Еретик. Книга 1

— Я думал, от чумы… как все твои… — предположил Ренар, и тут же снова осекся, отругав себя за бестактность. Вивьен пожал плечами.

— Нет, она скончалась раньше. Даже не знаю, какая смерть кажется мне более жуткой. К слову, сожжение на костре в этом смысле видится мне… чище, что ли. Но страшнее.

Ренар прыснул со смеху.

— Подумать только, какие тут эстеты сыскались! Смотри, как бы тебе с твоей нежной любовью к запрещенным книгам такую «чистую смерть» не уготовили.

— Очередная угроза затащить меня в допросную? — усмехнулся Вивьен.

— Ты хоть сам понимаешь, что иногда нешуточно нарываешься на это?

На этот раз Ренар говорил серьезно.

— Ты так часто угрожаешь мне арестом, что я невольно задумываюсь, чем таким мог тебе насолить, — невесело хмыкнул Вивьен. — Ренар, я уже объяснял свое отношение к книгам и не хочу без надобности это повторять. У тебя ведь не настолько короткая память? — Когда друг нахмурился, Вивьен покачал головой. — Серьезно, ты еще помнишь, что я тебе говорил о книгах? Или выветрилось?

Ренар сплюнул на дорогу и побрел дальше, не удостоив друга ответом. Вивьен отстал от него на пару шагов, невольно ощутив неприязнь — он понял, что, похоже, задел друга за живое своими комментариями. Глубоко вздохнув, он поравнялся с ним.

— Ладно, извини, — примирительно произнес он. — Похоже, мы каждый раз слегка переходим границы разумного, когда затрагиваем эту тему. — Закатив глаза, он снова глубоко вздохнул. — Если хочешь, можем спокойно обсудить это. Опять.

Ренар искоса взглянул на него и невесело усмехнулся.

— Я иногда искренне удивляюсь, как ты ведешь допросы при твоей нелюбви к тому, чтобы дважды обсудить одну и ту же тему.

— Я могу обсудить одно и то же и дважды, и трижды, и сколько угодно раз, если в том есть необходимость, — терпеливо сказал Вивьен. — Но если необходимости нет, то я избегаю повторять одно и то же по несколько раз. Так как? Необходимость — есть?

Ренар поджал губы и качнул головой.

— Пожалуй, нет. Я помню, что ты говорил о знаниях и о книгах. Дело ведь не в этом, как ты не поймешь! — Он скорбно опустил взгляд, и Вивьен непонимающе приподнял бровь.

— Может, потрудишься объяснить? — хмыкнул он.

— Просто тебя трудно понять, — пожал плечами Ренар.

— Странное заявление, — хохотнул Вивьен, — учитывая, что ты каким-то образом общаешься со мной уже много лет.

— Да я не про то! — с резким возмущением отозвался Ренар, понимая, что не может верно подобрать слова, чтобы описать, в чем именно состоит сложность.

Вивьен подождал несколько мгновений, но, так и не услышав вразумительного ответа, собрал в кулак все возможное терпение и мягко спросил:

— А про что?

«Прости, друг, но сейчас — это тебя сложно понять», — подумал он.

— Дело в твоем образе мысли, — вздохнул Ренар. Взгляд его сделался пасмурным, как небо в дождливый день. Вивьен ожидал продолжения этого утверждения, его логического развития, однако, повинуясь своей любимой черте, Ренар вдруг перескочил на совершенно другую линию разговора. — Сколько дней с тобой вели допрос после Анселя?

Вивьен поджал губы. Воспоминания о тех днях были для него весьма неприятны. К ним с Ренаром не применяли жестоких пыток — только плети, тиски для пальцев и голодовку. С тех пор они не обсуждали это.

— Семь. И еще после этого три дня заставили провести у лекаря.

Ренар невесело усмехнулся.

— Семь, — задумчиво повторил он. — Со мной три.

Вивьен искренне изумился.

— Три дня?!

— Через три дня им стало ясно, что я не еретик. И Лорану, и аббату Лебо. Тебя держали семь дней. Понимаешь, о чем я толкую?

Вивьен опустил взгляд. Не понять было бы глупо.

Но три дня? Вивьен и не думал, что Ренара отпустили раньше. По крайней мере, настолько раньше. Выходит, Лоран и аббат Лебо искренне подозревали, что Ансель де Кутт все же обратил своего ученика в катарскую ересь?

— Я догадывался, что тебя держали дольше, — продолжил Ренар. — Но не думал, что настолько. Увидеться-то нам не сразу позволили, сам понимаешь. А после мы об этом не говорили, потому что даже вспоминать Анселя было для нас чревато. — Он печально ухмыльнулся. — О том, что с тобой будут дольше работать, я догадался почти сразу. Все из-за твоего образа мысли. Ты всегда отличался острым умом и пытливостью, Вив, даже излишней. А ведь каждому еретику мы говорим, что Господь не поощряет излишней пытливости. Люди, отличающиеся этой чертой, могут запросто стать ересиархами. А в твоем случае даже Ансель это отмечал. Помнишь?

«Ты мыслишь смело, всегда хочешь постичь суть. Ты задаешь себе вопросы, которые многие не осмеливаются задавать. Похвальная черта, Вивьен, но не следует давать ей волю — по крайней мере, у всех на виду».

Вивьен прерывисто вздохнул, отгоняя воспоминания. Его губы тронула печальная усмешка.

— То есть, по-твоему, лучше и вовсе не думать?

— В твоем случае иногда было бы полезно прекращать это занятие, — нахмурился Ренар. — Я лишь хочу тебя предупредить, что это может плохо кончиться для тебя. — Он покачал головой. — Давай по-честному, ты мой друг, и, несмотря на свои предупреждения, которые ты иногда называешь угрозами, я тебя не арестую, если только ты при мне не начнешь откровенно проповедовать еретические учения. Но другие могут. Они могут решить, что ты представляешь угрозу. А ты, думаю, догадываешься, что случится с инквизитором, если его уличат в ереси.

Вивьен кивнул. Вероотступник-инквизитор? Это было неслыханно.

— Его сотрут с лица земли.

Ренар серьезно кивнул.

— Во всех смыслах. Поэтому пойми: я не угрожаю тебе. Я призываю к осторожности. Искренне и настойчиво.

— Я понял, мой друг, — сокрушенно вздохнул Вивьен. — Я понял…

* * *

Около четверти часа наблюдая с небольшого расстояния за прилавком с цветами на рынке, Вивьен размышлял о том, стоит ли нести цветы девушке, которая всю жизнь провела в лоне природы, окруженная ее красотами.

«Должно быть, она даже осудит меня за это. Наверное, ей цветы, срезанные с места своего естественного роста и принесенные в дом, чтобы простоять несколько дней и увянуть, покажутся кощунством».

Вивьен нахмурился.

«Да и какие цветы ей бы понравились? Полевые? Или какие-то другие… особые?»

Он не знал. Они с Элизой никогда не говорили об этом. Да и стоило ли? Ведь, в сущности, их связь была преступной, у нее не было никакого будущего. Вивьен прекрасно понимал, что не может предложить Элизе того, что мог бы дать ей обычный мирянин — он не мог дать ей нормальной, спокойной счастливой семейной жизни. Он даже не смог бы признать официально рожденных от Элизы детей, если бы она забеременела.

«Боже», — Вивьен ощутил легкую волну дрожи и поежился, несмотря на тепло летнего вечера. Лишь большим усилием воли он отогнал от себя эти мысли. Стоило подумать об этом потом, если возникнет такая необходимость. А пока…

«Чертовы цветы, будь они неладны», — нахмурился Вивьен. Через мгновение он двинулся вдоль рынка, остановившись возле прилавка с печеньем. Выбрать для Элизы сладости оказалось намного проще, чем разрешить идеологический вопрос с цветами. Хотя Вивьен и задумался о том, чтобы спросить у Элизы, было бы преподнесение цветов кощунством с точки зрения ее верования, или нет.

Побродив некоторое время по городу, Вивьен задумчиво зашагал в сторону лесной тропы, держа в руках упакованный торговкой кулек с печеньем. День уже ощутимо клонился к закату, и лес Румар окрасился в сказочные тона сизых сумерек. Вивьену казалось, что вокруг витает настоящая магия, и это вовсе не вызывало у него никакого отторжения. А у Ренара, надо думать, такая обстановка вызывала бы суровую настороженность, свойственную большинству инквизиторов.

С горечью Вивьен осознал, что он в этом смысле сильно отличается от большинства не в самую выгодную для себя сторону.

«И все только из-за того, что меня угнетает процесс уничтожения знаний», — с тоской подумал он. — «Но ведь в книгах содержатся ключи к человеческим душам. Нечто, вдохновляющее других людей на то, чтобы обращаться в ересь. Инквизиторам стоило бы позволять детально изучать эти книги, чтобы понять, как сразить еретика его же оружием. Это могло бы позволить и расположить к себе арестанта, и выведать правду у того, кто пытается юлить, и… многое другое, если задуматься. А мы знаем лишь основные моменты еретических учений, тогда как ересиархи зачастую оказываются подкованы в классическом богословии. Да, на нашей стороне закон и власть, но на их стороне оказываются знания. То есть, мы властвуем над телами и можем действовать через них, а еретические учения затрагивают разум и душу. Лично для меня не стоит вопроса о том, что из этого сильнее!

Главная задача ведь не в том, чтобы уличить человека в ереси и доказать это — основная задача в том, чтобы убедить его отречься от собственных убеждений, найти в этих убеждениях основную гниль, показать детально, где именно заключена ошибка. В этом случае рецидивов не будет…

… и тогда в какой-то момент наша структура станет не нужна».

Вивьен и сам не заметил, как замер у двери лесного домика Элизы. На поляне девушки не оказалось, в окне было темно, хотя она, похоже, недавно была здесь и даже готовила место для костра.

Прочистив горло, Вивьен тихо постучал в дверь. Никто не открыл.

— Элиза? — позвал он. В душе заворочалось легкое беспокойство. Может, что-то случилось? Или…

Он постучал снова, но ответа не последовало.

Перемявшись с ноги на ногу, Вивьен сошел с крыльца и осторожно направился в сторону чащи леса. Он не помнил, какой тропой Элиза водила его в прошлый раз, поэтому пошел в случайном направлении. Отодвинув густо нависающие со всех сторон ветви, он сделал шаг…

— Замри! — услышал он предупреждающий окрик Элизы. — Не двигайся с места!

Вивьена не пришлось просить дважды. Он замер, медленно переведя взгляд в чащу леса, приглядевшись к зарослям сквозь сгущающиеся сумерки. Элиза осторожно пробралась к нему, внимательно посматривая себе под ноги. На последних шагах она подобрала с земли длинную обломанную ветку, приблизилась к Вивьену, сосредоточенно хмуря брови, и аккуратно раздвинула траву рядом с его ногами. Он опустил взгляд и заметил искусно замаскированный в траве капкан.

— Ох… — Он ошеломленно округлил глаза.

Элиза облегченно вздохнула.

— Это было опасно, — покачала головой она. — У меня тут ловушки… для животных или… каких-нибудь недоброжелателей. — Во взгляде ее на миг мелькнула суровость.

Вивьен нервно усмехнулся.

— И много их у тебя по лесу расставлено?

— Достаточно, — уклончиво ответила она, кивнув в сторону дома. — Вернемся, если ты не против? Не хочу, чтобы ты получил еще одну рану.

Вивьен опустил взгляд.

— К слову, я снова хотел поблагодарить тебя за помощь. Если бы не ты, я…

— Разве я могла иначе? — улыбнулась она. — К тому же мне было в радость помочь тебе. Но пациент ты ужасный. Совершенно не слушаешься.

Он вернул ей улыбку и протянул сверток с печеньем.

— Я принес это, чтобы загладить свою вину. Ну и, вроде как, ты любишь сладости.

Глаза Элизы просияли, ярко блеснув в слабом сумеречном свете. Вивьен не сумел скрыть улыбки умиления, попросившейся на лицо от этого зрелища. Элиза приняла сверток из его рук и смущенно опустила голову.

— Спасибо. Ты не обязан был… это вовсе не…

— Прошу, давай хотя бы ты не будешь говорить со мной про мои обязанности, — с кривой усмешкой перебил он, потянулся к ней и нежно поцеловал ее, чувствуя, как ее напряженные плечи расслабляются от его прикосновения. Рядом с ней ему становилось спокойнее.

Они неспешно проследовали обратно на поляну, и Элиза быстро взбежала по ступеням крыльца, чтобы занести в дом принесенный подарок. Вивьен не мог наглядеться на то, как искренне она радуется.

Заходить с ней в дом он не стал. Вскоре Элиза вновь появилась на крыльце. Она замерла, изучающе посмотрев на него, и склонила голову.

— Тебя что-то тревожит, — скорее утвердила, нежели спросила она.

Он покачал головой.

— Нет, вовсе нет.

— Врешь, — улыбнулась Элиза, спустившись с крыльца. Приблизившись к Вивьену, она приподнялась на цыпочки и обвила руками его шею. — У тебя по взгляду видно, что тебя что-то тяготит.

Вивьен усмехнулся.

— Больше не обвиняешь во всех моих бедах бессонницу?

— Я научилась различать. И сейчас дело явно не в бессоннице.

Он вздохнул.

— Просто тяжелый день.

Элиза прищурилась.

— Это как-то связано с мероприятием на площади в городе? — испытующе взглянув на него, спросила она.

— Ты там была? — удивился Вивьен.

— Да. Постаралась одеться как можно незаметнее, чтобы не привлекать внимания. Не люблю находиться на таких мероприятиях долго, а, показавшись на них и поймав на себе хоть несколько взглядов, можно почти сразу сбежать. Если там не появляться, могут быть проблемы.

Вивьен молчал. Элиза мягко положила ему руку на плечо.

— Ты будто бы скорбишь, — непонимающе нахмурилась она. — Дело в этом мероприятии, да? Ты не разделяешь стремлений инквизиции к сожжению книг?

Вивьен раздраженно отвел взгляд и отстранился — не слишком резко, чтобы не срывать свою злость на Элизе.

— Нам не стоит говорить об этом, — настоятельно сказал он, вспоминая диалог с Ренаром. Элиза терпеливо вздохнула.

— Хочешь сказать, тебе не стоит этого говорить? — прищурилась она. Дождавшись, пока он посмотрит на нее, Элиза продолжила: — Вивьен, я явно не тот человек, кто хоть каким-то образом тебя за это осудит.

Он молчал, хмуро глядя на нее.

Элиза понимающе вздохнула.

— Знаешь, у меня… толком не было никогда возможности обучиться умению читать, — смущенно улыбнулась она. — До твоего появления. Раньше, когда мне доводилось видеть книги, я смотрела на них завороженно, и пыталась понять, что означают эти символы и знаки, которые начертаны на бумажных страницах. Они приводили меня в восторг, хотя я совсем не могла их разобрать. То, что ты сейчас делаешь для меня, когда учишь читать или писать… для тебя это может быть чем-то несущественным и незначительным, но для меня это значит очень много. — Ее глаза загорелись воодушевлением. — Когда-нибудь я ведь смогу прочитать целую книгу! Ты можешь понять, что это для меня?