Черная Рысь-2. Экзамен на прочность

"Что еще странно: она не спросила, что с нами случилось, сразу же предложила чай. А ты видела рыбацкие штучки? Ее муж сейчас на рыбалке. Сейчас! Может, я преувеличиваю, но дело пахнет дурно."

Мадам резко подняла голову, уставившись на нас своими проницательными карими глазами цыганки.

— Вы слышали?— спросила она. Мы с Марией вскинули головы; у обеих остановилось сердце, когда мы подумали, что нас разоблачили.

— Простите?

— Гром!— она улыбнулась.— Мой муж должен был его услышать. Он скоро вернется,— добавила она.

"Пора сматывать удочки и убираться отсюда,"— решительно заявила Мария.— "А ее сынок, что за ерундой он страдает на ночь глядя? Мне с трудом верится, что он приехал на один день, "нежданно-негаданно", чтобы побродить по улицам в поисках стриптиз-клубов или казино."

"У них ведь есть лодка?"

Мария посмотрела на меня, прибавив: "Да ты гений!"

— Огромное вам спасибо,— сказала я, стараясь звучать убедительно и совсем не испуганно, но мой голос дрожал,— мы пойдем. У вас же есть мотели поблизости?

— Куда вы собрались?— хозяйка подняла свой плотный зад с седушки и сокрушенно покачала головой.— В такую-то погоду! К сожалению, у меня мало места, но я попрошу мужа вас проводить — дождитесь его, всего недолго.

Мария вопросительно посмотрела на меня, но я стояла на своем.

— Ради бога, простите, но так будет лучше, мы найдем ночлег. Правда, не хочется доставлять вам и вашей семье лишних неудобств.

— Ну что вы говорите!— она подалась вперед.

Как по команде, мы с Марией дернулись вниз, скатившись по лестнице. Но мадам оказалась проворной. Не спускаясь привычным путем, она перебросила всю свою тонну веса через перила, упершись на одну лишь руку. Ее глаза, карие, загорелись медью. В сознание ворвался яркой солнечной вспышкой ее образ; на карте, явственно показывающей всех оборотней в радиусе десятка километров, рядом с нами появилась точка, закрывающая яркостью наши с Марией. Мы почти добрались до калитки, когда мадам перекрыла ее, как пробка в бутылке, своим телом.

— Не пущу!— взвизгнула она. Приученные к спонтанным решениям, мы бросились врассыпную, оббегая ее домик, и перемахнули через забор.

— Что за черт?!— вскрикнула Мария, когда мы, встретившись на заднем дворе, не входящем в собственность чокнутой мадам, побежали к набережной. Мерзкий дождь осыпал траву мелкими капельками.— Как она спряталась с поля? Как мы ее не увидели? Черт подери, как?

— Лодка!— я высмотрела в черной бушующей стихии маленькую лодочку, которую бросало и переворачивало по волнам. Веревка не давала морю ее унести.

— Да ты шутишь? Мы никогда на ней не уйдем! И погибнем, так и не посражавшись за свою жизнь?

— Ты предлагаешь что-то другое?

Мария показала в сторону поселения.

— Единственный выход.

— Был,— произнес голос за нашими спинами. Мадам. А за ней и сын с дружками. Она стояла на месте, и ее спутники выступили вперед. Их лица были плохо различимы. Они загоняли нас прямо в крохотную лодочку. Отступая, мы замерли у берега. Согласованно выдернули весла; Мария по-кошачьи зашипела.

— Даже не думайте бежать,— предупредил ехидным голоском один из парней, судя по меди глаз, сын старушки.

— Славная охота, мальчики?— спросила Мария, откладывая насколько можно момент стычки.— И не стыдно вам набрасываться на невинных девушек, да еще и так поздно? Бордели наверняка открыты — идите, успокойтесь там.

— Невинные девушки?— ухмыльнулся второй, перекрывая путь к отступлению.— Вы не похожи на невинных девушек.

— Меньше разговоров,— рявкнул третий, взявшийся из ниоткуда. Мадам исчезла, спрятавшись за своей твердолобой охраной, и растворилась в приморском тумане.

"Раз... два... три,"— считала я в уме, пока к нам прицеливались враги. Спина к спине, мы стояли на краю. Настырная волна, особенно большая, омыла ноги ледяным течением. "...четыре... пять... шесть,"— продолжала Мария, перехватывая весло поудобнее за веретено. Не успели мы досчитать до десяти, как ищейки рванули вперед. На первых порах мы действовали синхронно. Замахнувшись веслом, я нацелилась на голову того ищейки, что был ближе всего ко мне, на крайнего. Он быстро среагировал и перехватил его на полпути. Пока он его держал, я дернула его к себе и, облокотившись на него, подпрыгнула, ударив его ногой в челюсть. В ту же секунду третий, центральный, дружок бросился ему на подмогу, и я быстро перевела весло, пристрелив сразу двух зайцев: валек (выпуклая часть чуть выше ручки) пришлась ему по носу, а лопасть задела первого ищейку по уху и проскользнула по щеке, раздирая кожу неровными краями самодельного весла.

Ищейки взревели чуждым басом. Я уклонилась от когтистой лапы второго, и она прошлась мне по плечу, прорезая его мяса. Я взвизгнула от боли, застилавшей глаза, и в это мгновение первый ищейка извернулся, отбросив весло в сторону. Он перевернул меня спиной к себе и наложил руки мне на голову: правую под подбородком, вторую на затылке. Я еле успела сообразить, что он собирается свернуть мне шею, как я в свою очередь сделала с тем бедным парнем, попавшемся под руку. Действуя инстинктивно, я согнула ногу в колене и не прогадала, метко попав ему в пах. Занятый моим убийством, ищейка забыл про свое самое дорогое место.

У меня не было времени даже для победной ухмылки. Я перевернулась в его руках и быстро ударила его кулаком в кадык, для верности вставив в него когти. Пока я была занята, второй мужчина приблизился ко мне слишком быстро, и я этого не заметила. Он с силой ударил меня по позвоночнику тем самым веслом, которое я направляла на него. Я отпустила свою первую жертву и, не чувствуя ног, упала на колени, быстро перевернувшись на спину и прижав к себе ноги, несмотря на боль. Противник начал меня бить, и я терпела. Ослепленный яростью, он вновь выпустил когти, замахнувшись ими. Я схватила его за запястье, как это делали со мной, устанавливая очередной удар, который, не исключено, мог меня убить, и рванула на себя, вместе с этим второй, свободной рукой, костяшками пальцев, ударяя в подмышечную впадину. Соперника пронзила острая боль, лишающая возможности атаковать. Оставив его страдать в одиночестве, я выползла из-под него и с трудом поднялась на ноги.

Мария нещадно била ногами своего врага, но он уворачивался или сопротивлялся, набрасываясь на него снова и снова. Не чувствуя в себе сил на особые приемы, быстро подлетев к нему, схватила за руку и выломала ему мизинец, давая Марии возможность завершить дело самостоятельно.

— Быстрее, к дороге!— прокричала она, точнее мне казалось, что она кричала — я уже плохо соображала.— Аннка, давай же.

Она подхватила меня за талию и потащила за собой, а я слабо передвигала ногами. Тело болело от полученных ударов. Я боялась, как бы последний ищейка не раздробил мне кости.

— Машка, к чему ведет повреждение подмышек?

Мой личный врач хмыкнул.

— При точном ударе — к частичным либо полным разрушениям сумки плечевого сустава, болевому шоком, а иногда к смерти.

— Отлично,— кровожадно подумала я, припоминая его избиения моего бедного тельца и успокаивая себя тем, что я защищала в первую очередь свою жизнь, а вот ищейки выполняли чьи-то приказания.

Огни редких автомобилей мелькали слишком далеко, но мы не останавливались, постепенно сбавляя шаг. Я собрала всю свою волю в кулак, распрямив ноющую спину и освобождая Марию от ответственности вести себя, как маленькую, под ручку. Высокая некошеная трава била по щиколоткам, иногда подошва истертых кроссовок натыкалась на камни.

— Я могу тебя обрадовать,— сказала сестра, в отличие от меня имея доступ к нашему любимому астральному полю,— остался только один волчонок. Оставшиеся, те, которых мы боялись больше всего, поскакали на шум в скверике всем стадом.

— Почему же этот отбился от них?

— Не знаю, новенький, наверное.

— И как скоро мы сможем его увидеть?

— Прямо...— она прикрыла глаза, задумавшись,— сейчас.

И как только сестра закончила фразу, над нашими головами пискливо просвистела стрела.

— Что за...?— вскрикнула я, отскакивая в сторону. Вторая стрела последовала следом, пролетев в полуметре от руки. В темноте охотник не мог попасть в цель: сразу видно, Мария права — новичок в своем деле. Но кто ему поручил арбалет в таком случае?

Я напрягла слух, уловив колебания воздуха. По расчету новая стрела летела в Марию, но девушка и сама это определила, резко присев.

— Окружаем этого нахала,— сказала она,— только осторожно.

Я не ответила, но приняла к сведению. Под потоком стрел — словно у ищейки их был нескончаемый запас — было трудно решить, в какую сторону двигаться и в то же время успевать уворачиваться. И мой кошачий слух в теле человек задействовал только четверть своих способностей, и я пару разу чуть было не пропустила своего смертельного врага.

Решившись на этот отчаянный шаг, я разбежалась и прыгнула, представляя, как движение крови ускоряется, сердце бьется чаще и сильнее, масса тела увеличивается, набирая размеры форм и разрывая одежду, а кожа растягивается, покрываясь толстым слоем шерсти. Глаза раскрылись шире, воспринимая смутные очертания особенно четко, как под рентгеновским лучом. Ухо поймало звон рассекаемого стрелой воздуха быстрее, чем дыхание охотника. Мышцы лап напряглись при соприкосновении с землей, напружинившись, и я прижала уши к голове, убирая их с невидимой мишени.

"Oh, Mon Dieu, deux d'entre eux! (О Боже, их две!),"— прошептал ищейка, увеличив поток ядовитых стрел. Он стоял на одном месте, как кукловод, заставляя нас прыгать и танцевать перед ним. Его защищали тонкие проворные стрелы, которые были раз в сто хуже ему подобных ищеек. Мария так же перевоплотилась, уворачиваясь от двух или трех подряд летящих тварей.

Она подобралась к нему особенно близко. Ищейка стоял у самого края дороги, но дерево скрывало его от свидетелей, хотя дорога и без того мало освещалась. Прогибаясь в спине, Мария поползла по траве навстречу к нему, оставаясь незаметной. Я отвлекала его, нарочно создавая шум: задевая ветки, шипя и испуская рык сквозь зубы. Мария подобралась особенно близко, готовясь к последнему, решающему прыжку. Заскрипел шинами автомобиль; распахнулась дверца. Мария прыгнула, вытягивая перед собой лапы. Ищейка дернулся и выпустил стрелу ей в плечо, а сам отпрыгнул к дороге, прицеливаясь к поверженной рыси. Не зная себя от ярости и уничтожающей сердце душевной боли, я ускорила бег. Напряглась тетива, спуская с цепи зверя: стрела полетела Марии в голову. Откуда ни возьмись в воздухе появилась новая фигура, закрывая своим телом ревущего зверя. Отец. Хлопнула вторая дверца, и на дорогу выбежал человек. Я бессильно выдохнула; охотник в мгновение ока перевернулся и в секунду моей заминки выпустил последнюю стрелу. Как в замедленном действии я видела ее летящей на меня, ее наконечник, заряженный смертельным для оборотней ядом, а за ней искривленное от парализующей боли лицо ищейки и его арбалет, падающий из окаменевших рук. Вместе с тем я видела своих самых близких, самых родных людей: сестру, которой не хватило удачи, чтобы дотянутся до нашего общего врага, и папу, который сдержал свое обещание и пришел нам на помощь, отдавая свою жизнь за дочь и не зная, что отдал ее бесполезно.

Я взвыла, когда стрела мягко вошла мне в бок. Взвыла не от боли: она вошла почти неслышно, застряв в тканях, а от обиды. Яд моментально растекался по телу, превращая его в несуразное вещество, подобное пластилину. Лепи — не хочу. В глазах помутнело; зрение возвращалось к человеческому. Я смутно слышала удары, судорожные вздохи молодого охотника, который без арбалета не мог за себя постоять. Я повалилась в траву, голой кожей ощущая ее приятное покалывание. Уже теряя сознание, я прикрыла глаза, не чувствуя, как ловкая рука выдергивает смертоносную стрелу из моего измученного тела. И как сосуд на шее прокалывает тоненькая иголочка, что оставляет в этом теле капельку жизни и не дает ей в виде пресловутой энергии утечь в сырую землю.

Глава 13

В тот же день я открыла глаза только на долю секунды, когда меня, недвижную, чьи-то чужие и хладнокровные руки бесцеремонно переложили с носилок на кровать. Я не соображала, где я, хотя догадывалась нутром. В голове жужжали назойливым роем вопросы: "Где я?", "С кем я?", "Что я?". Но только один вопрос, стоявший поперек горла, я осмелилась озвучить своим тихим невнятным голосом.

— Я осталась одна?— невинный, необдуманный вопрос, который даже не вызывал слез. Как я уже сказала, я не соображала в тот момент. За спинами врачей мелькнуло лицо Дарина.

— Вколите ей морфий!— требовал он. Медсестра настойчиво объясняла ему, что морфий давным-давно не используется как обезболивающее, агонистическое влияние морфина на опиатные рецепторы сопровождается снижением уровня сознания, ощущением тепла, сонливостью и эйфорией, а также морфий вызывает морфизм, или мофиновую наркоманию. А мне морфий не требовался, я была в сознании, не пребывала в состоянии болевого шока, и мое тело, по необъяснимым для врачей причинам, заживало "само собой". Единственное, для чего меня держали в больнице, так это для того, чтобы взять анализы крови и провести полную диагностику повреждений в следствие "несчастного случая".

— Она же мучается,— напомнил Дарин вкрадчиво ласковым голосом и дотронулся до руки медсестры, незаметно вкладывая в нее смятую купюру.

— Я не могу,— повторила она, пытаясь вернуть ему деньги, но Дарин отошел на шаг назад, не отрывая от нее притворно просящего взгляда, какой я еще никогда не видела у этого опытного махинатора.

— Можете.

Когда два молодых врача, круживших вокруг моей кровати, отдав команды медсестре, покинули палату, в ней осталось только два человека и одно его слабое подобие. Медсестра аккуратно обработала кожу антисептическим препаратом, после чего поставила капельницы, окутав меня трубками.

— Вы сможете забрать ее уже через пару дней, если результаты анализов не подтвердят заражение. Потому что внешних повреждений врачи не обнаружили, но придется в ближайшие дни провести рентгеноскопию. Уверяю, вам не о чем беспокоиться, я введу ей обыкновенное снотворное.

— Я боюсь, оно не поможет.

— Поможет,— девушка улыбнулась, поправляя пакеты.

— Но я настаиваю,— сказал он и, по-видимому, добавил ей чаевых. Медсестра вскоре вышла из палаты. Мы остались вдвоем. Но я не думала ни о неловкости своего положения, ни о своем изменившемся отношении к Дарину, ни о чем. Легкая сонливость сопровождалась бредом.

— Дарин...— прошептала я, и вдруг резко, не контролируя себя, сорвалась на истерический крик.— Дарин! Что?! Я теперь сирота? Дарин, с кем я осталась? С тобой? Дарин!— и снова прошептала...— Где моя... черт возьми, кто? Лошадь, у меня была лошадь... Дарин... Дэр, мы же заведем лошадь? Я буду за ней ухаживать, как за своим ребенком... И конюшня, такая большая, и скачки... отправим ее на скачки? И диплом... получим...

После чего я прикрыла глаза и долго, слишком долго их не открывала.

Когда я очнулась, в мыслях было пусто, свежо, как будто мне тщательно промыли мозги. И сознание, ясное, настолько ясное, какого не было даже в начальной школе. Но вместе с тем вся тяжесть произошедших событий, смутные, но пронзительные воспоминания потихоньку вливались в огромный и глубокий сосуд, по капелькам скатываясь на дно и укладываясь ровными рядами друг на друга. Я уставилась в потолок, снежный, безжизненный. За потолком было голубое небо, облака, тихо плывущие в сторону Атлантики. Но потолок моей палаты не давал увидеть небо. Искренние молитвы бились о него и сыпались градом на безнадежно больного человека.