Локон в медальоне: Флибустьерское море

Существовали два пути через архипелаг. Первый — Южный канал, мелкий и крайне опасный, нес течение от гавани к самому западному Дранкенманс-Кеу со скоростью 0,2 узла. Второй — глубокий Восточный, вел более или менее прямым курсом в гавань на расстоянии всего нескольких сотен ярдов от Палисадос. Преобладающие юго-восточные и южные ветры, как правило, усиливались к полудню.

Защита Порт-Ройала обеспечивалась с помощью двух прибрежных фортов: Чарлз, находившийся на юго-западной стороне, и Джеймс, расположенный на северо-западной. Каждый имел гарнизон численностью до ста человек.

Форт Чарлз, полностью завершенный полтора года назад, обладал реданом на северной стороне и полубастионами на востоке и западе. Его центральная башня выполняла функции склада. На валах установили тридцать восемь орудий, от 12— до 18-фунтовых, способных поражать корабли на расстоянии до полумили.

Форт Джеймс располагал восемнадцатью аналогичными пушками. Для защиты потенциального места высадки была построена укрытая земляным бруствером траншея, в которой разместили двенадцать 4-фунтовых сакр, направленных в сторону порта.

От атак со стороны суши город прикрывала оборонительная линия, пересекавшая полуостров с севера на юг.

Три года назад деревянный палисад был полностью заменен на каменную стену с бойницами для стрелков и центральной башней, вооруженной шестью пушками. В укреплении находились полторы сотни пехотинцев и шестьдесят кавалеристов. Для выявления потенциальных угроз, каждую ночь на патрулирование высылался дозорный разъезд.

Общая численность полка провинциальных войск, по спискам составляла около шестисот человек. Тем не менее, реальность оказалась далеко не столь оптимистичной, к смущению капитана Фипса, боеспособными оказались лишь 293 человека.

— Раньше людей было больше, сэр, но многие просто не выдерживают этого климата и мрут от лихорадки, — пояснил сержант Дэниел Кайт. — Осмелюсь спросить сэр вы давно в здешних краях?

— Второй год.

— Боже милостивый! Да вы счастливчик, сэр. Семь лет я провел в форте, как крыса в норе. Только по праздникам удается вырваться, выпить вина, провести время с женщиной. Всех лучше, скажу я, вдова старшины: с казенных харчей потеряешь штаны. Жестокие времена, сэр, если опоздаешь вернуться в полк, тебя привяжут к алебардам и высекут как последнего сукина сына, за пренебрежение воинским долгом.

— Не стоило сюда приезжать.

— Да разве я по своему желанию, сэр? Королевские вербовщики взяли меня прямо из таверны в Шрусбери. Один бокал эля, другой — очнулся уже в открытом море, на борту переполненного войскового транспорта.

Вообще-то здесь не так уж и плохо. Подполковник — человек неплохой, один из лучших, с кем мне доводилось служить. Конечно, задержка жалованья пять месяцев, но надеемся, что выплатят все причитающиеся.

Изучение местности не было завершено полностью, остались не выясненными наиболее подходящие участки побережья для высадки десантов. Все надежды покоились на предположении о благоразумии противника, который предпочитал спокойный сон ночным боям. Возникал вопрос и о качестве набранных людей. Среди солдат и горожан, ставших местным иррегулярным ополчением, было много плохо обученных, но сражаться хотели все, а это важнее многих навыков.

Четверг, 26 июля. Легкий северо-восточный ветер, небо почти безоблачно. Вчера утром к нам присоединился 12-пушечный приватир 'Ла Перль' капитана Жака Лионца, сменивший 'Просперо' Хамбла.

В три часа дня шлюп под командованием Эллисона, выполнявший дозорную службу, обнаружил испанскую армаду. Зрелище производило сильное впечатление: ярко окрашенные корпуса пяти величественных галеонов выделялись на фоне более мелких судов. Солнечные лучи отражались от позолоты кормовых галерей и носовых фигур. На кормовых флагштоках развевались белые полотнища с ветвистым косым крестом, на флагманах еще и красно-золотые вымпелы на грот— и фок-мачтах

Самый крупный имел на борту сорок четыре орудия, а самый маленький — двадцать шесть. Фрегат был оснащен четырнадцатью орудиями, паташи скромнее, располагая всего восемью и десятью. Транспорты представляли собой большие пинки: два из них были вооружены несколькими пушками, в то время как третий совершенно безоружен. Эта внушительная эскадра выстроилась в линию на расстоянии четырех миль к востоку от Порт-Ройала и стала на якорь.

Риск нападения или перемены погоды заставлял дона Антонио де Эчеверзе спешить с высадкой. Вокруг мощных боевых кораблей, размещенных на флангах, море запестрело гребными судами всех возможных размеров. По сигналу капитан-генерала раздался сухой треск барабанной дроби. Шлюпки с десантом пошли к косе Палисадос, тяжело выгребая против ветра.

Первые из них коснулись дна ярдов за 65 до нее и были встречены мушкетным огнем. Подполковник Теодор Кэри выдвинул вперед линию английских пикетов. Задача заключалась в наблюдении за врагом, захвате пленного, а затем — отходе к городским укреплениям. Неожиданное нападение застало испанцев врасплох.

Обозленный де Эчеверзе, приказал одному из паташей приблизиться к берегу и начать артиллерийский обстрел. Тем не менее, судьба распорядилась иначе. Едва прозвучал первый орудийный выстрел, не причинивший, впрочем, никакого вреда, как последовал резкий толчок и скрежет песка под килем. Паташ так плотно сел на мель, что ушло несколько часов прежде, чем его удалось сдвинуть с места.

Разумеется, не обошлось без происшествий: несколько шлюпок, зачерпнув бортом воду, перевернулись, с ними погибла часть боеприпасов. Дальше дело пошло еще хуже, так как ветер сменился юго-юго-восточным и усилился. Высадка десанта, превратилась в тяжелый, медленный и опасный процесс, многократно прерываемый и возобновляемый из-за непредвиденных обстоятельств. Она продолжалась до самого заката, сопровождаясь редким и неэффективным артиллерийским огнем.

Планы капитан-генерала отличались высокой амбициозностью. Предусматривалась атака на сухопутном фронте и прорыв галеонов мимо фортов в гавань с надеждой застать англичан врасплох. Темнота и бушующий прибой заставили де Эчеверзе отдать приказ судам держаться на якорях до завершения переброски всех войск на берег. С наступлением ночи разгрузка судов остановилась. Те, кто уже высадился, продвигались к 'сокровищнице Вест-Индии' с осторожностью и начали рыть поперек косы неглубокую траншею, укрепляя ее бруствер мешками с песком.

Пленный испанский сержант, который оказался передо мной, сообщил, что численность экспедиционного корпуса насчитывал около тысячи ста человек. В его состав входили две разношерстные провинциальные терции, усиленные батареей пешей артиллерии. Структура рот была стандартной: три офицера, два сержанта, десять пикинеров и тридцать пять стрелков. Значительную часть войск представляли городская милиция и ополченцы, рекрутированные из различных слоев населения.

К восьми боевым кораблям добавили три голландских пинка, захваченных в порту Сантьяго-де-Куба. Эти суда были переоснащены в транспорты, а их бывшие шкиперы оказались в тюрьме Гаваны. Сформировали даже взвод, состоящий из индейцев и беглых рабов английских колоний.

* * *

Старая луна продолжала убывать, с каждым днем ее серп становился все тоньше. В астрологии четвертая фаза Луны — стихия Огня, эффективный способ уничтожения кораблей и древнейшее оружие человечества. В центре моего замысла находились два брандера — местные рыбаки, за щедрое вознаграждение, предоставили под них свои суда. Оба экипажа были сформировали из числа добровольцев. Паруса тщательно вычернили. чтобы сливались с ночной темнотой, а трюмы заполнили смесью селитры, серы, канифоли, смолы, животного жира и скипидара.

Капитаны приватиров собрались в таверне 'Корабль' незадолго до полуночи, когда ветер, изменив направление на северо-северо-запад, ослабел до легкого.

— Нам повезло, поймаем донов со спущенными штанами! — вызвав общий смех, воскликнул известный любовью к риску Лионец.

— Пушечный залп поможет их разбудить. Проживем эту ночь в полную силу! — поддержал его Макетт.

— За все приходится платить. Особенно — за успех, — сухо заметил Токард.

— Ну, это само собой, — Я кивнул, стараясь не думать о смерти. Нас ждала ночь, которая должна была все решить.

— Ну что ж, приступаем, джентльмены!

По сигналу 'С якоря сниматься!' мы покинули рейд и прошли мимо форта Чарльз.

Атака была назначена на Час Волка — время перед рассветом, когда властвуют демоны, оживают кошмары и сон особенно крепок. Темные силуэты брандеров почти растворялись в ночной тьме, словно призраки, скользившие по воде. За ними шел 'Роялист', а следом — остальные приватирские корабли.

Редкие звезды мерцали сквозь разрывы облаков. На востоке, то тут, то там, мелькал колеблющийся свет мачтовых фонарей. Очертания галеонов, покачивающихся на волнах, с расстояния в полторы мили были различимы и без подзорной трубы. Тонкий серп луны висел позади них, едва освещая, но позволяя брандерам выйти на цель.

— Господи, только не дай им нас заметить, — прошептал рядом со мной де Мело. В течение следующих двадцати минут должно было решиться, удастся ли застать испанские корабли, стоящие на якорях, врасплох.

Вахтенный матрос на испанском флагмане, мощном 44-пушечном галеоне 'Санта-Круз', зевнул в ожидании смены. Еще час — и можно будет насладиться долгожданным отдыхом. Восточная часть неба по-прежнему оставалась темным, когда на юго-западе что-то привлекло его внимание. Несколько мгновений недоверчиво таращась на совершенно невозможное зрелище, матрос заорал: — Вижу корабли! Подходят с левого борта!

— Тревога! — тениенте Карлос Лопес едва не сорвал голос. В смятении и хаосе, среди брани и команд, прозвучало новое слово: — Брандер!

— Рубите якорный канат! — в отчаянии крикнул он с юта, в лунном свете видя, как враг приближается, словно сама смерть. — Да, помоги нам, Господь!

Еще до того, как прозвучал первый выстрел, Уильям Роус резко повернул румпель, вгоняя бушприт в ванты галеона 'Санта Каталина'.

— Поджигайте! — Брандер вспыхнул мгновенно, охваченный яростными языками пламени, напоминающими огромные руки, когда в трюм полетели горящие факелы, щедро пропитанные смолой. Экипаж бросился в воду и вплавь добирался до шлюпки, оставленной за его кормой. Черные, густые клубы дыма взметнулись вверх, окутывая все вокруг непроницаемой пеленой. Словно разбуженный муравейник, вражеские корабли, впадая в панику и стреляя во все стороны без разбора, зачастую поражали свои же суда

— Ну вот и проснулись! — воскликнул Хартли. Флагманский 'Санта Круз', гордо несший красно-золотой штандарт, увалился и беспомощно дрейфовал под ветер, поспешно ставя паруса. Его следовало развернуть на фордевинд, обеспечив более выгодное положение, но корабль все еще не слушался руля. Сойдясь на предельно близкое расстояние, наши шлюпы открыли мушкетный и фальконетный огонь с такой живостью, что работать со снастями стало практически невозможно.

Дон Антонио де Эчеверзе, капитан-генерал, энергичным жестом указал на брандер, который уже находился совсем рядом: — Остановите его!

Испанцы, понимая опасность, лихорадочно пытались навести свои орудия пониже. Используя преимущество ветра, брандер, словно черная тень, скользнул к беспомощному галеону и приткнулся к его борту, полетели абордажные крючья. Суда сцепились так прочно, что ничто не могло их разъединить, а над палубой, струящейся густым дымом, забушевал огонь. Опаляя такелаж галеона, он быстро начал распространяться, не позволяя приблизиться к брандеру, оставленному командой. Несмотря на все отчаянные попытки тушить пожар, людям приходилось отступать.

Дон Антонио де Эчеверзе, кавалер ордена Калатравы, понял, что 'Санта Круз' обречен. Пламя, охватывая смоляные тросы, устремились вверх с неистовой силой, пожирая паруса один за другим. Капитан-генерал, оставив свой флагман, прибившийся к песчаной отмели Саут-Кей-Рок, спустился в шлюпку.

Мачты рухнули, едва прогорели ванты, но на полыхающем галеоне оставались люди, их крики были слышны сквозь треск огня и шум волн. 'Санта Круз' горел, мерно раскачиваясь на волнах, до тех пор, пока огонь не добрался до ватерлинии. Агония галеона продолжалась почти сутки, наконец, его обугленные остатки исчезли под водой.

Испанская эскадра оживала, величественные корабли, гордость короны, медленно, но неотвратимо вступали в бой один за другим. В центре событий оказалась 'Нуэстра Сеньора де ла Консепсьон и лас Анимас', именно на нее, ответившую огнем, я обрушил полный бортовой залп 'Роялиста'. Жак Лионец пошел на абордаж фрегата 'Сан Мигель', а 'Л'Ирондель' и 'Ла Дофинэ', словно хищные птицы, нападающие на более крупную добычу, схватились с 26-пушечными галеонами.

К двадцатой минуте сражения стало ясно, на чью сторону склоняется удача. С оглушительным грохотом в ночное небо взвился огромный столб дыма и пламени, словно распахнулись врата ада, озаряя все вокруг неестественным светом. 'Санта Каталина' взлетела на воздух, унеся жизни более трехсот человек. Канониры наводили свои орудия, ориентируясь на мачты и вспышки вражеских выстрелов, все вокруг окутывал густой пороховой дым. Сквозь эту завесу, на расстоянии около двадцати ярдов, я различил высокий ют и часть борта испанского младшего флагмана.

— Право руль! Обстенить крюйсель! — заорал я. Скользящий удар потряс палубу, сопровождаясь душераздирающим треском ломаемого дерева и резким звуком рвущихся канатов. Взметнулись абордажные крючья, соединяя два корабля.

— Вперед, парни! — Увлекая за собой людей, мы с Хартли пробежали по перекинутой сходне и спрыгнули на палубу альмиранты.

— Бей! Убивай! — издавая леденящие душу вопли, абордажный отряд 'Роялиста' хлынул на ее шкафут. В лязге клинков, блестевших в ночной тьме, и багровых всполохах пистолетных выстрелов закипела беспощадная схватка. Внезапно моя голова словно взорвалась, пуля прошла вскользь, едва коснувшись правого виска.

Голова кружилась, контузия, хоть и вызывала болезненные ощущения и выглядела довольно пугающе, но не представляла реальной угрозы. Хартли, защищая меня, отчаянно рубился сразу с несколькими испанцами. Его улыбка, похожая на оскал черепа, выглядела жутко.

— Боб! На ют! — крикнул я, обманул ближайшего из них финтом и, нанеся удар в правый бок под кирасу, перешагнул через труп. На трапах квартердека бой разгорелся с новой силой и яростью, оставляя за собой след, пропитанный порохом и кровью. Уступая напору, испанцы отступали и все же наша атака замедлилась.

— Не давать им опомниться! Хендрикс, на орудийную палубу! — В следующую минуту я был слишком занят, чтобы следить за чем-либо.

Перед глазами предстало яростное, искаженное гневом лицо Роберта Дуарте и острое лезвие шпаге, направленной мне в грудь: — Рuta que te pario!

Инстинктивно я парировал его атаку, отведя шпагу влево, и нанес резкий и мощный удар снизу вверх. Испанец не успел уклониться и упал на колени, медленно заваливаясь на бок.

— Iho de la puta! — Я сорвал с его шеи черную жемчужину в серебряном ободке, еще до того, как Дуарте забился в агонии. Ют оставался последним оплотом сопротивления трех десятков обороняющихся, они начали бросать оружие.