Ибо богиня 01-15

— Да чего ради вам всем так нужен он — законный брак?!

— А ты не знаешь?! Ты что "Основы семейной жизни прогуливал"?! Дети родившиеся в браке на 8% успешнее остальных.

— Правда, что ли?

— Точно прогуливал. Законный брак априори означает меру ответственности родителей — это раз. И поддержку эгрегора — два.

— Многие учёные считают существование эгрегора недоказанным, — буркнул Пётр.

— Зато никто не сомневается в восьми процентах успешности!

— А уж беременность для неё и тем более роды... — опять подхватила эстафету Таня, — Курсантство КОМКОНа не входит в список профессий, позволяющий сокращать декретный отпуск. Минимальный срок которого — может, и этого не знаешь?— восемнадцать месяцев. И будете, ты — здесь на третьем курсе сексуальную практику проходить, она — с ребёнком дома. И как? — вот этого ты для вас обоих хочешь?

Но через месяц Мария по секрету сообщила ей, что Надежде опротивело "врать молчанием", что Надька ворчит: двух детей рожать всё равно придётся, а раньше сядешь — раньше выйдешь. В общем, что она решилась.

На следующий день и Стас сообщил остальным лепесткам Белой Розы: "в случае чего", он возьмет академический отпуск, чтобы провести декретный Надежды рядом с нею. КОМКОН, мол, в таких случаях идёт навстречу паре... (И не мудрено: "тезис о счастье" ввёл по слухам именно КОМКОН).

Выругаться, глядя на светящегося Стаса, сил не хватило ни у Дэна, ни даже у Петра. А что оставалось делать девчонкам?

Ну, вот и дождались.

За час до этого в конце семинара Вера Игоревна, проходя мимо, выцепила из волос Тани каменную крошку, продемонстрировала её группе и продекламировала:

— Именно по этой причине вам всем были рекомендованы короткие причёски: дабы не превращать свои головы в мусоросборники, — и с крупинкой, зажатой в вытянутых пальцах, прошла через всю аудиторию к стоящей в углу мусорнице и с презрительной миной сбросила порошину в неё. — Минус пять баллов.

За четыре минуты до этого общий разговор на перемене о новостях Сети опять свернул на Екатерину Одоевцеву — о том, что она делала в экспедиции, какие дела остались у неё со Стеховым после окончания съёмочной компании, и о том, чем она будет заниматься после премьеры...

За минуту до этого Лерка заявила, что это несправедливо! Стехов получит свой шедевр и перейдёт к следующему, а Одоевцева — больше никто!

За шестнадцать секунд до этого Серж решил внести свои пять копеек:

— И всё ради чужого проекта, более того — ради проекта канала— конкурента...

— Серж! — попыталась остановить его Азалина.

Но он, не удержавшись, закончил-таки саркастическую арию:

— Вот что значит — гениальный режиссёр!

У Танюхи, которая, пытаясь заставить себя не слушать, переплетала косу, выбора не осталось — она ринулась к нему.

За две секунды до этого:

— Эй, волосёнки-то хоть подбери! — со смехом посоветовала Валерия.

И это началось.

Как Лерка обозначила боевую стойку, увидев, что мелкая блондинка, резко затормозила и шагнула к ней, Таня ещё запомнила. И ещё она запомнила тот восторг, когда поняла, что боевая задача "Лерка" — решаема. А окончательно крыша полетела от чувства резонанса с самой собой, от ощущения, что "попала!". Больше она потом не сумела вспомнить ничего.

Что было — потом, она увидела на видео:

Как показала Лерке поворот налево — а ушла во встречную вертушку на триста шестьдесят градусов, хлестнув ту по глазам "неподобранными волосёнками", когда же противница рефлекторно схватилась руками за лицо — повторной вертушкой залепила ногой по шее.

Как, не оглядываясь, бросилась к Сержу — её попыталась перехватить аристократка, но ту снёс с дороги Стас, Пита с Марией взял на себя Пётр, с Вероничкой позабавилась Зин.

Как сама она, маленькая стройненькая, вдруг стала похожей на худую голодную крысу, отгрызающей куски с живого ещё, с бестолкового, загнанного в угол щенка...

— Пё-ё-ётр! — наконец, заорала Мария.

Пётр оглянулся на валящегося Сержа, на Татьяну и отдал приказ:

— Дэн!

И шедший следом за Татьяной Дэн, ударил сзади.

На пол она упала бы одновременно с Сержем, но Дэн подхватил её на руки.

Через четыре минуты появились кураторы.

— Так, спрашивать что-либо с дежурной смысла не имеет, — констатировала Вера Игоревна, глядя на Лерку, которую медсестра обихаживала нашатырным спиртом. — А потому, группа, слушай моё распоряжение:

1. Отпуск Азалиной и Маркову — откладывается.

2. До завтрашнего анализа текущей ситуации обеим Розам запрещается... перекрёстное опыление. Никакого общения! Ни словом, ни вздохом, ни взглядом! Для особо искушённых в казуистике: и никоим другим образом. Штрафы будут... оглушающими. Можете сразу сами манатки собирать.

3. Остальным: тема драки, а также любые упоминания о коллизии Одоевцева— Стехов в присутствии кого— то из Роз под запретом на те же сроки, на тех же условиях. Ни намёком, ни взглядом, ни вздохом! Давид, растолкуй особо смешливым да остроумным, как им может тогда улыбнуться КОМКОН.

Она ещё раз оглядела аудиторию. Тишина стояла... оглушённая. Про "манатки" речь не заходила ещё никогда.

— Стехова!

— Я!

Таня высвободилась из объятий Дэна, выпрямилась.

— Сколько пальцев? — вытянула раскрытую ладонь майор.

— Пять.

— Сколько будет трижды-три?

— Девять.

— Производная от косинуса?

— Минус синус.

— А это кто? — Вера Игоревна указала на растирающую шею Валерию.

— Побитая мною Лерка.

— Адекватна, — хмыкнула куратор.

— Таня, а ты не боишься нарваться на штраф? — поинтересовался Дмитрий Олегович.

— Нет. Говорить о драке запрещено им, а не нам.

— И вправду, адекватна, — улыбнулся и куратор.

— Я расширяю запрет. Те же темы будут запретны и для Роз в обоюдном присутствии или в присутствии не входящих в их плетение. После того, как я скажу "всё". А пока... Азалина!

— Я.

— А ты — адекватна?

— Нет!

— Гляди-ка, что значит Семья, даже сейчас — "да"!

— Надежда, — вступил капитан, — разрешаю одно слово. Один взгляд.

И Надежда обернулась на неотрывно глядящего на неё Стаса:

— Ждём!

Кураторы переглянулись и не выдержали — захохотали.

— Ты уж это... не до смерти... потом... убивай его... — вытирая слёзы, еле выговорил капитан, а майор только замахала руками.

— Чего это они? — выразила общее непонимание Анастасия.

— Что ль, не видишь? — снисходительно объяснила адекватная Танька. — Узнали знакомое... Но они-то, вон, друг с другом до сих пор как-то выживают...

Дмитрий Олегович достал из грудного кармашка платочек, протянул его Вере Игоревне. Она вытерла глаза, согнала улыбку.

— Так, всё!

И не спеша обернулась на Азалину. Но Надежда встретила именно её взгляд. Она оглянулась на Стаса. Зинаида Тогинава с улыбкой сделала шаг вперед и перекрыла опасную директрису.

— Михаил Фёдорович, — извинился перед уже, оказывается, вошедшим лектором капитан, — Мы отняли у Вас полторы минуты...

— Ах, что Вы, что Вы, — улыбнулся асс маскировки, — Такое зрелище... И опять Азалина! Эх-х-х, с такой девушкой... как бы я перехитрил вас всех и весь ваш КОМКОН полвека назад! А теперь...

— А что теперь? — не поняла Вера Игоревна.

— Теперь это наш КОМКОН. Мой.

— А что было тогда? С той?

— Да мало их, девчонок Азалиных, все больше пацаны... Не мне она выпала. Наверное, слишком незаметным я оказался, — он вздохнул, но тут же выпрямился, — Всё молодёжь, исчезли! — и, выкинув вперед руку, загнул один палец: — Раз!..

Курсанты только покачали головой: бросив взгляд на этот загнутый палец, на эту вытянутую руку, они все разом упустили момент, когда их кураторы... и вправду, исчезли...

"Учиться и учиться", — прошелестело по аудитории.

— Стас, это провокация!

Они сидели в кабинете Стаса — девчонки на кушетке, Стас в своём компьютерном кресле, Пётр с Дэном — на полу.

Да-да, на втором курсе каждый курсант получил по личному кабинету. Спали по-прежнему: парни — в казарме, девушки в "дроттуаре", но личное время — да-да, на втором курсе появилось личное время — теперь можно было проводить в личных кабинетах.

Правда... Правда, в дополнению к тому, появилось и ещё одно новшество — душевые стали общими... Да-да, на горизонте замаячил третий курс...

— Не верю, — покачал головой Петр, — Федорыч — не провокатор.

Зин улыбнулась.

— Как же я её ненавижу — вашу мудрую женскую улыбку! — вспылил он. — Которая значит, что все и всё вокруг — дерьмо!

— Как это все? — рассмеялась Таня, — вовсе не все. Как минимум, для двух место под исключение оставляется всегда.

— Нет, это не провокация, — Стас не улыбнулся, а тоже покачал головой. — Это вызов!

— Точно, — согласилась с ним Танечка. — И, если поанализировать, то из этого следует очень интересный вывод...

— Чёрт возьми, а ведь действительно так! — озарило и самурайку.

— А ты даже сейчас способна на анализ? — улыбнулась Мария.

Она сидела на полу скрестив ноги, откинувшись к кушетке, к Сержу, который забавлялся её распущенными волосами — поднимал то одну прядь, то другую, то баюкал её в ладонях, то пропускал меж пальцами... Мария попробовала запретить ему, но он... он скорчил обиженную мордочку. А при его теперешнем виде: губы разбиты, глаз — заплыл, через всю левую щеку глубокая царапина! — обида показалась нестерпимой. Пришлось опять терпеть ей...

"Что-то часто он начал находить повод баловаться моими волосами", — подумала Мария. О том, почему сама стала находить повод, чтобы отменять запреты на баловство, как-то предпочла не размышлять.

В лазарет, в биованну Серж идти отказался:

— Ну её! Лучше горсть таблеток сожру. А то после... — да, после этих ванн настроение... специфическое... да чего там "специфического" — мерзкое! — И боевые раны украшают мужчину!

"Ага, особенно эта царапина — уж красота-то, ну, несказанная! И когда только она, гадина, такой след оставить успела?! Ведь била, только ж била, вроде бы! Сжатыми кулаками да ногами... Однако ж вот — умудрилась... А если б глаз зацепила?!".

Пит сидел рядом с Сержем. Азалина привычно устроилась в его собственном кресле. Пит не раз пытался понять, — хоть только понять! — как у неё проходил этот фокус, да вскоре бросил, не пустить Надежду в своё кресло легко получалось у девчонок, а парням в её присутствии приходилось довольствоваться в кабинетах менее удобными местами. Впрочем... Зато Вероничка, примостившаяся в уголке кушетки, опять прислонилась к нему...

— Действительно, — Серж улыбнулся.

Надя отвела от него взгляд, поморщилась: "Вот уж кошмарики! Нет, я бы перетерпела пакостное настроение утром, но ночью полечилась бы обязательно".

— Что "действительно"?

— Да вид у тебя — краше в гроб кладут.

— Вон зеркало, каких и в гроб не кладут, посмотри — полюбуешься.

— Но я же вот улыбаюсь!

— Теперь это так называется?!

— Слушай, графиня, ты хоть знаешь, что это строчка из очень неприличного анекдота?

— Рассказать?

— А тебе-то кто в вашей, небось, частной школе?..

— Не в частной — семейной. У нас сестрой есть целая толпа двоюродных братьев... И троюродных тоже. Наслушалась. Этот... кажется, ещё в девятом классе.

— И всё-таки... — Пит протянул свою лапищу и погладил девушку по колену, — Расслабься, а?

— Меня еще никогда не предавали. Никогда!

— Ну, какое предательство?! Стас снёс тебя с пути съехавшей с катушек психопатки...

— Он... не говорите мне о нём! Просила ж! И... — она уставилась в его глаза — И убери руки. Немедля!

— Ох-х-х, — не выдержал Пит — локоть Веронички ощутимо заехал ему по печени.

— Надь, почему так резко? — заинтересовалась Машка. — Ты же сначала спокойно отреагировала на его касание? Проанализируй, а?

— Сначала оно было дружеским, — притушила взгляд Азалина.

— Ну?

— А потом на него начало накатывать возбуждение.

— И?

— А на меня — отвращение.

— Да какое там "накатывать"?! — возмутился Пит. — Вот, — он вытянул и почти свел вплотную свои чёрные пальцы, — Граммулечка.

— Извини, мне хватило.

— Любишь, — поставила диагноз Вероничка.

— А я и не сомневалась, — нахмурилась Надежда. — Никогда ему не прощу!

— Слушайте, мудрые женщины, объясните тупому пацану, что вы вывели из реплики Фёдорыча? — всё никак не мог понять Пётр.

— Что запрет не абсолютен. А следовательно, это не запрет, а тест. Ещё один тест. С очень высокими ставками, но тест.

— То есть я, — включился Стас, — я могу просто подойти к Наде и...

— Можешь, — улыбнулась своей знаменитой бритвенной улыбкой Тогинава. — Предварительно собрав манатки. И её вещички можешь собрать — тоже заранее. Она, как? разрешает тебе копаться в своём белье?

— Зинка!

— А что "Зинка"? — оказывается, и Танюшка тоже может улыбаться — бритвенно. — Хорошо спрошу я, и не про белье. Она, как? разрешает тебе принимать решения за неё? Которые на всю жизнь?!

— Слушай,— хлопнул по плечу парня Пётр, — надо не переться на рожон, надо просто сделать КОМКОН. Уделать его — по полной программе!

— Уделать и этого сахарного капитана, и эту стерву майора, и даже Фёдорыча, — хлопнул Стаса по другому плечу Дэн. — Да, даже Михаила Фёдоровича.

— Мало времени, — деловито проговорил, начавший оживать Стас, — надо успеть до завтрашнего классного часа...

— И что особенно интересно: в условиях тотального контроля, — опять улыбнулась самурайка и скользнула взглядом по стенам.

— А ведь точно: как бритвой по глазам, — поёжилась Вера Игоревна.

— Можно подумать, твоя бритва тупее, — улыбнулся Дмитрий Олегович.

— Я ничего делать не буду! И вам запрещаю! И не думайте, что это какой-то там тест! Мария, обещай мне! Здесь и сейчас — обещай! За себя и за них!

— Обещаю.

— А с чего это ты улыбаешься?

— Не скажу.

— Ты мне пообещала!

— Да.

— Вы ничего делать не будете!

— Не будем, — она опять улыбнулась: "мы не будем".

— Совсем у девчонки крыша уехала!

— Это тебя никогда не предавали...

— Да не предал он её!

— Он хуже. Он сделал выбор.

Совместные душевые какого-либо ажиотажа не вызвали: на пляжах мера прикрытости диктовалась только возрастом, настояниями врачей да переменчивой модой. Бывали сезоны, когда и молодёжь закутывалась в ткань по самые уши, бывали — от одежды на её представителях оставались только очки, серьги да пирсинг — в самых неожиданных местах и сочетаниях... Ну и тату... Сколько не убеждай, что татуировка портит кожу, что это то же самое, что носить — годы носить не снимая! — одну и ту же одежку, а вы же даже драгоценности менять стараетесь! Нет, салоны по вжиганию картинок в тело не прогорали. Хорошо хоть нанесение тату приравнено к пластической хирургии, и для несовершеннолетних требовалось обязательное письменное (компьютерное на самом-то деле, конечно) разрешение родителей, а найди их ещё, родителей этих, сразу обоих... Совместное проживание на десятилетия — не то, чтобы редкость, оно не типично. А уж уговорить их, гордых, чтобы один не запретил то, что разрешила другая...