Перед сном Люси вновь вышла на крышу, желая полюбоваться звёздным небом, и подышать ночным воздухом. Девушка пригласила с собой и Билла. Они вновь говорили о своих жизнях, и прошлом. Как обычно, рейнджеру было что рассказать нового, а девушка в основном вспоминала свои детские шалости, и менее приятные вещи. Разговор как-то сам по себе пришёл к больной теме, на почве которой, от части, и случилась их ссора. И Люси решила, что возможно это момент, чтобы немного оправдать свою резкость с Билли.
— Моя мама погибла... — сказала она с болью. — Во время нападения Башенных на нашу группу... — Люси было тяжело говорить, и она решила высказаться кратко. — Она погибла, спасая меня. Отец мог помочь ей, но спас меня. Наверное, он в глубине всё время ненавидел меня за это. И я ненавидела саму себя.
— Мне очень жаль... — грустно ответил Билл. — Я не думаю, что он ненавидел. Просто, ему было больно.
— Надеюсь, он в порядке... — сказала Люси, и всхлипнула несколько раз.
Билли крепко обнял девушку, и Люси с жадностью растворилась в его объятьях. Когда она подняла голову, их глаза встретились, сердце Люси тревожно застучало, она почувствовала "это", момент, пугающий и сладостно-тревожный. Хотела убежать, скрыться от его глаз, но зажатая в объятьях Билли, она не могла сбежать. Рейнджер, ласково провёл рукой по её волосам, поправил их. И то ли тому виной звёздное небо, то ли чувство вины, невозможность сбежать, или тепло и запах Билли, голова Люси словно закружилась, и, преодолевая всякий страх, она потянулась к нему губами.
Это было по-детски неловко, неумело, но страхи были напрасны, губы девушки встретились с губами Билли. Не спеша, они соприкасались, осторожно, словно совершали нечто запретное. Оба держали друг друга за плечи, боясь дать волю рукам. Но понемногу, они всё больше давали воли своим губам, контакт становился всё плотнее и продолжительнее. Поцелуй становился всё более влажным, Билли и Люси прижались вплотную. Она запустила руку в его волосы, он крепко сжимал её за талию, гладил рукой спину. Жар страсти раскипелся, Люси казалось, что у неё сейчас подогнуться коленки, и она потеряет сознание. Она размякла, словно обласканный котёнок, он наоборот, становился всё крепче, словно камень. Биллу казалось, что нет ничего прекраснее и более желанного в этом мире, чем мягкие, тёплые губы Люси, всей её женственной хрупкости, и сладкой, ароматной беззащитности.
Но в тот момент, когда они уже полностью растворились друг в друге, на одной из укреплённых крыш показался местный житель, и целующиеся резко расцепились, словно застигнутые на месте преступления злодеи. Люси тяжело дышала, и от стыда боялась посмотреть в глаза рейнджеру. Билли хотел что-то сказать, но только промямлил: "Прости...", и спустился вниз. В голове Люси сильно стучало, ни лице словно горело пламя, и ей приходилось держаться за бортик, так как казалось, что она вот-вот упадёт. Чувство сладости постепенно заменялось ощущением тягучего одиночества.
С четверть часа она стояла на крыше, ожидая пока всё волнение и тревога пройдут, восстановятся пульс и дыхание. Но стоило ей начать размышлять о том, что произошло, как тревога возвращалась, и даже не хотелось спускаться вниз, то ли от страха, то ли наоборот от желания. Люси казалось, что от склада доносятся приглушённые стоны страсти. Девушка заметила, что Генрих и Лэсси все эти дни практически не ссорились, когда все остальные то и дело срывались. Похоже, Генрих смог найти способ, как успокаивать блондинку. Не в силах слушать ещё и подобные стоны, Люси всё же вернулась в дом, и быстренько скрылась в своей комнатушке, боясь посмотреть в сторону Билли. Пол ночи она не могла заснуть, тревожимая воспоминаниями, и совсем забыла о каких-то там богомолах.
— Это случилось... — тихонько шептала Люси сама себе, и счастливая, улыбалась.
Пятый день был необычно хмур, словно предвещал что-то недоброе. Еды и воды становилось всё меньше, особенно в доме, где укрывалась Джанин, рейнджер, и Люси. Их было семеро, и если разместиться по углам трёх комнатушек они как-то смогли, стараясь, как можно меньше раздражать друг друга, то сэкономить припасы им физически не удалось. По плану, их должно было быть трое-четверо. Билли пришлось выпрашивать припасы в соседних домах, и люди со своих крыш при помощи верёвки, неохотно перекидывали их на крышу к рейнджеру. Казалось, что богомолов совсем не становилось меньше. Да и пять дней в осаде, на самом деле было не так уж и много, по мнению Билла. Но у многих местных жителей уже серьёзно сдавали нервы, и частенько слышались короткие ссоры и ругань. Рейнджер осматривал в бинокль всю местность вокруг. Сейчас как раз бы не помешала хотя бы парочка одиноких путников. Завидев новое гнездо богомолов, они бы обошли Соапвилль стороной, но возможно удалось бы привлечь их внимание, и те смогли позвать помощь. Кого позвать, Билл не представлял, так как понимал, что никому не нужны чужие проблемы. Но перспектива прорыва с боем его пугала, своей потенциальной возможностью обернуться кровавым побоищем.
Люси была одной из немногих в Соапвилле, кому удалось сохранить позитивное настроение. Романтические мысли кружили девушке голову, хотя её тревожило, что Билли ведёт себя так, словно ничего и не случилось. Тревожило настолько, что она, преодолевая своё невинное чувство стыда и волнение, первая провоцировала его на разговоры, надеясь заметить какие-то перемены в поведении рейнджера. "Хотя бы знак! Один маленький знак!" — нервно думала Люси, едва не осмелившись напрямую заговорить о случившемся! Мысли о богомолах её не посещали, да и она практически забыла о том, что маленькие твари вообще существуют за пределами её нового, тёпленького мирка. Сам же рейнджер никак не мог понять, что вчера на крыше произошло. Он считал, что сам спровоцировал юную девушку, воспользовавшись моментом её слабости, поддался собственной. Старые сомнения не покидали его голову, и он не был уверен, что случившееся было правильно.
Даже Джанин, с которой Люси частично делилась чувствами, не понимала Билла. По её мнению, это его поведение было уж слишком странным даже для "правильных" людей, поступающих обдуманно, и "правильно" во всём. Пока Люси вновь "прогуливалась" на крыше, Джанин подсела к рейнджеру, и завязала разговор. Понемногу, с обычных тем, он всё больше задевал более личные вещи. Но все попытки женщины психологически "пролезть" в мысли Билла были осторожно отсечены. Но был и маленький успех. На вопрос Джанин о том, что является самым страшным в этом мире, на его взгляд, Билли угрюмо ответил, что "смерть любимых".
— И чем теплее тебе с человеком, тем больше ты боишься его потерять...
Из его слов Джанин сделала определённые выводы. Но прежде чем попытаться объяснить их Люси, и дать хороший совет, ей нужно было подумать. Если бы подобная ситуация происходила с женщиной вроде неё, она бы просто посоветовала: "трахнуть его, а там как получится...". Но в случае "этих двоих" нужна была осторожность, иначе дурной совет мог испортить всё раз и навсегда.
Приближался вечер, и большей частью обороняющиеся сидели на одном месте, погружённые в полудрёму. Постоянное жужжание и скрежет насекомых стал настолько привычным фоном, что его уже никто не замечал. Билли не сразу обратил внимание и на ругань. Он заметил её внезапно, вырванный из своих размышлений. Кто-то кричал, ссорился, и делал это очень громко. Слишком громко. Не одевая своей брони, рейнджер, схватив оружие, быстро взобрался на крышу. Жуки заволновались, пришли в движение, и всё больше их стягивалось к дому, в котором шумели.
— Тише! Прекратите! Вы привлекаете их внимание! — крикнул Билл.
Но, кто-то продолжал кричать, жаловаться и проклинать весь мир, и среди этих криков и нарастающего стрекота богомолов, предупреждения рейнджера утонули не услышанными. Насекомые плотно окружили здание, запрыгивали на его крышу, грызли стены.
— Поздно! — крикнул Хардсон, до этого спокойно наблюдавший, разжевывая кусочек вяленого мяса. — Слишком, блядь поздно! — добавил он, перезарядил винтовку другой обоймой, прицелился, и выстрелил.
Его бронебойная пуля пробила сазу троих насекомых, убив двоих, и сильно ранив третьего. Рейнджер так же начал стрелять одиночными выстрелами, затем Лэсси с Генрихом, и понемногу все остальные. Старались беречь боеприпасы, чтобы каждая пуля точно в цель, и чтобы не попасть по своим, ведь стены дома вполне пробивались даже некачественными боеприпасами. Часть насекомых отвлеклась на стреляющих. Но основное своё внимание они сконцентрировали на доме. Через пару минут, одна из крупных особей повредила часть стены, кусок тонкого металла отпал, и богомолы один за другим ринулись в образовавшийся проход. Послышались крики людей внутри дома, выстрелы. Бойцы вели отчаянный огонь, стараясь ослабить давление на людей в доме. Гартун и Бетон не жалея собственных жизней, попытались прийти на помощь. Храбро, они покинули своё убежище, выбежали на улицы, расстреливая жуков из помпового ружья и "Гризера", рубая, и забивая их. Но они не смогли. Подавленные, и практически окружённые богомолами, они были вынуждены отступать обратно. Насекомые чуть не отсекли их от убежища, и чтобы прорваться обратно в дом, им пришлось заплатить не одной раной.
Внезапно, Билли услышал ещё один крик, доносящийся из здания под ним. Люси заглянула внутрь, и испуганная, прокричала: "Они внутри, Билли!" Рейнджер спрыгнул вниз, Люси спрыгнула за ним. В полу дома насекомые пробили дыру, и начали проникать в их убежище. Джанин и местные мужчины отстреливались из арбалетов, но богомолы быстро подавили их, и накинулись на двух из них. Автоматический огонь винтовки рейнджера, и револьвера Люси, быстро ликвидировали первых ворвавшихся жуков, но за ними лезли всё новые и новые. Пока Люси перезаряжала пистолет, а Билли винтовку, трое богомолов атаковали его, нанеся несколько ран. Вновь пальба, ещё один раненный поселенец и Джанин. Вскоре, все патроны закончились, и они принялись рубить богомолов самодельными мечами, и избивать длинными трубами. Жуки несколько раз порезали Люси, на теле рейнджера всюду были раны, остальным так же досталось, но им удалось завалить дыру в полу перевёрнутым столом, и навалить на него сверху мебель и разный хлам.
Генриху и Лэсси тоже не удалось избежать ближнего контакта. В один момент два десятка насекомых забрались к ним на крышу и атаковали. Парочка отстреливалась из всех стволов, потом Генрих отбивался деревянной битой, в то время как блондинка резала богомолов "Потрошителем", с ног до головы перепачкавшись в их внутренностях. Жуки всё напирали на них, но выпустив всю обойму из своего дробовика, Генрих отсёк последних из них. Не смотря на хорошую защиту, обоим не слабо досталось. Из здания, куда прорвались богомолы, более не было слышно ни криков, ни выстрелов. Насекомые продолжали залезать внутрь, и даже приступили к проделыванию новых выходов. Блондинка и адвокат выстреляли всё, что у них было, как и практически все остальные. Хардсон так же давно не стрелял. Лэсси начала звать Люси и Билла. Первое время никто не показывался, и она с Генрихом заметно волновались. Через несколько минут на крыше показалась Люси, её руки были перепачканы в кровь.
— Вы в порядке?! — спросила блондинка с тревогой.
— Они прорвались сквозь пол! Нам удалось завалить проход, но все ранены! Билли серьёзно досталось! Медикаментов не хватает!
— У нас пусто! — сказал Генрих, взглядом указав на свою винтовку. — Как у вас?
— Тоже! — ответила девушка, и с тоской посмотрела на осаждённый богомолами дом. — Их там... Трое было...
— И маленький мальчик. — грустно добавила Лэсси.
— Зачем?!.. — спросила Люси, и на её глазах показались слёзы. — Почему они не замолчали?! Так глупо!
Ни Генриху, ни Лэсси, не было чего сказать, и они только молчали. Вытирая слёзы, Люси спустилась вниз, чтобы оказать помощь Биллу. У них было лишь два стимулятора, один из которых целиком достался парню с глубоким и длинным порезом. Второй делили на всех понемногу, что, конечно же, не дало особых результатов. Большую его часть Люси вколола Биллу, но с его множественными ранами разной серьёзности, этого было недостаточно. Билли пришлось раздеться до нижнего белья, что бы девушка могла промыть все его раны и перевязать их. Несмотря на интимность момента, Люси не была терзаема смущениями или пошленькими мыслями. Кровь всюду, жестокий бой, стоны раненных, погибшие люди в том доме, всё это напрочь отсекало какое-либо романтичное настроение. Позже она помогла Джанин оказать помощь другим раненным. А потом Джанин помогла ей самой, ведь и у Люси была серьёзная рана на левой руке. Без обезболивающего и стимуляторов даже обработанные, раны очень болели, а рейнджера первое время даже трясло. Люси хотела побыть рядом с ним, но слишком уставшая после всего пережитого, заснула, чуть ли не на полу, и проснулась только следующим утром.
Следующий день был очень тихим. Вокруг трещали насекомые, но никаких признаков человеческого присутствия заметно не было. Угрюмые, подавленные, отчаявшиеся, люди сидели в своих домах на одном месте и большей частью молчали. Люси несколько раз подымалась на крышу, но все остальные укреплённые точки были пусты, даже та, на которой оборонялся Хардсон. Через окно, девушка вновь видела Гартуна. Перебинтованный во многих местах, он вновь молился. У Билла поднялась температура, и чувствовал он себя неважно. Люси сменила ему повязки, но к вечеру рейнджеру стало только хуже.
Седьмой день, до самого вечера был практически таким же, как и предыдущий. Люси, разбитая и потерявшая всякую надежду, сидела на матрасе и смотрела в одну точку неподвижным взглядом. Ближе к закату, её отвлёк вопль брамина. Девушка быстро вылезла на крышу, и увидела, как богомолы пролазят в проделанную ими дыру в стене стойла, у самой земли. Стойло было разделено на отсеки, но как минимум пара браминов досталась насекомым. Теперь, пищи у жуков стало ещё больше, в то время как их собственные припасы практически закончились. На крышу влез и Хардсон, но ничего не сказав, только покачал разочаровано головой, и закурил трубку.
Ночью, Люси, скрутившись калачиком на своём матрасе, тихонько плакала, периодически всхлипывая. Она не хотела тревожить Билли ни своим отчаянием, ни своим страхом, ведь рейнджеру не становилось лучше, и был необходим отдых. Но Билли пришёл сам. Люси услышала его шаги, и принялась вытирать заплаканные глаза. Рейнджер сел у её ног на матрас, и облокотился спиной о стену. Билли погладил девушку по плечу, грустно улыбнулся, и сказал:
— Не бойся. Как только я немного поправлюсь, мы прорвёмся отсюда. Я обещаю, что ты спасешься, Люси.
Билли звучал очень убедительно. Девушка прижалась к нему, положив голову на грудь Билла. Какое-то время они лежали так молча, Люси всхлипывала, Билли обнимал её, и гладил по волосам и голове.
— Мне страшно, Билли... прошептала она, слушая, как бьётся его сердце. — Я не хочу умирать... Только не так, и не здесь.
— Ты не умрёшь. Не так. И не здесь. — успокаивал он её, прижимая крепко к себе.
