Зверь лютый Книга 28. Приступ

Ладно, когда оно просто постояло, попугало, обеспокоило. Заставило ворога поволноваться, время потерять, с другого места сил подтянуть. Может, на том, другом, месте кому-то из наших полегче стало.

Но когда делал-делал, а потом начальство кричит: "Кидай всё нах...!". И единственный довод: "Приказ! Бегом!". Чувствуешь себя дураком под управлением кретинов. Причём не уверен только насчёт первого.

Мы — попандопулы. Мы имеем хоть какое-то представление об армейской дисциплине. Хоть слова такие слышали. А здешним каково?

Скомандуй Живчику, да и Илье, хоть кто: "Смирно!", или там "Шагом арш!" — всё. Если тут же на месте не зарубит, то вечный враг и мстя на четыре колена. "Так с бабой своей разговаривай. Или — с холопом".

Кто-то способен представить богатыря святорусского, исполняющего "налево кругом!"?

Здешнее войско — сплошной консенсус. "А поговорить?" — не только слоган русских алкоголиков, но и норма жизни святорусского воинства.

* * *

Надо было сообразить для Боголюбского какую-то правдоподобную версию. Чтобы он её в совете толкнул. И консенсусно пропихнул. А то он, блин, инноватор средне-средневековый, вводит единоначалие явочным порядком! Кто явился, тому и... и вначаливает. Народ разбегаться начнёт. Вот, даже верные и то... косоротятся.

Вывод? — Брать город скорее. "Победителей не судят".

Правда, их режут и травят. Но от этого есть простые средства: кольчуга на теле и диета на столе.

"Аттракцион с гробом" продолжался.

Факеншит! Как "прилелеять" покойника за тыщу вёрст "меж угорьских иноходцев" они понимают, а как гроб через стену перетащить — нет.

"Неожиданная постановка задачи". Итить их грузоподъёмно!

На стене сплошняком в обе стороны от ворот торчали разнообразные головные уборы. В щель между двускатной крышей над стеной и высоким "заборолом" видны не только шишаки гридней, но и "колпаки" с "горшками" горожан. Куча штатских, включая попов и баб. Всё это рыдало и плакало, ругалось и проклинало. Потом появилась толпа "раскрашенных". Вятшие. По темпу появления их на стене можно оценить проходимость внутренних переходов в башне. Там, кажется, явился и сам.

"Братец" Ярослав через "забороло" не высовывался — не подставлялся под случайный выстрел. А вот митрополит Константин, с причтом, посохом и такими... висюльками на палках — демонстрировал себя во всей красе.

Мой "продавец трупа" немедленно сдёрнул шапку, пал на колени и принялся креститься. Но на увещевания иерарха ответил сдержанно уклончиво. При повторении и настаивании — уже несдержанно матерно. Вниз полетело несколько камней. Пошёл крик. Сначала ругательный, потом просительный: бабы возчиков-полонян принялись упрашивать власти не делать глупостей.

Солнце садилось, мне всё это крайне... остохренело. Что можно было увидеть в части фортификации — мои уже... Но теперь просто отдать покойника киевлянам нельзя: нужно держать марку, требовать полную цену.

С фортификацией... Гос.бардак — системный. За что не возьмись — всё сгнило.

Эти чудаки не сожгли мост. Я всё понимаю: четыре дня назад по этому мосту возвращались в город дружины, ходившие в бой на Серховице. Вчера по этому мосту стучали копыта коней свиты Жиздора. Въезжали и выезжали разные уважаемые персоны. Но сегодня же могли? — Не-а. Жалко. А вдруг обойдётся?

Такое ощущение, что обе стороны — и Ростиславичи, и Жиздор — воевать всерьёз не собирались. Демонстрация, дипломатия, маневрирование. Мы, как бы, демонстрируем тебе своё неудовольствие, а ты, типа, идёшь на уступки.

Похоже они сделали полтора года назад. Намекнули и отвалили. Один Мачечич вспзд... мда. Так он — законный наследник, ему больше всех надо.

Нынче братья втянули в дело Боголюбского. Который из всех манёвров предпочитает один: галопом в копья.

— "Хищник"? — Рубим, режем, бьём.

Без Боголюбского они не могли сыграть. Но в РИ Боголюбский в Киев не пошёл. И они долго резвились, пока им не пришлось Перепёлку и Андрея убивать.

В моей АИ Андрей потянул "Зверя Лютого". Просто потому, что я — есть. А я убедил идти его самого. Пространство для манёвра участников мгновенно сузилось.

Собирались щёки надувать, а пришлось зубы выплёвывать.

Думаю, что Жиздор пытался подготовить город к осаде. Но... "демократия". Его же народ киевский призвал! Поддержал, когда князья попытались урвать себе кусочки. Рявкнуть на своих "избирателей":

— Мосты сжечь! Рвы вычистить! Ворота забить камнями! Бегом! Запорю-обезглавлю!

Не по вежеству.

* * *

Макиавелли ошибается:

"...государь, чей город хорошо укреплен, а народ не озлоблен, не может подвергнуться нападению. Но если это и случится, неприятель принужден будет с позором ретироваться... едва ли кто-нибудь сможет год продержать войско в праздности, осаждая город... государь сильный и смелый одолеет все трудности... разумный государь без труда найдет способы укрепить дух горожан во все время осады, при условии, что у него хватит чем прокормить и оборонить город".

Прямо про Киев: и укреплён, и припасы есть, и народ "за".

В смелости Жиздора я не сомневаюсь. Считает ли Макиавелли "разумным" государя, призванного народом и этот народ незамедлительно не обезглавивший?

* * *

Бардак. Поколениями. Если отсутствие укреплений перед мостом, его целостность можно обосновать рассуждениями о вылазках, то два метра просвета под мостом — только разгильдяйством.

При Ярославе Хромце здесь копали ров в 10 метров глубиной. А чистили его... Четверть века назад? Когда киевские воеводы Улеб и Иван изменили Игорю Ольговичу и вот по этому мосту убежали в город с поля битвы. Потом бедняга три дня скитался по болотам вокруг Киева, был пойман, постригся в монахи, забит киевской толпой насмерть. Его брат Святослав (Свояк) воспылал местию, сдружился с Долгоруким. Отчего Москва и основалась. Я про это уже...

Изя Блескучий, усевшийся тогда в Киеве, немало способствовал украшению города. Огромный зиккурат парадного входа — "Золотые ворота" — впечатляет. А вот рвы чистить... не восхитительно.

Приказчик вдруг начал бурно махать рукой, ездовой на дрогах взмахнул поводьями, лошадка потрусила к воротам. Там снова сняли крышку. Покупатель захотел убедиться в товаре — не подделка ли?

Глупость. Русские подделывать покойников... как-то не в курсе. Но сомнения были высказаны.

"Продавец" выдернул из гроба многострадальную голову Жиздора, поднял её над собой и начал тыкать её вверх, к зрителям, азартно добиваясь признания:

— Ты чё? Ты брата родного не узнаёшь?!

Кое-кому на стене стало дурно. Соседи раскладывали обморочных за парапетом, но вниз не сносили: редчайшее зрелище, "в жизни раз бывает", хочется досмотреть до конца.

Как же, всё-таки, у нас на "Святой Руси" затруднены товарно-денежные операции! Всякая сделка превращается в бесконечное цирковое представление. Горожане на стене скоро колесом пойдут. Чтобы показать, что у них в карманах денег нет. При том, что и карманов здесь нет.

— Господине! Они шесть сотен дают. Не более. Соглашаться?

— Нет. Просто скажи, что если за два пальца солнца до горизонта денег не будет, то скормлю покойного псам бродячим. Псы — вон.

С полсотни разнопородных псов, согнанных со своих мест отсутствием хозяев, движением войск и голодом, сидели, лежали и переходили с места на место, принюхиваясь к снегу. Уже завтра вокруг города будут метаться сотенные стаи голодных собак. Не дай бог раненому или слабому повстречать такой... "коллектив друзей человека".

У ворот снова препирались. Потом скинули верёвки:

— Давай гроб. А потом мы серебро скинем.

Факеншит! "Здесь не надо никого обманывать. Здесь все русские".

Что отвечал мой "продавец" я не слышал. Но — видел. Этот характерный хлопок ладонью левой по бицепсу правой... Переменил руки и повторил... В направлении князя и митрополита... Выразительно. Даже стрелы со стены полетели. Не чтобы попасть, а чисто для выражения эмоций.

Потом спустили на верёвке мешок с серебром. "Продавец" начал его пересчитывать и перевешивать. А весов-то нет. Спустили со стены весы. Теперь гири "не той системы".

Седло стало ощущаться набором воткнувшихся в задницу иголок. Слез, погулял пешком, Сивко благодарно положил морду на плечо. "Долго ещё, хозяин? Я в конюшню хочу. Овса похрумкать". Терпи Сивко. Я тоже хочу. Чего-нибудь похрумкать.

Уйти нельзя. Завал из брёвен за воротами был — за время торга разобрали. Сгоряча. Собрались на вылазку да передумали. У меня вблизи дороги поставлены две турмы: лучники и мечники. Только что подошли ещё три десятка кыпчаков. Алу рвётся вперёд, но я притормаживаю: чисто демонстрация. Ещё со стен видны недалёкие муромские разъезды. Осмелятся ли?

Ворота мгновенно не открыть, дровни поставлены правильно: лошадкой к нам, ездовой сидит, поводья держит. Можно, конечно, и со стен на верёвках попрыгать. Метров пятнадцать высоты. А назад? — А мои стрелки выйдут на дистанцию прицельного выстрела за полминуты.

Снова крик. Цепляют гроб верёвками, начинают поднимать.

Хреново: подъехать впритык можно только по дороге, под воротную башню. К стенам санями не подобраться: ров и откос вала. А башня... они туда и тянут, под самую "нахлобучку" — четырёхскатную кровлю.

Осторожные победили храбрых, теперь все пропотеют. Можно ж было просто выйти из ворот, забрать посылку. Даже без боя, сторговавшись. Но... открывать крепостные ворота перед врагом — измена. Только по приказу "верховного". Ныне в Киеве "верховный" есть. Но... не полно-право-мочный. "Хромая утка". Нет, если, конечно, общий военный совет решит... Ожидайте консенсуса.

Факеншит! А вот это не планировалось, чистый импровиз. Под названием "распи...яйство святорусское". Если кто-то думает, что в "Святой Руси" не проявляется это наше исконно-посконное свойство...

Одну верёвку тянули быстрее другой. Гроб стал вертикально. И — слетел. Сама домовина — в одну строну, крышка — в другую, тело — в третью, голова — в четвёртую. Граната Ф-1, противопехотная, оборонительная. Разлёт осколков — 200 м.

На стене ахи, вой, плач. С матюками.

Внизу "продавец с сотоварищи" суетится по снегу, снова собирает "посылку в столицу". Характеризуя партнёров по сделке... нелицеприятно. Собрал, сел на крышку, пот вытер. Ему со стены кричат — только головой мотает.

С глубиной снега вблизи ворот — понятно. Что во рву — доложат по завершению. Парень туда лазал за головой — лично ножками промерил.

Ребята! Кончайте уже! Я кушать хочу. И ноги замёрзли.

Снова скинули верёвки, снова увязали, подняли. Уже лучше. До верха дотащили и ни тпру, ни ну. Факеншит же! Опять князя потеряют. Считая с Вишенок — третий раз. Не, сообразили. Опустили гроб с покойником назад. Поругались с моим торговцем. Перекинули свои концы верёвок через крышу.

Идиоты! Она ж четырёхскатная! Верёвки свалятся!

Никогда не считайте предков дураками. Просто им нужно время.

На башне снова поругались. Между собой. Я думал — они и тягунов на крышу загонят. Нет, всего четверть часа интенсивного перечисления мужских и женских половых органов. И способов их взаимодействия. С демонстрацией имитаций.

Как глубоко и всесторонне наш народ вникает во всякую проблему! И находит удивительно гармоничное решение: верёвки тащат мужики с той стороны башни. На крыше сидит четверо "направляльщиков". А с этой стороны пара ярыжек оседлали забороло и вопят — ровно ли домовина идёт. Ещё с десяток бояр и пресвитеров, выставив лысины в нашу сторону, теряют шапки и дают советы.

Ага, дотянули. До щели между крышей и парапетом. Козырёк крыши выступает, гроб висит чуть дальше протянутой руки. Пошла акробатика. Народ и шубы с ризами скидывает. Ещё бы: проявить удальство да к правящей семье помочь стремление, на глазах самого... Сейчас ка-ак... не. Есть и разумные люди: багры сыскали, затянули.

Глава 559

Снова крик. С выражениями и жестикуляцией. "Продавец" нам рукой машет. Поняли, подняли, погнали к нему возчиков-полонян. Те, бедные, и встать не могут — замёрзли, в снегу стоявши.

Дошли, развязали. Тут...

На стене — замена. Гражданских отодвинули, вперёд "медные лбы" вылезли. Не знаю где у них чего оловянного, но луки в руках. С наложенными стрелами. Скинули верёвки со стены, стрелами шуганули моих. Мои — ко мне бегом, возчики — бегом на стену. Бедненькие. По крутому склону заснеженного вала, на четвереньках, ожидая смерти в спину... Ага, вал водой не залит, льда нет.

— Господине! Мы их сейчас...!

— Отставить. Алу, мне эти беглецы полезнее живыми в Киеве.

— Но они же обманули! Треть серебра не дали!

— Значит, через пару дней мы будем рубить не мирное население и праведных защитников родины, а изменников, подлецов и мошенников. Справедливо и заслуженно. А серебро... И что недодали, и вообще всё, что у них есть — станет нашим.

Забавно. Нас обманули на три сотни гривен. Ещё лет пять назад я бы за такое... горло бы перервал, злобой изошёл. Сотен семь они отдали. Там, наверняка, полно всякого барахла, со свинцом, оловом. После переплавки под стандарт сотен пять останется. Сумма... заметная. Но по сравнению с тонной хлорки... Так, хлебушка прикупить. Вовсе не на всех. Для тех только, кто ту хлорку делает.

"Если бы батя не пил, то и хлеба не на что купить было".

Мда... Если бы Ванька-лысый Великих Князей не резал...

У Алу хватка как у меня: что моё — то моё:

— Беглецы... надо убить!

Это радует.

А вот просчётливости — чтобы вперёд просчитывать — маловато.

Это удручает.

— Э-эх, Алу. Говорят: "лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать". Киевляне получат и "раз увидеть", и "сто раз услышать". Они уже знают, что я убил Жиздора. Каждый из десятка беглецов десяток раз расскажет об этом. Привирая и приукрашивая. Как очевидец. "Ложь, повторённая сто раз, становится правдой". А правда? — Очевидной истиной? Прошлой ночью Великая Княгиня... мы с ней немножко... покувыркались. Она кричала, что мечтала заблудить со "Зверем Лютым", что ради этого подвела Жиздора под мои мечи. Беглецы эти крики слышали. И каждый из них десяток раз повторит. Снова — привирая и приукрашивая. Завтра князя будут отпевать и хоронить. Множество народа будет при этом присутствовать. Увидят, что слова о его смерти — правда. И поверят в слова об измене княгини, об измене на самом верху, в самом княжеском семействе. Если жена изменила мужу, то почему брату не изменить брату? Не предать его поданных? Ярослав-то уже бывал в заговоре против Жиздора.

— Они озлобятся, проповеди попов наполнят их сердца яростью.

— Конечно. В тот час, когда они будут звучать. Потом покойника закопают. Люди разойдутся по домам. Помянут Жиздора. Среди своих. Узким кругом. Кругами. Кружочками. Ярость не может кипеть долго. Она исходит паром. На её место приходит тоска. Безнадёжность. В сердце вползает страх. Они будут много пить, чтобы заглушить. А потом — крепко спать.

— Ты думаешь, что киевляне завтра напьются и стражи на стенах не будет?