Среди беженцев упрямо тянул свои волокуши и хмурый Валай. При виде вернувшейся Мины Волк сразу расцвел, спина распрямилась, глаза засветились от радости. Похоже, переживания за любимую отнимали у парня сил больше, чем тяжкая ноша. Теперь он ожил и шагал веселее. Да и в целом отряд топал шибче. Пришедшие воины сменили уставших людей. Бежать, не бежали, но путь начал сразу стелиться под ноги в два раза быстрее. Погоня себя не казала. Все малость расслабились, но только душой — руки-ноги по-прежнему трудились без роздыху.
Тем не менее ведомый Мудрейшим отряд целых шесть дней добирался до Змеиного рода. Только к ночи с тридцать четвертого июля на первое августа беженцы наконец-таки вышли к месту всеобщего сбора — главному поселку Племени. Сын Ярада, единственный из пришедших, кто сразу же не завалился спать, спешно бросился выяснять, что да как — и о чудо! Его группа оказалась последней. Остальные уже были здесь — все восемь родов собрались на берегах Великой Реки. Селение Змей ломилось от полчищ народа, тысяч коз и свиней, груд набитых пшеницей, сушеным мясом и прочей снедью мешков, куч наваленных друг на друга различных шкур, пестрых гор всякой утвари и другого всевозможного скарба. Такого многолюдства и суеты центральный поселок еще никогда не видывал. Даже на празднике Длинного Дня стольких родичей прежде не собиралось. Явились все — от последнего дряхлого старца до недавно появившихся на свет грудничков, которых принесли матери. Бросать кого-либо на этом берегу Великой Реки Мудрейший не собирался. Была бы возможность, и зверье из лесов бы с собой забрали — пусть твари зарбаговы друг дружку жрут. Жаль, того не исполнишь.
Несмотря на позднее время, повсюду, и особенно у реки, не стихая, кипела работа. Страх перед надвигающейся ордой придавал людям сил. Когда ждать врага, никто ведать не ведал, но что твари придут, понимали решительно все. К моменту появления чудищ все должно быть готово к отплытию, а не то... Что случится, не успей они удрать вовремя, не хотелось и представлять. Реки крови, смерть, боль... — было уже, насмотрелись, наплакались. Сейчас жизнь самого Племени висела на волоске. Если кто и спасется во время резни, то народ так уж точно умрет. Да и уцелевшие долго едва ли протянут. Мир жесток — одиночкам в нем места нет. Сила только в единстве.
Так что принимать бой родичи ни в коем случае не собирались. Ни сетей, ни ловушек, ни волчьих ям — все силы на подготовку исхода. Драться с пришельцами и прежде было немного желающих, а уж принесенные Яром вести, пролившие свет на число тварей в новой орде, остудили даже самые горячие головы. Теперь все понимали, сражение — верная смерть! Копья, стрелы и луки на том берегу пригодятся. Им еще ведь Безродных теснить. За рекой лесов хватит на всех, но по-доброму землю никто не отдаст — новый дом предстоит отвоевывать силой оружия.
Пробежавшись по окрестностям и порадовавшись тому, как много плотов уже связано, Яр выслал дозорных на север и северо-запад, встречать неизвестно где шлявшихся чудищ и тоже отправился на боковую. Даже у божьего сына имелся свой предел сил, которых в последнее время Мудрейший потратил с избытком. С надеждой, что отведенное Племени время пока что не вышло, Яр погрузился в чуткий тревожный сон.
* * *
Утро не принесло новостей, и это радовало. Чем позже объявятся твари, тем лучше получится подготовиться к переправе, тем больше всего можно будет с собой прихватить. На новом месте и старый горшок лишним не будет. Все в дело пойдет. На данный момент, по прикидкам Яра, было сделано где-то три четверти необходимых работ — миг отплытия стремительно приближался. К чести Племени, в котором проблемы сейчас никто не делил на свои и чужие, родичи отлично справлялись с большой коллективной работой. Люди почти без отдыха трудились с зари до зари, четко внимали командам ответственных за конкретное дело, не спорили и не ругались, слаженно и на совесть выполняли поставленные задачи. Могучая воля и несгибаемый дух — вот столпы, на которых нынче держалось Племя. Не зря Яр столько веков их воспитывал. Теперь, в злую пору, окупится.
Среди всех проводимых работ самой первой по важности несомненно являлась постройка необходимых для переправы плотов. У жителей приречного поселка, конечно, имелись лодки, да и Олени пригнали с юга все, что было плавучего. Только даже такому количеству невеликих рыбацких скорлупок не по силам было перевести огромную людскую ораву. А ведь были еще и грузы. Много грузов. Поэтому-то большая часть всех взрослых родичей круглосуточно трудилась на берегу, сплетая воедино охапки полого тростника, что по воле богов изобильно произрастал вдоль реки на протяжении многих миль в обе стороны от поселка.
Работали люди на совесть — получавшиеся плоты этим словом язык не поворачивался назвать. Огромные квадратные туши, по дюжине шагов стороной, величественно грелись на солнце у самой воды. Не плоты, а плотищи! Яр тогда еще, в поселке Орлов, наказал вязать крупно, и Маргар не подвел, понял правильно — выходило, как надо. На такие плавучие острова навалить можно кучу всего — как ни грузи, не потонет. Делать просто — любому по силам. Мастером быть не нужно. Из плохого: медлительность, неповоротливость и износятся быстро — недолговечные. Только родичи собирались использовать эти плоты лишь единожды, и всем было плевать, что через какие-то две-три недели тростник, впитав воду, размокнет, и вся конструкция начнет расползаться. К этому времени Племя давно уже будет на том берегу, и подопечные Яра погрязнут в других заботах.
* * *
Все же затея сына Ярада с пожаром помогла выиграть Племени нужное время. Только на третьи сутки после возвращения отряда Мудрейшего зубастое воинство достигло подходов к поселку Змей. К тому моменту родичи уже были готовы к отплытию — оставалось лишь все загрузить, да рассесться самим. Поэтому, когда с севера прилетел тревожный сигнал охотничьего рога, возвещающий о появлении тварей, люди организованно и без паники принялись спускать плоты на воду. Сначала в середку наваливалось добро, следом загонялась орущая животина, потом уже по заранее определенным местам рассаживался сам народ. Длинные шесты упирались в землю, шумно хрустел тростник, грандиозное бегство к чужим берегам начиналось.
Парящий в неописуемой голубой выси зоркоглазый орел стал невольным свидетелем необычного зрелища. Левый берег Великой Реки неожиданно начал крошиться. На протяжении мили-другой маленькие желтые точки сотнями, если не тысячами, отделившись от края земли, медленно потянулись вниз по течению, постепенно смещаясь к востоку.
Сердца людей, покидавших свою навсегда потерянную родину, разрывались на части. Щемящая душу тоска, обида на злую судьбу, безысходность... Многие женщины плакали, старики проклинали жестоких богов, суровые охотники хмурились. Но у большинства уплывавших было за что бороться. Повод не опускать руки — рассевшиеся по плотам дети и внуки, для спасения которых люди были готовы пойти на все. В том числе и, бросив свои дома, родные леса, хозяйство, привычки и всю предыдущую жизнь, отправиться в неизвестность.
* * *
Жизнь, несмотря ни на что, продолжалась. Жестокие обряды Безродных, среди которых, как выяснилось, водились и человеческие жертвоприношения, явились причиной нежданной отсрочки вынесенного Кабазу приговора. В тот день огласивший свое решение по судьбе пленника вождь уже было собрался заняться другими делами, когда стоявший чуть позади Варага шаман, слегка тронув локоть владыки Ургов, чуть слышно прошептал тому в ухо:
— Обожди с пленником. Грядут тяжелые времена. Под нашими небесами творятся странные и страшные дела. Возможно, скоро мне понадобиться этот мальчишка. — Шаман, имя которого, как и велят традиции, было давно забыто, намекая на важность произнесенных слов, немного повысил голос, что обычно за ним не водилось: — Некоторые обращенные к духам просьбы следует подкреплять человеческой кровью. Пусть до поры поживет. Так нужно клану.
Вараг, конечно же, не смог отказать старику в такой мелочи, как не отказывал имевшему на него огромное влияние шаману и в более важных вопросах. Обновленный приказ вождя был озвучен во всеуслышание, и чуть не потерявшего от страха сознание, трясущегося пленника тут же накрепко привязали к вбитому посреди поляны столбу.
Потекли однообразные дни жалкого нечеловеческого существования. Парень знал, почему его пока не убили, и каждый рассвет встречал, как последний, постоянно мучаясь в ожидании неминуемой смерти. Несмотря на то, что пленника никто не стерег, возможностей бегства Кабазу не виделось. Крепкие путы, удерживавшие руки юноши за спиной, таким образом, что столб оказывался зажат между лопатками и запястьями, ни разу никто не снимал. Даже, когда приходили допрашивать, без этого обошлись.
Еще в первое утро к Кабазу явился гость — невысокого роста, видавший года мужичок, лохматый больше обычного, с маленькими свиными глазами и приплюснутым носом. С собой свиномордый принес кучу всяческих острых приблуд, с лихвой выдававших цель утреннего визита. Не говоря ни слова, Безродный присел у столба и принялся раскладывать пыточный инструмент. Аккуратно, не торопясь — запугивал для начала. Закончив, разжег небольшой костерок, видать, собираясь развязывать язык пленнику и огнем в том числе. Затем улыбнулся Кабазу щербатой дырой в бороде и, наконец, приступил к расспросам.
Как пленник и ожидал, Безродного интересовали чудища, Бессмертный Колдун и недавняя пляска гор. Здесь серьезных тайн не было, и Кабан легко сыпал правдой, лишь немного недоговаривая про Яра. Что хорошо — подробные ответы пленника не давали особых поводов мужичку пускать в ход свои острые штуки. Убедившись, что "трусливый мальчишка" уже рассказал покойному Иржагу и другим лазутчикам все то немногое, что знал о загадочных тварях и всем остальном, Безродный завершил пытки, так толком их и не начав. Понимая, что молодой Боголюб ничего не утаивает, щербатый лишь для острастки пару раз прижег пленника головешкой, да выломал ноготь на мизинце левой руки. Боль, конечно, нешуточная, но охотнику доводилось и не такое терпеть. Пережил.
К большой радости Кабаза, вопросов про число охотников в Племени, расположение поселков разных родов, или количество имевшихся лодок, так и не последовало. Видимо, такими сведениями Безродные владели и сами. Начни свиномордый выпытывать нечто подобное, парню пришлось бы несладко. И неизвестно тогда, хватило бы пленнику воли молчать, или боль победила бы совесть.
Предполагая возможность допроса, Кабаз заранее решил даже и не пытаться переубеждать вождя, шамана, или любого другого Безродного в их твердой уверенности, что Яр злобный колдун, вызвавший своей черной волшбой сначала разрушение гор, а затем и открывший дорогу в наш мир зарбаговым тварям. Все равно ничего никому доказать не удастся, только гнев распалишь. А гнев — это новая боль, которой и так в последние время приходилось терпеть предостаточно. Пусть верят во что хотят. У него-смертника теперь только одно дело осталось — своим не навредить.
* * *
Пленника регулярно кормили, дважды в день подставляя миску с какими-нибудь помоями прямо к лицу. Давно поборовший брезгливость Кабаз в полной мере ощущал себя настоящей свиньей, когда дурно пахнущие объедки, размазываясь по щекам, подбородку и носу, стекали вдоль шеи на грудь. С питьем было лучше. Вода, хоть и грязная, зато без желтинки — а могли бы и мочой разбавлять. Хотя, кто его знает — запахи различать было сложно. Возможность кое-как передвигаться вокруг столба спасала парня от необходимости сидеть в собственных нечистотах, но вонь все равно убивала. Поднявшись на ноги и, царапая спину о шершавую древесину, Кабаз приставными шагами переходил на другую половину доступного ему круга, где и справлял нужду. Затем он точно таким же образом возвращался назад и, обессиленно, сползал вниз, принимая сидячее положение. В такие моменты пленник радовался, что с него полностью содрали одежду, ведь иначе штаны, приспустить которые в таком положении было бы невозможно, давно бы наполнились дерьмом под завязку.
Местные обращали на пленника мало внимания и, проходя мимо, не всегда удостаивали связанного Боголюба даже презрительным взглядом. Исключением являлись лишь дети, которые частенько, подобравшись поближе, принимались обкидывать и без того перепачканного с ног до головы обнаженного парня гнилыми фруктами, всяческими другими отбросами, фекалиями, или на худой конец просто грязью.
Только единожды ему удалось уловить тень сочувствия, в немного раскосых карих глазах длинноволосой девушки, проносившей мимо охапку травы. Брошенный мельком взгляд на мгновение задержался на пленнике и тут же отпрянул. В этих прекрасных очах, помимо боли и сострадания, удивленному юноше почудилось нечто еще, но что именно, парень понять не смог.
Присматриваясь к бурлящей вокруг повседневной деловой суете чужого поселка, Кабаз сделал вывод, что жизненный уклад Безродных не так уж и сильно отличается от бренных занятий родичей в Племени. Все те же: охота, выращивание пшеницы, разведение коз и свиней. Мастерство в ремеслах — примерно, на том же уровне. Такие же орудия и оружие, тот же язык, те же боги.
Но вот в своем отношении к небожителям народы по разные стороны Великой Реки разошлись, что и делало Безродных и Боголюбов непримиримыми недругами. Если в Племени богов уважали и поклонялись им, то люди в кланах считали Великих причиной всех бед и недругами людского рода, презирающими своих младших братьев и постоянно насылающими на них всяческие напасти.
Свои молитвы Безродные возносили исключительно к духам предков, способным, как здесь считалось, влиять на людские дела, насылать удачу, оберегать от нападок все тех же богов и разными способами, время от времени, помогать своим благодарным потомкам. Духам же приносились и жертвы, причем лишь кровавые. Никакого оружия, украшений, или других полезных в быту вещей, как то водилось у родичей — только кровь могла ублажить жадных идолов. Свои просьбы безродные чаще всего обращали к знаменитым героям древности, главным среди которых был сам легендарный основатель клана Ург, чьи каменные глаза постоянно наблюдали за пленником, ибо идол был установлен у дома шамана, прямо напротив столба.
Еще томительный досуг пленника скрашивали отовсюду стекавшиеся к шатру Варага новости. Вождь нечасто приглашал кого-нибудь из пришедших с докладом, просьбой, или известием зайти внутрь и предпочитал выслушивать ходоков на свежем воздухе. Присутствие рядом представителя враждебного Племени, который все видел и слышал, Безродных совсем не смущало. Связанного Боголюба воспринимали, как грязный придаток к столбу, как до сих пор еще живой труп, который скоро все равно достанется свиньям и никогда никому из своих не сможет ничего рассказать.
Кабаз тоже думал о себе, как о мертвом, но тем не менее все слушал и запоминал, скорее от скуки, чем с умыслом. К примеру, теперь пленник знал: что Урги, помимо этого, имеют еще три поселка; что вождь выслал разведчиков за реку, осторожно следить за врагом; что в соседние кланы, с которыми нынче держался временный мир, Вараг отправил посланников, донести весть про объявившихся на том берегу чудовищ, в нашествии коих повинен проклятый Колдун.
