Часть первая. Искусство прясть нити.

Таким образом он слушал происходивший в соседнем помещении разговор через посредство небольшой, уютной, тихонькой колонки. Старик был почти неподвижен, и только изредка его большая, трясущаяся, покрытая от старости пигментными пятнами рука брала со стола платок , промакая постоянно слезящиеся глаза.

— Господин Действительный Тайный Советник, разрешите для надлежащего зачина моего доклада доложить, что в плане "изучения вопроса" вы подложили мне весьма порядочную свинью.

— В смысле?

— Мне пришлось, всего-навсего, на профессиональном уровне познакомиться с теорией и практикой морской нефтедобычи, с устройством разного рода разведочных и добывающих установок, приспособленных для разных глубин, с историей и механизмом наиболее крупных катастроф на такого рода установках, о ходе и методах ведения аварийно— спасательных работ в подобных случаях, о применяемых предохрани— тельных системах и действующих сводах правил техники безопасности в компаниях всех стран вообще и Республики Рифат в частности...

— Все?

— Нет, еще выяснилось, что я, как это ни странно, ни уха, ни рыла не соображаю в специальной терминологии, которой в специальных изданиях, как ни странно опять-таки, оказалось довольно много. Потом в плане все того же изучения вопроса понадобилось выяснить точные координаты всех установок морской нефтедобычи, расположенных в интересующем нас районе, да чтоб они и принадлежали еще компаниям, принадлежащим Рифат... Достаточно?

— А что, есть и еще что-нибудь?

— Ну как же! Характер климата в оперативном районе и наиболее характерные...

— Пока достаточно. Меня интересует резюме.

— Как?!! Вы уже утомились? Тогда прошу покорно извинить, Ваше Высокопревосходительство... Только позвольте к этому присовокупить все-таки, что умники из Института Анализа со всеми вышеперечисленными проблемами знакомы исключительно "в обчем" и толковых экспертов не имеют. А так как Ваше Высокопревосходительство предупредило меня о сугубой конфиденциальности любых подробностей Вполне Возможного События, то история о том, с какой дипломатией была обставлена беседа с одним там повернутым из "Вюрм-Шельф", заслуживает совершено отдельной поэмы...

— Да как ты посмел привлечь посторонних?!!

— А что мне было делать, — во-первых? И, кроме того, — я же сказал ему чистейшую правду относительно угрозы морским промыслам Конфедерации со стороны пиратов и примеры привел самые настоящие. А в конце не стал брать никаких расписок о неразглашении, а просто по— человечески попросил помалкивать. В плане того, чтобы не было преждевременной и совершенно излишней паники. Натурально, присовокупив в самом конце уж-жасно многозначительным тоном: "Ну вы же понимаете...". У нас замечательные люди, Ваше Высокопревосходительство, они все поймут и все сделают как надо, если подойти к ним с надлежащим доверием.

— Печально видеть такой цинизм в столь юном возрасте.

— И не говорите! Такая прям молодежь пошла... По всем признакам, — остатние времена наступают...

— Однако же, судя по развязности твоего тона, концепцию этого... Как ты его назвал? А, Вполне Возможного События... Ты все— таки принес.

— Только в пределах своей компетенции. Но даже это уже весьма серьезно.

— Докладывай.

— Лучшим вариантом, соответствующим практически— всем предъявляемым требованиям, является одна из принадлежащих "Шеоле Инк." стационарных установок типа "S-2" класса "медиал", наиболее подходящих для добычи с глубин до трехсот метров. Механизмы — совместной Рифато-Шиссанской фабрикации и представляют из себя истинное чудо техники. Настолько, что обычная рабочая смена состоит всего-то из ста четырнадцати человек, причем это, по— моему, — исключительно на всякий случай.

— Не пойдет.

— Почему?

— Людей — мало.

— Я все— таки докончу, можно? Спасибо... Так вот, согласно действующим в "Шеоле" правилам, раз в месяц на каждую установку выбрасывается десант, включающий в себя всех, кого можно, — от программистов, метрологов, геодезистов и химиков — и до водолазов дополнительных включительно. Эти восемьдесят пять человек на протяжении двух суток, по возможности без остановки работ, облизывают установку буквально сверху донизу.

— А, скажем, в плохую погоду?

— Неукоснительно, и к тому же раз в две недели. Им все равно, они пользуются для доставки людей экранопланами особой конструкции, с активной системой стабилизации класса "зеро". Это значит, что в тайфун можно поставить на пол полный стакан воды и доставить его с берега — на площадку, не расплескав. Фантастика, одним словом. В области экранопланов им вообще никто и в подметки не годится.

— Ладно тебе! Что-нибудь еще?

— Только то, что вся эта ремонтно-профилактическая банда за редчайшими исключениями состоит не из местных жителей, а из граждан Рифат.

— Снаряжение?

— Разумеется, — не спецснаряжение. Стандартные армейские образцы с несколько модифицированной начинкой. Конкретно же предлагаю унифицированную "R— 55" фабрикации Рифатской "Ньерр Вурс". Она равно пригодна для запуска с самолетов, надводных кораблей, начиная со сторожевого катера и выше, и со всплывших подводных лодок малого радиуса. В общем — аналогична "Га— Таррах".

— Ага! Итак?

— Две ракеты в уязвимые элементы конструкции под самой площадкой. Достаточно одного попадания, чтобы ее перекосило до полной непригодности. Желательно — в шторм какой посильнее, чтобы затруднить оказание помощи с берега. Возможен, как вариант, предварительный удар мазером, чтобы вывести из строя радиоаппаратуру.

— Не слишком ли это будет подозрительно?

— Вариант рассчитан только для случая шторма с грозой, что для тех мест — правило. График смен я тоже выяснил.

— А теперь поговорим о "но"... Что вы, молодой человек, имели ввиду, говоря о пределах своей компетенции? Ну говори, говори, я же вижу, как ты гарцуешь на месте. Как ребенок, которому хочется в уборную.

— Если я правильно понимаю смысл операции, у компании предварительно должны возникнуть значительные разногласия с вымогателями. Иначе, если вспомнить добрую человеческую традицию все понимать не так, Вполне Вероятное Событие может стать не то что практически бесполезным, но и попросту вредным.

— Это и впрямь не твое дело, но, памятуя наши с тобой договоренности, скажу: будут разногласия. Очень большие разногласия.

— Каким же это образом?

— Подробностей не знаю и я, но только один весьма влиятельный среди пиратов человек — связан каким-то образом с Империей. Большая, говорят, шишка, чуть ли не правая рука этой т-твари...

— Дану— праматерь... Вот это, я понимаю, работа!

— Тут не могу с тобой не согласиться. Абсолютно непостижимо, как это им удалось. Последний вопрос: почему "R — 55"? Почему не отечественный образец?

— Позвольте заметить вам, — Дубтах спесиво надулся, — Ваше Высокопревосходительство: Конфедерация не продает оружия бандитам. И как, право, не стыдно...

— Ой, — захихикал, утирая слезы, Кускрйд, — ид-ди, клоун... Уморишь ты меня когда— нибудь. Учти: если Событие все-таки состоится, ты в целях нерасширения круга посвященных будешь привлечен и к работе на последующих стадиях операции.

— Имею честь всегда пребывать в полнейшем Вашего Высокопревосходительства распоряжении. Кстати — огромное вам спасибо за новую машину. Никак не ожидал, что удастся сделать ее так быстро.

— Тахи, сынок, на самом деле — не стоит благодарности. Бешеных, совершенно неприличных денег стоит разработка новой машины, особенно базовой модели... То есть ты даже представить себе не можешь — каких денег. Но потом солидные суммы, которые берут за серийные машины, идут в основном на то, чтобы переокупить предсерийные затраты. Само по себе производство на генеративных модулях "Медузы" стоит — тьфу! Вот сколько.

Когда пилот откланялся, Кускрайд незамедлительно перешел в соседнюю комнату, где его ждал старый человек. Он медленно поднял на вошедшего амимичное лицо. Кускрайд давно замечал, что у очень старых мужчин лицо становится таким, — не бесстрастным или невозмутимым, а именно ничего не выражающим. Как будто у его обладателя попросту не остается сил поддерживать на лице хоть какое— то выражение.

— Ну как?

— Уги, он очень развязно с тобой разговаривал. Ты не должен позволять ему подобного тона, да.

— А! — Кускрайд махнул рукой. — Пусть тешится, — если человеку так работается легче, то почему бы и нет? Дураки из молодых, в отличие от старых дурней, чувствуют себя ну такими уж прям свободными, — если им всего-навсего позволить болтать без соблюдения ритуалов. Человеком особенно легко бывает править, если у него только есть иллюзия свободы.

— Нет-нет, Уги, — он правда очень нехороший человек... Ты уж будь с ним поосторожнее, прошу тебя...

— Умный ты человек, учитель, но в данном случае все-таки ошибаешься: если хочешь знать мое мнение, то среди нынешних тридцатилетних попросту нет людей, которые были бы опасны сами по себе. Как эксперты и специалисты — да! Вместе и в качестве аналитиков, организаторов и исполнителей, — так ку-уда там старой гвардии! Но они понятия не имеют, каково это — жить под угрозой полного и неукоснительного уничтожения за малейшую ошибку или даже без таковой, а просто так, ввиду "об-щей обстановки". В отличие от тех людей, которых мы с тобой оба так хорошо знали, это не волки, не лютые хищники в пиджачках. Это обыкновенные служащие, у которых просто— напросто работа такая.

— Да я же ничего не говорю, мальчик мой, я только прошу помнить, что бывают исключения...

— А-а, произвела впечатление манера проработки проблем? Это у него есть. Давеча он с бо-ольшим неодобрением отозвался об умниках, которые ну, — никак не могут не демонстрировать свой ум, а того не понимает, что сам точно такой же. Заливается, аки соловей, своими собственными словесами упоенный, и уж тут ничего не видит и не слышит.

— Но КАК он все это говорил! Ни малейшего чувства, один голый расчет, как бы побольше убить людей...

— Отец мой, старый дружище, — нам ли осуждать за подобное? Ты только вспомни...

— И все равно, — старик махнул рукой, — это все было совсем другое дело... Мы же постоянно помнили, что творим, даже после того, как привыкали... И вы росли такими же. — Он замолчал довольно надолго, мучительно подыскивая слова, которые правильно выразили бы его ощущение. — У меня правнук есть, Фьян, ему шестой год пошел. Давеча играли они с другом, красные, взъерошенные, пукают и не замечают — настолько увлеклись. Потом он ко мне подбегает , весь в желтых пластмассовых латах, и орет: "Деда! Мы тут с играли с Баррой в войну и убили тридцать тысяч миллионов онутов!!!". Так и этот твой, — он точно так же не понимает, о чем говорит, о людях, или об оловянных солдатиках... Или играх этих, ну, — которые с машиной?

— Что-то тут, конечно, есть. Вот и в боях вроде бы участвовал, и по горам полтораста верст пешедралом добирался, — а не вижу я, чтобы все это сколько— нибудь глубоко на нем отразилось. Будто все это — по телевизору показывали, и шкуры его никак не касалось. Пусть продолжает так думать, это нам очень удобно. Отнесись к нему не так, как относился к зверью из своего департамента а просто-напросто как к оружию редкостных достоинств. Считай его компьютером, которым пользуется человек.

— Вот он вычислит момент, когда мы с тобой станем ему опасны или попросту не нужны, а после этого — и минуты сомневаться не будет, а как мусор — на совок и в помойку...

— Чтобы вычислить, — усмехнулся Кускрайд, — нужны данные. Таких людей губит то, что им не приходит в голову убивать просто так. Совсем-совсем на всякий случай. Это высокое искусство, тут чутье нужно.

— Ты как— нибудь потихоньку— помаленьку отодвинь его в сторонку, — право слово...

— А уж вот это вот никак нельзя. Сам понимаешь...

— Ну так убей, в конце концов!

— Ба, и куда ж это делась твоя проповедь гуманизма? Я уж подумал было, что мой бессменный наставник вдруг стал бояться греха, а это для нас с тобой либо слишком рано, либо слишком поздно. И тут вдруг прямо так, сразу — и такое предложение!

— Да нет, все не так. Старая голова не соображает, не могу объяснить, а только ведаю, что его убить — и вовсе не грех никакой... И будь ты с ним осторожен, — старик мелко застучал по столику, — будь осторожен с ним, Уги. Он нехороший, холодный, безжалостный, в человеке живой души совсем не видит...

Так, поехали по второму кругу. Совсем, видать, сдал старик. А как-кой был человечище! Мозги, сила, чутье — все при нем было, таких теперь и не бывает. Но сдал, сдал... Как бы это исхитриться прервать его безвыходный монолог, чтобы он не обиделся? Ведь и не отмахнешься просто так, потому что под склеротическими наслоениями старости у него сохранилось— таки самое ядро личности с разумом ясным и безошибочным, только легко устающим. И, главное, — сохранилось чутье, то врожденное, звериное, нутряное чутье, которое во времена оны позволило пересидеть и хитрецов, и гениев, и непроходимых мерзавцев, и выскочек, и умников всех мастей. Поэтому он нагнулся через стол, облокотился на крышку стола, и, глядя старому человеку прямо в глаза безжалостным взглядом, сказал свистящим шепотом:

— Я не пойму: ты что же, считаешь, будто я не знаю, с кем мне приходится иметь дело? Сформулировать? Что, — у тебя не было наемных убийц самого разного звания и происхождения? И все, — заметь, — люди понимающие, без самоупоения этого... А вот он, такой веселый и умный, не понимает, что при всех своих достоинствах и заслугах, — нужен только пока нужен, а дальше — схема отработанная и сбоев не дающая. Ты кого — ангела ждал на такой работе? Так почти, считай, дождался...

Старик только слабо махал рукой и жалко кривил губы.

— Да ничего я, Уги, ничего... За тебя только боюсь очень. Я совсем слабый стал, от всего расстраиваюсь... Ты не сердись только...

XVIII

Когда в самый разгар шторма в штаб-квартире филиала "Шеоле", что располагалась на Тон-Кере, главном острове архипелага не получили подтверждения связи, когда связь эту не удалось восстановить никакими силами на протяжении двух часов, по филиалу прошел соответствующий приказ. Отчаянно ругающийся командир собрал экипаж и бригаду в расширенном составе, для чего двоих — пришлось вытаскивать от баб, а пятерых — экстренно протрезвлять подручными средствами. И благо еще, что сбором аварийно-спасательной бригады довелось заниматься не ему. Когда два часа спустя , то есть достаточно оперативно для таких условий, сборы закончились, командир ввел в маршрутный компьютер код одиннадцатого маршрута, и стал ждать, когда система выберет оптимальный миг для старта. Наконец мягко, с понижением и затиханием звука взвыло.

"Эмтозит" шел на высоте шестнадцати метров по идеальной прямой с того самого момента, когда вышел на курс. В ровном, громовом гуле громадная машина отрешенно, без малейших признаков натуги плыла через такое, на что и глядеть-то было страшно. Серая пелена летящего почти параллельно поверхности моря дождя смешиваясь с соленым туманом брызг от восьмиметровых волн, беснующихся внизу, а лилово-черные тучи, превратившие позднее утро — в почти ночь, горели десятками, сотнями разноцветных молний. Когда руководство "Шеоле" спрашивали, во что обошелся им "Проникающий", было принято отвечать: "Гораздо меньше тех денег, в которые обходится налогоплательщикам даже самый скромный авианосец." Хорошо быть богатым и иметь возможность позволить себе такую вещь, потому что машина, безусловно, стоила своих денег. Четыре дублирующих друг друга навигационных блока, построенных на разных принципах, позволяли вести машину по курсу, как по туго натянутому тросу или даже по раз и навсегда проложенным рельсам. Двигатели обладали такой мощью, что могли компенсировать любой шквал. Но даже и не в этом состояла суть дела. Воздушные массы, движущиеся с разными скоростями обладают, соответственно, разной плотностью, а граница между массами с разной плотностью обладает свойством отражать... Не важно что. Если бы нашелся любитель, — не лишенный, надо сказать, некоторого мазохизма, — и вывел бы на монитор визуализированную компьютером информацию, перед глазами предстало бы дурнотное зрелище чего-то, напоминающего стремительно движущиеся, налетающие на машину и друг на друга призрачные, отблескивающие глыбы льда. Это было возможно технически, но никому не нужно практически, потому что никакой человеческий мозг, разумеется, не смог бы отреагировать даже на сотую долю получаемых ежесекундно данных. Зато вполне справлялись четыре объединенных компьютера "БС — 4004" известной фирмы "Балко Стандарт", входящие в ту самую систему активной стабилизации класса "зеро", загодя определяющую направление и силу порывов ветра, вычисляло их равнодействующую и подавало коррегирующий сигнал на рули и двигатели. Система имела название "Глисс" и являлась предметом вполне-вполне заслуженной гордости создателей. Пакет программ и вообще был очень серьезным секретом. Именно поэтому "Эмтозит" двигался через ураганный ветер равномерно, уверенно и без избыточного износа машин, без качки и болтанки. И все для чего? А все всего-навсего для того, чтобы была возможность доставить кого угодно, куда угодно в какую угодно погоду без малейших неудобств до того самого момента, пока пассажир, со всем комфортом доставленный до места, не полетит кубарем, чуть ступив на палубу, сбитый ударом плотного, как резиновая дубинка, ветра. И уже видно было на экране рабочего монитора, что стряслась беда, но когда "Эмтозит" приблизился на расстояние прямой видимости, стало ясно, что случившееся далеко превосходит даже самые дурные ожидания. Сорванная какой— то превосходящей всякое воображение силой, надводная часть установки завалилась на бок, а ее палуба образовывала с морем почти вертикальный угол. Примитивные, но остроумные гидравлические автоматы основания перекрыли поступление нефти, но что-то успело все-таки вытечь, а что-то, очевидно, даже еще и продолжало вытекать, так что маслянистая жидкость в какой— то мере гасила волнение. "Проникающий" буквально подкрался к руине и обнаружил людей, что спасались на спасательном плоту от непосредственного действия ветра и льющихся с небес водяных потоков. Их было четверо, причем один из них — тяжело ранен и без сознания. Остальные трое были вроде бы как не в себе и выглядели совершенно дезориентированными. Казалось чудом, что люди в таком состоянии вообще смогли хоть что-то предпринять для своего спасения. Тем не менее, с жесткостью, и вообще характерной для подобных чрезвычайных обстоятельств, первый допрос потерпевших состоялся прямо тут же, на борту "Эмтозит". Были на нем люди, в чью обязанность это входило. И, надо сказать, из бормотания одного из пострадавших удалось-таки сделать некоторые выводы. Да, уже с самого раннего утра шторм был в полном разгаре. Да, было необыкновенно много молний, очень сильная гроза. Очень сильная. Молния ударила совсем близко, одна из многих. Тогда еще сразу скисла вся радиоаппаратура и пришлось оживлять резервные компьютеры из числа отключенных. И в тот же момент некоторым стало плохо... Как плохо? А тем, кто находился снаружи... Как плохо, вы спрашиваете? Он не помнит, у него и сейчас ужасно болит голова, но только двое даже померли, он сам видел... Больше? Может быть, но он видел только двоих. Были до предела заняты, а потом вдруг раздались два страшных взрыва. Ужасных, он даже представить себе ничего подобного не мог. Сколько времени прошло между этими событиями. Да не помнит он! Нельзя ли отложить допрос, потому что у него страшно болит голова? Да отстаньте вы, он совершенно не может говорить! Да, он отказывается. Ну ой, ну минуты две... Все?! Ну тогда слава богу...