— Вот та-ак, — Адметовец закрыл дело и отодвинул его к краю стола. — Что ж, пришло время задавать вопросы. Смотрите, что знаю я, — полицейский откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. — Расскажу без утайки. Мне известно, что вы служили в Вольном Легионе и дезертировали вместе с неким Ибаром. Вернулись к себе домой, искали работу, но вляпались в неприятности — убили несколько безмозглых горилл из ваших… — следователь скривился, — Добровольных Дружин. Вас вытащил некий Айтер Раба, крупный бизнесмен, филантроп, учёный… И мафиози. Он потребовал от вас взамен на освобождение и награду отвести его экспедицию к… И тут на сцену выходите вы, Табас. Куда он вёл экспедицию?
Наёмник молчал, оттягивая момент ответа. Он понимал, что, едва услышав, «я не знаю», сотрудник полиции начнёт его бить, как и говорил: до крови и переломов, поэтому боялся, боялся так, что хотелось закрыть глаза и волшебным образом переместиться домой.
— Ну же, не спите, — ухмыльнулся собеседник. — Отвечайте.
Табас открыл рот и снова закрыл спустя секунду. Его собеседник засмеялся, обнажив жёлтые зубы.
— Это просто смешно. Говорите уже.
— Я не знаю, — выпалил Табас и зажмурился, ожидая, что его тут же начнут избивать.
— Хорошо, — судя по специфическому звуку, Адметовец что-то быстро записал на листке бумаги, лежавшем на металлической столешнице. — Цели экспедиции также вам неизвестны? — он продолжал говорить спокойным голосом, не повышая тона, не угрожая и не вскакивая из-за стола. — Послушайте, у нас так не пойдёт! Я знаю, что вы шли куда-то в пустыню. Далеко за границей Дома Адмет, на территории дикарей. Об этом говорит хотя бы дикарская одежда. Давайте мы поступим так, Табас, — наёмник открыл глаза и взглянул на следователя, который оперся локтями о столешницу. — Я уличил вас в нежелании сотрудничать один раз. Если уличу во второй — пеняйте на себя. К вам будут применены меры. Итак, какова цель экспедиции?
Табас, получивший второй шанс, мгновенно покрылся холодным потом. Его мозг лихорадочно заработал, настойчиво пытаясь вспомнить хоть что-то, свидетельствующее о конечной цели экспедиции, но не мог. Айтер был молчалив и не говорил, наверное, даже с Ибаром.
— Я… Я правда не знаю, — виновато сказал Табас, трясшийся от страха. — Честно. Что-то в пустыне, да, на территории дикарей. У Айтера была карта, и он вёл отряд, сам выбирая направление, а куда, я правда не знаю, — затараторил юноша, отчаянно пытаясь вспомнить хоть какую-нибудь деталь, пусть даже самую мелкую.
— Спокойнее, молодой человек, — собеседник ободряюще улыбнулся. — Постарайтесь вспомнить хоть что-нибудь. Важна каждая мелочь.
Табас подсознательно проникался к этому человеку доверием, хоть и знал, что это глубоко неправильно. Страх был сильнее. Да и, в конце концов, Айтер ему не родной отец, чтобы терпеть боль и увечья.
— Я пытался. Я правда ничего больше не знаю, — виновато покачал головой Табас. — Честно. Айтер ничего не говорил.
— Хорошо, — мужчина снова черкнул что-то на листке бумаги. — Ладно, я вижу, что спрашивать у вас что-либо в принципе бесполезно, — после этих слов Табаса как будто в ледяную воду окунули. Вот и началось! Сейчас дознаватель позовёт громил, которые будут деловито и методично выбивать из него дерьмо! Вот же!..
— Айтер действительно опытный сукин сын. К тому же, молчаливый и хитрый, — следователь потёр глаза и устало вздохнул. — Давайте сделаем так. Напоминаю, что я говорю с вами начистоту!
Табас, уже смирившийся с тем, что дверь сейчас заскрипит и на него посыплются удары, сперва не сообразил, что ему что-то говорят.
— Я хочу, чтобы вы были моим информатором в отряде Айтера. Я знаю, я знаю, — поднял он ладони, — что звучит это не лучшим образом. Могу пообещать, что мы не будем причинять никому вреда, ни Айтеру, ни Ибару, ни остальным его бандитам. Все останутся целы, и ваша совесть будет чиста. Мы просто хотим выяснить, что такое ищет Айтер в пустыне. Дом Адмет сейчас не в самом простом положении, нам пригодится любая помощь, даже небольшая, а Айтер, сдаётся мне, ради мелочи рисковать собственной шкурой не стал бы.
Табас ошарашено молчал, и дознаватель воспринял это как согласие.
— Так вот, от вас не потребуется ничего сверхъестественного: выполняйте услуги по контракту с Айтером, участвуйте в экспедиции, дойдите до конечной точки, и на обратном пути мы с вами выйдем на связь. Либо — если, конечно, возникнет необходимость в срочных действиях, найдём способ дать знать о себе. Это вам понятно?
— Да, — кивнул Табас, ощутивший небывалое облегчение. Напряжение отпускало его, хотелось смеяться, следователь казался самым прекрасным человеком на свете.
— Теперь о том, что вы получите взамен. Во-первых, свободу. Во-вторых, когда Армстронг будет захвачен — а он будет, пусть мы сейчас и испытываем некоторые трудности — ваши родные и близкие будут вне опасности. Мы перевезём их на нашу базу, туда же, где будут жить офицеры оккупационного корпуса. Потом — можете быть свободны. Либо, если захотите, останетесь на службе Дома. Поверьте мне, Табас, это отличные условия.
Табас и без того верил, потрясённый тем, что его не только освободят, но ещё и что-то дадут в будущем. Наёмнику стало стыдно, что он не вспомнил о матери, а этот человек, который ещё пять минут назад однозначно воспринимался как враг, даже предложил о ней позаботиться. Юноша не верил собственному счастью, хоть оно и было несколько замутнено тем, что он практически стал предателем. Впрочем, если разобраться, то кого он предал? Человека с непонятными целями и странным прошлым, который его практически насильно вынудил участвовать в своей экспедиции?..
— Вы согласны, Табас?
— Да, да, согласен, — активно закивал головой Табас, чувствовавший себя идиотом из-за улыбки, так и просившейся на лицо.
— Отлично. Тогда вам придётся провести в одиночной камере пару-тройку дней. Потом мы организуем побег вашей группы. И, Табас, простите меня, разумеется, но я немного подпорчу вам настроение. Если вы откажетесь сотрудничать по какой-либо причине, материалы из моей папки будут опубликованы в Армстронге. И тогда, если вы не попадёте к нам в руки, вас ваши же родственники, зомбированные пропагандой, на части разорвут. Это будет вынужденная мера. Впрочем, я почему-то уверен, что мы сработаемся.
Нажатие на кнопку, мерзко забренчавший звонок, и вскоре дверь позади Табаса открылась, явив огромного мужика в тёмно-серой полицейской форме.
— В камеру!
Табаса отвели по серым бетонным коридорам в одиночку — два на два метра, микроскопическое зарешечённое окно под самым потолком, загаженная дырка в полу и узкая деревянная койка, на которой худой Табас еле разместился.
Когда схлынула первая радость, пришло время подумать.
Да, этот полицейский (или разведчик?) купил Табаса своим подходом, но было ли это так уж плохо? Наёмник не чувствовал себя предателем, хотя почему-то считал, что должен был. Да, Айтер помог его матери, но мог этого и не делать. Он крепко держал юношу в кулаке и фактически заставил его против воли пойти в экспедицию, из которой у него было множество шансов не вернуться. Единственное, что смущало — так это то, что работать придётся на врага своей страны. Врага беспощадного и жестокого, не соблюдавшего никаких конвенций и не признававшего право побеждённых на жизнь.
Однако… Табас перевернулся к стене, от которой веяло холодом, и уставился на серый бетон невидящим взглядом, думая о чём-то своём.
Кто кого первым обрёк на смерть?
Дом Адмет, просивший о помощи, или Дом Армстронг, игравший в милосердие, но втайне желавший ослабить соседа? И кто хуже, Дом Адмет, который, безусловно, напал первым и первым начал геноцид, или Дом Армстронг, у которого руки оказались слишком коротки, а армия слишком слабой для того, чтобы нанести упреждающий удар и самим уничтожить «южных варваров»?
Табас очень давно не видел и не слышал никаких новостей, поэтому его было трудно упрекнуть в зомбированности чьей-нибудь пропагандой. Виноваты были оба Дома — жестокость Адмет, безусловно, не оправдывалась недальновидностью и жестокостью Армстронга. Они были одного поля ягоды, так что таким ли врагом для Табаса был Дом Адмет? Тем более, что юноша уже воевал под их знаменами, в то время, как на его родине людей настойчиво учили видеть в южных соседях злейших врагов.
Вопросы, одни вопросы.
Табас прислушался к собственным ощущениям и понял, что не имеет ничего против работы на Адмет. Шпионажа, если уж быть совсем точным. Почему-то он был уверен, что следователь не обманет, и его мать останется целой и невредимой, а большего, в общем, и не надо. Не было кроме неё в Армстронге людей, которые были бы хоть сколько-нибудь дороги.
Так что пусть все соседи по коммунальной квартире, бывшие одноклассники, прохожие на улице, акулы бизнеса и лично Его Превосходительство катятся в ад. Их судьба Табаса совершенно не волновала.
Или он думал так для того, чтобы успокоить себя? Подстраивал мозг к уже принятому решению, помогая смириться?
Юноша обхватил голову руками и закрыл глаза. Он раскладывал мысли по полочкам ещё долго, но они становились всё более обрывочными, и, в конце концов, Табас уснул.
Три дня, проведённые в камере, пошли молодому наёмнику лишь на пользу. Он выспался, наконец-то, съел что-то помимо осточертевшей ему сладкой смеси. Пускай жидкого супа давали немного и назвать его вкусным можно было, лишь сжав фигу в кармане, он был не сладким, и одно это радовало. Табас размышлял о своей жизни, повторял выученные в школе стихи, отжимался на койке, поставив несколько личных рекордов, и был даже немного разочарован, когда на четвёртую ночь по коридору простучали несколько пар тяжёлых кованых сапог.
— Быстрее, быстрее! — гортанно орал кто-то.
Табас подскочил на койке и, прислушавшись, уловил, как по коридору катится эхо далёких выстрелов — сухие щелчки автоматных очередей он не спутал бы ни с чем. Юноша отпрянул от двери и, подумав, залез под койку.
Он уже успел замерзнуть, когда услышал, что в тюрьме включилась сирена, а рядом с его камерой снова протопали сапоги. Выстрелы раздались совсем рядом, кто-то громко закричал, но тут же умолк.
— Открывай! Открывай! — командовал кто-то рядом, замок в соседней камере противно заскрипел, двери со скрежетом распахнулись.
— Выходи! Дальше!
— Где он? — голос показался Табасу знакомым, однако юноша не был уверен в том, что говорил именно Нем.
— Тут!
В замок его камеры кто-то просунул ключи. Два поворота, дверь распахнули рывком, впуская крики, запах пороха и отвратительные завывания сирены. Табас, лежавший под койкой, увидел две пары ботинок — лёгких тканевых ботинок гвардии Дома Адмет. Позади них пробежало несколько человек в гражданской обуви.
— Вылезай, мы тебя нашли, — Нем хохотнул. — Ты водишь!
Табас выкатился из-под койки и увидел, что в дверях стоят улыбающийся Нем и Ибар без бинтов. Его соратники держали короткие автоматы, у Ибара вся футболка была перепачкана кровью.
— А я уж заждался, — ухмыльнулся Табас, впервые глядя на членов своего отряда не как проводник, а как шпион.
В другом конце коридора что-то громыхнуло, Ибар затолкал Нема в камеру, чуть не сбив Табаса с ног. Кто-то рядом огрызнулся двумя короткими очередями, и всё стихло.
— Выходите! Всё нормально! — в камеру заглянул красный запыхавшийся Мокки. У него под глазом зрел и переливался огромный синяк.
Табас протолкался наружу и оказался в длинном сером коридоре. Здесь было людно: какие-то оборванцы бегали со связками ключей и отпирали камеры, выпуская других оборванцев. Ещё одни — вооруженные пистолетами и короткими автоматами — держали под прицелом проходы. Третьи просто кричали и суетились, привнося хаос.
— Бунт? — спросил Табас.
Ибар кивнул и сунул автомат ему в руки:
— Именно! Пошли! Надо поскорее вырваться!
Осмотревшийся Табас увидел, что весь отряд был в сборе — его освободили самым последним.
— Нельзя оставаться на одном месте! Вперёд! — проревел Ибар, и шайка заключённых, опьяненных свободой и царившим повсюду хаосом, подбадривая себя криками, помчалась вдоль по коридору.
Табас шёл в густой толпе людей, вонявших потом, табаком и какой-то перебродившей дрянью. Всклокоченные, уродливые, злые, вооруженные как попало — заточки из ложек, какие-то дубины, табуретки, словом, всё, что попалось под руку, когда грянуло.
Табас хотел спросить, как начался бунт, подозревая, что его спровоцировал следователь, но воздержался.
Внезапно в коридоре погас свет, и, судя по тёмным окнам, его выключили во всей тюрьме. Люди тут же смешались, сталкиваясь друг с другом, образовалась настоящая душная куча-мала, в которой Табаса чуть не сшибли с ног, но он криками и прикладом организовал вокруг себя немного свободного пространства.
— Отряд! Ко мне! — зарычал Ибар, наёмник протолкался на голос, найдя шишковатый череп напарника на ощупь, и едва не схлопотал в зубы.
— Ещё раз тронешь — убью! — прошипел обожжённый, забрызгав Табаса слюной. — Нам нужно наверх, в допросные!
— А что там? — спросил Мокки.
— Наше снаряжение!
— Откуда ты знаешь? — недоверчиво спросил Нем.
— Меня держали рядом, я по пути видел дверь с надписью «личные вещи заключённых». Если куда-то наши шмотки и отнесли, то точно туда!
— А если нет? — прогремел голосом Прут. — Что тогда?
— Тогда нам всё равно лучше проверить! — рявкнул Ибар, пресекая в корне любую полемику. — Заткнись и топай за мной!..
Тюрьма гудела. Заключённые, освободившиеся из камер, устроили на её территории настоящий кровавый карнавал. Блоки камер превратились в укрепленные крепости, все входы и выходы забаррикадировали хламом — по большей части сорванными со стен койками.
Везде что-то горело, и уродливые тени плясали на бетонных стенах, заставляя пугаться любого движения — было неясно, огонь это или серийный убийца, дорвавшийся, наконец, до любимого хобби.
Сирена, несмотря на отключение электричества, продолжала исправно выть и действовать на нервы.
Где-то шла оживленная перестрелка: наверное, заключенные добивали оставшихся в живых охранников. Повсюду валялись тела в серой форме и серых же робах — застреленные, задушенные, зарезанные, в изорванной одежде, залитой чёрной кровью, идеально сливавшейся с царившей вокруг темнотой.
Отряд взлетел по железной лестнице наверх — на пятый этаж административного блока, ещё не опустошённый нашествием заключённых.
— Тихо! — сказал Ибар, останавливаясь. — Тут может быть охрана! По одному!
Табас пробежал первым, показывая остальным, как надо действовать: протопал по тёмному коридору, застеленному мягкой ковровой дорожкой, и присел за огромным копиром, взяв коридор на прицел.
За ним последовал Ибар: добежал до кулера с водой чуть дальше и, припав на колено, поманил за собой остальных. Таким образом, мелкими перебежками, напряжённо всматриваясь в темноту и опасаясь каждой тени, отряд продвигался по коридору. Табас про себя костерил всех, кроме Ибара — уроков тактики было слишком мало, и поэтому при передвижении люди страшно тупили.
