"Не знаю... Наверное... Когда начнете дела по "Бристолю"?"
"Я рад. И сейчас улыбаюсь как идиот. И Виктор косится. По "Бристолю" — завтра с утра"
"Держи меня в курсе"
"Конечно. Люблю тебя. Спокойной ночи!"
"Спокойной"
Около 7 лет назад
Стрелка спидометра пересекла черту в сотню, заставив меня судорожно выдохнуть, и начать плавно снижать скорость, чтобы, не дай Бог, ни во что не врезаться. Я плохо контролировала себя сейчас — слишком нервничала, чтобы в случае опасности своевременно среагировать. Водительский опыт хромал: я была за рулем чуть больше одного года.
"Столица" осталась позади. Я свернула на прямую дорогу к родному городу. Пару часов, и я снова окажусь у порога особняка, построенного отцом для удовлетворения прихоти матери и ее представлений о семейном "гнезде".
Сотовый пискнул звуком входящего сообщения.
Опять чертов Сташевский со своими фантазиями!
Энтузиазм парня не унимался даже в выходные. А я так надеялась, что хотя бы на эти пару дней университетский первый красавчик на деревне забудет о моем существовании.
Последняя неделя сентября выдалась тяжелой. Сташевский решил "добиться" меня любым способом. Так как школьные ухаживания-преследования-дерганья за косичку не работали, парень перешел к другим действиям. Более активным. Сташевский теперь, каждый раз встречая меня, пытался приобнять, ущипнуть, потискать, поцеловать и наговорить пошлостей. Громко и не стесняясь в выражениях. Все, о чем до этого парень писал в сообщениях, теперь знал весь университет.
Студенты шептались по углам о том, сколько раз и в каких позах, согласно фантазиям Сташевского, я переспала с ним. Где именно нас вдвоем застукали: в деканате, спортзале, нашей с Новицкой комнате в общежитии или в квартире самого Сташевского. Люди делали предположения, которые буквально на следующий день, передаваясь от одного к другому, уже считали истиной во языцех, о том, какие виды интимных отношения мы со Сташевским практиковали.
Ради интереса я в один день, прогуляв пару, заглянула в мужской туалет — известный рассадник написанных на стенах сплетен, и узнала, что в мужских кругах с недавнего времени имею весьма фривольную репутацию девушки, которая позволяет все. Это если мягко перефразировать то предложение из четырех слов с моим номером телефона под ним.
Алина Лаврентьева тоже нашла, чем удивить. Звезда университета в компании своих подружек-прилипал обошла всех преподавателей, которые вели у меня пары и должны были принимать зачеты и экзамены, и с "дружеским беспокойством" рассказала о витающих в студенческом сообществе сплетнях. Обо мне и моей половой жизни. Акцентируя внимание преподавателей на том, что виной распущенности стала диагностированная нимфомания(28*), Алина Лаврентьева слезно попросила каждого провести личную воспитательную беседу. Никто не смог отказать председателю студенческого совета.
На протяжении последней недели у меня состоялось около десяти бесед. Почти по две на каждый день.
Грозный мужик с кустистыми бровями, бывший следователь, читавший курсы по уголовному праву и уголовному процессу, пригрозил статьями о развратных действиях, половом сношении и понуждении к действиям сексуального характера. Сухонькая старушка с безукоризненными манерами, прозванная студентами за это леди, рассуждала в рамках своего предмета об этичности моих поступков и помыслов. Идейный бывший аспирант в очках с толстыми стеклами зачитал статьи и постулаты женевской конвенции по правам человека(29*). Психолог-социолог привел примеры исследований в области психических расстройств, которые были вылечены по последним методикам с помощью медикаментозных препаратов нового поколения.
Кто-то предложил помощь, кто-то осудил, кто-то хотел разобраться в философской стороне вопроса. Нашлись и такие, кто завуалировано предложил мне услуги интимного характера взамен за зачет или экзамен. Я же все равно хочу и мне все равно с кем, так почему бы не с ним?!
Отдушиной последних дней сентября и этой нескончаемой травли в университете стали завтраки, обеды и ужины в кофейне Сэма.
Почти в каждый мой визит, мужчина откладывал дела и предлагал свою компанию за столом. С Сэмом было легко, по-домашнему тепло и по-дружески интересно, поэтому я всегда с радостью отвечала согласием.
Мужчина много знал. Действительно много. Сэм увлекался историей, коллекционировал антиквариат, разбирался в литературе, живописи и музыке; был внимательным, слушал и слышал своего собеседника, мастерски сглаживал неприятные углы и руководил разговором с филигранностью дипломата или политика. При этом Сэм не казался мне двуличным. Интуиция сразу подсказала, со мной мужчина был честен и в определенной мере откровенен. О своем прошлом Сэм не рассказывал, хотя я частенько ловила на себе его внимательный взгляд, когда беззастенчиво пялилась на тонкое явно дешевое металлическое кольцо на левой руке.
Сэм не спрашивал меня о моих тайнах, и я не нашла у себя права соваться с любопытством в его прошлую жизнь.
Мужчина поведал, что переехал в "столицу" из Европы несколько лет назад: выкупил здание на Главном проспекте, устроил на первом этаже кофейню, а на втором — поселился сам. На мой вопрос: "Почему? Ведь жизнь в Европе — лучше?!", Сэм невозмутимо объяснил, что устал от либерально-демократического идиотизма и пропаганды борьбы за свободы, доходящей порой до идиотизма. Его ответ вызвал во мне недоумение и интерес.
Я поймала себя на мысли, что с каждым разом хочу понять его все лучше: узнать, почему он делает те или иные выводы, как складываются в его голове логические цепочки, откуда он столько знает и почему стольким интересуется.
Несколько дней назад за ужином я неожиданно обнаружила, что, рассказывая Сэму о своих злоключениях в университете, смотрю на него как на мужчину. Интересного и привлекательного внешне. Всерьез обдумываю идею, что если бы Сэм вдруг пригласил меня на свидание, несмотря на проблемы с прикосновениями и трудности в общении с другими людьми, я согласилась бы.
Позже ночью, лежа в своей кровати и тщательно анализируя эти мысли, я испугалась не на шутку. Сэм был старше меня лет на десять, как минимум. И это только внешне, так как о возрасте мы никогда друг друга не спрашивали. У мужчины за плечами был груз прошлых отношений, который, судя по тому, что он все еще носил кольцо — явно ведь не простой имиджевый аксессуар, до сих пор давил на Сэма.
А что было у меня? Школьные годы отчуждения, проведенные в компании такой же странной подруги, и с недавнего времени — извращенец Феликс и придурок Сташевский.
Однако в последующие дни я так и не смогла вернуть свое отношение к Сэму к прежней дружеской черте. Каждый раз смотрела в его удивительные глаза, слушала приятный тягучий голос и думала о нашем свидании. О том, куда бы такой человек, как Сэм, мог меня пригласить. На прогулку в Центральный парк на закате? Девчонки из университета шептались, что там красиво в это время суток. И есть скрытые от посторонних глаз скамейки. А еще кинотеатр под открытым небом. Или в какой-нибудь ресторан? Как в кино, где на столе двух влюбленных обязательно присутствовали свечи, а где-то неподалеку играли тонкую мелодию на скрипке.
Я одергивала себя каждый раз, когда мысли уплывали в какие-то совсем нереальные дали, полные розовых облаков, приторной сиропной романтики и киношного представления о первой любви. А после снова пыталась уловить ход разговора, вспоминала, что передо мной стоит еда, которую я изначально собиралась съесть и всячески костерила себя мысленно.
Однако вчера, я все же решилась и пригласила Сэма. То ли несвойственные мне фантазии совместного будущего довели до точки кипения, то ли проснулась внутренняя решительность, требующая однозначного ответа.
— Ксана, — с растерянностью выслушав мое предложение, Сэм посмотрел с затаенной грустью и болью в глубине глаз. — Ты хорошая, правда...
— Но...?
— Но я не могу. Прости. Хотел бы. По-настоящему, хотел бы, но... — мужчина сцепил руки в замок, разглядывая тонкую полоску кольца на безымянном пальце. — Это было бы нечестно по отношению к тебе. Все что я с некоторых пор мог предложить женщине — это физическая близость. И все.
— Я не понимаю...
Мужчина снова поднял голову и посмотрел на меня в упор, не моргая:
— Я не смогу дать тебе чувства, Ксана. И объяснить, почему так... Хотя...
Мне показалось, что я заметила в глубине глаз Сэма слезы. Признание давило на него, почти физически причиняло боль, но он считал необходимым объяснить мне.
— Я любил когда-то. Очень любил. Она была славной девушкой. А я — тем, кто мог ее погубить. У нее была такая улыбка... Какое-то время я держался в стороне. Но потом, когда узнал, что ей угрожала смерть, я вышел из тени и спас. Как чертов герой!
По его интонации я поняла, что героем Сэм себя не считал.
— Она была молода и наивна. И конечно, влюбилась в такого благородного красавчика с первого взгляда.
Слова мужчины и в этот раз были пропитаны ядом и сарказмом к самому себе. Хотя я не поняла, почему. Сэм на самом деле был очень красив. И если история складывалась так, как он ее рассказывал, в благородстве мужчины тоже можно было не сомневаться.
— Я не устоял, — Сэм все-таки сморгнул набежавшие слезы, ничуть их, однако не стесняясь. — Мы договорились пожениться. Но обстоятельства сложились так, что я опоздал.
— Прости, но почему мне сейчас кажется, что ты пересказываешь историю Ромео и Джульетты?
— Согласен, — неожиданно хохотнул мужчина, не обидевшись на мой колкий вопрос, прервавший повествование, — моя история любви вначале кажется такой романтично-наигранной, что думаешь, будто я откуда-то ее вычитал. Но нет. Дальше все сложилось куда тривиальнее. Меня не было в... городе, в котором она жила, около месяца. Поверь, по независимым от меня причинам. За это время она вышла замуж за того, на кого указал ей отец. Наверное, подумала, что я бросил ее, обесчестив. Получил, что хотел и смылся.
— А ты?
— Все было не так, Ксана. Я вернулся, как только смог. И узнал.
— Мне жаль.
— Сначала я хотел уехать. Она была обижена и делала вид, что мы не знакомы. Я понимал, что заслужил это. Но каждый раз, когда я видел ее, даже если она не смотрела на меня совсем и не улыбалась той улыбкой, за которую я ее полюбил, мое сердце все равно начинало петь. И я понял, что хочу остаться рядом. Хотя бы в качестве друга. В том городе у меня была она, в любом другом городе мира — не было никого.
— Что случилось дальше? Она простила, рассталась с мужем и переехала к тебе?
— Нет, Ксана. Она забеременела. И родила мужу ребенка. Потом еще одного и еще. Мы стали друзьями. Я помогал всем, чем мог их семье и стал вхож в их дом. Она начала относиться ко мне с теплотой, но нашу прошлую совместную историю никогда не вспоминала. Будто вычеркнула ее из своей жизни и памяти. Я понимал, что заслужил это и беспрекословно принимал. За годы характер ее супруга изменился. Неудачи в работе побудили его к пьянству и агрессии по отношению к семье. Она начала искать сначала утешение и поддержку у меня, потом — ласку и любовь. Мы стали любовниками. Спустя какое-то время у нее родилось еще двое детей.
— Э...?
— Не от меня. Я в этом уверен, Ксана. Отцом всех ее детей был ее муж. Однако в тот период жизни она поняла, что любит меня и больше не захотела оставаться с ним. Жизнь с мужем стала невыносима. Она была готова забрать всех детей и уйти ко мне. Однажды вечером она пришла и прямо с порога об этом заявила. А я... Меня не пугали чужие дети, ответственность или морально-этические дилеммы. Я слишком любил ее. И потому рассказал правду. О том, что моя семья никогда не примет ее, о том, что они на самом деле смогут разрушить ее жизнь, если захотят, о том, что они из тех, кто смогут даже убить. Я объяснил, что исчез на месяц после обещания жениться из-за своей семьи. Они угрожали и мне, и ей.
— А это уже какой-то триллер. Или мыльная опера.
— Увы. Это — моя жизнь. Я рассказал ей в тот вечер все и попросил вернуться к мужу. Сказал, что все равно останусь тут, но так ее детям и ей не будет угрожать опасность. Ты бы видела ее лицо. У меня было ощущение, что своим признанием я вывернул ее мир наизнанку, ударил под дых или поставил подножку. В тот день она ушла, сказав, что принимает мой ответ. С тех пор наши отношения закончились. И любовные, и дружеские. Вскоре я переехал.
— Это ее кольцо? — я не понимала, как себя чувствовала после такого откровенного разговора и задала первый вопрос, который пришел в ту минуту мне в голову.
— Ее матери, на самом деле. Когда я делал ей предложение, у меня ничего не было. А у нее от покойной матери осталось кольцо. В знак своего согласия она подарила мне его. Кольцо было меньше. Пока я жил по соседству с ее семьей, все время носил его с собой в кармане, боялся потерять. Потом, когда переехал, пошел к ювелиру и попросил увеличить его под мой размер.
— Ты все еще любишь ее?
— Не знаю. Прошло очень много времени с тех пор, как я видел ее в последний раз. Но понимаю, что относиться также, с теми же чувствами к кому-то другому больше никогда не смогу. Прости, Ксана. Ты заслуживаешь куда большего, чем выгоревшая от старой любви душа и регулярный секс.
Я тряхнула головой, прогоняя воспоминания о вчерашнем разговоре, сделала музыку громче и сосредоточилась на прямой ленте дороги.
У кованых ворот особняка я просигналила Иосифу три раза. Пожилой дворецкий среагировал быстро: дистанционно открыл мне въезд в гараж и также из дома с помощью пульта управления поднял гаражные двери.
Паркуя автомобиль, я заметила его фигуру в очередном безукоризненном фраке. Пожилой дворецкий стоял рядом с внутренней дверью, соединяющей гараж и особняк. Через нее можно было попасть в небольшой коридор-тамбур и далее на кухню, или в кладовую, или в прачечную.
— Доброе утро, Оксана Викторовна! — едва сдерживая радостную улыбку, соответствующую члену семьи, а отнюдь не наемному работнику, поздоровался Иосиф, как только я вылезла из автомобиля. — Не ожидал вашего приезда так скоро. Неужели выгнали из университета за неуспеваемость?
— Иосиф, — я кивнула мужчине в ответ. — Ты научился шутить?
— К сожалению, это остатки тлетворного влияния нахала-Георгия, — тут же приняв самое невозмутимое выражение лица, мне показалось, будто нажаловался дворецкий. — Вчера Виктор Алексеевич приставил мне его в помощь на целый день. А дурной пример, как вы знаете, увы, заразителен.
— Ты сегодня словоохотлив, — не удержавшись, я все-таки улыбнулась. Наглый, любопытный, болтливый и при этом очень обаятельный Гоша и меня порой доводил своим неуемным энтузиазмом до белого колена. Он всегда был непривычно груб и прямолинеен в выражениях, напрочь игнорировал этикет и нормы поведения.
— Просто рад вас видеть, Оксана Викторовна.
Пожилой дворецкий галантно придержал мне дверь, пропуская вперед.
— Где отец? — зайдя в кухню, я присела на один из высоких стульев у кухонного острова и с самодовольной полуулыбкой посмотрела на Иосифа.
