Леха, не понимая причину моего негодования, растеряно хлопал глазами, продолжая держать в руках недоразумение фабрики "Скороход" или какой-то подобной.

— Ладно, — мне стало жалко ругаться на большого и доброго, но не слишком прозорливого приятеля, — примерь сандалии под джинсы, пойми, что это убого, одевай кроссовки и поехали...

Уже что-то сообразив, и виновато на меня посматривая, Леха оценил свой вид в зеркале, переобулся на кроссовки, взял гитару, и мы поехали ко мне домой.

Я быстро заскочил домой, схватил чурбановский подарок — однокассетную маленькую "Соньку", чмокнул маму и поскакал по лестнице вниз. До встречи с Сенчиной было всего полтора часа, а я хотел попробовать успеть записать песню...

* * *

Анатолий Самуилович встретил нас, как родных!

"Эка тебя Романов отымел!" — злорадно подумал я.

Сенчина была улыбчива и ровна.

В этот раз нас провели в большой, но обшарпанный зал, где на сцене сидело человек тридцать музакантов.

Концертный оркестр, музыканты которого одеты не во фраки, смотрится непривычно и смешно! Они играли что-то вразнобой, затем Бивис забрался на возвышение с пюпитром, постучал об него палочкой и оглянулся на Сенчину, которая уже стояла с микрофоном:

..."Там, где всегда весна... Там, где всегда весна..." — замолчала Сенчина, отзвучали последние звуки оркестра.

По довольному виду певицы и деловитой нахмуренности Бивиса, было очевидно, что оба довольны. Судя по тычку локтем, полученному от Лехи, "зритель" впечатлился тоже. Я же пребывал в шоке... Песня получилась похожей на оригинал лишь отдаленно, музыка звучала серо и уныло. Сенчина была хороша, но одна песню "не вытаскивала".

— Что скажите, "коллега"? — не удержался от скрытого сарказма Бивис.

— Очень хорошо, Анатолий Самуилович! Почти великолепно... — мой тон резко контрастировал с содержанием ответа, — осталось внести завершающие штрихи и великолепно станет без "почти".

Лицо Бивиса стало наливаться кровью, губы задрожали и он по-змеиному прошипел:

— Что "внести"?!

— Можно ничего не вносить, но тогда эта музыка будет звучать без моих стихов, — безмятежно ответил я.

По ошеломленным лицам музыкантов было видно, что с маэстро никто не осмеливается так разговаривать. Сенчина теребила в руках провод от микрофона и нервно кусала губы.

Бивис пару минут сверлил меня взглядом и явно боролся с желанием меня придушить. Наконец, он справился с клокотавшим внутри вулканом эмоций и довольно ровным тоном поинтересовался сутью предлагаемых "штрихов"...

Мои героические попытки, придать музыке большую схожесть с оригиналом, продолжались больше трех часов. Я вызывал в памяти звучание песни "моего времени" и пытался добиться от оркестра нечто похожего. Некоторые мои желания, высказанные художественным мычанием и размахиванием рук, Бивис просто не понимал, другие реализовывал с полузвука. Пара, озвученных мною музыкальных ходов, вызвали у него подозрения в моей скрытой гениальности, поэтому дальше моим усилиям Бивис помогал искренне и добросовестно.

Около семи вечера, когда все окончательно выбились из сил, Бивис объявил музыкантам:

— Перерыв, через 10 минут сыграем финально... пока можете перекурить...

Бивис спустился в зал и устало опустился на соседнее кресло. К этому моменту, я уже окончательно понял, что больше ничего улучшить не получится. Просто нынешние музыкальные инструменты, несмотря на наличие в оркестре даже электронных, не могут дать звук 21 века.

Сенчиной я так же подсказал пару интонаций и акцентов в исполнении, как следствие, заключительный прогон дал результат, который уже смог удовлетворить меня и вызвать признание Бивиса:

— И, все-таки, Виктор, вам нужно получать музыкальное образование и не зарывать свои способности в землю.

— Возможно, Анатолий Самуилович, но пока на это просто нет времени. Кстати, тут министр МВД Щелоков попросил меня написать песню к Дню милиции...

У Бивиса вытянулось лицо.

— Мы записали черновой вариант на магнитофон, надо сделать оркестровку для прослушивания в МВД, поможете?

— Конечно, конечно... — засуетился Бивис.

Мы вчетвером перешли в тот зал, где состоялось наше первое знакомство. Леха достал из сумки магнитофон, поставил его на рояль и включил. Запись мы сделали прямо в "Москвиче", Леха играл на гитаре, я пел:

Высок-ааа, выыысок-ааа над земл-еей с-иинева,

Это мирное небооо над Родинооой,

Но простые и строгиеее слыышим слова:

"Боевым. Награждается. Орденом..."

( в исполнении ГГ примерно так: http://ololo.fm/search/Светлана+ворвинец )

Я, не мудрствуя лукаво, набрал в "Яндексе": "песни о милиции" и в результате полуночного прослушивания выбрал три песни. Одна из них была муромовская "Боевым награждается орденом". В комментариях было сказано, что ее написали к юбилею милиции по заказу, якобы, самого Щелокова, но после опалы министра она осталась невостребованной. Затем ее оперативно посвятили Афгану. Что ж, восстановим, что называется справедливость!

Когда прозвучал последний аккорд лехиной гитары, я выключил магнитофон.

— Понятно, — деловито сказал Бивис, никак не высказав своего отношения к самой песне, — мелодия не сложная, напишем. Только уже не сегодня, прошу, — он молитвенно сложил руки и мы все рассмеялись.

Сенчина пошла проводить нас с Лехой через лабиринт коридоров. Она вышла вместе с нами на улицу и, запрокинув к небу голову, остановилась, с наслаждением дыша свежим воздухом. На ее губах играла мечтательная улыбка, а легкий ветерок играл подолом светлого платья.

"Гхм, на чужой каравай береги зубы!" — схохмил я мысленно, — "надо, надо, надо кого-то срочно заводить себе любимому!".

Леха пошел прогревать машину, а я так увлекся мыслями о вреде сексуального голодания в период подростковой гиперсексуальности, что даже вздрогнул, поймав на себе внимательный взгляд Сенчиной.

— Витя, я хотела с вами поговорить, — начала она.

Если Бивис с самого начала вычурно обращался ко мне на "вы", то Сенчина говорила — "ты". Что-то ее заставило изменить манеру общения, ладно — запомним. Я изобразил полное внимание.

— Я вижу, что вы талантливый молодой человек и думаю, что у вас большое будущее. Я же, как певица... очень завишу от качества тех песен, которые... приходится исполнять. Поэтому очень хочется, чтобы в моем репертуаре появились... современные песни, отвечающие тому, что востребовано... слушателями моего поколения... — Сенчиной, с явным трудом далась эта тирада, она осторожно подбирала слова.

— Вам надоело петь полудетские песенки и исполнять заведомую муть, а хочется что-нибудь популярно-слезливое про любовь и страдания? — невинно хлопая глазами, поинтересовался я.

Сенчина поперхнулась, а затем засмеялась:

— Ну, можно, конечно и так сказать!

— Я пообещал Григорию Васильевичу, что напишу для вас такую песню. Постараюсь уложиться в пару недель, поскольку в начале июля уезжаю на море. Уверен, она станет популярной.

Очевидно, Сенчина услышала не совсем то, что хотела. Упоминание, что я напишу песню только по просьбе Романова, ее покоробило. Но выстраивать отношения в обход Романова, я позволять не собирался. Мы довольно сухо попрощались, я плюхнулся на сидение рядом с Лехой, и мы поехали домой.

06.06.78, вторник (мой 107-й день в СССР)

В понедельник, программу "Время" мы собрались смотреть все вместе. После работы около семи вечера приехал дед, а мама накрыла в гостиной праздничный стол, напротив цветного "Рубина". О предстоящем событии были предупреждены все наши родственники и просто знакомые. Дедушкины московские коллеги, у которых был видеомагнитофон, привезенный сыном-дипломатом из-за границы, клятвенно пообещали записать сегодняшнюю программу "Время" на кассету.

Когда секундная стрелка на телевизионном циферблате показала ровно девять часов вечера, зазвучала знакомая музыка и на экране появилось изображение поворачивающейся огромной телевизионной антенны.

На экране возникли дикторы Кириллов и Шатилова:

— Добрый вечер, товарищи! Добрый вечер!

— Сегодня в Москву с официальным рабочим визитом прибыл министр иностранных дел Федеративной Республики Германии Ганс-Дитрих Геншер. В аэропорту высокого гостя встречали министр иностранных дел СССР Андрей Андреевич Громыко, другие официальные лица...

Мы придвинулись поближе к телевизору и с нетерпением ждали сюжета о награждениях. Однако сначала дикторы сообщили, что Геншера в Кремле "принял Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Леонид Ильич Брежнев, который в беседе с немецким гостем подчеркнул, что плодотворные, динамично развивающиеся отношения между СССР и Федеративной Республикой являются надежным залогом мира и безопасности в Европе. Стороны отметили неуклонный рост товарооборота между обеими странами, увеличивающийся научно-технический и культурный обмен между нашими народами".

И вот момент настал!!!

"Ранее, в Кремле, Леонид Ильич Брежнев вручил высокие государственные награды группе рабочих, ученых, военных и общественных деятелей нашей страны. Среди награжденных бригадир механизаторов МПО "Знамя Труда" Василий Никандрович Ощепов, звеньевая доярок колхоза "Красная Кубань" Зинаида Петровна Куницина, академик Академии Наук СССР Герой социалистического труда Андрей Вениаминович Руковицин и другие товарищи. Так же товарищ Брежнев вручил медаль самому молодому из награжденных — 14-летнему ленинградскому школьнику Виктору Селезневу, за помощь сотрудникам милиции в поимке особо опасного преступника-рецедивиста. В своей речи, сказанной после награждения, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Леонид Ильич Брежнев тепло поздравил всех награжденных, пожелал им дальнейших трудовых и творческих успехов". Зачитываемый текст сопровождался видеорядом: крупно Брежнев, общий фон, крупно я в пионерском галстуке, опять Брежнев и, наконец, общий фон всех для группового фото. Все. Дальше — "На полях страны...". Мдя, не густо... зря губешки раскатывал...

С некоторым удивлением понаблюдал, как мама с дедушкой восторженно обменивались впечатлениями и дед уже сворачивал пробку с бутылки "Старки".

Выпить они не успели, с этого момента и еще примерно два часа в квартире непрерывно звонил телефон. Как только, после очередного получения поздравлений, трубка клалась на рычаг, так сразу раздавался новый звонок.

Ну, видимо, я что-то, до сих пор, про эту жизнь недопонял...

* * *

Во вторник утром, домой позвонила та самая забавная толстушка из "Пионерской правды", которая, среди прочих корреспондентов, брала интервью у меня в школе. После "ох-ах"-ов по поводу вчерашней программы "Время" и вступительного трепа, она предложила заехать в редакцию "Пионерки" и забрать письма адресованные мне читателями газеты. Я сначала, вообще, удивился наличию таковых, а затем насторожено поинтересовался их количеством. Толстушка, которую, кстати, звали Олей, сказала, что пока писем не много, но после сюжета во "Времени", поток обязательно возрастет. Я поинтересовался количеством уже пришедших писем настойчивей, оказалось всего ничего, всего-то 943 штуки! Мля!!!

— Им что от меня всем надо?! — возопил я в совершенном изумлении.

— Ну, подавляющее количество писем от девочек, — ехидно сообщила Ольга, — они просто хотят с тобой познакомиться! Есть письма от ребят — твоих сверстников, эти хотят дружить, есть от ветеранов, они тебя хвалят...

— Оленька, — вкрадчиво поинтересовался я, — а что делают другие герои ваших публикаций с письмами?

— А, на моей памяти, у нас пока столько никому не приходило, — еще ехиднее ответила "Оленька".

В итоге, решили, что я заеду за письмами в ближайшее время, когда представится оказия с транспортом.

Только я положил трубку, как снова раздался звонок. Преисполненный ожидания очередных проблем, я снял трубку. Это был Леха, с сообщением, что ему звонил какой-то старший следователь городской прокуратуры и вежливо попросил сегодня заехать.

— Кажется, началось... — в голосе моего "большого брата" слышалось плохо скрываемое волнение.

— Да, скорее всего, — небрежно согласился я, — опросят тебя, внесут протест и суд примет новое решение.

— Поедешь со мной? — типа "равнодушно" поинтересовался Леха.

— На фиг, — отвечаю, — я теперь большой человек, негоже мне с разными сомнительными личностями дружбу водить.

В трубке повисло молчание...

— Леха, я пошутил! Конечно, поеду...

Молчание... Я напрягся:

— Леха, ну ты чо? Я, ведь, реально просто пошутить хотел. Ты что, обиделся?!

— Не-е... Пытаюсь понять слово "негоже", — заржал этот гад!

* * *

В прокуратуру съездили скучно, по крайней мере я. Собственно, я только и сделал, что просидел два часа в машине, пока ждал Леху. Когда он, взмыленный, но бодрый, вышел из здания прокуратуры на Литейном, то я уже извелся ожиданием и отсидел себе весь зад.

— Рассказывай, — затеребил я, только усевшегося за руль Леху.

Тот завел двигатель, плавно тронулся и выдохнул:

— Все нормально...

По ходу рассказа, выяснилась уже полная картина его пребывания в прокуратуре. Судя по полученному на проходной пропуску, беседовал с Лехой старший следователь, с грозной прокурорской фамилией Пухликов. Минут через десять, после начала разговора, причем именно разговора, поскольку следователь был предельно доброжелателен и вежлив, в кабинет вошел Лехин "давний знакомец" — городской прокурор Соловьев, в сопровождении кого-то из подчиненных.

Соловьев тоже был приветлив, поздоровался за руку, как с равным, чем еще больше подогрел градус доброжелательности следователя, и сказал:

— Как дела не спрашиваю, знаю, что теперь будут лучше! Надо признаться, что вам сильно повезло с другом. Мои сотрудники вас опросят и подскажут, что нужно написать. Желаю удачи.

Соловьев еще раз пожал руку и вышел. А следователь и другой сотрудник, пришедший с Соловьевым, полтора часа задавали Лехе вопросы и, периодически, сами же подсказывали, как на них отвечать. Так же, Леха под диктовку написал пару заявлений на имя Генерального прокурора СССР и расписался на каждом листе своих показаний.

— Они еще сказали, что мне придется скоро ехать в Сочи, на суд, — выдал Леха, косо посматривая на меня, из— за руля.

— Вообще, отлично, — я радостно потер руки, — мы как раз на два месяца уезжаем в Сочи с мамой, в санаторий. Бери отпуск и поехали с нами! За это время, заодно, и суд состоится.

— Я поговорю на работе, — неуверенно пообещал Леха, — может отпустят пораньше, ведь у меня, все равно, отпуск в августе должен быть по графику.

— Попроси еще июль "за свой счет", скажи начальству, что нужно, там на месте, к суду подготовиться и еще адвоката местного найти! — выдал я вариант, навскидку.

Леха задумчиво покрутил головой:

— Быстро ты... придумываешь, может и прокатит! Кстати, сегодня еще Ретлуев звонил, просил к нему заехать или позвонить.

— Да, подзабыли мы про него... погнали — навестим! — кивнул я.