Дилетант

— А Данилов?

— Данилов умер осенью 51 года. ... Так что, друг мой, и до нас эти вопросы в России решали. А от чего нам отталкиваться? ... Я ведь давно уже живу на этом свете и у меня есть родственники, есть знакомые, у моих знакомых есть тоже знакомые... Я тут на досуге прикинула, кто бы тебе мог быть полезен... Вот, посмотри. — Княгиня протянула мне несколько исписанных листов бумаги.

— Любопытно.

Максим Максимович Алопеус, родился в 1748 году в Выборге, в семье лютеранского пастора. Готовясь к духовному званию, изучал богословие в университетах Або и Геттингена, но по окончании университетского курса посвятил себя дипломатической карьере. Граф Панин приблизил его к себе в качестве доверенного чиновника, а затем и правителя своей канцелярии. Сейчас находится при прусском дворе в ранге 'простого путешественника'. Ведёт переговоры. Имеет младшего брата. Давид Алопеус, родился в 1769 году, в 89 поступил, под покровительством старшего брата на службу в Коллегию иностранных дел.

Иван Осипович Анштет, родился в 1770 году в семье страсбургского адвоката. Зачисленный в апреле 91 года в ведомство Коллегии иностранных дел с чином коллежского асессора, назначен состоять при адмирале принце Нассау-Зинген.

Александр Михайлович Белосельский, родился в 1752 году. Из древнего рода князей Белосельских. В 68 году для усовершенствования в науках был отправлен за границу, жил в Лондоне, затем в Берлине. В 73 году пожалован в камер-юнкеры Высочайшего Двора. В 75-78 годах путешествовал за границей, жил преимущественно во Франции и Италии. В 79-90 годах состоял посланником в Дрездене. В 90 году причислен к российскому посольству в Вене, затем переведён посланником в Турине. В марте 93 года отозван из Турина за 'слишком идиллический характер' донесений о революционных событиях во Франции. Живёт преимущественно в С.-Петербурге...

Я перелистал — всего двадцать семь фамилий.

— Ничего себе, это уже досье! Ай да княгиня! Я знал, что она выдающаяся женщины, но сейчас Екатерина Романовна предстала передо мной с новой стороны. Вот кого надо ставить во главе разведки и не номинально, а реально.

— Вряд ли. Да оно ей, скорее всего, и неинтересно. Она всё для себя решила.

Дождавшись, когда я закончу смотреть бумаги, Дашкова продолжила.

— Это разные люди. Некоторых я знаю, о некоторых слышала. Всех их объединяет только то, что все они, так или иначе, связаны, или были связаны с заграницей — учились, служили при наших дипломатических представительствах, или вовсе там родились. Нужно повнимательнее к ним присмотреться. Могут оказаться весьма полезными в твоем деле. ... Хочу обратить внимание на Александра Михайловича Белосельского. Человек блистательного ума, отличается обширными познаниями и любовью к искусствам. Его бабка, кстати, Авдотья Ивановна Чернышёва, урождённая Ржевская, была, по слухам, в фаворе у Петра Великого. Имеет четверых детей. Сейчас он вдовец. Его жена, Варвара Яковлевна, и младший сын умерли в 92 году. Он богат. После отзыва его из Турина в прошлом году, ушёл в отставку. Тебе интересен может быть тем, что имеет обширные знакомства за рубежом. ... Кроме того, 20 июня он будет давать бал в честь тезоименитства старшей дочери Марии. ... Я думаю, что тебе пора выходить в свет.

— Я понимаю и согласен, но мы не знакомы с князем. На каком основании он меня пригласит?

— Не тебя, а нас. Уже пригласил. Мы с ним сошлись на почве литературы — Александр Михайлович написал книгу 'Дианиология, или философская картина интеллекта'. Она, кстати, издана в Дрездене и Лондоне. Вот по поводу её издательства у нас мы и познакомились. Приглашены я, ты и Александра. Девочку тоже пора вводить в общество. ... Ещё один аспект — на балу может быть граф Уитворт чрезвычайный и уполномоченный посланник Великобритании. Он активно работает над улучшением наших с Британией отношений, обострившихся в связи войной с Турцией. Ведь она, я имею в виду Британия, оказывала поддержку Турции. Турецкий флот состоял из кораблей, построенных в Англии и Франции.

— Граф Уитворт? ... Екатерина Романовна, а граф Уитворт женат?

— Нет. Ему сорок четыре года, до России был чрезвычайным и уполномоченным посланником Великобритании при польском дворе.

— А любовницы?

— Поговаривают, что он в тесных отношениях с сестрой Платона Зубова Ольгой Александровной Жеребцовой. ...

— А...

— Она тоже приглашена. Ей 28 лет, замужем за камергером Александром Алексеевичем Жеребцовым. Имеет успех в обществе. Говорят, красива и образована. ... А ты в каких отношениях с секретарём Императрицы Грибовским?

— Пока ни в каких. Мы и встречались-то с ним дважды.

— Надо сойтись покороче... Подари ему самописку, что ли...

— Он тоже будет на балу?

— Нет, это я так, к слову.

Дом князя Белосельского больше походил на дворец, коим, в сущности, и являлся. Несмотря на то, что в Петербурге стояли белые ночи, огромный зал освещался множеством восковых свечей в хрустальных люстрах и медных стенных подсвечниках. Блин, сколько ж денег на всё это ушло?!

Нас встретил сам князь. Красивый, статный, весь такой породистый. Поклонившись княгине и поцеловав ей руку, он с любопытством рассматривал присевшую в реверансе Шурочку.

— Разрешите, князь, вам представить моего крестника, Александра Фёдоровича Ржевского, отставного капитана гвардии, и мою воспитанницу, Александру Фёдоровну Ржевскую.

— Весьма польщён Вашим визитом княгиня и тем, что Вы выбрали мой скромный дом для первого бала своей воспитанницы. — Князь поцеловал ручку Шурочке и оборотился ко мне. — Рад Вас приветствовать, Александр Фёдорович и рад нашему знакомству. Много слышал о Вас лестного.

— Где это он обо мне слышал?

— Не бери в голову — это форма вежливости.

Зал окружён с трёх сторон колоннами, по двум сторонам у стены стоят раскрытые ломберные столы, на которых лежат колоды нераспечатанных карт. Музыканты размещаются у передней стены на длинных, установленных амфитеатром скамейках.

Гостей уже много.

Вопреки моим ожиданиям, что это будет детский бал, ведь речь шла о том, что он даётся в честь тезоименитства старшей дочери князя семилетней Марии, публика была очень даже взрослая. Были, конечно, здесь и дебютантки — совсем молоденькие четырнадцати пятнадцатилетние девушки, как и моя Шурочка, коих родители впервые вывели в свет. Кстати, ни одного их ровесника противоположного пола я не увидел.

Дамы в пышных нарядах, кавалеры в пёстрых камзолах и белых чулках... Выгодно отличаются военные. Военная форма этой эпохи наверное самая красивая... И парики, парики, парики... Да! Высший свет Петербурга! Это не танцульки в рваных джинсах и с голыми пупками в ночном клубе моего будущего. Определённо мне здесь больше нравится.

Бал начался полонезом. Его можно было назвать торжественным шествием, во время которого дамы встречали кавалеров. Это ходьба по круг с периодическими приседаниями в ритм музыки должна была длиться минут тридцать. Первой парой естественно был князь и Дашкова.

Во время смены партнёров я обратил внимание на одну даму, одетую в платье цвета, как сказали бы в моём прошлом будущем, шампанского. Не писаная красавица, но мила. Очень выразительные и поразительно голубые глаза. Таких женщин, я отношу к категории ведьм. Нет, не в буквальном смысле, конечно, но вот что-то... чертовщинка какая-то в них есть. И вроде ничего уж такого особенного, а мужики штабелями ложатся у их ног. Как правило, такие женщины мужчинами вертят, как хотят, имеют кучу любовников и верных мужей.

Когда мы коснулись руками, мне почудилось, что чёртик в её глазах показал мне язык.

Однако! Давно со мной такого не было!

Её партнёром был невысокий полноватый мужчина с хорошим добрым лицом.

Я хоть и хорошо сейчас двигаюсь на протезах и, даже, выучился под руководством Екатерины Романовны и Шурочки танцевать полонез, но такую нагрузку счёл чрезмерной. Поэтому пройдя два круга и подержавшись за ручки двадцати пяти (я считал) дам и семи юных барышень, тихонько вместе с Шурочкой улизнул за колонну. Это неприлично, но мой статус безногого позволял мне такую вольность. Я мог бы и вообще не танцевать, но Шурочке очень хотелось.

— Вы тоже не любите танцевать? — За колонной я чуть не столкнулся с высоким господином.

Высокий открытый лоб, нос прямой, глаза серые. Рост — порядка метр восемьдесят. Одет в синий кафтан, сшитый узко в талию, шёлковая рубашка с кружевным жабо, камзол и, в тон ему, узкие кюлоты бежевого цвета, белые чулки и башмаки с пряжками. Лет сорока. Лёгкий акцент, по-видимому английский. Уж не Уитворт ли?

— Прошу прощение, не представился. Граф Чарльз Уитворт, чрезвычайный и уполномоченный посланник короля Георга III. — И поклонился.

А на Шурочку-то что так масляно смотрит? Ах ты ж рожа твоя, британская...

— Отставной капитан гвардии Александр Фёдорович Ржевский. Моя сестра Александра. ... Отчего же, я люблю танцевать, но после ранения мне это делать теперь несколько сложно. Но вот сестре очень хотелось потанцевать. — Граф склонился над ручкой Шурочки. — А Вы, граф, танцевать, значит, не любите?

— Не люблю. Не вижу, если откровенно, ничего интересного в кружениях под музыку. То, как люди перемещаются в такт звукам, вызывает у меня ассоциацию с театром марионеток. Вот кукловод издал звук, дёрнул за ниточку — кукла поклонилась, вот дугой звук, кукла повернулась.

— Позвольте с Вами не согласится, граф. Танец, возможно, древнейшее из искусств. Оно отражает восходящую к самым ранним временам потребность человека передавать другим людям свои радость или скорбь посредством своего тела. — Шурочка сделала возмущённые глаза. — Мольер сказал, что все болезни человечества, все политические ошибки возникли только лишь из неумения танцевать.

— Мольер так сказал? — Граф с удивлением на грани опупения смотрел на Шурочку.

— Да. А вот китайцы говорят, что о властителе можно судить по тому, как танцуют во время его правления.

— Ну, уж если китайцы говорят... — Граф рассмеялся. — Вы с таким напором защищаете свою точку зрения, юная леди, что мне, наверное, придётся пересмотреть свою позицию.

— Надо перехватывать инициативу. Не дело, что девочка лезет в разговоры взрослых.

— Давно Вы в Петербурге, граф? По-русски Вы говорите очень хорошо.

— Благодарю Вас. В Петербурге я уже шесть лет, поэтому у меня было время и выучить язык, и полюбить вашу столицу.

— Россия, это не только Петербург. Вы бывали в Москве?

— И в Москве, и в Сергиевом Посаде. Величие ваших церквей просто поражает. А храм Василия Блаженного — чудо света. А Вы бывали на моей родине?

— Увы, граф, за границами нашей империи побывать мне пока не удалось.

— Ну, Вы человек ещё молодой, у Вас всё впереди. ... Непременно побывайте в Лондоне. Это удивительный и загадочный город. Поедите в Европу, непременно посетите Лондон. Уверен, он Вам понравится. Чтобы понять людей, надо путешествовать, Александр Фёдорович. Когда путешествуешь, невольно сравниваешь то, что увидел с тем, что знал. Начинаешь задумываться, а почему люди живут здесь так, а там иначе, почему там верят в одного бога, а там в другого. Начинаешь понимать, что люди-то хотя и разные, но по сути своей все хотят одного — благополучия. ... Но большинство людей никуда не ездят, и дальше своего маленького мирка ничего не видят. И получается, что все проблемы в этом мире, все войны и революции от непонимания друг друга. Нашим народам, как раз сейчас, очень не хватает понимания.

— С Вами невозможно не согласиться, граф. Обстановка в Европе в связи с событиями во Франции напоминает кипящий котёл, а наши страны находятся по обе стороны этого котла. И только объединёнными усилиями можно отрегулировать кипение так, чтобы у котла не сорвало крышку.

— Какой любопытный образ Вы предложили — 'Европа — кипящий котёл'. Гм, пожалуй, ... Вы не литератор?

— Нет, что Вы... После отставки я занимаюсь только своим имением. На другое не остаётся времени.

— Разрешите пригласить вашу даму на менуэт. — Перед нами возник поручик в мундире Измайловского полка. Гм, а полонез-то, оказывается, уже закончился. Я кивнул. Совсем молоденький — лет двадцать. А Шурочка? ... Вот же... Абсолютно спокойна! ... А ведь она вообще впервые в таком обществе. ... Ан, нет... пальчики руки, которую подала поручику, подрагивают-таки ...

— У Вас очаровательная и очень умная сестра, Александр Фёдорович.

— Благодарю Вас, граф. После смерти родителей она единственный родной мне человек. ... Вы не знаете, кто этот поручик?

— Это сын князя Михаила Михайловича Голицына, Серж Голицын. Месяц назад произведён в поручики измайловского полка. А Вы не заполняли танцевальную книжку сестре?

— Нет. Это делала княгиня Дашкова, а я, каюсь, не удосужился взглянуть. В Петербург мы приехали по приглашению княгини. ... Не сказать, что я вообще никого не знаю в столице, но человек я не светский. ... Откровенно говоря, я стесняюсь своих увечий.

— Что-то больше похоже, что это он меня изучает, а не я его.

— Он всех изучает, у него привычка такая. Но если он отслеживал всех, кто вращался и вращается вокруг императорского двора, то должен был тобой интересоваться ещё год назад. Ржевских в России много, но если сложить два и два, то сейчас он должен спросить...

— Простите, Александр Фёдорович, а это не Вы были одно время учителем у внуков Вашей императрицы?

— Ну, вот ...

— Вполне. С такой-то осведомительницей! Единственное — сестра с братом не каждый день встречаются. Да и Зубов не такой уж идиот ей всё выбалтывать. Это раз. А два — сейчас у Зубова проблемы с каким-то французом де Саксом. Зубов его ревнует к Императрице и на твоё появление вряд ли обратил внимание, тем более, на организацию какой-то канцелярии. Ничего не отвечай, просто поклонись.

Я поклонился.

— Давайте оставим мою скромную персону, граф. Есть более интересные темы. ... Женщины, например.

— Женщины, молодой человек — тема для беседы под бокал вина... Вас кто-то заинтересовал из присутствующих здесь дам?

— Э-э-э, ну... Я так, вообще...

— Не смущайтесь, интересоваться женщинами в вашем возрасте, это естественно. ... А вот женщины в России самые красивые, уж поверти человеку, живущему уже пятый десяток и видевшему женщин, ну если и не всех национальностей, то, по крайней мере, всех цветов кожи. ... И, знаете, анатомически они все одинаковые...