— А потом? — выдавила через силу Айями.
— А потом мы выехали до Амрастана. Сынка ж по-простому не умеет, уж не знаю, о чем он имел дела с Рилой, но и ту довел к вечеру. Не в себе была. Злая, как орда бесов.
Действительно, не иначе как у Веча талант в общении с женщинами вне зависимости от их национальности.
— Обвинения первой... Диды... в привороте и в вызове духов серьезны. Ей поверили? — спросила Айями встревоженно.
Черное колдовство — дело нешуточное, исходя из пояснений эсрим Апры. Первая жена Веча в запальчивости бросила обвинение, а предусмотрено ли даганскими законами наказание за клевету? Позволят ли судьи оправдаться или поверят на слово жене даганна, ослепленного чарами чужеземки?
— Дидка пустое молола, для зевак. Потом-то смекнула, что натрепала лишнего. Черное колдовство нужно доказать. А в тебе проклятого знания нет, по глазам вижу.
Да уж, авторитетное мнение даганской нянюшки, конечно же, поможет опротестовать навет. Час от часу не легче. Веч решил поставить благоверную перед фактом развода и забрать сына, но не тут-то было. Та своим женским умом придумала, как оставить мальчика при себе, пускай и отсрочила неизбежное, но первую схватку выиграла. Заодно напакостила показушной истерикой при свидетелях, свалив вину на Айями за развал брака. Ожидаемо, как и предрекала Эммалиэ.
— Хорошо, что вы рассказали, для меня многое прояснилось. Веч часто не договаривает, вообразив, что мне не стоит лишний раз беспокоиться, и не желает понимать, что знание, наоборот, помогает, — сказала Айями. Как в пословице: предупрежден — значит вооружен.
— Коли посчитал, что тебе знать не должно, значит, решит и уладит сам. Даганские мужчины так воспитаны, — сказала наставительно эсрим Апра.
А еще упрямцы и гордецы, каких свет не видывал, — добавила про себя Айями.
Эммалиэ хоть и не поняла ни слова из услышанного, однако ж, хмурилась, наблюдая на лице Айями мешанину эмоций, ставших отражением рассказа даганки. Но затолкала любопытство в дальний угол, до подходящего момента.
— Люня, хватит баловаться, снимай бусы и складывай в коробочку. А то сорока увидит такую красивую девочку и унесет.
— Эсрим Апла разрешила мне носить бусики и браслетики! А куда унесет? А почему сорока? И медведь унесет? И волк?
— Кулон и браслетики носи, а остальное снимай. Умывайся, пожелай маме спокойной ночи, и в постель. Тогда и расскажу, почему сорока, а не медведь.
Сердцем Айями понимала ту, которая первая... Диду из клана Диких вепрей... мать, защищающую себя и ребенка любыми способами, не гнушаясь оскорблениями, угрозами и шантажом с помощью сына. Понимала её Айями, но сочувствовала ли? Потому и решила: не скажет ни слова Вечу из того, что услышала от даганской нянюшки. И не будет приставать с расспросами и с советами, чтобы не бередить и не раздражать, муж и без того взвинчен. А посему, забравшись под одеяло, прижалась к Вечу, игнорируя его отстраненность и хмурый вид, и поцеловала — раз, другой. А после третьего поцелуя складка меж его бровей разгладилась, и думы приобрели более приятную направленность.
— Расскажи, как вы прожили эти дни, — потребовал муж.
Велел рассказывать вплоть до мелочей и внимательно выслушал, в том числе, и о ночном казусе, когда охранники вообразили, будто в комнату ворвались посторонние.
— Н'Омир доложил об этом, — сказал задумчиво. — Тебе не показалось странным их разыгравшееся воображение?
— Нет, — пожала плечом Айями. — Думаю, сагрибы* боялись сплоховать в первом своем ответственном поручении и хватались за оружие, слыша любой посторонний звук.
— Возможно. Значит, местная шантрапа поселилась на крыше напротив? — переспросил он со смешком. — Будь я шкетом, тоже торчал бы поблизости сутками, высматривая диковинных северянок. Местные в глаза не видели живых амидарейцев и теперь будут целый год обсуждать наш приезд в Амрастан. Скучала? — спросил внезапно Веч.
— Да, — признала Айями смущенно.
— Покажи, как, — потребовал он и, подняв ее рывком, усадил на себя. И, спустив бретельки с плеч, принялся гладить и мять, заставляя Айями прогибаться навстречу. Грубовато мял, от нетерпения и в предвкушении. Его "скучание" говорило красноречивее любых слов.
И Айями показала.
Улеглись страсти, и она начала клевать носом. Что ни говори, когда Веч рядом, ощущение безопасности и надежности становится чуть ли не материальным, нежели в его отсутствие, пусть и под присмотром охранников.
А мужу не спалось. Натянув шальвары, он вышел босиком на террасу, приотворив дверь.
Помедлив, Айями, накинула на плечи платок и проскользнула следом.
Город погрузился в ночь, наполненную стрекотом кузнечиков и далеким гавканьем собак. Тянуло свежестью с гор и дымом. Атат В'Инай обнаружился рядом с мужем. Опершись о перила, они смотрели в темноту ночи, разбавленную приглушенным светом фонарей.
— Иди сюда, а то замерзнешь. — Муж притянул Айями к себе и обнял, согревая. Голому даганскому торсу нипочем ночная прохлада, от Веча жарило как от печки.
— За нами наблюдают, неудобно, — поежилась Айями.
— Наблюдают, — согласился атат В'Инай. — Собирались уходить, но теперь остались. Трое или четверо.
— Пусть смотрят и завидуют. — Веч прикоснулся губами к её виску.
— Пройдусь, что ли, шугану молодняк, — сказал сагриб и направился по террасе.
— Надо же, "молодняк", — хмыкнул Веч, проводив его взглядом и помолчав, заговорил: — Знаешь, я думал, сын... Нейт — семя мое, кровь моя... думал, он согласится. Я был старше его на год, когда уехал с отцом в его клан. Прежде, покуда жил в доме матери, видел отца от силы раза три, когда он приезжал с оказией. Но, сколько себя помню, мечтал стать достойным его, чтобы он мог мной гордиться. Как вбил в голову, что уеду в Самалах, так, не раздумывая, и согласился на предложение отца. И плевать, что променял собственную мать на чужих мачех, зато взамен — новизна, бохоры*, клановый знак. А Нейт... он не захотел. Предпочел остаться в Самалахе.
— Ты бы на его месте согласился уехать?
— Без раздумий.
— Согласился бы уехать из дома с отцом и с мачехой-амидарейкой? — уточнила Айями.
— Да, — ответил Веч твердо после секундной паузы. — Для любого пацана приключения важнее всяких разных теток.
— Тебе легко говорить, ты многое повидал, а твой сын дальше Самалаха не бывал. И ему всего семь лет.
— А я, что ли, бывал дальше церкала* матери в свои восемь?
— Погоди, пройдет время, и он передумает, — попробовала утешить Айями.
— Кто знает. Смотрю на сына и не могу понять, что у него вот здесь. — Веч постучал пальцем по голове. — У иного мальчишки характер виден с младенчества. Нейту скоро восемь, а он — ни рыба, ни мясо.
— Ты хочешь многого от маленького мальчика. Нужно любить ребенка таким, какой он есть. И не сравнивать с другими детьми. Иначе твое разочарование станет его пожизненной виной.
Муж отстранился, убрав руку с талии, и Айями стало зябко без горячих объятий.
— Ты не понимаешь. Твои амидарейские принципы родительской любви не годятся для нашей страны. Робость и пугливость не сделают из мальчика мужчину.
— Ну и пусть он будет не такой, как все. Вдруг ему нравится стучать в бубен? Или лечить больных. Или изучать разные языки. Чтобы вырасти человеком, не обязательно лупить друг друга кулаками и калечить саблями.
— Ты, видно, шутишь? — сказал холодно Веч. — Еще раз повторю, в Даганнии мальчишки взрослеют, как заведено издревле. Пускай он колотит в бубен, но выиграть в честной схватке свой знак обязан. Иначе его нигде не примут и не станут с ним считаться. А я не хочу такой судьбы для сына.
— То есть, если он повзрослеет не так, как остальные мальчишки, ты перестанешь его любить?
— Пойдем внутрь, ты дрожишь, — ответил Веч раздраженно.
Разговор на террасе вернул его в прежнее хмуро-насупленное настроение. Эх, ну почему Айями не умеет вовремя остановиться? Ведь не раз била себя мысленно по губам за несдержанность, и опять с завидным постоянством ляпнула, не подумавши.
Сегодня муж, улегшись, отвернулся от Айями. Со вздохом она прижалась к упрямцу и, обняв, поцеловала в темноте в щеку. И не угадала, попав в ухо.
— Боюсь представить, как мы будем спорить о будущем нашего ребенка. Переругаемся и охрипнем, — рискнула пошутить.
Веч фыркнул со смешком, но не ответил и не повернулся. Однако же, сжал её ладошку и уснул, не отпуская.
______________________________________________________________
Хашалам — блюдо из мяса и разнообразных овощей, аналог рагу.
Свясло (стар.) — соломенный жгут для перевязывания снопов
Самоса — жареное или печёное тесто с начинкой
11
Сегодняшний Веч разительно отличался от вчерашнего, его настроение выровнялось, и Айями признала — муж умеет переключаться с одних злободневных задач на другие. Не получилось привезти сына — уберем до поры до времени проблему на дальнюю полку и займемся решением насущных вопросов. А уж в планировании денежных трат, времени и дел за Вечем и подавно не угнаться. На его стороне огромный практический опыт.
К составлению списка покупок муж привлек всех участников разношерстной компании, собрав их в трапезной. Атат* В'Инай под диктовку карябал карандашом неряшливые каракули в столбик.
— Четче пиши. Понятнее, — велел Веч, глянув мельком на бумагу. — В предгорьях прохладные ночи, понадобится теплая одежда, жаровни и аффаит* для обогрева. Вникай, малец, и помогай рассчитать запас угля.
Айями, конечно, поудивлялась: зачем муж подключил к расчетам сагриба*, у того одно дело — охранять и не вникать в бытовые мелочи, однако же, атат В'Инай с воодушевлением отнесся к поручению и послушно записывал, внимая пояснениям, для чего может понадобиться то или иное приобретение и в каких количествах. Даганская нянюшка приняла живейшее участие, требуя пополнить список важнейшими, по ее мнению, вещами, и Веч либо соглашался, либо оспаривал, говоря: "Нет, возьмем взамен этого другое" или: "Острой необходимости нет, купим позже". И рассчитал запас провизии, топлива и лекарств с учетом поправки на плюс одного человека, то есть, на "родственника" амидареек — Айрамира. Муж и сомнению не подвергал, что тот согласится помочь, иначе затеянная поездка окажется пустой. А значит, нужны убедительные доводы для парня. Поэтому Айями, не особенно вникая в дискуссию, грызла ноготь и смотрела в окно, подыскивая правильные слова для "родственника". Что с ним стало? В Амидарее он получил тяжелое ножевое ранение, и даганны его выходили. Может ли бегать или стал хромоногим калекой? И как воспримет замужество Айями?
У нее голова шла кругом от одной-единственной заботушки, а Веч умудрялся держать в уме немыслимое множество мелочей. При составлении списка он не забыл и о любимом кофе, не говоря о специях и приправах, куда ж без них? Ни один здравомыслящий даганн не отправится в дальнюю дорогу без специального ящика и баночек в нём с пахучим, острым и эфиромасличным содержимым.
Атат В'Инай потирал лоб, ошалевши от обилия вываливаемой информации, подсчитывал, бормоча под нос, и записывал. Наконец, Веч пробежал глазами список, проверяя, кое-что дописал, прибавил и постановил:
— Выдвигаемся на рынок.
— И мы? — спросила Айями.
— И вы. Придется примерять одежду и обувь, нельзя оплошать с размером.
— В никабе*? — Её голос дрогнул. Хочешь не хочешь, а придется высунуть нос из караван-сарая и пройтись по улицам чужого города.
— Если боишься, надевай, — пожал Веч плечами, мол, неужели забыла, о чем я вчера говорил? Смотреть с достоинством, головы не опуская, и вести себя так же. Не показывать страха. За никабом всю жизнь не пропрячешься.
Подумав, Айями набросила на голову платок от палящего солнца. Люнечка, надев панамку, сбежала вприпрыжку по ступенькам, дочке не терпелось выбраться из заточения, коим стали комнаты караван-сарая. Эсрим* Апра, вознамерившись торговаться на рынке до хрипоты, надела нарядный халат и повязала цветастую косынку — и на людей посмотреть, и себя показать. Замыкал шествие атат Н'Омир с саблями на поясе. И молодой сагриб в порыве энтузиазма собрался было на рынок, но муж отправил его отсыпаться перед ночным бодрствованием.
Конечно же, на амидареек пялились, забыв о делах. Притормаживали, пропуская, и глазели вслед. Смотрели оценивающе и, не стесняясь, обсуждали меж собой. Но враждебности не проявляли.
Глаза не сразу привыкли к яркому солнцу, и приходилось близоруко щуриться. Айями вела дочку за руку, и Люнечка с интересом вертела головой по сторонам. Эммалиэ шла рядом. Оказалось нетрудным привыкнуть к любопытству местных, достаточно смотреть мимо них, а еще лучше сквозь них.
— Наверное, зря мы пошли на рынок. Продавцы или цену поднимут, или сговорятся и откажутся торговать, — сказала Айями озабоченно.
— Не посмеют, — успокоил муж. — Волки свою репутацию вылизывают, поэтому их клан считается одним из уважаемых в нашем Круге. Если узнают об их предвзятости, на смех поднимут: кого Волки проучить надумали? Беззащитных женщин, пускай и амидареек.
Городские улицы на первый взгляд почти не отличались от улиц Беншамира, разве что выглядели ровнее и шире, и были мощены булыжником, и не наблюдалось неряшливой скученности зданий в центре города. Дома малой этажности выходили скучными глухими стенами на улицу, зато ворота, украшенные декором, выделялись яркими пятнами. Меж построек из песчаника, видимо, являвшегося распространенным материалом для строительства, попадались дома из темного камня. Двухскатные вогнутые крыши зданий казались хлипкими и игрушечными. За вершинами горных склонов, подпиравших город с севера, виднелись куда более высокие хребты, а в далеком далеке проступали в прозрачно-голубоватой дымке контуры величественных горных пиков, покрытых снегами. На рыночной площади шла не самая бойкая торговля: покупателей мало и продавцов не ахти.
— И то неплохо. Сегодня не праздный день, — пояснил Веч.
Рассматривая товар и торгуясь, муж и эсрим Апра в первую очередь обращали внимание на ношенные вещи, видимо, у даганнов, тем более, у странствующих, не считалось зазорным попользоваться и продать за ненадобностью, чтобы купить другую вещь, более полезную в путешествии. Да и дешевле, к тому же.
Как и предрек Веч, продавцы от торговли не отказывались, однако мухлевали. Нахваливали товар, подсовывая вперемежку откровенный хлам и стоящие вещи. И переглядываясь меж собой, посмеивались: опытный покупатель сумеет сторговаться, а простачок прогорит, опустошив кошель за штопаную рвань. И не придерешься — торговля без обмана, честь по чести. Айями вот уж точно спустила бы всю наличность, накупив ерунды, если бы не даганская нянюшка.
— Вот я тебя, пройдоха, — погрозила она ухмыляющемуся торговцу. — Меня на мякине не проведешь, знаю все ваши уловки.
Иными словами, не на ту напоролись, барыги.
Как рачительная хозяйка, эсрим Апра тщательно изучала ассортимент лавки, определяя качество стежек, прочность ткани и подошвы, и забраковала достаточно предложений, прежде чем выбрать нужное. Амидарейки перемеряли немало, и Люнечку не раз упаковывали и раздевали, подбирая вещи в размер, и она потирала лоб с преувеличенно тяжкими вздохами, мол, уморилась до невозможности.
