Моё тёмное солнце

Показалось, кто-то выбил из-под ног опору. Дышать стало тяжело, а пальцы со злостью смяли листы бумаги. Что же, зря надеялся, будто череда его ошибок так легко забудется. Он мог это понять. Мог понять, почему Азиль так и не простила. Даже почему вновь бежала! Однако ложь понять Лариисиэль был не в силах. Разве можно улыбаться столь искреннее и в то же время в душе ненавидеть?

— Ты плохо знаешь людей, — сказал тогда отец, — они всегда лгут, даже самим себе.

— Я найду её! — решительно заявил наследник, не боясь пустой угрозы. — Найду и заставлю ещё пожалеть о содеянном.

— В этом нет потребности, — вдруг прошептал Владыка, кладя руку на плечо сына. — Девчонку нашли сегодня утром у Солнечных берегов... мертвой.

— Где она? — дрогнувший голос Лариисиэля совершенно не понравился Владыке, в особенности его изменившийся темный взгляд.

— Там же, — с легким безразличием ответил родитель, — воды приняли тело. Или я должен был приказать притащить мертвую рабыню сюда? Ты ведь должен был понимать, что не сейчас, так через десять, двадцать лет, она бы все равно покинула тебя. Люди живут слишком мало. У тебя будут и другие смертные, а также самые желанные эльфийки нашей Империи. Не сходи с ума, сын, этой девчонки больше нет, смирись и возьмись, наконец, за ум!

И не предполагал неопытный отец, к чему приведет его поступок. Не предполагал, насколько сильно ожесточит отказ Азиль самонадеянного и капризного юнца. Он менялся с каждым мгновением, изо дня в день, прокручивая в голове то проклятое письмо. 'Игра!' 'Всего лишь игра!'

Он теперь тоже играл. Играл с рабынями, словно с куклами, не задумываясь о том, причиняет ли боль, и не утруждая себя эмпатией. Ему хотелось, чтобы его ненавидели, хотелось, чтобы проклинали и также сопротивлялись, как когда-то черноокая красавица из Марэты, которая выбрала вместо него смерть.

Он не мог ей простить этого, обрекая все новых ни в чем не повинных девушек на страдания. Как там говорила Азиль? Эльфы издеваются над ними? Насилуют? Бьют? Так он станет таким, каким она его видела. До конца видела, улыбаясь в глаза и ненавидя за спиной, тем более это на время помогало утолить боль, что поселилась в душе юного принца.

Владыка хотел, чтобы сын занялся политикой — он занялся, все же подписав тот указ, официально разрешающий торговлю людьми. Хотел, чтобы сын женился — он выбрал себе невесту из самых высших эльфиек, но почти с ней не общался, возвращаясь ночами к своим бесчисленным игрушкам, чтобы заглушить внутренний крик и получить новую порцию удовольствия от боли этих кукол.

Если бы Азиль только знала, к чему приведет её обман. Знала бы, что на самом деле задумал светлоэльфйский Владыка, желая убить рабыню и собственного еще неродившегося внука. Она выкарабкалась из лап смерти. Выжила вопреки всему. Однако как быть дальше не знала. Оставаться одной на берегу было опасно. Дикие звери, выходившие в ночь на охоту, были не самым страшным здесь, куда сильнее беспокоило девушку, что она вновь попадет в руки к эльфам. И, конечно же, по насмешке богов, попала!

Она рисковала, когда кралась ночью на пришвартованное к берегам судно. Между тем надежда была сильнее страха. Надежда на спасение. Надежда вернуться к своему народу. Доплыть до центрального порта, откуда обычно уходят все торговые корабли к Муро, после чего спрятаться среди бесчисленного товара.

Вместо этого беглая рабыня вновь оказалась во дворце. До боли знакомом дворце Владыки Светлой Империи. Азиль поймали, когда она пыталась незаметно пересесть на другой корабль, и теперь всё вновь повторялось. Она и ещё три девушки были доставлены прямо в гарем наследного принца. Только в этот раз глубоко внутри Азиль радовалась тому, кого увидит, ведь он поймет... обязательно поймет причину, по которой так поступила, поймет желание подарить свободу их неродившемуся ребенку. И уж точно не ожидала девушка, что встретит её любимый холодным взглядом презрения.

— Это злая шутка богов? — изумленно выдохнул он, но не менее удивленная его реакцией марэтка отвечать не стала, чувствуя, как внутри разворачивается черная воронка глубокой бездны отчаянья.

Этот взгляд! Взгляд, полный ненависти и в то же время потаенной радости. Однако не могла она знать того, что на самом деле творилось в этот миг в душе Лариисиэля. Казалось, внутри него всё перевернулось, стягивая органы в тугой узел.

'Она жива! Азиль жива!'.

— Отвести к остальным! — жесткий приказ, что разбивает сердце девушки на миллиарды мелких осколков. — Я потом ею займусь.

Она понимала, что не последнюю роль в этом сыграло оставленное ею письмо, но не могло же оно настолько изменить возлюбленного. Того, кто так старался доказать обратное, доказать, что любит, что не причинит вреда...

Когда же попыталась сказать правду, что произошло на самом деле, её просто грубо заткнули, не давая возможности оправдаться, показывая светлоэльфийского наследника с новой стороны, той самой, которой когда-то попрекала его.

И он стал таким...

— Ты даже не представляешь, на что оказывается способен отвергнутый мужчина, — без предисловий начал наследный принц, довольствуясь растерянностью своей бежавшей рабыни. — Каким изобретательным он становится в выборе мести для своей возлюбленной...

— Мести? — сипло прошептала девушка, слабо дергая кандалами. — Всего лишь за письмо?

— Молчать, дрянь! — замахнулся эльф, но руку на девушку так и не опустил. Не мог заставить себя ударить ту, что любил, пусть она и предала. Скольким он принес боли, а той, что принесла ему — не мог. — Моя ошибка в том, что позволил рабыне почувствовать себя кем-то больше, дать то, что положено высокородным эльфийкам, но впредь я этого не допущу. Ты сдохнешь моей рабыней!

Он хотел унизить. Оскорбить. Уколоть побольнее. Однако сделал хуже только себе, навсегда отпечатав в памяти черные глаза, полные разочарования. Они пронзили сердце больнее стрелы, вынуждая отбросить плеть, которой столь часто Лариисиэль наказывал своих игрушек.

Юный принц упал на колени перед рабыней, обхватил руками за талию, зарываясь лицом в атласную ткань платья, которое лично приказал слугам принести беглой восточной красавице, замер, боясь быть отвергнутым снова, но Азиль не предприняла попыток оттолкнуть, заставляя себя не шевелиться.

— Почему? — все же спросил. — Почему ты это сделала?

Имела ли она право сказать правду? Рассказать о просьбе его отца?

— Не молчи, прошу, Азиль!

— Я просто жаждала свободы, — правдиво проговорила девушка, помимо воли начиная перебирать шелковистые волосы возлюбленного. — Той свободы, которой уже никогда не будет, свободы для моей дочери...

Лариисиэль вздрогнул всем телом. Дочь? Их дочь?!

— Почему не сказала? — спросил вслух, в то время как мысленно пытался понять, почему сам не увидел сразу.

Не увидел новую жизнь под сердцем девушки, которую видел теперь? Не ощутил своей крови, что чувствовал теперь?

И вновь Азиль не ответила, понимая, что никакими словами нельзя объяснить то, что она испытывала тогда. Впрочем, почему 'тогда'? Она и сейчас больше всего на свете боялась, что ребенок станет таким же бесправным рабом.

— Нет! — эльф решительно отстранился. — Никогда! Пусть ты не любишь меня, но сбегать не имела права! Ребенок не только твой и по закону принадлежит Светлой Империи.

— Люблю... — совсем тихо прошептала она, словно извиняясь за те жестокие слова, написанные в письме. — Тебе в самом деле удалось разбить мою стену ненависти, снять то черное проклятие, коим наградили меня мои мучители, удалось подарить настоящее счастье и вернуть способность доверять, но это не снимет с меня клейма рабыни, не даст каких-либо прав, оставляя навсегда лишь вещью эльфийского господина.

— Ты действительно так думаешь?

— Знаю, — грустно уточнила Азиль. — Даже если ты правда намеревался взять меня в жены, как говорил, этому никогда не бывать. Ты сам должен понимать, что человек не пара светлому эльфу, это понимает и твой отец. Светлая Империя не приняла бы меня, пусть сам наследный принц возжелал в жены человеческую девушку. Девушку, которая бы все равно умерла через какой-то десяток лет, а ты продолжал бы жить столетиями, имея рабыню-дочь, пока бы и она не умерла, так и не увидев никогда свободы...

— Отец? — ухватился за единственное важное слово Лариисиэль, не обращая внимания на безжалостные и одновременно верные упреки возлюбленной. — Ты говорила с Владыкой?! Он помог тебе бежать? Снова! И... — эльфийский наследник вдруг с неприятным холодком осознал. — Это он просил написать то письмо, чтобы я не стал искать! Даже солгал, будто мертва...

... чтобы наверняка убедить не искать!

— Я в самом деле чуть не умерла, — неохотно призналась девушка, своими словами помогая Лариисиэлю сложить картину случившегося воедино и увидеть то, что не увидела она, то, что каким-то образом упустил сам отец, отправляя его возлюбленную на верную смерть!

Эльф до боли сжал кулаки, чувствуя, как из глубин души поднимается ярость.

— Он еще пожалеет об этом! — сквозь зубы прорычал раненым зверем, не в силах принять очередное предательство отца, который, конечно же, считал, что делает только лучше, а на деле ломает жизнь не только ему и Азиль, а всем тем, на ком он после сгонял свою злость.

— Не надо! — ощутила боль возлюбленного черноокая красавица. — Это окончательно тебя изменит, хватит и того, что уже сделала я, в действительности порождая зверя, о котором столько твердила...

— Не ты, — покачал головой наследник. — Отец! И я этого так не оставлю! Кажется, в Светлую Империю пришло время перемен, и ты в череде этих перемен будешь первой, когда станешь женой эльфа!

— Ты забыл спросить, чего хочу я, — с грустью проговорила Азиль, которую по настоящему расстраивало то, что произошло с Лариисиэлем за время её отсутствия, то, как сильно изменили любимого жестокие лживые слова того проклятого письма. — И остался все таким же самонадеянным. Есть вещи, которые старшие знают лучше нас. Они умнее и опытнее нас. Твой отец просчитал, что было бы через пару лет, когда мой человеческий срок жизни подошел бы к концу, и принял, по его мнению, верное решение...

— Он хотел убить тебя! — вспылил раздосадованный эльф. — Или ты до сих пор не поняла, что это именно мой отец подстроил всё?!

— Поняла, — спокойно удивила Азиль, — но то, каким ты становишься, становишься из-за любви ко мне, пугает. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, не хочу, чтобы ты утратил самого себя, позволяя мести прокладывать тебе путь...

Лариисиэль удивленно замер, осознавая, что еще никто и никогда ему не говорил такого, не беспокоился искренне за него.

— Почему?

Девушка улыбнулась не то грустно, не то снисходительно.

— Я ведь уже сказала почему, но ты слышишь только себя.

Нет, Лариисиэль прекрасно слышал её признание, не мог упустить такое нужное слово 'люблю', однако этого было мало, чтобы остановить его. Он не желал слушать никакие доводы, всё для себя уже решив. И именно это стало последней его ошибкой, совершенной со встречи с этой необычной девушкой восточной людской Империи. Юный наследник слишком привык, что отец все ему прощает, однако не зря ведь он Владыка всей Империи. Кажется, Лариисиэль стал забывать об этом, забывать о том, кто его отец, когда решил пойти против родителя. На что он рассчитывал, предъявляя претензии? Будто бы отец смутится? Или растеряется от того, что сыну все известно? Нет, он просто снисходительно улыбнулся, чем только сильнее разозлил Лариисиэля.

— Даже если девчонка выжила, это ничего не меняет — она останется рабыней, как и ее ребенок. Признать его тебе никто не позволит, да ты и сам должен понимать, что не можешь запятнать наш род. Эльфы не примут Владычицей какую-то смертную! Как и не примут в будущем этого ребенка.

— Тогда у них не будет никакого Владыки! — твердо заявил наглец, прекрасно понимая, что никто другой не займет это место, которое по их законам принадлежит только единственно кровному наследнику.

И вновь он недооценил отца, которого нисколько не напугала эта угроза.

— Не играй со мной, сын, ты еще слишком юн, чтобы угрожать мне, — вроде сказал спокойно, а в зале ощутимо похолодело. — Думаешь, спрятал девчонку и можешь ставить мне условия? Знай, если она так дурно на тебя влияет, я не побоюсь вновь прогневить богов и уже по-настоящему убить ту, что забила голову моего единственного сына глупостями.

— Только попробуй! — зло прорычал Лариисиэль, всем сердцем ненавидя отца в этот момент. — И я к демонам сотру твою Империю, стерев с лица земли вместе с тобой, построив свою собственную, где люди больше не будут рабами тех, кто клялся защищать...

И ведь выполнил угрозу. Как и отец. В этом они были похожи. Никто не уступил, тем самым погубив будущее. Не только Лариисиэль совершил свою самую ужасную ошибку, но и Владыка, когда схватил Азиль, чтобы с холодной решимостью приказать казнить ту, что навсегда испортила его отношения с сыном, ту, кто сотворил из его сына монстра!

Никто не имел права оспорить слово Владыки. Никто, кроме единственного сына, что осмелился пойти против воли своего отца, обезумев от злости и отчаяния. Однако больнее всего было от того, что никто не пришел ему на помощь. Никто не захотел услышать, считая такое решение Правителя Светлой Империи верным. Он в одиночку противостоял всем, уничтожая все то, что было дорого отцу, уже не различая, кто перед ним — подданный, рабыня или родная сестра. Злость смыла границы, а тьма завладела сердцем юного наследника, что охотно пустил её туда, желая спасти возлюбленную.

Много погибло в том гневе, как погибли и его чувства в тот момент, когда он увидел ужас в глазах возлюбленной. Она не спешила сбегать, просто стояла и смотрела, сжимая в руке подаренный амулет, что должен был отвести взор. Тем не менее Азиль не могла заставить себя сдвинуться с места, одними глазами передавая все те эмоции, что чувствовала.

Боль. Грусть. Вину.

За спиной уже бывшего наследника догорало пламя, охватившее место казни, что было уготовано для восточной красавицы. Место, разрушившее возможное счастье. Место, поглотившее огнем всех, кто явился посмотреть на ту, что приворожила юного принца.

— Уходи! — отчаянно попросил он, не в силах смотреть в её черные глаза, на дне которых плескались разочарование и ненависть. — Возвращайся домой!

Она ненавидела его. Ненавидела того, кем он стал! Он сам ненавидел себя, неожиданно осознавая, что натворил, вспоминая, как самая младшая из сестер просила остановиться, прекратить это сумасшествие, а он лишь оттолкнул, обуреваемый гневом и жаждой сделать так же больно собственному родителю.

Время словно замерло, а пелена безумия спала. Лариисиэль упал на колени, хватаясь за голову, после чего взвыл раненым зверем, не понимая, почему Азиль не уходит. Почему стоит, вновь подвергая себя и ребенка опасности!

— Это все мое проклятие, которое ты снял, — неожиданно тихо произносит девушка, в действительности не ненавидя его. — За ошибки, которые судьба не прощает! Освободив меня от черного кокона, ты открыл сердце не только для любви, но и той тьме, что была в проклятии. И мне по-настоящему жаль, что с тобой оно сделало, но в то же время я рада, что открыла тебе глаза на то, кем вы в действительности являетесь, забирая девушек от их семей и увозя для собственных утех.