После Пламени. Пламя раздора

Я так ждала тебя, Аратаназ! Ждала, что ты опомнишься и вернешься ко мне. Потом перестала ждать — и только хранила воспоминания. Но все-таки не ушла из Эндорэ. Не смогла.

Я же о тебе пела тогда в роще! О том, каким ты был и каким мог бы остаться. О тебе, о нас. О несбывшемся счастье. О том, чего не будет уже никогда.

Я пела — и не слышала, как приблизился квендо, околдованный этой мелодией. А потом... я могла бы снять с него чары, но не стала. Упрямый, самолюбивый, дерзкий, он немного напоминал тебя.

Он любит меня, мой Эльвэ — как умеют любить Дети. Как мог бы любить ты, если бы разрешил себе.

39

Берен обессиленно опустился на землю и привалился спиной к иззубренной скале, напоминающей руку с растопыренными пальцами.

Соловьиное пение — сладкий морок — то смолкало, то вновь рассыпалось трелями в мертвом воздухе Пустошей.

Берен вытащил бурдюк с остатками воды и припал к нему потрескавшимися губами.

В этом гиблом месте не было даже снега. А быстрые молчаливые твари, похожие на пауков-переростков, не годились в пищу. Берен убил одну, но не отважился даже прикоснуться к зловонной мякоти, показавшейся в трещине рассеченного панциря. Едва сдержал тошноту.

Сколько он уже бродит здесь? В сером мареве не отличить дня от ночи. И страшно уснуть: кажется, что, пробудившись, встретишься взглядом с неподвижными глазами огромного паука. А защитить себя, даже пошевелиться уже не сможешь, с ног до головы опутанный липкой сетью.

Берен кое-как встал. Потряс бурдюк, жадно ловя губами последние капли влаги. Те скудные запасы еды, что оставались у беглеца, закончились еще в Горах Ужаса.

Человек побрел дальше, пошатываясь от слабости. Как будто ему было куда идти.

40

"Ваша Музыка несет разрушение". Ты бездумно повторяешь чужие слова, Мелиан! Почему? У тебя же хватило отваги остаться в Эндорэ, когда остальные бежали от Мелькора в Аман. Хватило и на то, чтобы самой выбирать свой путь. Хотя я-то надеялся, что ты присоединишься к нам. Ко мне.

Так отчего же ты не хочешь думать сама? Чего боишься? Того, что тебе окажется близка наша Тема? И что ты напрасно потратила века на возню с Воплощенными вместо того, чтобы петь со мной?

Майэ, взявшая в мужья квендо! Нет, я все могу понять. Мелькор вон, говорят, мало кого из человеческих женщин пропустил, пока жил в Хильдориэне. Да и мы с Дарглуином не прочь с волчицами поразвлечься. Но это совсем другое!

Ты поговоришь со мной, Мелиан! Я и так ждал тебя слишком долго. А теперь я пришел сам.

Ты поговоришь со мной не из страха за свой Дориат: мы оба знаем, что он еще цел лишь милостью Властелина. Я не просил Мелькора за тебя, но, похоже, он знает, что ты мне... небезразлична. Или догадывается.

Ты поговоришь со мной, потому что ты тоже этого хочешь. Нам давно пора встретиться.

41

Снова та же скала. Словно пятерня, поднятая в предостерегающем жесте.

Насмешливый свист соловьев впивается иглами в виски. И бесполезно зажимать уши — все равно слышишь эти пронзительные звуки.

Я упал на колени. Заставил себя подняться. Повернулся к проклятой скале спиной. Сделал шаг, другой, дюжину. Безо всякой надежды — лишь бы чем-то занять себя.

Я понимал, что хожу по кругу, что Завеса не пропустит меня, а на обратный путь нет припасов. Понимал, что все закончится уже совсем скоро.

Что ж, я буду брести, пока держат ноги. Пока не свалюсь на мертвую землю. И когда за мной, уже почти не опасным, придут пауки, может быть, я еще успею ударить. Захватить кого-то из них с собой.

42

"Чем так привлекла тебя Тема Восставшего, что ты отказался от прежних привязанностей, забыл свою Музыку и пошел за ним?"

"Это моя Тема, Мелиан. И твоя тоже. Ты напрасно считаешь Мелегоруза врагом".

"Моя?!"

"Ты чарами завлекла Сына Песни, ты помешала ему и его народу уйти в Аман..."

"Замолчи, Аратаназ! Ты просто не способен понять!"

"Ты стала Владычицей над Детьми".

"Я не..."

"Ты объявила земли Дориата своими и отгородилась от мира Завесой — словно крепостной стеной. Ты давно уже поешь нашу Тему, Мелиан".

"Не-ет!"

Завеса дрогнула и исчезла, словно ее создательница разом лишилась сил.

43

Скала. Выступы-пальцы. Опять. Но за ней...

За ней — зелень. Молодая трава. Цветущие кусты и деревья. Пение птиц — нежное, мелодичное.

Дориат? Бред гаснущего сознания? Или я уже попал в царство мертвых? Не все ли равно? Буду идти дальше.

И я шел.

Потом полз.

Потом уткнулся лицом в мягкую, терпко пахнущую траву.

Она была настоящей.

44

— Верни Завесу.

— Что?

Мы говорили вслух. И глядели друг на друга — впервые за века.

Нас разделяло всего несколько шагов.

И пропасть, созданная нами самими.

— Восстанови Завесу, — терпеливо повторил я. — Нам с тобой она не помешает, а твоему народу нужна защита. Орки и волколаки не будут нарочно обходить стороной Дориат, ты же понимаешь.

— Оставь Мятежного, Аратаназ.

Мелиан сделала шаг ко мне, я видел, как шевелятся ее губы, но слова проходили мимо сознания. Был взгляд, за который я отдал бы... многое. Был облик, каждую черточку которого я помнил, несмотря на всю бессмысленность и вредность подобных воспоминаний. Была мелодия — не наша, конечно, но и не аманская. Единственная в мире.

— ...Восставший сам выбрал путь, разрушительный, гибельный, и пусть идет по нему до конца, если хочет. Но тебе-то это зачем?

Ближе.

Она не изменилась, моя Мелиан. Совсем такая же, как тогда.

— ...Я уйду из Дориата, — она подошла вплотную, и я вздрогнул, когда горячие кончики пальцев коснулись моей щеки. — Мы создадим себе новый дом в Эндорэ. Мы с тобой.

— А твой народ?

— Это народ Эльвэ, — она грустно улыбнулась. — Не мой. Я оставлю им Завесу.

— Не получится, Мелиан, — я осторожно отвел ее руку от своего лица. — Наша Музыка слишком сильна. Завеса не удержится долго, если ты уйдешь.

— Я достаточно защищала синдар, — она сдвинула брови. — Пора им самим позаботиться о себе.

— И опять наша Тема. Неужели ты сама не чувствуешь сходства?

— Я никогда не пела с Восставшим! И не стану. Мятежный уродует мир. Разве ты не слышишь?!

— Мелегоруз — мой Властелин, я сам выбрал его. Но дело не в нем, Мелиан. Это ведь не его Тема. Теперь — не только его.

— Зачем ты пришел? — почти закричала она. — Зачем добивался этого разговора?

— Хотел еще раз услышать твою мелодию.

— И только?! — она сжала кулаки. — К чему все это, если ты упрямо цепляешься за свои заблуждения?

— Заблуждения или нет, но это мое дело, Мелиан. И его я не брошу.

Глава 7

Долг

1

— А как он прошел через Завесу?

— Про то никому неведомо. Одни говорят, что Берена вели Хозяева мира, другие — что он слово тайное знал или что перстень Финрода указал ему дорогу.

— А я слышал, что и Завесы-то никакой не было — болтовня одна, сказки. Просто до Берена никто и не пробовал подступиться: не верили, что пройдут, боялись.

— Может, и так. Дальше рассказывать? Тогда не перебивайте.

— Молчим, молчим.

— Ну, так вот. Выжить Берен сумел, Завесу миновал, да и остался бродить в лесах Дориата. Там и встретил принцессу Лютиэн, девушку красоты невиданной. И полюбили они друг друга с первого взгляда.

— А король Тингол что?

— Известное дело, не обрадовался, когда узнал, что единственная дочь влюбилась в смертного.

— Вот и сделал бы Берена бессмертным. Они ведь, эльфы, вовсю волшебят. Да и королева Дориата, говорят, колдунья.

— Станет он тебе с человеком возиться! Они ж для себя только все.

— Ради дочки ведь!

— А что дочка? Выдрал, да под замок. Долго ли?

— Под замок он ее и посадил. Но не сразу. Дальше рассказывать?

2

Хорошо выходит. Совсем, как прежде. Лучше, чем прежде.

Так и должно быть, но я каждый раз чувствую невольное облегчение: вот же, не разучился творить! И начиная воплощать новый замысел, невольно замираю на мгновение: получится? Или вспышка нестерпимой боли опять взорвет начатую мелодию, растерзает в клочья?

Получится, разумеется, получится! В сущности, вынужденный перерыв, когда мне мешали ожоги от Сильмариллов, пошел только на пользу.

Все это страшное время я наблюдал — за Феанором, за Поющими. За их работой. За их поиском, неудачами и успехами. Сначала — тщательно скрывая зависть и горечь: и Пламенный, и майар сохранили то, что утратил я. Потом скрывать стало нечего: я сам увлекался и забывал, что больше не мастер. Забывал все чаще. Пока желание творить не оказалось сильнее страха погубить замысел. Пока я не привык к своей новой Музыке и не принял ее — полностью.

А тогда оказалось, что если вовремя отдыхать, боль остается терпимой и не слишком мешает. Что крошечного жучка создать чуть ли не более интересно, чем долину в горах или цепь вулканов. Сил, конечно, меньше требуется, зато сама задача — сложнее. Такой тонкой работой я прежде почти не занимался, и теперь радовался ее новизне. Искал, учился, пробовал.

Только вот поделиться радостью было не с кем. Майар-то я о своей беде не рассказывал. Не мог. Слишком привык быть Властелином. Покровителем. Опорой. Привык — и мне нравилась эта Музыка. И еще — майар когда-то пошли за сильнейшим. За первым из первых. За творцом, создавшим свою Тему. И те, что покинули Ангбанд, сделали это, потому что не пожелали творить со мной дальше. Потому что я пел то, что не нравилась им. Но все-таки — пел. А если первый среди Поющих умолкнет, утратит силу — кому он нужен тогда?

3

Душно в Ангбанде!

Залы и коридоры, от красоты которых когда-то перехватывало дыхание, теперь кажутся уродливыми. Омерзительными. Как мог я раньше любоваться ими? Нет, они совершенны, их творили настоящие мастера, но от этого совершенства холодеет внутри и по коже бегут мурашки.

Недобрая красота. Надменная. Лживая. Как и ее создатели. Как он.

Высокие прежде своды нависают над головой, словно пытаются заставить меня согнуться. Или хотели бы раздавить, да нельзя. Пока нельзя.

Я не люблю притворяться и все-таки могу, если надо. Пусть с трудом, пусть недолго. Но вот как обмануть Ангбанд? Он-то безошибочно чувствует отношение. И отвечает взаимностью на всякое чувство — любовь, ненависть, равнодушие.

Равнодушие... Если бы я мог стать равнодушным! Просто уйти. Забыть. Вычеркнуть эти несколько столетий из своей жизни. Начать все заново.

Нолдор не примут меня — и пусть. Есть еще синдар. Есть люди. Если мне когда-нибудь понадобятся помощники и ученики, я их найду. Да только нужен ли кто-нибудь истинному мастеру?

4

— Почему король Дориата не тронул дерзкого чужака?

— Лютиэн упросила. Любимая дочь все-таки. Вот Тингол и обещал не казнить смертного. Только и в живых его оставить не захотел. За Солнечным Камнем послал.

— Это к Хозяину Метелей что ли?

— К нему. Больше ни у кого в мире такого сокровища нет.

— Гиблое дело. Неужто Берен пошел?

— Пойти-то пошел, да только не к Северному Владыке. В Нарготронд, к королю Финроду.

— А что, Финрод знался с Хозяином Льдов? Воевал же с ним, вроде.

— Воевал, да. Тогда и пожаловал Барахиру, Беренову отцу, перстень — отблагодарил за свое спасение в безнадежном бою. Обещал отплатить тем же. Вот Берен и явился за помощью к Финроду, кольцо показал отцовское. И король не смог отказать. Но войско собрать им не удалось: испугались эльфы Нарготронда. Всего десятеро отважились на поход, самые отчаянные. А путь их лежал аккурат мимо крепости на Острове Призраков, где правил Саурон Жестокий.

5

Работать руками получается очень долго, конечно. Намного быстрее было бы спеть. Но сил на это пока мало, а замысел — вот он, стоит перед глазами, воплощения просит. Сейчас.

Три зала, соединенные арками. Стены, потолки и пол, выложенные мозаикой из мрамора разных оттенков. Белый чертог, черный и красный.

Одна за другой ложатся в узор каменные пластинки — ноты в мелодии, которую слышу пока я один.

"Нет, Таринвитис, подожди. Увидишь все, когда закончу. Лучше я сам выйду к тебе... позже".

Одна за другой... а в четыре руки с Феанором было бы... Нет, не лучше. Иначе. И дело не в том, что узор изменился бы — по-другому бы шло творение.

Творение — или игра? С угадыванием задумок друг друга, с легким соперничеством. Полусотрудничество, полуспор. Словно дружеский поединок равных — и мастерством равных, и гордостью, и жаждой победы.

Игра с огнем. Игра на грани. Опасная. Упоительная.

Игра, которой больше не будет.

6

А когда я уйду из Ангбанда, как поступит он? Станет преследовать? Отпустит? Или выместит зло на моем народе? О чем я, впрочем? Как будто что-то мешает ему сейчас.

Нет, нолдор Мелькор не тронет. Они полезны ему. А вот я теперь бесполезен. И меня он боится. Боится все больше, по мере того, как теряет силы. Я не майа, я никогда не был ему слугой, а другом быть давно уже перестал.

Потому так и давит Ангбанд: чувствует скрытое желание хозяина уничтожить меня. Убрать досадное, мучительное напоминание о том, каким Мелькор был прежде.

Пора уходить, промедление опасно, я и так ждал слишком долго!

Жаль только, что уйти придется, так и не отомстив. За убитого отца. За искалеченного Маэдроса. За нолдор. За все мои унижения в Ангбанде.

А еще — за творца, которого Мелькор убил в себе. За того, кто был моим другом.

7

— Саурон, подари их мне, — Дарглуин облизнулся.

— Сам наловишь, — раздраженно ответил Первый. — Эти нолдор проскочили бы мимо крепости, если бы я вернулся позже.

— Неправда! — обиженно фыркнул Волк. — Их ведь взяли. Дозорные бдительны — мышь не проскочит.

— А еще есть, кому проскакивать? — Саурон приподнял брови и побарабанил пальцами по столу. — Ты не все живое извел в округе... охотничек?

— Тебе тоже осталось, не беспокойся, — хихикнул Дарглуин. — Или ты теперь предпочитаешь поединки на Песнях с Воплощенными?

— Я предпочитаю заниматься делом, — процедил Саурон. — А на игру с этим пленником времени ушло не так уж много.

— Ты его едва не убил.

— Я был достаточно осторожен. Он выживет.

— Сделаешь из него игрушку? — с любопытством предположил Волк. — Или используешь для очередного опыта?

— Там видно будет. Ты синдар мне приготовил?

— А ты в подвал еще не заглядывал? — Дарглуин гордо улыбнулся. — Материал отборный, как я и обещал. Я ведь тоже, Саурон, всеми силами...

— Хорошо, хорошо, — Первый смягчился. — Старался, верю.

И добавил, подумав:

— Смертным можешь закусить, если хочешь. Он все равно бесполезен.

— И все? — разочарованно протянул Волк. — Не слишком привлекательная добыча.

— Ладно уж, остальных забирай тоже. Нолдор мне пока не нужны. Э, подожди! Предводителя оставь в живых. Они все вместе сидят, так что пусть мой певец полюбуется на твои развлечения. А потом я с ним еще... побеседую.