Возвращение

"Все-таки самое большое человеческое счастье, — подумалось Виктору, — это иметь детей".

Вечер провели в ресторане. Дима попал туда впервые в жизни и сначала вел себя так, как у них на кухне, когда пришел в первый раз.

-Расслабься, это все для нас, — улыбнулся ему Виктор, — Представь, что ты на дискотеке.

Но Дима, на сей раз, освоился быстро, и уже после первого бокала рассматривал танцующих парней горящими глазами.

-Не делай это так явно, — тихонько сказал ему Виктор.

-Ну, так хочется же, — последовал знакомый ответ с нагловато-лукавым взглядом.

-Гаврош, ты неисправим, — заметил Лёня.

-Ничего, отслужит, вернется, и в этом деле будет порядок, — сказал Виктор, — Встретит кого-нибудь и обо всем забудет.

-Где его встретишь-то? — вздохнул Дима.

-Встретишь, — уверенно сказал Виктор, — Верь и не торопи события, а то за изобилием возможностей проглядишь свое счастье...

На следующее утро они выехали на Байкал. Вышли из гостиницы рано, поскольку ехать было около полутора часов, а Диме надо было успеть вернуться в часть. Автовокзал был рядом, ждать пришлось недолго, и вот уже автобус вырулил на Байкальский тракт, оставив позади себя городские кварталы Солнечного. Узкое шоссе вилось среди плотно растущего кустарника по краям дороги, за которым виднелся густой смешанный лес. Шоссе проходило в отдалении от берега, и только лишь иногда справа мелькала между деревьями водная гладь. Но вот, за поворотом открылось что-то огромное, сливающееся на горизонте с небом. Это трудно было назвать озером, насколько оно напоминало море.

Они вышли из автобуса и огляделись. Здесь начиналась главная улица поселка, уходящая куда-то вдаль. Слева возвышались крутые горы, а с другой стороны вплотную подходила вода, оставив для строений узкую полоску. Первым делом они спустились к озеру в надежде искупаться, однако вода была настолько холодная, что сводило ноги. Но, при этом, ее чистота так манила к себе, что Виктор не выдержал:

-А что? Некоторые и зимой купаются...

-Ты предлагаешь нырнуть? — улыбнулся Лёня.

-Быть на Байкале и не искупаться? Потом не простим себе...

Пока они решали вопрос, Дима уже успел скинуть одежду и с громким воплем бултыхнулся в воду.

-Класс! — послышался восторженный возглас, и Виктор с Лёней последовали его примеру.

Долго они, правда, не выдержали, и нырнув по нескольку раз, выбрались на берег.

Лёня достал фотокамеру и запечатлел этот момент.

-Ну вот, цель поездки выполнена, — улыбнулся он, — Вон там какой-то музей виднеется...

Виктор посмотрел на Диму, явно заскучавшего при этом сообщении, и внес свое предложение:

-Аллен, нельзя объять необъятное. Здесь много чего интересного, но у нас в запасе всего несколько часов. Давайте сосредоточимся на главном.

-А главное, это что? — уточнил Лёня.

-Главное — посмотреть Байкал живьем. А музеи и достопримечательности можно оставить на потом, когда приедем сюда хотя бы на несколько дней.

-А у тебя возникли такие планы?

-Конкретно нет, но не исключаю. Это стоит того.

-Полезли в горы! — предложил Дима, заметив отходящую влево от улицы дорогу.

В горах они оказались, воспользовавшись канатной дорогой. Причем, это был не какой-то закрытый фуникулер, а висящие на порядочной высоте от земли движущиеся кресла. Диму это привело в восторг.

-Помнишь, как в Москве на аттракционы ездили? — спросил Виктор.

-Это не то! Вот здесь кайф! — отозвался Дима.

Наверху оказалась смотровая площадка и беседка, откуда открывался изумительный вид на окрестности. Исток Ангары с возвышающимся из воды огромным камнем, поселок и бездонная синева озера были, как на ладони. Хотелось сидеть и смотреть до бесконечности, чувствуя себя не в силах оторваться от этой завораживающей шири, напоенной сиянием солнца. Деревья и кустарники на площадке были сплошь покрыты многочисленными ленточками и платочками. Они тоже не отстали от других, повязав безжалостно разорванное на три части полотенце.

-Чтобы вернуться, — убежденно сказал Дима, — Уже на гражданке.

Неподалеку было деревянное кафе, где они отметили этот день и "покорение вершины". Из разговоров вокруг узнали, что место это называется Камнем Черского. Услышали и о Шаман-Камне, и об уникальной железной дороге, по которой можно совершить путешествие по побережью Байкала, и о многом другом. Уезжать не хотелось, но время летело неумолимо. Обратно спустились пешком по серпантинной дорожке, любуясь окрестностями, а внизу не забыли заглянуть на местный рынок, полакомившись знаменитым байкальским омулем.

Но вот и автобус, везущий их в обратный путь. Кажется, только приехали, и день промелькнул коротким солнечным лучиком, отраженным в водной глади, исчезающей за окном автобуса. Дима присмирел, и взгляд его стал таким, каким был, когда они провожали его в Москве.

-Не грусти, Гаврош, — подбодрил Виктор, — Теперь деньки покатятся под горку.

Когда пришли в номер, и Лёня ушел принимать душ, Дима обратился к Виктору:

-Я хотел посоветоваться с тобой. У меня есть возможность облегчить себе жизнь, пристроившись к какому-нибудь "деду". Ну, заправлять за ним постель, делать все, что он прикажет, короче, шестерить на него. Тогда меня никто не тронет. Или забить на всю эту систему, но самому все расхлебывать. Как мне поступить?

-Понятно, — серьезно ответил Виктор, — Подчиниться системе или положить на систему. Альтернативы нет?

-Есть, — поморщился Дима, — Но это, точно не для меня.

-Какая?

-Заплатить тому же "деду".

"Это уже веяние времени", — подумал Виктор и сказал:

-Ну, а как ты сам-то считаешь? Стоит быть порождением этой системы или лучше остаться ее жертвой, раз нет другого выхода?

-Понимаешь, — убежденно заговорил Дима, — Ведь без этой, как ты ее называешь, системы, тоже нельзя. Армия развалится. На ней все держится. Ну, например, команда: "Подъем", а он, сука, спит. Что ты будешь делать? Уговаривать? Так пока ему е..ло не разобьешь, он ничего не поймет...

-Понятно. Этот спит, а как помню в детстве, один боевой генерал, участник войны, моему отцу рассказывал, что пока дивизию НКВД позади не поставишь, вперед не пойдут. А что делать? На этот вопрос ответил еще давно Антон Павлович Чехов — выдавливать из себя по капле раба.

-А при чем тут... раба?

-А при том, что рабу не свойственны самоуважение, ответственность, чувство долга и прочее. И не должны быть свойственны, они ему будут только мешать. За раба все решает его господин, и единственно, что ему нужно — это хорошая плеть. Ты уже достаточно взрослый, чтобы принимать самостоятельные решения и нести ответственность. Начни с этого.

-Но я хотел знать, как ты посоветуешь?

-Вот я тебе и советую. А что касается лично меня, то признаюсь, самое приятное, что я прочитал во всех твоих письмах, было то, что ты хочешь остаться с чистыми погонами и с чистой совестью. Право решать я оставляю за тобой.

-Спасибо тебе, — серьезно ответил Дима.

Из ванной появился Лёня:

-Кто после меня?

-Иди, Гаврош, — подтолкнул его Виктор, — только не очень блаженствуй там, время говорит — пора.

И вот опять дорога в часть, по которой они шли позавчера, окрыленные радостью встречи. Но сейчас у всех в глазах застыла грусть. Особенно это заметно по Диме.

-Ну что, Гаврош, — сказал Виктор, приостанавливаясь, когда вдалеке показался КПП, — Отойдем и простимся по-настоящему.

Они отошли за деревья.

-Прощай, Гаврош, — сказал Виктор, крепко обнимая его и трижды целуя, — Не забывай, пиши. Знай, что мы помним и любим тебя.

Вслед за Виктором, Дима обнялся и расцеловался с Лёней.

-Я пришлю тебе фото на память о нашей встрече, — пообещал тот, — Распечатаю на бумаге и пришлю.

-Мужики... — растроганно проговорил Дима, обнимая их обоих, — Мужики...

Казалось, он не знает, что еще сказать, но Виктор понял, что ему хочется задержать миг расставания. Он крепко обнял Диму, то же самое сделал Лёня, и они все втроем долго стояли обнявшись. Виктору показалось, что из левого глаза Димы опять капнула слеза.

-Ну все, Гаврош, — сказал, наконец, Виктор, — На вот, держи, это тебе с собой.

Он протянул ему увесистый пакет.

-А это, — добавил он, отдавая другой, с третьим коньячным комплектом, — передай своему командиру, с которым я разговаривал в пятницу...

-Ильину? — уточнил Дима.

-Наверное, ты лучше знаешь.

Они вышли на дорогу и расстались, крепко по очереди пожав Диме руку, а потом стояли и глядели ему вслед, пока тот не исчез за КПП, размашисто помахав им рукой.

-Ну, вот и повидались... — тихо проговорил Виктор и почувствовал, как у него самого повлажнели глаза.

Уже в сумерках они вернулись в гостиницу и стали собираться в обратную дорогу. Лёне через два дня предстояло лететь в Америку, а у Виктора до конца короткого отпуска оставалось, по возвращении, всего три дня.

Перед отлетом Лёня успел распечатать обещанные фотографии, и они с Виктором долго перебирали их, прежде чем отправить Диме, вспоминая короткий миг их жизни, оставивший в памяти такой ощутимый след, что он даже затмил собой поездку в Испанию.

-Это было наше с тобой самое запоминающееся путешествие, — сказал Виктор.

-Пожалуй, — согласился Лёня, — Хотя увидели мы не так много.

На следующий день Виктор проводил Лёню.

Продолжалось лето. В выходные он ездил на излюбленное место на речку, с которым было связано столько воспоминаний. Он перебирался на другой берег, бродил в одиночестве по полю или в лесу, вспоминая все происходившее здесь. Каждый вечер, как и год назад, был сеанс связи с Лёней, затягивавшийся до поздней ночи. Часто писал Дима, в каждом письме вспоминая их встречу.

"Я сделал выбор, бать", — написал он еще, и Виктор понял, какой.

Уточнять не требовалось, он почему-то был уверен.

"Я всегда в тебя верил, — написал он в ответ, — Силы и мужества тебе".

Так прошли эти два месяца, и вот он опять едет в Шереметьево. Только теперь встречать. Радость переполняет Виктора:

"Сейчас Леня, — думает он, — а через год и Гаврош..."

Он улыбается, глядя на свое отражение в автобусном стекле, не ведая, что предстоящее свидание с Лёней окажется таким коротким...

17.

11 сентября 2001 года девятнадцать человек поднялись на борт четырёх самолётов. Они не вызывали подозрений — были среднего возраста, хорошо образованными и с устоявшимися манерами. Никто тогда не мог предположить, что ни один из тех, кто оказался на борту этих самолётов, не выживет. Что окажутся убитыми две тысячи девятьсот семьдесят три человека. Что погибнут триста сорок три пожарных, двадцать три офицера полицейского департамента и тридцать семь портовых полицейских офицеров, а двадцать четыре человека так и останутся пропавшими без вести. Никто тогда не мог предположить, что этот день станет началом новой эпохи, когда полномасштабные войны могут идти не только между государствами, но и международными группировками, не имеющими государственной ответственности.

Это произойдет немногим позже, когда на глазах всего мира рухнут башни Всемирного торгового центра...

Потом туда хлынут потоки рядовых американцев, многие полицейские и сотрудники экстренных служб станут брать отпуска по месту основной службы и ехать в Нью-Йорк для того, чтобы помочь в поисках уцелевших. Люди станут пожимать друг другу руки на улицах в знак солидарности и вывешивать в окнах американские флаги. Спустя месяц, американский президент обратится к народу своей страны, олицетворяющей для многих безжалостное "общество потребления", с просьбой прекратить пожертвования, поскольку их число перевалило за миллиард долларов, и перестать сдавать донорскую кровь, потому что ее уже негде хранить.

Это будет потом...

А тогда они сидели вдвоем с Лёней, потрясенные происшедшим, едва успевая переключать внимание между компьютером и редко включавшимся в их доме телевизором. За прожитые вместе два года Виктор видел Лёню в разных ситуациях. Он тащил его на себе через ночной лес, избитого и теряющего сознание. Он видел его в гневе и раздражении. Он видел его всякого. Но он никогда не видел у него такого выражения лица и не чувствовал такого внутреннего напряжения, как в этот момент.

Мрачнее тучи пришел Лёня на следующий день из школы. Исчезла даже его постоянная улыбка на губах.

-Вил, я понял одно, — сказал он за ужином, — Мне в этой стране не место. Я здесь инородное тело, несмотря на то, что я здесь родился.

-Что тебя навело на такие мысли?

-Что?! Я нашел сочувствие только у тебя, тети Таты и директора. И то с глазу на глаз, в закрытом кабинете...

-И тебя это удивляет?

-Но есть же что-то общечеловеческое! — воскликнул Лёня, — Погибли невинные люди! Сегодня это в Нью-Йорке, завтра может быть где угодно! По большому счету началась война между цивилизацией и мракобесием, и жертвой ее может стать абсолютно каждый...

-Так что же ты ищешь сочувствие по другую сторону баррикад?

-Ну не может быть так! Неужели они все такие? Это же люди. Я знал, что они не ангелы, но чтобы радоваться чужому горю? Говорить, что пиндосы доигрались и поделом им? От одной я даже услышал, что это воля Божья, первый знак освобождения человечества от власти Антихриста. Это же полный бред. И этот человек ходит в церковь, у нее православный крест на шее! У меня это вообще не укладывается в сознании...

-Им преподносят все так, — попытался смягчить ситуацию Виктор, — Были же проявления агрессии со стороны Соединенных штатов, это все знают...

-Агрессия агрессии рознь! — перебил Лёня, — Иногда агрессия нужна для того, чтобы остановить другую агрессию. В сорок пятом году, когда американские войска воевали против Гитлера, они тоже, можно сказать, проявляли агрессию, хотя он за океан не летал и Нью-Йорк не бомбил...

-Малыш, историю переписывают всегда и везде на правах победившей стороны. Только при моей жизни здесь это уже было дважды...

-Ты хочешь сказать, здесь ни у кого нет своей головы?! Тогда, тем более, мне здесь нечего делать.

Лёня ходил мрачный недели две. Выражение его лица напоминало то, что было после разговора с Кевином, когда он принял решение остаться. Его даже не потянуло ни разу за эти дни на близость...

-Я съезжу на выходных к тете Тате, — сказал он однажды вечером.

-Поедем вместе, — предложил Виктор.

-Вил, прости, я должен поговорить с ней наедине, — твердо сказал Лёня.

Вернулся он от Татьяны Викентьевны поздно вечером. Лицо было мрачным.

-Как съездил? — поинтересовался Виктор.

-Вил, пойдем, поговорим, — ответил Лёня, проходя на кухню.

Они сели за стол друг напротив друга.

-Вил, — сказал Лёня, глядя на него пристальным, даже каким-то умоляющим взглядом, — Я принял решение вернуться в Штаты. Уже навсегда.

Виктор опустил голову.

-Значит, не сложилось у нас, — произнес он упавшим голосом.

-Нет! — горячо воскликнул Лёня, — Нет! Только не это! Я... Я не представляю себе, что мы расстанемся. Я признался тебе, что возвращался два раза только потому, что здесь ты и тетя Тата, но... Но, неужели это может стать препятствием в наших отношениях?