— Раз уж я так часто взлетаю и падаю, с твоей стороны было бы умно подружиться со мною. Вдруг снова взлечу.
Ферфакс хмыкнул в ответ, а Марк бросил на стол тяжелую папку.
— Как полагаешь, кто мне это дал?
Помощник шерифа глянул мельком. Небрежно придвинул папку и напрягся, стараясь прочесть обложку как бы между делом, не теряя орлиного вида. Благо, свою-то подпись он легко узнал издали, как и подпись своего начальника — шерифа. А вот ради фразы "Светлейшему вниманию герцога Ориджина" пришлось сощуриться и приглядеться.
— Это копия дела, снятая специально для лорда-канцлера! Где взял?
— Эх, Ферфакс, любишь ты дурные вопросы. Разумеется, у лорда-канцлера! Его светлость поручил мне провести ревизию ваших стараний.
— Ревизию?.. Это зачем?
— Да затем, чугунная башка, что Предметы до сих пор не найдены! Сей факт не дает покоя и мне, и всякому честному гражданину столицы, и самому лорду-канцлеру. А уж как волнуется ее величество императрица — словами не высказать! Ты же сидишь и полируешь кресло задницей.
Ферфакс насупился, метнул взгляд на Деда и Внучка:
— Кто такие?
— Историки Севера, ведут летопись успехов герцога Ориджина. Хотят запечатлеть ученым наблюдением момент находки Предметов. Но ты о них не думай, Ферфакс. Ты лучше о себе думай. Чем объяснишь бездарный провал следствия?
Помощник шерифа поправил ворот и веско изрек:
— Никакого провала, Ворон. Следствие завершено с успехом, о чем свидетельствует отчет.
— И кто же преступник?..
— Барон Эшер, экс-бургомистр Фаунтерры. На него указывают все улики. Я готов хоть завтра представить дело в суде.
Минувшие два дня Марк потратил на детальное изучение дела. Каждую страницу прочел по нескольку раз, подмечая нюансы, делая пометки. Действительно, многое указывало на виновность Эшера. Грамотный обвинитель, имея в руках такой набор улик, упек бы барона если не на виселицу, то уж точно на галеру. Однако верить отчетам — последнее дело. Хочешь что-то узнать — говори с людьми.
— Расскажи-ка подробнее, Ферфакс. Своими словами — как видишь дело?
Помощник шерифа стал излагать. Дело виделось ему вполне ясным.
Седьмого декабря, узнав о захвате дворца северянами, бургомистр Эшер приказал вывезти Предметы из столицы. Сразу первый вопрос: зачем? Что было бы плохого, попади Предметы к Ориджину? Он — дворянин, в конце концов, не стал бы портить святыню. А если бы и попытался, то не смог: Предметы неуничтожимы. Вывезти на Север тоже не смог бы — дворец-то в кольце!
Далее. Из трех поездов, на которых приехали в столицу кайры, два укатили назад к Лабелину: Ориджин надеялся доставить себе подмогу. Третий поезд остался — машинист с помощником дезертировали. Целые сутки состав простоял на вокзале, люди боялись к нему подойти — думали, что в вагонах остались кайры. И вот, когда зашла речь о вывозе Предметов, Эшер приказал загрузить именно этот поезд. А он-то, напомним, сутки простоял без дела! Достаточно времени отравить все водяные баки в вагонах.
Далее — Оруэлл. В этом городе, на полдороги к Маренго, ждали бандиты. Оборудовали засаду в складах у запасного пути, обзавелись искровым тягачом — подкупили машиниста, чтобы подогнал машину куда надо, и смотрителя станции, чтобы правильно соединил стрелки. На подготовку им требовалось хотя бы полдня, стало быть, они загодя получили приказы. Значит, барон Эшер сразу послал своих людей в Оруэлл, где они устраивали засаду, пока в Фаунтерре гвардейцы грузили Предметы.
Затем злосчастный поезд двинулся в путь. Гвардейцы напились отравленной воды и захворали. Как на зло, первым же отравился капитан Уитмор — командир роты. Начался хаос. Август Мейс — молоденький лейтенантик — решил во что бы то ни стало спасать людей и остановил поезд в Оруэлле, чтобы найти лекарей. Там и случилась атака. Многие воины были беспомощны, другие защищали хворых товарищей, а не Предметы. Бандитам удалось отцепить бесценный вагон и угнать. Они двинулись в герцогство Надежда, в сторону города Фарвея. Пройдя двадцать миль, высадили пару диверсантов, которые разрушили провода за поездом. Замер состав с гвардейцами, преследовавший похитителей, погоня сорвалась. Диверсанты ушли по руслу Змейки на юг, а поезд с Предметами уехал в Надежду. Не доходя тридцати миль до Фарвея, остановился. Бандиты перегрузили Предметы на лошадей и ускакали в неизвестном направлении. Там, где сошли с поезда, грунт сухой, глинистый, а снега нет. Умный выбор места — следов почти не осталось. Отряд с Предметами растворился в степях Надежды.
А тем временем столичный бургомистр Эшер развел кипучую деятельность, пытаясь изобразить невиновность. Послал в Надежду целую сотню констеблей — знал же наперед, что они не найдут никаких следов. Другой сотне приказал допрашивать всех столичных аптекарей: якобы, искать, где похитители взяли яд. Его-то требовалось немало — несколько фунтов! Аптекарь непременно запомнил бы такого покупателя. Но покупателей никаких не было, о чем хитрец Эшер, конечно, знал заранее. Три городские аптеки, расположенные у вокзала, ночью ограбили и подожгли. Аптекари не видели грабителей, никаких следов не осталось — все скрыл пожар.
Затем почил владыка Адриан (да будет он счастлив на Звезде), и стараниями ее величества наступил мир. Герцог Ориджин от имени императрицы приказал удвоить усилия по поиску Предметов. Допросили всех работников станции в Оруэлле. Получили приметы нескольких бандитов, хотя и очень скверные: бородатые мужики в нахлобученных зимних шапках — все на одно лицо. Разыскали машиниста и стрелочника, которые за взятку подогнали бандитам тягач. Обоих пытали до полусмерти, но это почти ничего не дало. Не знали они никого, просто взяли деньги у бородатого типа и перегнали тягач. А после атаки поезд повел уже другой, бандитский машинист.
Осмотрели трупы нападавших, убитых гвардейцами. Обычные разбойники, каких немало на дорогах Империи: крепкие, жилистые, заросшие, вонючие. У пары нашлись каторжные метки — уже были судимы за грабеж. Имен их не выяснили, но и не беда. Ясно, что эти гады старались для нанимателя — вот его и нужно найти, а не серпушек-исполнителей.
Еще допросили лазурных гвардейцев, кто выжил после отравления. Это была непростая задача: гвардейцы — высокородные рыцари, дознаватели — мужики. Бились без толку, пока не привлекли на помощь гвардейского же капитана Шаттэрхенда — вот с ним рыцари согласились говорить. Но ничего ценного не сообщили. Бургомистр приказал — они взяли Предметы, погрузили и поехали. В дороге отравились. Капитан Уитмор требовал идти к цели без остановок; лейтенант Мейс хотел спасать раненых. Уитмор был старше по чину, но очень рано заболел и вынужденно передал командование. Мейс завел поезд в Оруэлл. Попали в засаду, атаку отбили, раненых спасли. Но вагон, к сожалению, был угнан. "Пусть ее величество скажет слово — перевернем всю Империю, найдем пропажу!" Нет причин подозревать рядовых гвардейцев: сражались они доблестно, отравились взаправду (дюжина лекарей провела осмотр). А вот лейтенантик Мейс — сомнительный тип. Какого, спрашивается, черта он остановил поезд? Спасти солдат? Да-да, конечно-конечно!.. Протекция взяла Мейса под постоянное наблюдение. Но до сих пор он ни разу не вступил в контакт с главным подозреваемым — бургомистром — так что прямых улик против Мейса нет.
Следствие тем временем шло к концу. Картина была почти ясна, а дополнило ее одно скверное убийство. По всей видимости, воду в баках поезда отравили ночью с шестого на седьмое декабря. Сделать это было легко, поскольку всю станционную стражу перебили кайры. Но вот агенты протекции оставались на вокзале. Они там постоянно дежурят и ведут учет всех подозрительных лиц. Книга с реестром наблюдений хранилась у главного станционного агента. Но только шериф собрался его допросить — как выяснилось, что этот агент мертв! Зарезан на задворках привокзальной гостиницы, а учетная книга пропала. Теперь уж точно все указывало на бургомистра. Прохвост Эшер знал, что протекция дежурит на вокзале и может дать опасные улики, вот и расправился с агентом.
Шериф с помощником взялись писать отчет, а лорд-канцлер, светлая голова, уже и сам подозревал Эшера, так что сместил его с должности и отдал шарф бургомистра герцогине Аланис Альмера. Но великий Ориджин дал промашечку: разжаловал Эшера, но не арестовал, дожидаясь улик. Подлец использовал шанс и бежал из столицы. Да не в какое-нибудь загородное имение, а кораблем на Юг, аж в Дарквотер! Оттуда теперь поди его достань! Но рано или поздно ее величество доберется до Дарквотера, потребует вернуть злодея, а с ним вместе вернутся и Предметы — никаких в том нет сомнений.
Закончив обвинительную речь, Ферфакс потер ладони и подытожил:
— Вот так-то, Марк. Ступай теперь, доложи его светлости: следствие проведено по наилучшей мерке, а обвинение прочно, как гранит.
— Благодарю, — ответил Ворон.
Взял папку и ушел, оставив Ферфакса в растерянности. Тот ожидал, что Марк по своей привычке съязвит, поглумится, что-нибудь поставит под сомнение. Но Марк не видел причин сомневаться. Все сказанное было правдой: Ферфакс глуп, и, как многие тупицы, совсем не умеет врать.
Во время беседы Дед не проявил никакого любопытства: сидел себе, закатив глаза, мурлыкал в усы — кажется, воображал, будто играет на дудке. А вот Внучок живо заинтересовался следственной работой. Едва вышли, спросил:
— Выходит, бургомистр виноват? Что скажешь, Ворон?
Дед его отчитал:
— Что должен знать, то тебе скажут. А что не должен, о том не спрашивай: от лишнего знания никто не стал счастливее.
Марк же ответил мягко:
— Понимаешь, Внучок, сшить дело против кого-нибудь — нехитрая наука. А вот разобрать его по ниточке и понять, как по правде все было, — это уже задачка.
— Так что, не Эшер виноват?
— Может, и Эшер. Все против него, кроме двух странностей. Точнее, кроме трех.
— Каких таких странностей?
— Первой, второй и третьей.
Внучок почесал затылок. Дед ухмыльнулся в усы. Кажется, ответ ему понравился.
* * *
От аптеки осталась груда обугленных балок, припорошенных снегом. Черный просвет в строю уличных зданий — как гнилой пенек среди здоровых зубов. Едкий запах гари до сих пор тянулся по ветру.
— И зачем ты позвал меня сюда?
— Здравствуй, дружище Элиот! — воскликнул Марк, раскрывая объятия.
Аптекарь остановился спиною к пожарищу. Но все же не выдержал, глянул через плечо, скис.
— Мы не друзья, Марк. Просто я продаю яды, а ты вешаешь отравителей. Только поэтому мы знакомы.
— Вижу, ты не в духе, — Ворон обиженно насупился.
— По-твоему, я должен радоваться?
— Ну, ты жив-здоров, встретил давнего... хм... хорошего знакомого...
Элиот мрачно хохотнул:
— Нет, ты правда думал, что я запою от счастья?!
— Э-ээ... Ты мог бы спеть под дудку — мой друг Дед хорошо играет...
Элиот сплюнул в снег и ткнул пальцем себе за плечо:
— Вот это, дружище, была моя аптека. Мой хлеб и мое жилье в течение двадцати лет. Но как-то ночью один выродок поджег ее. Я спал и не слышал, как он влез. Чудом не угорел, спросонья выбежал на снег в одних портках! А три дня спустя меня схватили молодчики, вроде тебя, швырнули в подземелье и принялись допытывать. Был у меня яд? Кому продал? Почему сгорела аптека?! Всю душу мне вымотали, только на той неделе отпустили. И тут являешься ты — какого черта? Я ваши рожи крысиные уже видеть не могу!..
— Хм... — Марк пригладил волосы, поправил воротник. — А мне думалось, я мужчина привлекательный. Даже иные дворяночки клевали...
— Да пропади ты пропадом!
Несчастный аптекарь рванулся уходить, но Ворон поймал его за рукав.
— Эй, приятель, постой. И что же ты сказал крысиным мордам?
— Вот у них и спроси.
— Я тебя спрашиваю. Причем, заметь, по-дружески. Пока что.
— Вот народец... — буркнул Элиот сквозь зубы. — Никому я ничего не продавал. Ночью влезли и унесли, потом подожгли аптеку. Примет не знаю, никого не видел. Даже звуков не слышал — очень тихо работали. Проснулся от дыма, а их уже след простыл.
— Какой яд пропал?
— А мне почем знать?! Все сгорело к чертям, а что не сгорело, то упало и разбилось. Но судя по симптомам, взяли простой крысиный яд.
— Кроме твоей аптеки, ограбили еще две. Как думаешь, зачем?
— Затем, что отравили целый поезд. Нужна пара фунтов порошка, а то и больше. Штука же в том, что на дворе морозы. По зиме грызуны полчищами лезут в дома, а хозяева пытаются их извести. В декабре в столице отравы не достать — всю раскупают. Есть алхимики, что промышляют ядами. Мы, аптекарская гильдия, с началом зимы выкупаем у них всю продукцию и делим между аптеками. Строго поровну, чтобы никто не оказался в проигрыше. Этим декабрем каждая аптека получила всего по фунту крысиного яду.
— Значит, в одной аптеке им не хватило, они взяли еще вторую, а для верности и третью?
— Тебе виднее. Я только знаю, что моим ядом целый поезд не отравишь — мало его.
— А как по-твоему, зачем подожгли аптеку?
Элиот разразился проклятьями.
— Ну откуда мне знать, полицейская твоя башка? Меня и в камере допытывали: а ну говори, почему сожгли?! Почем мне знать, скажи на милость? Я, что ли, поджог?..
— А ты?
Аптекарь смерил Марка долгим взглядом и сухо бросил:
— Нет, не я.
— И зачем подожгли — не знаешь?
— Как ни странно, знаю.
— Откуда?
— Твои же ищейки додумались и мне сказали перед тем, как выпустить. Если бы не пожар, я бы утром проснулся и увидел, что именно пропало. Сообщил бы констеблю, тот — шерифу. Догадались бы, что готовится большое отравление, и предупредили солдатиков. Пожар выиграл бандитам время. Вот зачем.
— Разумно, — сказал Марк.
— Я свободен? — осведомился Элиот.
— Как птица в полете.
— Провались во тьму.
* * *
— Мне не о чем с вами говорить, — отрезал сир лейтенант Август Мейс.
Он был молод, и все пространство в его голове, отведенное для будущего опыта, пока что занимали рыцарские бредни о чести. Марк любил таких людей. Их душа — словно банджо: пяток струн, и все на виду. Ворон дал сиру Августу время выпустить пар, всласть высказаться о низкородных ищейках. Затем подцепил самую видную струну в лейтенантской душе и забренчал:
— Я верно служил владыке Адриану, как и вы. Владыка почил, и мой долг — наш с вами долг! — сослужить ему последнюю службу. Найдем украденные Предметы, ведь того требует честь.
— Да, великий владыка мертв, — сир Август помрачнел на глазах. — А его место теперь занимает...
Лейтенантик с глубоким презрением глянул на Дворцовый остров. Прежде, чем он успел высказаться о подонке-канцлере и венценосной кукле, что было бы очень опрометчиво в присутствии Деда, Марк вставил:
— Сир Август, помогите мне ради памяти славного владыки.
— Так и быть, сударь. Спрашивайте.
— Простите мне вопрос, что может прозвучать дерзко. Но упустить его не могу: отчего вы все же остановили поезд?
Молодой человек вздернул подбородок.
— Не вижу дерзости в этом вопросе. Дерзко звучало бы обвинение, но данный поступок — не вина моя, а гордость. Не сделай я этого, пятьдесят моих солдат умерли бы от яда. Я спас пятьдесят человек! Мой отец был полковником гвардии, как и дед. Они учили меня: "Солдаты — твои дети. Сперва думай о них, потом — о себе". Клянусь, попади я снова в тот поезд, поступил бы точно так же. Предметы можно вернуть, жизни бойцов — нет.
