над головой, в горящей от бега груди был новый — изрезанная ущельями красная пустыня, её жёсткие кустарники и скрюченные от сухости деревца на склоне. К северу от Ламино и к западу от Степи раскинулась ещё одна страна, которую Теринул ещё пару дней назад и представить бы не смогла. Хотелось бы на обратном пути зайти к Кристе — но "прямых дорог в Касталлари нет", так было сказано, и вот — новый путь, новая выцветшая на солнце дорожная пыль.

— Прекрасно? Беги тогда быстрей, побежали, побежали!..

Путь и в совсем других обстоятельствах, пусть без акцента — всё равно Алгаэа тут же так напомнила свою мать. С развевающимся по ветру, подпрыгивающим при каждом шаге хвостом спутанных кос, со сверкающими пятками кожаных сандалий — и это "побежали, побежа..." И Терилун бежала, уже третий день, почти не отставая от других, — не стремясь, не спасаясь, просто переходя от одной точки к следующей.

— А вот так можешь? Вот, вот так, хей-хей!

Алгаэа на ходу перевернулась, побежала задом наперёд, левой рукой придерживая колчан с нуру. — Вас там в Суо бегать не учили, что ли? Или тумана своего волшебного наглотались?

— Да не туман, сколько тебе говорить, и не волшебный, это... э... уф...

И захлебнулась словами, сбила дыхание, отстала, а Алгаэа, посмеиваясь, побежала дальше.

Их было уже с полусотни — шенаи, наёмники и Эль-Тэйра и Шайи с круглыми щитами, короткими мечами и длинными копьями на ремнях, а следом — трое листартов во главе с Мэем. Терилун чаще держалась ближе к шенаи и, действительно, в беге им почти не уступала: пусть в ритм попадать пока удавалось не всегда, а дыхание, стоило отвлечься, тут же переходило на сбитый неровный хрип — но земля будто пела под ногами, а горячий воздух сам расступался перед телом, даря краткую прохладу. И в голове тоже: полчаса в темпе Алгаэа, в ритме Умалэя, в ритме сестёр Вейрани и Вейлени — и от вернувшегося было ночного морока не осталось и следа. Разве что с Ласом, который сейчас бежал где-то во главе отряда, встречаться не хотелось. Но это уже три дня было так: с самого Ламино, с доски для лэй-ро, с писем "Звездочёта", с торжествующего блеска в его глазах, — с тех пор Терилун старалась держаться от Ласа подальше и радовалась, что судьба ей эту возможность давала. Он сам, занятый управлением своей новой маленькой армией, не возражал.

Первую половину дня отряд двигался по выщербленному деревянному блюду каменистой долины, затем спустился в ущелье, узкое, неуютное, полутёмное на дне. Вышли из него уже в лучах вечернего солнца, в этих краях — кроваво-красного, будто передающего свой цвет старым камням пустыни. Следующую расселину, ещё уже прежней, решили пересечь поверху: шенаи Фаэраа перескочила на другую сторону, закрепила за камень верёвку, и все остальные один за другим перелезли через пропасть. Сердце стучало бешено, а от вида далёкой, далёкой земли внизу пересохло во рту — но в руках Терилун чувствовала уверенную, горячую силу, а в ногах — не потухший даже за три дня огонь, такой, что хотелось тоже одним прыжком перемахнуть на ту сторону и лететь, мчаться дальше. Так хорошо было на солнце, на просторе, где свежо... где не нужно было спать и видеть во сне Тернии.

Но даже с тяжёлыми мыслями, с ночными кошмарами, было всё одно лучше, чем в городе. Терилун теперь как никогда понимала, насколько дивно в глуши, вдали от толпы странных, шумных, не похожих друг на друга людей. Пусть отряд Ласа тоже был не таким уж маленьким — уже на исходе второго дня девочка так или иначе знала и чувствовала каждого, даже мрачных наёмников, доверять которым хотелось не больше, чем дикарям из вурга Лии. Однако когда расселина наконец осталась позади, и в сумерках колонна собралась на ночлег в укрытом от ветров углублении в скале, смутная тревога начала возвращаться. Слишком много разговоров, мыслей, взглядов, слишком много цветов для одной красивой картины. Судорожно Терилун стала искать глазами Алгаэа или листартов и тут же нашла — шенаи заняла укромное местечко на краю площадки и сидела там, разнеженно улыбаясь. Листарты стояли поодаль, на вершине скалы — пытались поделить с наёмниками скудную в этих краях древесину для костра.

— Да брось уже скрываться. Я вижу, как ты на него смотришь.

Терилун с недоумением, почти ужасом в глазах обернулась к Алгаэа.

— К-кого?..

— Говорю тебе, бросай притворяться. Целый день на моего Сида головой вертишь — весь отряд, поди, заметил.

У соседнего кострища уже чиркали огнивом; весёлые голоса отдавались в гулкой трещине внизу.

— Нормально всё. Ещё я из-за такой ерунды не заводилась.

Алгаэа подмигнула.

— У меня вот первый раз в тринадцать зим был. А тебе сейчас сколько?

Ситуация с Кристой повторялась: Алгаэа, кажется, вправду хотела сделать лучше, но получалось ровно наоборот. Терилун не сразу даже поняла, "первый раз" чего, а когда поняла, почувствовала, как обращается в камень снова — не краснеет, но наливается каким-то мертвенным зелёным, самым настоящим, и в мире Цвета тоже! И губы пересохли, так, что проведёшь языком — и ничего, как бумага. Сухая, горячая, щемящая внутри бумага. Что это такое?..

— Да я... не знаю даже, не помню... И какой сегодня день... и какого месяца — не знаю... А что?..

— Да ничего, что ты за чудная такая? Просто спросила. А что не знаешь, когда ты и в каком году, это мы исправим. Я сама тоже не алё, но Сид придёт, у него есть такая штука... в общем, всё будет. — Ещё пригоршня зелёной окаменелости. — Да какая разница, в конце концов — у вас там, говорят, вообще всё рано. Многожёнство, всё такое.

И разом всё рухнуло. Смущение, растерянность, щемящий стыд внутри, всё. Терилун опустила голову, но потом не удержалась и прыснула со смеху.

— Чего такое?

— Да нет, ничего... Мне, наверное, тебе тоже есть что рассказать.

Теперь всё стало совсем по-другому. Мгновение назад Терилун говорила с большой, загадочной, умудрённой опытом, почти тётей, сейчас же — с простой девчонкой Алгаэа, которая не верит в Тернии, зато думает, что в Суо многожёнство и "у вас там всё рано"...

— И я расскажу. Но потом, наверное. А что ты говорила про Сида?

— Про штуковину его стеклянную? Сейчас придёт, сам покажет. Он её вечно с собой носит.

— Да нет, я про другое... Вспомнилось, что ты говорила о нём в городе. "Страшновато немного", как-то так.

— А, про это. Суровая тема. — Алгаэа вновь улыбнулась, но уже как будто не так весело. — Видела когда-нибудь женщину-листарта?

— Ну... — Терилун на секунду задумалась. Делёжка древесины на холме, кажется, счастливо закончилась: Мэйлорн возвращался к костру с охапкой сухих веток, а вслед за ним несли толстый ствол Сид и Риц. — Я самих листартов впервые три дня назад увидела. — Нет, не впервые — мазнуло воспоминанием: сон Джури, Предательство, разъярённые великаны во дворе казарм, истыканные дротиками мёртвые тела... — И женщины обычно не ходят на войну. Ну, у нас так.

— У нас ходят, пока могут. Вот только нет у них никаких женщин. Все листарты рождаются от человеческих матерей. Если девочка — сразу мёртвая. Мальчики живые, вот только их нужно из живота вырезать, слишком большие вырастают. А мамы, значит, умирают, или калеками остаются, если повезёт. Потому и страшновато.

Листарты уже подходили к костру, а перед глазами Терилун стояли женщина с большим животом и кто-то другой, тёмный, страшный, заносящий над ней нож. Значит, они так... все?..

— Вот сюда, вот сюда, Риц, разместимся здесь. Не замёрзли ещё, сударыни?

Обманчиво громоздкий силуэт Мэя заслонил обзор, а через несколько мгновений посреди выемки в скале уже высилось подобие будущего кострища. Мэй отряхнул ладони от древесной трухи и сел рядом с Терилун, а Сид обнажил один из своих длинных мечей и осторожно, как живое существо, расколол ствол на аккуратные поленья.

— Сид! А не легче тем... большим? — Алгаэа указала пальцем на огромный двуручник за спиной листарта. Сид выпрямился и обернулся, но ответил за него Мэй:

— Сразу видно, недолго ты среди нас пробыла. Лест не для того, чтобы дрова колоть или мясо рубить. Лест — для войны. И то не для всякой. Они нам достались от отцов, дедов, прадедов, и если бы пользовались за почём зря, давно бы уже зазубрились и сломались, и нечего стало бы передавать.

Риц всё сидел на корточках у кучки мелких веток, пытаясь камень о камень начиркать огонь, а Сид тем временем снял и сложил пурпурный свой плащ, а взамен его достал другой, из плотной бурой шерсти, который тут же расстелил на камнях.