"Монах.Шанти"

Тоннель за стальной дверью продолжался еще шагов двадцать, прежде чем выйти в смердящую канализационную трубу, по которой сливались в реку нечистоты всего города. Первыми стояли копейщики, видимо перед началом боя они встали на колено, поверх их голов и стреляли арбалетчики, заряжавшие теперь свои неуклюжие приспособления. Заряжать их было непросто, на это уходит достаточно много времени, и это время работало не на них.

Выпад! Кинжал с хрустом пробил панцирь, попав между пластинами — спасибо кузнецу, выковавшему этот клинок!

Выпад! — прямо в глаз! Кровавая дыра, и человек, только что похожий на несокрушимую стальную башню, медленно заваливается назад, как подрубленное дерево.

Удар! Кинжал описывает полукруг и вонзается в левую подмышку, рассекая мышцы, проникая между ребрами и вспарывая пульсирующий ком сердца.

Андрус отталкивает трупы, все еще стоящие на ногах, идет вперед, с каждым движением, с каждым выпадом убивая, калеча всех, кто на свою беду оказался в это время, в этом месте. Бойцы попытались достать мечи — но разве размахнешься в тоннеле, где и стоять-то можно лишь слегка нагнув голову? Все, что могли делать эти люди — только умирать. И они умирали.

Через считанные минуты после начала боя, он уже был закончен. Когда Андрус вышел из боевого режима, на полу лежали лишь трупы, да тяжело раненные, догоняющие своих товарищей по дороге в преисподнюю. Уйти не смог никто.

Первое, что услышал Андрус, после того, как вошел в нормальный режим — это ругань. Урхард матерился, как десять грузчиков вместе взятых. Андрус обернулся и с ошеломлением увидел странную картину — Урхард боролся с неизвестным, вонзая и вонзая в него свой кинжал. Неизвестный мужчина вцепился в горло купца, Урхард хрипел, но не сдавался, и прежде чем Андрус успел прийти на помощь, буквально перепилил шею противника, напрочь отрезав ему голову. Тело упало, будто тряпичное, а голову Урхард так хряснул о стену, что та раскололась, забрызгав мозгами все вокруг. Одна капля попала Андрусу на щеку, и он с отвращением вытер ее рукавом, не замечая, что мажет себя кровью — он был залит ей с ног до головы.

— Это кто? — хрипло спросил Андрус — откуда он взялся?

— Из дома — мрачно ответил Урхард — это Идраз.

— Что?! Как? — оторопело выпалил Андрус, не веря своим ушам — ты же убил его!

— Перерезал глотку. И когда уходил, он был мертвее мертвого.

— И тогда — как?!

— Болван я. Надо было его кинжалом для тварей проткнуть. А я мечом глотку перерезал. Вот и результат.

— Не понимаю! — помотал головой Андрус — он был мертв, и вдруг встал? Почему?

— Я слышал про такое, но сам не встречал. Он был тварью, возможно с самого детства, Есть такой вид тварей — их не определишь, пока с человеком что-то не случится. И были случаи, когда мертвецы вставали. И тогда плохо приходилось всем, кто оказывался рядом. Мне рассказывали про одного такого — когда скончался один торговец — старый был уже, лежал в гробу, прощались...сын наклонился к гробу, а тот его хвать за горло! Шею сломал. Выбрался — и давай гоняться за домочадцами. Троих успел задавить, пока его не порубили на части. Но вообще-то такое редкость. По крайней мере — раньше так было. Я всегда говорил — нужно испытывать людей кинжалом — ткнул острием, если задымился — все ясно. Башку с плеч.

— А ты Адану и Беату проверял? — грустно усмехнулся Андрус.

— Проверял. Тыкал кинжалом в палец. Нормальные, обе — усмехнулся Урхард — я говорю — редкость это. И где он подцепил такую гадость — непонятно. То, что эта пакость из Леса — это ясно. Ну да ладно — плевать на гада! Валить надо отсюда, пока еще толпа не появилась! А ловко ты их...ну чисто зверь!

— Зверь... — отстраненно повторил Андрус, и нахмурился — ты знаешь, а я ведь почувствовал в нем что-то такое...странное. Но не смог определить, что он — тварь.

— А я всегда это знал! — хохотнул Урхард — тварюга, настоящая! Хорошо, что он сдох! А если и его братец такой же — что запросто — то он сейчас гоняется за своими подчиненными, желая немножко покусать!

— Не гоняется. Я ему голову снес — рассеянно заметил Андрус — хватит, пойдем уже отсюда. Только вот куда?

— Будем идти, пока не найдем выход. Тут должны быть лестницы наверх, каменные. С детства помню. Я забирался со своими дворовыми приятелями в эти подземелья — клады искали. Говорили, что разбойники прячут награбленные сокровища в подземельях под городом.

— Нашли? — усмехнулся Андрус, стараясь привыкнуть к невыносимой вони, поднимающейся в тоннель из канализационной трубы, в которой журчал поток нечистот.

— Кроме дерьма ничего не нашли — усмехнулся Урхард и поднял с пола один из светильников, оставленных нападавшими — ты не будешь возражать, если я возьму светильник? Хоть видеть буду, куда ногу ставлю. И как ты можешь видеть в такой темноте? Впрочем, понятно — как.

* * *

— Вроде стемнело — Урхард осторожно поднялся по лестнице и выглянул наружу через сливную решетку — ага, звезды сияют... ты как, в порядке? Отошел? Я было напугался, когда тебя трясти начало. Как лихорадка!

— После перенапряжения — устало кивнул головой Андрус — ты знаешь, я никогда так быстро не двигался. Если бы я их не убил — нам конец. Мне бы сейчас кусок мяса побольше...два куска мяса...три куска...

— Кроме дохлой крысы — вон, мимо тебя плывет! — мяса не наблюдаю! — хохотнул Урхад и тут же нахмурился — масло в фонаре кончается. Как ни берег, а все-таки закончилось...

— И так надолго хватило — вздохнул Андрус — все, пошли? Поднимай решетку, осилишь один?

— Попробую — хмыкнул Урхард, забрался на самый верх лестницы и встал, упершись спиной в металлические прутья, каждый толщиной в большой палец руки. Немного постоял, примерился и начал разгибаться, крякнув от натуги. Тяжелая решетка поддалась напору и с грохотом поднялась, осыпав с себя засохшую грязь и листья, нападавшие с дерева, растущего на обочине.

— Есть еще здоровье! — довольно усмехнулся Урхард и осмотревшись по сторонам, негромко позвал — пойдем! Чисто!

Андрус выбрался наружу, его пошатывало, и он с усмешкой подумал о том, что такое состояние стало для него уже привычным.

— От кого так воняет? — довольно спросил Урхард — от тебя, или от меня? А! От обоих! Ну и видок у тебя! Мясник, которого сбросили в яму с дерьмом! Пошли, скорее — меняла жаждет выдать нам денег! Вру, конечно. Придется выколачивать их с руганью — он очень не любит расставаться с ними ночью, говорит — тот, кто отдает деньги ночью, вызывает на себя гнев богов, и удачи у него не будет семь раз по семь лет! Врет, гадина — спать любит по ночам, вот и не хочет работать. Придумывает всякую ерунду, приметы всякие дурацкие.

— Ты найдешь дом менялы в темноте? — спросил Андрус, перебив поток красноречия, вырвавшийся из Урхарда — ты вообще-то знаешь, где мы сейчас находимся? Честно сказать — я даже не представляю — где мы.

— Где мы? В городе, конечно — усмехнулся Урхард — не переживай, это окраина купеческого квартала, я знаю эту улицу как свои пять пальцев. Пройдем вооон туда, и окажемся перед маленьким домишком с белыми окнами, забранными красивым узором из стальных прутьев. Это и будет дом менялы. Пойдем! Можешь сам идти?

— Пока могу — кивнул Андрус и двинулся следом за своим провожатым.

'Маленький домишко' оказался здоровенным домом, можно сказать — почти замком, фасад которого выходил на улицу, а тыльную его часть прикрывал высоченный забор, утыканный наверху стальными штырями, заточенными до кинжальной остроты. Окна были только на верхнем этаже, и действительно — заделанные в тяжелую решетку, толщиной чуть не в руку. Меняла хорошенько отгородился от враждебного мира, и похоже, он мог в этом доме обороняться от целой армии.

Клиентов в такое время никто не ждал, и напрасно Урхард доказывал заспанному охраннику, выглянувшему в окошко, проделанное в стальной двери, что господин будет просто счастлив принять у себя в доме такого замечательного клиента даже в неурочное время суток — охранник лишь тупо повторял: 'Не велено! Днем приходи! Сейчас не угомонишься — я тебе задам!'

Чего он задаст — Урхард и Андрус не узнали, потому что на шум выглянул сам меняла, уважаемый человек — Зуир Пермаль. Он обложил трехэтажным матом охранника, разговаривающего с какими-то проходимцами и мешающего ему спать, обложил матом 'проходимцев', которые приперлись в такое время суток и пообещал выпустить собак, ревущих за забором и желающих полакомиться сладкой плотью бродяжек, беспокоящих честных людей в нечестное время суток.

Когда Зуир все-таки уяснил, кто перед ним, он всполошился и приказал сторожу быстренько открыть калитку и впустить этих двух мужчин, забыв о том, что они тут когда-либо были — во избежание усечения языка и некоторых выступающих частей тела. Охранник, за время работы у менялы насмотревшийся всего, чего угодно, ничуть не удивился, и через минуту Урхард и Андрус стояли на чистом, натертом паркете дома Пермаля, благоухая как выгребная яма и скотомогильник вместе взятые.

* * *

— Ты заявился в мой дом, когда тебя разыскивает весь город! И проволок с собой этого ненормального убийцу! Ты охренел, Урх?! У тебя что с головой? Ды думаешь, я буду подставлять за тебя свой зад? Ты мне оказывал услуги, да, я помню, и помню как ты спас меня на тракте от разбойников, и что? Это же не означает, что я должен пасть мертвым ради тебя и твоего убийцы?! — меняла чуть не подпрыгивал на месте, и его три подбородка тряслись от возмущения, как будто жили своей жизнь и хотели подтвердить слова хозяина.

— Заткнись, Зу — невозмутимо парировал Урхард — хорошо, что ты у тебя сохранились воспоминания. Честно сказать, я бы никогда не пришел к тебе, зная твою короткую память, но обстоятельства заставили — все мои деньги у тебя. И кстати сказать — ты на них неплохо наварился, не правда ли? Молчи! Теперь я буду говорить! Во-первых, сейчас ты распорядишься, чтобы нам приготовили горячей воды и постели. Во-вторых, ты дашь нам двух верховых лошадей, с едой, питьем — вычтешь из моих денег. И в-третьих — ты напишешь нам расписку, по которой мы сможем получить деньги у менял в любом клане, в который мы отправимся.

— Это будет стоить тебе сто золотых — немедленно отреагировал Пермаль — за двух лошадей и снаряжение — еще двадцать золотых. Итого — сто двадцать. Надеюсь, когда тебя возьмут на выезде из города, ты скажешь, что заставил меня выдать тебе расписку угрожая убить.

— Скажу, скажу, мой щедрый друг! — хохотнул Урхард — а теперь иди, и распорядись, чтобы дали поесть и побольше — мой зять изнемогает от голода. Ему нужно хорошо питаться. Давай, давай, Зу! Что ты стоишь, как столб! Время идет!

* * *

— Ну и гад Зуир! — Урхард уничижительно покачал головой — и вроде человек неплохой, а как только касается денег — всю кровь выпьет! Одно слово — меняла!

— А почему меняла? Чего он меняет?

— Ну так когда-то назвали...у всех кланов свои деньги, свои монеты. Одни больше размером, другие меньше. Торговцы любят, чтобы им платили деньгами того клана, в котором они живут. Вот менялы и разменивают деньги на те, что ходят в этот клане. Монеты могут по весу отличаться в два раза, а то и в три. Так повелось исстари. А вообще — менялы больше зарабатывают ссуживая деньги купцам, торговцам, лавочникам. Всем, кому сочтут нужным ссудить. Ты не смотри, что Зуир такой толстый и спать любит — он довольно шустрый человек, и боец неплохой. Некогда я выручил его — на тракте на него напала банда внеклановых, разбойников, в общем. Они окружили его и двух охранников, так вот Зуир бился очень хорошо, не хуже своих бойцов. Давно правда это было, и я был моложе, и Зуир...

— Демон с ним, с Зуиром — тихо сказал Андрус — я вижу ворота и возле них солдат. Проскочим?

— Проскочим. Ложись. Мыло взял?

— Уже за щекой.

— Ага, хорошо. Ну и рожа у тебя! Хе хе хе...я бы сам побрезговал к тебе прикоснуться! Гадость какая! Пены, пены побольше! Ага, вот так. Лежи. Глаза закати как следует! Фффу...воняет...меня аж тошнит!

Повозка прогромыхала по мостовой, подъехала к воротам и встала в очередь из десятка повозок, пытающихся выехать из города. Повозки внимательно досматривали — похоже, что искали беглецов.

Стражник, низенький крепыш лет сорока с копьем в руке заметил повозку сразу же, как она подъехала к очереди. Он ткнул напарника в плечо, и придушенным голосом сказал:

— Глянь! Глянь, какая повозка!

— Ну — повозка. И чего? — не понял молодой стражник, только недавно зачисленный в штат городской стражи.

— Чего-чего...болван! — проворчал старший — ты посмотри, что у нее нашито на пологе! Видишь?

— Ох, ты! — заволновался молодой — неужто она?

— У нас от нее вымерло пять деревень — угрюмо заметил старший — достаточно вдохнуть воздух, который выдыхают больные, и все — через сутки ты уже фонтанируешь из задницы, а еще через день — превращаешься в скелет, покрытый нарывами. Вот какая это гадость! Давно уже не видел, чтобы черная желтуха была у нас в городе! Иди, посмотри, точно она?

— Ты что, смерти моей хочешь?! — побледнел молодой — сам говоришь — достаточно вдохнуть! Совесть у тебя есть? Иди ты — ты уже пожил, дети есть. Будет кому тебя вспомнить!

— Вот ты сука! — взъярился старший — и зачем я тебе рассказал?! Вот что — позови-ка Ердана. Но ничего ему не говори. Пусть заглянет — чего там у них в фургоне. Может прикидываются, и там те, кого мы ищем! Ты помнишь, как они выглядят?

— Да чего там...один бородатый такой, второй наполовину седой. Да их любая собака узнает!

— Вот-вот, напомни это Ердану. Шагай, чего застыл!

Молодой стражник подошел к такому же, как он парню, стоявшему чуть поодаль, у противоположной стороны ворот, и хлопнул его по плечу:

— Задание тебе, старший велел передать! Иди вон к тому фургону, загляни в него, и потом расскажешь, что увидишь. Давай, давай! Стой! Гагуз приказал напомнить тебе — вспомни, как выглядят те, кого мы ищем. Помнишь, что говорили?

— Что говорили? — глупо улыбнулся парень.

— Про беглецов что говорили, идиот!

— Про беглецов? — задумался парень — А! Вспомнил! Бородатый такой, ага. А второй — наполовину седой! Точно, помню! У меня память отличная! Мамка, когда посылала меня на базар, всегда говорила — Ердан, запомни...

— Заткнись, болван! — молодой стражник больно ткнул пальцем в грудь своего глуповатого коллеги и презрительно сплюнул на мостовую — быстро пошел к фургону, загляни в него и сразу беги к старшему! Бегом беги! А то он шкуру с тебя спустит — вон как уже поглядывает, того и гляди сожрет! Как зверь лесной!

Ердан опасливо посмотрел через плечо, увидел, что старший пялится на него со зверским выражением лица и трусцой побежал к фургону. Подбежав, поморщился — от фургона ощутимо несло дерьмом, да так, что просто в нос шибало — ну настоящий передвижной деревенский сортир!

Стражник опасливо посмотрел на женщину, держащую в руках вожжи — ее лицо было до половины завязано тряпкой, пропитанной чем-то вонючим, с резким запахом. Тонким, пронзительным голосом женщина квакнула, как жаба из темного угла: