"Да уж..."
Фыркнув, Вайс отвернулась и шагнула к ванной.
— Она знает, о чем я, — бросила она через плечо, прежде, чем закрыть за собой дверь.
Какая-то часть ее тихим, вкрадчивым шепотом уговаривала оставить небольшую щель, чтобы послушать, а еще лучше — посмотреть на лицо Жанны, когда ей, наконец, все скажут прямо в лицо, но наследница засунула эти недостойные ее воспитания мысли поглубже и демонстративно хлопнула дверью, давая всем понять, что они получили приватность.
Какое-то время в комнате было тихо — Вайс, быстро стягивая с себя пижаму, смутно слышала напряженный, но тихий голос напарницы, удивленно вопросительный — Жанны, снова Куру... и тишина. Хмыкнув себе под нос, наследница сняла с вешалки юбку и принялась считать: "Один... два...". На пятой секунде до Жанны наконец, дошло — тонкий взвизг, будто она обнаружила в своей постели здоровенного мохнатого паука, грохот, будто рухнул шкаф, топот...
Сообразив, что произойдет дальше, Вайс посторонилась, прижалась спиной к стенке душевой кабинки... и только поэтому распахнувшаяся дверь на заехала ей по носу. Не в силах удержать ухмылку, она осмотрела покрасневшую до самых корней волос Жанну — цвет был таким густым, распространяясь не только на лицо, но и на плечи и грудь, что девушка казалась помидоркой в золотом парике.
— Вижу, разговор был познавательным, — ровным голосом произнесла наследница, застегивая на груди блузку.
— Она... она... — хватая ртом воздух, выдавила из себя Жанна, продолжая прижимать к груди полотенце.
— Слово, которое ты ищешь — лесбиянка, — просветила Вайс.
Жанна застонала, медленно сползла по двери и спрятала полыхающее лицо в полотенце, лежащем на коленях.
— Так ты знала?! — тоном, будто пыталась дотянуться до рукояти кинжала, пронзившего спину, спросила она.
Всей выдержки и воспитания Вайс хватило ровно на то, чтобы не засмеяться в голос. Ну а подавить улыбку и насмешку в голосе она бы не смогла, даже если бы от этого зависела ее жизнь.
— Все знали, — хмыкнула наследница. Накинув на плечи пиджак и протерев полотенцем запотевшее зеркало, она попыталась оценить свои усилия и вновь потерпела неудачу — в этом макияже она должна быть холодной и недоступной, и улыбка, от которой едва не трещала кожа на скулах, определенно выбивалась из образа. — Она и тебе пыталась сказать. Должна заметить, я впервые вижу НАСТОЛЬКО толстый лоб.
— О боже... — Жанна уже даже не стонала — хныкала, вжимая лицо в колени. — Что мне теперь делать?!
"Это вызывало бы жалость, если бы не было так смешно"
— Ну, ты же живешь в одной комнате с грубияном, — пожала плечами Вайс, бросив попытки оценить правильность нанесенного макияжа и обернувшись к девушке. — Правила абсолютно те же.
— А о чем мне с ней теперь говорить? Я могу попросить ее забрать мои вещи из прачечной?.. Там же трусики! А если она найдет себе девушку?! О Близнецы, а если она влюбится в МЕНЯ?!
В этот момент Вайс поняла, насколько сильно в ней строгое воспитание — ровно настолько, чтобы рассмеяться лишь после последнего вопроса. Хохот прорвался сквозь все заслоны и наследница при всем желании не смогла бы вспомнить, когда в последний раз так смеялась — чтобы даже коленки задрожали от слабости, и чтобы удержаться на ногах пришлось хвататься за раковину, и чтобы смех перемежался беспомощными всхлипами.
— Не смешно! Мне нужна помощь!! Как это вообще работает?!
— Мне нужно... — выдавила Вайс сквозь смех. — Объяснить тебе... процесс?
— Да!.. Нет! Я знаю, как это происходит! — голос Жанны превратился в неразборчивое бормотание, столь тихое, что Вайс с трудом смогла расслышать: — У братьев были журналы... они их прятали... я отыскала... а чего они прячут!
— Это. Лучшее. Утро. В моей. Жизни, — торжественно объявила наследница. На смех уже не было сил — она опустилась на колени, привалившись спиной к стене, и вытерла выступившие слезы.
В ответ ей в лицо прилетело влажное полотенце, окончательно пустив прахом все усилия по наведению красоты.
— Ты не помогаешь!
"Оно того стоило, — решила Вайс, стягивая с лица полотенце. — Но такое преступление не должно остаться безнаказанным"
Скривив губы в зловещей улыбке, она подняла руки, приложила запястья к макушке и пошевелила ладошками, изображая кроличьи уши напарницы:
— Она слышит каждое твое слово, ты в курсе?
"О, ты такая жестокая, Вайс" — подумала наследница, без капли раскаяния наблюдая, как Жанна бьется затылком о дверь. За дверью колокольчиком рассмеялась Куру, и Вайс не выдержала еще раз, присоединившись к напарнице.
"Это будет самый лучший день!" — решила наследница.
Игнорирование — вот то слово, которое максимально полно и исчерпывающе описывало ее взаимоотношения с Кардином. Это получилось само собой — после инициации и всех боев, в которых они сражались бок о бок, продолжать ссору не желал ни один из них, но прощать оскорбление Вайс не собиралась, а грубиян не собирался брать свои слова назад, так что они просто решили не замечать друг друга. Крайне... неудачное знакомство с Жанной разрешилось легко — девушка просто подошла к ней в раздевалке, протянула руку и с застенчивой улыбкой предложила оставить все в прошлом и стать друзьями.
Дружить с ней оказалось очень легко — девушка была такой же прямой, как ее фамильный клинок, носила сердце на рукаве и говорила только то, что думала. Положа руку на сердце, Вайс никогда не назвала бы ее умной, а комментировать боевые навыки не стала бы никогда, потому что слова, которыми можно было их охарактеризовать, были неприемлемы для леди, но она была честна, упорна, когда нужно — решительна, добра и... да, "очаровательна", пожалуй, лучшее слово. Как она вообще смогла сойтись с таким чурбаном, как ее грубый и начисто лишенный любых манер напарник — наследница не представляла.
— Вы опоздали, — буркнул грубиян вместо приветствия, когда они спустились к завтраку, и хмуро оглядел припозднившихся девушек. — Десять минут до первой пары.
Опустив поднос с легким завтраком как можно дальше от грубияна, Вайс не удержала легкой улыбки, посмотрев на обиженно нахохлившуюся Жанну, рухнувшую рядом с напарником.
— Не спрашивай, — буркнула девушка, торопливо запихивая булочку в рот.
С любопытством осмотрев напарницу, грубиян перевел взгляд на открыто скалящуюся Куру, которая умудрялась делать это одновременно с поеданием огромной миски салата, открыл рот...
— Я сказала — не спрашивай! — отрубила Жанна, стукнув его кулаком в плечо. — Это девчачьи дела, и тебя не касаются.
"Я могу решить эту проблему за тебя, Вайс, — ответила Куру пару дней назад, когда Вайс спросила ее о грубияне. — Но скажи, ты действительно этого хочешь?"
Наследница, подумав, отказалась. Ситуация не была катастрофической и не угрожала взорваться в любой момент — просто двое из четырех человек ведут себя так, словно их только трое. У грубияна хватало мозгов не обострять конфликт, а для нормального командного взаимодействия на общих тренировках хватало жестов и команд Куру. Той, кто действительно страдал от молчаливого разлада, оказалась Жанна — наследница не раз видела (а иногда — и слышала), как она пытается поговорить с напарником, но угрюмая тишина в ответ или хмурое "Отвали, Хомяк, это не твое дело" было единственным результатом. Подходила Жанна и к ней... Вайс, немного покривив душой, пообещала, что даст грубияну шанс если он извиниться за нанесенные оскорбления, прекрасно понимая, что этого не случится никогда.
"Сегодня будет замечательный день!" — напомнила себе наследница.
— Жанна узнала сегодня новое слово и раскрыла большой секрет! — натянуто улыбнулась она, не глядя в лицо грубияну, но чуть повернувшись в его сторону.
— Вайс! — Жанна в панике замахала руками, но дотянуться до наследницы через стол не смогла. — Умоляю тебя, не надо!
На пару секунд за их участком общего стола повисла тишина. Вокруг разговаривали, смеялись и торопливо звенели посудой припозднившиеся студенты, но Калейдоскоп будто заключили в непроницаемый пузырь тишины. Напряженная улыбка Вайс под влиянием этого безмолвия растаяла, она увидела, как нахмурилась и как-то сжалась напротив нее Жанна... и только Куру продолжала уплетать свой салат, будто не замечая повисшего напряжения.
— Крохотуля учит тебя новым словам? — наконец сказал Кардин, обращаясь к Жанне. — Небось дрянь какая типа "куртуазность"?
Вайс удивленно моргнула и наконец посмотрела на грубияна. Во-первых: он знает слово "куртуазность"?! Во-вторых... в голосе не было враждебности. И пусть обращался он не к ней, пусть даже не назвал по имени, обойдясь дурацким прозвищем, пусть как всегда был груб и не воспитан, но... "крохотуля" — это огромный шаг вперед, в сравнении с "избалованным маленьким дерьмом", а насмешка, адресованная даже не ей, — в сто раз лучше той злобы первой встречи.
Жанна что-то пробурчала себе под нос. Кардин наклонился поближе, прижав широкую ладонь к уху, изображая глухоту:
— А? Я плохо разбираю мямлей.
Вспыхнувшая до корней волос Жанна с силой двинула его кулаком в плечо, но грубиян не обратил на это никакого внимания — Вайс вообще была уверена, что таких ударов всего за одну неделю набралось больше сотни.
— И что там за страшная тайна? — продолжал насмехаться парень. — Тебе рассказали, что Зубной Феи не существует?
Вайс перевела ошеломленный взгляд на напарницу. Куру, жизнерадостно хрустя салатом, подмигнула наследнице, смешно дернув ушами, и показала большой палец. Осторожно улыбнувшись в ответ, наследница подняла глаза чуть выше... как раз вовремя, чтобы увидеть входящую в столовую Глинду Гудвич.
Она поняла, что что-то не так, с первого взгляда. Первое, что бросилось в глаза — закрытое черное платье, длиной почти до лодыжек. Оно так отличалось от ее обычного строгого делового стиля одежды... Нездоровый блеск в зеленых глазах, покрасневших и тусклых, будто легендарная Охотница Вейл прорыдала в подушку всю ночь, был второй вещью, на которую Вайс обратила внимание — и сердце рухнуло куда-то в пропасть.
Застыв на секунду в дверях, профессор оглядела просторный зал, студентов, не обращающих на нее никакого внимания. Наконец, мисс Гудвич подняла руку — и Вайс почувствовала, как ее поднимает над землей. Быстро оглянувшись, наследница увидела, что каждый стол, каждая лавка парит в паре сантиметров над землей. Охотница резко опустила ладонь и мебель с грохотом рухнула вниз. Кто-то испуганно вскрикнул, зазвенел, ударяясь о каменный пол опрокинутый графин... Зато уже спустя пару секунд весь зал смотрел на нее — в полной тишине и со всем возможным вниманием.
Профессор чуть приоткрыла рот... и застыла на месте, будто слова, которые собиралась произнести, встали поперек горла. Наконец, она справилась с собой, и со второй попытки голос не подвел свою хозяйку:
— Вчера, около полудня, был убит директор Озпин, — сказала она. — Его тело нашли на развалинах церкви почти в центре города. В настоящее время ведется расследование, обо всех подробностях вам сообщат в общем порядке.
Профессор (или теперь уже — директор?!) Гудвич облизнула губы, сглотнула и с явным усилием продолжила:
— Похороны в полдень. Занятий сегодня не будет, — и, подумав немного, веско добавила, с известными каждому студенту непреклонными интонациями, что убивали любые возражения: — Явка обязательна.
Рядом с Вайс раздался оглушительный в повисшей тишине треск дерева. Опустив взгляд, она увидела Куру, держащую в руках отломанный кусок стола. Встретившись взглядом с девушкой, наследница разглядела в карих глазах эмоцию... самую последнюю эмоцию, которую могла бы ждать от своей вечно спокойной и сдержанной напарницы.
Страх.
— Куру... — мягко сказала Вайс, покрепче сжав ее руку. — Мне надо переодеться.
Вздрогнув, напарница удивленно посмотрела на нее, опустила взгляд, секунду разглядывала их переплетенные руки... и поспешно разжала ладонь, отвернулась и, Вайс могла бы поклясться, немного покраснела.
— Я скоро вернусь, — ободряюще улыбнулась Вайс.
Дождавшись кивка и тусклой улыбки, она быстро зашагала к шкафу, выудила биконскую форму и отправилась в ванную — переодеваться.
Вайс было за это немного стыдно, но первой ее мыслью, когда профессор Гудвич объявила время похорон, было: "Так вот, что я не взяла с собой! Траурное платье!" Наследнице, как и всем Шни, никогда не шли темные цвета, и самым подходящим нарядом из тех, которые она привезла с собой из дома, оказалось короткое темно-синее платье с мелкой алмазной крошкой в районе декольте и живота, похожие на звездное небо. Она уже одевала его пару раз на концерты, но стоимость платья была достаточно заоблачной, чтобы правилу "Благородная леди никогда не выходит в люди в одном платье дважды" можно следовать не так строго.
За неимением других вариантов, Вайс выбрала именно его... и уже во внутреннем дворе поняла, что была отнюдь не единственной, кому спешка помешала найти подобающий наряд — почти все студенты пришли в форме, благо ее темная цветовая гамма худо-бедно соответствовала случаю. В изысканном платье, стоимостью почти в две сотни тысяч льен, Вайс смотрелась там... также, как и всегда — белой... то есть темно-синей вороной, вываленной в алмазной крошке.
Разумеется, она сделала вид, что ничего не заметила, но... неприятнее всего оказался перехваченный ей взгляд грубияна — он смотрел на нее также, как и в первый день, на посадочной площадке, чуть ли не рыча, и Вайс на мгновение даже показалось, что он ударит ее. К счастью (для него!), грубиян сдержался, но... тот маленький шаг вперед, который она сделала утром мгновенно превратился в три шага назад, обратно на исходные.
Вздохнув, Вайс поправила пиджак, разгладила юбку... что ж, наверное, ей просто придется смириться, что в команде у нее будет всего два друга вместо трех. Это все равно больше, чем было раньше. Винтер — не в счет, она семья, это совсем другое...
Когда она вернулась в комнату, Куру так и сидела на ее кровати, рассеяно вертя в пальцах белую флешку. Жанна сидела напротив — забравшись с ногами на кровать, девушка с отсутствующим видом ковырялась в Свитке. Грубияна, слава Богам, не было — он куда-то ушел сразу после похорон, потому что "Я с вами, бабами, скоро с ума сойду. Пойду лучше с пацанами поболтаюсь". Останавливать его никто и не подумал...
Вайс присела рядом с напарницей, секунду задумчиво смотрела на длинную тонкую флешку, мелькавшую в тонких пальцах — в одном направлении, и в другом, в одном и в другом... и положила сверху ладонь, останавливая это зацикленное движение. Куру вздрогнула, сжала кулак, пряча от нее флешку...
— Прости, что не сказала про платье, — прошептала она. — Я... отвлеклась. Когда заметила, было уже поздно возвращаться.
— Ничего страшного, — улыбнулась Вайс. — Я не сделала ничего неправильного.
— Это не добавит тебе друзей...
— У меня есть все друзья, которые мне нужны, — твердо сказала наследница, сжав ее ладошку еще крепче.
Наконец, она добилась, чего хотела — улыбки, но не той бледной, будто выцветшей тени, которую Куру давила из себя целый день, а настоящей — теплой, нежной, самую капельку застенчивой.