Ибо богиня 01-15

L++

Ибо богиня...

Оглавление

1. Поступление в КОМКОН

Башенка связи космодрома сияла в лучах утренней Гелы всеми своими отражателями. Перед башенкой распластался строгий эллипс посадочной площадки, покрытый коричневатой массой спёкшегося местного базальта — как площадь древнего-предревнего форума у языческого храма какого-нибудь главного городского бога. За нею возвышалась чёрная громада комплекса КОМКОН, а вокруг них теснились скалы, среди которых кое-где возвышались сумевшие угнездиться на голых камнях диковинные деревья, окруженные диковинными растениями, обвешанные диковинными мхами.

А дальше было только небо. Синее-синее, как на Земле в самые ясные дни, где-нибудь у тропического моря... Нет, здесь синева была ещё гуще. А внизу, от подножья горы и до самого горизонта расстилалось, другое море — безбрежное море саванны.

Татьяна опять повернулась к башенке и облокотилась на парапет заграждения. Зелёные предупреждающие огоньки сменились жёлтыми — ещё минут пять, и прибудет шатл.

"Да, как храм", — опять подумала она.

Дизайнер ландшафтов не взорвал, не срыл ни одной лишней скалы, не убрал ни одного из этих корявых деревьев, и веками выверенная функциональность малого космопорта, чёрный монолит Комплекса стали зримым вызовом первобытной дикости этой планеты, её по-детски неуклюжей неухоженности.

"Значит, храм, — улыбнулась своим мыслям женщина, — да и... почему бы и нет?"

Она была хороша.

По счастью её родители — известный режиссер и не менее известная ведущая реал-шоу — так и не дали разрешения на детскую пластику. Найти сумасшедшего хирурга, готового рискнуть своей лицензией ради сумасшедшей девицы, девчонке не удалось.

("- Да они увидят, как станет хорошо, и всё подпишут!

"- Вот пусть подпишут - и будет хорошо. Девочка, лицензия даётся один раз в жизни. Понимаешь, только раз!

"- А, так значит, таких, как я, у тебя много?!)

Но в данном вопросе её фирменные истерики, которых до дрожи боялись окрестные пацаны, выдавливали из молодых пластмейкеров ахи и охи, объятия и поцелуи — даже рыдания! даже дорогие подарки! — всё, что угодно, но не согласие на подпольную операцию.

Вот и оставалось ей самой рыдать над своей обыкновенностью и в пятнадцать, и в восемнадцать, и даже в девятнадцать лет!

Подруги приобретали такие формы, что пацаны их стаи млели. Подруги смотрели на пацанов взглядом "распахнутая глубина" от Эрики Мон. Подруги улыбались пацанам "лисьей улыбкой" от Чёрной Юлии, подруги заостряли уши, а она, она, она!..

В качестве подарка на совершеннолетие (восемнадцатилетнее — неполное, конечно же) она попросила самую малость:

"— Мама, я тебя как взрослая женщина взрослую женщину прошу — только форму ногтей! Ты же знаешь, сейчас модно...

"— Нет", — отец и мать ответили не дослушав, ответили одновременно, в один голос, как будто им дал знак своей палочкой невидимый режиссер.

И тогда она перестала сдерживаться, отпустила вожжи и...

И нарвалась на встречную истерику матери.

И поняла, что до взрослой женщины ей ещё расти и расти.

Младший брат, как только увидел опускающееся левое веко матери — сбежал и пережил этот кошмар, привычно схоронившись в хозяйской, в стиральной машине. Окрестные пацаны и ближние подруги оказались не столь поспешны и, залечив мелкие повреждения (синяки, там, царапины... царапины заживали дольше), несколько месяцев потом не решались переступить порог Танюшкиного дома, а уверения, что подобные землетрясения у них чаще, чем пару раз в год, не происходят, только добавили суеверного ужаса. Серый же — главный заводила стаи, которого Танюха по блату время от времени пристраивала в материнскую реалку — сказал: "А я-то всё понять не мог, как она там с тем бедламом управляется, почему они все эту цыпочку с полуслова слушаются..."

Светопреставление в доме остановил хохот отца.

До того он хватал то одну, то другую, получал по морде то от одной, то от другой, орал то на одну, то на другую, а потом захохотал. Он сел на диван, закрыл лицо руками и захохотал.

— Ты чего?! — ничего не поняла мать.

— Какие вы... — давился от хохота отец, — какие ж вы одинаковые.

— Посмотри на меня! — потребовала мать.

Отец поднял голову, она резко развела его руки. Он был красным, как помидор.

Тут до Танюхи дошло, как хватал её отец, и ей стало страшно.

— Вон! — выплюнула в её сторону мать. — И только посмей ещё...

Дочка, взрослая, восемнадцатилетняя — совершеннолетняя! — не дослушала. Она бросилась вон, к брату, в подвал, в хозяйскую, в стиральную машину.

Вечером, когда она пробралась к себе и уже легла, к ней в спальню пришел отец.

— Ну, успокоилась? — спросил он и погладил её по щеке.

Эта тихая ласка была такой тёплой, такой привычной, такой родной, что все тёмные мороки побитыми бесами расползлись по пыльным углам.

— Прости меня, — продолжил отец, и один особо наглый бесёнок приподнял свою страшненькую головёнку.

— За... что? — выдавила Таня.

— Тебе всегда хватало ума не встревать между мною и матерью, а мне, чтобы не влезть между матерью и тобой — ума не достало.

— Мне не ума, мне смелости не хватало! Боялась я! — она с наслаждением показала сникшему бесу кукиш, нащупала в темноте ладонь отца и прижалась к ней щекой.

— Если за себя, то и правильно... Вон, вишь, как сегодня неловко получилось, а ведь ты, вроде бы, "взрослая женщина"! — отец улыбнулся. — А если за меня, то напрасно.

— Почему? Она же себя не помнит в такие минуты! Её же только баба Лета утихомирить может!

— Ага, и что характерно, без брандспойтов, плёток и смирительных рубах, хоть мамочка-то твоя, "в такие минуты", чистая торнада, — с непонятной нежностью в голосе согласился с ней отец. — Знаешь её кликуху на студии?

— Знаю — "Цыпка". Серы... Сергей смеялся: мама — Цыпка, дочка — Птаха.

— "Цыпочка"... — тихо повторил отец. — А парень не говорил об их главном присловье?

— Нет...

— "Не надо будить мамочку", — он опять, с явным удовольствием, помедлил и продолжил: — А как ты думаешь, кто в мамочках у цыпки? Учти, про Виолетту Несторовну у неё в студии не знают.

— Тогда... — Таня не стала особенно задумываться. ­— Мать у цыпочки... Курица? Наседка?

— У нашей цыпки — ЦЫКЛОПИЩА!

— Как-как? — хихикнула дочка.

— Как слышала. А твоему хулигану может ощутимо добавить уважухи в некоторых компаниях, если он похвастается, что лично знаком с мамой Цыпочки. Особенно, если добавит, что защищая свою девушку.

— Я — не его девушка.

— Да знаю я, знаю.

Он всегда и всё про нее знал. Он всегда, сколько она себя помнила, с сопливого детства, был её опорой, последним редутом, финальной линией обороны — от злых подружек, от злых мальчишек, от злого мира, от злой матери. Даже эту комнату, её спальню, шесть лет назад выбрал для неё он. Небольшая, но на втором этаже, что означало — под самой крышей. А там — пожарная лестница... Её тайная тропа к детской свободе! А потом к недетской.

Да и вид на город из окна... с их холма... обалденный!

— А ты, папа? А тебе самому с ней не страшно?

— А я — её муж. Ссоры в семейной жизни необходимы. Истерики — тоже.

— Зачем?! — изумилась она.

Отец не спешил с ответом... Она почти услышала его мысль, почти увидела его грустную, его тёплую улыбку: "она же, в конце концов, уже "взрослая женщина"":

— О, мы приличные люди, интеллигентные, вежливые. Потихоньку накапливается разный шлак — здесь недопонял, тут промолчал, там стерпел... Торнадо выметает весь мусор. В истериках не выбираешь слов — если почти теряешь сознание, кричит бессознательное. А когда сознание возвращается, можно подумать, поанализировать, поискать компромиссы, поторговаться.

— Поторговаться?

— Уж не тебе удивляться! Серьги из лунного агата у тебя как появились?

"Они называют это "торговлей"?! — Это у них, может, и торговля, а у меня — подарок! Подарок... Подарок? — она задумалась, вспомнила себя, Стива, поморщилась, улыбнулась, — Но откуда они знают? Неужели нажаловался?!"

— Вы знаете?

— Знаем-знаем. После вашего разрыва предложили Стиву вернуть их. Отказался наотрез. И жена его, кстати, — тоже.

— И она знает?!

— А ты думала.

— А она-то почему?

— Сказала, что ты заработала.

— Я?!

— У него была яма. "Творческий кризис" это называется. Когда сомневаешься в себе, в своей профессии, в своём профессионализме, когда сомневаешься во всём. Жена ему помочь не могла. В их семье она создает уют и покой, а не творческое напряжение. Ты это напряжение — вернула. А сама ушла. Вовремя ушла. Очень вовремя.

Таня сжала ладонь отца:

— "Валечка"?

— Да, Валентина Курнякова, его модель, пробилась в верхнюю сотню года.

— Как же я её ненавижу!

— Ещё ненавидишь?

Таня не стала отвечать, наоборот, она спросила:

— Но почему?

Отец понял. Он её всегда понимал:

— Они все, все твои пластмейкеры, сразу же с нами связывались, а Стив так на коленях стоял. И не думай, что в каком-то фигуральном смысле. Цыпочка наша ему тогда приказала ладони по полу вытянуть и... и заехала ногой! Не по ним — вплотную: "Только посмей! Хоть её мозоли на её пятке коснешься — пальцы переломаю!"

— Но почему?! — опять спросила дочка.

— Потому что ты — не модель. Ты — из семьи мастеров. И сама — мастер.

— Не понимаю.

— Потом поймёшь. Всё, спи, — он отнял руку, а она опять почти увидела его улыбку, — Позволь немного о другом. Хочешь совет? Совет от взрослого мужчины взрослой женщине?

— Хочу, — осторожно проговорила взрослая дочь.

— Не загорай. Совсем и никогда. У тебя така-а-ая кожа!

Отец после этого "праздника жизни" начал брать её на светские приёмы, на деловые встречи, когда требовалось присутствие женщины, а матери было некогда. Жена поворчала-поворчала и... последовала его примеру.

Первую пластику Татьяна сделала только в двадцать один. Через неделю после дня полного своего совершеннолетия, тщательно обговорив всё с матерью и получив одобрение отца. Она только чуть подправила мочки ушей. Практически — лишь усилила их, чтоб можно было надеть тяжелые серьги. Чтоб, наконец, вдоволь поносить серёжки из лунного агата.

Её ближайшая подруга в это время тоже делала пластику и дорогущую: пыталась восстановить лицо, вернуть то, что было заложено генами — её индивидуальными, неповторимыми генами (второй размер груди — свой, родной, она вернула за год до того). Пластмейкер сделала, что могла, но подруженька только вздыхала, сравнивая отражения своего лица с отражением лица Танюхи: живое оно и есть живое, не кукольное... А настоящий релод исполняют лишь несколько человек на всей планете... И не за те деньги.

"Танюха" же тайком от подруги подмигивала зеркалу.

*

Она была хороша: тонюсенькая, светлая, лёгкая. Её волосы, убранные в тяжеленную косу — сияли, серые, с каре-зеленоватым ободком глаза — сияли, не тронутые помадой губы — сияли. А уж не тронутая загаром кожа...

Звёздные родители добавили ей статусности, обитание в стае — здравомыслия, общение со взрослыми мужчинами — здорового цинизма. Вот такой она и пришла в КОМКОН.

( — Она с ума сошла?! Запрети! Тебя она послушается.

Они разговаривали на кухне. Отец приучил-таки свою жену, что серьёзные разговоры в постели не продуктивны: "Понимаешь, должна быть минимальная дистанция и... — он улыбнулся... Как же она любила эту его улыбку! — и пространство для манёвра: встать, налить чаю, сделать глоток, открыть форточку..."

— Пожалуй, да. Наверное, послушалась бы.

— То есть ты ей хочешь позволить?! Почему?

— Не позволить ей играть с человеками... Как играешь ты... как я... Вот ты — бросишь своё шоу? Вот то-то же. И я не брошу своё.

— У тебя же не шоу — у тебя искусство!

— Искусство заставлять людей смеяться и плакать. Искусство заставлять одних людей заставлять других смеяться и плакать. Искусство заставлять людей создавать условия, чтобы одни люди заставляли других смеяться и плакать... При чём тут искусство?

— "Тёмный мёд" — это искусство.

— Он провалился.

— В масс-показе, да. Но ты сам знаешь о потоке скачиваний. Четыре года прошло — он стабильно-высок. Даже идёт с небольшим плюсом. Ещё год-полтора, и постановка окупится. И пойдёт чистая прибыль. Долго, скорее всего, на десятилетия! Твои боссы умеют ждать. Точнее, они считать умеют. Тебе уже скоро можно будет составлять запрос на следующую проблемную постановку. С ещё большим бюджетом, — и жена попыталась скопировать улыбку мужа. У неё почти получилось. — Кажется, ты просто добивался, чтобы я тебя пожалела.

— Добивался. И добился... Я люблю, когда ты меня жалеешь.

— Почему?

— Потому что больше ты не жалеешь никого. Значит, меня — любишь.

— Люблю. И люблю жалеть тебя, — она потянулась к нему, взяла его ладонь, прижалась к ней щекой...— Больше ты этого не позволяешь никому. Значит, меня — любишь тоже.

"Как же они, всё-таки, похожи..." — подумал он и сказал:

— И дочку. Пожалей дочь.

— Я и жалею! У них опасно! Реально опасно!

— Вот именно. Реально. А что реального осталось в нашем мире?

— Ты и я. Твоё лицо, моё лицо...

— И её.

— И нашего сына.

Он не стал сдерживаться — он потянулся к ней.)

В приёмной комиссии "дочка из тусняка" восторга не вызвала.

— Только нам элитной блондинки не хватало!

— Блондинки ей не нравятся... Тогда посмотри вон на ту рыжую оторву!.. Да девочка и не пройдёт: явно не хватает физики. На силовых отборах сломается.

Татьяна и не прошла бы. В одиночку. Но одиночек в их квартале не водилось.

На первом же тесте она огляделась и встретила ещё пару-тройку таких же ищущих взглядов. Двум она улыбнулась. К концу дня их было уже пятеро. Причём, вторую девочку она выбирала особенно тщательно. Разумеется, не из блондинок. Разумеется, не из уродин. И не из дур. И без следов явной пластики. Зинаида Тогинава была гибкой, как ветвь сакуры... Впрочем про катану, глядя на неё, вспоминалось тоже.

И они пошли.

"Так нечестно!" — зашипели им в спину.

"Что не запрещено — разрешено. Что в рамках правил — то честно!"

Не они первые были такие умные. И для них, для умных, рамки правил принято было заужать, а барьерчики-то ставить повыше. И конкурентную среду внутри команды — поощрять, и за помощь на индивидуальных отборах — штрафовать.

Но за преодоление более высоких барьеров и баллы начислялись более высокие. Избыток покрывал штрафы. На силовом отборе последние полкилометра измученную Татьяну протащили под руки, меняясь. Зато на "горке" она пролезла сквозь такую щель, куда её атлеты и голову просовывали с трудом. Сверху она сбросила веревку, по которой поднялись остальные, и скостили почти полпути. На тестах по нелинейной логике Зин сумела — успела! — решить сверх-рейтинговые задачи двух вариантов вместо одного, а Дэн, пока Татьяна отвлекала всех, принявшись переплетать косу, исхитрился передать ответы Петру. Но вот тесты по высокой эстетике парни сдали едва-едва: подсказки Тани и Зины противоречили друг другу. Пришлось Татьяне рыкнуть. Зинаида обомлела и заткнулась. По счастью, это случилось уже после провала на синей ленте. На которой, вот уж, — и на старуху бывает проруха! — завалился десятиборец Стас, но Татьяна не позволила парням бросить своего. Они все, вчетвером, до последнего пытались его вытащить. И вытащили. Не уложились по срокам — но закончили дистанцию. Запаса баллов едва хватило, но хватило! Зин оценила:

— А у тебя, оказывается, не только губки красные, но и зубки острые.

Так что на эстетике она лишь покачала головой. А Татьяна сделала себе зарубку: уступить Зине. В чём-нибудь уступить Зине. И уступила. На танцевальных тестах уступила ей лидера группы — Петра.

Впятером они прошли. К концу испытаний от первоначального состава абитуриентов уцелело стандартные десять процентов. А их, как было пятеро — так пятеро и осталось.

Конкуренцию, по-настоящему, им составила только одна из сбившихся вслед за ними, по их примеру, стай. Тоже пятеро. Но наоборот: на трех девочек — двое мальчишек. Девица и верховодила. И была она рыжей, как... как рыжие плети поздних закатов!

Больше групп не уцелело: две спалились, а три — распались. И осколки погорели тоже — дотла, до человечка.

В кабинет финального собеседования Татьяне выпало заходить сразу после рыжей.

Вошла. Ослепительная дама в погонах майора поморщила губки и брюзгливо осведомилась:

— Ну и что? Тебе тоже загорелось спасти этот мир?

Таня стрельнула взглядом на скучающего рядом капитана, распахнула ресницы пошире и с энтузиазмом ужаснулась:

— А что, у вас, значит, всё уже настолько запущенно?!

Капитан скучать перестал.

(— В последний раз предлагаю эту истинную блондинку — убрать! Пусть к маменьке, в её дурацкое шоу идёт! И реальный повод есть: силовой тест она всё-таки завалила.

— Шоу не дурацкое, а мастерски выстроенное — и для участников, и для зрителей. Я клипы из него иллюстрациями в курс управления веером ситуаций думаю включить, — капитан внимательно посмотрел на майора, улыбнулся, — А причина-то, реальная, есть?

— Казённого шампуня жалко! Сколько ж его потребуется, чтоб этот килограмм волосья хотя б раз в неделю отмывать!

Капитан мельком взглянул на жёсткий ёжик причёски своей напарницы. Поспешно отвёл взгляд.

— А ты на свою рыжую фанатичку посмотри! Нет, это ж додуматься надо было: косу в качестве каната использовать! А если б шейные позвонки хрустнули?!

— Голова у неё была жестко зафиксирована. Риск сведен к минимуму. А вот твоя блондинка своим скальпом не рискнула!

— У них на ленте парень завалился. Парень. Который килограмм на двадцать, а то и двадцать пять, тяжелей этой птахи. Но они его всё равно вытащили!

— Опоздав к контрольному сроку.

— Зато сплотив группу.

— И окончательно утвердив её в качестве теневого лидера. А Мария — честная!

— Честно взяла в руки кнут, и честно — как танк по бездорожью...

— Кнутом танк не погоняешь.

— Рыжая смогла бы, — улыбнулся капитан.

— А твоя интриганка?! Она же после синей ямы теперь просто использует парней! Втихую, в наглую!

— Втихую, но внаглую? — улыбнулся капитан, — Как мне это знакомо! Ты, что? — реальную конкурентку себе увидела?!

— Да ты хоть понимаешь, что ей всего одного взгляда в твою сторону хватило?!

— Да понял, — капитан покачал головой: "Нет, это не ревность — просто профессионализм. Профессиональная наблюдательность, профессиональный анализ". — Когда она вышла, опомнился. Вот уж маменькина дочка! На рефлексах ведь сработала!

— Так, — вмешался директор филиала Академии. А чему путному ваша блондиночка обучилась? Или только пацанами всех возрастов вертеть горазда?

— Виолончель. Работает в оркестре.

— В оркестре? И не первой скрипкой? Какая неожиданность! — и шеф повернулся к майору, — А ваша Мария? Кроме кнута и танков что-то может?

— Профессионально рисует. Работы раскупаются.

— Что ж, достаточно. Вера Игоревна, я так понял, что Вы за сумасшедшую рыжую и её шайку, голос свой отдаёте?

— Да.

— Дмитрий Олегович, хитрая блондинка, которая зовётся Татьяной, со своей командой?

— Да.

— И правильно. Две конкурентные группы на курсе — классика жанра. Будете работать. Я чувствую, реальную проблему вы еще не разглядели, что ж приготовьтесь к сюрпризу. И ещё, невидимками обеих девиц не сделать никак, так что их... их "волосьё" сохраните. Обеим. И переходим к одиночкам — Вернер Хольт...)

Как они были хороши на Бале Открытия! Как контрастны! Одна — в маленьком чёрном платье, другая — в струящемся до пят салатно-зелёном. И на ней россыпь бижутерии — на шее, в ушах, на пальцах, — и на лодыжках! — а у другой: только тяжёлые чёрные серьги да чёрные — до самого локтя, перчатки. И волосы. Волосы Татьяны длинными мягкими волнами укрывали плечи, спину, прикрывали подол платья, а у Марии — расплёскивались в рыжий хаос!

— Смотри, в одном они всё же повторили друг друга.

- Вижу, туфельки. У твоей блондинки они аккуратно в цвет волос и у рыжей - тоже.

- Что-то подобное я откуда-то помню...

— "Тёмный мед", леди Джейн, сцена у бассейна.

- Так вот он с кого её рисовал... А говорили про Екатерину Одоевцову...

- Не "с кого" — для кого.

- Я, кажется, понял, на что намекал нам командир...

- Её родители.

— Режиссёр - мастер придумывать ситуации...

-...И реал-лидер - мастер разрешать их. Они нам всю игру сломают.

- Может, не отпустим её на каникулы?

- Мастера увидят в этом проблему и...

- И решат её. Надо просто поторопиться - успеть сделать ситуацию необратимой.

Через месяц за войной Белой и Рыжей Розы с наслаждением следил весь курс. От прямых боестолкновений обе группы удерживало только зеркальное неравенство сил. Трое парней с двумя девчонками по-всякому сильней двух парней с тремя из слабого пола, но в женский-то блок парней не пускали, а там — одна Мария чего стоила...

Ситуацию усугубляло ещё и то, что в "казарме" — как девчонки издавна называли мужской блок — над парнями Рыжей Розы подшучивали: как это — под кнутом девчонки? А в дроттуаре — как они называли свой блок (пацаны сокращали это название до обидного "дыра") — сразу невзлюбили Татьяну: и за то, что они с самурайкой Зин приватизировали сразу трёх видных парней, и из-за её мельканий на экранах вместе с родителями, и из-за неосторожно выставленного на всеобщее обозрение лунного агата.

Только в одном они были с Марией на равных — волосы.

Все остальные однокурсники, прислушавшись к рекомендациям кураторов, носили или короткие причёски, или очень короткие.

("Вы — воины, вы будете стоять на последней линии обороны,— говорили всем. — Вы сами выбрали себе этот путь. Затраты времени на уход за волосами — непроизводительны. А красоваться перед кем-либо первые два года у вас желания не возникнет. Это мы вам гарантируем".

Татьяне сказали то же самое, только Вера Игоревна добавила что-то про шоу матери, только Дмитрий Олегович тайком, словно в последний раз, словно прощаясь, оглядел её косу и чуть вздохнул.

То же самое сказали и Марии, только капитан, стараясь не задерживать взгляда на её гриве, сочувственно добавил "Машеньке", что ей и так будет тяжело, а лишние десять-пятнадцать минут на сон иногда просто спасают.

"Ничего, я справлюсь", ­— сжала зубы Машка.

"Я боюсь, меня мамочка заругает, а папочке печально будет", — застенчиво улыбнулась Танечка).

На первом курсе добрая половина занятий проходила "в поле". Уберечь волосы на них не было никакой возможности. В результате, все остальные девчонки после душа уже разбредались по спальне, а эти двое, не глядя друг на друга, всё ещё переводили казённый шампунь. Девчонки уже спали, а они, не глядя друг на друга, ещё проделывали ритуальные сто расчёсываний.

Зин как-то попробовала Тане помочь. Через минуту в душевую ворвалась куратор: "А ты, оказывается, не выложилась ещё?" — и выгнала помощницу на плац.

Больше Татьяна подругой не рисковала. В "Рыжей Розе" урок поняли тоже.

(— А если кто из них сдастся?

— Нет, — поджала губы майор. Не будь другой — может, и постриглись бы, а так... Как две собаки на двух копнах сена.

— С чего сарказмы? Кажется, понял: у тебя тоже были... и не меньше, наверное...

— Были.

— А потом...

— А потом на спарринге, на третьем курсе один ублюдок намотал косу на руку и...

— И что с ним стало?

— А ничего.

— Совсем?!

— Наставник предупредил: что с парнем случится — со мной будет вдвое, а на причину он смотреть не будет.

— У тебя ж, вроде, Сидорыч был?

— Сидорыч.

— Я б поверил.

— Вот мне и пришлось поработать ангелом-хранителем.

— Долго?

— Две недели.

— А потом?

— А потом мы стали официальной парой.

— Он сумасшедший?

— Сидорыч его о том же спросил.

— И что бедный придурок ответил?

— "Я хочу её.

"А ты? — спросил Сидорыч меня.— Смотри в глаза! Говори честно!

"И я хочу его, — честно глядя ему в глаза, ответила я.

-"Официальные власти не вмешиваются в личные взаимоотношения официальных пар", — неспешно процитировал "Тезис о невмешательстве" капитан. — Члены официальных пар имеют право не обращать внимания на "нет" партнера, ибо с момента факта образования официальной пары данное слово теряет правовой характер и становится только элементом эротической игры партнеров".

— Ага, — согласилась майор. — Сидорыч ему тоже напомнил, но тот думал, что "Тезис" — это его индульгенция. Он же хотел меня... по-всякому. Давно хотел. Вот и получил... по-всякому.

— Долго продержался?

— Двенадцать дней. На двенадцатую ночь — уже не решился.

— И?

— "Официальные власти не поощряют разводы". Минимальный срок существования официальной пары — год. Иначе инициатор развода получает отметку в личное дело о своей асоциабельности. У нас это минус триста баллов подавшему заявление. А неофициальные... Развод — стандартная процедура. В неё входят обязательные собеседования с психологом и сексологом. Они выдали мне строгую совместную рекомендацию на трехмесячное воздержание от сексуальной близости. Ему, кстати, тоже.

— Стоп, говоришь, это было на третьем курсе?

— Вот именно. В весенний семестр.

— А как же "основы сексуальной практики"?

— После собеседований с тем дурнем, мне за "основы" поставили зачет условно, но... ты же помнишь?..

— "Выбор партнёра на каждом занятии производится путём неслепого жребия".

— Что на практике означает, что каждому доводится "попрактиковаться" с каждой. Минус я.

— Бедные мальчики, — улыбнулся капитан. — Какое разочарование.

— Ещё то... Я и при поступлении отличалась некоторым высокомерием. А то, что к третьему уберегла косу — самомнения мне только добавило. Так что "неслепого жребия" ждали многие. А я объявила: "Такое у меня, видите ли, боевое ранение". Парни озверели и при "анализе текущих ситуаций" потребовали произвести разбор нашего "поединка". Диагноз: "Критическая переоценка своих сил" с тяжеленной добавкой: "в условиях, приближенных к боевым". Это минус ещё двести баллов. Он взбесился. Закатил истерику. В результате ему пришлось переводиться от нас. С кошмарной формулировкой "В связи с неумением выжить в коллективе".

— А неумение выжить в своем коллективе...

— Да. В чужом коллективе выжить ещё труднее. Хватит о нём.

— Ты раньше не рассказывала...

Капитан поймал взгляд Веры... Игоревны. Она не отвела глаз. Он накрыл ладонью её ладонь, сжал. Она не отводила взгляда. Он потянулся к её щеке. Она отклонилась:

— Не спеши с выводами. Пожалуйста.

Он отпустил её ладонь. Отвёл руку. Но она на ощупь нашла её, накрыла, сжала, улыбнулась:

— Не спеши с выводами, а? — повторила она. Просьба в её вопросе почти не слышалась.

— Что с тобой? — спросил мужчина женщину, но вслушивался в себя: "Ты же хотел этого, именно этого! Просто не надо спешить делать выводы. Не надо... не надо спешить?" Он перевернул ладонь, сплёл пальцы с её пальцами. И повторил: — Что с тобою?

— Наверное, завидую этим дурам, — она расслабилась, улыбнулась. — Смотри, как они не смотрят друг на друга! И ведь не подерутся...)

Может, эти дуры и подрались бы, но на первом семестре свободного времени — только б добраться до койки, чтоб спать-спать-спать...

Ах, нет: другая дура достала гребень...

Кабинет начальника Академии всегда нравился Дмитрию Олеговичу. Обе его части: и рабочая — по-спартански строгая, официально-торжественная: стол длинной буквой "Т", чёрное кресло у знамени Конфедерации, портреты легенд КОМКОНа, две проекции карты обжитой части Галактики... И, контрастная с этим официозом, спрятанная за неприметной дверью — комната релаксации. Здесь по стенам переплетались лозы тропических сорняков, в вазах цвели орхидеи, в аквариуме пучили глаза разноцветные рыбки, чуть слышно булькали в нём пузырьки воздуха, и, перекликаясь с ними, шумел, шумел крошечный водопадик.

Сегодня их принимали здесь. Хороший знак.

— Что ж, кураторы, поздравляю. Одиннадцатипроцентное превышение итоговых оценок над уровнем среднего — отличный результат. Две группировки вытянули за собой весь курс. Вы их удержите?

Кураторы переглянулись. Командир посмотрел на майора, посмотрел на капитана, вздохнул:

— Компашка рыжей? Девки никак не поделят парней?

— Группа Рыжей Розы, — согласилась Вера Игоревна. — Но дело не в девчонках. Одна из них — Надежда Азалина, себя из претенденток сразу вычеркнула. Это мальчишек в казарме достали. Мария не понимает. Еще чуть-чуть, и будет бунт.

— Прогноз на этот вариант?

— Мы прикинули... — капитан пожевал губы. — Вроде, для курса ничего страшного: парни обособятся, Вероника Маслова, которую вытащили на синей ленте, останется с Марией, а Надежда перейдёт к Татьяне, и тогда...

— Опять Азалина... — прервал его командир, — Надежда Азалина VI... Шестое поколение Азалиных... Как она?

— В традициях Семьи — абсолютно успешна.

— И почему бы ей не помочь своему лидеру?

— Пробовала. Но Мария закусила удила — только наорала, припомнила происхождение... А Надежда, она... она не то, чтоб ленивая — она экономная. Зачем бодаться с сумасшедшей девицей, когда можно вскользь улыбнуться приятному мальчику. Даже не улыбнуться, а всего лишь иногда — изредка! — на пару мгновений не опускать взгляд. И не подкопаться своим! И нечего предъявить чужому. Но вот если...

Капитан замолчал, а майор закончила:

— ...Тогда Белая Роза приобретёт гендерную уравновешенность. Итоговый балл курса несколько снизится, но зато застабилизируется.

— На каком уровне?

— Плюс 7,5%-8,5%.

— Прилично. Так в чём сомнения? Марию надо учить — вот ей и будет уроком.

— По этому сценарию урок впрок не пойдёт. По крайней мере, для неё и, значит, для нас. Татьяна — рано или поздно, да максимум, к середине второго курса — девчонку выживет.

— Естественный отбор тоже никто не отменял. Слабые не нужны. Да и для остальных отсев — это реальный стимул. Впрочем, что я вам говорю: классический десяти процентный отсев на первом семестре вы обеспечили.

— В данном случае резко уменьшится вариативность, — объяснилась куратор. Она любовалась переливами алого на лепестках роскошной орхидеи.

— Да, как в любой моносистеме, — опять согласился командир. — Но стабильные семь-восемь процентов — оно того стоит.

— У Татьяны не останется противников, — капитан подошёл к аквариуму, постучал ногтем перед носом у глупой рыбы, но та только лениво шевельнула плавником. — Её пиковая характеристика — в искусстве интриги. Без Марии мне будет трудно ставить перед ней сложные задачи.

— Да, ведь Азалина перейдёт к ним... А Горгиладзе?

— Давид, по принципу, одиночка. Да и если Татьяна объединится с Надеждой, он им не соперник. Ведь эта "Танюшка" лениться той "Наденьке" не даст.

— Та-а-ак, Вера, а ну-ка, подойди сюда!

Вера Игоревна отошла от орхидеи и предстала пред ясны очи начальства.

— Тебе жалко твою рыжую.

— Да.

— И ты хочешь её удержать.

— Да.

— Почему?

— Потому что она пришла сюда спасать мир. Помните? — спасать мир! А не исполнять волю Семьи и не плести всласть интриги, — Вера мельком взглянула на Дмитрия. — Бороться с постановщиками шоу — с постановщицей! — я ей помогу — Вера перевела взгляд на командира и нехотя исправилась: — Помогла бы.

— Надеюсь, без личного вмешательства?!

— Разумеется.

— То есть придумки уже есть? Чего ж ждёте?

— Стабильные семь процентов против нестабильных одиннадцати, вариативность против устойчивости. Сохранение слабой курсантки на первом-втором курсе против возможности получения очень сильной к третьему-четвёртому... — перечислил капитан. — Требуется Ваше решение, командир.

— Покажите их, обеих, сегодняшних.

Капитан коснулся браслета-джойстика. Среди орхидей возникла голограмма душевой, где две голые девицы, не глядя друг на друга, отстирывали в казённых тазиках свои волосы.

— Хороши-и-и, — протянул командир и расхохотался, — вот уж кошки драные!

В этот момент рыжая потрясла головой и стряхнула с глаз пену. Едва не заплакала, но спиной ощутила взгляд блондинки, сжала зубки...

Она не обернулась и не увидела, как худенькая кроха-блондиночка в это мгновение действительно с ненавистью посмотрела в её сторону, судорожно вздохнула, затрясла руками, обхватила себя за плечи и — вдохнула-выдохнула, вдохнула-выдохнула... Шесть глубоких вдохов, шесть глубоких выдохов, всё по науке. Всё по инструкциям, по наставлениям — и опять принялась за волосы.

— Вот уж кошки драные, — повторил командир. — Действуйте. Сохраните обеих. Слышите, Вера Игоревна — обеих. Жертвовать блондинкой — запрещаю.

Довспоминать Татьяне не дали. Загорелись красные запретительные огни, зазвучал колокол предупреждения, высоко в воздухе появилась яростная звёздочка шатла.

(А про "драных кошек" Дмитрий Олегович расскажет ей через семь лет, на маленьком банкете в честь её первой награды).

Ещё минута... шатл мягко опустился на оплавленное черное подножие скалы, дверца раскрылась, и вышла Мария — рыжая, как рыжие плети ранних рассветов.

А следом...

"Мамочка моя родненькая, а это ещё кто такие?!.."

Не обращая внимания на толпящихся сзади, Мария махнула Татьяне и направилась к ней. Через пару минут они уже обнимались.

— Как отдохнула? — улыбнулась блондинка.

— Отдохнёшь тут... — проворчала рыжая.

— А это кто?..

— Не видно, что ли?

— Шлюхи?! И сколько же их...

— Сто сорок четыре штуки. По дюжине на каждый клан. По целой дюжине первоклассных шлюх.

— Не поняла?! В Даяне одиннадцать кланов.

— Тебе не кажется, что это как-то не вписывается в местный стандарт? — хмыкнула рыжая.

— Но... Да делов-то! — хмыкнула светлая, — А как ты этих уговаривала-то?

— Да делов-то! У каждой — нелегальная проституция, то есть — уклонение от налогов. И, значит, у каждой — от семи до восьми лет принудительных работ на планетах с тяжёлыми условиями жизни.

— Тяжёлые условия? У нас? На курортной Гессе?

— Видела бы ты, откуда я их вытаскивала! На Гессу они согласились, они подписались, и уж теперь не откажутся... Вот подкормлю-подлечу только...

2. Первый поход Блейка в Долину

Блейк опять поднял бинокль и ещё раз оглядел долинку.

Всё, как описывалось: среди нагромождения скал небольшая уютная долина — километров три в длину, и метров двести, кое-где и до пятисот, пожалуй, в ширину. Она плавно, прихотливо изгибалась, вслед за ручьём, протекающим вдоль левого её края. Ручей за столетия подмывал скалы и теперь они нависают над ним, кое-где почти совсем пряча его. Блейк не видел, но знал, что и его терраса нависает над такими же — почти пещерами. Очевидно, время от времени случалось особо жаркое лето, ледники таяли сильнее обычного, ручеёк выходил из берегов, и за тысячелетия подмыл не только берег.

Блейк ещё раз проследил его русло, всё русло — от истока, невысокого, узкого водопадика, выплескивающегося из провала в скале, и трех родников, подпитывающих его, до другого водопада, там, за горизонтом срывающегося в километровую пропасть. Всё как описывалось: прозрачная вода, прозрачные заводи, прозрачные тени крупных рыб. Жемчужная форель, должно быть. В кабаках золотой за штуку... (Потому что престижная: плюс десять единиц рейтинга за употребление блюда из неё. Потому что не подлежит хранению даже в холодильнике — через двое суток становится ядовитой.) Да и кстати о золоте... Вот в таких речонках и моют золотишко. И бывает — хорошо намывают.

Всё, как описывалось: и заросли этих местных хвойных кустов, так похожих на земной можжевельник, и высокий ковер не похожего ни на что местного мха, и посвёркивающая в нём обильная ярко-красная россыпь местной брусники — мало того, что съедобной, так ещё и целебной: по четверти единицы здоровья каждая. Можно бы, просто напросто, убить сутки и насобирать килограмм десять-пятнадцать ягод — больше ему не донести — вернуться в холд и сделать маленький бизнес... Но он пробивался сюда не за мелочью... (Да и кто ж ему позволит бродить по долине двое суток?!) Хотя небольшой контейнер для ягодок он из рюкзака вынул и на пояс себе прицепил — на ходу горсть-другую кинуть времени много не займёт.

Всё, как описывалось: рядом с устьем ручья, рядом с водопадом — скальный выступ, не тронутый растительностью, и на нём остатки древнего капища. И вход в пещеру. В пещере тоже может быть что-нибудь интересное, но для него и тамошние находки были бы в мелочь. Главное — само капище. Главное — жертвенный камень. И идол...

Камень он видел — плита... два двадцать на метр сорок восемь... красноватая, словно бы из земного известняка. Плита достаточно отчетливо выделялась на грязно-сером фоне, а вот идол... Всё как описывалось: увидеть издали невозможно, только на месте, "почти на ощупь". Площадка пятнадцать на двадцать пять... Он бы прощупал. Но... и об этом тоже предупреждалось: "ты не пройдёшь".

Потому что во-он там, прямо напротив него, на границе первой трети долины, на склоне, есть ещё одна площадка, лишённая растительности, есть даже нечто вроде ещё одного жертвенного камня! — и еще одна пещера, но в ней не капище — в ней логово. Логово тигрозавров. Папа тигрозавр, мама тигрозавриха и тройка очаровательных годовалых тигрозавряточек. На него, на Блейка хватило бы и одного из них — что из взрослых, что из малышей. Потому что и в самом маленьком — уже килограмм семьдесят мышц, костяных наростов и зубов. А чтобы из арбалета без самонаводки попасть в глаз, когда эта зверюга на дистанции прицельного огня — то есть, когда эта зверюга прыжками, покрывающими метров по шесть-семь, несётся прямо на тебя, нужны не его, Блейка, глазомер и не его, Блейка, нервы. А когда зверей пятеро...

Если бы можно было устроить лагерь и подождать — недели две или месяц, может, два... Ну, максимум три месяца... До первой течки после родов взрослой самки, когда вспыхивает всеобщая драка, и детёныши убиваются-изгоняются: одного, молодого самца, убивает "папа", "мама" чаще всего кончает какую-нибудь самочку, а оставшиеся, в данном случае — оставшийся — успевает сбежать (отнюдь не всегда — а только в 65%) .

Вот под этот шум и вой, пока они грызут друг друга, а потом уцелевшие зализывают раны — по-тихому бы, по-тихому... Но припасы... Охотиться ж в угодьях тигрозавров — чистое самоубийство. Тут дыхнуть лишний раз — и то страшно.

Блейк вздохнул, ещё раз проверил: ветер устойчиво дует в его сторону. Что ж, всё, все отсрочки исчерпаны, если решаться, то решаться. Или возвращаться. А ради чего тогда пёрся? Ради чего потратил последние деньги, закупая горное снаряжение, ради чего унижался, чтобы получить описание долины, описание пути к ней. Ради чего рисковал, роя нору в библиотеку? Он верит в себя или нет? Должно же сработать! В конце концов, если не сработает — он увидит сразу!

Он достал пульт, снял блокировку и нажал на кнопку.

Издалека, еле слышно донёсся вой тигрозавра — тигрозавра-самца, переступившего внутреннюю границу чужой охотничьей территории и вызывающего теперь на бой хозяина.

Блейк закрыл глаза, сжался. Он ждал, он считал удары своего бешено бьющегося сердца — раз, два, три... это секунда?! — четырнадцать, пятнадцать ... наверняка пять секунд уже прошло! — двадцать девять, тридцать... неужели всё впустую?! Тридцать восемь...

И рёв.

Вызов услышан, вызов принят.

У-у-ф....

Блейк сглотнул, открыл глаза и поспешно поднял бинокль: старый самец стоял на самой грани своей скалы и ревел-ревел... Блейк дождался, когда у чудовища закончится дыхание и опять нажал на кнопку. Издали донесся новый рёв. Почти такой же долгий. Почти! А на самом деле на две секунды покороче. У тигрозавра не было таймера, но его новый рёв зазвучал с неприкрытым торжеством.

Блейк, не отрывая от него взгляда, поставил программу на автомат. И ещё один рёв ответил на рёв. Тигрозавр прыгнул со скалы на тропу, ведущую вверх, и опять заревел. Поднялась самка. Она будет присутствовать при бое — это однозначно. Поднялись детёныши, после того, как у них прорезались зубы и до своего изгнания они всюду следуют за матерью — это тоже однозначно. По крайней мере, так описывалось справочнике монстров, и так происходило сейчас.

Сработало!

" - Ты не пройдёшь.

" - Посмотрим.

" - Ты не пройдёшь.

Теперь она увидит.

Допуска в библиотеку у него не было — там в качестве вступительного взноса требовалось три статьи с общим объёмом новых сведений в 20k. Стандартная отсечка от троллей, чтоб не забрёл кто и сдуру не насвинячил. Но не было у него и тех крох. Вот и пришлось рыть ход. Защита стояла ерундовая, кто ж на первый уровень ставит что-то серьезное — больше систем сигнализаций, чем ловушек. А дальше — копать, копать, копать... Месяц работы. Он перерыл весь уровень — все записи столкновений с тигрозаврами. Все исследования. Но материала было мало. Только шесть таких перекличек. Он их тщательно изучил. Структуру. Частотные характеристики. Оказалось, что вся композиция рёва состоит из девяти пассажей, и его длительность определяется количеством перебора четвертого-пятого-седьмого, причём в последней руладе, четвёртый пассаж пропадает. У четверых из шести. И у трёх из шести проигравших. Случайность? А это случайно, что двое из шести начинали рёв со второго пассажа, и оба проиграли схватку? А случайно, что четвёртый проревел, всю композицию полностью, уступил хозяину полторы секунды, а тот не бросился искать вторгшегося наглеца, а принял бой только у своего логова? Победил, но отказывался от боя до последнего! но оставался же сидеть в пещере, — совсем как в шестом случае, когда инвайдер переорал хозяина на шесть секунд, пришел к логову и кончил аборигена со всем его приплодом — под одобрительное взрыкивание самки...

Случайно или не случайно, но у Блейка — сработало!

Карта территории у него была, и были деньги на три — только на три! — качественных широкополосных спикера. И был отнорок теперь в библиотеку.

Блейк наложил данные об охоте тигрозавров на карту конкретной территории и получил приблизительные охотничьи тропы. Блейк наложил законы акустики на карту рельефов местности и получил изобары звука. В точках максимального удаления изобар от охотничьих троп этой семейки по утрам , когда эта семейка спит, он спикера и расставил. И то, что при этом он не столкнулся с этим живым кошмаром доказало — расчеты верны.

Поочередной рёв спикеров уведёт тигрозавров на три с половиной километра. Пока по горам туда, пока там старший зверь будет прыгать, будет метаться, будет искать соперника, пока он неспешно протрусит обратно — полтора часа у Блейка есть. Блейк запустил таймер:

(90 мин.)

А ему надо: десять минут на спуск из укрытия, десять минут бегом вдоль русла ручья, пять минут подняться к капищу, двадцать минут на обратный путь к стене и пятнадцать, чтоб подняться, чтоб укрыться, чтоб потом тихо уйти. Итого: час. И полчаса остаются на поиски, на установку, на ожидание результата. Должно, должно хватить!

Блейк дождался, когда последний детёныш скрылся из виду, выждал еще минуту, сбросил вниз верёвочную лестницу и начал спускаться. Когда он экипировался — над ним смеялись: настоящий мужчина с лестницей в горы не ходит!

Он станет настоящим мужчиной — вернётся с кучей бабла и купит экзоскелет. А подниматься по верёвке, когда на твоей заднице висит семья тигрозавров — это пусть шутники сами пробуют. Настоящий мужчина мертвым не бывает. Мёртвым бывает настоящий труп. Поэтому не жалеть времени сейчас, забить колья и закрепить лестницу снизу. Тем более, что в десять минут он уложился.

(80 мин.)

И бегом, бегом! Нет, надрываться не стоит, атлеты километр легко пробегают за три минуты, но они бегут по тропинке или по дорожке, и они бегут без рюкзака. А он не атлет. И ему ещё возвращаться. И здесь тропинки нет.

Так, оказывается, километр — это по прямой, а между этих чёртовых ёлок получилось больше. На сто семьдесят четыре метра. Ничего: в срок уложился. А как там со здоровьем? — индикатор уверенно горит зелёным. Желтых пятнышек почти нет. Отлично. Деталировка... минус семь процентов. Ерунда. Теперь наверх!

(71 мин.)

Мелкие кустики он присмотрел ещё из своего убежища, вот, цепляясь за них... А вот, что грунт под ногами сыпется, и ты сыпешься вместе с ним — этого издалека не увидишь! Ещё раз... Не получается! Ещё...

Стоп, хватит прыгать — только силы зря тратить.

Остановиться! Отвернуться! Сорвать горсть брусничек, закинуть их контейнер! Ещё одну! Посмотреть на часы — четыре минуты только прошло. Ну, не будет у тебя получаса — будет двадцать минут, всё равно — хватит. А теперь поворачиваемся и спокойно — спокойно! — оглядываем весь склон. Вот: не лезть по прямой, а наискосок, наискосок к самому углу площадки!

Вперед!

Держаться!

А теперь подтянуться! Ты — не настоящий мужчина, и на тебе нет экзоскелета, но подтянуться-то ты можешь?! Ещё чуть.... ещё чу-у-уточку! А теперь закинуть ногу на соседний куст. Закрепиться. А теперь вытянуться. А теперь зацепиться за камень края площадки. Перевалиться. И чуть отползти.

У-у-уф...

Что мы имеем по времени? Вместо пяти минут угробили четырнадцать. А что со здоровьем? Желтый. Шестнадцать процентов долой. Заметно, но не критично, это восстанавливаемо. Ещё минуту, однако, придётся посидеть, всё равно очки запотели — надо протереть, царапины на локте и колене — заклеить, дыхание — успокоить. И поклевать ягодки.

(56 мин.)

Теперь идол. Удлиненный камень размером около полуметра. По очертаниям напоминающий женскую фигуру. Отдалённо напоминающий.

" - Насколько - отдалённо?

" - Кто ж скажет... Зато гладкий, - она ухмыльнулась. - Пощупаешь - не ошибешься.

" - Вот спасибо-то! А хоть чего-нибудь поконкретней?

" - Когда-то он стоял сбоку на жертвенном камне, - она опять заулыбалась. - И должен будет стоять снова. Всё.

" - А если его разбили?

" - Вот это нет. Он целый.

" - Отвечаешь?

" - Да.

" - Я его найду.

" - Ты не пройдёшь. Тигрозавров может одолеть только команда воинов. А ты не воин, и у тебя нет команды.

" - У меня есть я.

" - Ты не пройдёшь.

" - Посмотрим.

" - Ты не пройдёшь. Ты не вернёшься.

Вот и посмотрели. Он на месте.

Итак, еще раз. Камень. Полуметра длиной. Напоминающий женскую фигуру. И его можно поставить! Не положить — поставить сбоку на жертвенной площадке.

Значит, сначала — площадка.

Блейк взглянул на таймер. Минута прошла. Взглянул на индикатор — минус пятнадцать процентов. Отдых плюс эмоциональный подъём, а главное — ягодки, ягодки! — процентик и накатил. Нормально.

(55 мин.)

Он поднялся на ноги, подошёл к жертвенной площадке.

Вблизи её красноватый цвет на фоне остальной грязно-серой площадки не так уж и выделялся. Даже то место, которое можно назвать изголовьем — чуть приподнятый конец узкой части, где разместилась... или её разместили?.. неглубокая впадина. Кровь, конечно, давно смыли дожди, но чистоту цвета камень потерял. И от впадины — неглубокий канал такого же грязноватого цвета к такой же неглубокой впадине, вплотную к ещё одной впадине — более глубокой, с более резкими краями.

Блейк выгреб из нее мусор — каменные крошки, прошлогодние, полусгнившие иголки — оглядел.

"Значит, у нашей полуметровой каменюги "очертаниями, отдаленно напоминающими женскую фигуру" и "гладкой на ощупь"... Тебя бы, саму, сюда — щупать! Стоп, не отвлекаться... У нашей каменной бабы должна быть вот такая, — Блейк ухмыльнулся, — вот такая квадратная задница".

"Стоп! — опять осадил он себя, — бабу надо "поставить", а не посадить. Так что нечего путать подсознание. Это квадратное — будет башмаками. Хотя более вероятно — чем-то вроде постамента".

Взглянул на таймер — еще минута в минусе. Но это нормально, он в графике.

(54 мин.)

Приблизительно соответствующие описанию каменюги были подобраны через бинокль ещё из убежища. Девять штук. И маршрут осмотра намечен тогда же. Блейк не стал менять план. В стрессовой обстановке можно, конечно, изобрести, что-либо совершенно гениальное, но проще — запутаться в очевидном.

Камень с почти ровным четырехугольным основанием — оказался четвёртым из его списка. Хотя чего в нём от женщины — сказать было трудно. Разве что модель, когда с нее вырубали это божество, предварительно закутали в добротный длинный плащ.

(52 мин.)

По закону подлости — камень лежал от плиты дальше остальных. Блейк быстро обежал другие. Нет, они не подходили совсем. Да и цвет... Цвет идола должен гармонировать с цветом жертвенной плиты. Этот и был — красноватым. Колорит остальных — серый, под цвет всей остальной скалы. Ничего не поделаешь, Блейк вернулся к камню, подтолкнул. Тот поддался. Попробовал приподнять — с полцентнера, а то и больше... Из золота он внутри, что ли? А если из урана? Только дозу ему схватить здесь недоставало!

(50 мин.)

Особо выступающих частей у идола не оказалось — недаром гарантировали целостность "скульптуры". Значит... значит, можно катить. И надеяться, что богиня сейчас занята более насущными делами, чем приглядывать за своим давно заброшенным святилищем и за тем, как обращаются с её отображением в нём.

Однако прокатить камень по прямой не выходило — выступы, трещины, другие камни... То-то же сгинули те, которые возводили это капище — к своим богиням надо относиться уважительнее и храмы их обустраивать тщательнее!

Всё бы ничего — силы ещё оставались — но время, время!.. Он был ещё в графике, но какой, к бесам, "график", если строился он на такой бедной статистике?!

(38 мин.)

"Успокойся! — приказал он себе, — пока что эта статистика срабатывает!"

И он сумел успокоиться! По крайней мере, настолько, чтобы не сделать очевидных глупостей. Например, не пытаться запихнуть скульптуру не той стороной. Впрочем, и здесь помогла предварительная проработка миссии: идол должен стоять лицом к жертвенной плите. Никакого "лица", разумеется, не было, более-менее просматривалась задница — отнюдь, не квадратная! — и намеками, грудь, но Блейку хватило.

Руки слушались хуже головы — идола установил он только с третьей попытки.

Теперь предпоследнее — капельку крови на жертвенный камень. Иголка в воротнике, вынуть её, уколоть палец и набухшую каплю стряхнуть в ямку, в грязно-красноватую ямку перед идолом.

И последнее! — достать жезл. И лепестковым лезвием навершия растереть кровь. И бросить жезл! Прямо на камень.

И ждать. "Не более десяти минут". Нет у него уже десяти минут, но не уходить же!

(33 мин.)

" - Ты же не веришь, что я вернусь, и доверяешь жезл мне?

" - Это самоделка. Заготовка, можно сказать. У меня их несколько.

" - Сколько?

" - Достаточно, достаточно... Но все они - пустые. Зарядишь - отблагодарю.

" - Как?

" - Как хочешь.

" - Мне одного-единственного желания мало!

" - О, я щедрая с покойниками - три хватит? Как в сказке?

" - А ты...

" - Ты мне не веришь?

" - Не то...

" - Ты не веришь, что я смогу выполнить любое твое желание? Любое из трёх?

" - Да я и сам не знаю, чего хочу!

" - Я знаю. Хочешь, выполню одно? Авансом?

" - Если - четвертым...

" - Нет, - она улыбнулась, - вы же, программисты, считаете с нуля? Вот, нулевым.

" - Ну, попробуй...

" - Я разрешаю тебе расплести мою косу.

Уж лучше бы она разрешила раздеть себя! Не так тряслись бы руки.

(29 мин.)

"Ну сколько ещё! — Блейк почти видел, как где-то там, среди скал самец тигрозавра в крошку разносит его спикер, — Спокойно! Даже если так — три километра обратно. Тридцать минут! В графике мы, в графике!"

Чтобы отвлечься, он взглянул на тёмного идола.

"Странно: он словно светлый... Не он, — поправился сразу же Блейк, — она".

(27 мин.)

Жезл засветился! Ещё тридцать секунд — меньше! — двадцать четыре, "две дюжины секунд"...

" - Две дюжины секунд, и он погаснет - значит, зарядился. Хватай и беги.

Он схватил и побежал. Сыпуха теперь сыграла на него. Блейк съехал вниз на пятой точке.

" - У тебя будет двенадцать суток, чтоб донести жезл до меня. Всё это время его рукоятка будет тёплой".

А вот то, что, погаснув, он изменит свой цвет, насытив серую древесину красноватыми потёками, она не упомянула.

" - А для чего тебе он? что будет с ним?

" - С ним будет Храм. Здесь.

(24 мин.)

Километр обратного пути, точнее километр и сто семьдесят четыре метра, Блейк одолел за 16 минут.

(8 мин.)

Тигрозавра он увидел, когда был почти у лестницы. Это была молоденькая самочка, которой раньше остальных наскучили метания старого самца. Она вернулась домой и увидела замечательную игрушку, которая убегала. Всех, кто убегает надо ловить — самочка это уже знала и побежала играть в догонялки.

Блейк был уже на середине лестницы, когда эта псевдоящерица прыгнула и сбила его с пяти метров на землю, на камни. Он успел, падая, отбросить жезл в нишу под террасой, прежде чем на индикаторе здоровья красным заполыхал "ноль". Таймер замер.

(4 мин.)

Блейк содрал шлем и невидяще уставился в пустой экран. Он не прошёл.

3. Две небольшие кучи-малы

Для родителей Татьяны четыре месяца без неё пролетели быстро: работа, хлопоты, заботы...

Для матери на первый план вышла тяжело случившаяся "первая любовь" сына. Хорошо, хоть его классная и на этот раз оказалась умной девочкой и позвонила почти сразу, как заметила обострение. Нет, мальчишка влюбился не в неё — это было б проще, — в новенькую. А вот новенькая умной не оказалась. Для неё мальчик без пластилиновых бицепсов, проживающий в неэлитном квартале, учащийся в неэлитной школе, был бедным мальчиком, не достойным её, только что купленных прелестей. Любовь зла. У сына в классе была парочка хороших... и достаточно хорошеньких девчонок, но он с ними вырос, а тут...

Коза!

Мужу она ничего рассказывать не стала. С гениями жить сложно. Например, идея приобрести этот дом принадлежала ему. Видите ли, чтобы дети росли не в "парниковой атмосфере". "И не в трясине, где вольготно размножаются гады". "И уж лучше джунгли, чем серпентарий".

Надо признать, что решение оказалось удачным. И для её имиджа ведущей: "она — одна из наших", и для детей: проще противостоять силе сильных, чем подлости подлых, да и жить — оно приятней в окружении нормальных людей, а не разномастных талантов, что признанных, что не призванных. Со своим гением ещё уживёшься, а вот с чужими... То ли дело, когда можно запросто зайти к соседке по поводу удачно испёкшегося у них яблочного пирога. Или созвать всех соседей на шашлык из настоящей антилопы под бочоночек настоящего божоле. Или собраться всей улицей у широкого экрана на небольшой площади у местной ресторации и всласть поболеть за "Спартак". Да и папарацци в их район не совались — "чужие здесь не ходят".

Но предугадать реакцию мужа на несчастливую любовь сына было невозможно. Он вполне мог заявить, что душевные страдания способствуют усиления духовности. А мог опять завспоминать свою стерву Катеньку, которую он до неё забывал четыре года, и которой, как он, сволочь, признался — и добро бы только ей! — обязан образом леди Джейн.

Короче, он мог запретить ей вмешиваться.

Да она как-то по-особому вмешиваться и не собиралась. В классе знали, кто в родителях у Серёженьки, а новенькая — ещё нет. А когда узнает... Вот пусть узнает уже вдогонку!

Очень кстати подошла заключительная серия очередного сезона реал-шоу. Финал был в фирменном стиле её студии — неожиданным и парадоксально-логичным. Так ведь рейтинг топового уровня из ничего и не вырастает.

Как известно, в реалках подробно прорабатывается только базовый сюжет, а задача боковых ветвей создавать ощущение, что "всё, как в жизни", то есть удел их быть недосказанными. Подобная пара — Светлана и Николай — была и в только что закончившемся действе. К нескольким эпизодам с ними приложил руку томившийся от творческой скуки папочка, так что парочка запомнилась. И вот — финал, вот — "Конец фильма", а про них — ни слова.

По этому поводу, когда страсти по главным героям утихли, на форумах, к великому удовольствию её начальства, разлилось великое неудовольствие зрителей. Сама госпожа реал-мастер к прежним героям никогда не возвращалась, и ей уже готовили договор о передаче авторских прав на другую студию. Тоже, кстати, статья дохода в семейный бюджет... И довольно стабильная.

Учительнице не пришлось заводить речь на классном часе об этой реалке — разговор зашел сам. Учительнице не пришлось упоминать про Светлану и Николая — разговор и сам быстро переключился на них. И то, что в разговор азартно вмешалась, а потом и повела его новенькая — тоже было ожидаемым. Неожиданным для всех был прямой вопрос Елены Дмитриевны:

— Серёженька, а продолжение будет?

— Елена Дмитриевна, — оторопел мальчик, — я не могу об этом говорить!

— Почему? — выказалась наивной дурочкой учительница.

— Так закон об авторских правах!..

— А разве они не у твоей матери?!

— А студия? А Канал? А коммерческая тайна?! Да откуда мне знать, к примеру, какой у них на этот сюжет промоут-план? Может, задача: поднять градус ожидания, а в сети появится ссылка на мой ответ, и он рухнет, — мальчик тут же поспешно добавил: — даже если бы я знал: будет это продолжение или нет. Нам с сестрой с детства вдолбили: ни слова о делах родителей никому. Никому и ничего. Я никак не могу ответить на Ваш вопрос! No comment!

Учительница ни взгляда не кинула в сторону новенькой. Она и так хорошо представляла, как у той разгораются глаза.

— Спасибо, Серёжа. Имея в учениках сына таких родителей, я, конечно же, в теме. Просто девочки начали воспринимать это реал-шоу, как что-то уж слишком реалистичное, и мне захотелось напомнить им, что оно, во-первых и прежде всего — шоу. Искусственный продукт для продажи.

Мальчик с облегчением перевёл дыхание.

— А теперь у меня к тебе настоящая просьба: попроси Анну Александровну прочитать нам небольшую лекцию о шоу-бизнесе. Пригласишь её к нам на классный час?

— Да она меня не послушает! Ей никогда не до меня! У неё, вечно, дел выше крыши...

— А ты её хорошо попроси...

— Да какая разница!

— Какая? — учительница улыбнулась. — Вот я тебя попросила, просто попросила — по-обычному. Девочки, а кто-нибудь попросит Серёженьку — "хорошо"?

Она с той же предвкушающей, женской улыбкой оглядела класс.

— Я, — неожиданно для всех первой отозвалась Олеся.

И она с другого угла класса, неспешно направилась к нему.

Говорили, что у неё совсем бедная семья, и поэтому не хватало денег на самую элементарную пластику — убрать россыпь мелких отчетливых веснушек вокруг носа или родинку над самым уголком губ... Девчонки сходились во мнении, что и чуть расширить глаза — не помешало бы тоже.

Неширокие её глаза улыбались, родинка подрагивала от той же, что у учительницы взрослой, женской улыбки. От предвкушения. Серёженька смотрел на неё и ничего не понимал. Ничего!

— Ничего тебе никто объяснять, подсказывать, показывать не будет. Всё — сама! Тебе просто дадут шанс. Ты мне только скажи: тебе он нужен — этот шанс? Подумай...

Девочка не стала думать — она кивнула, потом ещё раз, потом ещё...

— Хватит, я поняла.

Днём, перед последним уроком, Елена Дмитриевна остановила её в школьном коридоре и сообщила:

" — С тобой хочет переговорить Анна Александровна.

" — Стехова?!

" — Да.

" — О чём?

" — Я, конечно, догадываюсь, но боюсь ошибиться, боюсь сбить тебя, — улыбнулась учительница. — Хотя не думаю, что речь пойдёт о новом сезоне её шоу...

" — Тогда... О Сереженьке?!

" — Я боюсь ошибиться, — опять улыбнулась Елена Дмитриевна.

" — Где? Когда?

" — " Шапито". В 20-00.

Это был очень дорогой ресторан. С кошмарным дресс-кодом.

" — А меня туда пустят?!

" — Ты уж исхитрись.

Ресторан открывался в два часа дня и до пяти нравы в нём были попроще. Олеся пришла к половине пятого. У швейцара узнала имя-отчество метрдотеля. Подошла к нему.

" — Николай Павлович?

Николай Павлович с любопытством оглядел молоденькую девчонку — явно из соседнего квартала, которая смотрела на него, как... как, верно, в XVII веке... или XVIII?... Суворов осматривал Измаил. Да нагляделся он уже на такие взгляды. И он не Измаил. Он Шлиссельбург — больше тюрьма, чем крепость.

" — Ну?

Она сглотнула и спросила:

" — Сколько мне будет стоить Ваша двухминутная консультация?

" — Даже так? — так к нему ещё не подкатывались. Ну-у-у, посмотрим. — Спрашивай. Я думаю, сговоримся.

" — Я бы хотела большей определённости, — отчаянно попыталась настоять на своём девочка.

" — Ты меня заинтересовала. Один поцелуй.

К его изумлению девчонка не улыбнулась, эдак, вальяжно и соблазнительно, а продолжила торговаться:

" — В щёчку. И Вы...— она, наконец, посмотрела ему в глаза.

"Ага, и — в штыковую!"

" ...— и Вы меня при этом не лапаете.

" — Какая ж ты предусмотрительная, — ему действительно стало интересно. — Хорошо. Но поцелуй тогда будет... ты не будешь стесняться — и от всей души. А не... не как нелюбимого дедушку.

" — В щёчку? — опять уточнила она.

" — Тоже мне, нашла "щёчку", — огладил Палыч свои выскобленные щёки, — Ну, всё — спрашивай!

" — Мне вечером у вас назначено. Меня такой пропустят?

"Назначено... — про себя пробормотал он. — Так Стехова про неё, выходит, предупреждала?"

Он ещё раз оглядел девочку.

" — Для такого платья и твоего возраста туфельки слишком закрытые, смени. Убери ленту из волос: они у тебя и без того хороши. И последнее: чтобы тебя никто не мог принять за проститутку — смой косметику.

" — Но у меня и без того...

" — Всю, — и он улыбнулся. — Духи тоже.

" — Но у меня...

" — Вот именно, — по-прежнему улыбался он.

" — Да надо мной из-за этого девчонки смеются!

" — Тебе хочется нравиться девчонкам?

" — Нет!.. а...

" — Смой.

" — И... тогда пустят?

" — В случае чего — зови меня.

" — Спасибо, — вспыхнула она и шагнула вперёд.

Хорошая у девчонки оказалась душа — лёгкая, светлая.

Её пропустили.

"Вам в Бархатный зал. Я Вас провожу, — вежливо улыбнулся ей швейцар.

Лифт. Третий этаж. Задрапированные темно-зеленым бархатом стены. Голые спины, голые плечи, блеск глаз, блеск драгоценностей. И она... в своём платьице... со своими веснушками.

Со Стеховой сидела Елена Дмитриевна, стало легче.

— Я тебе сразу хочу сказать: тебя никогда не будет ни в одном моём шоу, тебя никогда не будет в моей студии, да и на нашем Канале, скорее всего — тоже. Никогда. Понимаешь?

Олеся только кивнула.

Она боялась, что у неё пропадёт голос и придется некрасиво откашливаться, она боялась, что у неё проявится местный акцент, она боялась, что у неё выскочит жаргонное словцо. Она просто до дрожи боялась эту женщину! Исцарапанного Серого ей увидать довелось. И довелось услышать, как подруги сестры Серёженьки отказывались потом от приглашения прийти к ней на Новый год!

Хорошо хоть со столовыми приборами проблем не возникало. В позапрошлом году Серёженька устроил экзотический ужин. Девчонки потребовали показать, как всё это есть правильно, чтоб он не хихикал...

"А то ведь устрицей можно и в лоб получить!".

Кончилось всё тем, что его родители подарили школе шесть полных классических столовых наборов — на двенадцать персон каждый. Мальчишки, конечно, побухтели, но девочек поддержала учительница, им всем прочитали ознакомительный курс высокого этикета, большинство классных вечеринок (и не только их класса!) стали сервироваться подарочными приборами, и даже мальчишкам пришлось выучиться есть красиво.

Но здесь она видела, во что вокруг одеты женщины, она видела, во что они обуты, а стоимость колье Анны Александровны так побоялась даже прикидывать!

И здесь, и среди них, и рядом с ней — она. Всё это было почти смешным, но было не до смеха: ей — именно ей! Именно здесь! — дарили Серёженьку. Невозможно! Нереально!

Потом она так и не смогла восстановить в памяти весь разговор, его последовательность — то, как они от одной темы переходили к другой.

— Но почему — я?!

— Извини, почти случайно. Главным образом, потому, что ты — не та юная сучка. А ещё из-за того, что мне никто не сказал хотя бы пару месяцев назад, что мой мальчик уже вырос. Что любовь имеет обыкновение нечаянно нагрянуть, когда её никто не ждёт. Что уже совсем нет времени. Что ты одна из трёх, которые... ну, ты своих знаешь... Что на тебе нет дурацкой пластики... — и неожиданно женщина взорвалась: — Но чего же вы все, все трое, ждали-то?! Что ж, ни одна из вас... Елена Дмитриевна это и Ваша вина! Девчонкам — по шестнадцать лет, а они не умеют обращаться с парнями!

— Нет, — их учительница умела говорить "нет". Олеся этому тоже научится. Обязательно научится! — Кто-то должен был подать пример, стать ядром кристаллизации. Вот Олеся и покажет. И станет. К концу года свободных мальчишек на потоке не останется. Ну, почти... — она чуть поморщилась...

"Наверное, вспомнила Пончика, — подумала Олеся и тоже чуть поморщилась. — Хорошо, что он не в нашем классе".

Заиграла музыка.

Это был настоящий оркестр, это была известная певица. Не из тех, которые голыми катались по сцене, не из тех, чьи наряды потом срисовывали на масспродажах, чья пластика становилась всеобщим поветрием. Она просто пела. Пела свои песни. Своим голосом... Иногда только под свою гитару, или только под свой рояль... Однажды — села за вилончель... И один раз, под аплодисменты! — появилась с саксафоном...

И их начали приглашать танцевать. Их, это Елену Дмитриевну и — её!

— Я... — попробовала отказаться она.

— Потанцуй! — даже не разрешила, даже почти потребовала Анна Александровна.

Говорить ей "нет" девочка ещё не научилась.

— А почему не приглашают Вас? — позже спросила она.

— Здесь знают, что обнимать себя чужим я разрешаю только перед камерами. Или в присутствии мужа. Или матери. До недавних пор еще и дочери, — улыбнулась женщина. — А танцы... ну, что за танцы без объятий? — она завистливо посмотрела на Олесю, вздохнула, — Может, попросить теперь Серёжу поприсматривать за мной?

А Олеся танцевала! И не меньше, чем Елена Дмитриевна!

— А если у меня ничего не получится? Ведь он любит эту сучку, а я всего лишь...

Анна Александровна, не глядя, несильно ударила её по губам.

— И никогда больше, — произнесла она.

— Но Вы же сами!..

— Анна Александровна — госпожа, мастер, а ты — из нашего квартала. В её устах это слово — экзотика. В твоих — подтверждение статуса.

— Извините, — выдавила из себя Олеся.

Но взрослые женщины продолжали требовательно глядеть на неё.

— Спасибо за урок, — чуть поклонилась девочка.

— Ну, то-то же. Теперь о твоём вопросе. Ты же понимаешь, что здесь и сейчас на тебе убогое платье и убогая обувь? Да и по тебе видно, как ты переживаешь, что на тебе — убогое бельё. — Олеся молчала, она только сжимала зубки. — Тогда почему тебя здесь приглашают мужчины? На равных почти с Леночкой Дмитриевной?

— Почему? — выдавила она.

— Потому что, открою тебе большой секрет: мужчинам плевать, во что одета и, особенно, во что обута настоящая красота. А Вы обе — настоящие. И на тебе же сейчас ни капли косметики? Среди нас, взрослых, украшенных и раскрашенных, ты — таким контрастом! Такая юная! Ты едва ли не светишься... Вот и танцуй. Вот и вглядывайся в их глаза, вслушивайся в их... нет, не в их слова — в их руки, в то, как ты им нравишься. Им — это их глазам, их рукам. Мой мальчик — тоже мужчина, он просто ещё о том не знает. Вот и объяснишь, — она улыбнулась. — О, к нам опять подходят... Интересно к кому?

Пригласили её!

— А если Серёжа всё поймёт? Если он только подумает и спросит?

— Сама, всё сама. Никаких рецептов ты от меня не получишь.

— Я прошу не совета — ответа. Вы бы, что бы Вы ответили мужу?

Женщины переглянулись.

— Му-у-ужу... — протянула старшая. — Я никогда не врала мужу. Кодекс Азалиных, знаешь ли, он — истинен! Нет, никогда, — а потом улыбнулась: — А вот обманывать — случалось.

Она посмотрела на сжавшуюся девчонку, хмыкнула, чуть поколебалась и... и объяснилась:

— Помнишь, мы подарили Семёновым пропуск в нашу ложу на финал кубка со "Спартаком"?

— Да.

— Мужа уговорила я. Ему я сказала, что они попросили меня уговорить его. Я не соврала. Попросили — они. А о том, кто идею, попросить меня упросить его, подкинул им, говорить, не стала. И не стала упоминать, насколько просчитаны к тому моменту были, например, затраты на вроде бы, бесплатную для всех забаву. Или об ожидаемом проценте роста рейтинга за счёт этого у моего шоу.

— Я слышала. Плюс полпроцента, когда увидели в вашей ложе не Вас с мужем, а мужиков из нашего квартала.

— Их показали два раза за матч. Общее время показа — семь секунд, и оба раза комментаторы обратили на них внимание зрителей. Комментаторы оплачивались отдельно.

— А потом видео, как Вы с мужем болели с нашими, каким-то образом попало в сеть... Об этом даже в новостях упомянули. Вроде бы, еще полтора процента.

— Один и четыре, — она покачала головой. — Но пропихнуть это видео на Официальный Канал, в новости, у наших едва получилось.

— А Ваш муж? Он не догадался?!

— За кого ты его принимаешь? Конечно.

— И?!

— Он меня отшлёпал, — двусмысленно усмехнулась мужняя жена.

Ближе к десяти Олесе предложили начинать собираться. Взрослый, очень взрослый мужчина вызвался доставить её домой.

— Вы в курсе, что Лесечке ещё очень далеко до восемнадцати? — осведомилась старшая дама.

— Конечно, я это вижу. Но должен же кто-то из мужчин хоть как-то отблагодарить юную леди за восхитительный вечер. Анна Александровна, девочка со мной будет в безопасности.

Анна Александровна только улыбнулась:

"Да, Леся умная девочка, прощание у порога своего дома она растянет на несколько минут. Кому надо — увидит, что он привозил свою, и его без проблем выпустят... Без проблем для самих себя. Станислав Керж вырос в таком же квартале. Наверх пробился сам. И постоять за себя смог бы. В лёгкую".

В коридоре, когда Леся увидела Палыча, она не выдержала и бросилась ему на шею.

— Рад за тебя, — сказал он, и расцеловал её.

— А у неё получится?

— После сегодняшней танцевальной фиесты — у неё получится всё.

— Со сколькими из них Вы договорились?

— Только с двоими, только с двоими.

— Но она поймёт. Рано или поздно она всё поймёт.

— Не сегодня. И не завтра. А после вашего классного часа — пусть.

Елена Дмитриевна подняла бокал, отпила, поставила его на столик и спросила:

— Про меня Вы тоже договаривались?

— Разумеется, — улыбнулась мастер-шоу. — У девочки должен был быть гарантированный пример для подражания... Образец для сравнения. Повод к соперничеству. В общем, как ты это называла? — точка кристаллизации, — и она опять улыбнулась. — Но с сэром Андре я не говорила. Ты уже решила, что ему ответить, когда он предложит проводить тебя?

— Уж что сказать сэру, я придумаю.

Когда Олеся шла к Сереженьке, он ничего не понимал. Он не ждал, что она обнимет его, он не ждал, что она прижмётся к нему, он не ждал, что щекой она погладит его щеку...

— Пожалуйста. Позови. Для нас, — она почти сразу оторвалась от него, он даже не успел оттолкнуть её, но кто-то из мальчишек успел свистнуть! И под этот свист и раздавшийся гвалт она, глядя ему в глаза, тихо добавила, она попросила:

— Для меня.

И он услышал...

— ... Я тоже хочу тебя попросить! — закричала Сонька и ринулась к нему.

— И я! — завизжала Люси.

— И я!

— И я! — опомнилась новенькая.

Началась куча-мала. В которой ей не досталось ничего. Ни одного касания. Новенькую затолкали в ней. Она только получила по почкам. Два раза. Больно.

— Но он же влюблён в неё. Он реально в неё влюблен. На что Вы надеетесь?

— На шок первого. Первой настоящей просьбы, — Анна Александровна тряхнула головой. — Да и это тоже — виртуальности! — на шок первого реального прикосновения к женской коже! Может быть — первого прикосновения реальных женских губ! И будет — первое в его жизни обещание себя.

— Вы думаете...

— Девочке же намекнули: можно. Она не упустит шанса.

— А...— осторожно спросила учительница, — а она не станет игрушкой для него?

— Он для неё — тоже. Вот и пусть поиграются реальным, настоящим, живым. А все эти его влюбленности, повторяю, лишь виртуальности, ещё одни виртуальности, — теперь Анна Александровна потянулась к бокалу, отпила глоток. — Как же я их ненавижу!

И молодая женщина решилась:

— А Валерий Геннадьевич, Ваш муж... Он вспоминает Екатерину Одоев-?...

— Заткнись!

Учительница не рискнула проявить норов. Она замолчала.

— Не вспоминает. Помнит. У "Темного мёда" рано или поздно будет продолжение. Повторяю: всё это виртуальности. А в реальности сейчас и на века: он! мой! муж! И это я родила ему его детей!

Учительница не рискнула напомнить, что в веках осталось имя небесной Лауры... а имя земной жены Петрарки, матери его детей, никому не известно.

Для Валерия Геннадьевича эти четыре месяца тоже пролетели в хлопотах. Случилось так, что почти сразу после отъезда Танюши его вызвали в правление Канала и предложили подписать договор о передаче авторских прав на его текущую постановку... "Мы Вас не особенно торопим — заодно и продумаете потщательнее — кому", а потом еще раз ошарашили: "Видите ли, по нашим сведениям статистику по "Тёмному мёду" собирает ФВИ".

Заместитель директора Канала лично, своими белыми ручками открыла сейф, достала пузатую бутылочку "Камю", три рюмочки, лимон... Разлила, нарезала, поднесла. Крокодил Тёма только жмурился, а леди Иветта вещала:

— Мы не хотим Вас терять. Конечно, Фонд Высокого Искусства в состоянии обеспечить Вас всем. Но, Валерий Геннадьевич, подумайте: нужно ли Вам тратить время на сбор новой команды, тратиться на привыкание к новым людям, к новым помещениям, к новому начальству... Да-да, именно — к начальству. Конечно, задача Фонда — обеспечить свободу творчества гениям. Но это всё-таки официальная структура, а официальные структуры невозможны без официальной отчетности, а, значит, без чиновников, ею занимающихся, её собирающих, её требующих, а значит, без начальничков. А оно Вам надо? К нам-то, в оном качестве, Вы уже привыкли. Худо-бедно, но мы уже давным-давно сработались, притёрлись, приспособились. И не только Вы к нам...

— И ещё, Валерий Геннадьевич, — Крокодил улыбался своей крокодильской улыбкой, — наши требования, базовые требования любой коммерческой компании тебе ж известны: это укладываться в планы — в том числе и в основном: по финансам и по срокам. Повторю: по срокам. Подумай, а не стоит ли тебе иметь над собой именно это: не только моральные обязательства закончить работу? Вон Джекоб Франдт пишет свой Второй том уже восьмой год...

— Но...

— Валер, хватит, а? Ты же знаешь: мы в состоянии решить любые "но", — Иветта села перед ним прямо на стол, покачала своей белой ножкой. — Мы планировали предложить тебе это в следующем году, то есть через пол-года, но... А когда бы ты мог начать новую работу? Настоящую работу?

— Завтра.

— Начинай.

— На каких условиях?

— Пункт об авторских правах — причешем отдельно. Остальное — пиши сам. Мы согласимся.

— Даже со сроками?

— Даже с ними.

— Но у вас же уже давно закрыт план на год текущий и сверстан — на следующий... Да и на через следующий, наверное, тоже!

— Не твоя забота.

"Ну что ж, ты напросилась".

— Тогда... Тогда попроси меня, Веточка. Хорошо попроси.

— Мне выйти? — захохотал Тёмка.

— Нет. Этому придурку не этого всю жизнь хотелось, — Иветта спрыгнула со стола, отсчитала три шага, жалобно спросила, — Хватит?

Валера только кивнул, и она начала подтягивать вверх узкую длинную юбку.

— Какой же у вас был звёздный класс... ты, Тимофей, Иветта, Катерина, Андрей, Семён, Алина... все на слуху.

Они лежали, как Анна любила: она — спиной к нему, он — прижавшись к ней всем телом, обняв её... Его дыхание чуть шевелило её волосы, щекотало шею. Его руки чуть ласкали её грудь, и остро ощущались его бёдра. А через открытое окно пахло опавшими листьями и сыростью — пахло ранней осенью. Смутно доносилась музыка, отчетливей — чей-то разливчатый смех. Их квартал ещё не спал.

— Это всё Катерина... Лучшая! — и Анна почти увидела его улыбку, — На посвящении в скауты у нас спрашивали о своих собственных недостатках.

— Нас тоже, — вспомнила женщина.

— Да почти всех спрашивают, стандартный вопрос. А она тихо ответила:

" — Я не знаю.

" — Поможем девочке! — представитель города оглядела класс.

Ни одна рука не поднялась. Алина потом призналась, что с горя хотела выкрикнуть: "Да гадина она просто!", — так на Посвящении не принято лгать.

" — Она что у вас — идеал? — обернулась к нашему учителю представитель.

" — Эх, — вздохнул Вениамин Константинович, — побольше б, хоть на пару каратов, доброты да скромности — вообще б цены не было.

" — Вы считаете... — чуть нахмурила бровки наша юная красавица.

" — Будешь спорить? — улыбнулся учитель.

" — Нет, — скромно не стала спорить она.

Вот такая. Мы, мальчишки, чуть ли не поголовно были влюблены в неё, а девчонки исходили ревностью... И друг перед другом... — он вздохнул, с такой горечью, с такой ностальгией... — Тёмка, тот интеллектом, фартом... Однажды, они, на пару с Ифкой, сели играть в дурака на раздевание и оголили всех нас.

— И скромную Одоевцеву?!

— На её скромности и сыграли — "а ты что — не такая, как мы"?

— И ты впервые увидел её голой?

— Первый раз голой я видел её на пляже. Недолго правда: пришел, она тут же подхватилась, оделась и ушла. А тогда я впервые увидел её в нижнем белье.

— Тоже на всю жизнь впечатление?

— Тоже.

— И как она его снимала — тоже?

— Не только у меня — "так опадают магнолии..."

— Так это после игры в дурака?!...

— Первые стихи Андрейка написал ей в шестом классе. А тогда...

" — Только попробуй, — сразу предупредила она его.

" — Я попробую, — сглотнул он.

" — Слово, одно только слово не понравится — год разговаривать не буду. Вы меня знаете! — кивнула она нам.

" — А если... — договорить у него не получилось.

" — Поцелую, — хмыкнула она.

И поцеловала. Оба были красные, как... как морковки. Прижалась к его щеке губами и застыла. А я начал громко считать: "Раз, два, три..."

" — Заткнись! — заорал он.

"— Стехов, уйди, — сказала она.

Я и ушёл. Мы не разговаривали более двадцати недель.

— В одном классе?! Это ж... полгода почти... Полторы сотни дней?

— Меньше, — тихо улыбнулся мужчина, — сто сорок четыре. Ровно дюжину дюжин.

Ифка потом хвастала, что первые два варианта стихотворения она просто обсмеяла. Андрей её два раза едва не побил. Первый — не сумел догнать, второй — её прикрыл Крокодил. Потом Андрюха просил прощение и снова читал переделанное. Она без Тимки слушать уже отказывалась. Эта строка появилась в четвертом варианте... Канонический — шестой — показали Вениамину Константиновичу. Он только головой покачал:

" — Ну, теперь понял, что вдохновение — это всего лишь первый шаг? Что первый вариант стихотворения — это всего лишь первый его вариант? — и улыбнулся: — Получилось. Вперёд!

И поэт решился.

Потом за полгода нашего обоюдного молчания моя постановка с параллельным классом нашей, тогда совсем не элитной школы прорвалась на региональный смотр-конкурс. И Тёмка опять столковался с Ифкой, та сыграла, уж не знаю как, не знаю на чём — до сих пор не знаю! — но Катерина извинилась передо мной, попросила вернуться и больше не уходить от класса. Лично!

— Ты, конечно, отказать не смог?

— Отказать? Какое там... Она взяла мои руки в свои. Я чуть сознание не потерял...

И Анна вдруг поняла, что он до сих пор помнит ощущение своих ледяных пальцев в её тёплых ладошках.

— Да что я! — они даже Лину сумели уговорить: она бросила очередную свою "симфонию", и села за "попсу" — за саундтрек, Андрюха — написал либретто, однако уже под её, Алинкином, присмотром. Вот у Катерины по сценарию и оказалось — всего-то пара фраз. Но я выстроил спектакль так, что сцену она практически не покидала. И в наглую объяснил: я на тебя смотреть хочу. Сенька спел. Слышал, девчонки по школам "Зимний вечер" поют до сих пор.

— У нас в классе пели...

О том, что Катерина после регионального фестиваля получила приглашения от трёх театральных мастерских, он промолчал, да Анна о том и так знала. Общеизвестный факт. Катерина выбрала Щепкинское училище и уехала в Москву. Через полгода в постановке Иннокентия Браги сыграла Джульетту. Прославилась. Разбогатела. Вышла за театрального гения замуж. Родила дочь... Ушла от него.

Что за это время мальчишка чуть не умер — Анна знала тоже.

— И до сих пор не могу разобрать: Вениамин Константинович сдерживал эту бучу или, наоборот — растравливал. После нас он ушёл из педагогики, но доработать с нами ему же дали! — он вздохнул — снова с такой горечью... и закончил, — Или наоборот, его заставили.

— А Иветта?

— Как была стервой, так и осталась. Ведь, как все девчонки, ненавидела Катерину, а в лучших подругах ходила! А как она не любила меня! Да и сейчас терпеть не может.

— Тебе действительно всю жизнь хотелось, чтоб она поползала перед тобой на коленях?

— Теперь мы квиты, — буркнул муж.

Ревнивая жена не стала допытываться, чего, именно вот так, просил мальчишка у лучшей подруги первой своей, безутешной своей любви. А уж кого— кого, а леди Иветту она знала. В паре: добрый начальник — злой начальник, та исполняла роль садистки. С наслаждением исполняла. И, выходит, тоже — со школы. Одноклассница! С каким бы кайфом Анна сама "поквиталась" бы с ней!

— Ты возьмешь её?

Куда он возьмёт, кого он возьмёт, уточнять не требовалось.

— Да. Они выставят это условием.

— У тебя же карт-бланш. Условия ставишь ты! А её канал?! Кто её отпустит из "Альфы" к нам?!

— "Мы решим любые "но""... А в классе она любила повторять: "И никаких "если"! Не будет никаких "если"!". Договорятся. А я не буду пытаться переиграть Ифку с Крокодилом. Поодиночке обойти их можно, но когда они играют за канал, когда они на пару... Ну, сколько можно! Если хочешь, можешь попробовать ещё раз — но теперь уж сама.

Анна промолчала. Бороться с Иветтой и Тимофеем... когда за ними будет тихая поддержка мужа... Лучше она перетерпит. Лучше пусть муж знает, что должен ей!

— Это будет эпизодическая роль. Очень небольшая. Скорее всего, Катерина появится один раз, где-нибудь в самом начале. Ветка растрезвонила всем о прообразе леди Джейн, и все, увидев её, подумают: он так и не смог забыть её. И это будет, как камертон, как "ля" гобоя в оркестре перед концертом. А потом появится дирижер, пожмёт руку первой скрипке, взмахнёт палочкой, и... и будет музыка!

— У тебя уже есть сценарий?

— Да. Помнишь, как летом ты мне намекнула? Я скатал к Андрюхе — поговорили...

Анна помнила: его не было всю ночь, а потом — не пожелал объясняться. Что ж, теперь ясно: побоялся сглазить.

— Помню. Ты тогда явился под утро — пьяным.

— Зато мы нашли нужное... Ту самую ноту. Тот самый акцент. Ту самую сцену. Андрея срезанировало. Завтра дам — почитаешь. Есть пара неотчётливых эпизодов. Может, подскажешь.

— Семён будет с вами? Он споёт?

— Куда ж он денется, если Алина уже согласилась?! Кстати, знаешь, как назвали промоут-план?

— Догадываюсь. "Одноклассники"?

— Да.

Голос его был уже почти неразборчивым. Он засыпал. Ну что ж, крепче запомнит:

— Ты будешь должен мне.

Валерий молчал. Он спал.

"Завтра"! Это ведь только сказать "завтра", а на деле...

Да хотя бы передать едва начатый проект в другую студию — то ещё удовольствие! Ну хоть посмотрел на кислую мордочку Варюхи Кедровой, выслушивающей "пожелания" руководства: "сохранить сюжетную канву, режиссерский план и общий стиль уважаемого мэтра". Ничего, ей полезно: сначала зарабатывают себе имя — учатся сначала! — а уж потом экспериментируют. Вот и пусть учится. Спасибо, дура, должна сказать — кто б ей ещё после такого провала в ближайшую пару лет полноценную постановку доверил!

А уговорить Алину Крест бросить всё и заняться его саундтреком?! ("Но Катька не будет петь ничего! Слышишь — ничего! Она даже ходить под мою музыку не будет! Вот моё условие: есть я — нет её".) Хм... и пусть. Да, да, да. Именно так и будет: Катерина в абсолютной тишине, в абсолютном молчании — вызовом, контрастом... Абсолютом!

А разрешение на съемку в Беловежском заповеднике?

( — Валерий Геннадьевич, ты с ума сошел?! Ты разорить Канал хочешь?

— Он хочет, чтоб я ещё раз поползала перед ним на коленках! Так — пожалуйста! — и Ветка начала задирать юбку.

— Не-е-е, я уже нагляделся. Ты с этим теперь к Медведеву.

— Дурак всё-таки ты, Валерк, "он нагляделся"! А я бы и ещё раз полюбовался...

— Вот, гады, сами с Медведём и будете говорить! )

Они и поговорили. Но сначала леди Иветта слила информацию о ФВИ Официальному Каналу ("А как ты думал? — сегодня мы им информашку, завтра они нам — рекламку"). Директор новостной студии с затаённым садизмом опередил официальное объявление. Скандал вышел презнатный. Под его громыхание Медведь и согласился. Правда, стребовал с Тимофея еще обещание о личной встрече с Екатериной Одоевцевой во время съёмок. Ну-ну, пусть пообщается...

Катерина, ничего не объясняя, разорвала все контракты на ближайшие два года. Канал "Альфа" пообещал, что высудит у неё не только её остров, но даже её нижнее бельё, что обратится в профсоюз, её лишат лицензии, и она больше не получит работы, никакой работы — даже ходячей вывески!

— Как им всем хочется повозиться в твоём белье... — улыбнулся Валерий Геннадьевич.— А уж этому армяну...

Катерина отвлеклась от своего "нигде", внимательно посмотрела на своего давнего друга, на когда-то отчаянно влюблённого в неё мальчишку, на одноклассника — и улыбнулась тоже.

На следующий день она насобирала полуторатонный контейнер трусов, лифчиков, подвязок, поясов, колготок, носков, ночнушек, комбинашек — и под телекамерами вывалила всё перед Альфовским офисом.

— А ненадёванное считать своим можно? — наивно спросила звезда. — Но там такого мало... А остров отдать не могу: не мой он, я его подарила дочке на совершеннолетие. Несколько лет уж как... А если у меня не будет работы, доченька нас с младшеньким прокормит.

"Альфа" устроила аукцион. Не говоря уж о рейтинге этого многодневного торжища, за ношенное бельё Екатерины Одоевцевой давали такие цены, что Катерина почти окупила им год своей работы — точнее неработы.

Ифка просто рыдала:

— Это нам надо было сделать, нам! Почему она не обратилась к нам?! Почему мы не обратились к ней?! Почему никто из нас не додумался, что вокруг столько богатеньких извращенцев?

Стехову стоило больших трудов не улыбнуться.

Даже Анна впечатлилась:

— Увижу в доме хоть одну её тряпку — убью!.. убью и уйду, — ошарашенный муж только пальцем у виска покрутил. — А ты мне дули не крути! Ты мне обещал, что у неё будет только одна крошечная сценка! Чего она делает в экспедиции?!

Валерий Геннадьевич засмеялся:

— Дули крутят вот так, — он показал как, — а она... Можешь её выгнать. Я промолчу.

— Выгнать? А каким образом — ты можешь объяснить?

— Ну, ты же реал-мастер.

— Я мастер... а она... Не тебе ж говорить, что её в её "нигде" никому не достать, — буркнула Цыпочка.

Не достать. Например, госпожа Одоевцева не боялась "мамочку". Совсем. А таких было только четверо, только четверо на всём белом свете — если считать с ней самой, той самой госпожой Одоевцевой.

Да, у неё будет только маленькая сценка в начале фильма — почти без слов и даже без фоновой музыки. Но всю съёмочную кампанию Катерина проведёт рядом с ним. Вмешиваться ни во что не будет — будет лишь сидеть рядом, ходить рядом... Не вникая, особенно, в разговоры, почти не отвечая ни на чьи просьбы... Будет есть рядом, иногда спать в соседней комнате...

Однажды во время съёмок заплачет и разрешит вытереть себе слёзы Главному Герою. Два раза поцелует Главную Героиню. (Лейзи Зи оба раза ворчала, что "обошлась бы", но однажды высказалась Главному Герою, что вот ему-то поцелуев от Одоевцевой не досталось!) Один раз попросит разрешения у старой актрисы поцеловать её. Да несколько раз негромко поаплодирует после возгласа: "Снято!"

А что по этому поводу творилось в Сети....

Премьеру лишённая лицензии Екатерина Одоевцева проведёт среди зрителей. Но после финала, когда все встанут — останется сидеть. И по галактике разлетятся снимки, как вокруг все заходятся в аплодисментах, а она, из своего "нигде", неведомо чему, улыбается.

Одноклассники не могли ей помочь ничем: лицензия даётся один раз в жизни. А без оной Катерине даже подарок было сделать страшно: не дай Бог профсоюз сочтёт это скрытой оплатой — лицензии лишили бы ещё и Канал.

Втихую помогали дочери. Девочка очень гордилась, что семейный бизнес стал настолько успешным.

Впрочем, умереть с голоду, хотя почти все её миллионы ушли на чудовищные штрафы, блистательной госпоже Одоевцевой не грозило: оба бывших мужа — да, Антуан де Леже тоже! — сразу напомнили о себе... Правда, отклика не встретили.

Среди Рождественских Номинаций её имя не значилось: не значилось теперь её имя среди актрис. Её вообще в Звёздном Дворце не могло быть: купить билет туда было не по средствам даже Стеховым. Но они-то получили персональные приглашения.

— Делайте, что хотите, — сказал Валера, — но чтоб Катька...

— Он ещё и приказывает, — облизнулась Иветта. — Попроси!

К её несчастью тут же, меж стульев прохаживалась Анна. Предупреждал же Тимоха: "Не надо будить мамочку!" Первый стул, сработанный из драгоценной карельской берёзы, разлетелся от удара о дубовый стол буквально в щепки...

В результате...

В результате в ту самую секунду, когда Лейзи Зи вступила на Красную дорожку — на первую ступеньку лестницы ко входу для зрителей поставила свою туфельку "Катька". Так в прямом эфире их и показывали — издали, на широкой панораме, идущих шаг в шаг — и расточавшую улыбки зрителям Лейзи, и никого не замечавшую, в своём извечном "нигде", Катерину. И беснующихся за ограждением Красной дорожки, за линией охраны, фанатов главной звезды постановки, и благоговейно расступающуюся толпу перед исполнительницей маленького эпизода.

Никто, конечно, на Красной дорожке не спрашивал приглашение у леди Зи. И никто не осмелился спросить у входа билет у госпожи Одоевцевой. И в своих привычных ложах они появились одновременно.

Некий настырный профсоюзник ринулся за объяснениями к директору Звёздного Дворца.

" — Да нету у неё билета, — отмахнулся тот. — Можете попробовать её вывести. Конечно, если не боитесь сорвать церемонию, потому как, боюсь, за неё вступятся.

" — А на ком ложа?!

" — Билеты в неё были нашим горячим резервом. Не понадобились. Ну, кто бы мог подумать, — улыбнулся Игнат Фёдорович в лицо функционеру, — что на Рождественские Номинации вдруг окажутся "лишние билетики"!

Как и ожидалось, Лейзи получила статус лучшей актрисы года. (Кстати, за музыку свой третий статус получила Алина Крест, Андрей Синичкин — второй, за сценарий. Семёну Зотову статуса не досталось, но вновь понежиться на знойных вершинах музыкального топа, в его-то сорок пять...) Как и ожидалось, ФВИ дал свой грант на следующую работу Стехову Валерию Геннадьевичу. Но никто не ожидал, что почтенный Ален Дюбуа тут же позовёт на сцену Одоевцеву:

— Иди сюда, дьевочка!

— Я?! — не поверила себе Катерина.

— Ты-ты, — улыбнулся престарелый мэтр. — Идьи сюда!

Даже Фонд Высокого Искусства ничем не мог наградить её за её полутораминутное молчание в нашумевшей постановке. Ей вручили Браслет Менделеевой.

Она ночевала в доме у Стеховых — в опустевшей комнатке Татьяны. И вышла к столу, когда взрослые собирались на работу, вышла в танюшкином же простом халатике. Серёжи уже не было: он уходил раньше. Пятнадцать подписанных ею портретов (пятнадцатый — для Елены Дмитриевны) унес с собой, два — оставил дома.

Анна предметно осмотрела и голые коленки вселенской дивы, и влажные ещё после душа волосы, и все её прославленные изгибы-рельефы, еле прикрытые легкой, дешёвенькой тканью — и ведь вместилась же!

— Обещай, что больше не появишься в моём доме!

Катерина замерла, а потом её "нигде" рухнуло — она опустилась на стул:

— Ты придумала!

— Браслет.

— Что Браслет? — за ночь, за одну только ночь она уже успела возненавидеть эту красивую, эту бесполезную игрушку. Валерке — грант, а ей... Она полночи смотрела из окна на мерцающий огнями город и... нет, плакать по таким поводам она себе не разрешала. — Я теперь могу "вдохновлять" кого угодно и как угодно. Как Любовь Менделеева вдохновила Блока и ещё с полудюжину поэтов на три сотни стихотворений о себе. Ещё теперь не буду висеть на шее у доченьки, ещё могу вообще ничего не делать, могу...

— Вот именно: можешь.

— Что?!

— Всё. Вот иди и вдохновляй — КОГО УГОДНО и КАК УГОДНО! Но НЕ в МОЁМ ДОМЕ! И, пожалуйста, — она сделала усталое лицо, — пожалуйста! — не на нашем канале.

Госпожа Одоевцева поглядела на постанывающего от предвкушения Валерку, и до неё дошло. Она вскочила:

— Мне надо двадцать минут! Дай мне в твоём доме ещё двадцать минут! — Катька в шесть секунд взлетела по лестнице, замедлила, обернулась, перегнулась через перила: — А Ифка тебя убьёт.

Когда за ней закрылась дверь, Анна позавидовала:

— Умеет же...

— Да, — улыбнулся великий режиссер, — гениальная пластика.

— Кажется, ты хочешь...

— Обязательно вставлю. Только придётся подстраховаться снизу, а то ведь эта "Лейзи Зи" — не удержится, опрокинется, на фиг...

На территорию "Альфы" не пропустить Екатерину Одоевцеву живая охрана не осмелилась, а для автоматики артефакт ФВИ был абсолютным допуском. Она направилась прямо в свою привычную студию.

— Вон, — бросила молодому мастеру.

Юный гений посмотрел на её Браслет, пробормотал: "Как вдохновляюще", — и вышёл. Актёры промолчали, они все, одновременно, решили начать разыгрывать этюд "мебель в доме".

Через десять минут в студию явился запыхавшийся Сурен Седракович. Лично.

— Катенька, ну что же ты со мной делаешь... Катенька, ну, не могу я! Я ж перед тобой уже извинялся, я же с тобою уже рыдал...

Катерина посмотрела на него, на просачивающихся в студию актёров, на бочком вошедшего несчастного, изгнанного мастера... Но она была в своём нездешнем "нигде".

— Сурен, знаешь, почему я пришла к тебе, а не к официалам?

— Катенька... — побоялся поверить предчувствию босс "Альфы".

— Ты не обидел никого из моей группы. Сколько займёт времени выдернуть их и вернуть мне?

— "Обидел"? Обижаешь! Но... но они ж без тебя... кому они нужны без тебя-то... а ты теперь можешь только "вдохновлять"!

— Я и буду. Я буду их вдохновлять. И вас тоже, — кивнула она неприметным зрителям— актёрам. — И даже тебя. Я теперь весь канал буду вдохновлять, — и, отделяя слово от слова, добавила: — Своим личным примером.

— Ой, — сказал огромный, толстый Сурен Седракович, а актёры бросили изображать бессловесные кресла и шкафы, невидимые веники и швабры и забили в ладоши. — Но заплатить я ж тебе не смогу — ни копеечки, ни ржавого грошика...

— Мне платит Фонд. Много. Очень много, — она сделала чуть заметную паузу. — Но, Сурен Седракович, тебе бы, наверное...

— Потом скажешь — сколько, — сразу всё понял очень большой босс. — Я давно хотел пожертвовать Фонду Высокого Искусства. Именно столько, именно "очень много", — и он с истинно-армянским хитрым добродушием осведомился:— Кто придумал? Тимофей? Иветта?

В своём "нигде" Катька приоткрыла форточку, выглянула:

— Ифка бы меня не отпустила, не выпустила бы, — и злорадно усмехнулась: — Стехова.

— Ка-а-ак же она, — почти с наслаждением протянул большой босс, — как же она тебя ненавидит... — он оглянулся на улыбающихся актёров, на улыбающихся техников, на улыбающуюся охрану, на улыбающегося "младого гения" — на всю толпу, которая всё прибывала и прибывала, — а мы тебя, девочка, мы тебя — любим!

Он указал на неё двумя руками, и началась куча-мала.

И её "нигде" разлетелось вдребезги!

4. Научная деятельность Блейка

— Всё, приехали!

Блейк сполз с лошади и повалился на землю, но полежать ему не дали:

— Ты б сначала позаботился о бедной животинке. Она тебя восемь часов на хребте своем пёрла!

"И ты без разговоров и уговоров подчиняешься моим приказам! Даже если это будет не приказ, а просьба! Даже если тебе покажется, что это вовсе не приказ, а простое ворчание!..."

Бедная животина меланхолично присматривалась к длинному тонкому кустику местной травы. Метёлку на его конце чуть шевелил ленивый вечерний ветерок. Осеннее солнышко (Гела, конечно, но так похожее на земное Солнце), ласково пригревало, не обжигая — разнеживая. Но пришлось вставать. Пришлось вспоминать мануал: "Чтобы ухаживать за лошадью после поездки в жаркую погоду, хорошей идеей будет прогуляться с ней, пока лошадь не остынет, затем искупать в теплой воде".

Блейк взглянул на девчонку: та уже снимала седло и вовсю сюсюкала над своей "животинкой":

— ...мальчик ты мой хорошенький, сейчас мы с тобой чуть-чуть походим, остынем и покупаемся. Да-да, покупаемся, в этом озерке никаких страшных крокодилов не водится, и водичка — ха-а-ро-о-шая, тё-ё-пленькая...

Осталось только скопировать её действия, предварительно напомнив себе — ещё, ещё раз напомнив себе: всё с лошадью почему-то делается с левой, именно с левой стороны!

Ноги болели: и от долгого сидения в раскоряченной позе, и натёр он их всюду, где только можно... да и где нельзя — тоже.

От кобылы остро воняло потом, она косила на него карим глазом и чуть пофыркивала. Прикасаться к ней было... не то чтобы страшно или неприятно... Прикасаться к ней было - не обычно. Не камень, не дерево, не ткань, не пластмасса — живое. Большое, переминающееся с ноги на ногу, разгоряченное... Да с ней ещё и говорить приходилось! Тренер предупреждала о важности эмоционального контакта и настаивала: никакой иронии, насмешливости — только доброта, "как с маленькими детьми". Да не было у него маленьких детей — сеструхе недавно исполнилось тринадцать, и никаких добрых чувств он к этой маленькой язве никогда не испытывал!

Что ж приступим:

— Сейчас отдохнём, — выдавил он из себя, дальше пошло легче: — ты отдохнёшь, и я отдохну. Ты покупаешься, и мне придётся. В том озерке, говорят, тёплая вода и нет крокодилов. Представляешь, какое совпадение! Ты после этого попасёшься на вольных травах, а меня заставят чистить картошку. А там и ночь: ты, как приличная лошадь заснёшь, а я, как полный придурок, буду "нести стражу". И так двенадцать дней...

Неделя тренировок давала о себе знать: что делать с лошадиной упряжью он знал, руки затвердили движения, голову включать, дабы вспомнить уставы и наставления, не требовалось — расстегнул пряжки подпруг, опустил подпруги вниз; освободил петлю нагрудника, расстегнул его; перешёл спереди на правую сторону, уложил подпруги и нагрудник на седло; опять перешёл — опять спереди! — на левую сторону, сместил седло по спине лошади чуть-чуть назад, положил левую руку на бок лошади, взял петлю подхвостья правой рукой, снял подхвостье и уложил его на седло. Фу-у-у, получилось! Снял седло. Готово!

Невольно оглянулся на начальницу, она снисходительно улыбнулась в ответ — она уже занималась их тягловой лошадью.

Ну, сюрреализм ведь: лошадка та была впряжена не в воз, не в телегу, не в конку, не в карету, не в дилижанс, в конце концов! — в глайдерную платформу! Ни на что другое Галина Жилина ("А ты меня будешь звать Галина Осиповна, и на "Вы" - понял?". Причём это "Вы" у неё так и прозвучало — с большой буквы. С о-очень большой), ни на что другое, кроме глайдерной платформы, Галька не согласилась: "Мне плевать на ваши рейты, мучить лошадей - заставлять их тягать средневековые повозки по нетореной саванне, я не дам! Ты понял?!"

Да понял он, понял. Соглашаться, — соглашаться со всем! — приходилось ему. Хотя вот ему-то было не плевать на рейтинговые очки — на, как их здесь называют, "рейты" — а ровно наоборот...

Наутро после своего провала Блейк понял, что надевать шлем ему не хочется. Не хочется ничего — даже просто отметиться на форуме. Даже ещё проще — перерегистрироваться: в Даяне на низких уровнях после факта нулевого здоровья аватар терялся безвозвратно. Денег не было, рейтинг нулевой... Ну, пусть не нулевой — начальный, который даже уже не в сто, а девяносто баллов, и что с ним можно было сделать?! Одеться-обуться в нулёвое обмундирование да приобрести нулёвый меч? И начинать всё с нуля?! Так среднее время существования нулёвой одиночки в Даяне — четыре дня. Далее нарываешься на враждебную группу какого-то — да любого! — клана или на стаю мелких хищников, или на хищника покрупней, или напарываешься на аномалию... Да просто не доглядишь и влезешь в жгучку — есть в Даяне трава такая, поганая!... И шагай на повторную регистрацию.

Да, он на первой попытке продержался почти полтора месяца. Но месяц — просидел в безопасности холда, — в библиотеках, в мастерских, на рынке, а потом ушёл в горы. И он был не нулёвым — доспехи второго уровня на 100% защищали от местной враждебной флоры и от некрупной фауны помогали тоже. И детектор аномалий у него тоже имелся, не накрученный, конечно, но трясунчика отметил и о тараканьей плеши предупредил тоже. Да и оружие... терновый арбалет, чёрный меч, кинжал с алмазной насечкой... Когда он добирался до тигрозаврьей долины, то отбился и от стайки — в три особи — вулфов, и от мохнатого пардуса... Один из вулфов хватанул-таки его за плечо, да так и не сумел прокусить усиленную кувларом прокладку.

Ну, а уж дальше... против семейки монстров восьмого уровня с кинжалом да с арбалетиком — это смешно.

Но теперь и того нет...

В первую неделю к нему несколько раз подходили люди из разных кланов — скауты наверняка — предлагали помощь, приличную амуницию, стартовый рейт: иди к нам! в обиду не дадим! а там, глядишь — раскрутишься!

Ага, как же... Ради этого он с Земли срывался — чтобы в объятия клановой дисциплины, клановой субординации вляпаться! На Земле всё поделено, все ниши заняты — и тут, на первый взгляд, тоже. Но тут ещё есть и "неизведанные пространства"! Тут есть "проводники", которые в авторитете у всех кланов, которые в состоянии противостоять любым кланам — в одиночку противостоять! А он — программист. Он хороший программист! Он прорвётся. Ему нужен только шанс. Сумел же он достать жезл...

Почти сумел.

С клановой амуницией он бы теперь дошёл. С отрядом клана он бы перебил поганых зверюг и вернулся бы с жезлом. Поновой бы его зарядил и вернулся! Ага, и сдал бы в сокровищницу клана. А в награду: вместо "воина" — обыкновенного солдата то есть, стал бы каким-нибудь "младшим ефрейтором". Да хоть "старшим сержантом"! Всё равно — командовал бы им любой офицерик, и ему самому "под его руку" навязали бы десяток оболтусов. А он не любил командовать почти так же, как подчиняться приказам.

Однако существовал ещё один вариант: официалы.

Когда лет десять тому назад только что открытую планету класса "А+" выкупил консорциум "Сообщество "Даяна"", между ним и официальными властями было заключено соглашение: при условии соблюдении базовых прав человека, официальные власти не вмешиваются в жизнь сообщества, а сообщество позволяет и не чинит препятствий официальным властям держать на Гессе свою миссию.

В основном миссионеры были учёными — да и куда ж без них: мутагенность светила исследовать надо? медицину приспособить к местным условиям, к местным вирусам или, там, клещам-паразитам надо? местные полезные ископаемые находить надо? — ведь не каждую ж мелочишку из дальнего космоса тащить — как-никак две недели пути...

Да и просто прогнозы погоды на каждый день — не вечно же по холдам у компов сидеть, вдруг на свежий воздух захочется выползти, живого воздуха вдохнуть, на живую птичку взглянуть, на живой травке поваляться — а там через полчаса зарядит дождь...

Да и продовольствием тоже занимались они. В рамках программы исследований приспособляемости земной флоры-фауны распахали у каждого холда близлежащую саванну, огородили её, запустили роботов...

С миссионерами даянцы расплачивались в том числе и рейтами. Вот ими-то учёные, в свою очередь, и заманивали на подсобные работы остро-нуждающихся геймеров. И всё было бы совсем просто, но, видно, не обошлось без хитрых игр КОМКОНа. Ну, как же без него-то? У него, вон, даже официальное представительство здесь имелось! Виртуальное пространство Даяны выстраивалось по законам магического средневековья, вот и в реальности Гессы аборигенам запретили пользоваться нормальной техникой XXIV века. Нет, конечно же, совсем обойтись без неё не получалось, но всё штрафовалось... К примеру, если бы Блейк с Галиной... Осиповной... прибыл к месту лагеря на глайдере, то это — долой приличные сапоги в Даяне.

Поначалу научники недоумевали и забавлялись, на Земле тоже хихикали над роликами, где на лошади, судорожно уцепившись за поводья, трусил геймер, а за ним на платформе глайдера в гамаке, под широким зонтом, с книжкой в руках катил какой-нибудь доктор наук. Но потом молодые доктора втянулись и перестали считать конный марш от базы до рабочей точки за мороку, а вот бедные юные (а иногда — и не очень) геймеры... Это ж тебе не в Даяне на летающем монстре пятого уровня сотню миль за сутки пролететь (не поднимая задницы с удобного кресла). А тут всего-то — какие-то несчастные сорок километров, а измотан уже как... как в школе, в последних классах после дня комплексного физкультурного зачёта — и вспомнилось же!

— Эй, геймер! — оборвала его воспоминания девчонка. — Ты молодец, с лошадью всё правильно сделал. Но и себе потёртости тоже не забудь смазать! — она ухмыльнулась. — А то ведь проверю. И... картошку будешь чистить? Или обойдёмся консервами?

— Буду, — упрямо выговорил Блейк. Он пришёл сюда за рейтами. И он их получит. По максимуму. — И дежурить буду.

— Да пожалуйста, — она достала из кармана шоколадку, развернула, откусила...— Тогда тебе не предлагаю. В средние века шоколада не было. Или? — она вопросительно взглянула на Блейка, но он качнув головой, отказался, — И защиту всё равно поставлю, на часах стоять — то есть сидеть, я не собираюсь, мне ваши рейты — до лампочки! Нет-нет, и не рыпайся. Защита к магии отношения не имеет, и к средневековью тоже. Да и всё равно, не доверила я б тебе ею заниматься, напутаешь ещё чего-нибудь, и нас или красноног ночью потопчет, или того хуже — наутро, она нас самих за инвайдеров примет и не выпустит.

— Я не перепутаю. Я программист.

— Геймер, не смеши мои тапочки. И чтоб в час ночи спал по-всякому. Завтра мне реальная помощь нужна будет!

— Я помню.

— Ну и отлично. Ладно, занимайся картошкой, а я дровишек пойду насобираю.

— Я сам.

— Нет. Это приказ. Чисти. Воду возьмёшь из родника. Ключ — во-о-он под тем деревцом бьёт.

— Местную воду?! — не поверил ей Блейк.

— Ты ж её всё равно кипятить будешь? Органики в ней после этого не останется — проверено.

— Ну-у-у, — протянул Блейк.

— Вот именно, — поставила точку начальница.

Что ж... Блейк достал нож. Девушка взглянула и прыснула.

Да, про рейты за ручную обработку овощей он прочитал, а подходящим инструментом не озаботился. Этот же, охотничий, на фоне корнеплодов смотрелся... Да и пусть себе хихикает! Он заработает рейтов, купит амуницию, купит спикеры и вернется в долину. Переустанавливать идола не понадобится, для сыпухи он приобретёт специальные сапоги с лёгкой гравитационной поддержкой и время на неё не потеряет, не потеряет время на установку-закрепление лестницы. То есть у него будут добавочные десять, а то и почти пятнадцать минут. На этот раз он успеет. Зарядит жезл и вернётся!

И у него будет всё.

Девчонка, словно догадалась о его мыслях, словно невесть на что обиделась — поджала губки, достала пульт и пошла к кустарнику. Глайдерная платформа поползла следом за ней.

Парень набиваться в охранники не стал. Хищники Гессы человека за добычу не считали. Что-то там в несовместимости запахов, что ли? Местное зверьё нападало, только будучи загнанным в угол (восемь случаев за историю наблюдений) или если предполагалась угроза детёнышам, (тринадцать случаев) или когда какой дурак (шесть случаев) мешался им в брачных играх... Впрочем, в подавляющем большинстве в данном случае это были не дураки, а дуры — пятеро. Так дуры потому что, что с них взять?! Правда, был ещё один вариант — кровь... Если запах человека вызывал у местного зверья что-то вроде отвращения, то запах земной крови — бешенство. Ну так будьте аккуратней — вот и всё.

За дневной конный переход Блейк вымотался, глаза слипались, он даже порезался, но картошку дочистил, принёс воды, насобирал прошлогоднего травяного сухостоя, достал мешочек с огнивом, стукнул кремнем по кресалу... К его некоторому удивлению — сыпанули искры. Он поспешно нагреб горку сена, обложил её сухими веточками травы погрубее, ещё раз ударил кресалом — задымило. Он принялся раздувать... Как-то резко вспыхнуло пламя. Он отпрянул.

Тут, как раз, появилась "Галина Осиповна", на её платформе возвышалась аккуратно порубленная куча хвороста... Конечно, с лазерным резаком легко быть дровосеком!

Он разогнулся и, не торопясь, убрал огниво.

— Ты что ль, костёр — вот этим?! — не сдержалась девушка.

— Да, — небрежно ответил парень.

... А с максимумом по рейтам, в эту ночь Блейк пролетел: он заснул сразу после ужина, прямо у костра, не разувшись, в одежде и, кажется, сидя. А проснулся на своём матрасике, укрытый пледом, и без ботинок. Гела уже давно поднялась над горизонтом. Едва продрав глаза, он сразу столкнулся с насмешливым взглядом начальницы:

— Иди, умывайся, защитничек.

На следующую ночь с дежурством вышло немногим лучше. Минут пятнадцать он продержался... А ведь вроде и устал не так. Всё-таки на этот раз был не монотонный марш, когда всё на лошади да на лошади, а "научная работа": километровый марш, остановка, отсечка десятиметрового квадрата, сканирование, забор образцов, упаковка оных на платформу, и опять километровый марш — и всё по новой.

Полчаса на точку. Восемь точек до обеда, обед, пятикилометровый отскок в сторону и возврат параллельным маршрутом: километровый марш, точка, километровый марш, точка...

Точка-точка, два крючочка... Залез на лошадь, слез с лошади, залез на лошадь, слез с лошади... А натертые ноги болят, а отбитая задница болит, но опять: слез с лошади, залез на лошадь... Да сколько ж можно!

Приехал никакой. Только повалился на траву, только ноги вытянул...

— Чего уселся? Неужели тебе совсем своё животное не жалко?! — и тут же совсем другим тоном: — Устал, мальчик мой хорошенький, устал! Ну, ничего, сейчас мы искупаемся...

Пришлось подниматься и заниматься "своим животным". Она хоть поняла, что сказала?...

А потом ещё и ужин... Когда он достал свой тесак, научница смилостивилась, поковырялась в вещах и достала нормальный столовый ножик:

— Держи, — подошла к нему. — Специальный, для чистки картофеля, не предлагаю — за него штраф: так как средневековье картофеля не было, то и таких ножей не было тоже... Кстати, то, что ты "приготовил" вчера, есть было невозможно. Так что либо ты учишься, либо ешь своё варево сам.

""Отказ напарника" — минус 80% баллов, начисляемых за "ведение хозяйства в полевых условиях" — всплыло в голове у Блейка, — да и есть ту гадость в одиночку?!"

— У меня нет компа, — "наличие компьютера — минус 90% баллов за поход", — мне негде взять рецептуру. Не подумал я.

— Не ты первый, — неожиданно без злобного ехидства улыбнулась девушка. — Держи.

Она протянула ему книжку. Толстенькая, небольшого формата, с плотной обложкой на застежках. Мелкий шрифт, невесомые листики. Вот уж точно — "карманное издание".

"Как без чайника приготовить чай, а ещё и прочие руководства для чайников", — прочитал он.

— За десять лет достали вы нас уже своими полусырыми овощами, — хмыкнула она. — Приготовишь сегодня съедобное — завтра разрешу взять арбалет. Поохотишься. Или я поохочусь.

— Я.

— А ты когда-нибудь хоть что-нибудь живое убивал? Сможешь?

— Смогу.

— Ну-ну, посмотрим. Это ж тебе не дисплейный фонтан крови на Даяне. Здесь ты птичку стрелой ранишь, она будет лежать и плакать, а тебе надо её в руки взять и свернуть шею.

— Я смогу.

— Завтра посмотрим, — с сомнением проворчала опытная сворачивательница шей. — Нашатырь у меня в комплекте есть.

"Столовый нож, "руководство", нашатырь... Интересно, что ещё входит в комплект по уходу за геймерами?"

"Я не геймер — программист", — попытался он поспорить с собой.

"Не смеши мою мышку",— хихикнул бывалый программист.

"Плевать, — огрызнулся неопытный геймер и замотал головой, — Всё! Задача: приготовить съедобный ужин. Ингредиенты есть, инструкция есть".

"Правильно, чем отличаются программисты от геймеров? — программисты читают, что написано на экране. Итак, читаем... Ни хрена ж себе: "...и запомни, чайник, все продукты закладываются только в кипяток". К лошади — только слева, продукты — только в кипяток...

"А у вас? "Компьютеры понимают любой язык, но программный код вводится по-английски. Запомни, чайник: по-английски!..""

Галина Осиповна не особо наблюдала за борьбой чайника с чайниками — с котелками, то есть. Своих дел хватало. Собранное за день надо было рассортировать, переложить в контейнеры и не абы как, а строго определённым образом; составить паспорт каждой точки сбора, и всё — руками, руками. Ни голосовому вводу, ни клавиатурному её собственный начальник не верил. Он, начальник, полагал, что доверять можно только тому, что написано карандашом.

("При первых полетах в космос американцам пришлось придумывать специальные технологии: тогдашние шариковые авторучки в невесомости не писали. Русские этой проблемы даже не заметили - карандаши отлично пишут и в дождь, и в пустыни; и в жару, и на Оймяконе; и в болоте, и на орбите").

Хорошо хоть на гусином пере он не настаивал, вот бы — пока очинишь, пока макнёшь...

("Куда вам спешить-то? А так вы за время укладки пять раз на образцы глазками посмотрите, ручками потрогаете, и будет гарантия, что ничего не напутаете... Да и я буду знать, что это делали вы сами, а не свалили работу, требующую скрупулезной аккуратности, на этих психов из Даяны!")

"Кстати, а конкретно этот псих, так и ничего — и фигурка есть, и личико... И лицо-то — своё, не пластилиновое. Сутулый, конечно, бледный да дёрганный — ну, так геймеры все такие... Интересно, ему сколько рейтов надо? На минимум, чуть больший начального, или на что посерьезней? Если он управится в пару недель — то разве что чуть загореть успеет, да к лошади немного привыкнуть, а вот если...", — дальше Галина Осиповна не стала додумывать: у неё всё равно по окончанию этого выезда отпуск. А то, что прошлой ночью она с него, так и не проснувшегося, обувь снимала и пледом укрывала — ну, не зверь же она, чего парню зря мучиться.

Суп, приготовленный по книжке, оказался съедобным.

"И ничего странного: делай всё правильно, получишь правильный результат. А вот то, что вкус своеобразный... Вот это всё-таки непонятно: почему все готовят по одному рецепту, а вкус супчика у каждого "повара" получается свой?"

Но с чаем она рисковать не стала. До заглавной статьи в книге "программист" то ли не дошел, то ли решил, что уж это-то он и так знает, что главное во всём том: "Евреи, не жалейте заварки!"

Улыбнулась на парня: как он смотрел на её чайный набор... Доктор Джугэ в одной из экспедиций наткнулся на белую глину и увлёкся керамикой... Делает всё сам: и лепит посуду, и расписывает её и обжигает... И продаёт. Или дарит.

А заварила она себе одну тутошнюю травку, цветы у неё похожи на ромашку, но крупнее, жёстче — в общем, действительно мужские какие-то. Привилось название "ромащик".

Если из настоя его верхних листьев сделать вечернюю маску, то снятся такие яркие сны... Привыкания не даёт, сил не отбирает, скорее наоборот — на утро прекрасное настроение... У отвара, правда, эффект нестабилен, зато в ход можно пустить всё — и нижние листья, и цветы, и даже нетолстые веточки. А уж вкус получается, а уж запах, цвет... Особенно при свете костра и чужих звёзд.

И цены на него последние годы на Земле стали просто космическими. Жаль, что встречаются эти цветы редко и небольшими, очень небольшими группками. На её личной карте — были отмечены только четыре семейки. Теперь пять.

Перед тем, как пойти спать в свой раскладной домик на глайдере, она потребовала от парня разуться. Он зыркнул на неё, сжал зубы, смолчал, разулся. Хотел опять что-то высказать и опять смолчал.

Но всё равно, в удовольствии самолично разбудить мальчишку полпервого ночи и прогнать с "поста" в постель, Галочка себе не отказала.

Назавтра никому сворачивать шею от Блейка не потребовалось: не попал он ни в кого. По счастью, повезло. Вполне хватило того, что он своими глазами увидел весь процесс превращения стайки глупых бегающих птах в шкворчащий шашлык. Шок был такой, что парень без труда выдержал все три часа ночного дежурства. Он, может, и до утра досидел бы, да только полвторого ночи Галина Осиповна подошла и силком влила в него кружку отвара какого-то местного сорняка:

— Пять часов прошло, должно бы уже настояться, — пробормотала она, позёвывая. — Пей и не зли меня. А то спеленаю и на глайдере отправлю в холд.

— Не справишься, — попробовал пошутить он.

— Геймер, не смеши меня, — не рассмеялась и она. — Чёрный пояс для экспедитора — вступительный минимум. А у вас, там, даже школьный зачёт по физкультуре — и тот не у всех. Тебе нужны рейты?! — пей!

Рейтинговые очки ему были нужны. Да и... Девица едва ли не на голову была выше его, а разворот плеч... а ноги... Блейк видел, как она по ходу из марша время от времени бросала поводья, управляясь лишь... этими, как их?.. шенкелями! ("внутренняя поверхность ног от пятки до колена" — кто не знает). Так что человека ей удавить...

Запах у варева оказался приемлемым, вкус — горьковатым, а уж действие... Кажется, обувь с него опять пришлось снимать начальнице.

На следующий день охоту девчонка не устраивала: "Программу надо выполнять, а из-за тебя...."

Из-за него.

Потому что подняли его утром поздно и учинили над ним полный мед-тест.

— Да я уже в порядке, — попытался оправдаться он, но оказалось, что дело не в его нежных геймерских нервах.

— Ты первый раз попробовал местную пищу — надо посмотреть: нет ли аллергентных реакций.

— А не поздно?

— Ну, ты ж жив — значит, ещё не поздно, — хихикнула Галина Осиповна.

— А серьёзно?

Блейк посмотрел на научницу и с некоторым ужасом прислушался к себе... В низу живота что-то покалывало...

— А если серьёзно, то в стрессовом состоянии организм принимает чужую органику легче, отвар лапотника противопоказаний ещё никому не давал, туб с анти-аллергеном был у меня при себе, часик ночью я над тобой посидела, а на базе дежурный врач находился в готовности N2.

— N2? Как это?

— Да как ты, только с точностью до наоборот — теперь уж откровенно засмеялась Галка: — Ты спал одетым, но без ботинок, а он — без ботинок, но одетым. И не щупай ты себе пузо! — это не разгорающаяся гангрена, а переполненный мочевой пузырь! Всё! Полчаса тебе на умывание и... и прочее, потом медицина, и если всё нормально, то ты на завтрак съедаешь крылышко крякши. И это приказ! Либо/либо. Либо ты завтракаешь со мной моей добычей, либо — чем угодно, но один, и по дороге к холду! Выполняй!

Он исполнил.

А свою первую добычу Блейк съел на пятый день. Болт арбалета задел мышоида — представьте мыша с толстого зайца размером и с такими же толстыми ушами — болт задел его по касательной, перебив заднюю лапу. Зверёк, очумело визжа, заскакал по кругу, за ним поскакал и Блейк. Сверху, с лошади, надо всем этим потешалась девчонка. Блейк пару раз прыгнул, — промахнулся, и пришлось опять вскакивать, прыгать опять, опять! Галка уже слёзы вытирала от хохота, мыш, по-прежнему, верещал так, что ушам больно было, парень озверел, ещё раз прыгнул, накрыл, наконец, зверька, всадил ему в тушку нож, визг прекратился. Тут же сразу рядом оказалась девица:

— Отруби голову, она не нужна. Быстро!

Он выполнил.

— А теперь освежуй!

Соответствующие страницы в "Руководстве" прочитать она его уже заставляла, а накануне и продемонстрировала вживую.... "вживую", мда.... как это делается. Натренированный на птичках, он тот показ даже выдержал.

— А зачем голову-то отрезать надо было? Её ж в последнюю очередь...

— Ишь ты... соображает даже. Начинай!

И он сделал первые надрезы... Но когда закончил, ноги уже едва держали. Начальница опять заставила выпить какую-то местную отраву. Потом заставила взгромоздиться на лошадь. И погнала рысью. Пришлось сосредоточиться. Когда подъехали, парень более-менее уже очухался.

— Молодец, — сказала ему девушка. — Теперь обиходь лошадей, а я займусь ужином.

Однако, когда у него уже перестали трястись руки, когда блаженная сытость уже засочилась у него изо всех пор, когда уже и костёр тихо-тихо догорал, а веки уже начинали тяжелеть, она ему сказала:

— А ещё раз наставишь в мою сторону арбалет... Будем питаться консервами.

— Да я случайно, в суете...

— Хорошо. Уточнение принимается: ещё раз случайно или в суете наставишь в мою сторону арбалет — больше никаких охот не будет!

— Не зарекайся. А вдруг через ослабленную защиту, когда мы на охоте, прорвется какой-нибудь... ну хоть местная гиена?

— Да хоть местная пантера! Повторяю: твой стрелковый сектор 180 градусов от меня! Слышишь, чайник?! — от меня! И ни градусом больше! А ещё раз услышу от тебя "ты" — отправлю в холд тут же! Понял?!

— Понял.

— Не поняла?! — вызверилась она на него.

— Понял, Галина Осиповна.

— И сними ботинки! При мне! Защитничек...

Пришлось сесть и разуться.

Максимум, что он себе позволил — это демонстративно стряхнуть с обувки пыль.

Она смолчала. Она отвернулась и пошла...

"Ух, как ей не хватает твёрдого пола и двери. Вот каблучками бы простукала, вот дверью бы саданула!"

К концу двенадцатого дня, он настрелял полудюжину крякш. А что? Двадцать рейтов за каждую, в сумме — длинные кевларовые перчатки в Даяне. А ведь в плюсе еще и: "ведение хозяйства экспедиции", и ещё в плюсе: полноценный "ассистентаж" — вот же эти научники словечко придумали! Да и пять-шесть часов "дежурств" должно было всё-таки накопиться... По всем прикидкам обмундирование себе Блейк восстановил. Но на вооружение ещё не хватало, и совсем не хватало на оборудование. Так что он собирался передохнуть пару дней, а потом опять уйти в какую-нибудь "экспедицию". А потом в еще одну, а потом — и в ещё одну! Но Галина Осиповна...

— Зачем тебе столько? — спросила она.

— У меня в Даяне своя экспедиция, — ответил он. — Нужна специальная оснастка.

— Экспедиция? Длинная? — спросила она.

— Да тоже на пару недель, — ответил он.

— Пара недель... — раздумчиво проговорила она. — И сколько ж тебе не хватает?

Он ответил.

— Я тебе дам. Всё равно, у меня их накопилось здесь уже немерено.

— Но за что?! — поразился он.

— За твой супчик, — хмыкнула она. — Понравился он мне. Впрочем, если не хочешь...

— Я хочу, — он поднял на неё глаза. — Я очень хочу.

— Вот и бери, — буркнула она и пришпорила коня.

5. Сплетение роз

Незадолго до рождественских каникул Анна Александровна выдернула мужа из экспедиции. На его: "Милая, а у меня съёмочный день", ответила: "Милый, а мне плевать", — и отключилась.

Вызов застал его на площадке. К кому главный режиссёр мог прилюдно обращаться с такой интимной безымянностью, было ясно всем, так что пришлось вытерпеть и понятливые улыбки одних, и раздражённые взгляды других, и абсолютную — ну, абсолютно абсолютную, вот стерва, умеет же... и ведь абсолютно непонятно как! — пришлось вытерпеть и абсолютную якобы безучастность неназываемой третьей.

А вот вмешиваться не посмел никто. Промолчал даже исполнительный директор, недреманное око Ифки и Крокодила. Полгода назад не преминул бы высказаться, а теперь смолчал. Приятно всё-таки быть официально признанным гением и иметь право на свои вздорные гениальные капризы. Даже на такой простенький: уступить капризу вздорной жены.

Анна Александровна ждала его в "Подземелье" — в гостином комплексе "Под Землёй" на Луне. Цены в нём были... вызывающими оторопь и желание немедленно упасть в обморок, но Фонд Высокого Искусства считал посещения своими Стипендиатами любого заведения — рекламой этому заведения и требовал для них скидок. Существенных скидок. Очень существенных. Можно сказать: вызывающих оторопь. С Фондом можно бы и поспорить, но как спорить с КОМКОНом, стоящим за ним? Конечно, была возможность обратиться в Профсоюз, в суд, наконец. Была вероятность даже выиграть дело. Одно. Два. Три. Но это же русская рулетка — первый же проигрыш, даже будь он каким-нибудь сорок третьим! а он будет! — станет смертельным.

Но Стипендиатов не бывает больше дюжины дюжин, не более ста сорока четырех человек, которые... Которые, надо признать, больше работают, чем шляются по дорогим кабакам. Да и статусную рекламу они действительно, приносят — да пару слов в новостях официального канала хотя бы! И это ж минимум. А то ведь иногда бывает и больше, иногда бывает и сюжетик...

Анна Александровна с удовольствием воспользовалась вновь обретённым статусом. Конечно, срываться из своего лунного пояса — стресс для организма, срываться со своей планеты — тем более, но длительное существование организма без стресса — организму тоже не на пользу. А длительное существование без мужа — стресс ещё больший. Особенно, когда рядом с его организмом постоянно ошивается ещё один источник стрессов.... Ещё одна...

Секс при лунном притяжении под прозрачной крышей, под одуряющее полноземье, снимает любые напряги... А как смотрится женская кожа в свете полной Земли можно понять только видя мужские глаза, любующиеся ею... Одуряще она смотрится!

Вечером они долго сидели в ресторане, танцевали... Метрдотель попросил разрешения и сообщил об их присутствии залу. Анну начали приглашать мужчины, вокруг Валерия Геннадьевича заклубились дамы... Лунное тяготение мешалось с земным вином, баловалось с платьями, баловалось с их обладательницами. Тела были легкими и непослушными, в крови посверкивали искорки от недавней близости...

Но потихоньку чужие рассеялись, и они в своем уголке остались одни.

— Спасибо, — сказал муж, — и извини меня.

— Если женщина неправа, попроси у неё прощение? — насторожилась жена.

— Нет, — покачал он головой. — Я за эти четыре месяца загонял всех. Давно пора было сделать паузу. За неделю ребята хоть разгребут завалы.

— Неделю? Ты даришь мне неделю?!

— Помнишь "Тёмный мёд"? Помнишь скандал, который ты мне закатила? Все думали, что ты едва не сорвала мне работу, а вышло...

— Вышло, что тебе всё-таки пришлось сменить актрису.

— У леди Джейн не могло быть того внутреннего ужаса...

— Леди Джейн не могла быть таким явным клоном твоей Катьки!

— И это тоже, — взял он руку жены и поцеловал её ноготочки. — И это тоже.

"Есть такой виноград — дамские пальчики", — привычно подумалось ему.

"Есть такой виноград — дамские пальчики", — вспомнила его привычное присловье она.

Она любила, когда он целовал её ладони, пальцы, ноготки. Как-то, в каком-то интервью Катерина Одоевцева наотрез отказалась от роли прообраза леди Джейн в сцене у фонтана: "Валерка никогда не целовал мне руки. Никогда! Я ему не позволяла". Дура!

— Причём тут "Тёмный мёд"?

— С того скандала я начал учиться доверять твоим интуиционным взрывам.

— Ты хочешь сказать...

— Я хочу сказать, что ты напомнила мне...

— И кого я тебе напомнила? — рассердиться не получилось, получилось промурлыкать.

— Ты напомнила мне, как я люблю тебя, — здоровенным таким котом промурлыкал и он.

Она бы и ещё помурлыкала, но нехотя отняла руки и проворчала:

— Нас снимают.

— Да пусть, — попробовал настоять на своем он.

— Ты же знаешь, я не могу не видеть камеру, — откинулась она.

Он знал. Его жена ломала любой кадр. Она выламывалась из него прямо к зрителям, прямо в их квартиру, прямо на соседний стул.

— Кто?

— Да вон... К нему уже идут.

— Который сбегает?

— Да. Слушай, пусть он убежит, а? Я не замечала его не менее четверти минуты...

— Подарок?

— Подарок, — приняла она.

Валерий Геннадьевич встал, поднял руку:

— Мальчики, можно вас?

"Мальчики" косо глянули на клиента и не остановились.

— Мальчики!

Вы знаете, что такое съёмочная площадка? Вы знаете, какого это управлять "гениями"? Эти бывшие спортсмены "гениями" не были. Они были профессионалами. Они переглянулись, двое затормозили и повернулись к истинному гению, а двое ещё более ускорились.

— И вы тоже! — прогремело по залу.

И они встали.

отом была немая сцена, потом появился метрдотель зала, потом и директор этажа. Потом была злобная речь знаменитой телеведущей. Потом администрация позорно удалилась. Потом телезвезду сообща успокаивали несколько мужчин. Потом...

У номера их ждал ведущий менеджер смены отеля. Он, хитро поблёскивая глазками, лично принёс извинения за инцидент и за то, что эти болваны не передали алёрт по папарацци на выход, где того непременно бы перехватили. А то, что они сами были остановлены возмущённым мужем оскорбленной жены, нисколько их не извиняет. В возмещение морального ущерба администрация готова снять плату за сегодняшние услуги уважаемым клиентам и выражает уверенность, что четырнадцатисекундный ролик целующихся супругов никак не может повредить их репутации.

— "Уверенность"? — приподняла бровь теледива. — В моём бизнесе?

— Надежду! — сразу поправился ушлый администратор. — Позвольте выразить надежду. Мы глубоко скорбим о нарушенном отдыхе знаменитой пары. Мы даже не будем просить умолчать в предстоящих интервью о месте скандала, как бы то ни вредило репутации отеля... И последнее... Разрешите в ознаменование исчерпанности конфликта...— откуда взялся официант с пузатым чемоданчиком никто из супругов не понял, — из наших погребов... восемьдесят лет выдержки.... — щёлкнул замок, поднялась крышка, — Мы даже не стали её вытирать...

— О-о-о! — улыбнулась женщина. — Какое сокровище!

как драгоценное ожерелье — на тёмном бархате, лежала покрытая пылью и паутиной тёмная бутылка.

— Представляете, — проговорил официант, — мне пришлось согнать с неё трёх пауков.

— О-о-о! — ещё раз улыбнулась женщина. — Какой вы смелый.

Теперь улыбнулись все четверо.

— Вот пройдоха! — в номере Валерий Геннадьевич продолжал улыбаться, — А интервью, с "не умолчанием о месте", будешь давать сама.

— Он решил, что мы сами всё подстроили?

— Мы сами, наш канал, Фонд, КОМКОН... Мало ли.

— То есть ты тоже думаешь?..

— Не всё ли равно! — отмахнулся Валерий Геннадьевич. Он аккуратно положил чемоданчик на столик, раскрыл, потянулся к бутылке...

— Не надо, — остановила его Анна Александровна, — давай дождёмся дочери.

Валерий Геннадьевич оглянулся, внимательно посмотрел на жену — она сидела в кресле и смотрела на него. Он закрыл чемоданчик, выключил верхний свет. И за потолком проявилась огромная Земля. Марево полнолунья взывает к средневековью — к инстинктам и колдовству, марево полноземья — к Космосу, к Галактике, ко вселенной. Полнолунье — настораживает, заводит и словно бы давит, полноземье — словно бы от чего-то освобождает, словно что-то распахивает, лучи родной планеты переполняли воздух чужеземного отеля, как туман — подлинники Клода Моне!

Мужчина, аккуратно ступая по липучему ковру (ногу надо ставить плашмя — "лунная походка", знаете ли) — подошёл к жене, сел на соседнее кресло, протянул ей руку.

— Что?

— Не забывай про нас, — тихо попросила она, потершись об неё щекой.

— Никогда, — тихо отозвался он.

— Мы едва не опоздали с сыном...

— Не думаю.

— Да ты знаешь, что...

— Знаю. Ты прекрасно всё устроила. Как я и предполагал.

— Стоп! Ты что — всё знал?!

— Да. Леночка — умная девочка. Она сразу позвонила мне. Мы поговорили и решили, что у тебя получится лучше — и с выбором альтернативной кандидатуры, и с её подготовкой. Ты же профи. Я только подкинул идею о "просьбе".

— Ты? И она меня?!..

— Она — тоже профи. Всё-таки так вести класс... В нашем-то районе! Серёжа не стал в нём принцем, не стал и парией... И что вслед за той куклой никто больше из девчонок не побежал делать вызывающую пластику — тоже её заслуга.

— Вот же маленькая стерва! Она использовала меня! — не хотела успокаиваться женщина.

— Да. Ну и что?— он развернул ладонь и погладил жену по щеке, — Это пошло во вред тебе? Детям? Даже та кукла получила, что хотела. Даже канал. "Девочка из нашего района"... Помнится, плюс полторы десятых процента?

— Стерва, — напор начал уходить из её голоса.

— Сэр Андрэ предложил ей сменить школу — в восьмой учительница уходит на днях в декрет — отказалась наотрез и не раздумывая. Отказалась. В "восьмёрку"! Она хорошая. Не злись.

— Злюсь и буду! — заупрямилась мастер-шоу. Впрочем, особой злобы уже не слышалось, и через паузу она добавила: — Ладно уж, оставлю без последствий.

— А с последствиями смогла бы? — улыбнулся Валерий.

— Запросто. Сэр Андрэ, он... — улыбнулась и она.

— А наоборот?

Анна задумалась...

— Ты знаешь, можно и наоборот. У этого сэра до сих пор только один ребенок, а у твоей Леночки ни одного... Конечно, у обоих ещё не критично, но...

— Но это декретный отпуск... Она тогда не доведёт класс.

— Учителям разрешается сокращать. Резко сокращать. Считается, что школьникам, особенно старших классов, полезно общаться с беременными учительницами, особенно на поздних сроках, и с кормящими матерями.

— Полезно?! — удивился мужчина.

— Педагогически, — улыбнулась женщина. — Педагогически. "Забота о выживаемости вида - главный приоритет официальных властей", — процитировала она "Пункт Первый".

— И что?

— То, что роды пока ещё можно подгадать к следующим зимним каникулам, её не будет совсем недолго, руководство классом у неё не отнимут.

— И как же ты это будешь подгадывать-то?

— Я?! Причём здесь я — она считать будет, она.

— Ну, она, я так думаю, отложила бы до летних каникул.

— С Андрэ? Что-то откладывать?!

— Ты им и займёшься, — улыбнулся муж.

— Нет, — улыбнулась жена, — не я. Но я знаю — кто. Помнишь его Элен?

— Мать его первого ребенка... И если она захочет попросить у него второго, начнётся небольшая суета... — Валерий Геннадьевич покачал головой. — Она не захочет.

— И не захочет немножечко попугать этим высокочтимого сэра Андрэ, не захочет создать ему "небольшую суету"?

Валерий Геннадьевич вздохнул:

— Только при гарантии, что он... что высокочтимый не поддастся на провокацию. Стопроцентной гарантии.

— Покажешь ей её русскую тёзку — твою "Леночку". Она посмотрит на эту маленькую стерву и согласится. С удовольствием согласится. У Элен есть, что про него вспомнить, и что ему припомнить — есть тоже!

— Зря ты так. Ну, какая из Леночки стерва?

— Всё! Больше о ней ни слова! Ты всё время меня сбиваешь!

— Я?!

— Да. Ты ни разу не спросил меня, зачем я тебя позвала. А я позвала тебя поговорить о дочери! Татьяна... Я хотела предупредить тебя.

-...И позвольте вам напомнить: всё происходящее в структурах КОМКОНа — секретно. Всё. Начиная от тем ваших лекций или методик тренировок, кончая рационом в столовой. Кончая цветом тамошних скатертей! — Вера Игоревна остановилась и оглядела строй: курсанты не шевелились, никто не улыбнулся. — Поясню классикой. Во время второй мировой войны англичанам в плен попалось несколько немецких летчиков. Англичанам требовалось добиться информации о неких военных тайнах. Немцы стояли насмерть. Тогда в промежутках меж тяжёлыми допросами одних из них стали расспрашивать о разных, абсолютно не секретных мелочах: о занавесках в спальнях, о том, что курит командир, о кличках официанток. И все эти сведения вываливали последнему: да мы и так всё знаем, да у нас там свой человек, да просто от нас командование еще один, независимый источник информации требует. Мы ж тебе, дураку, смягчающие обстоятельству к суду подкидываем. Он сдался, — майор еще раз оглядела строй, Татьяне вдруг привиделись на ней чёрная форма, высокие сапоги, молнии в петлицах, а в руках стек... Девчонка прикусила губу и отогнала бредовое видение.

— Итак, ничего никому. Впрочем, данную фразу озвучивать традиционно разрешается. И всё, и больше ничего! Можете уточнить дотошным: никаким друзьям-подружкам; ни папе с мамой; ни дорогому дядюшке, ни любимой тётушке; ни братьям, ни сёстрам, — она остановилась перед Давыдом, лениво улыбнулась. — А для особо хитрых: кузен Георгий может не относиться к друзьям, но к братьям, хоть он и троюродный, относится однозначно.

На лице Давыда не отразилось ничего. Глаза по-прежнему смотрели строго перед собой, тонкие губы были по-прежнему плотно сомкнуты, руки прижаты к бокам, грудь — колесом.

Грудь — колесом, в плечах — сажень, в глазах — двадцать вёдер карих искр!

— Откомментируй! — потребовала начальница.

Георгий — не друг, а мой брат. Троюродный, — разочарование прослушивалось отчётливо.

"Как она его!" — подумала рыжая Мария.

"Как она его..." — подумали почти все.

"Как он её! — подумала Татьяна. — И ведь вот так, капля за каплей..." — и, неожиданно для себя, чуть скривила губы.

— Стехова! — капитан не прохаживался вдоль строя, он сидел перед мониторами.

— Я!

— Плюс двадцать баллов в следующий семестр за анализ текущей ситуации.

— Есть двадцать баллов!

— Стехова! — майор на неё даже не взглянула. Она по-прежнему, словно бы пересчитывала шальные искорки, и те гасли — одна за другой.

— Я!

— Минус пятьдесят баллов в следующий семестр. Откомментируй.

— Дура я, — тихо откомментировала Таня.

— Стехова! — улыбнулся капитан.

— Я!

— Плюс тридцать баллов за адекватность.

— Есть тридцать баллов.

— Стехова.

— Я.

— Минус пять баллов за несдержанность. Откомментируй.

— Да я сама не знаю, с чего это я не сдержала улыбку.

— Стехова!

— Я, — растерянно отозвалась Стехова, а строй судорожно нахмурил брови и сжал зубы.

— Задание на каникулы: понять, с чего это ты — не сдержала улыбку.

Строй сквозь зубы дружно выдохнул.

— Стехова!

— Есть! Задание на анализ принято! — опомнилась Татьяна.

— Значит, с самыми хитрыми да мудрыми покончили, перейдем к самой простодушной. Настя, — майор отвернулась от потухшего Давыда и пошла к скучающей в строю Анастасии, — специально для тебя: отныне и до окончания обучения, все случайно встреченные мальчики, даже те, которым ты ещё не улыбнулась, даже те, которые с тобой ещё не обмолвилась и единым словечком, повторю: отныне и навсегда! — все они для тебя обозначаются термином "друзья". Откомментируй!

— Да не дура ж я... Да и кому я нужна буду, с такой "прической", — пожаловалась Настасья и провела рукой по жёсткому светленькому "армейскому ёжику". И весь строй опять сжал зубы и попытался нахмурить брови...

В самом конце "построения" майор подошла к мониторам, капитан встал, она села. Татьяна заметила, как при этом пальцы их на мгновение соприкоснулись. "Ну и что... — подумала она. — Немного неаккуратны. Тоже вымотались с нами. А он... Что-то тоже скажет?"

— Я хочу предупредить вас, — проговорил Дмитрий Олегович. — С вами очень плотно занимались четыре месяца. Очень плотно. Сейчас вы — как сжатая пружина. Три недели вам на отдых, на то, чтобы вы опомнились и пришли в себя. И постарайтесь при этом не покалечить окружающих. Это тоже тест. И, смею вас уверить — жёсткий тест. Не провалите его.

— Господи, что они с ней сделали!

Родители стояли у ограды покоя встречающих, а через посадочное поле к ним, в зал шла Татьяна. За окном валил снег, и за пару минут успел совсем запорошить её вязаную шапочку.

"Моя, — отрешённо подумала Анна Александровна, — не зря вязала, значит. Пригодилась".

— Ты же сама меня предупреждала. И именно о нечто подобном... — Валерий Геннадьевич сжал её, сразу замерзшую, руку, сглотнул и добавил: — Как раз то, что ты в своём шоу в самом начале почти каждого очередного сезона проделываешь с другими.

— Так то ж с другими, — почти шепотом почти простонала Анна.

— А волосы уберегла...

— Поубиваю нафиг!

— Кого?

— Всех.

— Всё, успокойся. И поддержи дочку. Улыбнись ей. И постарайся не заплакать.

— Я им заплачу! Это они у меня плакать будут! Я им...

— Тсс... Улыбнись! Ну же! Вдохнула, выдохнула и!...

Анна Александровна вдохнула, длинно выдохнула и... и улыбнулась:

— Доченька...

— Здравствуй, дочь!

Четыре месяца назад, та Танюха с шалым визгом бросилась бы в объятия отца, а потом чмокнула бы мать.

— Здравствуйте, — тихо проговорила эта. — Едем домой? Я так устала. Хочу пораньше лечь и, наконец, отоспаться.

— Идём, — протянул дочери руку отец. — У нас тебя Виолетта Несторовна ждёт, мы уходили — она пельмени лепила... Обнимешь бабушку, откушаешь свежатинки и ляжешь.

Мастер-шоу молчала. Она смотрела на каменные глаза дочери и окончательно решила:

"Поубиваю! Всех".

Лечь пораньше бедной Тане не удалось: об окно разбился снежок, потом другой... Пришлось одеваться. Тревожить родителей или объясняться с ними не хотелось — она двинулась наверх, к чердаку, к пожарной лестнице.

К её удивлению внизу ждал брат. К её удивлению за калиткой, за периметром сигнализации среди их привычной банды, брата ждала девушка. Пришлось ей улыбнуться. К её удивлению девчонка поморщилась.

"У-у-у, какие мы гордые!"

Впрочем, такими гордыми были не все.

— Ну что, Таньха! Ты теперь супер-герла, да? — Слон лыбился во все свои тридцать два зуба и лучился всеми своими девяносто двумя килограммами. Вот он-то за эти три месяца не изменился ни на капельку, — Слушай, покажи приёмчик! Помнишь, ты обещала как-нибудь макнуть меня?!

И он махнул в её сторону рукой. Кажется, он намеривался сбить с неё шапку.

"Обещала!" — промелькнула мысль, а дальше тело всё делало само.

"Человек - это по сути система рычагов. Точка опоры у вас будет всегда, да и мир вам переворачивать не потребуется: противник весит меньше, а потому - делай раз!.."

Но в них вдалбливали не только, как переворачивать чужие тела — там были еще и "два!", и "три!"

— Птаха! Стой, Птаха!

Она очнулась. Серый навалился на неё и пытался удержать руки, под ней валялся и визжал Слон, его лицо было разбито, а её кулаки — все в крови.

"Визжит, значит, живой", — просквозила по краю сознания мысль.

— Птаха, ты что?!

— Ребята... Ребята... Я не могу... Мне нельзя... Отпусти меня!

Серый разжал руки и проворно откатился в сторону.

"Как от гадюки".

Это стало последней каплей. Татьяна разревелась, вскочила и, не оборачиваясь, побежала домой.

Она заперлась в своей спальне, но отец воспользовался правами хозяина дома и вошёл. А следом за ним — и бабушка. Многие из её друзей-подруг именно поэтому в своих комнатах поставили простые механические задвижки — чтоб никакой автоматики, чтоб ни у кого не было никаких "особых" прав! Ей, за всё её шалое детство, ничего подобного ни разу не потребовалось.

Отец сел на кровать, баба Лета подошла к окну.

— Всё-таки поражаюсь я на твоего отца: отдать тебе эту комнату! Ты не художник, зачем тебе такая панорама? Это ему б вот так смотреть на город... Анна ж и на дом-то этот согласилась, чтоб Валера сделал себе здесь кабинет...

— Не отвечай, — тихо попросил отец, — просто Виолетта Несторовна расстроена сильно. Она сейчас этого бугая отмывала, замазывала, заклеивала...

— Как он?

— Невосстановимых повреждений нет. Нос разбит — но не сломан, губы всмятку — зубы целы... Знатный фингал под глазом — глаза не повреждены. Всё нормально.

— Это не "нормально". Это у меня сил мало. Я до сих пор с трудом прохожу тесты на "физику".

— Чтобы выковырять глазик сил много не надо, — буркнула спортивный врач, — достаточно точности и резкости. Ты контролировала себя.

— Нет! Я себя не помнила!

— Да! Но "помнить" и "контролировать" — это не синонимы, это разные термины, которые о разных понятиях, — она оторвалась, наконец, от вида заснеженного, сияющего города — он с этого холма виден был на километры, и подошла к кровати. — Беда в другом, внучка. И я никак не могу понять — в чём....

— Я чуть не покалечила друга — и это не беда?!

— Таня, опомнись, он тебе — не друг, ты его не покалечила, а про твои истерики в вашей банде и раньше легенды ходили. Сергей так и сказал: "Слон — придурок, вот дочка ваша снова с катушек и съехала". Слышишь: "снова"!

— Наследственное оно у вас, — нехотя проговорила Виолетта Нестеровна. — У тебя, у матери твоей, у твоей тетки — от деда оно. Говорила ж мне мамочка: ты это, дура, от кого рожать собралась?!..

— Баба Лета, тебе?!... твоя мама?! — представив непоколебимую бабушку непослушной девчонкой, Татьяна почти улыбнулась. — А ты?!

— А что я... Дурой и была. Любила. Да в такого попробуй не влюбись. Скинь со своего деда полвека и представь, что получится... — представлять Тане не требовалось: видео с молодым дедом в её альбоме было много. — А любовь — это то, от чего рождаются дети. А тогда я перед прабабкой твоей только его справкой от генетического комитета помахала.

"Единственное неопровержимое доказательство взаимности в любви — рождение ребёнка", — сама по себе всплыла в голове растиражированная всеми каналами, повторяемая в сотнях книгах фраза.

— Я, кажется, понял, — задумчиво проговорил отец.

— Да? — бабушка с надеждой посмотрела на своего умного зятя.

— Твои, дочь, истерики, как истерики твоей матери — они не из-за вздорного характера, они — свидетельства тупика. Что-то ты делаешь не так. Что-то совсем неправильное.

— Я Академию не брошу, — сразу вся подобралась, сжалась под легким одеялом Татьяна.

— Ух ты, — улыбнулась бабушка: — И шерсть вздыбила, и когти выпустила! Успокойся: мы — за тебя! Слышишь: мы за тебя! От нас обороняться не надо.

Отец ничего говорить не стал, он только погладил взрослую дочь по щеке, а потом улыбнулся:

— Итак, в этом вопросе внутренний конфликт не проглядывает... Нужно на уровень ниже.

— Тоже мне, великий режиссёр, — пробормотала вредная тёща и обратилась к внучке. — Что-то, значит, у тебя там, в твоих академиях... Что?

— А вот тут, верно, тяжело, — вздохнул Валерий Геннадьевич, — традиционно озвучивается фраза: "никому ничего". Так?

— Даже больше, — сочувственно улыбнулась ему дочь. После слов бабушки она расслабилась, ладонь отца грела щёку. "Вот так бы и заснуть", — подумала она. — Для нас, "хитрых да мудрых", специально уточнили даже про троюродного брата.

— "Уточнили"? — насторожился отец. — Процитировать можешь?

— Да, разрешено, — пробормотала она, глаза у неё закрывались, она и впрямь засыпала, она обеими руками обняла руку отца, и выдала нужную цитату: "Можете уточнить дотошным: никаким друзьям-подружкам; ни папе с мамой; ни дорогому дядюшке, ни любимой тётушке; ни братьям, ни сёстрам. А для особо хитрых: кузен Георгий может не относиться к друзьям, но к братьям, хоть он и троюродный, относится однозначно". Пап, я спать хочу. Не уходи ещё немножечко, а?

— Что ж мне-то такого не досталось? — пожаловалась несчастная бабушка, — что ж обе мои доченьки в этом в меня-то пошли, а не в своего ласкового психованного папочку?

Она встала и направилась к выходу.

А на следующий день забрала внучку к себе: "Твоим гениальным родителям не до тебя, у них — "сезон", у них — "экспедиция", а я тебя хоть борщ научу варить. А то придёт время, будешь любимого концентратами да химией кормить — он и сбежит. Как твой дед от моей подружки".

— Шашлык, пицца, или эта — не приведи Господи, "суси"! Сырую рыбу на стол ставить! Ну отведать можно, конечно, но есть её чаще, чем раз в год — нормальному русскому невозможно! И нормальной русской женщине — тоже. Наша пища — это борщ.

Так, берём кастрюлю. Не кастрюльку, не горшочек, не мисочку — кастрюлю. Не волнуйся, никто тебя за раз всё съесть не заставит. Борщ варится на семью и на несколько дней. Да и он — чем дальше, тем вкуснее.

Мясо, с костями и не жалеть — килограмма полтора, не меньше. Если уж совсем побаловать — надо бы разных сортов, но можно и вот так: говядину ребрышками... В конце концов, мясо в борще не главное. Это ж не солянка. Мясо заложили, и готовим корешочки. Морковка, петрушка — да всё, что есть в доме, вот, к примеру, мы имбирь ещё помоем. Нет, резать не надо — мы их всё равно потом уберем. А главное в борще — свекла. Одну, небольшую, и тоже не разрезая...

Закипает... Собирай пенку... Всю, собирай... аккуратней, а то будут потом лохмоты плавать, красоту портить... Умница. Закладывай корешочки, ещё лаврушечки — как же без неё! — и перца. Да штуки четыре горошины брось. И пусть кипит. Убирай жар. Чтоб еле— еле булькало, еле-еле. Всё. На пару часов мы свободны. Садись и рассказывай. Всё рассказывай. Про твой КОМКОН. Всё. И не надо по порядку, вываливай всё что в голову придёт.

— Бабушка!

— Вот именно: "бабушка"! Повтори, что вам — хитрым и мудрым — уточнили. И найди в том перечне меня.

— Бабушка! Это предательство!

— А ты не думаешь, что это — тест? И не на верность, а на сообразительность?

— Бабушка...

— А ты не думаешь, что это не тест, а... калитка. Которую приоткрыли специально для тебя?

— Чтобы я сбежала?

— Чтобы ты — вырвалась.

— Я? Мне? Да та гестаповка!.. Бабушка!.. — Таня обеими руками закрыла себе рот. — Это не ты... Это тебе мамочка...

— А ты никогда не думала, в кого она такая? У кого она этому научилась? Я спортивный врач. Но это по штатному расписанию. А по зарплатной ведомости — я спортивный психолог. Мои спортсмены на планетарный уровень выходили. Я с твоим психом-дедом управлялась и со своими сумасшедшими дочерьми ладила. Так что не надо на мамочку свою уж слишком наваливать. Поняли мы всё с твоим отцом сразу. Втроём обсудили. Анна покрутила ту фразу, повертела — и согласилась с нами. Да, решение рискованное, но твоя истерика... Я с Валерой согласна: это не измотанность, это отчаянье. Ты понимаешь... нет, не то слово... ты осознаёшь! — да, ты осознаёшь, что ведёшь себя неправильно, что надвигается катастрофа. Анна считает, а её компетентность именно в этой части сомнений не должна вызывать, что тебе на автоматической тестировке надо будет держать в уме "уточнение" — и ты прорвёшься, а на собеседовании... Врать наставникам нельзя, конечно. Так что скажешь правду. Но опять не впрямую, а как-то намекнёшь. Как-нибудь — но прямо в лоб! Валерий тут же нарисовал сценку:

Вопрос: Ты следовала указанному уровню секретности?

Ответ: Да, — и широкая улыбка, улыбка до ушей, до затылка, — я следовала сказанному. От первого слога, до последней запятой.

Реплика: Последней ставится точка.

Ответ: Почему, бывает и многоточие.

Тяжёлый взгляд в упор вопрошающего.

Тебе надо будет выдержать. Выдержать взгляд твоей гестаповки.

— Я выдержу, — после долгой паузы сказала Таня.

Они сидели в операторной. Полумрак, в центре помещения — стол, рядом — два компьютерных кресла, а по стенам — экраны, экраны... Но Вера Игоревна не смотрела на них, она смотрела прямо в глаза Дмитрию и неспешно цитировала:

Коленка — свет, ладони — лодка...

Скользят...

Но я боюсь спугнуть...

И долго-долго притворяюсь,

Что ничего не происходит.

Ещё чуть-чуть помолчала, а потом резко сменила тон:

— Убери руку. Немедленно!

— Как же я тебя совсем не понимаю, — пробормотал Дмитрий Олегович. Но руку с чужой коленки убрал.

— А ещё раз здесь, на работе коснёшься меня — покалечу. Я сделаю это. Ты меня знаешь.

— Наконец— то! — засмеялся мужчина.

"Что ж я-то тебя ни капельки не понимаю?!" — почти пробормотала женщина.

— Девушка, а девушка, — капитан всё улыбался, — а что вы делаете сегодня после работы?

— Вот уж мужская логика!

— Ты мне не ответила.

— И не отвечу. Ты вывел меня из себя.

— Врёшь. Тебя вывела из себя вон та рыжая дурочка, — он указал экран, где под душем с закрытыми глазами стояла Мария.

— Нет. Уж если не ты, то вон та белая гадючка, — она указала на экран по соседству, где отмокала Татьяна.

— Дай ей собраться с духом.

— Некогда уже чего-то собирать. Времени уже — ноль.

— Смотри-ка, моя блондиночка тебя услышала.

Да, Татьяна решилась. Она шла к Марии.

— Интересно, что ж они своей семейкой придумали-то? — не сдержала любопытства майор, — Будет просить — Машка её не послушает, попробует драться — она её уделает.

— Вера Игоревна, что за лексика! — усмехнулся капитан. — Или это ты настолько переживаешь за свою рыжую?

Мария, тоже увидела соперницу. Она отбросила за плечи мокрые, не отмытые от пены шампуня волосы...

— Да уж, только в стойку не встала, — почти рассмеялся мужчина. — А спорим, это моя Танюшка уделает твою гнедую!

— Дмитрий Олегович... — попеняла ему напарница, а сама подумала: "Я бы её к себе не подпустила. Я бы вот сейчас и ударила бы! Вот ещё шаг и..."

Татьяна не сделала этого шага.

— Зачем нам это? — тихо, просяще проговорила она, — Самой отмывать такую гриву — только мучиться! Давай вместе. Давай я тебе помогу, а потом ты мне?

— Уделает! — с азартным восторгом прошептал капитан.

— Не слушай, глупая! — с азартным отчаянием прошептала майор.

— Зачем нам играть по их правилам? — продолжила Танюша. — К тому же, ни меня, ни тебя они с этим на плац не выгонят! И у нас будет ещё минут десять на сон... Не знаю, как ты, а я прошлый семестр еле выдержала.

— Не слушай!..

— Ну, пожалуйста...

Вздох облегчения Мария сдержать сумела, а снисходительную улыбку — не стала.

— Хорошо, — повернулась она спиной, — начинай.

— Дура, — успела откомментировать куратор.

— Умница, — успел куратор тоже.

И Татьяна начала.

Подсечка, удар в шею, перехват руками, движение торса, движение ног — и Мария лежит на пластике пола, а Татьяна нависает над ней, передавливая голенью горло соперницы.

— Молодец девочка. Никаких бросков, никаких вертушек, никаких размахиваний руками— ногами. Минимум вероятностей для лишних травм. Чётко и аккуратно.

— И что она думает, что Мария теперь сдастся?

— Не-е-е, Стеховы ещё что-то придумали. Но ты мне проиграла.

— Я тебе?!

— И проиграла — желание, — улыбнулся мужчина.

— Что?! — возмутилась женщина, — Ни на какие желания я не соглашалась!

— Ты не отказалась. Тсс... слушаем,— он закрыл ладонью её рот.

"Можно я его покалечу? — с надеждой спросила она у себя — Ну хоть укушу?" Но только мотнула головой. Он убрал руку. Сразу.

— Ты очнулась, — голос Татьяны был напряжен, но в нём не было ни злобы, ни торжества.

"Ни злобы, ни торжества. А что?" — подумала Мария. И не смогла ответить.

— Не притворяйся — ты очнулась. И теперь слушай меня, — Татьяна помедлила, словно подыскивая слова.

"Никаких слов она не ищет. Они у неё давным-давно вызубрены!"

— Первое: я тебе не враг. Слышишь? Я тебе не враг!

Руки у Марии были подвернуты под спину... А если ногой... Но Татьяна тут же чуть надавила голенью...

"Ага. Доступно... Не враг. Как же!"

— И второе, и третье: я тебе не враг! Понимаешь?! Я тебе ещё раз скажу: я тебе не враг! — и она ещё усилила нажим на горло. — А теперь пятое: ты знаешь разницу между термином "управлять" и "командовать"?! Она та же самая, что между печь торт и есть его! А ты, дура, завтра на стенке опять командовать попрёшься?! Ты понимаешь, что завтра, когда вы опять грохнетесь, парни просто с наслаждением набьют тебе морду и бросят тебя?!

Она чуть ослабила нажим, и Мария судорожно вздохнула.

— Потерпи, я сейчас встану. Скажу последнее и встану, — и голень опять вжалась в горло. — Но сначала предпоследнее. Вероника с тобой останется в любом случае, а вот Надька переметнётся к нам. Её Стасик уговорит. Да ему-то её, кажется, особенно уговаривать и не понадобится. Так вот теперь последнее: если ты переживёшь завтрашнюю стенку, если ты всё-таки передашь командование Питу, а для верности себе заклеишь рот пластырем, то... Дайте Стасу шанс. Или она сама пусть на танц-классе его выберет, или пусть хоть раз дождётся его выбора! Пусть только даст ему шанс! С этим алфавитным порядком наш Ященко просто не успевает! — Татьяна опять вздохнула, потом ещё, потом решилась: — Всё. Я встаю.

— Если твоя кобыла сейчас взбрыкнётся, я её вышвырну.

— Нет, — жёстко улыбнулась Вера Игоревна. — Не успеешь. Её вышвырну я.

Татьяна встала и, не оглядываясь, пошла к своей кабинке, к своему шампуню, к своей мочалке, к своим тапочкам. Дошла. Вода лилась горячая, но ей было холодно. У неё почти стучали зубы. Она закрыла глаза.

— Теперь моя очередь, — услышала она.

Подняла тяжелые веки. Перед ней стояла Мария — голая, рыжая, мокрая и вся в гусиной коже.

— Теперь моя очередь заниматься твоими волосами, — повторила она, — Повернись спиной.

Таня послушно повернулась. Ноги её едва держали.

Через мгновение выяснилось, что ноги не держали не только её. Она еле успела перехватить вдруг ослабшие чужие руки, и они обе опустились на пол. Они даже не плакали. Только вода сверху лилась и лилась и вымывала из их волос остатки шампуня.

— Смотри, — минут через десять улыбнулся капитан, глядя, как девчонки в четыре руки копошились в волосах, — они сейчас начнут выкусывать друг у друга блохи.

Майор не ответила на шутку, её занимало другое:

— Так что же это я тебе проиграла?

— Желание. А я желаю...

— Ну-ну... — она не стала прятать своё напряжение, свою готовность к взрыву.

— Я желаю... — он тоже не стал прятать неуверенность, он почти взмолился: — Я назначаю тебе свидание и желаю, чтобы ты не отказалась.

— Когда? — выдохнула она.

— Прямо сейчас, — выдохнул он.

— А эти? — она качнула головой на экраны.

— Да пусть хоть искусаются!

На следующий день перед стенкой, Мария подозвала Пита.

— Это тебе, — сказала она и протянула ему пластырь.

— Чего это? — хмуро поинтересовался парень.

— Я не доверяю себе, я опять начну вмешиваться, и мы опять сорвёмся, — она впихнула ленту в руки парня. — Заклей мне рот и принимай команду.

— Э-э-э... — начал Пит.

— Ты что приказа не понял? — возмутился Серж, вырвал ленту и широко, крест-накрест заклеил девушке рот. — Командуй! И вот теперь мы их уделаем.

Колебался Пит недолго:

— Тогда начнём вон оттуда, — и повёл группу мимо остального отряда.

На них оглядывались.

6. Второй поход Блейка в Долину

Блейк глядел на долину. Красивое здесь всё-таки местечко! Жаль далековато. Чтоб дойти сюда, он убил неделю — что прошлый раз, что сейчас. На лошади будет, конечно, быстрее, но всё равно... А если на зеленом драконе? Что для крылатого монстра четвёртого уровня сто восемь километров? Тем более, полёт по воздуху — это тебе не петляние по горным тропам. Пара часов — и на месте. А если на чёрном? С тем — вообще: раз взять ориентиры, а потом — прокол пространства, и ты прибыл! Выжечь поганую ящерную семейку, проходов внутрь долины немного — поставить сигнализацию на крупных хищников, отстреливать их, пока в рефлекс им не вобьёшь, что дороги им сюда нет, и готовая база! Жить можно в пещере капища. В этот раз он успел заглянуть в неё — там больше чистить, чем восстанавливать. Причём чистить не метлой... Та ещё работёнка будет! А насколько она вглубь идёт — можно только догадываться. И Богиня против не будет. Дичи для жертвоприношений хватает. Те же тигрозавры для начала...

Долина легко обороняема, и наверняка где-то поблизости есть какие-нибудь полезные ископаемые. Можно даже основать свой клан... Холд прямо в капище и заложить.

Блейк усмехнулся на себя — размечтался! Ещё раз взглянул на таймер: тот подмаргивал, и на нём горело:

(27 мин)

Да, на этот раз он обернулся на полчаса быстрее, потому что на этот раз сработало всё. И как надо всё сработало! Теперь никакая дура-самочка или прибабахнутый сыночек не сбежали от папочки — не было их уже: кто изгнан, кто съеден. Лестницу больше укреплять не понадобилось — за месяц ничего с ней не случилось. Труп его прежнего аватара уже истлел, но обрывки амуниции ещё валялись внизу, но, главное: жезл был на месте — в нише, куда его отбросили, искать не пришлось. Правда, он опять был холодным и серым.

Времени на километровый пробег тоже понадобилось меньше: нынешний аватар оказался более сильным. Надо же: только две недели в поле провел с научницей, а пять минут на километре туда и километре обратно скостил. Что уровень аватара зависит от физического состояния исходника — общеизвестный факт, но ведь что-что, а бег-то он ни с Галиной Осиповной, ни с инструкторами, пять дней готовившими его к "экспедиции", не тренировал!

Ещё десять минут было выиграно на сыпухе — сапоги с легкими антигравами держали на склоне чётко.

И ни искать идола, ни таскать его, ни устанавливать не понадобилось. Блейк немного опасался, что тигрозавры в свободное время от охоты, еды, сна и их, тигрозаврского секса, играли в их, тигрозаврский футбол замечательным округлым катышем, обошлось — фетиш был на месте. (Странно, но теперь Блейку потребовалось меньше напрягать воображение, чтобы увидеть в камне женщину — пообвык, наверное.) И — ещё минус восемнадцать минут.

Жезл зарядился тоже быстрее. Всего на полторы минуты, но на радостях Блейк и заглянул в капище... Вот уж лабиринт — вроде бы совсем чуточку походил, а семь минут угробил! Чего его туда понесло?! Ведь ясно было, что брать ничего нельзя! Нефиг по мелочи гневить чужую богиню. Особенно когда ты слаб, находишься на её территории, а в руках — жезл, напоённый её эманацией. Да и ладно! Там и брать— то на первый взгляд было нечего.

И он проскочил — ни в какое "приключение" не вляпался. Вовремя увидел первую ловушку, вовремя понял: перед ним не обыкновенное заброшенное капище, а сокровищница — обыкновенная сокровищница. Блейк задавил искушение пройти хоть первый порог и сразу отправился обратно — тихонько и аккуратненько. По собственным следам, которые в пыли были хорошо заметны. Шаг в шаг, след в след. Выбрался.

Сюда он ещё вернётся. Вернётся без жезла, зато с оборудованием. Пусть сейчас он, по— прежнему, нищий и пустой, однако живой и с жезлом! Да и теперь, в случае чего, в библиотеку положенные статейки накропает — есть о чем, и на её первом уровне обоснуется вполне легально. А оттуда можно будет рыть ход на второй.

Блейк хмыкнул: да уж, амплитуда — от личного клана, собственного чёрного дракона и сокровищницы в единоличном владении, до норы на второй уровень библиотеки!

Он вздохнул и опять посмотрел на водопад истока горной речонки, попредставлял себе водопад устья. С террасы капища бесшумно срывающаяся вникуда вода была видна хорошо, отсюда — не видна совсем, и не слышен был далёкий-далекий гул...

Как же хороша всё-таки эта долина! Теперь, когда было время, когда больше не надо было прокладывать маршрут или искать подвохи, Блейк просто любовался ею. Нет, он точно вернётся сюда. Выжжет этих гадов и...

И — сокровищница! И всё? А что дальше?

Как-то он останавливался в своих мечтах на этой точке... А, плевать! Та, которой нужен жезл... Она обещала. Исполнение невысказанного желания... Он опять вспомнил свои трясущиеся руки, когда расплетал её косы... Неужели всё так просто — всего лишь ещё одна баба? Он невольно усмехнулся: уж больно не соответствовали они друг другу: та, которой нужен жезл, и эти слова.

Он встряхнул головой, отогнал смутные мысли и перевел взгляд на площадку тигрозавров. По первости он намеривался, возвратившись из штурм— броска с жезлом — сразу бегом и подальше отсюда. Домой, домой! Но по здравому размышлению решил дождаться чудовищ: ведь раз они будут у логова, то встретиться ему на отходе не смогут.

Он ещё раз взглянул на таймер:

(7 мин)

Ну уже вот-вот... Сейчас уже появятся... Он начал потихоньку собираться. Взял жезл, полюбовался на блекло-красный узор, который короткой лозой выплелся из рукоятки, улыбнулся. Прикрепил его за плечами, на манер двуручного меча. Поворочал спиной, попрыгал — нормально. Подошел к рюкзаку, открыл, ещё раз осмотрел — и тут нормально. Затянул. Еще раз оглянулся на долину.

"Ну и до свидания! Ещё увидимся! А этих, которые сейчас явятся, точно вычищу... Что они нынче-то задерживаются? Где они там?..."

— Уже уходишь? Нет же у тебя ничего! Так какого хрена ты сюда пёрся?! Во второй-то раз? Или в рюкзаке есть что-то — не слишком объёмное да не слишком тяжёлое?

Из-за ближней скалы появился один, второй, третий, четвёртый... Все в одинаковых доспехах, с одинаковым вооружением, у всех на правом плече темно-красный погон. Блейк узнал шестого: тот самый, который пробовал уговорить новичка вступить в правильный клан: "Или будет у тебя всё неправильно!"

"Rights, — понял он, — Райты, "правильные"! Выследили, сволочи!"

Он попятился от них.

— Ну, куда ж ты? Да не бойся! Просто расскажи нам: зачем ты сюда пришёл. И иди к нам! Получаешь тату, и всё! Что бы ты здесь ни нашёл — оно чего-нибудь да стоит. И начнешь не с нуля! Посмотри на нас, на себя и просто сравни доспехи! Ну?...

"Да, доспехи у всех на уровень выше и арбалеты — тоже, а уж копья..." — Блейк особенно позавидовал их копьям — из титанового сплава, лёгкие, прочные, с тёмной аурой, исходящей от кованых наконечников... Одновременно и оружие, и посохи... Кланы налагали заклятия на них, и одиночкам этот вид оружия был недоступен.

""Тату — и всё!" Как же! Клеймо это на самом деле. Тату — и приказ старшего по клану становится обязательным для исполнения — причём, не по собственному желанию, не из-за чужих уговоров или в силу абстрактного чувства долга, а на уровне рефлекса аватара. Тату — и всё, попытка поставить другое приводит аватара к факту нулевого здоровья. Тату — и при повторной регистрации девяносто четыре процента снова оказываются в том же клане. Тату — и всё, прощай свобода!"

Решение пришло, как будто его кто-то подсказал. Он оглядел райтов, и, словно сдаваясь, махнул рукой:

— А-а, нет здесь ничего! — он пнул ногой рюкзак, толкнул его к ним — Наговорили мне... Золото, золото!..

— Золото? — насторожился старший. — О чём это ты?

— Речка, говорили мне, золотоносная, — повернулся к ним спиной, и не спеша, пошёл к краю, к лестнице. — Да смотрите сами.

— Ну, — раздался сзади довольный голос, — понял, как это просто: поступать правильно?

"Они — нулёвки, ничего кроме арбалетов у них из дальнобойного нет. И болтов с самонаводкой — тоже".

— Вон она, речка.

Блейк присел, протянул вперёд руку, а потом ухватился за верёвку лестницы и бросил свое тело вперёд и вниз.

— Э-э-э! Ты чего? К— куда?!..

Он не слушал, он с трудом поймал ногой верёвочную ступеньку, и заспешил, суетясь и путаясь — вниз, вниз!

— Стой, придурок! — над краем скалы показалась голова старшего.

"Нет, сейчас стрелять он не будет: побоится, что попадёт в голову, побоится, что я сорвусь, что не сможет поставить тату, когда у меня не менее восьмидесяти процентов здоровья. Вниз, вниз!"

— За ним!

""Придурок?" — сам придурок! Был первым, а спускаться послал других. Конечно, командовать — это ж так приятно... Если они сейчас у лесенки ещё и толчею устроят... Ага, судя по ругани — устроили... Вниз,вниз!"

Когда до земли осталось метра полтора — Блейк не вытерпел и прыгнул. Прыгнул и тут же испугался, что на камнях подвернет ногу, но обошлось: аватар сгруппировался, перекатился через плечо, вскочил... Еще мгновение ужаса — жезл! Но обошлось. И артефакт укреплён был правильно, и аватар — аккуратен. Кинжал! Блейк полоснул кинжалом по веревкам лестницы. Ему гарантировали, что она выдержит полтонны, но когда алмазной насечкой травленого лезвия по натянутой струне... Первую ещё пришлось почти пилить, зато вторая лопнула, казалось, от одного лишь прикосновения.

На лестнице к тому времени было уже трое. Лестница качнулась маятником, задёргалась... Нижний заорал, не удержался, упал — и вот он-то ногу подвернул, а может, и сломал: когда попытался вскочить — опять свалился на землю. Удачно. Блейк всадил ему в грудь кинжал. Полыхнул красным огнём детектор здоровья райта. Есть! — первое убийство! Плюс двести единиц! А на низких уровнях при перерегистрации сохраняется десять процентов опыта самого успешного аватара. И не надо слушать, что там орут болтающиеся на лестнице, уцепившиеся за верёвки райты — он метнулся под защиту стены.

Теперь его жалеть не будут, теперь в него будут стрелять. Правильно: пусть приготовятся, арбалеты им понадобятся. А что — в него, так пусть ещё попробуют попасть! Мы с ними сейчас поиграем в догонялки. У них доспехи лучше, так зато они и тяжелее.

Блейк нырнул в полумрак полусвода нависшей террасы. Здесь мха не было. Ещё бы — ни света, ни влаги... Зато паутины-то... Не наткнуться б на что-нибудь экзотическое, на какое-нибудь арахноидное порождение больной фантазии младшего ассистента младшего помощника Конструктора... Да какая разница! Теперь главное, чтобы спустились все райты. А спускаться по свободно болтающейся верёвочной лестнице — удовольствие не из приятных, он это по прошлому разу помнит. Тем более что их там — не один, и все суетятся, все орут друг на друга!

Он выставил вперед правую руку с обнажённым кинжалом и, сметая паутину, понёсся вперед. Пойма местной речонки неспешно изгибалась вслед за её руслом. Изгиб здесь был выпуклым, и стена уже закрывала парня от преследователей. Блейку вдруг вспомнилось, как в школе, на уроке математического анализа девчонка— одноклассница на вопрос, какие бывают кривые, ответила: они бывают выпуклыми и... и впуклыми.

"Что за ерунда лезет в голову! — он взглянул налево, — Не проскочить бы, скоро уже сворачивать, а то, если возвращаться придётся — совсем нехорошо будет".

Но выскакивать из-под скалы пришлось раньше: взвизгнул арбалетный болт, и за метр впереди от него брызгами разлетелась каменная крошка... Мазила! Блейк оглянулся — точно, кто— то всё-таки, и что характерно, это был не командир, кто-то догадался не гнаться за ним вдоль стенки, а отбежать в сторону. Изгиб стен был совсем небольшим, далеко бежать не потребовалось. И этот райт закричал, привлекая внимание остальных.

Блейк выскочил из-под свода и бросился в ближайшие заросли хвойного кустарника.

Оглянулся. Все внизу! Все шестеро — один лежит, пятеро бегают. Побросали копья наверху — ну, конечно же, неудобно же с копьями на веревочной-то лестнице тусоваться! — и погнались за лёгкой добычей. Точно придурки: просто бы последнему сбросить всё вниз!

А тебе, умник, сейчас ответят!

И ответили. Правда, не с той стороны, откуда тот ждал. И погромче. Получайте, сволочи, неожиданность!

Папа-тигрозавр, у которого в крови еще бурлил адреналин от несостоявшегося скандала с бесследно пропавшим соперником, вернувшись, обнаружил на вверенной ему территории наглых, орущих, бегающих друг за другом двуногих и сообщил им, что сейчас будет наводить порядок. Его дама сердца, которую обманули со зрелищем, как из-за неё рвут друг друга настоящие парни, рёвом выразила желание тоже поучаствовать в уборке.

Мерзкие двуногие заорали тоже и забегали ещё быстрее. Им стало не до Блейка. И это есть хорошо. Он резко сбросил скорость, взглянул на детектор здоровья: зелёный. Деталировка: семь процентов долой. Нормально. Полкилометра теперь можно выдержать влёгкую. Переходим на стайерский темп и — к капищу!

Сзади раздался ещё один спаренный рёв. Настоящий парень и любительница настоящих парней выражали восторг от предстоящего развлечения.

Радуйтесь-радуйтесь. Леди Неожиданность и для вас приготовила сюрприз. Конечно, перед вами — банальная полудюжина, ни у кого из которой действительно ничего дальнобойного кроме арбалетов не было и нет. Но всё-таки — это команда каких-никаких, а воинов. И нападение крупных экзотов для Даяны — стандартная ситуация, которая должна отрабатываться на тренингах в кланах едва ли не в первую очередь. Свои копья райты бросили. Болтов с самонаводкой у них нет. А вот бронебойные — быть должны. Хотя б по парочке на каждого. И будь тигрозавр один — шансов у него не было бы. С другой стороны, если бы при папочке с мамочкой были ещё и детишки — шансов не было бы у райтов. А вот два монстра шестого уровня против пятёрки неопытных солдат... да ещё и во главе с бестолковым сержантом...

Да чума на ваши оба дома! Следить за битвой и болеть за кого-либо Блейк не собирался. Чистая ничья — когда все убивали всех — была желательна, но маловероятна, так что ему требовалось убежище. Хотя бы на первое время. Он бежал к капищу. Иногда даже притормаживал, чтобы на ходу сдёрнуть горсть целебной брусники...

Неудивительно, что монстры оказались быстрее его. Новый рёв! Опять двойной, но теперь в нём, помимо ярости, завопила ещё и боль. Ага, словили залп. Нет, Блейк и тут не согласился с сержантом: очевидно, что тот разделил цели, а Блейк бы весь первый удар нанёс по самке — чтоб попытаться гарантированно вывести её из строя. А потом все пять болтов пустил бы в самца. В упор! Его бы изрешетило. А так райты по-прежнему имеют двух, мчащихся на них, подраненных — но живых, живых! — чудовищ.

И новый рёв и новый... И следом почти сразу же — человеческие вопли... Так, началось месилово... Неужели эти бестолочи даже одного кончить не сумеют?! Блейк не стал оглядываться — за невысокими, метра в два, свечками местного можжевельника, всё равно ничего не увидишь, он только прибавил хода.

И не напрасно... Новый рёв... Это самка. Победных нот в её голосе не звучало. Звучала боль. Звучала ярость. Звучала тоска... звучала такая тоска... У Блейка похолодело у затылка, и он помчался уже изо всех сил. До террасы с капищем оставалось с сотню метров, когда сзади раздался новый вопль. Чудище известило, что вспомнило про ещё одного двуногого. И Блейк оглянулся — оглянулся помимо воли и желания. И увидел: тигрозавра, выглядывая его, взметнулась вверх, и они с ней, кажется, даже столкнулись взглядами.

Бежать быстрее он не мог, а её топот, казалось, слышал. Хотя какой топот может быть слышен от этой чешуйчатой кошки, не лошади же — кошки! — мчащейся по покрытой толстым слоем мха земле?! Разве что, если слушать не ушами, а спинным мозгом. Или тем, что ниже.

Ещё раз Блейк не сумел удержаться и оглянулся, когда зверюга заревела, выйдя на дистанцию прямого взгляда. До склона с сыпухой оставалось ещё метров двадцать. Ему показалось, что до чудовища — столько же. Но тигрозавру он на несколько секунд опередил, и сыпуха его спасла. Сапоги с антигравами держались на ней уверенно, а тигрозавра — не держалась совсем. И всё-таки с самого начала та легко достала бы его, если бы, не пытаясь урвать доли секунды, прыгнула бы сперва к подножью, а уж оттуда, с твёрдой почвы — за ним, но тупая самка для опоры под второй прыжок попробовала использовать склон — и просто поехала вниз. Она всё равно успела бы, но вместо того, чтобы тут же спрыгнуть к подножью — ещё побарахталась, поцеплялась... Может быть, Блейку и это не помогло бы, но пара болтов торчали в её чешуе, а сколько их пробили насквозь, сколько застряли внутри, можно было только гадать — так что взлететь на террасу единым прыжком у раненой зверюги не получилось ни с первого раза, ни со второго.

От её рёва у Блейка заломило в ушах, он не стал ждать, когда чудовище найдёт тропу, по которой он сам первый раз выбрался на террасу — бросился к пещере. В устье её остановился, оглянулся. Именно в этот момент из— за приметного камня, того самого, который когда— то помог ему вылезти на террасу, выпросталась настырная ящерная кошка. Увидела Блейка и...

И не прыгнула на него.

Хорошо?

Плохо! У всего класса этих "— завров", здесь, в Даяне нехилая регенерация! Зверюга будет ждать его на выходе, жрать трупы и здороветь, а у него — никаких припасов, практически никакого оружия — ничего! Пару горстей брусники — да и только! Ну, уж нет!

Он поднял пару камней. Тигрозавра зарычала, прижалась к земле, сжалась. Тогда и он заорал во весь голос и один за другим метнул в неё камни.

Что толкнуло самку на прыжок: наглость действия или наглость голоса — он не понял. Что его самого вбило в пещеру: вид её раскрытой пасти или рёв из неё — не понял тоже. Он опамятовался, когда уже бежал к крайнему коридору, к ловушке. Узкий проход чуть задержал чудище, но Блейк надеялся на большую фору. Только это же кошка! Хоть и огромная, хоть и вся порванная, хоть и вся в чешуе, но кошка! — она буквально ввинтилась в каменную расщелину. Заревела от боли, но — ввинтилась и вывинтилась. Опустилась, распласталась на полу. Заревела от злобы. Взглянула на скрывающегося за поворотом тёмного прохода двуногого... Поднялась... Нет, на прыжки её уже не хватило — она просто побежала за ним, да он и не убежал далеко, некуда там было бежать, он тоже уже был измучен, он стоял спиной к замуровывающему проход валуну, и сжимал в руках кинжальчик. И она бросилась на него.

Ловушка сработала. Там, где Блейк прошёл, прижимаясь к стеночке и едва ли не на цыпочках — чудовище помчалось напрямик, пол под ней провалился, и тигрозавра полетела вниз, на отточенные колья.

Яд на них был сильным, и ревела она недолго.

Блейк дождался последнего её всхлипа и опустился на пол. Площадки до провала осталось метра на два — хоть ложись... Рефлекторно взглянул на индикатор здоровья — точно: жёлтый, с редкими зелёными крапинками. Можно было бы запросить полную диагностику, но зачем? И так понятно: физически — вымотался, а эмоционально — истощён. Необходимы воздействие стимуляторов и/или отдых. Чая бы выпить вместо химии, но аптечка и фляжка — вот, на поясе, а заварка осталась в рюкзаке. И котелок — там же, и там же — таблетки сухого топлива. Что ж, будем исходить из возможного...

Блейк задал режим: "лечение", "отдых", и снял шлем. На экране аватар, не торопясь, отстегнул жезл, снял, аккуратно прислонил его к валуну, отцепил от пояса ягодный контейнер, раскрыл, бросил пару брусничек в рот, занялся аптечкой...

"А у меня заварка ближе — на кухне. И чайник — там же. Успокоиться не помешает и мне".

После перерегистрации прошло уже полмесяца — трое суток Блейк бегал по столице, закупаясь и отовариваясь, семь — шёл, еще четыре, по утрам, пока тигрозавры спали... должны были спать! — после ночных охот, расставлял спикеры (кстати, один из старых уцелел, Блейк только заменил на нём батарейки). Ну и сегодня, вот, славно побегал по долине: туда-сюда, сюда— туда.

За эти две недели выяснилось, что нынешний аватар — справный парень. В постоянном пригляде не нуждался. Может, просто повезло: разброс параметров случаен, и шанс поживиться с окраин кривой Гаусса был у всех, но вероятней всё-таки влияние его собственной личности, точнее — влияние последних двадцати дней жизни в реальности Гессы.

На форуме об этом писали неоднократно, один клан как— то пытался даже поставить тренировки своих членов в реале на обязаловку, но ничего из затеи той не вышло: резко уменьшился приток новых членов, да и старые как-то вдруг начали исчезать... Отменили. Впрочем, какое ему дело до чьих-то там кланов?

На своей крохотной кухне Блейк потянулся, было, за коробкой с пакетиками чая, но раздумал. Галина свет Осиповна на пакетированную продукцию морщила губки и употреблять её при первой же возможности отказывалась, а "отказ напарника от приготовленной пищи"... Приходилось подстраиваться под её вкусы, и неожиданно выяснилось: оно того стоило.

Он вспомнил, как девушка втолковывала ему: пьют чай не для восполнения водного баланса организма, для этого, вон — куча разных бутылок, или вон — родничок. Чай — это пауза... Пауза отдохновения или завершения, пауза обдумывания или общения — пауза. А раз пауза, то куда спешить?

Действительно, куда ему спешить? Аватару нужен часовой отдых, не менее. В Даяне нельзя, как в играх одиночных реальностей, ускорить время. Потому что возникают проблемы синхронизации, видите ли... Непреодолимые проблемы. Так что в банальных обстоятельствах только так: ставишь локальную задачу и пускаешь на автомат. И зависеть всё уже будет от аватара. Случись что-нибудь неожиданное — не прокачанному аватару не поздоровится.

А бывает и по-другому. Бывает, что ава опытнее, умелее своего хозяина — это когда начинаешь не с нуля. Если есть деньги, или где— нибудь разживёшься баллами — и купишь (даже профессия есть: тьютер — специалист, который быстро доводит ботов до некоторого уровня) или подарят... или дадут, в качестве вступительного взноса — в кланах это почти стандартная практика. У них же пустые боты — до пятидесяти процентов личного состава. И у клановых тьютеров — особое положение... Впрочем, в любых сообществах у любых качественных специалистов особое положение — не будет такового, сообщество развалится... или провалится в конкурентности какой-либо... Так вот с приобретённым авой не стоит особо спорить, особенно поначалу — лучше присматривать за ним и учиться, учиться.

Мысли Блейка лениво сменяли одна другую, а руки делали положенное: наливали в чайник воду, включали его, доставали посуду... Он вспомнил, как поморщила губки научница на первом их ужине, взглянув на его копеечную чашку, и сразу представилось, как она поморщилась бы, увидев эту.

"Чашка, как чашка", — подумал он тогда.

"Чашка, как чашка", — проворчал он сейчас.

Прогреть заварочный чайничек горячей водой, насухо вытереть его, насыпать заварки... Дождаться сигнала от большого чайника... "Начальница" требовала снимать котелок с костра "с белым ключом" — за мгновение до закипания... "И запомни, геймер: не после, а — до! до!" Здесь, у себя он просто установил датчик и отрегулировал температурный режим так, чтобы после девяноста градусов градиент нагрева уменьшался, а при девяноста девяти с половиной — уходил в ноль... Делов-то.

Залить кипятком заварку. Укрыть полотенцем... Ну, нет у него салфеток, чтоб аккуратно прикрыть носик, нет!... Купить, что ли?

Пять минут ждать... Да без проблем.

Вот теперь можно наливать, сыпать сахар... Вот чёрт, забыл размешать в заварнике чайную пенку. Вроде бы именно в ней концентрируются эфирные масла. Да ладно. И так хорошо...

" — И не спеши ты пить! Полюбуйся на цвет, вчувствуйся в запах, и уж потом... С чаем всё как с вином, но хорошее, настоящее вино стоит же непомерно, а чай — вот он, у тебя в руках... Впрочем, что в твоей кружке увидеть— то можно?!

" — А кофе?

" — Кофе? кофе сильней, но он... он проще, — она хмыкнула: — Всё чёрное почему-то сильнее, но проще... Да сравни хоть чёрный чай с зелёным.

Блейк сравнивать отказывался: он пил чёрный, а зелёный его раздражал и тусклым цветом, и приторным вкусом.

Местные сорта чёрного чая, по словам научницы, смещали колорит напитка из багровой зоны в розовую. Блейк взглянул в кружку — чего девица бурчала, всё прекрасно видно! Но никаких розовых оттенков и сейчас не разглядел, чай он и на Гессе чай.

(Однако, после возвращения из "экспедиции", цвета "напитков из бутылочек" ему начали не то, чтобы резать глаза, а утомлять, что ли... своей сугубой ясностью. Хотя... когда восполняешь водный баланс — когда там, чего там разглядывать?)

Час прошёл быстро. В память о девчонке Блейк даже помыл и вытер посуду. Хотя на это ушли с пятьдесят девятой по шестьдесят вторую минуту отдыха. Когда он вернулся в спальню, аватар на экране уже поднялся и делал лёгкую разминку. Всё правильно, зарядку в алгоритм пробуждения ввёл Блейк: он ещё с первым аватаром проверил и выяснил: такая вот нехитрая процедура повышала уровень готовности в первый час после пробуждения на шесть процентов. На форуме об этом время от времени мелькало, но интереса большого не вызывало: подумаешь, только шесть пунктов, да и те быстро сходят на нет! И пусть их... Птичка по зёрнышку клюёт да сыта бывает.

Итак, назад хода нет, а перед ним его любимый квест — сокровищница. На Земле он был приличным трежером. Не асом, конечно — чего бы это ему с Земли сваливать, будь он асом. Да просто не пробиться в асы без топовой оснастки, а она — бешеных денег стоит. Или бешеного рейта. Всё как всюду: без рейтинга нет уровня, а уровня нет без рейтинга. Но сейчас спецоснастки у него вообще нет, так что в глубокие подвалы не пробраться. А кто ж его знает, сколько их там?! Может — дюжина уровней, а может, прямо за этой стеной — просто камера с одним-двумя артефактами, и всё.

Но в любом случае, обладание даже единичными артефактами значительно повышает рейтинг. Зря он не посмотрел отчёта за прошлое прохождение. Может, в том, что его нынешний аватар такой бодренький, заслуга, не реальности Гессы, а именно разогретого артефакта — жезла? А с новыми, глядишь, и на второй уровень удастся выползти. А если ему зачтут победу над группой противников, да ещё и над тигрозаврами... Нет, но послушайте: хотя б одного— то монстра кончил именно он! Можно сказать, своими руками! Двумя булыжниками.

Уровень при перерегистрации сохраняется.

Ладно, хватит мечтать, аватар разминку закончил и уже прилаживал за спиною жезл, пора брать управление на себя. Блейк устроился в кресле, натянул шлем, поправил очки, ввёл в нос мягкие шарики аромоскопа, щёлкнул на висках застёжками, натянул перчатку...

Блейк попрыгал, поворочал спиной, передёрнул плечами, повертел головой — нормально: жезл сидел устойчиво и ничему не мешал. Блейк взглянул на индикатор — зелёный, деталировка — сто процентов здоровья. Отлично.

Из провала резко несло экзотом, его кровью — заглядывать туда парень не стал, никакого удовольствия от вида насаженной на колья тигрозавры он бы не почувствовал. Трежер повернулся к огромному, в два человеческих роста валуну, замуровавшему проход.

На первый взгляд — тупик. Вот только кому бы надо было по пути к тупику ловушку выстраивать? И откуда бы каменюге здесь этой взяться? Стены и потолок прохода, ну не то, чтобы отшлифованы, но никаких резких выступов или провалов на них не было. Не говоря уж о нависающих валунах. Мхами, конечно, всё заросло и здесь, так это от давности, да и хорошо: без их флуоресцентной подсветки пришлось бы фонарик включать, а батарейка у Блейка была, как и он сам — нулёвая, всего на шесть часов работы.

На первый взгляд тупик... А на самом деле, скорее всего, калитка первого уровня, как обычно — после ловушки первого уровня. Что-нибудь простенькое... Чтобы отсечь нулёвок.

Интересно, а что предпринял бы ава? Блейк ослабил контроль... У-у— у — всё по науке. Аватар сделал пару шагов налево, чуть нагнулся и начал с нижнего левого угла валуна.

Вот какой-то странный выступ, дёрнем за него — ничего, нажмём — ничего, пошатаем — ничего. Вон ещё один, но он высоко, прыгать не будем, искать ступеньки пока тоже... А вот за этим, который чуть правее — прыгать не понадобиться, повторим процедуру: нажмём, пошатаем — ничего. Ниже...

Да ну его! Чего ради мучиться с первым уровнем? Время только терять! учись, мальчик! Блейк перехватил управление — отошёл от валуна и рассеял взгляд... Вот что это за странная такая выбоина?

Блейк и сам бы не смог объяснить, чем его привлекла именно она. Отличалась от других по цвету?— так двух одинаковых и нету. Странным изломом границ? Темнотой провала? Трежер не заморачивался объяснениями и оправданиями — подобные мелочи давно ушли у него на уровень подсознания. Он опустил взгляд на пол и ожидаемо увидел среди обломков нужный: такого же цвета, подошёл, поднял, улыбнулся, вложил его концом со странным изломом периметра точно в скважину. Нажал.

Раздался скрежет, Блейк сделал шаг назад и правильно сделал. Валун начал медленно оседать, и один, особо вычурный выступ, опускаясь сверху, мог бы зацепить одежду. Ещё и пол раздвинулся, когда пропускал его — провал вряд ли бы затянул ногу, но нервы бы лишний раз напряг.

Валун остановился, он теперь лишь немного возвышался над полом.

А пылищи-то! И, конечно, как же без визуальных эффектов: пыль замерцала сиреневыми переливами, создавая этакий световой занавес. Ждём.

Пыль потихоньку рассеялась, свечение угасло. Ага, вот откуда взялась эта каменюга: проход уходил в древнюю часть храма, куда строители не дошли... или куда их не допустили. Более— менее гладкой, ровной здесь была только тропинка на полу... условно говоря — на полу... а уж стены, потолок... Даже "стенами" назвать это нагромождение камней, перевитое трещинами и провалами, было трудно, а потолка так и совсем не было, где— то — нависало какое— то подобие свода, где— то — теснящиеся валуны просто опирались друг на друга, а кое— где постепенно сужающийся провал уходил в тёмноту и терялся во мгле. Впрочем, мхи света давали мало, и эта мгла была близкой.

Поначалу Блейк машинально наметил дальнейший маршрут в обход тропы: вон там, слева, можно взобраться на карнизик, оттуда перепрыгнуть на плоский, некруто поднимающийся над уровнем пола камень, с него можно будет перескочить тропинку: и она как раз сужается, и направо есть подходящий валун, и потолок достаточно высоко — его едва можно было рассмотреть.

А дальше... Нет.

Пару часов назад о первой ловушке в храме его предупредил детектор аномалий — вовремя подал сигнал о немонолитности пола. Здесь, на ближайших двадцати метрах тропы, были трещины, ямы и разломы, а вот внутренних пустот — не было.

"Та— а— ак, — хмыкнул Блейк, — ловушкой первого уровня сделали яму, то есть нечто, которое внизу, на втором будут камни, которые упадут сверху. Но где? И как бы проверить..."

Он поднял глаза... Проверять немонолитность "потолка" было бесполезно. Но... Он опять улыбнулся:

"Если у местного Конструктора — такая незамысловатая логика, то и ловушки он разместит строго наоборот: были на тропинке, будут — на обходных путях. А значит... Рискнем?"

И рискнул. Блейк двинулся вперёд прямо по тропе, стараясь держатся аккуратно посередине. Прошёл мимо карнизика слева, мимо некруто поднимающегося камня. Недалеко от "подходящего валуна" остановился. Опустился, лёг. И там, где тропа, зажатая камнями, сужалась, прополз по-пластунски, прижимаясь, вжимаясь а каменный монолит пола. Пролез.

Отполз еще на всякий случай. Поднялся. Отряхнулся. Подумал: "Вот сейчас и проверим". Огляделся, нашел булыжник в пару килограмм, поднял. Отошел подальше и швырнул его на валун. И тут же рефлекторно отскочил ещё дальше.

"Однако, проверили", — потёр уши Блейк.

Прохода больше не было, валуна видно не было тоже: всё завалено, и опять — пыль, пыль, и опять — сиреневые переливы.

"Тоже мне...— он поморщился: — ну ладно, у местного Конструктора нет вкуса, так неужели вкуса нет и у их Редактора? Там, у первых врат, эти сполохи ещё можно было оправдать какой-нибудь остаточной древней магией, но здесь-то — голимая механика..."

Блейк ещё немного полюбовался завалом, посмотрел выше... Нет, теперь света не хватало — потолка видно больше не было.

Дальше Блейк шёл не спеша: раз имеем проход второго уровня — значит, и ловушек здесь — две. И он почти наверняка знал, где разместилась вторая. Но по сторонам посматривал: всё-таки вдруг где-то удастся заметить какой-нибудь артифактик.

Тропа закручивалась, виляла, имитируя русло древней высохшей подземной речонки, и вела вниз. Появились сталактиты, а валуны и не пропадали... Тропа обходила их, но лишайникам они, видно, приглянулись, и эти причудливые колонны, и эти сглаженные огромные булыжники сочились ровным слабым свечением.

Стены сдвигались всё теснее, уклон пола становился круче. Идти приходилось всё осторожнее: кто его знает, насколько крепко держатся на полу каменюги. Потолок опускался всё ниже тоже. Уже и призрачного сияния мхов хватало, чтобы нависающие над головой граниты были видны сплошь, без всяких разрывов.

За очередным поворотом трежер понял: второй уровень кончается, осталось только протиснуться мимо очередного валуна — и вон, прямая дорожка к тупику. Ощупывать или оглядывать стену, запечатавшую проход, Блейк не собирался: что вторая ловушка — прямо перед вратами, он больше не сомневался. Где— то сбоку должен быть обходной путь. Вход в него найти большого труда не составит: жрецы ходили здесь долго и, хоть были они, конечно, аккуратны, но если внимательно посмотреть — что— нибудь да обнаружится — обломанный камень, стертый порожек или сбитый сталактит... Вот только потом придумывать, как отрыть потайную дверь...

"Может, повезёт? Может, есть путь попроще? — подумал Блейк. Он повнимательнее оглядел валун — Какая подходящая шарообразность да и дорожка перед ним такая ровная. А не он ли ..."

Парень упёрся в него, толкнул... Камень поддался, но тут же качнулся назад... Блейк качнул ещё раз, ещё... Поймал ритм, и — раз! и — два! и — три!...

Камень сорвался на счет восемь.

Нет, орудием наказания святотатцев камень не был: гремел он здорово, катился неспешно, по бокам от него оставалось много места — любой успел бы отскочить в сторону и пропустить мимо себя.

Но трежер разрядить ловушку таким образом и не надеялся — он ждал другого. И дождался: не успел этот здоровый булыжник коснуться запирающей стены, как потолок над ним рухнул, и поток камней обрушился вниз.

"Так, — ухмыльнулся Блейк. — Ждем колористических эффектов".

Дождался: пыль, пыль, и — сиреневые переливы...

"Ждём... ждём!— и опять дождался, пыль осела и... — Есть!"

В разрушенном потолке проглядывал проход.

"Ну, "проход" — это громко сказано... "прополз"?"

Простого слова — "лаз" Блейк не нашёл, да не очень-то он его и искал. Он внимательно оглядел эту здоровенную кучу камней.

"Вроде бы достаточно плотная — посыпаться под ногами не должна, но осторожнее, осторожнее".

И он осторожно, каждый раз проверяя устойчивость очередного булыжника, полез наверх. Протиснулся в щель, выглянул, огляделся.

В обе стороны, сколько хватало глаз — пещера. Низкие влажные потолки нависали над неровным полом. Вдоль всей стены пустое двухметровое пространство — строители, для себя под технологическое пространство пробили, а дальше — завалы из валунов, вычурные поля сталактитов, перегораживающие пещеру вдоль и поперёк. Пахло влагой и ещё чем— то — пахло неприятно. Пахло неприятностями.

"Даже разочаровывает — так ожидаемо: после коридора первого и второго уровня — лабиринт. Только бы не ошибиться с уровнем... какого он здесь? первого? третьего? С монстром первого уровня справлюсь без проблем, а вот против кого— то вроде минотавра... Ладно, увидим. Будем спускаться. Сколько здесь? Метра три с половиной? Пол чистый. Нормально".

Трежер ощупал край пролома, нашел подходящий выступ, извернулся, уцепился за него, спустился, отпустил руки, мягко приземлился.

Что под ним может оказаться ловушка — он не боялся. Почти наверняка — она вон там, прямо перед выходом из потайного хода. Впрочем, это с той стороны ход был "потайным", а с этой — его прикрывала нормальная дверь. Нет, туда он не пойдёт — ни в какую "нормальную ловушку" третьего уровня никакой нормальный трежер не полезет. Особенно, если у него нет спецоснастки.

Блейк мимоходом взглянул на детектор — зелёный, машинально включил деталировку... упс! — восемьдесят девять процентов. Нездоровое какое здесь место, оказывается! Аптечку тратить не хотелось — лучше просто передохнуть.

Он вывел наверх меню, задал: отдых, пятнадцать минут, тревожность третьего уровня; и снял шлем. Заодно и в туалет можно сбегать. Оставлять аватара не хотелось, но лучше уж у входа в лабиринт, чем в его недрах. Конечно, местная зверюшка может и сюда выглянуть, но у монстров первого— второго уровня выходить наружу — не в обычае. Да и более страшные делают это редко и неохотно.

Блейк последил ещё, как аватар внимательно осматривает ближайшие выходы, прислушивается, как удовлетворённо кивает себе головой... И начинает снимать рюкзак... Снимает рюкзак, снимает контейнер, раскрывает его, пересчитывает ягодки.

"Нет, всё— таки толковый парень мне попался. Ну, давай и дальше так же!" — подумал он и встал с кресла.

А когда вернулся, аватар удивил его ещё больше: вместо того, чтобы спокойно сидеть, привалившись к рюкзаку, тот внимательно осматривал жезл.

"Ну— ка, ну— ка..."

Блейк даже не стал надевать шлем, он ткнул на меню пункт "Комментарии". Раздался глуховатый, раздумчивый, чуть даже занудливый голос аватара. Блейку нравился. Да большинство параметров он оставил в этом парне, как они предлагались по умолчанию.

— В принципе так и должно быть... Ведь что мы имеем? — проход в святилище некого храма. А что такое данный жезл? — атрибут божества его же. Могут они взаимодействовать? Запросто. Он даже может быть ключом.

"Нет, с "ключом" это уж слишком, а в остальном..."

— И чего поначалу испугалась самка? Не его ли?

"Ага, в прошлый раз другая такая — "испугалась"... И косточек не осталось. Но данный— то аватар этого не знает... Так пусть узнает! Тем более, что время ещё есть".

Блейк устроился в кресле, замелькали окошки менюшек. Голосовой ввод проще, но детские привычки въелись намертво: дома голос контролировался системами сигнализации — родители могли подслушать, могли посмеяться, могли запретить, а личное виртуальное пространство он защищать научился сызмальства.

"Информация", "добавить", "источник?" "личная папка" — "Даяна" — "Прохождения" — "Журнал N1".

"ОК"?

Стоп... Тогда уж зачем ограничиваться только прохождением? Пусть парень получит полную информацию. Конечно, почти всё будет дублироваться тем, что в него залито при инициализации, но кое— что нарыто и мною лично... Раз уж он такой толковый — пусть пользуется. Итак, заново...

"Информация", "добавить", "источник?" "личная папка" / "Даяна"

"ОК"?

Yes!

На экране аватар отложил жезл, сел, прислонился спиной к рюкзаку и замер. Ненадолго... Хотя и дольше, чем ожидалось. Да нормально: информация получена — информацию надо переварить.

— Тигрозавра испугалась не жезла. За поколения и поколения местная живность уже уяснила, что пещера смертельно опасна.

"Конечно— конечно. "Уяснила". Местному конструктору нафиг нужно было, чтобы звери разряжали ловушки — вот он им и "прояснил"".

— Но всё это не отменяет исходного факта: расцветка жезла изменилась.

"Чего?!"

Блейк больше не медлил — он потянулся к шлему.

"Анализ жезла!" — потребовал он.

— Узор увеличился. Если при инициации он тянулся на шестнадцать сантиметров от рукоятки, теперь — на девятнадцать. И красная составляющая цвета стала насыщенней. Если раньше цвет был где— то около C06060, то теперь — явно уже рядом с D53080.

— Переведи.

— Был розовато— лиловый, стал... тёмновато— тициановым, — улыбнулся голос в наушниках.

"О, у парня и чувство юмора какое— то есть..." (В стандартной палитре "темноватых" цветов не значилось).

— Вывод?

— Можно бы предположить, что увеличение доли красного сигнализирует об усилении опасности, но вероятней другая гипотеза...

"Да, прямо противоположная".

— ... что в камере святилища он будет чисто красным, или, если в шестнадцатеричном коде — FF0000.

"Именно так. В шестнадцатеричном коде, оставшемся с изначала времён программирования, на каждый из основных цветов — красный, зеленый, синий — отведено по два знака: от 00 до FF, то есть от нуля до... шестнадцать в квадрате минус единица... двухсот пятидесяти пяти, что ли? 000000 — чисто белый, 00FF00 — чисто зелёный, 0000FF — чисто синий. А FF0000, соответственно — чисто красный".

— ...Но и в том и другом случае имеем ключ. Требуется волевое решение. Рекомендую второй вариант.

— А есть идеи, как проверить?

— Только по факту... но... За второй вариант — процентов восемьдесят. Хотя двадцать ещё остаются на разные сомнения.

— Обойдёмся без всяких "хотя", — улыбнулся Блейк. — Вон, возле выхода ловушка. Почти наверняка. Проверим.

— На основании чего сделано предположение?

— На основании интуиции.

— Ненадёжно.

— Ладно, — опять улыбнулся Блейк, — на основании внесознательной обработки предыдущего опыта.

— А опыта было много?

— "Пустоши и развалины" я покинул на финише восьмого уровня, "Долину фараонов" — тоже после восьмого, в "Чертогах тьмы" — дошёл до седьмого. А в "Шахматном лабиринте" прошёл даже десятый.

— "Шахматка" она... не больно серьёзна. Слишком много поставлено на анализ, мало случайного. На топовые — одиннадцатый— двенадцатый не решился?

— Что там делать без спектр— детектора?!

— Нечего, — согласился аватар.

Первый раз в "Шахматке" Блейк остановился у самого входа на десятый уровень, неплохо отоварился, но опять сунулся в "Чертоги..." и всё спустил. Второй раз — пошел по экспертной трассе, опять добрался до десятого, рискнул, прошел и её, и всё заработанное вложил во вступительный взнос на Даяну. Хватило. Едва— едва, но хватило.

— Здесь, кажется, похоже именно на "Шахматку", только...

— Только?

— Только проще... Хуже. Топорнее.

— Ясно. Проверяем?

— Разделять зрение можешь?

— Нет. Чуть— чуть опыта не хватает. Чуть— чуть.

— Тогда я веду. Если увлекусь, на каждой десятой секунде даешь укол в мизинец. Я перевожу взгляд на жезл. Ты озвучиваешь анализ.

— Принято.

— Пошли.

Как выяснилось, до двери выхода было ровно тридцать шагов. Пять последних Блейк делать не стал. Ярко— фиолетовый цвет жезла ласкал взгляд, название цвета яркой экзотикой ласкало ухо ("гелиотроповый"), но его шестнадцатеричная расшифровка D747F0), точнее два последних знака, уж больно намекали на близкую, очень близкую катастрофу.

— Значит, синие тона предупреждают о ловушке: за двадцать пять шагов палитра синего изменилась от "80" до "F0"... — пробормотал аватар, — А зелёные?

— Зелёные? зелёные — о монстрах. Почти наверняка.

— И пару минут назад было "30", сейчас уже "47"...То есть что— то к нам приближается?

— Да.

— Но оно ещё совсем далеко...

— Или оно — совсем слабое.

Оказалось, слабое. Пятнистый маго— волк, одиночка. Напал на Блейка сразу у входа.

— Мой, — дал сигнал аватар. — Я его сделаю. Сто процентов.

Блейк отпустил поводок, аватар обнажил кинжал и красиво, на встречном броске вогнал дымчатую сталь в разинутую пасть. Как только остриё достигло мозга магического монстрика, тот вспыхнул холодным пламенем и осыпался серым пеплом.

— Я ж говорил: совсем чуть— чуть.

— Ты о чём?

— Могу теперь разделять взгляд.

— Удачно. Значит, я не отвлекаюсь. За жезлом следишь ты. Вперёд!

Лабиринт они прошли. Уровень красного жезла был за компас, уровни зеленого и синего за светофоры. Карту лабиринта аватар чертил по ходу продвижения, а Блейк решал её: что делать, к примеру, когда идти надо на условный север (именно в этом направлении градиент изменения красного цвета был наиболее сильным), но там — ловушка "E2", и при этом с первого западного прохода надвигается монстр уровня "A2", с третьего восточного — уровня "8С", а на втором — ловушка пятидесятого уровня. Тут логики может и не хватить — времени может не хватить на пересчет вариантов. Тут нужна "внесознательная обработка предыдущего опыта". Интуиция то есть.

Вот так, чисто на ней, Блейк вместо того, чтобы принять бой перед ловушкой класса "F0" с догонявшей его пупырчатой жабой (класса "9А")... Он, может, и одолел бы... Она метра на два— три выбрасывает ядовитый язык, и надо было бы успеть этот язык отсечь. А потом жезлом — а больше нечем, кинжал — короток! — лезвием навершия жезла достать мозг через глазную впадину. Аватар давал на победу тридцать пять процентов.

Но Блейк тормозить не стал, а с разгона влетел на стенку и, пробежав по ней несколько метров, прыгнул дальше. Ловушка осталась позади (зелёная составляющая окраски жезла снизилась до "E7").

— Ух ты, — удивился аватар, — оказывается, я уже и по стенам бегать могу!..

Блейк тогда промолчал, он подождал пока успокоится дыхание, заодно посмотрел, как жаба потолклась у того места, с которого они прыгнули, и поползла назад. В ловушку, сволочь, не полезла, не разрядила... Да и понятно, не чувствуй их монстры — давно бы лабиринт чистым стал.

На исходе четвёртого часа пришлось принять тяжёлый бой против кобальтовых крыс. "Кобальтовые" — потому что почти синие (кстати уж, в шестнадцатеричном коде — "0050AB" ). Крысы — потому что действительно крысы, только размером с хорошую кошку. И было их — стандартная стая, двенадцать штук. А "пришлось" — потому что аватару требовалась еда. Менее опасных, немагических тварей не встречалось, магические после смерти плоти не оставляли, а заставлять парня голодать дальше уже было чревато. Воду они уже повстречали — родничок выбивался из одной расщелины и тут же уходил в другую, но фляжку наполнить получилось. А вот еда... Брусничка подлечивала, но... но требовалось что— то посущественней. Так что — пришлось.

По счастью крысы — не слишком хорошие бегуны, получилось затащить их в длинный коридор, растянуть стаю, и восемь штук убить поодиночке. Последние четыре зажали его у ловушки — ловчей ямы, вот туда Блейк их, одну за другой и покидал. Потом залечил укусы, потом сходил к началу коридора, собрал добычу, вернулся.

— Я сырое мясо не смогу, — предупредил аватар.

— Думаю, не понадобится. Конструктор должен был предусмотреть в лабиринте какое— нибудь топливо. Я думаю — это мхи. Больше потому что ничего нет вообще.

Так и вышло. Хорошо утоптанный, мох горел ровным жарким пламенем. Блейк нашел невысоко в стене лабиринта достаточно широкую выемку и под ней развёл небольшой костерок.

— Вот тебе печка.

Крысу освежевал аватар. Быстро и аккуратно. Блейк только усмехнулся, вспомнив, как он мучился с этим в реале.

— Жезл?

Аватар понял его правильно:

— "DE18FE".

"Было "D7"стало "DE"... Шестнадцатеричное "E" — это, в десятичной системе, четырнадцать. То есть за четыре часа прошли семь единиц... На границе уровня скорее всего будет "DF"... Уже рядом. Совсем рядом. Последние в коде "FE" — понятны: ловушка вон она — пять шагов. А "18", которые посередине — очень обнадёживают, монстры далеко".

Блейк огладил жезл

— Давай дальше сам. Мне тоже перекусить надо. И отдыхай. Два часа на всё.

— Принято.

Как и ожидалось, на уровень красного у жезла в "DF" они вышли у стены, перекрывающей коридор. Вроде бы, тупик, каких уже было несколько. Но правый параллельный проход так далеко на условный север не заходил. А параллельный левый почти сразу круто заворачивал на условный восток — Блейк и проверять, куда он ведет, не стал, сразу вернулся, подошел, огладил стену.

— Ну, что делать будем? Начнём с нижнего левого угла?— улыбнулся он.

— Нет. Начнём с общего осмотра.

Ну— ну, однако, парень— то учится!

Аватар отошёл от стены и расфокусировал взгляд. Но нет, здесь так просто не пройдёт. Какой идиот будет ставить затвор первого уровня на третьем пороге?

— Кажется, нашёл, — поразил Блейка аватар, подошёл к стене и ткнул пальцем в неглубокую полукруглую выемку в метре с небольшим от пола: — Вот.

— Обоснуй!

Аватар молча перевернул жезл. Тот кончался точно таким же небольшим полукруглым выступом.

— Ни хрена ж себе! — не выдержал трежер. — Ты это и искал!

— Да. Всё— таки жезл — ключ.

Спорить было глупо.

— Как открывать будем?

— Нажимать неудобно — врежемся в острие лезвия. Но используя лезвие в качестве рычага, удобно качнуть влево— вправо. Вверх— вниз опять же неудобно: порезаться можно. По— моему критерий ясен.

— Нет. Да, — ухмыльнулся Блейк. — Да, но с точностью до наоборот. Здесь ещё одна ступень защиты может быть. И будет она — на наиболее "удобных" жестах. Так что давай— ка начнём с того, что совсем неудобно.

Блейк вставил жезл во впадину и попробовал вдавить. Безрезультатно. Тогда он обхватил рукоятку обеими руками и нажал сильнее.

"Только б руки не соскользнули — насадишься на лезвие, как бабочка на...

Додумать он не успел — в стене что— то мягко щёлкнуло, жезл послушно вошёл на ладонь вглубь и опять остановился...

"Что ж, дальше наименее удобное — вверх".

Потребовалось достаточно серьёзное усилие, чтобы раздался знакомый щелчок. А дальше плита неожиданно легко пошла вслед за рычагом. Блейк даже едва не выпустил его из рук.

— Давай— ка ты, — ослабил контроль он.

— Ага, — согласился аватар, — ты чего— то нервничаешь.

"Давай— давай, зануда, это как раз для тебя: минимум импровизаций — максимум сосредоточенности и рассудительности".

Аватар сделал всё, как полагалось: приподнял скалу, ослабил усилие — убедился, что плита держится на том же уровне, отпустил жезл, попробовал руками сдвинуть её вверх, потом вниз — плита не шелохнулась. Он даже не поинтересовался, что за свет такой льётся из— под плиты — не— е— е, не человек, автомат всё— таки: он продолжил работу с жезлом — опять взялся за него обеими руками, попробовал освободить — безрезультатно. Чуть поднял — плита послушно поднялась тоже. Тогда он опустил её до пола, дождался щелчка, потянул жезл на себя и после второго щелчка освободил экзотический ключ.

— Нужно решение. Войти можно, скорее всего, лишь оставив жезл в плите. А это — весь наш инструментарий. Оставляем — и идём дальше вообще без ничего? Или экспериментируем дальше — со всё более увеличивающимся риском нарваться на защиту от экспериментаторов?

— Твоя рекомендация? Что говорит подсчет вероятностей?

— Лучше идти. А интуиция?

— Тоже, — вздохнул Блейк. — Давай, действуй.

На этот раз аватар приподнял плиту лишь чуть— чуть выше колен.

"Правильно, толстых доспехов на мне нет, туда проползу без труда, а обратно, надо будет — да хоть выкачусь. Зато, чтобы закрыть, времени много не потребуется... А если это — гильотина, выскочить в любом случае не успею".

Аватара мысли о гильотине или о многотонном прессе не взволновали — он ужом проскользнул под плитой.

Она не шелохнулась. Аватар встал. Огляделся. Присвистнул...

А трежер не удивился. У такого Конструктора так и должно было быть: после сырой полутёмной пещеры — залитые светом храмовые строения.

— А это что такое?

"Это... — Блейк не ответил. — Это... этого не может быть!"

Блейк со всех ног понесся к этому овальному полупрозрачному кокону, выделяющемуся на фоне средневековой мишуры, как шестигранная чугунная гайка среди костей и камней первобытного раскопа.

"Этого не может быть! Или у этого "конструктора"..."

— Так что это? — опять поинтересовался аватар.

"Заткнись! — Блейк вырубил звуковой канал. — И спокойно!!"

Он заставил себя метров за десять перейти на шаг. Он уже видел светящиеся панели экранов. Ну!...

Он положил ладонь на рукоятку замка. Потянул.

Сердце колотилось так, что заболела грудная клетка. Дверь послушно отъехала в сторону.

Да так ведь реально сдохнуть можно! Может, успокоительное? Какое там успокоительное — конструктор отлучился, может, только на полчаса...

"Что это?" — это ты всё равно не поймёшь — это КВП, "капсула визуального программирования". И за то, что он сейчас сделает — вообще— то должны вышвырнуть с Даяны. А потом сообщить на Землю, и вообще навсегда выпереть из геймерного раздела Сети. "Черное программирование" это называется". И делается оно так:

— — Первое! Копировать состояние! Название копии — "исходное".

— — Выбрать объект. Выделяем любой объект в капсуле, а потом — уровень выше, еще выше. Ещё. Вот — имеем капсулу.

— — Копировать всё.

— — А теперь — ещё выше, выше! Вот он — лабиринт. Ещё выше! Сетка проходов. Ещё!... а вот и нетушки.... Конечно, какой конструктор — пацан зелёный он, а не Конструктор! — какой пацан такая и капсула. Она у него охватывает только систему Храма. Значит, думаем, куда. А вот сюда, недалеко от входа... Вот в этом тупичке.

— — Вставить как... да пусть как "kvp0"!

— — За— мас— ки— ро— вы— ва— ем...

— — И мы люди не гордые, шика оставить безнадзорную капсулы себе не позволяем... Ладонь — сканировать!

— — Допуск по живому скану! Есть.

— — Теперь мы сами... Журнал инвайдеров... Вот... Вот он я. О, четвертый уровень! Дальше, дальше, в самый конец! А этому тебя, глупый мальчик, или тебя дура— девочка, вряд ли учили. Вам вдалбливали, что журнал этот — в режиме строго "только для чтения". А то, что вот тут, если провалится на три уровня ниже, среди кошмара опций есть одна, незаметненькая — тебе не рассказали... Вот её— то мы и включим. И поработаем... Главное — находим позу, когда он вставил жезл... Запомнить её как... как "поза 0"! Ну и ещё пара мелочей... и теперь таймер — включить возобновление по таймеру.

— — Сколько я здесь? Сколько времени прошло с момента активизации врат? Ах, да: "Комментарии на экран"! Сколько? ""Около восемнадцати минут". Точнее! "семнадцать минут сорок восемь секунд... сорок девять..." Сколько отсюда до двери небыстрым бегом? "Сто семьдесят четыре секунды". Точность? "Плюс— минус секунда". Жестче сможешь? "Плюс— минус 0,5". Отлично!

— — Значит последнее. Копировать объект. И выделяем себя. Запомнить образ!

— — Вставить образ в "kvp0".

Есть!

И всё. Теперь внимание! давай посекундный отсчет от двухсот десяти!

На экране вспыхнуло 210! 209! 208...

— — Проставить время на журнале, сбросить опцию в "по умолчанию", журнал — закрыть.

— — Последнее: состояние — вставить "исходное"!

И оглядеться...

Нет, я был аккуратен, я ничего не трогал, ничего не сдвигал, ничего не пачкал. Аккуратно закрыть дверь. И — на выход.

Когда оставалось двадцать секунд Блейк уже опустил плиту и вынул жезл. По счету "пять" опять вставил его. Скомандовал: принять "позу 0" А когда вспыхнуло "ноль" на таймере, резко дёрнул жезл вправо... Хотел ещё и влево, но не успел: две арбалетные стрелы с двух сторон пробили горло.

— Выгоню, нафиг!

— А что скажешь уважаемому мистеру Коллинзу?

— Что бросить капсулу незаблокированной — это уж совсем ума лишиться! А если б какой инвайдер...

— А его любимый племяш скажет, что до возможных инвайдеров — три уровня лабиринта, долина с тигрозаврами и сто километров горных троп.

— Сейчас я посмотрю, сколько там до "возможных инвайдеров"...

— ...Ни-че-го-се-бе....

— Вот именно. На последней ловушке парень спалился. Всего полчаса назад. В ста пятидесяти метрах от капсулы. Нет, точно выгоню. Даже у уважаемого мистера Коллинза есть не менее уважаемые его не уважающие. Тут он за родственничка вступиться не посмеет.

— А кто будет доделывать моё капище? Ведь это же теперь срочно. Парень-то сразу после перерегистрации опять сюда полезет!

— Найду кого-нибудь.

— Ты уже недавно искал — два месяца искал! Да и пока новенький в контекст войдёт... Думаешь у этого артсмена документация в порядке? Ты думаешь есть хоть какая-нибудь документация?! Прошу, не трогай его пока — пусть доделает, а? Ну ведь талантливый парень!

— Талантливый?! — это он на форумах талантлив, а здесь работать, понимаешь — вкалывать — надо! Сидеть вот в этой камере шесть, — как минимум! - шесть часов каждый день и прописывать лабиринт, разрисоввывая каждую его ветку. А он... Он опять... Знаешь на что теперь больше времени тратит?!

— Искусственный интеллект...

— Вот-вот, а добьётся он, такой талантливый, чего-нибуть с этим "искусственным", и ты первая "порекомендуешь"... Как там у вас? "Данная тема может нести угрозу человечеству, как биологическому виду. Настоятельно рекомендуем изучить внутреннее законодательство, а именно пункты 3.01 — 3.99 "Закона о человечестве". Особенный интерес для Вас будут представлять пункты 3.61— 3.79. В случае принятия правильного решения Ваш уровень социабельности будет повышен" .

- Хорошо ты запомнил номера...

— Программисты их наизусть знают: есть у нас вид спорта: сорвать 3.61. Мне вот так социабельность повышали трижды.

— Знаю. "Вид спорта", говоришь? Тяжело пришлось?

— Полтора года жизни, если в совокупности, полтора года работы! Не хочу об этом. Зато вот — ведущий программист проекта. На Гессе!

— Оно того стоило?

— Слушай...

— Всё, больше не буду.

— И правильно. Лучше скажи: чего ты за этого-то вступаешься?!

— Ещё раз: мне капище нужно. А уважаемый мистер Коллинз-младший-бис... Ну, запротоколируй это вопиющее нарушение правил текущего программирования, ну взгрей... Но сначала найди ему сменщика, сначала пусть сменщик поймёт, что здесь к чему. Сначала!

— Гейс с тобой, уговорила,— мужчина только зубами не заскрипел. — Ладно, я тебя проводил, осматривать это безобразие у меня сил нет, я пошёл. Список замечаний оставишь этому придурку. До встречи!

— Спасибо. До встречи!

Но женщина в форме КОМКОНа, оставшись в одиночестве, не пошла разглядывать "своё капище". Она опять вывела на экран "журнал инвайдеров", выбрала ветвь "Блейк":

"19-23 — капище, третий уровень, выход к выходным вратам.

19-23 — осмотр врат.

19-25 — отдых.

19-47 — начало работы с жезлом.

19-49 — активирована ловушка ключа.

19— 49 — смерть".

— 19-47, визуализация! — потребовала женщина

На экране Блейк осмотрел стену, улыбнулся, снял жезл, погладил его полукруглый торец, вставил и навалился на него, пытаясь сдвинуть влево. И упал с двумя арбалетными болтами в горле.

— 19-47, журнал — по секундам! — последовал новый запрос.

Женщина внимательно просмотрела документ, покачала головой.

— 19-47, журнал — по миллисекундам!

Теперь страница журнала на экране не помещалась. Но того, что уместилось, ей хватило.

— Вот, — удовлетворенно пробормотала женщина. И выделила:

"19-48— 50,367 — работа с ключом"

"19-48— 50,368 — работа с ключом"

"19-48— 50,656 — работа с ключом"

"19-48-50,657 — работа с ключом"

— Кажется, я знаю, где ты пропадал эти почти три десятых секунды, — улыбнулась она, — точнее, как ты "отдыхал" предыдущие двадцать две минуты, — и убрала журнал с экрана.

7. Месилово

Когда Виолетта Несторовна услышала, что танцкласс у Татьяны ведёт Вера Эшли Инютина, она даже не поверила:

— Верочка Эшли?! У вас? В КОМКОНе?

— Бабушка, ты её знаешь?!

— По сцене, внучка, по сцене... Она танцевала в Большом театре... Помнишь, я рассказывала, как твой дед проводил меня туда?

— Мне папа говорил, что это апокрифы, студентам пробиться туда невозможно.

— Невозможно, — улыбнулась бабушка. — Однако, со мною, ради меня он пробивался.

— И что Вера Эшли?

— В солистки выйти ей не пришлось.

— И всё-таки ты её помнишь? до сих пор?

— Танцевала она, конечно, хорошо — ну, в Большом же выступала! — но те, которые были солистками, которые солистками стали — танцевали ещё лучше. Вот только Верочка... Видишь ли, когда она прыгала... — Виолетта Несторовна улыбнулась далёкому воспоминанию, как улыбаются... Таня поискала определение и нашла: как улыбаются воспоминанию о далёком счастье, — Специально под неё делали хореографию... Она в воздухе — жила, она с воздухом баловалась, и воздух баловался, воздух смеялся с нею! И они вдвоём словно смеялись над нами — над сухопутными. А нам обидно не было. Нам только, больше, чем обычно, хотелось летать... С ними — с нею и со всеми, влюбленными в неё восемью ветрами всех восьми сторон света.

Представить, что эта невысокая, темноволосая, худющая дама полвека тому назад была любовницей ветров было просто: такие изысканные движения, такие точёные позы... такая аура абсолютной свободы!

Даже, когда она, вот как сейчас, просто принимала ежедневный... да чаще — для группы бывает и три раза на дню... ритуал выбора. В группе на сегодня — тридцать один человек. Танцуют парами. Оставшийся не у дел получает штрафное очко. По итогам семестра последний по баллам покидает Академию. Очко — это немного, но их не стоит накапливать...

— Итак, Ященко, твой выбор.

— Надежда Азалина!

Кажется, Азалина, как всегда, отказавшаяся выбирать сама (а сегодня так и отказавшая уже двоим её выбравшим), — не сомневалась в выборе Стаса. Впрочем, и для остальных таковой не был неожиданным, неожиданным был её ответ:

— Нет.

— У нас не состоялся выбор? — удивилась наставница, — Как интересно... Что ж, штрафные очки получают трое. И повторим процедуру. Теперь в обратном порядке. Ященко, начинайте.

— Надежда Азалина!

— Нет!

— Хольт?

— Надежда Азалина.

— Нет!

— Мда...

— Анастасия Ушакова?

— Хольт.

— Да!

....

— У нас опять остаются трое... Итак, Азалина?

— Я отказываюсь от выбора.

— Объяснись!

— Меня попросили дать ему шанс. Я — даю.

— Но ты же отказываешь! — почти закричал Стас.

— А соглашаться — я не соглашалась! — почти закричала Надя.

— Да как же это?! — задохнулся Стас.

— А вот так, мальчик, — хмыкнула бывшая любовница дюжины ветров. — Третий тур. Невыбранным — штраф в двадцать баллов. Надежда?

— Я отказываюсь от выбора.

— Ященко?

— Азалина!

— Азалина?

Надежда сжала зубки. Все смотрели на неё, она смотрела в пол, и никто не заметил, как Татьяна, что— то шепнула Стасу.

— Вера Эшли? — позвал он.

— Да?

— Пожалуйста, дайте Наде пару минут. А пока, пожалуйста, дайте характеристику танцу. Вашу характеристику. Пока она... Пусть она... Пожалуйста,— в третий раз повторил он.

Вера Эшли недоуменно посмотрела на мальчишку, потом... А потом улыбнулась:

— Согласно плана занятий, у нас сегодня танго, — она тряхнула ладонью, словно отмахнулась от канцелярщины. Вздохнула, улыбнулась — будто вспомнила юность, вспомнила про любовь и любовников, и продолжила: — Танго — для девушки это искусство движением, танцем сказать "да", твердя — каждым новым па, каждым очередным жестом! — твердя: "нет", "нет", "нет"... — она окинула взглядом строй, в нём раздались первые смешки, — Не сочтите за намёк. Итак, девушка... Азалина то есть, твой очередной ответ?

Теперь хихикали все.

Кроме Стаса.

Надежда VI оторвала взгляд от пола, набрала в рот воздуха, все уже почти услышали очередное "нет", но она только рассмеялась, махнула рукой и пошла к Стасу.

— Кажется, оно означает "да", — улыбнулась наставница.

В перерыве перед следующим занятие невыбранная, просидевшая все танцы у стенки, Валерия Ингрем решительно подошла к группе Рыжей Розы.

— Ты, — она ткнула пальцем в сторону Надежды.

— Я, — процедила Азалина.

Мария с Вероничкой обернулись, Серж сделал шаг вправо, Пит — влево, и перед Лерой оказалось полукольцо.

— Ты должна мне.

— Я?! И что же?

Как— то незаметно за спиной Леры вырос Хольт, рядом образовалась Настька...

В своем кружке Стас оглянулся и на полуслове оборвал разговор. Татьяна вздохнула и чуть развела руками.

"Ну, началось...", — поморщился Пётр, переглянувшись с Дэном, но Зинаида положила ему руку на запястье. Он смолчал.

— Так что же это я тебе должна? — поводила языком по верхней губе Наденька.

— Двадцать баллов.

— Нет.

— Слушай, Азалина! — пожалуй, из парней только красавец Давид рисковал намекать ей на её происхождение, и он уже стоял вплотную — плечом к плечу, с Валерией, — Это ж из-за твоего вытрахона Лерка влетела!

— Нет, — повторила Надежда, опять поласкала верхнюю губу, а за мгновение до следующего выкрика, закончила фразу: — девятнадцать.

— Да, — облегченно выдохнула Валерия. — Один балл, он чисто мой. Принимается.

— Нет, — вмешался подошедший Стас, — не Надежда — я. И я компенсирую.

Наденька опять проявила язычок:

— Тогда уж и мне — два балла.

— Нет, — сумел выдавить из себя Стас.

— А-за-ли-на-а... — почти пропела из-за его спины Зинаида.

Нет, это был не шелест вынимаемой из ножен катаны: в её голосе не было никаких эмоций, только тщательно артикулированные звук — пожалуй, так катану ласкает шёлк! Никто ни к чему не мог придраться. Даже Азалина. Даже Стас.

Они и промолчали.

— Ну, не скажу, что она — самая умная из вас, она... Она — самая предусмотрительная. Помнишь, как она у вас оказалась? Вас же попервоначалу было четверо. А потом...

Вода лилась на голые плечи, на голые тела... Просторная душевая была пуста, и только эти двое всё копошились в мокрых волосах друг друга...

— Потом она помогла Питу на тесте по этикету. И следом, на заплыве — увязалась за ним, однако, темпа не выдержала и сошла бы с дистанции — то есть, вылетела бы вообще! — но он её поддержал. Скоро мы группой догнали их, устроили ей передышку, она выплыла. И она, как-то по факту, осталась с нами. А потом на ленте сорвалась Вероника. Парни бы её бросили. Одна бы я их не остановила. Но Надя без тени сомнения, без малейших колебаний начала со мной работать. На них она даже не смотрела. Они пару шагов прочь всё же сделали, но вернулись. И волосы мои использовать — тоже придумала она.

— Не страшно было?

— Надежда в школе воздушной гимнастикой баловалась, а в цирке это — привычный трюк. Она всё сделала правильно. Она... она была уверена. Она была спокойна и уверена. И я ей поверила.

— К нам она ещё перед этикетом подкатывала. Но уж больно наши мальчики на неё облизываться начали... Я бы, может, и подумала, поприкидывала вариантики — всё-таки иметь в группе кого-то из Семьи... но Зин ощерилась, и мне пришлось поддержать подругу-самурайку. И теперь вспомни: сколько тогда групп образовалось на потоке? А сколько уцелело? — мы и вы. И к кому она подкатила? К нам и вам. У вас же была гендерно сбалансированная четвёрка — втёрлась!

— Она с самого начала дала понять мальчишкам, что для они для неё... не кавалеры. И это она начала звать их "братьями".

— Ага, значит, урок впрок пошёл. И как быстро.... Однако, вот, если бы намедни вы сорвались со стенки — мальчишки бы тебя бросили, но она для них всё равно осталась бы "сестрой". И она тогда бы — сегодня уже! — оказалась с нами.... И тоже — "как-то по факту".

— Ты считаешь её потенциальной предательницей?

— Надежду Азалину VI — предательницей?! Нет, конечно. Ты слышала хоть что-то подобное хоть про кого-то из шести поколений Семьи? Да что ты! — "если тебе кажется, что с тобой поступили не по закону — пишешь обращение в профсоюз, если тебе кажутся несправедливыми законы — обращаешься в КОМКОН, а если случилась катастрофа, и не веришь никому — пробивайся к Семье!". И это знают все. Их можно не любить, над ними можно посмеиваться, но не верить им нельзя. — Таня помолчала, ещё раз продумала: — Нет. В вашей последней ситуации виновата была ты. Только ты. Ты — не справилась. Ты, лидер, едва не разрушила группу. А она... Сегодня она всё равно могла бы уйти — не ушла. Осталась.

— Тогда что? Ей просто нельзя открывать спину?!

— Я бы спину ей подставить не рискнула... Но я — противник, почти враг. А вот ты... да и вся ваша Роза... Как это ты только что говорила? — "я поверила ей". Вот и верь. Больше советуйся с ней — доверяй ей. Но добивайся от неё не намёков — предложений. И вслух! Пусть она отвечает за них... И если ошибётся — тоже.

— Знаешь, а ведь она меня предупреждала... — Мария рассеянно погладила зубками нижнюю губу, — Косвенно — именно, намёком... Но я психовала и не вняла. Она редко ошибается...

— Потому что редко предлагает. Знаю я таких...

— Сама такая? — усмехнулась рыжая, — Ладно, хватит о нас. Как вы с Леркой-то будете рассчитываться?

— Ерунда. Завтра... завтра мы с ней рассчитаемся. Почти.

— Помочь?

— Тогда будет не "почти", будет — с лихвой

— Тебе жалко?

— Для Леры? Нет.

— Ну, и что делать?

— А присоединяйтесь!

Мария раздвинула рыжие волосы, раздвинула светлые волосы, подтянула лицо блондинки почти вплотную к себе, всмотрелась в смеющиеся глаза. Татьяна, молча, позволяла ворочать собой.

— Промолчишь и ничего не скажешь, — резюмировала Машка. — Ну, как можно быть такой хитрованкой?!

— Уже завтра? — хмыкнула майор.

— И что же это у нас завтра? — задумался капитан. И тут же понял. Майор поняла тоже.

— Вот же стерва,— пробормотала она.

— Бедная Валерия... — пробормотал он.

Девушки называли это ежеквартальное действо "гонками с выбыванием", парни — "месиловом". Стандартная дистанция в три километра, но к штрафным очкам за потраченные секунды добавлялись/отнимались очки за нанесённые/пропущенные/выдержанные удары, за выигранные/проигранные единоборства, и штрафовалась, очень жёстко штрафовалась любая помощь на дистанции. А больше не штрафовалось почти ничего. Ну, месилово оно есть месилово. Недаром больше в этот день занятий не было: почти все курсанты заканчивали его в биованнах. Разница только в том, что одни до них добирались сами, а других транспортировали на носилках.

На первых "гонках" Розы пришли к финишу в лидерах и в полных составах, но по результатам подсчета очков обе оказались в конце списка. Даже хуже: за концом списка.

Перед вторыми — и те, и другие засели за компьютеры, ввели в них правила и гоняли, гоняли варианты... Выигрышной стратегии для группы не нашли ни те, ни другие. На старте, от греха подальше, и те и другие просто разошлись по фронту старта, насколько можно, и старались не обращать на друзей внимания. Результат всё равно оказался неутешительным: из пяти девчонок двух Роз до финиша добралась только Мария, да и та схлопотала тяжёлый штраф за "не удар" Пита. А Пит, соответственно, — за полученную помощь: его, уже почти на финише, завалили, причём, прямо перед ней. Она имела все возможности добить, но рука не поднялась. Точнее нога. Не опустилась. Мария через него перепрыгнула.

Для Белой Розы подсчет очков оказался ещё более суровым. У них до финиша добрался один Стас.

По результату и те, и другие устроили мозговой штурм и пришли к аналогичным выводам: "месилово" — один из тестов, предназначенных подравнять шансы одиночек против групп. Выигрышной стратегии для них в нём нет. В конце концов, одних было пятеро, других — столько же, а против — все остальные. Впятером против двадцати пяти одиночек держаться можно уверенно, а вот в одиночку...

Лерка красавицей не была. На дорогую пластику в семье денег и близко не хватало, а дешёвая её кожу не спасала. Да и голова у неё была великовата, и черты лица — грубыми. Раньше всё это хоть как— то скрадывалось пышной прической, вороными отсветами чёрных волос, но ей на вступительных тестах очень прозрачно намекнули, что либо/либо. Либо она — с лысым черепом, либо — домой. Волосы у неё росли быстро, и она решила, что пару месяцев перетерпит. Но в середине семестра майор вызвала Лерку к себе и так пропела: "Вале-е-ерия", что стало ясно: без гадости не обойдётся. И не обошлось. В "будуар" она вернулась после отбоя и опять лысой. А там обе звезды "роз", выделываясь друг перед другом, опять вычёсывали свои гривы! От истерики она тогда удержалась только чудом.

В разно-гендерном выборе ей везло реже других. К счастью, тот был сравнительно редким, а в равно-гендерном: в единоборствах разных, и, тем более, в командном — ею не брезговали. Выбирали и пораньше прочих. Сильный игрок нужен всем.

В танцах же и прочем подобном... До вчерашнего "урока" её часто выручал Стасик Ященко...

Сегодня на старте "гонки с выбыванием" он встал неподалёку. Остальные из его группы пристроились рядом. Опять решили попробовать начать вместе? Не поможет. Лера как— то очень плотно посидела с компьютером — им не поможет ничего. Шанса притормозить обеих "роз" из остальных не упустит никто. Она в том числе. Помогать друг другу нельзя, а десяти одиночкам не справиться с толпой, особенно, когда цель у толпы — эти одиночки. Как там, на вступительных вещала эта папенькина-маменькина дочка? "Всё, что не запрещено — разрешено. Всё, что разрешено — в рамках правил". Вот и получишь — строго по рамкам!

А где ж аристократка-то наша? О, и вся Рыжая Роза — тут же. Что ж, привет! — это есть хорошо. У вашей Надежды всё сегодня будет безнадежно. Потому что своим аристократизмом ваша девица достала уже не только Леру. И раз на старте она рядом — то прямо со старта всё для неё и начнётся.

Леру не насторожило, что Белая Роза расположилась слева от неё, а Рыжая — справа. Кто их знает, может, они решили разобраться друг с другом, набрать очки друг на друге, пока не вмешались остальные. Остальные её не интересовали. Она прикидывала, где пересечется её личная траектория с траекторией "Наденьки".

— На старт!

Да все и так уже стояли на линии.

— Внимание! — что-то в голосе куратора заставило Леру отвлечься от пересчета вариантов, она оглянулась, она встретилась с ним взглядом, она увидела, как он сжал кулак: "Держись!" — прочитала по его губам. И улыбнулась ему: ей-то что — она выстоит.

— Пошли... — махнул рукой Дмитрий Олегович, отвернулся и неспешно направился к глайдеру.

Три километра мастера пробегают за восемь минут, Лера на обычной трассе укладывалась в девять с половиной. По условиям "месилова" штрафные очки начинали капать после двенадцатой. После двадцатой счетчик вставал. Дальше просто сорок минут ждали всех, кто дойдёт. Лера оба прошлых раза в зачётную дюжину укладывалась. И сейчас намеривалась уложиться тоже. Связываться с ней желающих было немного, а желающим — из тех, кого она бы не желала — так её ещё и догнать надо было. Вот такие для нежелательных желающих были жёсткие граничные условия!

А Надька саданула со старта. Почуяла, коза, к чему дело идёт. Валерия пошла на перехват. Она её достанет. Она одна из немногих, кто на дистанции может эту длинноногую достать. Она её догонит и подсечёт ноги. И особо уж задерживаться не будет. Только раз заедет ногой по точёному личику и побежит дальше. Остальное доделает остальная толпа.

И тут ноги подсекли ей. Стас — один из немногих, кто мог её достать на дистанции. И он особо не задержался — заехал ей ногой по рёбрам, крикнул: "В оплату!", и помчался дальше. Остальное доделала толпа. Даже две. Две небольших толпёнки из двух разномастных "роз". Лерка даже успела вскочить, успела даже от души заехать в морду элитной блондинке — вот же сопля, тоже в драку полезла! — но что можно противопоставить медведю Петру?! Секунд десять она таки продержалась... А потом минут несколько валялась без сознания... А потом минут несколько уговаривала себя встать. Уговаривала, уговаривала... Нет, не уговорила бы. Но тут мимо проплелась чуть раньше очухавшаяся Белая Розочка. С очень синим фингалом под глазом. И ведь не просто проплелась, гадючка, а проходя мимо, ещё и заехала ногой по рёбрам. По тому же самому месту. Вместе они со Стасом отрабатывали этот удар, что ли?!

Вот тогда-то Лера и поднялась. Танька оглянулась — перешла на рысь. Лере пришлось тоже. Догнать никак не получалось. Точнее получалось — но других. Которые брели, которые сидели, которые валялись. Сил на активные действия, дабы заработать хоть какие— то плюсы, уже почти не было: очень хотелось догнать длинноволосую и уж с ней... Та тоже не разменивалась, наверное, ей тоже очень хотелось... Удрать ей хотелось. Так они вдвоем до финиша и дорысили.

На финише первым её встретил Стас:

— Дошла! Ты всё-таки дошла!

Предатель не заметил, что неосторожно переступил через финишную черту и оказался в боевой зоне. Вот всё, что у Лерки осталось, всё, что Лерка сберегла, она в удар и вложила.

Ночь в "дроттуаре" Надя провела одна. Остальных девчонок из медкорпуса — кого из биокамеры, кого из-под капельницы — не выпустили. А она...

На "гонках", увлёкши за собой Леру и воспользовавшись свалкой вокруг неё, она сразу набрала приличную фору, да и потом... Помогать Лерке дураков не нашлось, все понимали: та не простит, но наглядевшись на избиение, два десятка одиночек потом остервенело погнались за разрозненными "лепестками" обеих роз, Петра, к примеру, "отмесили" вчетвером. А Надежда, не обращая ни на кого внимания, бежала себе и бежала. Следом за ней шёл Стас. Наверное, мог бы и догнать, но... но догнали его. И притормозили. Он еле вырвался.

Финишировала Надежа первой. Без боевых очков, но и без штрафов. Место в середине списка это гарантировало. То есть плюс десяток, а то и дюжину позиций по сравнению с прошлым забегом. Неплохо.

А казарма ночь простояла вообще пустой.

Утреннюю разминку, по "неслепому жребию" выпало проводить Сержу. Мария перехватила кривую усмешку Татьяны, ничего не поняла: в голове стимуляторы играли в догонялки с витаминами, и в прятки — с регенерантами. Она посмотрела на свою "самую предусмотрительную" и встретила её жёсткий взгляд. Одними губами спросила:

— Что?

Надежда ответила внутренним жестом группы: "Тревога!!"

— Пит! — негромко позвала Мария некстати отошедшего парня.

— А? — отозвался он, подошел, потёр голову. — Ну как с перепоя. Не пойму, чего и хочется-то: то ли в койку ещё минут на шестьсот завалится, то ли морду кому начистить...

— Больше не отходи.

— А что? Что будет? Что ещё может быть? После вчерашнего-то?

— Что угодно, — тихо ответила Надя.

— Так, — Мария ей поверила. — В случае чего первым делом прорываемся к Сержу.

— Я его предупрежу, — двинулась вперед Вероничка, но не успела.

— Группа, к старту! — скомандовал он.

От повторного месилова отряд спасла Надежда Азалина VI.

Когда после не очень смешной шутки Сержа над Леркой, он пропустил удар сзади от Хольта, остальные не успели добить его — Рыжая Роза раскрылась и закрылась, а впятером против двадцати стоять можно. Особенно, когда в тылу у двадцатки распустилась ещё одна, готовая выбросить колючую плеть Роза — Белая.

И вот тут-то Наденька обратилась к оскалившейся, к наконец-то, почувствовавшей за своей спиной двадцать друзей, Лерке:

— А знаешь, почему они — с тобой? Они не поняли, что это мы с тобой так расплатились. Честно расплатились. Они думают, что мы тебя пытались сломать. Они озверели, потому что уверены: мы едва не сломали тебя. Едва-едва, — она надменно улыбнулась, улыбнулась так, что все шесть поколений Семьи иззавидовались бы. — Ты тоже так думаешь? — и замолчала.

А Лерка молчала недолго. Она обернулась к остальным:

— Так это, что ли, вы меня... Вы меня — пожалели?! Да?!

И в ответ на их молчание, подошла к выставившей все колючки наружу Рыжей Розе, растолкала их, и встала плечом к плечу между ненавистной Азалиной и скотиной Сержем.

— И что теперь? — аристократка улыбнулась толпе.

Пауза накопиться не успела. Почти тут же вперед выступил Давид:

— Ну, ты, Азалина, даёшь! Нет, учиться ещё и учиться... Учиться и учиться... Всё! Расслабились. Серж, Хольт — между собой вечером разберетесь! А у нас разминка кончается! Серж, хочешь в штраф влететь? — командуй!

— Горгиладзе, — разулыбалась Наденька, — я разрешаю тебе поцеловать себя.

— Куда? — разулыбался Давид.

— А ты куда хочешь? — заинтересовалась Наденька.

— Мне это тоже интересно, — заинтересовался пробившийся к ним Стас. Вот только он не улыбался.

А Давид улыбку гасить не собирался. Он встал перед Надеждой на одно колено:

— Дозвольте кончики пальцев.

— Дозволяем, — опередил Надежду Стас.

И она посмотрела на него. Смотрела долго, секунд десять. И улыбнулась.

Позже Стас понял, он долго вспоминал и понял: ему она улыбнулась впервые. Нет, она часто улыбалась и смеялась тоже — бывало. Доставалось и ему, и над ним, но так же, как вот только что Лерке: от всех тех шести поколений. А лично — только от неё, только ему — в первый раз. Ему — в первый.

— Дозволяем, — подтвердила она.

Как же им всем досталось от кураторов... И Белой Розе — за риск развала отряда, и Рыжей — за то, что позволили использовать себя втёмную, и остальным, за то, что опять повелись на провокацию Роз, и персонально Давиду: тебе— то не стыдно, что тобой девчонки вертят?! А ты, Валерия?! Ты что не поняла: как только дошла до финиша, сразу все "пропущенные" удары стали "выдержанными"?! Да, там, на финише подсчитать результат ты была не в состоянии, но сегодня— то, что мешало тебе утром хоть приблизительно прикинуть результат? Понять, что по сравнению с прошлым пробегом ты набрала дополнительно чуть более двадцати баллов?

— Я прикидывала.

— И не соотнесла это с суммой долга?!

— Я... — но Лерку ошарашило другое: — Но, значит, они там, в месилове — помогли мне?

— Они вернули долг. А в гонках, избить до потери сознания — явно не в помощь.

— Вернули?! Но я же... если бы... я... я же едва— едва...

— Да. Не пожалели они тебя. Но ты же терпеть не можешь, когда тебя жалеют! Так?

— ...да.

— О, кажется, Валерия задумалась... Полезное действо! Вот и подумай: так ли плоха — жалость? Только ли она — унизительна? И это не риторические вопросы. С тебя — реферат: "Что такое жалость". Еще на пять баллов. И в минус, если не сможешь — тоже! Срок — неделя.

— А для остальных, — подхватила Вера Игоревна, — тест сейчас. Всю Галактику обошло видео целующихся родителей нашей исключительной блондинки. Лично я его видела в таком варианте:

— — прогуливающаяся вдоль линии прибоя своего острова Екатерина Одоевцева;

— — знаменитая сцена у фонтана из "Тёмного меда";

— — эпизод из интервью Одоевцевой, где она со вздохом сожаления объясняет: "... я никогда не позволяла Валерке целовать мне руки. Никогда";

— — и наконец, те четырнадцать секунд в отеле "Под Землёй".

Как вы знаете, в том или ином варианте видео собрало более миллиарда просмотров. Выставивший его в Сеть обогатился. Сами понимаете, что весомый куш получили и, так сказать, "актёры" — их авторские права неоспоримы. И вопрос ещё, на чём Стехов заработал больше: своим двухлетним трудом над "Диким медом" или за четырнадцать секунд в дорогом ресторане, просто целуя руки своей жене. А вся Галактика теперь гадает о том, кто провернул эту небольшую аферу: сам папарацци? мастер-шоу Стехова? гениальный режиссер Стехов? Зелёный Канал? КОМКОН?

Группа поняла, что раздача слонов закончилась и зашевелилась, зашушукала...

— Ушакова!

— Я!

— Это может быть какой— нибудь случайный папарацци?

Всегда забавно было следить, как Анастасия обнаруживает в себе способности к анализу:

— Нет, — удивилась она.

— Почему?

— Так это ж "Подземелье"! Какие ж "случайные" — при тамоших— то ценах!

— Стехова!

— Я.

— Это могут быть твои родители — вместе или порознь?

— Нет.

— Сама поняла?

— Бабушка помогла... — нехотя призналась Таня.

— Продолжим. Почему не отец?

— Бабушка подсказала: это не его стиль — не его ритм, не его скорости: придумать он мог, но осуществить — нет. За сутки не успел бы.

— Почему не мать?

— Она же ведущая шоу, а не актриса.

— Поясни.

— Актриса должна заставить зрителей поверить, что о них она — ни сном, ни духом, а ведущая — наоборот. Мама не может не видеть камеру. Она не сумела бы сыграть. И на видео хорошо заметно, как мама на четырнадцатой секунде почуяла камеру, а на шестнадцатой — уже нашла оператора.

— Горгиладзе!

— Я.

— Это может быть их Канал?

— Выходит, нет...

— Почему?

— Ну, там же боссы тоже наверняка знают об этой её особенности... Так что сговариваться с ней они не стали бы и пробовать, а сыграть её в тёмную... Это ж какой бы ей повод для скандала!

— А ей скандал нужен?

— Не помешал бы.

— Поясни зачем.

— Так переподписать контракт — пока муж числится гением!

— Азалина!

— Я!

— Отвечать только на вопрос: это может быть работой КОМКОНа?

— Нет.

— Почему?

— Слишком топорно, — спокойно ответила Надежда.

"Тоже догадалась. И давно", — поняла Татьяна.

— Обоснуй!

— Например, оператора не перехватили только чудом. Я бы и то придумала что-либо поинтересней.

— А теперь вопрос не к тебе. И не к тебе, Стехова. Давид, и ты помолчи. Итак, тогда что же это такое было? Подсказка: кто от всего этого выиграл ещё?

Молчание было недолгим:

— Ни хрена ж себе!... — озарило Анастасию: — Это же классическая вирусная реклама!

— Чья, Настя?

— "Подземелья"! Они того папарацци и выпустили!

— Плюс три балла, — улыбнулся Настьке наставник.

— Минус балл, — ядовито улыбнулась наставница. — А за следующего "хрена" получишь два. Потом пять.

...А когда подсчитали все плюсы— минусы, выяснилось, что помимо Анастасии, помимо Валерии, больше, чем Валерия с Анастасией вместе взятые, от всей этой бучи получила юная Азалина VI.

— Учиться и учиться, учиться и учиться, — пробормотал на озвученный результат Давид. И все вокруг почему-то начали хохотать.

— Ты, в самом деле понимала, что ещё чуть-чуть, и отряд... Двадцать против десяти... В оголтелой драке... Как в последней... И победителей не осталось бы — отряд бы расформировали.

Пустая душевая, шелестящий звук льющейся воды и две голые девчонки под одной струёй воды.

— Самой страшно стало.

— Тогда зачем?

— Показалось, другого выхода нет. Не видела я другого выхода.

Мария промолчала. Не понимала она Татьяну.

Ни она, ни мальчишки, ни Вероничка — не видели они тупика. А как они после "анализа текущей ситуации" ругались! Как костерили и втравившую их Татьяну, и не остановившего её бугая Петра, и так быстро свалившего Стаса, и слишком рано свалившегося Дэна, а уж эта самурайка!... Пит рефлекторно потёр челюсть... Да что, Пит — ругались все.

Молчала только Надежда. И Мария оборвала парней:

— Подождите. Надь, а ты что молчишь? Считаешь, они поступили правильно?

— Не знаю, — тихо ответила она. — Я бы так не рискнула... Не решилась... Но...

— Но?..

— Но лучше уж так, лучше — раньше, лучше — жёстче, чем опоздать, чем безвозвратно опоздать.

— В чём?

— Слушайте, давайте потом, а?! Лучше скажите: что же мне теперь со Стасом делать?

— А что, он тебе совсем не нравится? — не поняла Вероничка, — Так откажи ему следующий раз! Прилюдно. Резко. А в случае чего — мордой об стенку. Мы прикроем.

— Отказать — не вопрос, — хмыкнула аристократка. — Это я умею. Вопрос: а что потом мне делать с собой? Тоже — прилюдно и резко? Об стенку мордой? И как потом? Потом прикроете?

— Стоп! Ты что? — вдруг всё поняла Маша, — Влюбилась?!

— Нет. Ещё. Кажется, — в три предложения произнесла три слова Надежда.

— "Ещё"?! — сверкнул белками Пит.

— "Кажется"?! — оторопел Серж.

— Кажется, ещё нет, — явно вслушиваясь в себя, повторила девушка. И подвела итог: — Вот вляпалась!..

А потом улыбнулась. Вероничка с Машенькой переглянулись. Они обе, одновременно, вспомнили улыбку Веры Эшли, ту самую — перед тем, как бывшая балерина выдала свое определение для танго.

"Как же воспоминание о счастье похоже на его предчувствие!" — подумали девушки.

Надежда посмотрела на одну подругу, на другую... И девчонки, не сговариваясь, в шесть рук обнялись.

Пацаны переглянулись тоже. У обоих в голове тоже вертелась одна и та же классическая фраза: "нас на бабу променял?" Хотя где здесь-то эта самая "баба"?!

Посвящать Танюшку в сердечные дела Мария не собиралась, она собиралась вытрясти из неё объяснения.

— Говори! — потребовала она.

— Да всё очень просто. В отряде — не слепые. Пока наши группы были врагами, это были две враждующие пятерки против двадцатки. И мы, и вы постоянно искали союзников. И кто угодно, опираясь на двух-трёх приятелей, а в случае необходимости, — и на противоположную группу, мог ощущать себя той самой мудрой обезьяной наблюдающей с удобной ветки на рвущих друг друга тигров. А теперь... А тут ещё и Стас...

— Подожди, раньше Лерку выбирал на танцах — он сам?

— Я его на то не подвигала — если ты об этом. Сам. Да и не только он. Последней она оставалась регулярно, а кто — нет?! Я, вон, тоже... не раз и не два...

— Ты — в боевых выборах.

— А мы сюда не танцевать пришли! А у неё — и Стас, и Давид, и Хольт! Редко да метко.

— Так что — Стас?

— То, что, если мы отъединимся, замкнёмся друг на друга — остальные нас сожрут! Как фагоциты — инородное тело. А Стас... Нашёл, в кого влюбляться. И — когда...

— А когда — на третьем курсе, что ли? Чтобы следить, как по неслепому жребию с ней группа сексуальную практику проходит?!

— Бр-р-р... Ладно, до третьего — ещё дожить надо. А сейчас — сегодня утром Лера встала в ваш круг. Плечом к плечу.

— Ага, а Хольт с Сержем сейчас — дерутся.

— Ага, и ты спокойно говоришь об этом. И — здесь. А не там, рядом с ним, ожидая, что вся толпа бросится на вас.

— На нас... А вы?

— По неслепому жребию стать дежурной и вести разминку могла и я, и Пётр, и... Семестр только начался — ведущим у нас уже был один только Серж. Шансы практически равные. Да и не в дежурном дело. Сорваться могли как на вас, так и на нас, на любом участке, в любое время суток.

— И на что ты рассчитывала?

— А прикинь-ка сама, — улыбнулась Танюшка. — Ну, вспомни начала анализа! Уже ж полгода втолковывают! Что мы сделали, избив Леру?

— Мы?.. Ты хочешь сказать... — Мария изумилась, — Ни хрена ж себе! Мы на площади растущего рассеянного напряжения создали точку прорыва!

— Хорошо, что тебя не слышит наставница... если не слышит.... — улыбнулась Танюша, — И что это дало?

— Что поводом к взрыву должна была стать — она.

— С подавляющей вероятностью. И стала. И почему я выбрала именно её?

— Лерка, она справедливая...

— И первым за неё вступился бы кто?

— Кто и вступился. Искренний Хольт...

— Или ещё один очень справедливый, но к тому же — один из "самых мудрых" — Давид.

— Но они не успели ничего понять и ни в чём разобраться!

— Да, — вздохнула юная интриганка. — Я так надеялась на Давида.... Но и на этот крайний случай, у вас была не потрёпанная, пол дня, а потом целую ночь продумавшая думы Азалина, а у нас — уже всё подсчитавшая я.

"А не надрать ли тебе, умной, задницу?" — подумала Мария. Но даже не стала грозиться. Она помнила, с чего начался разговор: "самой страшно стало". И ещё она помнила то чувство, когда они стояли против всех — ощущение полной уверенности, что если... Вторая роза — раскроется и сплетётся с ними, как плеть с плетью, как прядь с прядью — рыжая с белой.

... а тому, что наутро она не досчиталась двух баллов Машка не удивилась. Совсем.

8. Гайвань

Проснувшись, Блейк решил ничего никуда не откладывать. Приведя себя в порядок, заказал случайный "стандартный завтрак" — выпал вроде бы, номер двадцать третий?

Да— да, продуктовый терминал был в каждой "келье". Конечно, это роскошь, но из разряда необходимых для геймеров. Вот за настоящим кофе, при его пансионе бизнес— класса, пришлось бы идти в какую— либо таверну и платить, а сто сорок четыре (дюжина дюжин, видите ли!) стандартных завтраков— обедов— ужинов были включены в базовый комплект.

Позавтракав, сразу занялся перерегистрацией. Четвёртый уровень аватары сюрпризом уже не стал, а расшифровка порадовала. Ему вчистую засчитали победу над отрядом райтов, самку— тигрозавру тоже на 90% отдали ему, приплюсовали проход трёх уровней лабиринта, ну и по мелочи там — твари из лабиринта, лань, которую он взял из арбалета по пути к долине... За жезл он ничего не получил, что, впрочем, и понятно: жезл опять потерян...

Но как же они насчитали аж на четвертый уровень?! А может?.. Блейк раскрыл деталировку, посмотрел на формулу подсчета рейтинга. Точно! Есть коэффициент за "текущее использование артефактов". А откуда эдакая цифирь?! Ничего себе: артефакт— то восьмого уровня! Вот тебе и "пустышка"! Но он же проверял: пустышка она и была пустышкой. Стоп— стоп, она была пустышкой! А потом он её зарядил. Он её разбудил. И она пустышкой быть перестала. А стала жезлом. Алым жезлом. Вот, выходит, как оно подсчитывалось.

"Алый Жезл", — Блейк попробовал на вкус придуманное название. Да вроде ничего... Можно будет ещё подумать, но можно и оставить.

С аватаром он мудрить не стал — все настройки по умолчанию. Внешность в этом случае для перешагнувших первый уровень сохраняется, а остальное... Прошлый раз повезло, не будем менять выигрышную методику, да и может, того парня удастся вернуть. Теперь у Блейка появились совсем другие возможности. Пользоваться ими или нет — это вопрос другой... очень опасный вопрос... Ладно, об этом он подумает завтра. А сейчас очень приятное занятие: распределение баллов по дереву умений... Кто— то прокачивает силу, кто— то — ловкость. Кто— то выбирает каст "огненная стрела", кто— то "ночное зрение"... А когда ты прыгнул через три уровня...

И библиотека. Откладывать ничего он больше не будет. Три статьи общим объёмом в 20k.

— Текстовый документ, — потребовал он, — новый, название: "Опыт одиночного существования в условиях среднегорья к востоку от холда Пристанище".

На экране аватар достал из деревянного комода пачку чистой бумаги, перенёс её на дубовый столик с гнутыми ножками, сел в тяжёлое кресло, аккуратно заточил гусиное перо, макнул в пузатую чернильницу и вывел украшенный завитушками заголовок...

Вторая статья будет о долине. В которой он опишет тамошние мхи и можжевельники и упомянет, что слухи о золотоносности речушки, протекающей по ней, оказались не соответствующими действительности.

За лживые сведения, внесённые в библиотеку, налагались такие сумасшедшие штрафы, что рисковать желающих не находилось ни на Земле, ни здесь, на Гессе. Ну, так он и не соврёт. Когда райты перерегистрируются, слухи — пойдут, а что всё это — не так, что в речушке нет ни золота, ни речного жемчуга, ни прочих ценных минералов или камушков, он прочитал в описании долины ещё перед первым прохождением.

А третья — о тигрозаврах. О методике отвлечения этих экзотов при помощи широкополосных спикеров. Вообще— то это уже не уровень вступительной статьи, да и Гейс с ним! Если он сразу получит доступ на второй уровень библиотеки, так разве кто будет против?

Работа затянулась до обеда, но дело было сделано. Сидеть в келье больше не хотелось, обедать Блейк пошел в ресторацию.

К ресторанам подобные заведения имели отношение косвенное: те же продуктовые терминалы, с теми же стандартными наборами, что и по кельям, только помещение большое — шесть рядов столиков по двадцать — двадцать пять штук в каждом... В общем, получалось так, что, если убрать мебель, а на противоположных концах повесить по корзине — можно бы играть в баскетбол, тем более, что потолки — высокие.

В рекламке ресторации указывалась ещё одна достопримечательность: смена меню здесь происходила на две недели чаще. Впрочем, геймеры, которые пользуются пансионом бизнес— класса, в еде, обычно, не привередливы. Им и сотни с лишним наборов на квартал хватало с избытком. А две неделю туда— сюда... интересно, их хоть кто— то замечает?

Блейк, не заморачиваясь, и здесь, как утром дома, ткнул в "случайный выбор", взял поднос и пошел к намеченному месту. Народу было, как обычно — половина столиков пустовала.

Из буклетов, прочитанных ещё на Земле, он знал, что проектировщики ни пространство, ни энергию на Гессе не экономили, вот и здесь, как почти повсюду, был заложен 100% резерв по вмещаемости. А захочется уюта — всегда найдётся местечко в одной из крохотных таверн, захочется покуролесить, сбросить пар после успешной игры — пивных пабов тоже с избытком... Ну это, конечно, если ты при деньгах. Или с рейтами (и то, и другое — взаимоконвертируемо). А на нет и суда нет, есть вот ресторация, где всё бесплатно, где пятьдесят процентов компонентов блюд — гарантированно естественного происхождения, и гарантировано должное количество калорий с витаминами. Даже приятный вкус — и тот гарантирован тоже.

Другое дело, что вот вдруг захотелось яичницы... и чтоб пахла она костром... и чтоб была она из мелких яиц местных крякш. И посыпана сверху молодым моховиком: трава такая — основная еда мышоидов — запах у которой, привкус у которой... В общем, у мышоидов губа не дура.

Ну— у— у, если уж сильно захочется — есть, конечно, и в холде Пристанище пара мест, где готовят еду из местной органики. Но стоит она... Ужин — в хороший арбалет встанет. Блейк в один из таких после вылазки с научницей в саванну свою добычу и сдал. Однако, там для клиентов не совсем всё просто: нужно ещё и медицинское свидетельство, что твой организм эту органику приемлет. А разговоров об анафилактических шоках он, к примеру, ещё на Земле успел наслушаться. Недаром "Осиповне" пришлось неделю ждать, прежде, чем геймер крылышко крякши попробовал... И если б не его шоковое состояние, ещё б посмотрели, удалось бы ей подвигнуть парня на подобный героизм.

Блейк не спеша дожёвывал что— то похожее на селянский биточек, заедая его булкой (из пшеницы — земные зерновые, даже выращенные на местных краснозёмах аллергентных реакций практически не давали — давали, конечно, как же без них! — но не чаще, чем на Земле). Сидел он в конце зала, спиной к нему, лицом к оконному экрану. Камеры были установлены где— то на берегу океана — и там сияла Гела, а длинные волны с шипением и плеском подкатывали, казалось, почти к ногам. На столе перед ним лежала читалка со свежим боевичком, но он так и не запустил его... Задумался, замечтался, завспоминался...

— Парень, тебе не кажется, что в долине ты поступил неправильно?

На соседние стулья уселись двое, и на геймеров они не походили — слишком развитая мускулатура, слишком зализанные прически, слишком стеклянные глаза. Один — совсем квадратный, насупленный, неприятный, второй — чуть выше, чуть тоньше, и совсем не чуть развязнее. И приятного в нём было не больше. Он перевернул стул — спинкой вперед, и теперь раскачивался.

— Парни, а вам не кажется, что неправильно поступаете вы?

— И чем же? — лениво осведомился квадратный.

Как они его вычислили?! Это же невозможно! Нераздельность/Несмешиваемость реальностей — одна из аксиом Даяны/Гессы. Сказать им об этом? То есть признать, что в долине был именно он?!

— Я вас не звал. О чём вы говорите — не понимаю. И не понимаю, зачем оно мне надо, вообще: говорить с вами!

— А ты здесь многого не понимаешь, парень,— высокий качнул стул, навалился на стол, оперся об него локтями. Он занял собой почти половину стола — Блейк рефлекторно отшатнулся, тот довольно ухмыльнулся. — И мы тебе сейчас это подробно объясним.

Но тут вплотную с его локтями, вплотную к его голове — на столе оказалась нога в высоком ботинке.

— Вот и я послушаю тоже, — лениво сообщил новый голос.

"Нога — правая", — автоматически подметил Блейк. И ещё он отметил, что нога — женская. И что ботинок этот он знает. И голос тоже. И вспомнил, что обладательница того и другого — левша. И что она как— то упоминала про свой чёрный пояс.

— Привет, Блейк, — сказала развалившаяся на стуле, закинувшая ногу на стол Галина Осиповна. — Кажется, тебе теперь придётся отвыкать сидеть спиной к залу.

— Жилина, тебя сюда не звали! — сквозь зубы процедил квадратный.

— Ох— ох— ох, какая я стала старая, совсем слух потеряла! — запричитала научница. — Вот и не услышала, как Блейк на весь зал проорал: "Боча, Варлей, как я по вам соскучился! Идите ко мне! Я весь нынче такой правильный, что, практически, весь ваш!"

— Жилина, нарываешься... — прошипел Варлей.

Было видно: он не хотел отодвигаться, уступая ей — как только что ему самому уступил Блейк. Было видно, как он решал: не отпустить ли вожжи, пока она в такой небоевой позе...

Не успел. Научница сдёрнула ногу, навалилась на стол, опершись в него локтями.

— Да! — прошипела она ему в лицо. — Нарываюсь.

Она заняла почти половину стола. Между её готовыми сжаться кулаками и его, между его раздувшимися ноздрями и её расстояние было — в нож. В рукоятку от хорошего ножа. В лезвие.

— Ну, давай! Вас двое, я — одна! Ну!..

— Да ты!...

— Ах, вон оно что!.. Вон чего ты такой смелый! Вы здесь не одни! Ай да парень! Блейк, что ж это такого ты сотворил с райтами, что они тебя так зауважали?!

— Я в Даяне кончил их боевую группу.

— В одиночку?!

— Да.

— И тогда здесь, на Гессе они выслали на тебя боевую группу тоже, — и она ещё сильнее надвинулась на Варлея, — Так?!

У того только дёрнулись желваки.

— Сколько вас здесь? Шестёрка? Дюжина?

Он опять смолчал.

Она, не отводя взгляда от Варлея, спросила Блейка:

— А сколько их было там?

— Шестеро.

— Значит здесь — дюжина. Не меньше. Потому что всё надо делать правильно. И тебя бы здесь уделали по всем правилам. Да вот только теперь... — она вдруг вскинула вверх руку и резко вывернула кулак... Как— то по— особенному блеснул браслет коммуникатора. — Вас — двенадцать, а нас?.. — Блейк не сумел удержаться, он оглянулся и увидел в разных концах зала еще два так же вскинутых кулака, два так же посверкивающих браслета. — А нас только трое! Ну, Варлей, схлестнёмся?!

— Нас четверо, — услышал свой голос Блейк.

— Ха! — зло хмыкнул Варлей. — Тоже мне, д'Артаньян нашёлся... — он откинулся, встал. — Ты не их. Они прилетели и улетят. А ты останешься здесь. С нами.

— Эххх!... — разочаровано откинулась Галочка Осиповна и снова закинула ногу на стол. — Он — и не ваш, Варлей. Не твой он. И знаешь, почему?

Варлей остановился. Всю сцену промолчавший Боча остановился тоже. Синхронно оглянулись.

— Он уже попробовал живой крови. И она ему понравилась. А у тебя от неё — несварение желудка. Так что продолжай жрать свои стерильные стероиды.

Варлей, было, дернулся, но замер, словно прислушался к чему-то, повернулся, и они с Бочей чуть ли не бегом помчались на выход. И не только они — со всех концов зала, дожевывая на ходу, а то и бросив недоеденное, геймеры спешили к дверям.

— Сколько их...— удивился Блейк. — Больше двенадцати... гораздо...

— А... — отмахнулась научница, — не бери в голову. Это в Даяне райты с кем-то по-крупному схлестнулись. Вот всех и вызвали.

— А второй клан позвал своих, — понял Блейк. — Интересно: так можно на Гессе вычислить клановую принадлежность в Даяне...

— И, кому надо, вычисляют, — она продолжала исподлобья следить за Варлеем. И как только за тем закрылась дверь, убрала ногу со стола. — Извини. Но ты же не хотел драться?

— Я... Я бы не сбежал.

— Хорошо, если так. Извини, — она ещё раз извинилась: — Когда касается геймеров, мы им... мы вам на слово не верим. У нас на ваш счет очень тяжёлая статистика.

— Я бы не убежал.

— Может, и проверим. Но я не о том. Повторю: тебе драться было бы не приятно? — выделила она отрицание.

— Нет, — признал он.

— Вот я и свела риск боестолкновения к минимуму.

— Интересная методика.

— Они не любят рисковать. Рисковые идут к троянцам. А эти... — она пренебрежительно хмыкнула. — Ну, ты сам видел. Стоило им понять, что предстоит не просто прописка тушканчика, а драка, — настоящая драка! — и они стушевались.

Блейк не успел задать свой вопрос — она снова перебила его:

— Подожди — давай пересядем... У меня ботинки, конечно, чистые, но всё равно, сидеть за этим столом теперь... — она поморщилась и опять выделила отрицание, — не приятно.

Он улыбнулся тоже, поднялся и... и заставил себя выговорить:

— Галя...

Она подняла на него глаза — взрыва не последовало.

— Галя, — повторил он, — а может, куда— нибудь... в другое место?

— Две недели прошло, а у тебя ещё остались деньги? — удивилась она.

— Денег осталось чуть-чуть,— не стал врать он. — Зато... Да, я еще раз спалился, но зато вышел на четвертый уровень. У меня появились рейты.

— Четвертый?! Много же нынче за райтов дают... — удивилась она и улыбнулась: — Рейты за райтов?

— Там еще и тигрозавры были, и ещё...

Блейк от облегчения расслабился и едва не упомянул про Алый Жезл, но Галине его виртуальные успехи были не интересны, её удивило другое, и она вполголоса перебила его:

— Однако! У геймера — перерегистрация, а он хочет потратить последнюю толику рейтов не на амуницию, а на меня? Как интересно...

— Это — "да"? "нет"?

— Есть еще один вариант: я подумаю.

Этот вариант означает: "сейчас — нет".

— Однако... — научница опять с интересом посмотрела на парня. — Геймер, а в логических конструкциях — точен...

— Я — программист. Я умею работать с оператором "if".

Она задумалась...

— Что ж, давай проверим, как у тебя с "если".

И перешла на старый английский — английский далёкого патриархального XIX века:

If you can keep your head when all about you

Are losing theirs and blaming it on you;

If you can...

Строчку она не закончила, а предложила Блейку:

— Продолжишь?

Подхватить строку Блейк не решился, он тоже начал сначала:

If you can keep your head when all about you

Are losing theirs and blaming it on you;

If you can trust yourself when all men doubt you,

But make allowance for their doubting too;

If you can wait and not be tired by waiting,

Or being lied about, don't deal in lies,

Or being hated, don't give way to hating,

And yet don't look too good, nor talk too wise...

— Ладно. Хватит. Уговорил, — она смешливо поморщилась: — А то и наши речи, кажется, становятся "слишком мудрыми", — снова улыбнулась и с какой-то угрожающей лукавинкой добавила: — Только учти — пива я не пью. Совсем. И никакого. И никогда.

— Жаль, — улыбнулся и он. — Но я помню, что... ты... ты пьешь чай.

"Ты", — он опять выговорил с трудом, но взрыва не последовало и на этот раз.

— И куда ж меня поведут? — вместо того спросила девушка.

— Можно сюрприз? — попросил молодой человек.

— И чего это сегодня меня так просто уговаривать? — хмыкнула Галя, взглянула ему в глаза и протянула руку: — Веди.

Он принял её ладонь.

Обычно Галина Осиповна ходила в перчатках, но за две недели "экспедиции" пару-тройку раз её обнаженной руки он коснулся — ладони у неё были влажными. И не то, чтобы сыроватыми, а именно вечно мокрыми...

Сейчас перчатки торчали из кармана её форменного комбинезона, а её мокрая рука... Влага её ладони только подчёркивала, что ладонь у него в руке — чужая, что ладонь — живая, что ладонь — не мужская. И что это — не деревяшка, не пластмасса, что это — часть тела, женского тела.

А ладонь сжалась:

— Эй, — тихо проговорили женские губы, — вернись... Здесь куча мебели... Воткнёмся.

"Заметила,— подумал Блейк, — заметила и, как у девчонок водится, преувеличила". Но лёгкий крышелёт, признался он сам себе, был. А лёгкое возбуждение осталось.

Мягкий огонёк остался тлеть и у неё в глазах... или на губах? в чуть приподнятых уголках чуть раскрытых губ?.. Он едва удержался, чтобы не поцеловать её прямо в них — прямо здесь, среди многой мебели и немногих геймеров, прямо посреди этой почти пустой ресторации.

Но удержался. А удержавшись, аккуратно поправился: "...попытаться поцеловать".

"А если бы? — подумал он, — Что бы тогда она?.. Да что толку гадать: нет повода — нет и вывода".

"Не решился, — поняла девушка. — А если бы?" — и не стала додумывать, только плотнее сомкнула губы да притушила глаза... Да старательно удержала вздох.

Вследствие нераздельности реальностей столичному холду Пристанище на Гессе соответствовал столичный холд Пристанище в Даяне. На Гессе боссы опасались мутагенного излучения молодой Гелы, а в Даяне главным приоритетом была обороноспособность, вот холды и укрылись в недрах гор. В Даяне они имитировались под пещеры, соединенные туннелями, изначально прорытые подземными водами, подземными чудовищами, расширенные клановыми рабами, украшенные клановыми художниками, клановыми мастерами. Виртуальных рабов клан покупал за рейты, отчисляемые членами клана, а мастера были реальными, была даже такая специализация — артсмены: геймеры, занимающиеся виртуальным строительством, дизайном. В кланах ценили...

В столичном холде клановые артсмены допускались только к внутренним покоям своих помещений. Всё остальное исполнялось штатными Конструкторами — профессионалами, нанятыми консорциумом Даяна.

Приблизительно так же дела обстояли и на Гессе. Только вместо виртуальных рабов в горах работали вполне реальные роботы. А Конструкторы не заморачивались необходимостью имитировать помещения под пещеры, да и проходы были более геометрически выверены: нету реальных чудовищ, способных в условиях подгорной жизни наедать размеры, необходимые для коридоров. И такого изобилия подземных рек ни в какой горе нету тоже!.. хотя задачу отвода подземных вод, как читал Блейк, местным инженерам приходилось решать постоянно. Но большие деньги решают любые проблемы — в коридорах не вспоминалось ни о тоннах отводимых вод, ни о километрах нависших скальных пород — всюду было просторно, сухо, светло. Прохладный скознячок освежал лицо. Фасады нечастых, врезанных в скалы зданий, под которые были стилизованы жилые помещения, магазины, кафе — не напоминали пещеры, а радовали глаз разнообразием. Широкие оконные экраны, размещённые между ними через каждые двадцать четыре метра, давали вид на долину, давали ощущение простора, тишины, покоя. (Обязательное условие: долина должна быть реальной... Правда, необязательно она должна была располагаться сразу за стенами именно данной горы).

— И почему здесь всё считают в дюжинах? — спросил Блейк.

— Это б я у тебя, программист, должна спрашивать, — хмыкнула Галина Осиповна, но объяснила: — Бзик отцов-основателей. Они считают, что в средневековье именно этим отличались грамотные люди от черни: отребье считало по пальцам.

— А на самом деле?

— Не знаю. Но, наверное, они правы: двенадцатеричная система со всех сторон удобнее. Надо объяснять — почему?

— Нет.

"Двенадцатеричная — компактней: дюжина дюжин — это два слова, два знака, а сто сорок четыре — уже три. Но главное, наверное, в том, что десять золотых можно поровну разделить только между двумя купцами, пятью и десятью, а двенадцать — и меж двумя, и тремя, и четырьмя, и шестью, и двенадцатью".

— ... И не со средневековья оно пошло: год на двенадцать месяцев разделили гораздо раньше. И сутки — на две дюжины часов. И час — на пять дюжин минут. И минуту — на пять дюжин секунд, — она улыбнулась: — А вот секунду на миллисекунды делили уже неучи. Далеко ещё?

— Нет, — ответил Блейк.

Идти было приятно, он бы ещё шёл и шёл. Её локоток у него под рукой, её влажная ладонь у него в ладони, иногда соприкасающиеся плечи, иногда соприкасающиеся бёдра — лёгкое возбуждение не покидало его, оно сбивало резкость восприятия мира, странным образом обостряя его.

Прохожих было мало. Геймеры сидели по кельям у компов — где-то в Даяне шла битва между райтами и... с кем они там схлестнулись? Обслуживающий их персонал работал, зарабатывал — на серьёзную учебу, на серьёзное пластику, на участок земли с ласковым климатом... Или на келью здесь — с выходом в Даяну.

— Ты там, куда мы идём, часто бываешь? — поинтересовалась девушка. — Один?

— Никогда. И значит ни с кем, — улыбнулся Блейк.

— И так хорошо знаешь дорогу? Мы же уже с полдесятка... с половину дюжины... — улыбнулась и Галя, — полдюжины переходов/перекрёстков прошли. Ты на коммуникатор ни разу не взглянул.

— Когда искал, карту я изучил, мне большего не надо — я же геймер, я помню.

— Это мне не надо бы — я следопыт! А ты... объяснись!

— Ты — следопыт, а я — трежер. Как ты ориентируешься в саванне, так я — в лабиринтах. Только, наверное, лучше, — сказал он и испугался: не обидится ли?

— Однако... — она не обиделась, она заинтересовалась: — На основании чего ты это решил?

— В саванне мы с тобой были. Тебя — в естественной среде — я видел. А, скажем, "Шахматный лабиринт" ты проходить пробовала?

— Все пробовали.

— Ну, а ты?

— Шестой уровень однажды сделала.

— Неплохо.

— Ничего себе — "неплохо"! В нашей группе универа большинство остановились на четвёртом. Только один одолел пятый.

— Я и говорю: неплохо. Выше среднего. А я прошел десятый. По экспертной трассе.

— Да будь у меня масс-детектор, и я, может, тоже до десятого бы добралась!

— Будь масс-детектор у меня, — вздохнул Блейк, — я бы пошёл дальше. И на Земле. А не рванул на Гессу.

— Так ты что — десятый взял голым?!

— Нет, конечно. Да теоретически, если бы я на каждом уровне собирал не менее девяноста процентов кладов, мне бы к одиннадцатому на масс-детектор как раз и хватило бы... Но у меня было только семьдесят шесть процентов...

— У меня около пятнадцати... — призналась девушка. А девяносто... это вообще — реально?

— Статистика: раз в десять лет кто-нибудь собирает.

— А за реальные деньги ты ничего не покупал?

— На крупное... Откуда у меня такие суммы? А по мелочи... Трежеры считают, что купленное в чужой реальности — грязное, оно пятнает, отвращает удачу в своей.

— То есть на каждом уровне ты пользовался только тем, что предлагал сам уровень?!

— Ага. Я шёл чистым.

— Да как же ты проходил— то их?! Клады находил, пороги преодолевал?

— Смотрел внимательно, считал тщательно и, — улыбнулся он, — не пугал удачу.

"И надо знать, что искать, — мысленно добавил он, — и где. Просто опыт. А его у меня... Как-то матушка ругалась и проговорилась, что свой первый клад маленький негодник, забравшийся под её ником во взрослый лабиринт, нашёл в шесть лет".

Вот, к примеру, данный поворотик — он нелогичен. Он выбивается из общей структуры планировки. Это типичное расположение порога. Порога первого уровня. У которого должен быть замок первого уровня. Будь Блейк в лабиринте Даяны, он бы увёл спутницу подальше, свинтил от неё и вернулся бы сюда один. А дальше — по всем методикам: с нижнего левого угла... Можно было бы перещупать всё и найти. А можно...

Они уже поворачивали за этот нелогичный угол стены, когда Блейк сбился с шага, словно споткнувшись, — и чуть не упал, чуть не уронил девушку...

Да-а, такую уронишь — она подхватила его, удержала. Но Блейку её суета не помешала — пару секунд лицом к стенке он продержался, ему хватило: он расфокусировал взгляд, так чтобы вся стена уместилась в поле зрения и...

И чуть вслух не ахнул. Камень стены здесь прикрывали неширокие панели под дерево. Каждая из плиток чуть отличалась от соседних, создавая своеобразный орнамент. Та, о которую он зацепился глазами, отличалась от других тоже, но... она сбивала узор, а не продолжала, не выявляла его!

"Стоп! — я на Гессе, а не в Даяне! — барахтаясь в руках Галины, мысленно закричал Блейк, — На Гессе!"

И словно подтверждая реальность окружающего, его локоть проехал по груди девушки.

Галина резко отстранилась:

— Это что ещё за детские игры?

"Что ж, пусть всё будет по-взрослому".

Блейк за волосы притянул её голову, губами накрыл губы, а другой рукой — грудь.

Про её чёрный пояс вспомнил он только после... после полудюжины, наверное, дюжин секунд — уже когда она высвободилась. Точнее — когда она высвобождалась. Это было, как капелька ртути: р-раз, и утекла, и в твоих руках пустота...

— Что это было? Объяснить не хочешь?— потребовала она.

— Нет.

— Больше. Так. Не делай. Понял?

— Нет.

— Что ж, тогда тебя будет ждать сюрприз. А пока... — она протянула ему руку, — веди.

"И почему я совсем не понимаю женщин?! — подумал он, опять принимая её ладонь. — Понравилось — к чему рычание? Не нравится — к чему тогда эта влажная ладошка?"

— ... но если мне там не приглянется!... — Галина Осиповна только что не оскалилась, — сюрприз тебя будет ждать гораздо раньше.

"...и почему мне она больше нравится — когда молчит, а возбуждает, когда вот так взрыкивает?!" — Блейк перевел дыхание и повёл.

Вскоре, через пару поворотов, они вышли на небольшую площадь. Шесть улочек в плане образовывали неправильное солнышко, в сердцевине которого невысокий столб полупрозрачной голограммы за невысоким парапетом являл вид на диковинно изогнутую друзу валунов. Меж улиц — особнячки, ниже окон вторых этажей которых — неброские вывески. В особой рекламе местные заведения не нуждались, все и так знали, что, к примеру, вон в том, которое обозначило себя всего лишь одной извилистой греческой буквой: — "зита", можно было купить пресловутые масс-детекторы... Это если у вас не имелось виртуальных рейтов, чтобы отовариться в Даяне, а реальных золотых Гессы был реальный излишек. Здесь, на площади Друзы и ближних к ней улочках не экономили... Кстати, а вон в том магазинчике, у которого на вывески груда булыжников и надпись: "Камни" — продавались камешки вес, которых определялся в одну двадцатую грамма — в каратах то есть: и персидская бирюза, и лунные агаты, и якутские алмазы...

И людей кругом было больше: прямо на парапете каменного фонтана расположилась компания девушек с яркими бутылочками в руках, двери лавок открывались-закрывались, впуская или выпуская посетителей. Девчонки громко смеялись, но озабоченные покупатели почти не обращали на них внимания.

"Если б я мог отовариться в "Зите", мне б тоже не до них было: я сразу же галопом понёсся бы в келью", — подумал геймер. Над дверью, куда Блейк подвёл свою девушку, особой вывески не было тоже, был типичный для самого дальнего Востока вертикальный шёлковый постер с экзотически вырисованным пейзажем да двумя иероглифами, которые, на взгляд европейского варвара легко было принять за три — гайвань: "чашка с крышкой".

Чайную "Гайвань" он нашёл по каталогам. (Зачем искал — предпочёл не вдумываться). Пригляделся — понравилось. Пригляделся ещё больше — понравилось ещё больше!

Подобного класса: достаточно дорогих, чтобы внутри не толпились пришедшие передохнуть от бдений за компами — в холде Пристанище имелось немного, зато очень разных по стилю: китайская чайная, японская, среднеазиатская, английская, русская... На дюжину тысяч населения хватало — геймеры предпочитали больше тратиться на оружие или амуницию, чем на непродуктивные посиделки, а для обслуживающего их персонала находились места попроще, где гайвань была именно тем, что она и значила: атрибутом для самых простых, повседневных чаепитий.

— Открывай, — предложил Блейк девушке.

В средневековом Китае дверных петель не придумали, и здесь, едва девушка взялась за ручку, дверь, приглашающе раскрываясь, заскользила в сторону. Лёгким серебром прозвенели недалёкие колокольчики. Галя недоверчиво заглянула внутрь, переступила через порог, остановилась...

За дверью было не помещение, а... дворик? Это была пещера. Большая пещера. К стенам её, к её своду инструменты, наверное, так и не прикоснулись — рыжие граниты бугристо выпирали, проваливались, нависали. Трещины сталкивались меж собой, тонули одна в другой, углубляя рельефы, а выступы, валуны небольшими протуберанцами выбивались из недр горы. И среди этого буйства земных элементалей, противопоставляя себя им, побеждая их, гармонируя с ними, разместилась — под самый потолок — двухэтажная, насквозь прозрачная, трапецеидальная призма. Чайная. Широким основанием она была обращена к вошедшим, и за стеклом отчетливо были видны несколько чёрных столиков, чёрные кресла... К чёрной раме прямоугольника насквозь просвечивающей двери вела выложенная каменными плашками тропинка. Чуть сбоку, среди нагромождения камней блестели воды небольшого прудика, в котором мелькали смутные тени рыб, и журчал, разбиваясь о него, крохотный водопадик, и полоскала в нём свои долгие ветви росшая прямо из камней серебристая ива.

— И как? Мне ждать обещанного сюрприза? — улыбнулся Блейк.

— Да, — улыбнулась девушка. — Может быть, на сюрприз ты всё-таки наработаешь, — и опять протянула ему руку: — Веди.

Оказалось, что аквариум чайной не так уж и прозрачен: женщина, одетая в светлое с намёком на зелёное ципао, появилась словно ниоткуда. Следопытка недоуменно качнула головой, и трежеру пришлось объяснить:

— Полупрозрачный полог, должно быть, да пара зеркал.

— А что на втором этаже? Не жилье же?

— Библиотека.

— Не поняла?...

— Я тоже поначалу не понял... Здешняя хозяйка... Её библиотека — это произведение искусства: все издания подобрала или сформировала она сама, лично. Оказывается, госпожа Ксиаауэн — довольно известная составительница антологий.

— Странно...

— Что?

— Что мы не знакомы.

— Она прибыла две недели назад.

— Сумела купить участок здесь, рядом с "Зитой"? Поить чаем геймеров?

— Её пригласили. На контракте она. Может, хочет заработать на нечто подобное дома, на Земле?

— Хороший контракт... — с оттенком зависти пробормотала научница.

Хозяйка ждала их у порога.

— Здравствуйте, — чуть поклонилась она.

— Здравствуйте, — как мог, обозначил ответный поклон Блейк, — моя девушка любит чай...

Галина Осиповна искоса взглянула на него, перевела взгляд на хозяйку... Около тридцати лет, может чуть старше... а может и не чуть... и кровь китайских предков была в ней, наверное, совсем без посторонних примесей... или перебарывала все. Госпожа Ксиаауэн, не спеша, перевела взгляд с Блейка на девушку, и научница почти физически прочувствовала, как китаянка добралась аж до XIII века её собственной генеалогии — до того самого татарина из батыевой орды, вломившегося в тихий домик... Но тут же — ещё один быстрый взгляд на Блейка и — улыбка, азиатская, китайская, женская...

Женщины поклонились друг другу. Блейк ничего не понял, но на всякий случай поклонился ещё раз тоже. Хозяйка сразу ответила, Галина поддержала её, и они обе, даже не переглянувшись, с интересом воззрились на парня.

"Опять кланяться?.." — подумал он, и ему вдруг представилась длинная линия домино с уже качающейся той, что в начале... И тогда вместо всяких церемоний он не отказал себе в удовольствии повторить:

— Моя девушка любит чай,— и добавил: — Угостите?

— Вашей девушке... — пауза была почти не заметна и почти не слышна была ирония в высоком голоске, — Вашей девушке понравится.

Она больше не кланялась, она, совсем не по— азиатски, смотрела прямо в глаза Гале, и та не кланялась тоже — они улыбались, улыбались друг другу.

— Только у меня всего пятьдесят рейтов, — уточнил на всякий случай Блейк.

— Вы уложитесь, — успокоила его хозяйка. — Заходите.

И дверь за её спиной отъехала в сторону.

Секундного колебания "своей девушки" Блейк сначала не понял, но хозяйка, непроизвольно скосив взгляд на их обувь, чуть пожала плечами...

"Разуваться?! Ну уж нетушки!" — Блейк сделал вид, что ничего не заметил и пошел к столикам. Женщины последовали за ним.

Галине нравилось всё. Ей нравилось геометрически-лаконичное убранство небольшого зала, ей нравился каменный хаос за его прозрачными пределами, ей нравилась негромкая музыка, исполняемая на древних инструментах: звучала и эрху — древняя китайская скрипка, и пипа — древняя китайская мандолина, и йанг кин — древний китайский ксилофон, ей нравилось журчание водопада, которое странно гармоничным фоном ложилось на эту фоновую, в общем— то, музыку, ей нравилась посуда — ручная работа из исинской глины ("Мастер Ли Чао, он мой троюродный дядя", — пояснила мастер антологий госпожа Ксиаауэн), а уж чай!...

— Воду мы берём неподалёку, с поверхности. Есть там родничок. Бьет почти вплотную к леднику. Пришлось его укрыть, чтоб зимой не перемерзал. Очень мягкая вода, очень. А чай... У нас есть и местные сорта, и классические, с Земли. Вы знаете, я была удивлена: не ожидала от здешних такого высокого качества. Хотите посравниваем?

Деревянный столешница: "я просила пихту, но брат не послушался, взял местное — и не разочаровал", ваза, одинокий цветок, одинокая роза: "когда есть двое — остальное лишнее, но цветы лишними быть не умеют". Чайнички на пару чашек, на пару напёрстков — чашечки... Госпожа чайных дел мастер меняла сорта, исчезала на несколько минут, появлялась... Рассказывала о следующем сорте... Её руки порхали над столиком, появлялись новые чайные наборы, которые хотелось взять в руки и любоваться, любоваться... А потом из рук в руки передать Блейку, соприкоснуться с ним ладонями, пальцами... Хозяйка улыбалась чему— то, исчезала...

Давно Гале не бывало так разнеживающе спокойно. И что было причиной — музыка древних инструментов, вкус древнего напитка или...

Или то, что ни один из полудесятка... полудюжины... сортов чая не смог смыть вкус недавнего, "лепестками тающего на губах" поцелуя? Хотя какие там лепестки — Блейк был груб. Как его рука у неё на груди.

Или того проще — растерянные взгляды этого геймера, не понимающего себя, взгляды его, оглаживающие её ноги, трогающие, опять и опять трогающие её обтянутую тканью грудь...

"Ну-ну, — посмеялась над ним девушка, — я же в форменном костюме, который где надо — мягкий, где надо — жёсткий, который сконструирован под меня, подогнан под меня, в котором мне даже корсета не понадобилось бы, не говоря уж о лифчике — что ты там можешь ущупать?! Одного раза не хватило?.. — и она... она усмехнулась над собой, — А тебе самой-то хватило?"

Но разбираться в себе, портить вечер — не хотелось. Она и не стала.

Два часа пролетели быстро. В очередной раз госпожа Ксиаауэн вышла не с ещё одним подносиком, а только с ароматической палочкой. Подошла, поклонилась:

— Извините, но, кажется, это всё, что я могла для вас сделать: от пятидесяти рейтов остался один. Это стоимость аромата можжевельника — аромата покоя. Он тлеет десять минут. Зажигать?

— А, — махнул рукой Блейк, — предки моей девушки говорили: сгорел сарай — гори и хата! Зажигайте!

Но девушке уходить не хотелось, она в очередной раз стерпела притяжательное местоимение, но вмешалась:

— Погодите, а может...

— Извините, но нет, — опять поклонилась хозяйка: — Следующие шесть часов у меня уже выкуплены. Большая компания ждёт снаружи, ждёт, когда вы закончите.

Вспыхнул огонь, затлел уголёк верхушки ароматической палочки... Запахло можжевельником. Блейк поёжился: запахло долиной капища — да уж, хорош "покой"...

— Теперь у вас есть десять минут. Последние.

Блейк не расстроился, было понятно, что Галина Осиповна хотела доплатить, на что он всё равно не согласился бы. Он одним глотком покончил с чаем:

— Спасибо, всё было прекрасно. И лучше бы всё равно не было бы. А теперь так хорошо, что не хочется больше ничего. И никого. Не хочется видеть никого из посторонних, — он поднял глаза на хозяйку: — Вы можете выпустить нас через второй выход?

— Могу. Это стандартная услуга нашего заведения. Бесплатная, — улыбнулась она, но улыбка тут же истаяла с её губ: — Но боюсь, вам она не поможет.

— Не понял? — не понял Блейк.

Научница не поняла тоже. Однако благодушие слетело с неё:

— Почему?

— Там вас ждут — двенадцать человек.

— А у главного входа?

— Тоже двенадцать. Я же говорю: большая компания. Сегодня у меня будет хороший бизнес. И у вас осталось девять минут.

— Райты, — теперь понял Блейк.

— Я свяжусь с нашими, — начала действовать Галина Осиповна.

— Боюсь, это невозможно, — опять с сожалением, поклонилась хозяйка, — здесь место отдохновения... никакой внешней связи... никакие внешние звонки не пройдут.

— Кажется, тебе всё-таки придётся драться... Хоть ты и не хотел.

— Не хочу, — упрямо пробормотал Блейк. — И не буду.

— Оба выхода заблокированы!

Блейк протянул к ней руку, и Гале ничего не осталось, как только сплести с ним пальцы.

— Я трежер. А они — голытьба.

— Трежер, здесь — Гесса, а не Даяна.

— А вдруг они не очень отличаются друг от друга?! Реальные чаи гоняли же мы только что в счёт шкур виртуальных тигрозавров!

— О! как интересно, — улыбнулась мастер антологий. — Вы, юноша, что ли, нашли выход? Ваша девушка будет впечатлена...

— Да не его я девушка! — Галя хотела вырвать свою руку из ладони Блейка, но у неё не получилось.

"У меня — чёрный пояс", — напомнила себе Галя. Не помогло.

А Блейк обратился к хозяйке:

— Вы же не будете пытаться останавливать двух оглашённых, которые пропрутся на улицу напролом сквозь Ваши личные покои?

— Я не покажу вход в них!

— Обойдёмся.

— На выходе — код. Вы не откроете дверь!

— В Вашем кабинете — окно на площадь. Там же просто стекло? Без всяких кодов?!

— Земное стекло!

— Я оплачу, — вмешалась девушка, его девушка.

— Нет. Я не позволю бегать по моим покоям никаким оглашённым в грязных ботинках!

— Не вопрос, — улыбнулся Блейк, выпустил руку Галины и начал разуваться. Оказалось, что форменную обувь снимать дольше.

— Шесть минут, трежер, — предупредила хозяйка.

"Да ей самой до чёртиков... до китайских чёртиков любопытно, как он... Посмотреть на трежера в естественной среде обитания!" — поняла Галя.

— Успеваем. Пошли! — он повернулся к лестнице.

— А-а?.. — Галя кивнула на прикрытую полупрозрачным пологом дверь.

— Нет, там служебные помещения, кухня — тупик там.

— О-о... — улыбнулась хозяйка.

"А ты что думала?!" — прописалось на лице мальчишки.

Женщина промельком скользнула взглядом по Галине.

"Это я должна была восхититься! — поняла девчонка. — И чего это я кому должна?!" — возмутилась она на себя.

По лестнице в библиотеку они влетели одним духом. Хозяйка — на полшага сзади, не задержавшись ни на секунду, не запутавшись в своём платье, не переведя дыхания... Всё с тем же, прикрытым гримасой скептицизма, неприкрытым любопытством.

"Да у неё... — поняла научница. — Древняя семья, Китай, толпа родственников... Да не захотела бы — не пустила. И плевать бы ей было на мой черный пояс. Свой — ей, наверное, лет в пятнадцать вручили... если не в восемь".

А Блейк тем временем, явно рисуясь, и что обидно, не перед ней — огляделся...

Госпоже Ксиаауэн его выпендрёж понравился — в её голосе убавилось недоверия, прибавилось — ожидания чуда:

— Пять минут.

И ещё один взгляд искоса в сторону Галины Осиповны.

"Это что же такое — она мне уроки даёт?!" — нахмурилась девушка.

Как ни странно, но мальчишка словно почувствовал её недовольство, он прекратил позёрство.

— Я нашёл ролик сдачи "Гайвань" владельцу. Потому знаю: вон за тем зеркалом — вход. По техническим условиям, по нормам средневековья — он должен быть без всякой автоматики.

Невысокие полупрозрачные в обе стороны зеркала отъединяли четыре терминала от других. Блейк шёл к левому угловому.

— А почему я никаких подобных роликов не видела? Я же просматриваю все упоминания в сети!

— Личные папки не индексируются. Они глухо не закрываются, но общий поиск их обходит. Я зашёл к архитектору этого здания и прошёлся по его каталогам. Мастер Хао — если вы не знаете.

— Мой брат. Двоюродный. Если вы не знаете.

"Кажется, братцу Хао сегодня не поздоровится", — сдержала улыбку Галя и вполголоса пробормотала:

— Так вот для какой "сестрёнки" он последние месяцы "лепил конурку"! Три недели отпуска, а сколько новостей!

Впрочем, хозяйка услышала. Её быстрый взгляд девушка перехватила.

"Да-да, городок у нас маленький, нормальных людей — и того меньше. Мы все друг друга знаем".

— Ну и?.. — обратилась она к Блейку.

В углу ни входа, ни выхода не было. Был стандартный терминал, кресло, панель зеркала, с одной стороны, матовая панель на стене — с другой, чёрная полоса, разделяющая гладкий отсек терминала и прочую поверхность, сквозь которую словно проступали, выступали неровные камни пещеры.

— Я знаю, что дверь есть, что она здесь. Ищем ручку. Я полагаю, сработано оно всё по эргономике — так, чтобы хозяйке было удобно, — он не удержался, опять сорвавшись с сугубо делового тона, оглядел госпожу Ксиаауэн, и, зажав под мышкой свою обувку, выбрал выступ на высоте её талии. Поморщился, — Нет, угловатый какой-то.

— Блейк! — не выдержала Галина Осиповна, — Время!

— Да ладно, ладно, — извинился трежер, — вот этот. И ещё: должна быть небольшая страховка, защёлка нехитрая какая-нибудь. Удобно здесь нажать вниз, а уж потом...

Мягко щёлкнуло, и панель легко отъехала в сторону, открывая небольшой, изогнутый некрутой дугой коридорчик.

— Нет, бить стёкла в своём кабинете никаким оглашённым я не позволю! — хозяйка сбросила разрисованные лотосами тапочки и на голых ножках скользнула мимо Блейка, — Идёмте.

Стены, убранные деревом, пара гобеленов с драконами... Не до конца задвинутая дверь приоткрывала спальню... Да, у госпожи Ксиаауэн — хороший контракт, совсем немногим, наверное, хуже, чем у её брата. Хоть и двоюродного.

За другой полуприкрытой дверью за компьютером сидела девочка... На экране — пирамида ABCD, ряд формул... Девочка обернулась, подняла бровки... Но хозяйка покачала головой, и девочка дисциплинировано вернулась к стереометрии.

Кабинет. Стандартный терминал был здесь, наверное, единственной стандартной вещью. Огромное, едва ли от пола, чуть ли во всю стену окно с изогнутыми крупными волнами границами, открывало вид на площадь.

Девиц на парапете уже не было, а у входа в чайную... сколько до него? метров двадцать? — толпились люди. Молодые мужчины. Некоторых из них Галина Осиповна знала. Того же Бочу, к примеру. Непроизвольно сделала шаг назад.

— Оттуда нас не увидят — наверняка у стекла односторонняя прозрачность, — пояснил Блейк. Хозяйка улыбкой подтвердила: так оно и есть. Галя тоже вспомнила, что снаружи никаких окон видно не было — снаружи это был монолит стены.

Блейк подошёл к окну, глянул вниз, на тротуар:

— Только б ногу не подвернуть...

"Это тебе не в Даяне по стенкам бегать..." — подумал он, оглянулся. Галина Осиповна, наверняка думала о том же.

— Небольшая фора у нас будет. Я бы убежала. Тебя — догонят. Некоторые из них — атлеты, ты — нет.

— Главное, следуй за мной и ничему не удивляйся.

— Кажется, у молодого человека в запасе есть ещё один фокус... — улыбнулась хозяйка.

— Ну, если ты в третий раз сделаешь райтов...

— Тогда что?

— Тогда главное, ничему не удивляйся... — улыбнулась девушка.

— Три минуты, — напомнила хозяйка.

— Извините, мы обуемся?

— Разрешаю. Показать, как открывается окно?

— Не надо. Справа, внизу на раме ребристый выступ.

"В принципе, очевидное решение, — попыталась логикой прикрыть удивление девушка, — Поискать, я б тоже нашла".

— Слушайте, а Вы банки не пробовали грабить? — женщина удивление прикрывать не стала.

— У банков принята стандартная практика: перед установкой защиты выставляют в сеть её аналог и объявляют сумасшедшую премию всем желающим. Спокойней сто раз попробовать сломать виртуальную защиту, чем хоть раз лезть сквозь нечто подобное в реале. Я не справился ни с одной, — сразу отказался он, закончил с обувью, выпрямился. — Готов.

— Тоже.

Он направился к окну.

— Открою я, — остановила его Галя. — И прыгаю первой, внизу тебя подхватываю. Тут уж доверься следопыту.

Блейк взглянул вниз, на мостовую, и сдержал гонор:

— Принято.

— Полторы минуты, — проинформировала хозяйка.

— Принято.

Галина дождалась, чего хотела: райты хором уставились на появившуюся из одной из лавок девушку, за которой следовала небольшая глайдерная платформа с кучей расписных коробок, и нажала на кнопку. Стекло плавно ушло вниз.

— Пятнадцать секунд, — успела услышать она и прыгнула вниз.

Гогот райтов над девицей заглушил звук удара мягких подошв ботинок о мостовую. Блейк, закрыв глаза, сиганул следом. Она перехватила его, уронила на себя, перекатилась...

— Цел?

— Да, — сглотнул он.

— Веди!

Они вскочили и понеслись. Уловив выбранное Блейком направление, Галина вырвалась на полшага вперёд, схватила его за руку и потащила за собой.

— Смотрите! Вон они! — раздалось сзади.

— Эй!..

— За ними!

— Господа! А как же чай?.. — засмеялся голос сверху. — Куда вы?! У вас же уплочено! Ну хоть возвращайтесь! Я буду ждать!

А тонкий голосок: "Мама, кто это?!" — никто кроме матери не услышал.

— Влюблённые, милая, просто влюблённые, — госпожа Ксиаауэн обернулась к подглядывающей в щёлку девочке, — Всё, кино кончилось, иди занимайся.

— А они?..

— Не бойся, у них всё будет хорошо. Через пару часов на форуме наслушаешься. И можешь похвастать, что пара оглашённых совсем не испугала тебя, когда прорывалась к нашему окну...

"Уплачено? Что ж, хоть не испортили ей её бизнес", — подумала Галя.

Она волокла за собой Блейка и понимала, что далеко им не уйти. Надежда была только на обещанный мальчишкой фокус.

— Быстрей! — выдохнул Блейк.

Что ж, ему видней. Галина перестала экономить силы. Только бы у парня не заплелись ноги.

"Эх, не поучила я его бегать, взявшись за стремя!"

— До следующего поворота! Быстрей! Вторая группа... Перехватят...

"Да, те, кто ждали их у второго выхода, по паутине переходов наверняка сейчас мчатся нам наперерез".

Их догоняли. Она хребтом чувствовала, как сокращается дистанция. Ещё давеча, из окна разглядела она в разношерстной толпе пару бойцов... Райты решили поступить правильно: первый раз нарвались на отпор, во второй — они не оставили шансов ей. Что ж придумал Блейк? За следующим поворотом? Нет же там ничего. Уж что-что, а квартал Друзы она знала!

Когда поворачивали, не выдержала, оглянулась — как раз из-за предыдущего поворотика выскочила та самая парочка. Секунд десять у них форы осталось, не больше.

Блейк задыхался. Скомандовал:

— Стоп!..

Высвободил руку. Судорожно вздохнул-выдохнул. Непонятно взмолился:

— Ну, Богиня!..

И хлопнул по стене.

Галина оторопела: то, что было... то, что выглядело монолитом стены, оказалось диафрагмовой дверью. И она раскрылась! Блейк ввалился внутрь. Галя тоже не стала колебаться — она переступила через порог. Блейк опять хлопнул ладонью по стандартному, ничем не замаскированному с этой стороны, контактному запору, и диафрагма послушно сомкнулась.

Он без сил опустился на пол:

— Успели. И оно сработало. Всё-таки оно сработало.

Рядом с дверью мягко светился оконный, в рост человека дисплей. Спрятанные в стене камеры отображали на него происходящее с той стороны, с обеих сторон поворота: вот добежала, повернула и промчалась мимо бойцовская парочка, вот по одному, по двое прорысили остальные...

Блейк потихоньку приходил в себя.

Галина огляделась: типичный технический проход — никаких тебе гобеленов, никаких панелей — каменные стены, невысокая арка каменного потолка, каменный пол, неяркие, уходящие вглубь изгибающегося влево коридора светильники.

Камера, с которой проход начинался, в которую ввалились они, была чуть выше и шире, но тоже — камень, камень... В углу какой-то пульт рядом с небольшим дисплейчиком, на коем крутилась, бегала влев-вправо, вверх-вниз, мигала, меняла размер и вид шрифта надпись мягкого зелёного цвета: "Введите код доступа".

— Ты не хочешь объясниться? — обратилась Галина к парню.

Он покачал головой.

— А придётся! — резко бросила научница.

Блейк обречённо вздохнул, откинулся спиной на панель — на мерцающую панель оконного дисплея.

— Да я и сам не знаю. Мы здесь, когда к чайной шли, о "Шахматке" говорили, вот я и взглянул на стену — взглянул взглядом трежера. И обомлел...

— Как же, помню. Так это ты, обомлевши, меня лапать начал? Чтоб я тоже — сомлела?

Взгляд у Блейка потяжелел, парень поднялся, набычился, шагнул к ней. Она осталась на месте. Помогать ему — жестом, улыбкой, взглядом — она не собиралась. Она смотрела за него, сквозь него, в дисплей, в даль отображаемого им коридора. А там появилась толпа райтов. Они, переругиваясь, возвращались. И их было явно больше дюжины: обе группы воссоединились.

Блейк потянул ладонь к её лицу.

— Извини, — перехватила её Галя. — Но нет, — и кивнула на райтов. — Они мне мешают.

Он потянулся к кнопке отключения дисплея.

— Нет, — опять отказала ему она. — Послушаем.

Кажется, он вознамерился обидеться — попробовал вырвать свою ладонь из её руки.

— Нет! — пришлось в третий раз сказать ей. Но теперь пришлось попросить, ещё раз попросить: — Трежер доверься следопыту.

— ... так где вы их последний раз видели?! — там, за стеной вопрошал Варлей. — Именно ви-де-ли! — по слогам продекламировал он.

— Последний раз — здесь.

— Где — здесь?!

— Вот за этим поворотом, — пробурчал один из воинов.

— Место, место указать можешь?

Второй воин завернул за угол, топнул ногой, а потом ещё и попрыгал:

— Вот здесь! На этом самом месте!

— Им хватило бы времени добежать до следующего угла?

— Хватило бы, — опять пробурчал первый.

— Впритык, но хватило, — признал второй.

— Значит так, пока остаемся здесь, — скомандовал Варлей. — Но выставляем пост на следующем углу, первая шестёрка — туда. И на следующем — тоже. Вторая шестёрка, вперёд! Никуда они не денутся — появятся! И вызову-ка я Грета — пусть он здесь пошарит. Да и Орли, пожалуй, тоже.

— Орли? — с намёком переспросил Боча.

— Орли! — с вызовом ответил Варлей, — Ничего, заплатят.

— Орли? Не знаешь — кто это?

— Знаю, — покачала головой Галина, — Известная в Даяне воровка.... Но здесь, на Гессе... А Грет? Ты, что ли, про него что-то слышал?

— Да, — без энтузиазма проговорил Блейк.

— Он?...

— Он — трежер, известный трежер. Еще с Земли известный. Лучше меня.

— Найдёт?

— Ну, найдёт. Только толку— то. Здесь же не Даяна, в конце концов, — Блейк протянул руку к стандартному запору и опустил вниз стандартную защёлку. — Жёлтой отвертки у него здесь не будет. Пусть стучится. А ломать стену в нейтральном, в столичном холде, причём, в квартале Друзы, кто бы им позволил. Да и... Будь я на месте конструкторов, я бы неподалёку ещё пару заманух повесил. А что они дурнее меня? Вот пусть Грет и погадает. — Блейк еще подумал и окончательно решил: — Они у себя на секретных картах поставят в этом месте какой-нибудь секретный иероглиф — тем дело и кончится.

— Но нас-то отсюда всё равно не выпустят?

— Выпустили бы, только не пропустят.

— Значит, идём вперёд? — улыбнулась Галя. Ей было интересно: приключение продолжалось! Она шагнула в коридор.

— Стой, — устало остановил её Блейк.

— А?

— Мы вошли сквозь порог первого уровня. За ним — лабиринт первого уровня. И ловушки тоже — первого. Чаще всего. Например, простенькая ловчая яма с отравленными кольями.

— Да здесь же не Даяна! Это Гесса — геймер!

— А если её законы кончились вот за этой дверью? Хочешь проверить? Но, что здесь перерегистрация не предусмотрена — известно точно.

— Хорошо, что предложишь ты? — не стала скрывать раздражения Галина Осиповна.

— Да то же самое... Только... — он вздохнул, — Первым иду я.

— Принято.

— И ещё... Я — одиночка. Я никогда не работал...— он чуть помедлил, подбирая термин, — в команде я не работал, я даже проводником никогда не подрабатывал.

— И что? Я тебе помешаю?

— Не без того. Подожди... — остановил он её реплику. — Я не о том. Я о технике безопасности. Понимаешь, у меня рефлексы под ведущего не заточены. И это придётся учитывать тебе. Может получиться, что я увижу простенький капкан и без особых раздумий перешагну через него. Конечно, я предупрежу тебя... но... А если какая стрессовая ситуация? Или наоборот, скажем, после часа монотонной ходьбы, когда уже устанем... В общем, двигайся за мной шаг в шаг, я нагнулся — ты нагнулась, я упал — ты, не рассуждая, падаешь тоже. Конечно, про отравленные колья я загнул, но получить в нос струю слезоточивого газа — тоже не...

— Не чай с жасмином выпить, — признала девушка. — Веди.

"Кажется, это слово входит у меня в привычку", — подумала она.

Кажется, Блейк улыбнулся о том же, он протянул ей руку, Галя смерила его насмешливым взглядом и... и подала свою.

— И ты как-то ненавязчиво умолчал про "богиню"... Расскажешь?

— Да нечего рассказывать, это из Даяны, а я от отчаяния...

— Но оно сработало! Так что рассказывай!

— Хорошо, только давай на привале: сейчас мне нельзя отвлекаться.

— Хорошо, но не думай, что потом, на привале отвлечешь — меня. Пошли?

Блейк ещё раз оглядел коридор, кивнул и вошел под невысокие своды прохода.

А на той стороне от закрытой двери толпа клубилась и клубилась... Безостановочно расстояние от одного поворота до другого мерил Варлей. За ним неотступно следовал Боча. Геймеры ворчали: одно дело на пять минут толпой поучить правилам поведения наглого тушканчика, другое — стоять в коридоре, ожидая незнамо кого незнамо зачем. Трежер? Чего ему тут делать — не Даяна же! И когда он ещё явится? А в этих коридорах даже на девчонок не попялиться! Послать бы этого Варлея, но клановая дисциплина, но клановые рейты, клановая амуниция... Да и бросишь клан и... И некому будет защитить тебя: другие кланы не жалуют перебежчиков, а от миссионеров только один ответ — возвращайтесь! Реальность ждёт вас! Достали.

Грет появился минут через десять. Его оторвали от компа. Он был высок, не по— геймерски элегантен, спесив и брюзглив.

— Ну, чего звали?

— Грет, вот в этом коридоре пропали двое. Я понимаю, что здесь не Даяна, но...

Грет с удивлением посмотрел на Варлея, потом огляделся, потом неэлегантно выматерился, и вся спесь слетела с него.

— Ну?! — не выдержал Варлей.

— Здесь порог.

— Есть! — выматерился Варлей, — Открыть сможешь?

— Коз, — на геймерском сленге ответил трежер и пальчиком нажал на ту, нестандартную панельку. Но ничего не произошло.

— Ну?!

— С той стороны заперто.

— Что делать?

— А я знаю? В Даяне достал бы из своего рюкзака Жёлтую отвёртку. Хватило бы. Это ж порог первого уровня, то есть просто замаскированная под внешнюю структуру обыкновенная дверь. На той стороне — процентов на девяносто пять — стандартный замок со стандартной защёлкой. Вот бы магнитиком её, магнитиком... А в этой реальности... Может, взорвать на фиг? Здесь грамма пластида хватит.

— В столичном холде?! Сдурел?! Подожди, будет тебе Жёлтая отвёртка. Прямо из этой реальности,— Варлей был напряжён, но отчаяние откатилось от него. Он поднял коммуникатор: — Первая и вторая шестерка, сюда! Снимайтесь!

Из-за дальнего поворота тут же появились "постовые" и вопросительно замахали руками.

"Да, да!" — пришлось еще и рукой подтвердить приказ Варлею. Один из ближней шестёрки ещё раз зашёл за угол: видно, помахать руками ещё и дальней, а остальные толпой двинулись к месту сбора.

А Варлей переключил коммуникатор:

— Орли, ну где ты?

— Ну, конечно, кто ж ещё-то... — пробормотал Грет.

— Да вот она я, — из-за угла, чуть позади его постовых показалась девица в широченных штанах, разляпистой майке, огромной фуражке с пушистым помпончиком. Разноцветные ботинки дополняли смешной туалет. За плечами на спине у неё пристроился ладный небольшой рюкзачок, но он был так не в стиль остальному, что тоже казался нелепым. — Чё, геймеры, проблемы? — залыбилась она, подойдя к ним.

— Слушай ты, шмакодявка!.. — навис над нею один из команды.

— Так, Варлей, — девчонка и не подумала шуговаться, — этого, — показала она пальцем через плечо, — заткнуть, остальных — к лебедям!

— Да ты... — зашёлся геймер, но сзади ему на плечо положил свою лапищу Боча, и тот усох.

— Лебеди это?... — переспросил Варлей.

— Они пасутся там, где я их не вижу.

"А они — меня", — понял недосказанное Варлей.

— Всем — за угол! — приказал он. Боча, подталкивая своего, пошёл первым, остальные потянулись за ним. Парочка элитных боевиков заколебалась, Варлей поморщился, но кивком подтвердил приказ. Один из воинов покачал головой, но подчинился, второй молча двинулся вслед.

— Грет, приветик! — кивнула она трежеру. Тот протянул ладонь, она шлёпнула по ней своей. — Нет, ну ни хрена ж! Сто раз здесь проходила — в упор не видела! И кто ж дверцу-то эту разглядел?

"Ну, ни хрена ж себе! Что ж такого они здесь видят? Ведь стена, как стена!"

Но Грет тоже вопросительно воззрился на Варлея.

— Блейк, — нехотя сообщил им он.

— Тот самый?! — изумилась девчонка.

— Я что-то пропустил? — не понял её Грет.

— Нет, это тот? — потребовала уточнения у Варлея Орли.

— Да, — пришлось тому подтвердить.

— Он в Даяне в одиночку уделал вашу боевую полудюжину, а теперь, значит, обделал ещё и две дюжины здесь?! Не, но во, парень, даёт!

— В одиночку? Шестерых?

— Подставил под семейку тигрозавров, — хихикнула Орли.

— Да у него — перерегистрация! Значит, он и сам оттуда не вырвался. Да и... — Варлей только махнул рукой. — Я бы этого придурка Крата!... Хотя, его и без меня...

"А теперь — до тебя дошла очередь?" — написалось на смешливой мордочке, но Орли удержалась и промолчала. Вместо этого спросила:

— Выходит, он, к тому же ещё и трежер?

— Десятый уровень Шахматки по экспертной трассе. Чистым прошёл, — выдал инфу Варлей и не выдержал: — Слушай, он сейчас там — и уходит! А мы тут — и лясы точим.

— Подожди... — остановил его Грет. — Какой у него был процент сбора? Известно?

— Меньше восьмидесяти.

— И при этом — чистым. Значит, масс-детектора не имея... — пробормотала девчонка, перестала улыбаться и бросила взгляд на Грета. — Извини, но в работе я никому кроме себя не доверяю.

— Давай... — признал её права он.

— Заказ принят, — улыбнулась Орли, требовательно взглянула на Варлея, тот вздохнул и кивнул.

Она потянулась к той же, с точки зрения Варлея, неотличимой от остальных, панельке, нажала... попыталась сдвинуть вправо-влево... попробовала подковырнуть, оттянуть на себя...

— Защёлка... — пробормотала она, ни к кому не обращаясь, — простая защёлка, ничего более хитрого быть не может, — она окинула взглядом стену и рукой обозначила круг. — Где-нибудь здесь... Да?

— Ага, — неохотно согласился с ней Грет, — будь у меня здесь мой даянский рюкзак...

— ... то и здесь, на Гессе, ты оставил бы меня без заказа, — по-прежнему, словно бы про себя, хмыкнула Орли, аккуратно скинула свой рюкзачок и достала из него...

"В самом деле — Жёлтая отвёртка?! В реале? — удивился Варлей. — Впрочем, наверняка — это точно такой же генератор сильного магнитного поля. Хм, а что для чего послужило прообразом? — реальность для виртуального инструмента или наоборот?"

— ... точнюлечки: вот и замочек... а вот и защёлочка... а вот мы её — щёлк!.. и готовенько.

Явно рисуясь, девчонка сначала убрала "отвертку" в рюкзачок, потом закинула его за плечи и только после этого хлопнула ладонью по всё той же панельке.

Диафрагмовая дверь послушно раскрылась. Открылась комнатка, уходящий вглубь коридор...

— Есть! — выкрикнул Варлей. — Группа, за мной!

Райты высыпали из-за поворота, и все бросились в открывшийся проход. Орли еле успевала уворачиваться...

— Ну, затоптали! — проворчала она, — И куда ж они попёрли-то всем скопом? Совсем ума нет?

— На гильотину не нарвутся — не Даяна же, а так... Хай побегают... Ума-разума понабираются. Может, получится. Этот Варлей вообще-то обучаем.

— О, да ты тоже за трежера болеешь? Лишнюю минуточку-другую ему подкинуть хочешь? — она подошла к дисплейчику, на коем крутилась, бегала влево-вправо, вверх-вниз, мигала, меняла вид и размер шрифта ярко-красная надпись: "Введите код доступа". — Как ты думаешь, что вот-вот случится?

— А то сама не догадываешься...

— Ну, в Даяне, я бы уже выскочила отсюда, закрыла дверь, зашла бы за угол, и, может, для верности легла на пол.

— На Гессе, значит, — не боишься? Странно как-то: виртуальность страшнее реальности.

— Это ты реальную защиту не ломал. А здесь — фи, какой-то технический проход для персонала. Ну, запрут, ну, помаринуют полчасика... Так интересно ж! Не, я прогуляюсь.

— Идём, — пожал крутыми плечами Грет.

— Погодь, я и здесь огляжусь — вдруг чего...

— Да нету здесь ничего — глухая стена, я б почувствовал.

— Я тебе верю...

— ...но не доверяю, — усмехнулся Грет, — ну-ну... но секундочки-то — они капают, капают.

— Покапают-покапают да и повыкапаются, — простенько отговорилась Орли, обошла, внимательно осмотрела стены и только после этого кивнула Грету: — Идем.

Изгибающийся по некрутой дуге арочный проход был невысок. Грет поднял руку, потрогал потолок — ничего примечательного, камень он и есть камень, грубый, шершавый. Всё-таки жаль, что в Даяне не передаются тактильные ощущения... Не говоря уж о виртуальном сексе, даже вот таких мелочей здорово не достаёт.

Они прошли метров тридцать-сорок, когда Орли хмыкнула:

— Кажется, я догадываюсь, к чему дело идёт...

— Петля?

— Ага. Надо внимательней смотреть по сторонам...

— Да, и искать порог второго уровня. Причем — справа.

— Второго и справа? Тогда что вот это? И почему оно слева? — указала Орли на чуть выступающий из стены камень.

"Да, — признал Грет, — типичный ключ первого уровня".

— Странно, а дверь-то к нему где? — завертела головой девушка. Помпончик на её кепке смешно задёргался.

Грет как-то встретил её в цивильной компании, когда на ней не было ни этих зеленых очков, ни разноцветных ботинок, ни прочего безобразия... Чтоб узнать её ему понадобился едва ли не час: хихикнули у него за спиной знакомо. Так вот — только по голосу и не видя. Обернулся и еле совместил милую художницу Ольгу Егоровну и отвязную специалистку по системам защиты — Орли. Которая могла и поставить какую угодно защиту от чего угодно, но в некоторых кругах более известная тем, что не менее успешно ломала всё. Он до сих пор гордился перед собой, что мощным волевым усилием заткнул себе рот и сумел смолчать, не выдать. Конечно, среди миссионеров или местной богемы мало кто слышал про ничку "Орли", не говоря о том, чем откликающаяся на неё славится в реале, но вдруг... Дружба с такой девушкой дорогого стоит, а уж заиметь её себе во враги...

— А во-он, — показал он на чуть более светлый, чем остальные, блок, метрах в десяти-пятнадцати от них.

— Ага, на остальных полосы наклонные, а на этом — вертикальные. Точно. Я, пожалуй, открою.

— Зачем? Это выход петли. Наверняка туда сейчас прискачут наши охотнички.

— Вот и выпустим. А то, вдруг их там уже отсекло от входа, ещё запаникуют, глупостей наделают...

— Ладно, — поморщился Грет. — Открывай.

— Заказ принят, — улыбнулась Орли и нажала на выступ.

— Э-э-э... — запротестовал самый известный трежер райтов и... замолчал.

Казалось, дверь ещё не успела раскрыться, как оттуда вывалилась парочка. Девицу, которая тащила за руку парня — бешеную Галку Жилину — Ольга Егоровна узнала. И на всякий случай сдвинулась за спину Грета. Грет на всякий случай отстраняюще поднял обе руки и помахал ими, изображая из себя мирное, мимо гуляющее население.

Девица всё равно рванула к ним:

— Закроем! — заорала она.

— Нет! — заорал парень, — не успеваем! Туда! — махнул он в противоположную сторону.

— Веди! — заорала девица.

"Галку? Вести?! — изумилась Ольга. — Я её, что ли, выходит, совсем не знаю?"

Оказалось, нет, знает.

— Странные у неё понятия о "вести", — пробормотал Грет, глядя, как Жилина поволокла парня за собой.

— Вон они!..

— Сейчас возьмём!

Из прохода сначала выскочили двое, потом ещё, ещё...

— Жаль, — пробормотала Орли.

Но Жилина опять удивила её. Она резко затормозила и встала. Развернула парня лицом к райтам:

— Ну!!

— О, Богиня! — в лицо подбегающим воинам отчаянно прокричал Блейк.

Именно в это мгновение от пульта в углу входной камеры, раздался мягкий звон, и бегающая, крутящаяся над ним надпись сменила текст: "Время авторизации истекло!" Сменился и цвет надписи — с нестерпимо красного на чисто синий.

И через каждые двадцать четыре метра прохода сверху упали прозрачные пологи, отъединив друг от друга и Грета с Орли от охотничьей партии райтов, и охотников от предполагаемой дичи.

— Внимание! — раздался бархатистый голос, — Вы вторглись в служебные помещения. Члены администрации прибудут, максимум, через тридцать минут. Содержание кислорода в отсеках соответствует биологическим нормам. Ожидайте!

"Вот тебе и дичь, — ошарашенно подумал Грет. — Нет, тут всё ожидаемо, но..."

Дальше он думать не стал, он с высоты своих почти двух метров просто смотрел через толпу из двух дюжин райтов, на парня, сделавшего — в который уже раз за день! — его клановых воинов, как тот без сил опустился на пол и ладонью вытер со лба пот. Он посмотрел на девицу, которая подошла к пологу, вплотную к элитной двойке бойцов и, согнув левую руку в локте, вывернув в их сторону сжатый кулак, правой рукой ударила себе по сгибу.

"Нате!"

— Ох уж мне эти русские бабы, — проворчал Грет.

— Что там? — поинтересовалась Орли.

Грет продемонстрировал:

— Ну чего бы вам, как всем прочим, просто не показать средний палец?

Русская женщина Ольга Егоровна Федотова хихикнула, с притворной скромностью прикрыв ладошкой рот. Судя по тому, что Грет не стал продолжать расспросы, эту русскую он понял.

А спустя некоторое время раздалось:

— Внимание! — тот же бархатистый голос, — Уточнение: члены администрации прибудут, через двадцать две минуты. Содержание кислорода в отсеках соответствуют биологическим нормам. Ожидайте.

Свознячок, гулявший по коридору, ощутимо усилился. Провоцировать клаустрофобную панику в планы администрации явно не входило.

— О, — заинтересованно произнес Грет.

— А?

— Парень-то наш...

— Что?

— Проход-то направо он нашёл... Они, выходит, заранее знали про него! Вот почему не побежали дальше...

— И что?..

— Девица делает вид, что спокойна. Довольно убедительно. Хрустит шоколадкой. Трежер работает, но... Видно, порог там, и вправду, не первого уровня... Интересно, успеет?

Блейк успел. Порог распахнулся, открывая... мда — оказывается, это лифт... — почти сразу после того, как голос сообщил, что "члены администрации прибудут через пять минут". Парень ещё раз вытер пот со лба и просто вошёл. Русская девица, конечно, не утерпела: войдя в лифт, она тут же выскочила из него, подошла к пологу, нашла Варлея, сложила ладошки лодочкой и послала тому воздушный поцелуй. Но и после этого ещё раз вернулась, окинула всех взглядом — плюнула и растёрла. И только после этого отбыла.

Член администрации появился вовремя. Ни признаков клаустрофобии, ни приступов немотивированного удушья ни у кого зафиксировано не было.

9. Четверо первых

Что потом творилось на форуме...

— ...Да какая там случайность?! Мы несёмся за ними — перед ними тупик. Парень даже не тормозит, орёт: "О, богиня!" — и нет тупика, а есть дверь. Раскрытая дверь! И они в неё! Но мы же за ними в тридца... и трёх дюжин метров не будет! Выскакиваем тоже. Парень явно сдох, вот-вот, и он наш! Оборачивается... Точнее, Жилина его за шкирку поворачивает лицом к нам, и он: "О, богиня!"... И полога мягкой защиты — хрясть! И мы — отдельно, они — отдельно! И уж тут Жилина потешилась... Только задницу нам свою не показала. Остальное всё перебрала.

...Не-е, не показала — Блейк бы её не понял.

...А вы думали!... А иначе с чего бы ей за него вступаться?!...

— ...Да какой вам звуковой пароль?! Ещё понятно было бы, если бы его выкрикивала Галка: она всё-таки научница, может, допуск к этому — ведь есть же оказывается! — техническому проходу имела, но орал-то каждый раз парень! Все свидетели подчеркивают, что Жилина едва ли не силком заставляла Блейка молить свою богиню!.. И если б им были известны пароли — чего бы тогда они перед последним порогом полчаса просидели, его вскрывая? И даже если пароль у этой двери другой был, и они б его утаить хотели — мягкий полог звуки не пропускает, она б парня своего прикрыла, чтоб по губам не прочитали, и адью!

...Ну— у— у... в порядке бреда: а вдруг у него только три желания на избавление в запасе было? И он одно заначил.

...Чего смеюсь? — ведь, если он с Жилиной связался, ему оно понадобится... Вот видите: и вам смешно.

— ... А я совсем не испугалась, когда эти двое оглашённых прорывались через наши комнаты...

...Нет, мама сказала, что с влюблёнными она не дерётся...

— ...Да какая ещё богиня?! Ну, вы— то разумные люди! Даже в Даяне есть волшебные артефакты, но — никаких богинь!

...Да Орли это, Орли! — она первой обнаружила ключ и у меня на глазах тот долбанный порог открыла. Вы счёт от этой деятельницы получили? Нет? Ну, получите — увидите: она не она будет, если "вскрытие порога отводящего петли" в него не вставит. И меня как свидетеля, а то и как заказчика предъявит... И никуда не денусь — подтвержу.

...А что полога?! Если бы это было в Даяне, я только б увидел цвет у предупреждающей надписи в камере при входе... Вы б сами, чисто на рефлексах, все по каске надели бы и в ближайшие щели попрыгали. В любой момент, в любой момент могло всё выплеснуться! И может — время авторизации вышло, может — он своим ором замкнул какой последний датчик, а может, просто шестисекундная задержка после вскрытия бокового прохода истекла.

...Варлей? В рамках своей квалификации. Пара Жилина-Блейк — не его уровень. И то... едва— едва... Но о проходе — догадался, заранее вызвать Орли — не побоялся. Собой владеет: побоище с неявными шансами в ресторации устраивать не стал... Да что там... какие там "неявные" — тревога заставила бы наших отступить, что в условиях драки превратилось бы... Посмешище получилось бы. В коридоре я предлагал ему взорвать дверь — не поддался, отказался, не колеблясь. И, благодаря нему, именно ему, мы теперь знаем о существовании незарегистрированных проходов... В общем, предлагаю: вызвать его, устроить разнос, жутко штрафнуть и... двинуть вверх по лестнице. Можно — через ступеньку.

...Блейк? Парень мне понравился. Зря вы с ним так. Потенциал у него... Хороший у него потенциал. Вот по— хорошему с ним и надо. И если теперь не в клан, то уж и не в клановые враги, во всяком случае.

...А что Жилина? Как будто кто здесь Жилину не знает... Бочка с динамитом над тихим очажком... И никогда не угадаешь, что это нынче: убежище потерявшимся в ночи или замануха для вражеских партизан...

...И вы не задаете главного вопроса: если в Пристанище, оказывается, существует сеть технических переходов, то почему бы ей не быть в остальных холдах?! И конкретно — в нашем? Блейк увидел очевидное здесь, а я так уже почти на все сто уверен про пару мест — там. А куда они ведут вы знаете? А кто ими пользуется? А для какой цели? Так что я отбываю.

— ...народ, а кто— нить знает, куда Галка подевалась? А Блейк? В Пристанище их нет ни в одной из реальностей — ни на Гессе, ни в Даяне... Хучь взглянуть бы на него...

— Жилина его в очередную свою "экспедицию" утащила. Вот налюбуется, тогда и тебе достанется.

— Да я не в том смысле...

— А я — в том.

— Ну, давай-давай, Галка появится, архив форума прочешет, и придут они к тебе в гости, как плохо сплетничать — рассказывать.

— Запрусь.

— От трежера? Он руки возденет, пророкочет: "О, богиня!", и прямо в твой вент-канал лаз пророет, Жилина туда пыльцу смеаргола вдует — неделю сморкаться-чесаться-слезиться будешь. И учти — это еще мягкий вариант. Если Галка сумеет уговорить его на канал канализации...

— Типун тебе...

— Народ, смех-смехом, а вот я позавчера проигрался — в долг, под слово. Отдавать надо было к 20-00 вчерашнего. С утра пораньше вышел в саванну и — к заводям Вельми. Двадцать бы крякш — я свободен. Согласитесь: вполне реально же! Но к 18-00 — у меня их только двенадцать. А на обратный путь — час. 18-45 — четырнадцать. 18-50 — пятнадцать.. Такое отчаяние нашло... Чтоб когда ещё сел за стол с этими клановыми шулерами! Не выдерживаю, падаю на колени ору: "О, Богиня!" И от моего крика из недалёкой канавы вырывается выводок. Я вслед — дуплетом дробью, падает в аккурат пять штук... Нет, я, конечно... Но если б знал, что у неё где храм есть — пошел бы свечку поставил, жертву принёс или как там богинь положено благодарить...

Гела не похожа на Солнце. Солнце на небе — диск, Гела на небе — шар. Солнце — на небе гладкое, Гела — лохматая. Солце — ослепляюще— бело— жёлтое, Гела — ослепляюще— бело— зелёная. Солнце — с пятак, Гела — с клубок: такая, как на Земле Луна в тропиках, когда она, огромная, восходит над горизонтом. Солнце — родное, Гела... Гела — она чужая. И ещё вот это: Солнце — оно, а Гела — она. Да-да, у Солнца нет пола, а Гела — женщина, красавица... Чужая красавица!

— Ты так легко одета... И голова не покрыта. Местного излучения не боишься?

— Шляпкой от неё не прикроешься, — улыбнулась над Блейком Галина Осиповна.

— А мутагенность?

— В двадцать раз выше солнечной.

— И не страшно?

— Её почему-то особенно боятся геймеры, боящиеся женщин, — хмыкнула Галя.

— А ты — нет?

— Нет, женщин я не боюсь, — опять засмеялась девчонка, — Слушай, а ты, правда, программист? Вам теорию вероятности читали? Неужели не объясняли, чем практически отличается вероятность в одну десятимиллионную от — в двадцать десятимиллионных?

— Если — практически, то ничем, — признал Блейк. Он вспомнил, как на семинаре по теории игр им предложили выработать наивыигрышную стратегию поведения в лотереях. "Не участвовать" — не прошло: вероятность выигрыша — ноль, а стоимость участия — низкая. Правильный ответ — покупать только один билет: вероятность становится отличной от нуля, а брать больше, смысла уже нет: количество миллионных долей значения не имеет, из-за практической их неразличимости...

— На Земле, у древних шахт, с этой точки зрения, жить и то опаснее, но живут же и с генетическими картами проблем не имеют.

— Ты о тамошнем радиационном фоне?

— Ага, — безмятежно ответила Галя. — И... Ты об "эффекте Хиросимы" слышал?

— Не-ет.

— Не мудрено. Термин неофициален. После атомных бомбардировок Японии, она в том поколении получила вспышку раковых заболеваний, а в следующем — стала одной из ведущих стран мира.

— А если случайность?

— Может. Но через полвека была авария атомной электростанции в Чернобыле. Большую часть радиоактивной грязи ветрами перенесло в Беларусь. И на этот раз она получила вспышку раковых заболеваний в текущем поколении, а в следующем... В следующем, как помнишь, едва не перегнала Японию.

— Так почему об этом не говорят?!

— Два — это не статистика, это совпадение. А экспериментировать со вспышками раковых заболеваний в своём поколении желающих не находится, — с расслабленной ленцой ответила Галина Осиповна.

Ей было хорошо. Ясный день, разнеживающее тепло слепящих лучей Гелы, лёгкий ветерок, обвевающий лицо и чуть прикрытое лёгкой тканью тело; чувство силы, чувство свободы, проистекающее от ощущения власти над животным, влекущим её вперед, от ощущения слитности с ним, от ощущения... резонанса? Да, резонанса! Всё-таки байк подобного чувства не даёт, хоть он и быстрее, и мощнее, и послушней... Может, дело именно в этом термине — в его некорректности: байк не послушнее — он лучше управляем... Нет факта преодоления чужой воли, совпадения двух воль, нет их усиления за счёт друг друга... Именно так: нет резонанса.

Галя не выдержала, склонилась к крупу коня и прошептала тому прямо в уши: "Хороший ты мой!", погладила шею и коленями послала вперёд. Конь всхрапнул и помчался. Она откинулась, почти бросила поводья и захохотала.

"И чего я совсем не понимаю женщин?! — уже в который раз подумал Блейк, — Вот только же полчаса назад она втолковывала ему об опасности быстрой скачки по саванне: мало ли в какую нору может попасть лошадиное копыто, и тут же сама..."

Пускать своего коня в галоп он бы не стал — и не только из-за здешних землероек... Это научники так сжились с этим пережитком средневековья, что у себя даже трассу для ежегодных дерби устроили — говорят, вся Гесса у мониторов собирается! — но у него и месячного стажа в выездке ещё не накопилось... — однако... а что делать?!

— Н-но! — послал он своего коня следом.

"Факт подчинения чужой воли, факт совпадения двух воль, факт резонанса!" — Галя позволила Блейку нагнать себя. Обернулась к нему:

— Вон, сразу за тем холмиком — озеро. Там остановимся? А пока, дай передохнуть своему животному — бегом, слабо?

Несильный порыв ветра окатил запахом растревоженных ими трав, невесомая блузка облепила её тело, проявила груди, выявила — едва ли не высветила их! Галя понежилась в вожделении Блейка, засмеялась...

Он слетел с коня, двинулся к ней.

— Нет-нет-нет! — не останавливаясь, смеялась и смеялась она, — Пусть твоё животное отдохнёт — хватайся за стремя! — и затанцевала с конем вокруг него.

Он поймал её за ногу... Она остановила танец, остановила смех и раздельно произнесла:

— За стремя.

Улыбнулась:

— И до озерка. Только до озерка — удержишься?

"Слишком много двусмысленностей!"

— Это ж около километра? Продержусь.

Он опустил руку на стремя, взялся поудобней...

— Вот и посмотрим — тронулись!

Сама она, вот так, со стременем ведущего в руке, могла бы удержаться, даже если бы тот перешёл на галоп, но у Блейка опыта было — кот наплакал, к тому же, нехоженая саванна — это не ровная утоптанная тропа! Так что скорость их только чуть-чуть превышала нормальную стайерскую скорость Блейка.

— Ты не беги, не пытайся догнать лошадь, не трать силы — ты отдайся бегу!

Конечно, помогло и его настроение, помогла и его вера в неё, его к ней доверие — он перестал бояться угодить под копыта, бояться попасть ногой в яму, или, что не хватит сил. Он перестал бояться! Он отдался чувству, бегу. Он отдался ей.

Приближался полдень, приближалось время, когда она подаст ему руку и скажет: "Веди!"

Гела в Даяне ниже, чем на Гессе, крупнее её, лохматее и зеленее, вот только её лучи не греют — тактильных ощущений в виртуальностях нет. Но излучение у неё здесь ещё более злое: час без головного убора под безоблачным небом, и новичок теряет до десяти процентов здоровья, за следующий — пятнадцать от остатка, потом — более двадцати... Аптечек не напасёшься.

Блейк новичком больше не был: даже второй уровень наследует весь комплекс умений— достижений любого из предшествующих аватар, четвёртый — тем более. А специфический зеленоватый загар сошёл с его лица ещё во время предыдущего похода к Долине. Теперь колер кожи был более приличным — под цвет мягкой бронзы. Но рисковать трежер не собирался, да и какой геймер добровольно отринет доступную амуницию? Особенно поначалу. Это там, на далёких верхних уровнях, тяжёлые доспехи серьезно ограничивают подвижность, и надо тщательно выстраивать баланс между весом и силой, выносливостью и скоростью, а пока... Любая лишняя железка шла во благо.

Из Пристанища утром он вышел тихо.

После всех приключений с Галиной Осиповной в лабиринтах Пристанища, вернувшись в келью и посидев над картами холда, он лишь хмыкнул на свою и всеобщую слепоту. Сеть технических проходов, переходов, входов— выходов, что на Гессе, что в Даяне, почти не маскировалась. Впрочем, какое дело геймерам Гессы до реальности, а вольным Даяны — до рабских дорожек, до рабских врат?

Вот через такие сразу после рассвета, вместе с пищевым транспортом, в подводе, прикрывшись рогожей, Блейк из холда и выбрался. Лошади шли одна за другой, поводья каждой были привязаны к предыдущей повозке, никто никуда не спешил, и сопровождали караван только двое рабов: один — на самой первой, второй — на последней подводе. И досмотра никакого не было: всем стражникам на этом посту поганые телеги давным— давно обрыдли, а диверсантов или каких— то врагов у столичного холда никогда и не было.

Выскользнуть на повороте из обоза тоже особого труда не составило: первый раб сидел на облучке и, насвистывая в глиняную дудочку, невидящим взглядом смотрел вперед, а второй пузом вверх валялся, уставившись в небо. Конечно, они, и увидев его, ничего делать не стали бы. Но аккуратность никому ещё не вредила.

Блейк шёл в Долину — пока ту не присмотрела следующая семейка тигрозавров, пока кланы не заинтересовались, что это ещё за "богиня", которая в реале открывает запертые пороги?! Угораздило ж его поспешить со статьями в библиотеку! Теперь любой желающий может узнать: где же это был Блейк, где это он понахватался разных непоняток? Про клановых аналитиков и говорить не приходится. А уж конкретно райты... У них — и дорожка протоптана.

Ничего, время пока ещё было. Путь туда занимает неделю. Да так это — для него и теперь. А первый раз он шёл одиннадцать дней — и ему прифартило. Всё— таки трежер есть трежер! Случайно наткнувшись на пещеру, Блейк не утерпел и полез внутрь. А, оказалось, что это русло старой подземной речонки, которая, вытекая из пересохшего с тех веков ледникового озера, когда— то насквозь пробила первую гряду гор. Он трое суток провешивал по ней тропу. Провешивал по всем правилам: чтобы ему идти было легко, а преследовать его — тяжко. Ещё сутки, в общей сложности, заняли остановки на аналогичное обустройство остального пути... Хотя, если честно, он пользовался любой отсрочкой, лишь бы потянуть время и не лезть в Долину. Ибо тигрозавры в ней — были. А вот всё, что касалось Алого Жезла, тогда казалось шансом близким к нулю.

Других же шансов в Даяне не было видно и вовсе. Кланы — не для него, а помимо них...

Вне их среднее время существования нулёвой одиночки — четыре дня, а потом — перерегистрация. И нулёвый капитал с каждым разом — на десять процентов ниже. И в конце концов — два выхода: либо по своей воле всё— таки выбираешь себе клан и... — в младшие помощники старшего дворника, либо помимо всяких воль тоже в клан, но — не выбирая, и — в рабы. Откуда только одна дорога — к миссионерам: "Верните меня домой!" Хотя, конечно, можно и остаться... Стандартные наборы еды отнять невозможно, химические наркотики — совсем дёшевы, соответствующие местные травки давно известны — их можно поискать самому бесплатно уж совсем. Земные службы правопорядка на Гессу допуска не имеют, а Совет Кланов стоит за неограниченную, даже санитарным кодексом неограниченную, свободу личности.

Но теперь... Да, опять нулёвый капитал — но четвертого уровня! — пятьсот семьдесят шесть процентов (четыре, помноженные на двенадцать дюжин) от соответствующего капитала уровня первого. Да, бесплатные, то есть нулёвые, доспехи, но четвертого уровня тоже. И личные характеристики — соответственно. Так что, нонече не то, что давече!

Он шёл к Ясному роднику — к своей первой реперной точке.

Ясный родник — это тихонький источник целебной воды. Несколько невысоких плоских скал окружают уютную поляну, с краю которой, прижимаясь к одной из скал — почти идеально круглый, на пару шагов в диаметре бассейн, и пульсирующий в нём в неравномерном ритме водяной бугорок, и срывающийся по камням, уходящий вниз, быстро теряющийся в расщелинах ручей... Один глоток воды из него утоляет любую жажду. И возмещает двадцать четыре единицы здоровья. И в течение ближайшего часа на три процента увеличивается сила. И на шесть — реакция. Жаль, срок консервации небольшой, только полудюжина часов. А с другой стороны, будь по— другому, стоял бы тогда возле него пост какого— то из кланов, и курсировали бы бесконечные караваны с флягами — туда— сюда, туда— сюда. И вечный гомон, и наглые рожи охраны, и выбоины на колее пробитой для телег дороги... А так — почти незаметная звериная тропка, и ровная тенистая поляна, и лишь одно, всеми редкими путниками используемое кострище, и — Ясный родник.

С километр не доходя до него, Блейк чуть свернул к огромной секвойе, снял рюкзак... С разгона вбежал на пару метров по стволу, подпрыгнул, уцепился за сук, подтянулся, подъемом переворотом бросил свое тело ещё выше, схватился, подтянулся... Всё— таки четвёртый уровень — это уже приятно! Прошлый раз карабкаться пришлось подольше. (В самый первый раз Блейк, когда шёл к роднику, какими— то особыми мерами безопасности пренебрегал).

Тогда он и приглядел развилку на толстенной, в тело человека, ветви. Родник с неё просматривался весьма отчетливо, но и теперь ничего подозрительного Блейк не заметил — стоянка была незанята. Немноголюдные потому что тут места.

Огляделся. По синему с прозеленью небу неспешно ползли редкие толстенькие зеленоватые облака, обещая, что погода хоть несколько дней будет хорошей. За первой невысокой грядой гор, в мутно— салатном тумане пряталась вторая, потом угадывались белые пики третьей...

Долина укрывалась среди хребтов второй. Через неделю он будет там.

А через полчаса — уже пил целебную воду. Место под костёр каким— то первым путником было выбрано с умом — недалеко от скалы, но не вплотную к ней: и пламя от ветра прикрывает, и есть опора, есть защита для спины путешествующего.

Обильные жёлтые полоски на зелёном поле индикатора здоровья настаивали на отдыхе. Деталировка? Восемьдесят шесть процентов — нормально. Что ж, значит, привал, нормальный привал. Ему, реальному, тоже надо подкрепиться. Блейк вызвал контекстное меню, выбрал режимы: обед, отдых, и снял шлем. Понаблюдал ещё немного, как аватар на экране снял рюкзак, достал топорик, как пошел к недалёкому поваленному дереву. Улыбнулся: в прошлый раз он рубил сушняк там же, и, кажется, даже те же самые сучья. Действительно, чего зря народ по зарослям гонять?!

Развернулся и отправился на кухню: случайный "стандартный обед", дополненный собственноручно приготовленным чаем... Чуть— чуть вздремнуть после... Чем он хуже своего аватара?

Подремать Блейку не дали. Сигнал тревоги раздался, когда он ещё только сыпал заварку. Помянув Гейса, бросился в кабинет, к экрану.

Аватар сидел у костра спиной к скале. На коленях его лежал взведённый арбалет. Шесть болтов лежали слева, а справа — ножны с мечом. Руки были заняты: аватар пил чай. А к костру неторопливо приближался конный отряд. Впереди — командир, рядом — заместитель, а следом — двенадцать воинов. У всех на правом плече — тёмно— красный погон. Райты.

Блейк прыгнул в кресло, давно доведёнными до автоматизма движениями вошел в Даяну: шлем — защёлкнул, аромоскопы ввёл, перчатки натянул. Вмешиваться в действия аватара не стал — а что тут можно ещё поделать?! Бежать? — от конных? Орать: "не подходите"?! Махать мечом? Грозиться арбалетом? Он продолжал по глоточку отпивать из чашки. Вкуса, конечно, не ощущаешь, а цвет у напитка был... вполне. И запах — пахло действительно чаем. Мда— а... чаем из пакетика.

Не доходя метров пятнадцать, командир поднял руку — отряд встал. Он откинул её в сторону — отряд раздвинулся в линию, он указал ею на Блейка — и один за другим, через равные промежутки, воины начали срывать с плеч арбалеты, единым движением рычага взводить, и направлять их на Блейка. Один за другим. Один за другим.

Командир спустился с лошади. Сделал пару шагов вперёд.

Пусть шагает. Блейк продолжил пить чай.

— Блейк! Давай хоть на этот раз всё сделаем правильно!

Блейку показалось, узнал он его. Не по голосу — по интонации.

— Варлей?

— Угадал, трежер.

"Даже в случае перерегистрации я потеряю только шесть часов и ноль опыта — нету потому как ещё на этом уровне никакого. Потеряю ещё часов десять, дождусь ночи и опять уйду. По обходной какой— нибудь тропе. Всё перекрыть у них не хватит сил, так что следующую засаду они устроят на перевале первой гряды — и пусть ждут. О пещерной тропе не знает никто. Я всё равно обгоню всех".

— ... Но теперь тебе не уйти, — голос райта был напряжён.

"Он — боится!"

— ... Или ты опять... как там на форуме писали? — "возденешь руки, пророкочешь: "О, богиня"", и в скале образуется проход? Так арбалетчиков всё равно не опередишь. Или сумеешь?! Ну, давай!

"Почему обязательно — "проход"?! И никакого прохода тут нет. Да ну и что? Здесь— то не Гесса — это Даяна, магическое средневековье, где я уже дважды контактировал с мощнейшим артефактом забытой всеми богини. Я уже дважды будил его... А её? — сейчас надежды на что— либо у Блейка никакой не было, — Но вдруг зачтётся на следующую реинкарнацию?!"

— Уговорил, — произнёс он, поставил на близлежащий выступ скалы чашку c последним глотком чая, отставил арбалет, встал.

— О, Богиня! — прокричал он, обеими руками указывая на райтов.

Он почти ждал, что у кого— то из стрелков не выдержат нервы, и тот спустит затвор. А с двадцати метров легче попасть, чем промахнуться. Но "выстрел" последовал с другой стороны:

— Эх, Блейк!.. Что ж ты так неточно! Видно, придётся тебе просить Её ещё раз.

Обернулись все. Арбалетчики тоже.

На толстом стволе поваленного дерева, с которого аватар недавно рубил сушняк, сидела, баюкая на сгибе локтя чудовищный — на шесть зарядов, арбалет, молодая женщина. Была она в зеленоватых, испещрённых неправильными крупными пятнами штанах; в зеленоватой — в крупных пятнах, куртке; и даже косынка, плотно закрывающая её волосы, была тоже — зеленоватая, и вся в крупных неправильных пятнах. Пятен не было только на крупных зеленоватых очках.

— Я б, конечно, могла пульнуть в любую из их лошадей, начался бы всеобщий бардак, и у тебя, вроде бы, появились шансы, но... — она резко крутанулась на месте и едва ли не от бедра выстрелила в другую сторону. Болт врезался в недалекую плоскую скалу, чуть ниже линии её перегиба, вошёл в камень и, на мгновение вспыхнув, задымил розовым, — Но что делать тогда вот с этими... — дым, очевидно, был едким, замаскировавшиеся за скалой райты не выдержали, вскочили, закашлялись и замахали руками, пытаясь его разогнать. — И во— он теми, — тут она просто махнула рукой, указывая куда— то. Блейк оборачиваться не стал.

— Глоса! — имя проводницы Варлей произнёс, словно выматерился.

— Ага, — улыбнулась та, поднялась со ствола дерева и, закинув арбалет на плечо, двинулась к ним.

— Водительница, зачем ты здесь?!

— Да посмотреть зашла, — опять улыбнулась женщина, — столько криков на форуме: какой— то трежер, какая— то богиня... Ну, интересно же!

— То есть вмешиваться, спасать его ты не собираешься?!

— А не знаю. А вдруг так будет интереснее, чем время с тобой переводить попусту, — она отвернулась от Варлея, окинула взглядом Блейка.

Блейк не стал отводить глаза. Знаменитая водительница особыми статями не отличалась — чуть широковатые плечи, небольшие груди... Да и весь костюм у неё скорее скрывал, чем подчеркивал женское в фигуре. Но... Это было даже не выправка, не осанка, не поза — не внешнее. Это было то, что за... То, что не давало отвести взгляд.

— Парень, а ты умеешь драться спина к спине? — улыбнулась ему она.

— Нет. Я — одиночка. И я не люблю драться. Никогда. Ни с кем.

— А придётся, — жёстко сказала женщина. — Всех: и этих, и тех, — она пренебрежительно махнула рукой, — я беру на себя. Но не этого, — она чуть поклонилась Варлею, смягчая свою грубость. — Его ты назвал по имени, значит, знаешь. Значит, на узких тропках — уже встречались. Он — твой. Одолеешь — идёшь дальше.

— Согласен, — Варлей вскинул руку и медленно опустил её. Всадники начали разряжать арбалеты, закидывать их за спину, сходить с коней. — Водительница, ты не трогаешь моих людей. Они не трогают Блейка.

— Варлей? — чуть удивилась Глоса. Она опять взглянула на браслет идентификатора, — у него же четвёртый уровень, а у тебя... — она перевела зрачок браслета на предводителя райтов, — О, как ты вырос в моих глазах! У тебя нынче тоже четвёртый?

— Да. Один я на нём уже заработал и сейчас заработаю ещё.

— Блейк? И ты дашь тихо зарезать себя?

— Нет. Это нерационально. Так у меня будут лишние шесть часов.

— У него клановое оружие, а у тебя — нулёвое.

— Да, но оно тоже четвёртого уровня.

— А его клановые опции?

— Пригодятся. Потом. Мне.

— Хм...

Она обернулась, воины посмеивались, раздвигаясь, обозначали круг, гомонили, один предложил ставку, никто не согласился.

— Ты? — уточнила она.

— Я! — рявкнул предложивший.

— Принимаю! — Глоса достала кошель, и бросила на камни золотой. Он зазвенел, закрутился, упал.

— У меня нет столько, водительница... — пожал плечами воин.

— Я — в доле! — сыпанул серебра сосед.

— И я!

— И я!

Общими усилиями ставку уравняли.

— Может, приступим, наконец? — начал заводиться Варлей.

— Блейк, а ты не хочешь обратиться к своей богине?

— Зачем тревожить Её по пустякам, — отмахнулся трежер и обнажил меч.

И Варлей понял, что проиграл. Его, да и всех остальных, подвела память о реале, память о хлипком пареньке с Гессы. "Он же дошёл до одиннадцатого уровня Шахматки, — запоздало сообразил райт, — Чистым, по экспертной трассе!" Боёв в Шахматке — гораздо меньше, чем в других лабиринтах, но... Десятый ярус!.. Сам— то Варлей когда— то добрался только до четвертого, да и то... Отец ко дню рождения купил ему тогда меч— сэкунду...

То же самое поняли и остальные.

— Командир, сдавайся, — буркнул его заместитель.

— Так— то, мальчики, — хмыкнула женщина и, не дожидаясь ответа Варлея, начала укладывать серебро в свой кошель.

— Ну? — Блейк шагнул к Варлею.

— Сдаюсь, — заставил себя произнести тот.

— Оружие, доспехи, лошадь!

Варлей вздохнул. Встал, выпрямился.

— Подожди. У меня по тебе есть теперь ещё одно задание. И хоть его— то, но я выполню.

Блейк рефлекторно оглянулся вокруг себя. Воины подобрались. Женщина с интересом склонила на бок голову.

— Преклони колено перед кланом Райт, — потребовал командир ловчей партии.

— О, — улыбнулась и расслабилась Глоса, — давай, Блейк. Не выкобенивайся!

Блейк ничего не понял, но, поверив водительнице, опустился на колено.

— Ты спасся от третьего нашего отряда. Ты — достоин. Клан Райт признает тебя водителем.

Варлей несильно плашмя ударил мечом Блейку по плечу. Прожгло насквозь. Теперь, Блейк знал, на плече его будет небольшой темно— красный рубец. У Глосы, как всем известно, таких было — десять. Разных цветов.

... — И последнее.... — Варлей за бесконечными уточнениями их договора: по какой цене продавать, лошадь, доспехи... а шлем? А поножи, а левую перчатку? В какой банк вкладывать выручку? А почему не в другой? — он дождался, чтоб его команда отъехала, отослал даже своего заместителя — Бочу, наверное, — оглянулся на Глосу, до той было метров тридцать, она не глядела на них, она пристраивала на костре свой котелок — и только после этого сообщил: — Это лично от меня: если бы я тебя остановил, то ещё одна задача у меня всё равно появилась бы — опередить мбада, они тоже выслали отряд к твоей Долине. Вчера вечером. Понял? Они выехали из своего холда вчера вечером. В составе боевой дюжины. По мнению моих командиров, времени мне хватило бы, — и протянул руку. — Не держи на меня зла. Я всего лишь делал работу, исполнял приказ.

Блейк сделал над собой усилие, протянул свою.

— Я в друзья не набиваюсь, — чуть задержал её Варлей, — но... — и повторил: — Но не держи на меня зла.

После чего резко повернулся и пошел к своей... впрочем, уже не к своей... лошади. Блейк повернулся тоже — к недалёкому костру, к отставленной чашке, к недопитому чаю. Механически взглянул на индикатор — обильные желтые полоски на зеленом фоне. Деталировка? Восемьдесят восемь процентов — отдохнул, называется.

У костра возилась с чаем Глоса. Вот ещё морока... Но он её ни о чём не просил, и, значит, ничего ей не должен! Хотела развлечься? — удовольствие получила. Блейк не удержался и, пока она ковырялась у себя в рюкзаке, навёл на неё глазок идентификатора, и только пожал плечами, только вздохнул — двенадцатый уровень. Или выше. А сколько их там... Информация не его ступени.

Подошёл, сел на своё место, поднял кружку, невольно взглянул на другую, которая стояла на складном столике, посмотрел на столик, на креслице рядом... И опять только покачал головой, только пожал плечами. Ручная работа. И не только мастеров — магов тоже. Мебель при всей своей ажурности, наверняка мало того, что ничего не весит, так еще по прочности, ничем не уступает добротному верстаку или неподъёмной дубовой скамье, а чашка.... Что яды определяет, так это — самый минимум. А то и любой напиток в аналог тутошней воды переводит...

— Ты напрасно не оставил себе лошадь.

— Она мне не нужна.

— Вот теперь и аналитики райтов будут знать, что тебе на пути в Долину лошадь не нужна.

"Опс!"

Посмеиваясь, водительница опустилась в свое кресло, вытянула ноги, подняла чашку. Очки больше не закрывали чуть ли не половину её лица. Что ж, хорошее личико — без этих, разных там ресниц в километр, глаз с блюдце, губок бантиком... или, наоборот, губищ коровьих.

— Я иду с тобой, — сообщила она Блейку.

— Нет, — рефлекторно отказал ей парень.

— Спорим?

И у неё в руке заблестел всё тот же золотой.

— У меня столько тоже нет, — пришлось улыбнуться Блейку. — И нет тех, кто поддержал бы мою ставку.

— Не вопрос, — золотой исчез из её ладони. — А на желание? Ты же уверен в себе?

Свидетели, чтобы заключить пари, в Даяне нужны не были. Конечно, отказаться потом можно. Один раз. Потому что, хоть никто ничего не докажет да и доказывать не будет, но репутация — наследуемый при реинкарнациях и отслеживаемый любым идентификатором параметр — при этом уходила в область отрицательных величин, и жить становилось очччень тяжело. Самое простое следствие: любой товар тебе такому продавали с наценкой "за риск", которая — от пятидесяти процентов.

— Уверен. Но мне от тебя ничего не нужно.

— Ничего? Тебе, почти нулёвому, от десятикратной водительницы?! Послушай, разве ж это рационально? Неужели тебе не хочется хотя бы вот такого — вот этого! — кинжала, — она выдернула лёгкий клинок из ножен, медленно очертила лезвием круг в воздухе. Неяркие искорки, соскользнувшие с острия, на несколько мгновений отследили линию его движения, и не спеша угасли.

""Искристый булат" — на сто процентов губителен для любой нежити Даяны, а по нечисти... резко (от тридцати до семидесяти процентов) снижает наносимый ими магический урон", — вспомнил оружейный классификатор Блейк.

— Он лёгкий — тебе в тягость не будет.

— Извини, водительница. На золотой с тобой — я бы поспорил. Этот кинжал, после выигранной дуэли, я бы с тебя снял. А на неясное пари — не соглашусь. У меня — тяжёлый личный опыт на игры с умными женщинами. В долину я пойду один.

— Блейк, не говори женщинам, что они умные, утверждай, что они красивы. И, — улыбнулась Глоса, — глядишь, твой личный опыт будет более приятен. Ты сейчас двинешься в путь. Я пойду следом.

— Попытайся, — не стал спорить Блейк. "Вот и отдохнул!", — он встал и начал собираться.

Глоса с места не двинулась, она всё сидела в своем диковинном креслице, всё прихлёбывала чай из своей диковинной чашечки.

— Что ж, раз меня назвали умной, начну думать. С чего бы зеленый тушканчик, ладно — однократный водитель — так уверен, что может уйти от водительницы десятикратной?! О, кстати, есть дополнительная информация: на форуме кричали, что наш— то зелёный водитель, оказывается, совсем не зелёный трежер!

Блейк поморщился, но продолжил сборы. Да, про пещеру она наверняка догадалась, но показывать её так и так придётся, и вот там водительница, будь она сколь угодно кратная, за ним не пройдёт — даже двигаясь прямо за его спиной, даже если будет идти след в след.

— ... Конечно, он нашёл или из подручных материалов сам соорудил какой— нибудь хитрый лабиринт, где собирается "сбросить хвост". И то, что "хвост" только что спас его — значения не имеет: его же, хвоста, не просили?

"Какая ж вечно морока с этим бабьём!" — Блейк закинул за плечи рюкзак, повернулся и потопал по едва заметной козьей тропке, вдоль отвесной скалы, вверх, к устью пересохшей реки, к своей пещере.

— ...Он думает, что я за ним бегать буду! Он не понимает, что всё будет гораздо проще... — крикнула она ему вслед, отпустила метров на тридцать... ладно, на три дюжины, а потом в шесть секунд догнала, обежав его прямо по стене той самой скалы. — ...а будет всё гораздо проще, я протяну тебе руку и скажу... — она протянула ему руку и сказала: — Веди.

— Галина Осиповна... — только и вымолвил он.

Через час они ещё сидели у костра — Глоса вернула его: "Отдыхай... Не успел же с этими вояками. Да и мне передохнуть не помешает... Я тоже замаялась с ними в прятки играть. Защиту — обеспечу".

И обеспечила: в два пальца свистнула, минуты не прошло — и из— за скал появился её знаменитый спутник, гепард Спот. Неспешно подошёл к хозяйке, потёрся об её ноги. Глоса обняла его, приласкала... Показала на Блейка, внятно выговорила: "Друг!" и чуть подтолкнула зверя. Гепард подошёл, Блейк вытянул руки. Спот обнюхал их, подставился... Парню пришлось погладить. Гепард... кошка бы замурлыкала. В урчании гепарда "мурлыкания" было столько же, сколько щебета в далёком громе.

— Охранять! — последовал приказ.

Гепард принюхался и неспешно потрусил вниз, по следам всадников.

— ... Он найдёт местечко повыше, заберётся и приглядит за нами. А мы... От Пристанища досюда пёхом — шесть часов... У тебя нынче четвёртый уровень — значит, здоровья ты потерял процентов на десять— пятнадцать... Час отдыха. Я покемарю тоже...

Она повозилась со свои креслом — спинка у того удлинилась — уселась, откинулась, вытянула ноги, опустила очки и напрочь затемнила их.

— Чего пялишься — сказано же: спи... — расслабленно пробормотала она.

"Что ж, спать — так спать".

Контекстное меню, "отдых", выйти из Даяны, заварить— таки чаю, подремать...

Разминку после пробуждения Блейк провёл под ироничным приглядом Глосы. А за чаем "на посошок" она сообщила:

— Ты нужен мне.

— Тебе? Я? Зелёный тушканчик — десятикратной?!

— Не здесь. На Гессе.

— А там— то зачем?!

— Помнишь про грызлов?

— И что с ними?

Когда они оторвались от райтов, то ещё с часик поблуждали по закрытым переходам, эскалаторам, лифтам Пристанища. Пару раз пришлось увёртываться от встречных. Однажды вовремя свернуть не получилось. Девушка в кителе внутренней службы с интересом окинула их взглядом, остановилась, но с вопросами приставать сразу не решилась... Или не успела. Блейк с Галиной не задерживаясь обогнули её и целеустремленно двинулись дальше. На повороте Блейк не выдержал — оглянулся. Девушка всё ещё глядела им вслед. Галина Осиповна не обернулась. Но сразу же за углом предложила:

— Слушай, давай сваливать. Побродили и хватит. А то чувствую, сейчас ещё одни загонщики появятся. Ты к выходу какому— нибудь тропку пробить сможешь?

— Зачем пробивать — и так выйдем.

То, что для неё было бесцельным блужданием, у трежеров называлось тестировкой лабиринта. И лабиринт этот оказался квартальным и классическим, то есть сработанным по единому для всех частей шаблону: многоэтажная (Блейк отметил четыре, а там — кто его знает, сколько их!) прямоугольная сетка, наброшенная на радиальную структуру холда. На входах — калитки первого уровня, далее отводящая петля, для знающих — проход второго уровня во внутренние коммуникации, внутри которых пороги третьего уровня — в служебные помещения. Он с ними связываться не стал: и неинтересно — что он потерял... или что он мог найти, скажем, в бройлерной? И опасно... Лезть без спецоснастки... Конечно, даже застукав, ничего бы с ним страшного не сделали. Даже если попытались штрафануть, наверняка бы вмешался Совет Кланов с вопросами: а чего такого он нарушил? а какую такую подписку сорвал? Но попадаться — плохая примета для трежера: теряешь прозрачность.

Просьба Гали подоспела вовремя: делать внутри было больше нечего. И он в пять минут вывел её к выходной камере.

...Где над знакомым уже пультиком вертелась знакомого формата мягко— зелёная надпись: "Выход открыт", а на стене светлело такое же точно дисплейное окно, как и там, где они входили. Дабы члены служб обеспечения могли выглядывать наружу и не пугать аборигенов своим нежданным появлением. Двое таких, как раз проходили мимо. И один из них хвастался перед другим: "Нет, это уже не гризли, это грызлы кошмарные какие— то получились!"

— Так что с грызлами? — повторил свой вопрос Блейк.

— Я подозреваю генетические эксперименты.

— Ничего себе!

Фокусами с генами начали баловаться в конце XX века. От пшеницы и картошки, от мышей и овечек быстро перешли к геному человека. Появились восторженные публикации, что "геном расшифрован", что теперь кое— где можно будет "чуть— чуть подправить"... "Только чуть— чуть". Блейку на семинарах по программированию, предостерегая от переделок чужих недокументированных программ, неоднократно приводили примеры таких вмешательств. Лучше напишите свою! Вот, казалось твердо— установленным, что некий ген отвечает за карий цвет глаз, оказалось — ещё и за детскую сопротивляемость кори... Попытались исправить, попытались в следующем поколении просто вернуть, как было, оказалось, теряет доминантность сцепленный с ним ген, поддерживающий печень... А вспышки психических болезней из— за еще одного... да нет, не отнюдь одного "чуть— чуть"... А попытка выделиться в отдельный вид homo stylus, там где "чуть— чуточкой" не ограничились... Дело кончилось "генетической войной" — бойней, и введением генетических карт. С тех пор генетики только наблюдают, только дают прогноз и не вмешиваются. Ни во что. А наказание за оное — отнюдь не лишение лицензии...

— Мне не поверили.

"Ещё бы... Поверили бы — через шесть недель (три недели туда, час на сборы и три обратно) здесь была бы дивизия КОМКОНа. Далее — всеобщее сканирование. Далее — вопли на пол Галактики. Далее — возможен разрыв Договора, и проект Даяна накрывается медным тазом. И вопли поднимает вторая половина... Да лично я тоже подниму тогда свой небольшой личный вопль! Только— только заработал первый статус, и — назад, на Землю, в ничто?!".

— Мне разрешили проверить лично.

— Удачи!

— Ты мне поможешь?

— Нет.

— Мне сказали: поможешь.

— Ошиблись.

— Первое. Наши не хотят скандала.

"Тоже понятно: тихо— мирно занимаются наукой на курортной планете и нафиг им нужны какие— то революции".

— ... Они надеются, что либо я не то услышала, либо не так тех поняла, либо речь идёт о всего лишь новой выведенной породе, выведенной классическими методами, без всякой инженерии. То есть надо просто провести генный анализ того самого "грызла". Практически — добыть хотя бы его шерстинку. Если я ошиблась, подозрения снимаются без всякой огласки, и твоя Даяна остаётся с тобой. В противном случае... Ты же понимаешь: подозрение высказано, теперь так или иначе оно будет проверяться. А когда проверкой займётся КОМКОН... КОМКОНу Даяна — поперек горла. Массовый уход людей из реальности равнозначен для них массовому самоубийству. Здесь, на Гессе, практически нулевая рождаемость... Но Гесса быстро заселяется эмигрантами. Не по экспоненте, как боялись, и даже не квадратичной параболе, но круче, чем по прямой... КОМКОН пойдёт на скандал, не раздумывая, лишь бы перегнуть её в обратную сторону.

— Не уговорила.

— Второе. Я понимаю, что тебе надо в твою Долину. Про мбада я расслышала. Но от их холда до Долины пятнадцать дней на конях. Тебе по всем расчетам — одиннадцать. А если мерить не по предполагаемым пешим переходам, а по фактически в прошлый раз затраченному времени, то — дней семь— восемь. На Гессе, чтобы добраться до имения уважаемого господина Телегина — нам с тобой понадобится девять суток...

— Я не пойду.

— ...девять суток, если мы сымитируем ещё один флорастический рейд и выедем на конях. Мы будем двигаться до полудня. С нами, по— прежнему, будет моя платформа. На ней только разблокируют её двигатель.

— Я не пойду.

— ... И установят два терминала с выходом на Даяну. После обеда я помогаю тебе — здесь.

— Но...

— И снимаются штрафы за несредневековость, и коэффициент к начисленным баллам устанавливается равным трем.

Галина Осиповна сделал паузу, но Блейк промолчал тоже.

— Что ж, тогда последнее. Меня попросили сказать тебе, что... цитирую: "если ты согласишься, тебе помогут с тремя десятыми секунды".

— Какие ещё... — начал Блейк. И замолчал.

— Меня попросили простить тебя, если ты выматеришься... Ты удержался. Спасибо. Хоть я бы и простила. На этот раз. Но это еще не всё, меня к той фразе попросили добавить эти самые слова: "на этот раз — только на этот раз"...

На этот раз Блейк молчал недолго:

— Пять.

— Вообще— то, мне разрешили поднимать коэффициент участия до шести.

— Шесть!

— Принято!

Глоса вскочила, протянула руку и во весь голос заорала, почти завизжала:

— Веди!

"Что ж это я никак предсказать её не могу, — ошарашенно подумал Блейк, — даже в этакой малости?!"

Впрочем, тот выкрик оказался всего лишь фигурой речи. Подняв Блейка, она свистнула. Наверное, как— то не так, как час назад, потому что на этот раз со скал спланировал другой её знаменитый спутник — червонный скорпихор Рамзес. Он приземлился в шаге от них, вытянул голову к Блейку и закричал — резко, экзотично, какой— то переливчатой трелью.

— Хорошая лошадка... — на всякий случай пробормотал Блейк.

— Друг! — опять указала на него водительница.

"Если и этот полезет ласкаться!.." — с некоторым ужасом подумал Блейк, но Рамзес только спрятал жало, выступавшее на конце выгнутого в сторону парня чешуйчатого хвоста — яда в котором хватило бы на всю давешнюю тигрозаврову семейку...

— Рамзес двоих долго не потянет. Будем ехать по очереди. Сначала я на нём, ты бежишь за стременем, а через полчаса меняемся. У тебя же уже четвёртый уровень — удержишься?

— Как? В воздухе?!

— Он не полетит — поскачет. Рамзес умеет. Да и меньше при этом устаёт.

— Он слишком большой — не пройдёт пещеру.

— Под перевалом, да? Перелетит поверху. И без нас. А на той стороне меня найдёт. Но до тех пор мы, благодаря ему, сэкономим ещё часов двенадцать.

— А твой Спот?

— Крик Рамзеса он услышал. Пойдёт следом, прикроет тылы.

— Хотел же тихо, не спеша... — покачал головой Блейк.

— Сплошная морока с этим бабьём, да?

— Трогай!

Глоса не стала тянуть время, выясняя, кто здесь командир, она причмокнула, скорпихор вытянул согнутую в колене лапу, водительница, пользуясь ею, как подножкой, вскочила на своего зверя. Блейк ухватился за протянутое стремя.

— Н— но!

Рамзес был хорошо выучен: он явно показал начало прыжка, и Блейк прыгнул вместе с ним... После первого прыжка экзот, сделав небольшую паузу, прыгнул снова, а потом — опять через мгновенную паузу — новый прыжок. Передвижение походило на детский аттракцион "Гигантские шаги"... Остановки потихоньку сокращались, Блейк потихоньку приноравливался. Но, не будь у него четвертого уровня, был бы ему... аттракцион. А так, войдя в ритм с этим необычным скаковым животным, трежер скоро передал управление аватару.

Однако сэкономить время не получилось. Они ещё и в первый раз поменяться с Глосой не успели, как из недалёкой рощи донесся истерический вопль:

— О, Богиня!!

Блейк был одиночкой. В обычных условиях, заслышав в Даяне подобный, полный ужаса, зов о помощи, он прикинул бы степень своей вооружённости, градус предполагаемой угрозы и либо с ещё большей осторожностью пошёл бы дальше, либо не спеша свернул с тропы, дабы посмотреть: не достанется ли и ему с трупов толика трофеев.

Теперь, к своему удивлению, понял, что пришла очередь совсем других вариантов. Объяснять что— либо Глосе времени не было — Блейк, не раздумывая, бросил стремя и повернул к роще. До той было около ста пятидесяти метров — на две дюжины секунд.

"Не успею!" — понял трежер, но только увеличил темп.

— Блейк, руку!.. — раздалось чуть сзади.

Он оглянулся — успел обеими руками вцепиться в протянутую ладонь откинувшейся на стременах, перегнувшейся к нему водительницы, и Глоса одним движением забросила его на Рамзеса, позади себя.

— Держись! Готовь арбалет! Мой! — прокричала она ему и скомандовала, — Чако!..

Скорпихор понял то, чего не понял парень — он резко, высоко подпрыгнул и мощными взмахами раскрывшихся крыльев начал подниматься над рощицей.

"Хотел бы я знать, — ворчливо подумал парень, — как можно одновременно держаться и при этом заряжать арбалет?!"

Но ноги сами нашли прикрытые шерстью удобные впадины в теле зверя, Блейк напряг колени, освободил руки — убедился: держится! И тут же чудовищный арбалет Глосы заскользил по её спине — парень еле успел подхватить его. Ох, тяжеленный— то какой!

— Мне — на плечо! — скомандовала водительница.

Да, это правильно. Блейк с натугой приподнял экзотичное оружие и опустил ствол на девушку. Тот чуть скользнул и удобно устроился специальной выемкой на её плече, тут же что— то щёлкнуло, и арбалет зафиксировался. Парень попробовал шевельнуть его — градусов в шестьдесят ход был свободным.

"На моих уровнях его так и используют — парами", — понял трежер.

— Смотри: вон они!

Их было четверо: трое мальчишек и девчонка. Они на небольшой полянке прижались друг к другу спинами, окруженные стаей сизых волков. Пара убитых хищников валялась на земле, один катался по поляне, пытаясь выкусить арбалетный болт из— под своего ребра, но ещё с дюжину кружило вокруг людей, а ещё столько же, не спеша, выбирались из— за раскидистых кустов.

— О, Богиня! — опять закричала девчонка и толкнула локтями мальчишек, — Ну же!...

И те неуверенно, неловко, вразброд закричали тоже:

— Богиня! Богиня!

Волков их крики не впечатлили. Они сужали круг.

— Блейк, давай! Яви им чудо!

Блейк перевёл один рычажок на крайнюю цифру "шесть", другой — на деление, у которого ярлычок стрелки часто мерцал (трассировка), утопил синюю (звериную) кнопку — другие, под незнакомыми значками, не тронул — разбираться не было времени. Навёл прицел на готовящуюся к прыжку на людей стаю. Шесть волчих силуэтов налились красноватым туманом.

"Да!" — согласился с выбором целей Блейк и нажал на спусковой рычаг.

Шесть негромких хлопков шести спущенных тетив почти слились в один.

Это было красиво: шесть светящихся, сорвавшихся с неба стрел, шесть забившихся в судорогах, визжащих бестий на земле, резко отпрянувшие от окружённых людей остальные хищники, замершая в нерешительности у границы поляны вторая стая...

— Богиня!! — завизжала девица и, как топор, вскинув вверх меч, ринулась вперёд. Мальчишкам ничего не оставалось, как последовать её примеру. Двое прикрыли её по бокам, третий чуть отстал, дабы хоть как— то контролировать тылы.

"А чего раньше ждали?! Четверо против полутора десятков некрупных хищников... Если стоять на месте, то дождались бы атаки со всех направлений и по одному точно погибли бы, а так — мечом и манёвром... Только первым поставить бы кого— нибудь покрупнее... Какие— никакие доспехи на них же есть, от неконцентрированного укуса любые спасают точно, да и от захватывающего — пару секунд продержаться помогли бы, и поддерживая, оберегая друг друга..."

Девчонка сверху вниз, с разгону раскроила, едва не снесла напрочь голову вставшему на её пути волку, другой, бросившийся на неё слева — нанизался на лезвие её соратника, а справа парень длинным взмахом отсёк переднюю лапу у ещё одного. Раненый зверь отскочил в сторону и, визжа, на трёх ногах заколбасил к лесу. За ним, с таким же жалобным поскуливанием, хоть их никто не тронул, бросились ещё четверо.

"... и, если гибнет более половины стаи, остатки, по неписаному стандарту, бегут".

— Богиня! — опять заорала девчонка и, как копьё, метнула свой меч вдогонку.

"...и осталась безоружной, вот дура... и ведь всё равно ж не попадёт... и... однако!..."

— Богиня! — раздался восторженный слитный вопль сразу из четырёх глоток: меч, действительно, как копьё, пролетел дюжину метров и пришпилил к земле сизаря! Остальные — только прибавили визгу, прибавили ходу. Вторая стая давно уже благоразумно притормозила, а заслышав новые верещания, тихо растворилась меж деревьев.

— Ого... — Глоса впечатлилась тоже. — Спускаемся?

— Но...

— Ты собираешься бросить мои заказные болты?!

Против этого возразить было нечего. Блейк промолчал.

— Рамзес, тъах!

И Рамзес сложил крылья... Почти совсем.

Блейк, вцепившись коленями в бока экзота, а руками в арбалет, еле удержался на его спине. В ушах засвистел ветер, земля ринулась на них...

"Он же привык — только с Глосой, а вот сейчас с моим добавочным весом, ка— а— ак!..."

Но скорпихор всё рассчитал точно: вовремя раскинул крылья, и приземлились они мягко.

— Освободи арбалет — внизу ложа есть синий рычажок. На себя! — скомандовала водительница.

"Сам знаю", — мысленно проворчал трежер. Случилось ему однажды вдвоём побродить по уровням, тогда и научился обращаться с парным оружием... А заодно, приобрел тяжёлый опыт общения с умными женщинами. Больше на Земле он так не рисковал.

Он отщёлкнул фиксатор, приподнял оружие, Глоса тут же соскользнула со своего Рамзеса.

"Всё— таки какой же он тяжелый!" — удерживая арбалет обеими руками, Блейк поднял ствол вверх, стало легче. Освободил руку, перекинул ногу через спину скорпихора и, чуть опираясь, спустился следом. Представил, как выглядит: эдакий герой виртуальных былин! — покачал головой. Попросил:

— Да забери ты его!

— Кидай, — улыбнулась девчонка.

"О, Богиня!" — взмолился парень и кинул.

Наверное, какая— то богиня и в самом деле приглядывала за этой поляной: арбалет не завертелся, полетел, как надо и куда надо и, самое главное — добросить до Глосы у Блейка получилось.

Ну, то, что десятикратная водительница легко подхватила его, одним движением закинула себе за плечи и зафиксировала — за чудо считать, наверное, не надо. Хоть смотрелось тоже... качественно.

— Могёшь, — улыбнулась она. — Идём знакомиться!

Идти не понадобилось: все четверо, сплочённым отрядом, с обнажёнными мечами шли к ним. Меч был даже у девчонки: Блейк ещё в воздухе видел, как за ним сразу отправился тот, что в схватке закрывал тылы.

Подошли.

Девчонка неуверенно, почти жалобно спросила:

— Блейк?

"Да уж, прославился" ...

— Ну?

Она сглотнула, перевернула меч остриём вниз и с силой вогнала его в землю. Опустилась на одно колено. И то ли продекламировала, то ли взмолилась:

— Рыцарь Богини, прими мою верность!

Тут же то же самое сотворили остальные:

— Рыцарь Богини, прими мою верность!

— Рыцарь Богини, прими мою верность!

— Рыцарь Богини, прими мою верность!

10. Забота о выживании вида

Когда, закончив обсуждение итогов первого года обучения, начальник Академии, поморщившись, предложил им перейти из релаксационной комнаты в рабочий кабинет, кураторы переглянулись и за его спиной улыбнулись друг другу. Вера Игоревна оглянулась на аквариум и не удержалась — щёлкнула ещё раз по его стеклу перед носом у пузатого вуалехвоста, но тот опять только поблымал толстыми губами... Хорошо ему, наверное, рыбу этому в тёплом красивом домике... За прозрачным стеклом.

— Садитесь, — кивнул им на стулья вдоль длинного стола босс. Сел и сам — в своё начальственное кресло у знамени Конфедерации. Кураторы послушно расселись — недалеко от него, напротив друг друга.

— Господа! — начальнику была неприятна эта официальная процедура, но на то он и официальное лицо. — Вера Игоревна я вынужден напомнить, что девятнадцатого июля Вам исполняется двадцать семь лет, а у Вас до сих пор нет ни одного ребенка. Дмитрий Олегович, Вам двадцать девять лет исполняется на месяц позже, но пользуясь случаем, я и Вам напоминаю "Пункт Первый": "Забота о выживании вида — главный приоритет официальных властей". То есть, согласно уставу Государственного Учреждения, через полгода Вы, Вера Игоревна, и через семь месяцев Вы, Дмитрий Олегович, получите последнее предупреждение о том, что ещё через полгода прозвучит констатация: работа мешает вашей личной жизни, и вы оба будете уволены. Ибо никакая государственная структура не может мешать счастью своих сотрудников, — начальник, как от кислого, скривил губы, выговорив неуклюжую формальную конструкцию.

(Все знали: не только "государственная". Государство не может диктовать "персональную политику" частным фирмам, но может обложить ту "налогом на несчастных". Неподъёмным налогом. На любую "фирму". Даже, если в неё будет входить только один человек: сама женщина после двадцати восьми лет, у которой нет ни одного ребенка, или она же, но после тридцати семи лет — без двух детей. Или то же с мужчиной — двумя годами старше.

С голоду умереть не дадут многочисленные пособия. Но все они требуют бесконечных подтверждений, а обеспечивают только уровень выживания, не предусматривая никаких излишеств, никакого баловства, никаких следов роскоши... И те же налоги могут обрушиться на мужчину, сводившего бездетную женщину в дорогой ресторан, и даже на родителей, приютивших в своем ухоженном особнячке родного бестолкового бездетного сынка...

Не получается найти любимого/любимую самим? — есть целая индустрия "служб знакомств". Заполняешь анкету со своими данными, пишешь анкету с требованиями к будущему избраннику (или будущей избраннице) — от цвета глаз до... знания бухучёта, общаешься с агентом — тебе улыбаются, с тобой разговаривают, из тебя душу вытрясут психоаналитики! — и тебе найдут. Они будут очень стараться! И не только потому, что ты им заплатишь, очень хорошо заплатишь, но и потому, что государство приплатит тоже: за каждую пару, продержавшуюся более "среднего срока" — скидка по налогам... А лучшим из лучших, успешным самым, самым эффективным — на сегодня эффективным! — ещё и пропуск на официальные информационные каналы... Рекламка...

А нет у тебя денег... или уступив очередной волне моды, можно "отдаться на волю рока" — есть "Партнёр", программа официальных властей... Заполняешь другую, очень короткую, анкету, анкету, в которой пунктов с "требованиями" нет вообще, из ограничений — только возраст, запускается генератор случайных чисел, сверяются генетические карты Акт об официальности пары выдаётся тут же — до фотографий, до любых сведений об избраннике(— ице) — только имя, фамилия. Подписываешь — и вперёд, без права на отказ. Нет, отказаться, конечно, можно — пишешь заявление на развод, получаешь клеймо "асоциальбельности" в личную карточку и живи дальше, как хочешь!

И попытка даётся лишь одна, одна на каждого ребёнка. Так что, досталась тебе законченная стерва, достался тебе прыщавый толстун — нервы в кулак, свет в спальне — в глухую блокировку, и забудь про слово "нет". Тяжело морально? — психологи буду работать с вами почти бесплатно, тяжело с деньгами — получите налоговые скидки "молодой семьи", а как только факт беременности будет установлен — так еще и доплаты, существенные правительственные доплаты: "беременность женщины — это счастье женщины". Чтобы избежать клейма "асоциабельности" любой официальной паре надо продержаться год. Как минимум — год. И держатся...

Однако ж, как ни странно, чаще везёт. Статистика утверждает, что "партнёрские" пары сохраняют официальный статус в среднем ненамного меньше пар "выбранных", очень ненамного — а уж про пары "вольных" и говорить не приходится.

Исключение же только одно: медицинские показатели. Но даже тут... "При прочих равных условиях преимущества при продвижении по госслужбе отдаётся гражданину, имеющего более одного ребёнка, как априори доказавшего свою элементарную социабельность". На практике всё ещё жёстче: майор Половцева Вера Игоревна, к примеру, до рождения второго — ни при каких условиях не станет полковником. А капитан Сергеев — именно по этой причине — до сих пор капитан. Только капитан. "Гендерная дискриминация", — улыбался он).

— Вам всё ясно? — словно у него заболели зубы, процедил генерал.

— Да.

— Да.

— Комментарии? Вопросы?

— Вот.

Вера Игоревна раскрыла свою папку, вынула лист с напечатанным текстом и передала его начальнику.

— И что это?! — он не удосужился даже скользнуть по ней глазом.

— Наше заявление.

— И чего вы там заявляете?

— Мы просим Вашу санкцию на образование официальной пары, — улыбнулся Дмитрий Олегович, протянул через стол руку грозному майору, и она вложила в неё свою ладошку.

Первый раз Танюшка в Академии сорвалась в середине третьего семестра.

За три дня до этого на силовом тесте она опять заняла последнее место.

За два дня до этого "битву троек" она опять провела, подпирая стенку.

За день до этого её выперли из тренажёрного зала: у них, видите ли, указание наставника по общему физическому состоянию!

(Когда она влетела к тому в кабинет, он на её вопли высветил все свои тридцать два зуба и сказал, что, сколько её ни удобряй, кукуруза у Воркуты не растёт. "Да причем тут кукуруза?!" — психанула Таня. Патрик же Турсунмурадович запустил свою лапищу в её распущенное волосьё, подбросил его, посмотрел на ниспадание золота, вздохнул: "Действительно, причём здесь американские злаки?! — и выгнал: — Вали отсюда, не вводи во искушение старого бедного негра".

У несчастного афро-азиата сквозь спортивную безрукавку выпирали бугры мышц; в карих глазищах и ночью, наверное — и сквозь самую тёмную полночь! — мерцали бесовские огни; припорошенная сединой бородка тщательностью формы вызывала желание подёргать, дабы убедится, настоящая ли она. (Татьяну от реализации навязчивой идеи с проверкой удерживала только полная уверенность, что в ответ этот выкормыш трех континентов тоже даст волю своим "шаловливым ручонкам"). А уж когда он улыбался... Такими зубами можно попеременно рвать крокодилов и рекламировать ослепительной их белизной стиральные порошки!

— "Искушение"... — не удержалась Танька, — у Вас, что ль, мало женщин было... есть и будет?

— Без счёта, — послушно согласился Турсунмурадович. И с тоской добавил: — Но сколько ж ещё не подсчитанными останутся?! Вали отседова, кому говорят! А на тренажерах лишнюю минуту застукаю, тыщу баллов спалю!

Что осталось бедной Тане? Показать язык. Перехватив в воздухе, метнуть назад запущенный в неё один дарт. Изогнувшись, пропустить над бедром второй. Подпрыгнув, уйти от третьего с четвёртым. И, следующим прыжком, уйдя в кувырок, вылететь из кабинета. Да! — ногой захлопнуть дверь! Вовремя: тут же в неё ударили ещё и пятый с шестым.

"И ведь всеми же опять в задницу метил... извращенец старый")

— Не стыдно?

— А куда ж ещё-то? — искренне удивился мистер. — Попа — самое безопасное место. Зачем девочке лишняя регенерационная сессия? А так: увернется — молодец, нет — ребяткам её забава: перевязку делать... да и мне... попаду — ох, приятственно....

Вера не удержалась и дёрнула его за бороду, он тоже не стал удерживаться — хлопнул по попе её, нарвался на блок, нарвался на объятие, на поцелуй... Да что то за поцелуй — одно название! Только и славы, что громко. Чмокнула стерва, и всё — ужом выскользнула.... Вот же гадючка!

"Вот же... извращенец старый", — покусала губы майор. — Ну, как он это вытворяет?! Ведь опять не удержалась..."

За восемь часов до этого неслепой жребий сделал суточной дежурной Лерку. И на утренней разминке справедливая Лерка совершенно справедливо заметив, что Татьяна и Мария на стенку вечно идут в первых рядах, поставила их последними. И то, что сверху "вечно" валилось на другие головы, на этот раз досталось им. А всю ночь шёл дождь. Так что нынче сыпалась не пыль, а валилась грязь. А у бедной Тани в честь радостного солнечного утра на голове даже косынки не было!

За два часа до этого на классном часе (семинар "Анализ текущей ситуации") Вера Игоревна объявила, что Надежде Азалиной и Станиславу Ященко с завтрашнего утра предоставляется трехдневный отпуск на церемониал получения статуса официальной пары.

Как её достала эта аристократка! Не мог Стас найти чё-нить попроще! Впрочем... Страницы прошлого перечитав, и по порядку их разобрав, остынувшим умом она легко поняла, что всё произошло, как обычно и бывает: это девушка нашла и выбрала себе парня, а тот... Тот послушно побежал за подвешенной у его носа морковкой. И случилось оно гораздо ранее достопамятного "приглашения на танго".

В начале вступительных она ему была безразлична, среди тех полторы сотен девчонок она была почти неразличима! А вот когда ненавязчиво попыталась навязать себя, и её благополучно отшили — занозу, зараза, оставить успела, и началось... воспаление крови. Ампутация ж сердца ещё никому не помогала.

И умела же! Прислонится, к примеру, к Питу спиной, простоит так, в его объятиях чуть ли не всю перемену, налюбуется, как Стас взглянуть в их сторону не может, а потом высвободится и чуть слышно — слышно! — скажет: "Спасибо, брат, теперь мне легче".

"Брат"... Мария рассказала, давно уже рассказала Татьяне, как Пит с Сержем стали для Азалиной VI "братьями":

"Мы тогда на вступительных только— только объединились. Серж пошутил над её "аристократической задницей", Пит поддержал шутку:

"Три месяца ни— ни! Правила "Семьи", не помнишь, что ль?!"

Надежда отшучиваться не стала:

"Что ж, один раз и навсегда — и про правила, и про задницу, и про аристократок".

Шагнула к Питу, и, глядя прямо в глаза, начала расстегивать ему штаны.

"Ты..." — начал он.

"Теперь молчи уж!" — оборвала она.

Вероничка вылетела из аудитории, Серж ухмыльнулся и двинул, было, за нею следом.

"Стоять! — обожгла она его, — Ты следующий!" — и нашла взглядом меня: "Машенька, не уходи. Поддержишь?"

А как раз накануне была та самая, злосчастная "лента", где у нас свалилась Вероничка. Я бы её не бросила ни в коем случае, но ведь это Надежда, только Надежда сумела остановить парней, и она же придумала, как Вероничку вытащить. Не могла я ей отказать!

Штаны у Пита упали, она одним движением сдернула свои, опустилась на колени, оперлась об пол руками, позвала: "Машенька...".

Я села рядом, положила ей руки на плечи.

"Но..." — пробормотал Пит.

"Начинай — оборвала она его, — Или у тебя не стоит? Помочь?"

"Пит...", — сумела ехидно усмехнуться я, поддерживая подругу.

Она управилась в пару десятков секунд с обоими: "Сексуальная грамотность — это тоже наша традиция".

А после встала... Неуклюже натянула штаны, подошла к Питу, повисла на нём: "Брат, помоги", и расплакалась.

Серж ещё сам был в прострации, но я толкнула его к ним: "Поддержи же".

Он подошел, тоже обнял, начал гладить ей щёки и шептать: "Сестра, сестра..."

А Вероничка, уже потом, на всякий случай, ещё раз процитировала им обоим на пару, то знаменитое правило: "Три месяца запрета на физическую близость, после осознания факта взаимного влечения, — и повторила: — запрета — если взаимного, понимаете, взаимного!" "

— Упомянуть мне об этом попросила тебя она? — спросила Татьяна.

— Да.

— Передай ей: я запрещаю рассказывать Стасу. Это внутреннее дело вашей семьи. Не её Семьи — вашей и только вашей! — а подумав, добавила: — И Сержу своему как-нибудь тоже... а то он... не по злобе, а красного словца ради — сболтнёт ещё... Напомни ему оригинальную трактовку третьего закона Ньютона Азалиными: если кто-то причинит боль члену Семьи, то и члены Семьи имеют полное право причинить боль этому подонку. Каждый из них имеет. По очереди. Или даже без.

— Серж не из пугливых... — Мария задумалась, — Но, что язык у него, как помело — пожалуй, да. Я поговорю. Но ты... — она покачала головой, — Надька говорила, что ты шокированной не будешь, и ты... Ты и вправду, словно бы не очень удивлена...

— Не очень. В моём квартале я тоже числилась аристократкой. И желающие подшутить над моей задницей находились тоже. Нет, "братьев" среди них у меня не появилось. А друзья — остались. И всё! И больше об этом — никому. Никогда!

После урока танго Азалина VI, как по их правилам положено, три месяца изводила себя и парня! А потом — ну, трахались бы себе и трахались... если время находилось, если силы оставались — что совпадало редко и редко... Но после летних вакаций уже, на втором курсе, они придумали себе новую печальку: Надя запретила Стасу говорить: "Я люблю тебя"!

— Ты б радовался! — пыталась вразумить его Татьяна: — Оно означает, что она боится ответить! Ведь согласно традициям Семьи...

— А плюнуть на традиции слабо? — хмыкнул медведь Пётр.

— Ставить её перед выбором? — бритвенно улыбнулась самурайка Зин. — И думать забудь!

— Что, выберет Семью? — опять не понял Пётр.

— Выберет его. Не раздумывая. И всё.

— Что — всё?

Зинаида промолчала, объяснять пришлось Татьяне:

— Про Ольгу Азалину IV знаешь?

— Оно мне надо, их генеалогию зубрить?!

— И про Ольгу, которая по мужу Тернер, не слышал тоже?

— Так она — Азалина?!

Не проходило и десятилетия, чтобы какой-нибудь режиссер из нового поколения не вынес на публику свою версию горестной истории Ольги и Тьера Тернер...

— Родная сестра родной бабки нашей, — подтвердила Зин. — Сейчас, промежду прочим, благополучно работает в правительстве, где-то в отделе контроля за пищевыми добавками. Говорят только, что по требованию Семьи, не отказала ещё ни одной актрисе, ни одному режиссеру в подробных консультациях.

— Во, садюги... Не знал...

— Азалины сей факт не то, чтобы скрывают — не поощряют к рекламе. Так что, Стас, подумай, хотел бы ты для своей Наденьки подобную романтику. А другой вариант, сам понимаешь, только один: она говорит "я люблю" — и вычеркивает из своего распорядка все противозачаточные мероприятия, и везёт представлять тебя Семье, потому что впервые выйти замуж без родительского благословения — это плюнуть в лицо родителям, а если рожать вне брака — чего оно ради?!

— Да чего ради вам всем так нужен он — законный брак?!

— А ты не знаешь?! Ты что "Основы семейной жизни прогуливал"?! Дети родившиеся в браке на 8% успешнее остальных.

— Правда, что ли?

— Точно прогуливал. Законный брак априори означает меру ответственности родителей — это раз. И поддержку эгрегора — два.

— Многие учёные считают существование эгрегора недоказанным, — буркнул Пётр.

— Зато никто не сомневается в восьми процентах успешности!

— А уж беременность для неё и тем более роды... — опять подхватила эстафету Таня, — Курсантство КОМКОНа не входит в список профессий, позволяющий сокращать декретный отпуск. Минимальный срок которого — может, и этого не знаешь?— восемнадцать месяцев. И будете, ты — здесь на третьем курсе сексуальную практику проходить, она — с ребёнком дома. И как? — вот этого ты для вас обоих хочешь?

Но через месяц Мария по секрету сообщила ей, что Надежде опротивело "врать молчанием", что Надька ворчит: двух детей рожать всё равно придётся, а раньше сядешь — раньше выйдешь. В общем, что она решилась.

На следующий день и Стас сообщил остальным лепесткам Белой Розы: "в случае чего", он возьмет академический отпуск, чтобы провести декретный Надежды рядом с нею. КОМКОН, мол, в таких случаях идёт навстречу паре... (И не мудрено: "тезис о счастье" ввёл по слухам именно КОМКОН).

Выругаться, глядя на светящегося Стаса, сил не хватило ни у Дэна, ни даже у Петра. А что оставалось делать девчонкам?

Ну, вот и дождались.

За час до этого в конце семинара Вера Игоревна, проходя мимо, выцепила из волос Тани каменную крошку, продемонстрировала её группе и продекламировала:

— Именно по этой причине вам всем были рекомендованы короткие причёски: дабы не превращать свои головы в мусоросборники, — и с крупинкой, зажатой в вытянутых пальцах, прошла через всю аудиторию к стоящей в углу мусорнице и с презрительной миной сбросила порошину в неё. — Минус пять баллов.

За четыре минуты до этого общий разговор на перемене о новостях Сети опять свернул на Екатерину Одоевцеву — о том, что она делала в экспедиции, какие дела остались у неё со Стеховым после окончания съёмочной компании, и о том, чем она будет заниматься после премьеры...

За минуту до этого Лерка заявила, что это несправедливо! Стехов получит свой шедевр и перейдёт к следующему, а Одоевцева — больше никто!

За шестнадцать секунд до этого Серж решил внести свои пять копеек:

— И всё ради чужого проекта, более того — ради проекта канала— конкурента...

— Серж! — попыталась остановить его Азалина.

Но он, не удержавшись, закончил-таки саркастическую арию:

— Вот что значит — гениальный режиссёр!

У Танюхи, которая, пытаясь заставить себя не слушать, переплетала косу, выбора не осталось — она ринулась к нему.

За две секунды до этого:

— Эй, волосёнки-то хоть подбери! — со смехом посоветовала Валерия.

И это началось.

Как Лерка обозначила боевую стойку, увидев, что мелкая блондинка, резко затормозила и шагнула к ней, Таня ещё запомнила. И ещё она запомнила тот восторг, когда поняла, что боевая задача "Лерка" — решаема. А окончательно крыша полетела от чувства резонанса с самой собой, от ощущения, что "попала!". Больше она потом не сумела вспомнить ничего.

Что было — потом, она увидела на видео:

Как показала Лерке поворот налево — а ушла во встречную вертушку на триста шестьдесят градусов, хлестнув ту по глазам "неподобранными волосёнками", когда же противница рефлекторно схватилась руками за лицо — повторной вертушкой залепила ногой по шее.

Как, не оглядываясь, бросилась к Сержу — её попыталась перехватить аристократка, но ту снёс с дороги Стас, Пита с Марией взял на себя Пётр, с Вероничкой позабавилась Зин.

Как сама она, маленькая стройненькая, вдруг стала похожей на худую голодную крысу, отгрызающей куски с живого ещё, с бестолкового, загнанного в угол щенка...

— Пё-ё-ётр! — наконец, заорала Мария.

Пётр оглянулся на валящегося Сержа, на Татьяну и отдал приказ:

— Дэн!

И шедший следом за Татьяной Дэн, ударил сзади.

На пол она упала бы одновременно с Сержем, но Дэн подхватил её на руки.

Через четыре минуты появились кураторы.

— Так, спрашивать что-либо с дежурной смысла не имеет, — констатировала Вера Игоревна, глядя на Лерку, которую медсестра обихаживала нашатырным спиртом. — А потому, группа, слушай моё распоряжение:

1. Отпуск Азалиной и Маркову — откладывается.

2. До завтрашнего анализа текущей ситуации обеим Розам запрещается... перекрёстное опыление. Никакого общения! Ни словом, ни вздохом, ни взглядом! Для особо искушённых в казуистике: и никоим другим образом. Штрафы будут... оглушающими. Можете сразу сами манатки собирать.

3. Остальным: тема драки, а также любые упоминания о коллизии Одоевцева— Стехов в присутствии кого— то из Роз под запретом на те же сроки, на тех же условиях. Ни намёком, ни взглядом, ни вздохом! Давид, растолкуй особо смешливым да остроумным, как им может тогда улыбнуться КОМКОН.

Она ещё раз оглядела аудиторию. Тишина стояла... оглушённая. Про "манатки" речь не заходила ещё никогда.

— Стехова!

— Я!

Таня высвободилась из объятий Дэна, выпрямилась.

— Сколько пальцев? — вытянула раскрытую ладонь майор.

— Пять.

— Сколько будет трижды-три?

— Девять.

— Производная от косинуса?

— Минус синус.

— А это кто? — Вера Игоревна указала на растирающую шею Валерию.

— Побитая мною Лерка.

— Адекватна, — хмыкнула куратор.

— Таня, а ты не боишься нарваться на штраф? — поинтересовался Дмитрий Олегович.

— Нет. Говорить о драке запрещено им, а не нам.

— И вправду, адекватна, — улыбнулся и куратор.

— Я расширяю запрет. Те же темы будут запретны и для Роз в обоюдном присутствии или в присутствии не входящих в их плетение. После того, как я скажу "всё". А пока... Азалина!

— Я.

— А ты — адекватна?

— Нет!

— Гляди-ка, что значит Семья, даже сейчас — "да"!

— Надежда, — вступил капитан, — разрешаю одно слово. Один взгляд.

И Надежда обернулась на неотрывно глядящего на неё Стаса:

— Ждём!

Кураторы переглянулись и не выдержали — захохотали.

— Ты уж это... не до смерти... потом... убивай его... — вытирая слёзы, еле выговорил капитан, а майор только замахала руками.

— Чего это они? — выразила общее непонимание Анастасия.

— Что ль, не видишь? — снисходительно объяснила адекватная Танька. — Узнали знакомое... Но они-то, вон, друг с другом до сих пор как-то выживают...

Дмитрий Олегович достал из грудного кармашка платочек, протянул его Вере Игоревне. Она вытерла глаза, согнала улыбку.

— Так, всё!

И не спеша обернулась на Азалину. Но Надежда встретила именно её взгляд. Она оглянулась на Стаса. Зинаида Тогинава с улыбкой сделала шаг вперед и перекрыла опасную директрису.

— Михаил Фёдорович, — извинился перед уже, оказывается, вошедшим лектором капитан, — Мы отняли у Вас полторы минуты...

— Ах, что Вы, что Вы, — улыбнулся асс маскировки, — Такое зрелище... И опять Азалина! Эх-х-х, с такой девушкой... как бы я перехитрил вас всех и весь ваш КОМКОН полвека назад! А теперь...

— А что теперь? — не поняла Вера Игоревна.

— Теперь это наш КОМКОН. Мой.

— А что было тогда? С той?

— Да мало их, девчонок Азалиных, все больше пацаны... Не мне она выпала. Наверное, слишком незаметным я оказался, — он вздохнул, но тут же выпрямился, — Всё молодёжь, исчезли! — и, выкинув вперед руку, загнул один палец: — Раз!..

Курсанты только покачали головой: бросив взгляд на этот загнутый палец, на эту вытянутую руку, они все разом упустили момент, когда их кураторы... и вправду, исчезли...

"Учиться и учиться", — прошелестело по аудитории.

— Стас, это провокация!

Они сидели в кабинете Стаса — девчонки на кушетке, Стас в своём компьютерном кресле, Пётр с Дэном — на полу.

Да-да, на втором курсе каждый курсант получил по личному кабинету. Спали по-прежнему: парни — в казарме, девушки в "дроттуаре", но личное время — да-да, на втором курсе появилось личное время — теперь можно было проводить в личных кабинетах.

Правда... Правда, в дополнению к тому, появилось и ещё одно новшество — душевые стали общими... Да-да, на горизонте замаячил третий курс...

— Не верю, — покачал головой Петр, — Федорыч — не провокатор.

Зин улыбнулась.

— Как же я её ненавижу — вашу мудрую женскую улыбку! — вспылил он. — Которая значит, что все и всё вокруг — дерьмо!

— Как это все? — рассмеялась Таня, — вовсе не все. Как минимум, для двух место под исключение оставляется всегда.

— Нет, это не провокация, — Стас не улыбнулся, а тоже покачал головой. — Это вызов!

— Точно, — согласилась с ним Танечка. — И, если поанализировать, то из этого следует очень интересный вывод...

— Чёрт возьми, а ведь действительно так! — озарило и самурайку.

— А ты даже сейчас способна на анализ? — улыбнулась Мария.

Она сидела на полу скрестив ноги, откинувшись к кушетке, к Сержу, который забавлялся её распущенными волосами — поднимал то одну прядь, то другую, то баюкал её в ладонях, то пропускал меж пальцами... Мария попробовала запретить ему, но он... он скорчил обиженную мордочку. А при его теперешнем виде: губы разбиты, глаз — заплыл, через всю левую щеку глубокая царапина! — обида показалась нестерпимой. Пришлось опять терпеть ей...

"Что-то часто он начал находить повод баловаться моими волосами", — подумала Мария. О том, почему сама стала находить повод, чтобы отменять запреты на баловство, как-то предпочла не размышлять.

В лазарет, в биованну Серж идти отказался:

— Ну её! Лучше горсть таблеток сожру. А то после... — да, после этих ванн настроение... специфическое... да чего там "специфического" — мерзкое! — И боевые раны украшают мужчину!

"Ага, особенно эта царапина — уж красота-то, ну, несказанная! И когда только она, гадина, такой след оставить успела?! Ведь била, только ж била, вроде бы! Сжатыми кулаками да ногами... Однако ж вот — умудрилась... А если б глаз зацепила?!".

Пит сидел рядом с Сержем. Азалина привычно устроилась в его собственном кресле. Пит не раз пытался понять, — хоть только понять! — как у неё проходил этот фокус, да вскоре бросил, не пустить Надежду в своё кресло легко получалось у девчонок, а парням в её присутствии приходилось довольствоваться в кабинетах менее удобными местами. Впрочем... Зато Вероничка, примостившаяся в уголке кушетки, опять прислонилась к нему...

— Действительно, — Серж улыбнулся.

Надя отвела от него взгляд, поморщилась: "Вот уж кошмарики! Нет, я бы перетерпела пакостное настроение утром, но ночью полечилась бы обязательно".

— Что "действительно"?

— Да вид у тебя — краше в гроб кладут.

— Вон зеркало, каких и в гроб не кладут, посмотри — полюбуешься.

— Но я же вот улыбаюсь!

— Теперь это так называется?!

— Слушай, графиня, ты хоть знаешь, что это строчка из очень неприличного анекдота?

— Рассказать?

— А тебе-то кто в вашей, небось, частной школе?..

— Не в частной — семейной. У нас сестрой есть целая толпа двоюродных братьев... И троюродных тоже. Наслушалась. Этот... кажется, ещё в девятом классе.

— И всё-таки... — Пит протянул свою лапищу и погладил девушку по колену, — Расслабься, а?

— Меня еще никогда не предавали. Никогда!

— Ну, какое предательство?! Стас снёс тебя с пути съехавшей с катушек психопатки...

— Он... не говорите мне о нём! Просила ж! И... — она уставилась в его глаза — И убери руки. Немедля!

— Ох-х-х, — не выдержал Пит — локоть Веронички ощутимо заехал ему по печени.

— Надь, почему так резко? — заинтересовалась Машка. — Ты же сначала спокойно отреагировала на его касание? Проанализируй, а?

— Сначала оно было дружеским, — притушила взгляд Азалина.

— Ну?

— А потом на него начало накатывать возбуждение.

— И?

— А на меня — отвращение.

— Да какое там "накатывать"?! — возмутился Пит. — Вот, — он вытянул и почти свел вплотную свои чёрные пальцы, — Граммулечка.

— Извини, мне хватило.

— Любишь, — поставила диагноз Вероничка.

— А я и не сомневалась, — нахмурилась Надежда. — Никогда ему не прощу!

— Слушайте, мудрые женщины, объясните тупому пацану, что вы вывели из реплики Фёдорыча? — всё никак не мог понять Пётр.

— Что запрет не абсолютен. А следовательно, это не запрет, а тест. Ещё один тест. С очень высокими ставками, но тест.

— То есть я, — включился Стас, — я могу просто подойти к Наде и...

— Можешь, — улыбнулась своей знаменитой бритвенной улыбкой Тогинава. — Предварительно собрав манатки. И её вещички можешь собрать — тоже заранее. Она, как? разрешает тебе копаться в своём белье?

— Зинка!

— А что "Зинка"? — оказывается, и Танюшка тоже может улыбаться — бритвенно. — Хорошо спрошу я, и не про белье. Она, как? разрешает тебе принимать решения за неё? Которые на всю жизнь?!

— Слушай,— хлопнул по плечу парня Пётр, — надо не переться на рожон, надо просто сделать КОМКОН. Уделать его — по полной программе!

— Уделать и этого сахарного капитана, и эту стерву майора, и даже Фёдорыча, — хлопнул Стаса по другому плечу Дэн. — Да, даже Михаила Фёдоровича.

— Мало времени, — деловито проговорил, начавший оживать Стас, — надо успеть до завтрашнего классного часа...

— И что особенно интересно: в условиях тотального контроля, — опять улыбнулась самурайка и скользнула взглядом по стенам.

— А ведь точно: как бритвой по глазам, — поёжилась Вера Игоревна.

— Можно подумать, твоя бритва тупее, — улыбнулся Дмитрий Олегович.

— Я ничего делать не буду! И вам запрещаю! И не думайте, что это какой-то там тест! Мария, обещай мне! Здесь и сейчас — обещай! За себя и за них!

— Обещаю.

— А с чего это ты улыбаешься?

— Не скажу.

— Ты мне пообещала!

— Да.

— Вы ничего делать не будете!

— Не будем, — она опять улыбнулась: "мы не будем".

— Совсем у девчонки крыша уехала!

— Это тебя никогда не предавали...

— Да не предал он её!

— Он хуже. Он сделал выбор.

Совместные душевые какого-либо ажиотажа не вызвали: на пляжах мера прикрытости диктовалась только возрастом, настояниями врачей да переменчивой модой. Бывали сезоны, когда и молодёжь закутывалась в ткань по самые уши, бывали — от одежды на её представителях оставались только очки, серьги да пирсинг — в самых неожиданных местах и сочетаниях... Ну и тату... Сколько не убеждай, что татуировка портит кожу, что это то же самое, что носить — годы носить не снимая! — одну и ту же одежку, а вы же даже драгоценности менять стараетесь! Нет, салоны по вжиганию картинок в тело не прогорали. Хорошо хоть нанесение тату приравнено к пластической хирургии, и для несовершеннолетних требовалось обязательное письменное (компьютерное на самом-то деле, конечно) разрешение родителей, а найди их ещё, родителей этих, сразу обоих... Совместное проживание на десятилетия — не то, чтобы редкость, оно не типично. А уж уговорить их, гордых, чтобы один не запретил то, что разрешила другая...

Да и первые дни после расслабона каникул... "Так, вижу: блины с творогом, пицца с грибами, жареная кукуруза с картошкой, вареная рыба с печёнкой, сушёные тараканы с известью?! Что ж, добро пожаловать домой! Ад заждался вас!" И вперёд... И вперёд... А ведь после каждого "вперёд" следует ещё и "назад"...

Так что до душа, первые недели каждый раз добираться приходилось едва ли не на четвереньках, да ещё когда тебя поддерживают с двух сторон... Или поддерживать, хотя бы с одной стороны, приходилось уже тебе. Дотащить, сгрузить, открыть воду... Не до глупостей.

А потом, глаза уже замылились окончательно. А полная нагота не сексуальна, Да и чего сексуального — в смывании пота да грязи?!

— И как?

— Нормально, Михаил Фёдорович, нормально.

— Что вы называете "нормальным"? Они приняли вызов?

— Да.

— Что, и план у них есть?

— Есть, — засмеялась майор.

— Настолько смешно? Тогда я даже спрашивать боюсь об авторстве...

— Она, — подтвердил капитан.

— Ох, уж эти мне деятельные блондинки! Выпороть её, что ли, чтоб не в свои дела не лезла?..

— Не понадобится, она сама, — опять хмыкнула Вера Игоревна.

— Сама себя выпорет?!

— Нет. Она нашла вариант побольнее.

Наставник по маскировке только вздохнул.

— А Розы?

— Надежда участвовать в потехе своим запретила.

— Она у них уже командует?!

— Зачем приказывать, когда можно со слезами в голосе попросить — Азалина ж... Эффективность у них в крови.

— Гордячка сопливая.

— Учить ещё и учить, — вздохнул Дмитрий Олегович. — Учить и учить... А не хочется, как же не хочется... — он, не глядя, откинул руку назад, Вера подхватила её, подняла к лицу, прижала к щеке...

— Ладно вам, дома наобнимаетесь. Что Белая Роза?

— Выращивают лес.

— У?... — сдвинул брови наставник, но тут же понял: — Чтобы спрятать лист? Бегают и со всеми шушукаются?

— Петру даже Настька попеняла: увидят же! — прошептала...

— Поубивал бы... А Тагинава?

— Эта в своём стиле — организовала свалку на тропе, еле отфильтровали её шёпот.

— И о чём он?

— При желании можно счесть хитрым кодом. У нас такого желания не возникло. В общем, ни-о-чём, — по складам произнесла майор.

— Молодец девчонка! С кем шепталась — неинтересно. Интересно: Горгиладзе был в той куче?

— Да.

— Рядом с ней?

— Почти вплотную.

— Координатор?

— Больше некому.

— И какое решение они нашли? И кто — он или Тагинава?

— Не поверите...

— У?

— Ингрем.

— Валерия?! — изумился наставник: — Вот же засранка.

— И Вы сразу поняли как?

— Сам я вижу четыре варианта, — ворчливо пояснил мастер маскировки, — Не думаю, что кто-то из них за пол дня изобрёл что-то ещё. Раз автор — она, значит, это тот, который в моей нумерации — второй. Вот же, мстительная стерва, оказывается!

— С её точки зрения — просто воздаяние по справедливости.

— А с моей — просто ревность.

— Просто Вы неравнодушны к девчонкам Азалиных!

— Да, — признал старик. — Всё непросто... Как обычно.

К тому, что произойдёт в душевой, Татьяна была готова, но оно, как обычно, следуя законам Мэрфи ("Закон N1: Если неприятность может случиться — она случается. Следствие: если неприятность не может случиться, она всё равно, гадина, случается), началось в самый неподходящий момент — только-только намылила голову, только— только пена полилась по лицу — тут и раздался истошный вопль Анастасии, и душевая стремительно превратилась в парную.

Пока Танюшка обеими руками оттирала глаза от шампуня, пока промаргивала остатки — в пространстве между кабинками стало многолюдно и шумно. Впрочем, глаза, как выяснилось, можно было оставить в покое — горячего пара было столько, что в шаге от себя всё равно не было видно никого и ничего. Голые силуэты возникали неожиданно, кто-то с кем-то сталкивался, кто— то кричал, запинаясь, в попытках избежать слов, штрафуемых мелочной наставницей, кто-то решил, что ну его на хрен — и орал запретное.

"Заставь дурака богу молиться, — мысленно прошипела Таня, — он и лоб расшибёт, но это ещё что! Вот если за дело возьмётся блондинка — лбы порасшибают все присутствующие!"

Она благополучно увернулась от двоих прежде, чем добралась до кабинки, в которой мылся Стас. Судя по звукам, воплям (одна штука) и матерному монологу (ещё одна штука) Пётр, с которым она там столкнулся, уворачиваться ни от кого не стал. Врезавшись и в неё, её он подхватил — так что на ногах она удержалась.

— Оставайся здесь! — кинула она ему, и шагнула внутрь.

Он расслышал. Вряд ли Танюшкин голос пересилил отчаянный, никак не утихающий визг Анастасии. Может, по артикуляции? Хотя вернее, просто услышал то, что хотел, что ждал услышать.

— Стас, это я! — сразу обратилась к другу она.

— И чего? — не понял тот.

— А ты не видишь? Тебе создают условия для тайного свидания.

— Да что я совсем сдурел?! — изумился парень.

— Да кто ж вас, влюблённых, знает!

— И ты здесь, чтоб меня образумить?

— Стас, ну не злись... — положила она руку ему на плечо

— А Пётр, значит, снаружи, чтоб исключить прорыв рыжих?

— Ну, Ста-ас... — жалобно протянула Таня.

— Ох, уж мне эта Настька! Да заткнётся она, наконец, или нет?!

— Тебе бы обварить руку...

— Вот и Рыжая роза не доверилась влюблённым тоже: Вероничка внутри кабинки позорится перед Азалиной, двое — снаружи... А намекали же мы им: Надежда адекватна!

— Стыд глаза не выест, а вот если бы они проворонили подругу — никогда б себе не простили. Правильно делают, — заступился за молодёжь старый наставник и перешёл к другому экрану, — Нет, ну надо же быть такой... Ну, кошка мартовская! Обнимает её парень — и мозги отключаются напрочь, словно бы их изначала там и не было!

На экране Хольт второй раз уже выдрался из объятий Галины Ветлужских — фигуристой брюнетки, одной из немногих в группе с явной пластикой. Впрочем, "лисья улыбка" давным— давно вышла из моды, а на этой курсантке смотрелась, как родная.

— Галя!.. — почти прошипел он.

Наставники не выдержали и засмеялись, улыбнулся даже Михаил Фёдорович:

— Бедняга... И сказать толком ничего нельзя, и даже голосом намекнуть... Но как старается!

Девчонка снова ничего не поняла, и просто залепила ему пощёчину.

— Га-а-аля!

Он перехватил второй удар, прижал её к себе... И наставники снова захохотали — так послушно девчонка опять обмякла в его объятиях.

— Галя!

Он сильно шлепнул её по лопатке, девчонка зло вскинула голову...

— Сейчас ка-ак заедет ему коленкой... — хихикнула Вера Игоревна. — И накроются все их хитрые планы.

— Ну, Галя же! — почти с отчаянием прошептал парень.

И Галя, наконец, поняла — прижалась к нему, начала целовать, целовать...

— Нет, ещё учить и учить, — критично оценил её старания старый наставник.

— Так третий курс впереди, поднатаскаем, — вступилась за курсантку наставница. — Догадываетесь, почему именно эти трое? — световым пером указала она на ещё две кабинки с целующимися в тумане парами

— Сколько человек в группе не были дежурными? — поинтересовался старик.

— Догадываетесь, — показала разочарование женщина. — Пятеро.

— С двоими успели раньше? Неплохо.

— С одним. Последний — сам Горгиладзе.

Утром неслепой жребий выпал на Ветлужских.

За что та с самого начала, с первого семестра, невзлюбила Татьяну, Таня разобраться не пыталась, а ну их, этих девок! С парнями — надёжней. Да ещё и эта пластика... На Галке она, конечно органична, но... пластика есть пластика. Сам факт её означает уровень. Недаром в прошлом году из "вылепленных" отбор в группу почти все провалили.

Перед стенкой Ветлужских нашла её взглядом и провозгласила:

— Лерка была права: чего это вы, волосатые, — вечно здесь среди первых?

— Что, опять последними? — не удержался Стас. — Как вчера?

— Правильно! Несправедливо! — обрадовано согласилась Галка, — Думаю, справедливо будет, если они теперь пойдут предпоследними. А последним будешь ты, Ященко! Но тогда... во избежание... Ладно, Азалина, ты — первая! Хотя... такая симметрия не эстетична... Валерия — вперед! И в первый коридор! Надежда — вторая, и во второй. А за Надей по росту — мальчик— девочка, мальчик— девочка. Тронулись!

Подъём не был сложным — здесь всё— таки разминка, а не спорт высших достижений, да и изучен он до последней трещинки, однако поначалу срывы случались. Один из первых отчисленных был как раз из здесь сорвавшихся. Когда катился — сломал руку, а у самого дна воткнулся в камень и добавил перелом рёбер. Пока его доставляли в биокамеру, пару раз терял от боли сознание... Через три дня его подняли на ноги, но утром на разминке подбежав к стенке, он постоял— постоял и... и пошёл назад. Собирать вещички.

Надежда стенок не боялась. Ещё бы! Её цирковая подготовка, да и семейные традиции... Телевизионные ролики, где азалинская малышня — от едва научившихся ходить! — играет — стаей обезьян играет! — в трехмерные догонялки (на мягких полах, конечно) постоянно включают в социальную рекламу здорового образа жизни.

И сейчас хоть она и не торопилась, но Лерку догнала быстро. Перегонять не стала. Мало ли чего взбредёт в голову суматошной командирше — может обвинить в нарушении приказа. Приказано идти второй, вот на полкорпуса сзади она и шла.

У жёлтого камня коридоры перекрывались. Надя ещё больше притормозила, дала Валерии возможность пройти его, потом ухватилась рукой за знакомый выступ, начала подтягиваться...

— Азалина... — услышала она.

Подняла голову. Лерка смотрела ей в глаза.

— В оплату! — сказала она и ударила каблуком по руке.

Удар был рассчитан точно: на секунду раньше, на секунду позже, она бы удержалась, а тут покатилась вниз. А под нею... Мальчик— девочка, мальчик— девочка — тройной волной.

Десятиборец Стас почти догнал шедшую выше Стехову и шел сейчас прямо под Надеждой. Лишь на несколько метров ниже.

— Руку! — успел заорать он.

Его же снесёт тоже! Но она, оттолкнулась ногами от камней, изогнулась, вытянула руку к нему, и он перехватил её.

Он бы сорвался. Но его поддержала птаха Танечка.

Она бы снесла и её, но ту, за свободную руку удержал медведь Пётр, но и он не удержался бы, если бы и его не держали... Мальчик— девочка, мальчик— девочка, мальчик— девочка ...

Им, влюбленным, было запрещено общаться друг с другом, но они и не разговаривали, они даже не смотрели друг на друга, она только держалась за его руку, а он — держал её.

Ну, а дальше, все эти мальчик— девочка только орали: сорвёмся же, дура! Зацепись! Встань!

Она не отвечала и им.

— Что ж, — начала классный час Вера Игоревна. — Пришла пора раздавать сёстрам по серьгам, а братьям... — она задумалась.

— А братцам — каждому по своему галстуку, — грустно помог ей Дмитрий Олегович. Но морозом продрало позвоночники у многих и многих из— за тона именно его голоса.

Он, как обычно, сидел у мониторов, она, как обычно, прохаживалась меж там и сям расставленных столиков. У каждого курсанта здесь был именной, и каждый раз этот свой столик приходилось искать на новом месте. Часто логики или смысла в том порядке — или беспорядке! — не было никакого, но иногда... вот как сейчас: одна Роза в полном составе в одном углу, другая — в другом, остальные меж ними.

— Для начала...... Бенуа! Со вчерашних событий прошло уже более суток, почему до сих пор на тебя противно смотреть? Минус балл. Завтра будет два. Догадываешься сколько будет послезавтра? — Серж только вздохнул: от биованны открутиться не получилось. — Далее, я снимаю вчерашние запреты.

— Разрешите? — Надежда сразу подняла руку.

— Ну, просто девочка— отличница... — проворчала наставница. — Чего ради?

Девушка встала:

— Кажется, есть шансы не успеть. А мне надо.

— Ты понимаешь, что можешь тем самым резко поднять те самые шансы?

— Да.

— Дозволяю.

Надежа оглядела группу. На неё смотрели все. "Когда на тебя смотрят все — это просто, — подумала Лерка, — Просто, если ты — Азалина.

Но Азалина смотрела только на неё. И, не отводя взгляда, подошла к ней. Замерла.

Татьяна из своего угла усмехнулась: уж очень заметно было, как Лерка чуть ли не силком удерживала себя, чтобы не прикрыть локтем солнечное сплетение, кулаками — подбородок. Да пусть её! Есть дела поважнее — Таня протянула руку к Стасу, коснулась его плеча, он обернулся, и она тихо, одними губами даже не прошептала, а лишь сартикулировала:

— Тссс...

Он успокаивающе прикрыл глаза: всё под контролем. И тут же хмыкнул: вот уж контролёрша!

"Ну, и ладушки", — самая белая из Роз опять повернулась к основной сцене.

— Лера, спасибо за урок. И, — Азалина, как юный паж перед королевой опустилась на одно колено, — И я — не враг тебе.

А Лерки опустились руки, а куратор, улыбаясь, потребовала точности:

— В чём ты видишь урок?

— В предательстве. Валерия показала мне, что это такое, — и она опять перевела взгляд на Лерку, — А что — нет. И я искренне благодарю тебя за это. Я не враг тебе!

— Ну— у— у... — обрела речь та, недоверчиво взглянула на коленопреклоненную, растерянно — на других: — а мне— то что теперь делать?!

— Надя, — улыбнулся Дмитрий Олегович, — научи.

— Ты можешь протянуть мне руку, ты можешь помочь мне встать, ты можешь обнять меня. И расцеловать. Если тебе не противно.

— Так! — Хольт подлетел к своей боевой подруге, взял её руку. — Делай раз!

И Лерка сдалась.

— Делай два! — закричал Давыд.

Она помогла Наде подняться.

— Три! — заорали все.

— Четыре!

Но целовать пришлось всё— таки Надежде... А Лерка, оказывается, умеет так краснеть...

— Всё! — оборвала идиллию майор. — Все по местам! И для тебя, Валерия, приятственное на этом кончилось. Расскажи нам, как Птаха сумела... — и группа вслед за майором мысленно перебрала разной степени матерности термины, — как Птаха сумела победить тебя? — усмехнулась прожженная стерва над лингвинистическими изысками мальчишек и девчонок. — Давай— давай, возвращайся в нашу суровую действительность!

— Она... — Лерка потрясла своей угловатой головой, воздела обе руки, переплетающими движениями ладоней опустила их и словно вытолкнула, оттолкнула что— то от себя. Нормальные цвета вернулись к ней и... И Валерия опять стала некрасивой. — Она застала меня врасплох. Её коса...

— То есть, если я здесь сейчас устрою меж вами спарринг, кто победит?

— Я.

— Татьяна?

"Они и кличку мою городскую знают".

— Я.

— Ингрем?

— Теперь я буду готова.

— Стехова?

— Она опять будет неготовой.

— Валерия, ты успела посмотреть на избиение ею Сержа Бенуа?

— Да.

— Ты бы на его месте устояла?

— Нет, наверное. Но...

— Но?

— Это же их фамильный психоз. Я в Сети раскопала: про её мать упоминали, что у неё от викингов— берсеркеров безумство сквозь полторы тысячи лет проросло... Там смеялись, что однажды выжившие больше предпочитают не рисковать.

— И?

— Так оно ею не контролируется! Вчера приступ прошёл, и теперь на недели, а то и месяцы она безопасна!

— Стехова, ты контролируешь себя?

— Да, — выдавила из себя Татьяна.

— Вот и контролируй дальше! Ященко, перехвати её, ежели что...

— Есть, — сумел выдавить из себя Стас.

"Как она так умеет?!" — почти с ненавистью подумала Таня: у неё почти явственно встал перед глазами вчерашний бросок Стаса, перехватившего Азалину. И не только у неё.

— А теперь внимание на экран.

(Давным— давно не осталось никаких экранов, но место где формировалось записанное изображение, по— прежнему называлось так).

И "на экране" — Татьяна показывает язык Патрику Турсунмурадовичу, он мечет в неё дартсы, а она — как танцует — уходит, уходит, уходит от них!

— Итак, Валерия, чем скорость этого танца отличается от скорости её истерики?

Валерия могла бы выкрикнуть: скоростью трансляции! Но огромные старинные часы в кабинете наставника по общему физическому состоянию всё время были в кадре, и секундная стрелка почти не поспевала за разворотами птахи... И почти свистела, рассекая воздух, белокурая коса...

— Это я?! — не выдержала Таня.

— Теперь ты понимаешь, почему тебе так резко снизили силовую накачку?

— Чтобы не убить резкость?

— Ты, наконец, проснулась. Признаюсь: я не верила. Ни разу не верила. Скажу больше: никто не верил, что ты станешь приличным бойцом, но Патрик Турсунмурадович...

— Я... я... я...

— Сядь. Валерия — тоже, — наставница вздохнула и перевела взгляд на Анастасию. Той было больно: ошпаренная рука покоя не давала: наставники на сутки запретили ей биованну. — И уж, кстати о Патрике... Ему очень понравились твои, Ушакова, визги. Он выразил надежду, что довлачит свое существование до вашего шестого семестра, — она ехидно улыбнулась, — и лично поработает с тобой над высоким искусством мазохизма.

Только что все смотрели на Анастасию, теперь же — старательно уворачивали взгляды, пряча смешки.

— Я... я... я...

— Настя, ты серьезно полагала, что напустив пару в душе, ты сможешь укрыть помещение от наших датчиков?

— От телекамер он закрывает, — буркнула блондинка, — И от тепловых тоже.

— А от датчиков движения, а от эхалотного диапазона, а от кучи других?..

— Да я поняла...

— И?

— Но Давид же промолчал!

— И что?

— Значит, он вплёл мой план в свой.

— Поздравляю, Настенька, — улыбнулся капитан, — Ты была очень близка к тому, чтобы сегодня уехать домой. Очень близка. И даже Патрик Турсунмурадович тебе ничем бы помочь не смог.

— Да я понимаю...

— Поясни.

— Я провоцировала других на нарушение приказа.

— Это раз...

— Ну, не такая же я дура! Я же всё— таки поняла! И без Давида всё поняла!

— Твоё счастье. Дуры нам не нужны. Совсем.

— Я буду думать!

— Учись, Анастасия, это трудно, но ты не ленись, не передоверяй свою голову мальчикам, — женщина двусмысленно улыбнулась: — На прочие части тела запрет не распространяю. Думай! Нашла же ты способ почти тайно пересказать свою идею Давиду!

— А вы поняли?!

— Ну, не такая же я дура... — улыбнулась майор.

— Правда— правда? — разочаровано вздохнула блондинка.

— Правда— правда, — уверил её засмеявшийся капитан. И все вокруг захихикали тоже. Дошло, что она сказала, и до Насти:

— Да я не о том! — ужаснулась она.

Смеяться стали громче.

— Давид, тебе тоже смешно?

Давид стёр улыбку. Да надо было признаться, что безмятежности в ней не было с изначала.

— Не очень, — постарался быть аккуратным он.

— Перечисли причин штрафов, которые мы наложим на тебя.

— Для особо крупных не вижу поводов, — улыбнулся он, словно приглашая к каверзе. — Я ведь приказов нарушал.

— А для каких из мелких?

— Недооценка Анастасии, пожалуй, — признал он. — Только на второй раз понял, что её потирание глаз — это сигнал на истинность в том бреде который она несла.

— Так там был шифр?! — изумился Хольт. — В той сказке о пьяных ёжиках в танке был смысл? И, когда ты устроил суету со своим носовым платком — это был подыгрыш?! Ну, Настька!..

— Так, кто ещё понял? — потребовала Вера Игоревна.

Поднялось только пять рук.

— Вот видишь, Анастасия, ты провела три четверти группы, — заметил Дмитрий Олегович, — Повторю: сумела же!

— Пусть блондинка растолкует про блондинку. Стехова! — Таня поднялась. — Как догадалась ты?

— Искали, как обойти контролируемость все, поэтому непоняток ждать было надо. Ну и дождались.

— Оцени.

— Её монолог был слабо замотивирован, и жест, который указывал на значимые слова, был слишком явным. И слишком много народа было кругом...

— Это я виноват, — поморщился Давид, — говорю ж, только со второго раза додумался.

— Ага, я тоже не сразу включилась — уж больно неожиданно...

— Да не дура я! — опять закричала Настька.

— Буду учитывать, — не удержалась Татьяна.

— А я учитывал! И если вы мне, — он обратился к кураторам, — хотите в вину моральные проблемы выставить, типа, манипулирование подругой, то — нет! Я ей не запретил, но и никак не поощрил! Настя должна была задуматься и всё понять правильно: её план неудачен, но приспособить к делу можно. И дальше был её личный выбор.

— Это был мой выбор! — упрямо подтвердила девчонка, — И если уж я всё поняла, то Азалина — тем более, да и Стас... Не совсем же у него крыша съехала...

— А если б? — поинтересовалась наставница.

— А остальные четверо? Его б в восемь рук удержали!

— Ты это сейчас, наконец, придумала или всё— таки санализировала вчера?

— Сформулировала сейчас. Но вчера уже знала!

— Что ж, будем учить тебя переводить свои интуитивные знания в вербальную форму, — задумчиво произнесла наставница, и Настька поёжилась...

— А можно вопрос? — — всё— таки спросила она.

— Да?

— Вы с Олегом Дмитриевичем сразу всё поняли?

— Настя, чем гений отличается от профессионала?

— Ну...

— "Ну", среди прочего и тем, что гений изобретает паровоз, а профи знает о его существовании из учебников. Поэтому и твой информационный шум, и гениальную идею Тагинавы передавать инструкции азбукой Морзе нажатием пальца на кожу субъекта информации, узнали тотчас же.

Куратор опять, не спеша подошла, к Давиду:

— Кстати, что она тебе в той свалке просигналила? Что у них решения нет?

— Да.

— Что решение есть — тебе дала понять Валерия до того... Кстати, прекрасное решение: надо не прятать влюблённых, не гнать их на нарушение приказа, а создать ситуацию непреодолимой силы. Но как передать тебе его суть ни она, ни ты придумать не могли, и тут Зинаида... И ты нашел повод для тактильного контакта — обменялся с Валерией порциями массажа. Ты всё продумал, составил план, расставил людей и без помарок выполнил его. Придраться не к чему, да? У Валерии есть причины очень не любить Надежду, мы постоянно твердим о бдительности на тренировках и поощряем действия, её стимулирующие. Стас не "общался" со своей подругой — он её просто спас. Так?

— Так!

— Минус двадцать баллов!

— За что?!

— За зашоренность!

— Не понял?!

— Подожди, — остановил майора улыбнувшийся капитан, — Прекрасный повод поучиться думать... Анастасия!

— Я, — встала насторожившаяся Настька.

— Итак, мы учимся думать, да? На десять баллов. Сможешь хоть чуть подправить сегодняшний дефицит. Итак, представь, что твой собеседник глухой, и передай ему сообщение, что... ну скажем, что яблоко — червивое.

— В открытую? — уточнила девчонка.

— Да.

Настька достала блокнот, карандаш и большими буками написала: "ЯБЛОКО — ЧЕРВИВО!"

— Плюс один балл. А теперь то же самое: но твой собеседник слеп.

"Но азбука же Морзе!..." — прописалось большими буквами на её лице.

— Кому? — уточнила она.

— Да Хольту, хотя бы... Он недалеко.

Она медленно, очень медленно — медленно насколько могла! — подошла к нему, протянула к нему руку и... отдёрнула.

— Ни хрена ж себе!..

— Минус два балла, — тут же отозвалась наставница.

— Он же больше не глухой! — поделилась озарением Анастасия и заорала, — Яблоко— то — червивое!

— Плюс девять! — засмеялся наставник.

— А теперь, Горгиладзе, расскажи своим однокурсникам, расскажи доверившим тебе координацию, какой смысл был во всех этих ваших потугах на секретность от нас, если ничего противозаконного вы и не замышляли?

Тихонько захихикала Татьяна, Давид раскрыл, было, рот, но, взглянув Настьку, и произнёс только:

— Минус два бала.

В конце семинара Валерия опять произнесла фразу, с которой всё началось:

— И всё— таки с Одоевцевой всё несправедливо!

— Так... — отозвалась наставница. — Если с кем— то поступают не справедливо, не по закону, он обращается в профсоюз, если несправедлив закон — взывает к КОМКОНу, а если несправедливо всё и все — прорывается к Семье. Твои действия?

— Здесь несправедлив закон, — нахмурилась Валерия. — Нужен КОМКОН.

— КОМКОН — это ты.

— Но...

— КОМКОН — это ты.

— Нет, — поднялся Давид, — не она — мы.

— Вот и ищите решение.

Решение было найдено совместными усилиями. Вроде бы, фразу "...и личным примером" вслух произнесла на изучении воинских уставов Валерия. Вроде бы, порыться среди наградных артефактов ФВИ предложил Давид...

Как в Звёздный Зал на Рождественские номинации провести великую актрису не придумал никто, но Татьяна выиграла восемь пари, поставив на то, что родители и Зелёный Канал протащат её туда сами. И потом ещё четыре — что ждать зимних вакаций, дабы родная доченька объяснила непутёвым предкам тайный смысл награды, никто не будет.

От руководства КОМКОНа группа получила специальную награду: отдельным приказом последний по баллам в конце семестра отчислен не был. Точнее — не была. Анастасия Ушакова.

А рейтинг первого появления Екатерины Одоевцевой на экране канала Альфы затмил всё.

11. Лилейные лилии

Гела слепила глаза, и Блейк прикрыл ресницы. В походной палатке было прохладно. Её лёгкий материал, даже настроенный на прозрачность, пропускал только видимую часть спектра, отсекая всякую инфракрасноту и разные там ультрафиолеты, и Гела, как русское зимнее солнце, светила, но не грела.

На прозрачности настояла Галина. Палатку разместили у самой воды. И явно, не они первые: хоть выкошенная предыдущими постояльцами трава уже подросла, но на общем фоне прямоугольник свежей зелени выделялся.

Озерце было небольшим — неровный овал метров сто на семьдесят. Устроилось оно в небольшой ложбине и пряталось до последнего. Вода чистая, прозрачная: "Донные родники, наверное", — подумал Блейк. Присмотрелся — увидел небольшой ручеёк, вытекающий из дальнего конца бассейна и сразу теряющийся среди высоких трав саванны. Чтобы увидеть лилейные лилии, присматриваться не потребовалось.

Лилейные лилии, в отличие от земных кувшинок, не терпят тесноты, более сильные глушат слабых — да и остальную водную растительность тоже, вот и в этом озерке на чистом зеркале воды их плавало не больше десятка... ну, ладно, может, с дюжину. Огромные — с хороший тазик каждая, переполненные лепестками, переполненные оттенками синего, лилового, фиолетового... Толкущиеся над ними разноцветные бабочки, ползающие по ним разноцветные пчелы... Слишком всего в них много.

"Интересно, а госпожа Ксиаауэн одобрила бы их у своей чайной? — подумал Блейк и улыбнулся: — Нет, конечно: рядом со своим домом — такое?!"

Потому что запах... Нет, запах, хоть странный, но неприятным его не назовёшь — одно время на Земле был даже модным, — да при чём тут, собственно говоря, запах! Феромоны бешеные в нём главное, а не запах... А вот этого— то у парфюмеров внедрить в свои составы не получилось. Да и цветут эльэли на Земле только в специальных оранжереях, где имитируется излучение Гелы... Дорогое удовольствие, но рестораны и отели с залами лилейных лилий себя окупают. Более чем. Немного их потому что: семена в земных условиях не вызревают, живут цветы всего несколько месяцев, а боссов Даяны земной бизнес, в том числе и экспорт на Землю почти не интересует. Большая часть гесской экзотики в экономике метрополии — это частные приработки миссионеров.

Конечно, человек — не бабочка, не пчела, и противостоять влечению биохимии может влегкую, но когда противостоять не надо... Блейк скосил глаза: на его плече спала Гала, и опять улыбнулся: сначала она заставила его обиходить лошадей, потом предложила искупаться самим, а под это дело — сплавать к каждому цветку и оборвать семенные плоды, потом — занялась палаткой, потом... Голова уже кружилась и от злосчастных феромонов, и от вида почти голой Галки, а она, кажется, очень хотела найти и ещё какое— то занятие!

Вот тут ему госпожа Ксиаауэн и вспомнилась. Как она говорила? "Когда есть двое — остальное лишнее, но цветы лишними быть не умеют". Благо, этого добра кругом было сколько заугодно! Он, поначалу, собирался, не мудрствуя лукаво, нарвать целый веник, но китаянка словно покачала головой — и он...

"Предположим, я Конструктор, и работаю над интерьером, — прагромер взглянул, что там уже наконструировала Галина Осиповна. — Так, что подойдёт вот к этому?.. И что подойдет к... — он хотел закончить "к этой", но аккуратно поправил себя, — и что подойдёт к Гале?..."

Четкий круг охранной территории, белый прямоугольник хозблока, четкий круг прозрачной палатки, прямоугольник ложа... Подавил опять хлынувшую похоть, огляделся... Увидел.

Он срезал только один цветок — жесткий колючий стебель с очень чёрным одиноким бутоном. Обрезал снизу колючки, пошёл к палатке.

Галина Осиповна нашла— таки себе занятие, она разжигала костёр. Кострище здесь тоже уже было, и была даже небольшая кучка хвороста рядом, так что особых трудов не требовалось.... Лёгкое шёлковое пончо на девчонке баловалось с ветром, и — то взлетало чуть ли не до головы, то облепляло её голое тело. На него она не смотрела.

Больше похоть унимать он не стал. В голове шумело, дыхание сбивалось, феромоны лезли во все поры... Когда вошёл в палатку — перед глазами уже просто плыло. Надо бы тряхнуть головой, но он только полной грудью вдохнул переполненный запахами воздух и бросил свой колючий цветок на две, лежащие рядом казённые подушки.

— Черношип? Как контрастно, — услышал шёпот сзади, и тут же прохладные руки обняли его, а груди вжались в его спину. Пончо на девчонке уже не было. Она вся пропахла костром, она всё ещё пахла озером и эльэлями, но даже вода не смыла запах растревоженных трав, даже лилейные лилии не перебивали запахи саваны, она пахла...

Он вывернул голову к ней:

— Ты... я...

— Тш— ш— ш... — прошептала она, — я всё сделаю сама.

И сделала.

После он опять хотел что— то придумать, сказать...

— Тш— ш— ш... — опять прервала она и прикрыла его рот ладонью. Улыбнулась, раздвинула ему губы, раздвинула зубы, дотронулась до языка, ввела пальцы глубже, пригладила, пошевелила его, поигралась им... Тогда он чуть прикусил их. Она ойкнула, выдернула, засмеялась...

И озаботилась:

— Тебе надо передохнуть полчасика, расслабься, постарайся заснуть.

Повозилась, примостилась бочком к нему, пристроила голову на его плече... И заснула сама.

А ему не засыпалось никак.

""Эйфория"... Русские не сумели придумать своего термина и по привычке заняли нужный у других — этот у греков... Зато они изобрели длинное слово: "из— не— мо— же— ни— е"...— мысленно, по слогам произнёс Блейк, процесс понравился и он повторил его, чуть шевеля губами: — из— не— мо— же— ни— е... Интересно, а у кого— нибудь народа есть их сочетание, чтобы эй— фо— ри— чес— ко— е— из— не— мо— же— ни— е... — он улыбнулся, и опять повторил: — ...эй— фо— ри— чес— ко— е— из— не— мо— же— ни— е.... было одним словом, одним термином, одним, — он снова улыбнулся, — одним о— боз— на— че— ни— ем... Может, французы? Они в века своих королей с их фаворитками много чего навы... на— вы— ду— мы— ва— ли..."

Слова выговаривались всё сложнее...

Чуть посапывала Га— ли— на— о— си— по— в— на, чуть пошевеливались от ленивого полуденного дуновения воздуха недалекие метёлки местной, похожей на невысокую кукурузу, травы. На местные, не похожие ни на что цветы, которые были чуть ниже, ветра уже не хватало и гнулись они, только, когда, похожие на земные бабочки, бабочки, сложив крылья, садились на их бутоны. Из— ги— ба— ю— щи— е— ся стебли клонились почти до земли, но когда порхающие насекомые взлетали — упруго распрямлялись, и, покачавшись, ус— по— ка— и— ва— лись...

"Вот чем должны заниматься настоящие богини... А то мечи, жезлы, драки, буйства... Они должны заниматься цве-та-ми-и-ба-боч-ка— ..."

И, наверное, он всё-таки заснул, потому что не договорил, не додумал...

Наверное, это была настоящая богиня — она шла босиком сквозь колючие травы, легко изгибаясь, срывала цветы и на ходу плела из них венок. Бабочки летали вокруг неё, как над бутоном эльэли, садились на неё, как на переполненную феромонами чашу эльэли, ползали по ней, как по переполненному лепестками цветоложу эльэли.

Поднявшийся ветер поднимал её распущенные волосы и — то отбрасывал их назад, то — оплетал ими её лицо, она бранилась с ним, но урезонить хулигана не получалось, и ей приходилось, прерывая плетение, отбрасывать пряди — бабочки взлетали, толклись в воздухе вокруг неё, но когда она убирала руки — опять садились ей на волосы, на плечи...

Наверное, она была настоящей богиней, она прошла внутренний круг защиты, не встревожив ни единого датчика, она подошла к палатке, засмеялась на изумлённого Блейка, засмеялась на спящую на его плече Галю, а руки её продолжали плести венок...

Закончила. Распугав бабочек, надела его на голову и... и увидела изломанную колючую ветку, о которую укололась Галя и которую тогда, уколовшись, выбросил из палатки Блейк... Увидела его колючую ветку с одиноким чёрным бутоном...

Наверное, она всё— таки была богиней. Взявшись за стебель, она, не потревожив кожи, не поморщившись, подняла её, перехватила, обломила бутон и, покопошившись сверху руками, вставила его в свой венок. Бабочки взлетели, покружились и сели. Она оглянулась на Блейка, махнула ему ладошкой и пошла, босиком по колючкам саванны, сквозь травы и цветы по своим божественным делам.

Тропки примятой травы после неё не оставалось.

Наверное, Блейк всё— таки спал. Потому что его неловким движением разбудила Галя. Она потянулась...

— Ну, что, геймер? Перекусим и вперёд? Даяна ждёт?

Он потянулся к ней, она перехватила его руку, покачала головой:

— Всё.

Он прибавил напора...

— Всё, — повторила она, прибавив в голос холодка. Подхватила покрывало, накинула его на плечи, встала. Вышла...

"Что ж я её никак предсказать— то не могу?!" — с уже привычным недоумением подумал Блейк.

А она, аккуратно выбирая, куда ступить, подошла к озерку, отбросила покрывало и, высоко подпрыгнув, чисто, почти без брызг вошла в воду. Поплыла.

"Вот же бешеная — как пиратская галера на абордаж! — покачал головой Блейк. — Опять к лилейным лилиям? Мало ей? — и вспомнил свой сон, — Тоже же эльэли побаловались? Такой яркий, такой подробный, такой запомнившийся... И такая девочка! И ведь не скажешь, что красавица, просто слишком много волос... Божественно много".

Он стряхнул воспоминания и занялся делами. Благо, научники не заморачивались средневековыми аллюзиями. Благо, штрафы за несредневековость сняты и с него. То есть, можно пользоваться нормальной туалетной комнатой с горячей водой. И к зубной щетке прилагалась привычная ароматная зубная паста, а не безвкусный зубной порошок. А в комплекте походной кухни был кофе. Уже мелкомолотый. И нормальный кухонный комбайн — с опцией "дичь". Так что тратить время на ощип крякши не пришлось. И на чистку картошки тоже. И на костёр, вообще— то, тоже особой необходимости не было... Тот, который разожгла Галя, давно прогорел, но хворост рядом ещё был, и Блейк, между делом, разворошил пепел и подкинул дров. И под яростной полуденной Гелой, среди марева ароматов саванны запахло домашним, запахло Землёй.

"Нас КОМКОН соблазняет на древнюю экзотику обильным рейтом, интересно, а как с нами заставляют возиться — научников? — подумал Блейк. И тут же ответил себе: — Да мало ли... дополнительным параграфом контракта, лишним процентом к премии... а то и просто — добавочными пунктами к уровню социабельности. Ведь если заботишься о карьере... Теоретически уровень социабельности сравнивается только при равенстве у конкурентов прочих показателей, но знавали мы и те теории, и тех обиженных теоретиков".

Занимаясь обедом, он краем глаза следил за Галиной Осиповной — она разворачивала абонентский пункт: ещё одна палатка с насквозь распахнутыми пологами, канал связи, два рабочих места — недалеко друг от друга, но и не вплотную, чтобы, не напрягаясь, можно было общаться, но каждый оператор чтоб имел свое внутреннее жизненное пространство. Между делом она лазерным резаком срубила здоровенную ветвь с недалекого дерева, порезала её на чурки, сложила у костра, подбросила парочку в огонь.

Запах дыма, как заметил Блейк через некоторое время, изменился, и... показалось? — но феромоны эльэлей умерили свою назойливость.

Блейк не вмешивался в её деятельность, не пытался с ней заговорить: не хочет — не надо, но вдруг представилось ему, как это выглядит со стороны: двое делают дело: быстро, четко, не перекрещиваясь друг с другом на небольшой территории защитного круга, не мешая, не путаясь друг у друга под ногами.

"Ты же сам не хотел лишней мороки — получи, — подумал он, — Но всё— таки..."

Он выпрямился — высоты тента над их обеденным местом хватало с запасом, — отвернулся от легкого складного столика, на котором уже лежал хлеб, тарелки с салатами, ложки, вилки, ножи и прямо посмотрел на Галю. Она краем глаза заметила его движение, выпрямилась, отвернулась от пультов, рядом с которыми уже лежали перчатки, шлемы, и посмотрела на Блейка.

— Уже всё готово? — чуть удивилась она.

— Ещё нет.

Она улыбнулась. Он — тоже. И перевёл взгляд на компьютерные кресла.

— Я буду справа.

— Учту, — опять улыбнулась она и перевела взгляд на столик. — Накрой скатертью.

— Зачем?

— Пожалуйста...

— Пожалуйста, — легко опять улыбнулся он и пошел к палатке хозблока, а она отвернулась и начала что— то перекладывать на рабочих местах.

Про цветок в небольшую вазочку на столе Блейк додумался сам.

— С черношипом — раздумал? — спросила Галя, сев за столик и оценивая его композицию, — Или он уж совсем завял?

— Что за черношип?

— Колючка твоя... Я ветку сейчас в костер кинула, цветок с неё — ты сорвал? Где он? Я б засушила...

— Я не рвал... — только и сумел выговорить Блейк.

— Ты — не?... — насторожилась следопытка, — Тогда кто?

— Амадей!

— Ну и чего кричать?

— Варлей вернулся!

— И?!.. — закричал Амадей.

— Сразу отправился к дядюшке, — улыбнулась Лана.

— А в штаб?

— Не заглядывая в свой штаб — сразу к доброму дяде Изе. И ещё... Он прибыл без меча. При нём вообще не было никакого оружия!

— А зачем тогда в лавку?

— Да вышел он из неё не только без оружия, но уже и без доспехов!

— Значит, Блейк сумел— таки спровоцировать его на поединок!

— И победил! Клановое оружие забрал себе, а доспехи по своей фигуре подгонять — негде и некому. Заставил продать.

— А ты не верил... Богиня...

— Ну, только не надо!

— Амадей, забыл?! Ты сам вот здесь, вот в этой самой комнате утверждал, что у Блейка нет ни единого шанса добраться до своей Долины. И, ехидно улыбаясь, добавлял: "Без помощи своей Богини".

— Действительно, Амадей... — Эфа закончила разрисовывать последний ноготь и теперь разглядывала получившееся. Якуб стоял рядом с ней и чуть морщился: ну, не нравилась ему эта её привычка: чтобы рассмотреть ногти, девушка не вытягивала пальцы от себя, а сжимала их в кулачок. "Ведь и в реале — так же. И всё мне назло!". Эфа не обратила внимания на его гримасу, а ноготки ей теперь нравились. — Амадей, ты сам выбрал это критерием — прорвётся ли Блейк сквозь райтов. Пробился. Следовательно?...

— Дождёмся Фрея, а?

— Что это даст?

— Хотя бы время.

— А ты не боишься, что мы это время — потеряем?

— А я вообще никого не держу! Не терпится — вали!.. Может, ореховую компашку догонишь!

Эфа опустила руки на подлокотники кресла, выпрямила спину:

— У тебя ровно пять... И чего это я сегодня такая добрая?.. У тебя шесть секунд, чтобы извиниться. Раз, два... Кстати, коней с собой я заберу всех — мои они... четыре, пять...

— Извини.

Эфа расслабилась, откинулась на спинку кресла и опять занялась разглядыванием ногтей.

— Я оставлю твою невежливость без последствий — я просто о ней забуду, если ты сейчас же начнёшь анализ, исходя из уже имеющейся информации. Сейчас же!

— Вслух, что ли?

— Ну что ты! Это будет медленно. А старт, я так чувствую, уже дан. Итак?

— Ага, теперь "думай!" Сначала выведет из себя...

— Не согласен? — лениво осведомилась Эфа, мельком переглянулась с Ланой, та чуть скривила губки, но, подчиняясь их первой красавице, шагнула к их главному мыслителю:

— Да не обращай ты на неё внимания! Ей же плюнуть ядом, так и мёду не надо. Но ведь кроме тебя— то — некому! Ну, не ей же самой!.. — девчонка наклонилась к нему, заглянула в глаза, — Ну?

Как и ожидалось, встретиться с ним взглядом ей не удалось — он разглядывал совсем другое.

— Вот стервы! Всё! Я спокоен. Не мешайте больше. Думаю.

Амадей чуть оттолкнул Лану. Она выпрямилась, развела плечи, и платье с широким декольте снова тесно облепило тело.

На Гессе Ефросинья Фёдорова уже давно знала Светлану Брагину: девочка выросла в интеллигентной семье, где к пластике относились с брезгливостью — вот у Светки и осталась мальчишеская фигура. Зато вырвавшись в Даяну... Аватарки у Ланы были — одна фигуристее другой.

Своим — Эфа ничего чужого не добавляла. Напротив, она и здесь, в Даяне была всегда узнаваема. Золото позволяло выбирать автатару не из стандартного набора, а художественное образование — не следовать слепо за рекомендациями генераторов образов... Ведь иногда достаточно подправить только одну, вроде бы малозначимую черточку... Например, линию бровей.

Она поднялась. Амадей отвлекся от своих вычислений и требовательно протянул руку. И ничего не поделаешь — Эфа успокаивающе пожала ему ладонь. Отошла в сторону, достала прозрачное зеркало.

(В тёмное средневековье не было мобильной связи, но неудобно же! — и в Даяне появились магические артефакты. Дорогие, конечно, как и любая магия. А магическая специализация была не только едва ли ни самой долго— оправдываемой (мечник даже третьего уровня, не говоря уж о стрелке, легко победит мага даже уровня пятого... но вот после двенадцатого...), ещё она была самой дорогой... Дороже приходилось только алхимикам, но те почти сразу могли начинать зарабатывать сами...)

"Думать он будет! Ну, пусть подумает..."

Взглянула на часы. В комнате Амадея всё было тяжелым, громоздким — достаточно гармоничным — этого не отнять, но... но похожим на хозяина. Конечно, в Даяне Амадей килограмм на двадцать был легче оригинала, но его и тут — всё равно... хватало. Часы тоже были тяжелыми, высокими, темными... Половина восьмого.

Она по— тихому вызвала конюшню и приказала подготовить своих лошадей.

— ...да, всю девятку. И к девяти вечера. Я не очень тебя затрудню? В очередь вставать не придётся? Ах, на утро один за другим... Нет, не интересует... А вот если кто заинтересуется про меня... Золотой. Нет, не ослышался, молчание — имеет именно эту цену. Ну, сделка? Отъезжать буду — отдам... Ты хорошо работаешь... По работе и оплата.

Фрей появился без пяти восемь.

— Он уже не один? — сразу спросил Амадей.

Кто "он", уточнять не потребовалось.

— Уже нет.

— И с ним?..

— Глоса.

— Ни— чи— во— ж— себе... — обомлела Лана.

— А Варлей? Как он?

— Бьёт себя в грудь и рыдает: ему такой меч в клане выдали! парный с кинжалом! А он... — Фрей поморщился, — Он, клянётся, что только там, у Ясного родника, сообразил: не мастер клинка десятый уровень шахматки чистым да еще и в одиночку не пройдёт...

— А что за меч такой был у этого недотёпы?

— Не уточнил.

— На чьей лошади он вернулся?

— На своей.

— Даже так...

— Амадей, и что это всё значит? — поинтересовалась Эфа.

— Это значит — новый узел базового сюжета. Теперь у нас будет Богиня. И у неё уже есть Хранитель.. И райты уже подкинули голому Блейку какое— никакое оружие. Нестандартное оружие. То есть намекают на союз. И это означает возможность нового клана!

— Чиво?! — опять обомлела Лана.

— Зачем им это?!

— Боссам?

— Райтам!

— Мбада. Они вбивают Блейка меж собою и мбада!

— Ты думаешь, то, чего они никак не могут добиться всем кланом — сделает одиночка?! А клан начинается от ста сорока четырех человек. А Блейк — только с Глоссой! Их только двое!

— Наверняка, уже шестеро. Орехову и ее трех парней они не минуют. Раз сверху начали плести сюжет — всё. Их уже шестеро. И ещё — Богиня, — и он длинно выдохнул. — Так, у нас ещё есть шанс попасть в первую дюжину. В топовую дюжину нового клана.

— У вас? — стервозно улыбнулась Эфа.

— Не пойдёте со мной — уйду один.

— Пешком?

— Пешком. Дойду. Блейк два раза нулёвым проходил. А у меня как— никак пятый уровень. Доберусь.

— Я с тобой, — хлопнул его по плечу Фрей. — Прорвёмся!

— И я, — Якуб, как обычно особой разговорчивостью не блеснул.

— И ты? — удивилась Эфа.

— Да.

— Мальчики, а меня возьмете? — взмолилась Лана.

— Возьмем.

— А ты? — Якуб мрачно посмотрел на Эфу, потом оглянулся на Амадея.

— Помочь? — спросил тот.

— Помоги.

Эфа с интересом посмотрела на мыслителя.

— Попроси её, — засмеялся Амадей. — Просто попроси. Впрочем, можно встать на колени.

Якуб снова повернулся к стервозной красавице:

— Ну, идём с нами... — попросил он. На колени не встал, но было видно: готов.

— Пойти? Ножками, что ли? Пешком?! Нет! — с облегчением улыбнулась Эфа и кивнула Амадею: — На сегодня мы с тобой в расчете, — и опять обернулась к Якубу: — Ещё я пятки по горным перевалам не сбивала! А приготовить коней — уже велела.

— Всю девятку?

— Всех. И в девять выезжаем! У нас полчаса на сборы.

— Стоп! Но ты же не учитывала ореховую группу! Не могла ты про них догадаться!

— Я учитывала подмену лошадей в дороге. На два комплекта не хватало, однако, что имеем — то имеем. Да и Лана, с её комариным весом...— она чуть помедлила, — Только все равно... Нас пятеро, Орехова с парнями — ещё четверо. Итого девять. У Глоссы — её скорпихор, а сам Блейк?

— А сам Блейк у Варлея лошадь забирать не стал. Стало быть, не нужна она ему.

— Не поняла?

— Чего тут непонятного, — потешился Амадей, — Это мы будем корячиться по перевалам, а у него, видно, есть путь покороче, лошадь по которому не пройдёт!

— Он же трежер... — дошло и до Эфы.

— Вот именно.

— Но если там есть подземный ход... Но тогда... Мы же можем опоздать и не догнать их! — испугалась Лана.

— Стемнеет — они спать лягут, а у моих коней — ночное зрение. Прорву золота вколотила. Догоним.

— А там?! Как же мы с лошадьми— то?

— Я своих не брошу, — сразу отказалась Эфа.

— Нам бы только с Блейком встретиться, а потом можно будет и разделиться, — успокоил её Амадей. — Блейка я уговорю. А позже, в Долине лошадки пригодятся... Он же теперь не один... И у тебя — как вступительный взнос будет.

— У нас, — поправила его Эфа, — Если вступительный, то у нас.

— Спасибо, — проговорил Якуб.

Эфа улыбнулась, бочком подошла к нему... Остальные, улыбаясь, уступали ей дорогу... Прислонилась.

— Обними её, — посоветовал Амадей.

— Тогда кто?.. — повторил Блейк. — Кто же это тогда был? Кто же это тогда — была?

— О— о— о, — протянула Галина Осиповна, — всё интереснее и интереснее!

— Подожди. Но если это не сон... — Блейк положил на столик ложку. — Защитный контур её пропустил, сигнализация на неё не сработала... Она же вплотную к палатке подходила! И ушла, спокойно ушла.

— Защитный контур? — совсем серьёзной стала научница. — Можешь показать — где?

Блейк откинулся на спинку плетеного креслица, закрыл глаза.

"Так, трежер, это не Даяна, но какая в сущности разница?! Если бы это был лабиринт — вспомнил бы?! Вот и здесь — вспоминаем!"

Посыл на лабиринт оказался верным. Сразу включились давным— давно наработанные методики. Начинать надо с самого простого, с самого яркого воспоминания. Блейк встал. Поднялась и Галя, пошла за ним к палатке.

— Вот здесь она голой ладонью отломила бутон... Ветку откинула в сторону... вот сюда.

— Да, — подтвердила следопытка, — здесь я её и подняла.

— Ушла туда, — махнул Блейк рукой, — но я думал, что сплю, и голову не повернул... Так только, чуть глазами проводил.

— А пришла она?..

— А пришла оттуда, — показал Блейк, — Вот, обогнула этот куст... — он, а за ним и Галина, тоже обогнули невысокий разлапистый куст с бледно— зелёными, почти белыми, листьями. "Зимнелист", — автоматически уточнила ботаничка. — Вот здесь сорвала... один из этих... — Блейк указал на стайку редиков.

— Сорвала? — выказала недоверие девушка, и Блейку пришлось уточнить:

— Нет, потянула за стебель...

— Вот так? — Галя нагнулась, потянула цветок за стебель, еле слышно чмокнуло, и бутон с длинным стеблем легко вышел из земли, — Нет, здесь ничего мы не накопаем и доказать — не докажем, — буркнула девушка. — Идём дальше.

— Не потребуется, — отказался Блейк.

Галя проследила за его взглядом...

Устанавливая датчик, ей пришлось выровнять место, и теперь на разбросанной земле четко выделялся след человеческой ступни.

— Она босиком, что ли, пёрлась?

— Да...

— А цветы— то ей зачем?..

— Венок плела — чувствуя себя последним идиотом, ответил Блейк.

— Б... богиня!.. — едва не выматерилась девушка, развернулась и пошла к тенту, к столику, к обеду, — Идём. У нас на весь обед осталось только пятнадцать минут.

— Подожди, ты что— то поняла? — в спину ей спросил Блейк.

Галина Осиповна дошла до накрытого столика, села, дождалась Блейка, взяла ложку попробовала первое и только после этого ответила:

— Богини по земле не ходят, они... — она просто изошла сарказмом: — парят!

— А датчики?

— Блейк, тебя бы остановили датчики, настроенные на животных в Даяне?

— Но здесь — не Даяна!

— А— а! — отмахнулась девица, — какая разница! Как райты вошли вслед за нами в служебные проходы? Ты говорил, что нет у них здесь жёлтой отвёртки! Так что? В Даяну смотались и там прибарахлились? Так и твоя "богиня"...

— Это было не моя богиня, — отказался Блейк.

— Не поняла?!..

"Да зачем оно мне надо — чтобы ты "поняла"?!" — глухо замолчал Блейк.

"Обиделся... Какие мы нежные... Ну— ну, на обиженных воду возят!" — подумала девчонка и... и, не веря себе, от себя услышала — от самой себя услышала! —

— Извини. Я не знаю за что, но... Извини, а?

Галина Осиповна просяще протянула к Блейку руку. И с ужасом подумала: "А ведь я сейчас полезу к нему на колени — целоваться и плакать!"

— Это эльэли! — вслух почти выкрикнула она.

— Я тоже про них подумал, когда эту рыжую увидел...

— Рыжую?!

Он принял её ладонь и явно через силу, заставляя себя... или сдаваясь себе? — ответил:

— Моя богиня — она блондинка, тоненькая невысоконькая... У них с рыжей только одно общее: волосы роскошные. Помнишь, я говорил, что у идола на капище, когда я там был во второй раз, очертания фигуры и черты лица стали более отчетливыми? Волосы проявились тоже. Они длинные, но явно гладкие. А у этой — все в завиточках.

"Ну, я с этими богинями ещё увижусь! Ну, я им припомню! И им как— нибудь тоже "романтический полдень" устрою!"

Вынуть ладонь из ладони Блейка едва получилось. После обеда усадить себя в кресло абонентского пункта едва получилось...

И только свежий воздух Даяны переборол эльэльные наваждения.

Глоса огляделась. Все были здесь: и девчонка — которая представилась Марой, но которую все звали Маринкой, и трое её парней — Сим, Вэс и Джед. Был и Блейк — возвращающийся в реальность, с тоской оглядывающий толпу народа... Все были здесь — в небольшом овражке на опушке леска.

Накануне поздним вечером перед сном новоявленной команде было объявлено, что и у Блейка и у Глосы есть свои дела на Гессе, а потому до обеда они в Даяне будут существовать в автономном режиме. Задача для группы: до полудня выйти к пункту Хладный Ключ — Блейк на личной карте указал расположение родника, и пришлые аккуратно пометили его на своих — устроить привал. Если к часу старшие не появятся, продолжить движение до пункта "Три сосны". Справитесь? Те пометили ещё одну точку и дружно кивнули головами.

Галина Осиповна потом попеняла Блейка, что настолько доверяться незнамо откуда появившимся попутчикам нельзя, а если уж решился, то надо было бы назначить главного. Блейк только отмахнулся. Он и сам всё прекрасно понимал, не понимал только одного: на кой ему вообще всё это нужно?!.. И все. Включая её, доблестную десятикратную... И, кажется, втайне надеялся, что за полдня автономного существования те залезут в топи, сорвутся со скал, их сожрут злые хищники, поубивают дикие рейнджеры. И тогда — пройти перерегистрацию, и одному, в привычном одиночном плавании...

Галя улыбнулась: не вышло — вот они, все! И, судя по журналу, — даже в заданной точке маршрута. Да и не только по журналу: из— под корней раскидистого дерева, расположившегося на дальнем пологом склоне оврага выбивался родничок — тот самый Хладный Ключ? Ручей почти сразу же срывался в крохотный водопадик и позванивал на камнях. Но прислушаться не получилось: кругом стоял такой гвалт...

— ... тупая бота! — орала на неё девчонка.

— Стоп! — негромко произнесла Глоса. — Я объявляю о своём присутствии. В чём дело? О чём шумим?

— Я объявляю о своём присутствии, — проговорил и Блейк. — Что происходит?

Все сразу замолчали, и колокольчики водопадика зазвучали отчетливее. Но бестолковая девчонка опять забубнила:

— Ну, уже четверть второго... вас не было, мы решили двигаться дальше... а там...

И опять тишина, и опять переплески струек.

— Виверны там, — сорвал мелодраматичную паузу Вэс. — Перекрыли тропу.

— Выводок, — уточнил Джед. — Шесть кожистых виверн. На один залп из её арбалета, — мотнул он головой в сторону Глосы. — А ава её, и нам отказала, и сама стрелять не хочет.

— И правильно, — вздохнул Блейк.

— Почему?! — поразилась Маринка.

— У кого из вас самый низкий уровень?

— У меня... — виновато проговорила она. — Третий.

— Значит, у остальных выше. Кожистые виверны — экзоты четвёртого. Зачем вам арбалет девятого?

— А чего мучиться? Один залп... как ты тогда — по волкам...

"Никто из них не понимает, — подумал Блейк. — Никто. Плохо". Он оглянулся на Глосу, она чему— то слепо улыбалась.

"Чего она здесь нашла забавного?!" — подумал он, и вдруг услышал. И понял. И тоже улыбнулся. И уже без раздражения объяснил:

— Сизые волки — звери второго уровня. Я два раза в одиночку прошёл маршрут и встречался только с одиночками — первого. У вас — третий— четвертый?

— Да...

— Вам и подкинули противников под себя... Стаю — второго. Второго — но стаю. Вы должны были её пройти сами, но вмешался я с арбалетом, и теперь на пути ещё одна стая, но уже четвёртого уровня. Про термин "автобалансировка" слышали? Да, сейчас — один залп, и дорога будет чистая. До следующего зверя... Зверя сбалансированного под арбалет... Или не зверя. А, к примеру, вылетит навстречу нам рой драконьих ос. А так как нас здесь отнюдь не одиночка, то по рою на каждого. И каково оно будет?

— Но...

— И на будущее... С моим аватарой вы спорить можете. Допустимо, и потому разрешаю. А с Глосой — просто слушаться! Даже если она не сможет объяснить свои решения. И так будет до тех пор, пока вы не выйдете хотя бы на десятый уровень. — Блей покрутил головой и добавил: — Это, если к тому времени она не уйдёт за двадцатый.

— Но— о... — опять протянула Маринка.

"Вот ввязался!"

— Задание для всех, — улыбнулась Глоса, — к вечеру... к ночному привалу обосновать приказ Рыцаря.

— Но...

— Подтверждаю!

Глоса отвернулась, чтобы скрыть смешок: она увидела, как Вэс сзади слегка пнул свою Мару по голени. Кажется, помогло.

— Посмотрим? — предложила водительница Блейку. Он только кивнул.

Ближний склон оврага был круче дальнего, и край его порос не деревьями, а невысокими кустами. Смятая трава показывала, где их спутники поднимались, откуда оглядывали маршрут.

— Я покажу? — опять влезла Мара.

— Нет, — отказал ей Блейк. — Вам будет другое задание.

— Да? — загорелись глаза у девчонки. — Кому именно?

— Всем. На пять минут, — Блейк был серьёзен. — Пять минут слушать родник.

— Что?!

— Ты сейчас его слышишь?

— Ну— у— у... Теперь слышу.

— Кто услышал раньше?

— Я, — после недолгого всеобщего молчания проговорил Симон.

— Вот и помоги остальным! — Блейк отвернулся и пошёл наверх.

Глоса проследила сверху за его подъёмом. Да уж... Прошёл, как следопыт: ни на веточку хрустящую не наступил, ни на закрытую травой землю ногу не поставил... Впрочем, у трежеров же тоже... Нет, даже, сложнее, строже: у следопытов в противниках — звери, а на трежеров ставят ловушки люди. И перед следопытом всегда — простор, даже если есть тропа, перед трежером — всегда тропа, даже если вокруг, вроде бы, просторно.

— Вон они, — показала она.

— Вижу, — подтвердил он.

Перед первой, невысокой ещё, некрутой ещё грядой гор, за которой больше угадывалась, чем проглядывалась, другая, тянулась, уходя за горизонт, неширокая долина, поросшая кустами, заросшая травой. То там, то сям возвышались над ней деревья. Нечто вроде местных баобабов — высоченных, толстых, нелепо— развесистых.

С ветвей того, которое стояло на их пути, время от времени срывались темные кляксы, падали, опять взлетали, прятались меж сучьев, опять срывались... И в тишине... — приблудная группа слушала родник, слушала плохо: от них раздавались шорохи, слышались шёпоты, — но и в этой, относительной тишине с противоположной стороны, издалека явственно время от времени доносился сумасшедший хохот... Да, по— другому эти звуки не назвать — хохот безумца. Точно: кожистые виверны.

Глоса выгнулась, достала из кармашка рюкзака футляр, раскрыла его, вынула раздвижную подзорную трубу и, чуть поколебавшись, протянула её Блейку.

— Спасибо, — поблагодарил он, раздвинул, приложил к глазу, прищурил левый глаз... — Одна, две, три... четыре... ага, вон пятая... а где же шестая?

Шестая неподвижно висела вниз головой на верхней ветке, выше остальных, и терялась на фоне таких же удлинённых тёмных гирлянд плодов. Это матка — старшая. Та, которая правит прайдом, та, которая сейчас, пока остальные занимались делами прайда, контролирует округу. Блейк, в конце концов, нашёл и её.

— Я пойду первым, ты — последней. Защищаешь только себя. Вмешиваешься — в крайнем случае. Потеря кого— то одного — это не крайний случай.

— Если этим "кем— то" будешь ты, я вмешаюсь.

— Нет. Меня зверь, который ниже классом, не достанет.

— Ты уверен, что там нет бестии, которая выше тебя по классу?

— Да не видно никого больше, но... Нет, не уверен я, — и Блейк выругался, — угораздило же меня на тот залп!

— Иначе бы не успел... Они были растерянны, они не были готовы сражаться. Они только взывали...

— Они были готовы сражаться. Они были не готовы победить. Их бы схарчили. Но всё равно...

Он отдал Глосе подзорную трубу.

— Пять минут прошли, — улыбнулась она.

— Да, — согласился он, и обернулся к группе, — Внимание! — те с облегчением поднялись, повернулись к нему, — Вы готовы?

— Да, — ответила за всех Маринка.

— Джед, что у тебя с меткостью?

— Четвёртый уровень. Я за счет арбалета и сам на четвёртый поднялся.

— Ясно. Арбалет — за плечи.

— Но...

— На таком мизере с таким оружием виверну не взять. Только собьёшься с общего ритма.

Глоса ожидала ещё одного возражения, но нет — парень начал пристраивать арбалет за спиной. Промолчала и девчонка... Впрочем, её за руку держал Вэс — может, как— то её молчанию и поспособствовал.

— Выходим, — продолжил Блейк. — Гуськом. Цель: добраться до противоположной опушки. До нее чуть более полутора километров — на десять минут бега. В лес виверны не полезут, крылья пожалеют. Повторю: цель — войти в лес, а не перебить всех виверн. Поэтому больше пользуйтесь щитами, чем мечом, больше укрывайтесь, чем бейте. Напомню, что, хоть крылья у них — тоже оружие, но больше — отвлекающий фактор. А зона уязвимости — тело. Чешуя рубящим ударом мечами наших уровней не пробивается, нужно колоть.

Он перевёл дыхание и продолжил:

— Я иду первым, Глоса — последней, вы между нами. Дистанция — три метра. Глоса со своим высокооктановым оружием не вмешивается. Её стражи — тем более. Она защищает лишь себя. И только мечом! Виверн шестеро, нас — тоже. Виверны нападают неодномоментно, наблюдая за результатом атаки предыдущей, с разных сторон, с разных высот, добычу не делят: на любого члена атакуемой группы может пойти любое их количество, но главная мишень — первый и последний. Может, лидера они считают лидером, а последнего — самым слабым? Первых двух я беру на себя, за мной идет Джед, он сражается с третьей . Слышишь Джед? — твоя только третья! Четвертая, Вэс, твоя. Ты идешь за Джедом. Следующая — Марина, она страхует Джеда и Вэса. Назад не оборачивается. Симон, ты — за ней, перед Глосой. Я думаю, две последние кинутся на неё. Но твоя задача не они, твоя задача — страховать вашу девушку! И только это! Ну, разумеется, и защищать себя, если что... Хотя тебе вряд ли достанется. Всем всё ясно?

Мальчишки кивнули, девчонка не удержалась:

— Рыцарь, а твой щит?

Щит Блейка, добытый у Варлея, внакладку с её собственным, был укреплён за плечами Глосы. Он его вообще не хотел брать, хотел бросить — прикопать где— нибудь, но водительница и слушать не стала, просто взяла и всё. Блейк поморщился, но согласился: для её уровня вес щита четвертого уровня был комариным.

" — А почему не велел продать с доспехами?

" — Это информация о моей манере боя. Пусть райты думают, что щит мне нужен.

Видимо те же самые соображения и теперь на миг смутили Рыцаря, но он всё же ответил:

— Щит — чтобы защищаться. Я привык ходить один. А в одиночку защита — это путь к перерегистрации. Надо либо оставаться невидимым, либо убегать, либо нападать. Поэтому я без щита. Мне привычней по мечу в каждую руку.

Он дождался кивка Мары.

— Ещё вопросы?

Теперь смолчала даже девчонка

— Глоса, — обратился он водительнице, — есть что добавить?

— Есть, — она никогда не спешила сбрасывать свою информацию в библиотеку: рейтинговые очки её интересовали не очень, а статус миссионера давал допуск до четвертого уровня файлового хранилища, пока хватало, — мелочь, но есть: лучше бить по шее. Здесь прокатит даже рубящий удар. Попадёте идеально — оттяпаете голову, но... у вас вряд ли получится: на шее тоже — броневая чешуя, рубить надо наискосок, чтобы меч двигался вдоль чешуек — между ними... Однако... броня не броня, чешуя не чешуя, но шея у них — сплошной болевой центр, попадёте — виверна отскочет. Вернётся, только придя в себя. Секунд двадцать— тридцать выиграете, — Глоса сделала паузу, обозначив раздумья, и добавила: — Да, ещё: дистанция нападения у них начинается с тридцати метров. Всё.

Нет, это снова было не всё, и оставшееся "мелочью" тоже не было: матка почти всегда нападает последней, и на самую лёгкую цель. Её преимущественное право — наносить последний удар. Объявляя тем самым свои права на добычу. (Впрочем, надо уточнить: не всегда, а почти всегда — с подавляющей вероятностью). А при её гибели остальные сначала впадают в ступор, а потом... Потом среди уцелевших начинаются перевыборы.

"Но ведь наши новые союзники всё равно не будут участвовать в них?"

— Принято, — Блейк не обратил внимания на её лёгкую усмешку. — Кто— нибудь из вас, — обратился он к принятым, — точно определить дистанцию в тридцать метров сможет?

— Ну— у— у... я... наверное... — потянула девчонка.

— Не можем. Никто, — оборвал ее Джед.

— И ты?

— Только базовые дистанции: семьдесят метров — убойная дистанция для моего арбалета, сто метров, сто пятьдесят, двести... Промежутки — это следующий уровень.

— Тридцать я тоже не определю. Глоса?

— Да, — улыбнулась водительница.

— Предупредишь?

— Хорошо.

— Отлично, — он не стал акцентировать внимания на ляпе Маринки. И правильно: мальчишки сами ей как— нибудь растолкуют. — Ещё раз, я беру двух первых виверн. Джед?

— Моя третья.

— Вэс?

— Четвёртая.

— Мара?

— Страхую их.

— Симон?

— Страхую Маринку.

— Глоса?

— Глушу всех, кто на меня рыпнется.

"А в Даяне она более раскованна..."

— Ну, тогда легким бегом...

— Рыцарь? — обратилась к нему девчонка.

Блейк недовольно поморщился, но отозвался:

— Да?

— А что это было? Ну, эти — пять минут?

"Это ты нас так заткнул?" — поняли все невысказанное.

"Да! — чуть не выкрикнул Блейк, но... — "Рыцарь", говоришь?! Что ж, тогда получай":

— Это был вам глоток красоты перед боем.

"Ни хрена ж себе!" — подумала Галина Осиповна.

"Не хрена ж себе!" — изумились мальчишки.

"Не хрена ж себе!" — обомлела девчонка.

— Всё! лёгким бегом, марш!

И они побежали. Лёгкий бег — самый экономный вид передвижения по шкале расстояние/усталость. И по концентрации на цели тоже. И ещё...

Когда идёшь — успеваешь посмотреть, куда ставить ногу, успеваешь подумать — а стоит ли ступить именно туда, а может, лучше не туда — а рядом? Успеваешь принять решение.

Когда бежишь, времени на размышление— осознание— анализ каждого шага уже не остаётся, и управление перехватывает подсознание. Личного опыта у каждого человека, чтоб понять, куда лучше ставить/не ставить ногу — из десятилетий, а инстинктивного, того, который хранит homo sapiens — из сотен тысяч лет. Впрочем, если по прямохождению, то и ещё... сколько там этому... homo erectus, что ли?... — так и на миллионы потянет.

Недаром, когда Галина зарабатывала свой обязательный для миссионера разряд по горному туризму, при спуске по тропам инструктора каждый раз переводили группу на бег — статистика настаивала: так менее травмоопасно.

В Даяне с "прямохождением" проще, зато строже с концентрацией — с количеством событий на единицу времени... С количеством приключений на виртуальную задницу. ("Безопасных приключений", — хмыкнула в своём компьютерном кресле научница). "Вон, к примеру, они, приключения эти, уже увидели, сейчас... м— м— м... нагрянут!"

Увидела пока только матка. Она сорвалась со своей ветки, расправила крылья, взлетела, разинула пасть, раздался истеричный хохот... Сигнал, наверно... типа: к оружию! или: вижу обед!

Все экзоты — людоеды. Все они — ненавидят людей. Они прекращают любую охоту, если видят человека. И начинают новую — на него. Инстинкт самосохранения при этом почти заглушается, все прочие инстинкты — тоже. Ну, тоже — почти: спаривание они не прекращают, к примеру. Хуже них только нечисть. У той — убить человека приоритетнее вообще всего. Может, потому, что они не спариваются?

Рядом с маткой, чуть ниже её, уже толклись пятеро остальных, от их хохота ломило уши, но Блейк на них внимания не обращал: спокойно удерживая маршрутную скорость, он вёл отряд почти прямо на дерево, оставляя его слева, оставляя слева виверн.

"Логично, — согласилась с ним Глоса, — щиты у всех висят на левой руке".

"Первые две — мои", — сказал Блейк, и, так как ребятки уверовали в "Рыцаря", то поверили и в его предупреждение: "ваша третья!" Значит, пока можно было бежать за лидером, а не косить глазами вверх или с ужасом прислушиваться к их каркающему смеху. "Третья и четвёртая". Ребятки поверили, что на них четверых будет только две виверны... Что ж, посмотрим— посмотрим, что такое трежер в сельве Даяны! В саване Гессы мальчишка был откровенно беспомощен.

Сама Глоса главное для себя увидела: грязно— коричневые крылья у кожистых виверн испещрялись разномастными багровыми пятнами — так вот, у матки эти пятна сливались в две — по одной на каждое крыло — две почти прямые линии.

Виверны не птицы: те, готовясь к атаке плавно кружились бы в восходящих потоках, а эти, огромными летучими мышами, беспрестанно дёргаясь, падали и взмывали, бросались неровными скачками то влево, то вправо, и неизменным оставалось только одно: выше остальных в их путаном коме всё время была одна и та же особь. И ком этот как— то неощутимо приближался.

— Внимание! — крикнула она. — Тридцать метров!

— Держать строй! — тут же отозвался Блейк. — И всё по установке! первые две — мои! — и буквально через десять секунд: — Вот они!

"Ну— ну... вот оно — это самое "почти"", — только и подумала Глоса: было видно, что, если первая виверна действительно пошла на лидера, то вторая нацелилась на середину колонны — на Мару? На Вэса?

— Держать строй! — опять закричал Блейк.

Что ж, вовремя. Второй в их крохотной колонне — Джед, уже чуть было не оглянулся, чуть было не споткнулся, но выкрик Рыцаря привёл его в чувства, он успел выровнять бег.

— Поднять щиты! — последовала следующая команда.

Щиты послушно поднялись над плечами.

Блейк выдернул из ножен меч, один — клановый. Глоса не озаботилась и тем. Было бы надо, она бы этим "экзотам" поотрывала головы голыми руками. Нет, эта битва была не её.

— Джед, лови третью! — успел выкрикнуть лидер. — И строй, держите строй!.. И темп — тоже! И, — он отпустил вожжи и закричал во всю глотку, — о Боги— и— ня!!

— О Богиня! — заорали остальные.

— О Богиня! — заорала и Глоса: а чего б не повизжать в своё удовольствие?!

И началось.

Виверны знали три манеры столкновений: либо от них бежали со всех сил, либо — на них со всех сил, либо застывали на месте. И все всегда вопили. Эти вопили тоже. И бежали. Значит — со всех сил. Первая из виверн, налетая, уже видела шею лидера стаи homo перекушенной, но челюсти щёлкнули впустую: он резким кувырком ушел влево, она не успела перестроиться к смене темпа, а он уже вскочил, и нанес удар сам. Мечом. Обеими руками. Тоже по шее, по её вытянутой шее. Наискосок, вдоль броневых чешуек, между ними. И голова отлетела в сторону.

А Блейк, не оглядываясь на рухнувшую за ним тушу, развернулся и бросился к Маре:

— Щит!

И девчонка сделала правильно: она резко двинула щит навстречу оскаленной морде второй виверны. Раздался треск — щит не выдержал, развалился. Для Мары удар тоже оказался слишком сильным — она отлетела, упала. Но и Симон всё сделал правильно: он подхватил девчонку, вздёрнул её на ноги, прикрыл своим щитом, потащил волоком за собой. Зато перед Блейком вытянулась ещё одна шея. И ещё одна обезглавленная туша рухнула на землю.

Он обернулся. Мальчишки слишком уверовали в его слова. Третья виверна нависла над Джедом, он мечом отмахивался от неё и забыл о других. Четвертая, которую должен был перехватить Вэс, резко изменила направление и крылом сбила Джеда, он покатился, и пятая, сложив крылья, так что багровые пятна на них слились в прямые полосы, вытянув голову, ринулась на него. Никто не успевал ничего. Ни он сам, застигнутый на противоходе, ни Симон с Марой, ни занятый своей противницей Вэс, а Глосе он сам запретил вмешиваться!

И Блейк сделал единственное, что ему осталось. Он опять завопил:

— О, Богиня!

И метнул, как дротик, наперерез экзоту метнул свой меч. Шансов попасть в неё был ноль. Но он попал. Меч вошел в основание шеи. Виверна рухнула на землю вплотную к Джеду. Она еще успела то ли квавкнуть, то ли хохотнуть, но Джед отбросил меч, сдёрнул с плеч арбалет, взвёл его и всадил болт прямо ей в слезящийся глаз. И она сдохла.

А дальнейшего не понял даже Блейк. Оставшиеся в живых три виверны почти по— куриному заквохтали, отлетели и отупело опустились на землю недалеко от людей.

Джед лихорадочно завертел воротом, вскинул, прицелился... Выстрел! Болт пробил шею ещё одной, её начало бить конвульсиями. Зато две другие словно очнулись — они прыгнули, взлетели, но, не успел Блейк подумать: получи ещё одну битву! — как они действительно устроили битву — но между собой.

Джед опять поднял арбалет, но заколебался...

— Стой! Не надо, — помог ему с решением Блейк. — Даже если попадешь, то уже не смертельно. А болт можем потерять.

Виверны мерзко захохотали и, остервенело клюя друг друга, лупя друг друга крыльями, полетели от них подальше.

Джед опустил арбалет, вынул болт и разрядил тетиву.

— А та? — кивнул на раненную экзотку Блейк. Она визжала и дёргалась, её пластало, подбрасывало, агония ломала её, крутила...

Джед с сомнением посмотрел на своё оружие... И перевёл взгляд на друга:

— Вась, сделаешь?

"Так Вэс, — улыбнулась про себя Глоса, — это Васенька?"

— Спасибо, — ответил тот. — Потренируюсь.

Хорошо подстроиться и нести мечом ей голову у него получилось только третьим ударом.

— Строй! — скомандовал Рыцарь, — Двигаем отсюда!

Но двинуться не успел.

— Рыцарь... — просяще проговорила Мара.

— Что ещё?! — обернулся к ней Блейк.

— Печень четырёх виверн, — отводя взгляд, пробормотал вместо неё Симон.

"Печень виверны — важный алхимический компонент при изготовлении многих зелий. И дорогой. Очень. Одна штука — сто— сто пятьдесят золотых... То есть от шести тысяч рейтов... Нет! Некогда!"

— Ребята, нам не до бизнеса с алхимиками!

— Да мне не для бизнеса... — тихо проговорил Симон.

— Стоп! — дошло до Блейка. — Ты сам алхимик?!

— Да, — вместо Симона ответила девчонка, — Пятый уровень.

— А ты?!

— Воровка, — пожала она плечиками.

— Ты мечник? — спросил он Вэса.

— Четвёртый уровень, — согласился парень.

— А я стрелок. Тоже четвёртый, — без всяких вопросов объяснился Джед.

— Вообще— то, — засмеялась Глоса, — это надо было выяснить ещё вчера. Да ладно... Не мучайся. Ты был в шоке, они были в шоке...

— А ты?

— А мне было лень, — еще раз улыбнулась она, потом согнала улыбку: — Так что по печени?.. Принимай решение.

— Сколько тебе потребуется времени? — повернулся к алхимику Блейк.

— Шесть минут на штуку.

— Полчаса... — хмуро протянул трежер.

— Да, но быстрее никак — необходимо соблюсти ритуал... Строгий ритуал. Чуть ли не по секундам...

— От нас помощь нужна?

— Нет, — с отчаянной надеждой выговорил Симон.

— Действуй. Остальным — отдых. Займитесь амуницией, заклейте царапины. По сторонам я сам посмотрю. Глоса, возвращайся через двадцать пять минут — может, сменишь меня.

"Он не хочет возвращаться на Гессу со мной? А я? Я хочу снова оказаться с ним в палатке наедине под маревом эльэлей?", — Галя не сумела ответить на свой вопрос.

— Рыцарь, спасибо! — опустился на колено перед Блейком Симон.

— Встань! — закричал Блейк. И покраснел.

— Я объявляю о своем отсутствии, — улыбнулась Глоса, и Галя сняла шлем.

Галя, сняла шлем, потянулась... Взгляд её упал на Блейка... И — опять!..

Нет, это надо прекращать, с эльэлями надо что— то делать... Так, сначала искупаться, а потом... А может?.. — научница затрясла головой, стряхивая наваждения и соблазны, — В воду! И баттерфляем! И кролем! Туда и обратно, туда и обратно!

А потом, все оставшиеся десять минут Галина Осиповна извела, устанавливая в палатку кондиционер и настраивая его на жёсткую фильтрацию. Поначалу вознамеривалась ещё и разрядить внутри баллон со сжатым воздухом — в стандартном наборе исследовательской платформы, нашёлся и такой, — но раздумала: к вечеру и так стерильно всё будет.

Всё!

Всё? Галина Осиповна вдруг поймала себя, что всё это время старательно не глядела на Блейка. Да и осознав данный факт, взглянуть на него всё же не решилась. Просто подошла к пульту, села в кресло, надела шлем...

— Я объявляю о своём присутствии, — произнесла Глоса.

"Опаньки! И что тут у нас?!"

Все столпились у дерева... все? Нет, Симон застыл в странной позе у недалёкой виверны — вот привалило парню! Плюс уровень, как минимум. А вот все остальные действительно здесь, у этого туземного баобаба, недавнего места гнездовья экзотов.

— Рыцарь нашел клад!

"Рыцарь" как раз укладывал в рюкзак вилочницу. Глоса присмотрелась: ничего особенного, стандартная, четвёртого уровня. У неё такая имелась — но восьмого. У Блейка радиус действия метров десять, а у неё — на пятьдесят. Да толку— то! Постоянно ею занимать обе руки не будешь, а кто б попёрся проверять все местные баобабы! Она огляделась. В прямой видимости полутора километровой прогалины, которая отделяла одну полосу леса от другой и тянулась к горизонту, таких великанов росла не одна дюжина...

— Все проверять никаких сил не хватит, — улыбнулся ей Блейк. — Я оба прошлых раза проходил здесь, не задерживаясь.

— А теперь?

— А теперь свободное время появилось, — чересчур поспешно ответил трежер.

"Не ответил, — поняла Глоса и... и согласилась с ним: — Правильно. С чего бы ему такой толпе народа раскрывать профессиональные секреты?!"

— У тебя качественный идентификатор — посмотришь?

Он отодвинулся, отодвинул рюкзак...

То же мне клад! — так, мелкая нычка. Чтобы добраться до неё Блейку пришлось вырубить в земле с метр квадратный переплетённых корней, выгрести почву... Замка на удлинённом сундучке, видимо не было... Крышка уже откинута... Два отделения... В первом — груда золотых монет, а во втором — лук, пара ножей, по колчану стрел, болтов. Точно: ничего интересного — она забрала бы золото, к луку со всем стрелковым запасом и не прикоснулась бы... а ножи... Да они лёгкие... И штучные — других точно таких же нет. Себе бы не взяла — о своём оружии надо знать всё. Но, на подарок сгодились бы — есть любители экстрима...

Ну, так это она, десятикратная, а эти... нищета подзаборная...

Глоса подняла лук, взглянула на Джеда:

— Опознавать?

— Не надо, — он старательно удерживал равнодушие в голосе, — Длинный лук, с малым светом.

— То есть?

— Прицельная дальность в полтора раза больше, чем у моего арбалета — до ста метров, скорострельность — раз в десять... И — плюс двадцать пять процентов урона по нечисти и нежити... И светлые стрелы — лёгкие они, на порядок больше можно набрать... Вон в колчанах: арбалетных болтов, наверняка пара дюжин, а стрел — за сотню... Одно слово — шестой уровень...

— Блейк?

— Отдай, — он повернулся к стрелку. — А тебе не тяжко с таким придётся? Всё— таки через уровень?

— Меч — было бы тяжеловато, а лук — мой атрибут, выдюжу... Да и, Рыцарь, — улыбнулся он, — я думаю, с тобой мой четвёртый — ненадолго...

Он принял лук, огладил его плечо, вскинул, натянул тетиву, спустил, прислушался к её звону... опять улыбнулся, опять огладил плечи лука...

— А ножи кто— нибудь признал?

Все промолчали.

Глоса подняла один из них, выдвинула из синеватых изогнутых ножен изогнутое лезвие, полюбовалась на синеватые отсветы.

— В принципе ничего серьёзного. Ножи, как ножи... Красивые, конечно... Можно продать — есть здесь коллекционеры, собирают клинки Хурадо... Но если они в паре — плюс пятнадцать процентов к удаче, и до ста к стремительности на низких уровнях носителя... И как у всех клинков этого мастера — случайное колдовское усиление при каждом третьем— четвёртом ударе... Тоже шестой уровень, но по весу — он, как у второго.

— Ой, — не выдержала Маринка.

""Стремительность" — скорость обращения с оружием... Вот столкнешься с такой бестолковой на узкой дорожке... И пробуешь взять её за шкирку, дабы оторвать уши... Но тут она выдёргивает ножи... И, не готовый к резкой смене темпа, без ушей уже можешь остаться ты".

— Удача — в бою?

— Общая. Причём ножи не обязательно обнажать.

— Просто сесть за стол и сыграть в кости? — улыбнулся Блейк.

— Ну, если рядом нет хорошего подавителя магии. Или хотя бы индикатора.... — улыбнулась Глоса.

— Рыцарь... — опять не выдержала и жалобно попросила Маринка.

— Рыцарь? — опять улыбнулась Глоса.

— Отдай.

— Ой, — пискнула девчонка.

— Аккуратней! — вскрикнула водительница, но не успела.

— Ой... — ещё раз пискнула Маринка, но нож не выпустила, и капли крови потекли по лезвию... И не капнули с него, а растворились в нём.

— Надо же... — проговорил из— за спины подошедший Симон, — Довелось же увидеть инициацию клинка Хурадо... Случайная кровь владельца при первом соприкосновении... Плюс два уровня...

— Ножам?

— Не только... Завтра Мару у дерева навыков будет ждать сюрприз... Впрочем, кажется, не только её... Лично мне теперь тоже очень хочется в кабинет. Подожди, — он придвинулся к не знающей, как бы ей ножи приладить, девчонке, — кажется, это делается так...

Симон бережно подтянул левый рукав девчонки и пристроил ножны того, что чуть побольше, ей на левое запястье, а другие ножны, поддернув штанину — на внутреннюю сторону правой лодыжки.

— Не бойся — сами не выскользнут... И не помешают — никогда.

Блейк к ним не приглядывался, он выгребал золото, пересчитывал монеты, укладывал в рюкзак... Колчаны Джед уже принайтовал к своему.

— Сколько? — поинтересовалась Глоса.

— Шестьдесят — малый стандарт.

— Так тебе только золото достанется?

— Во— первых... — Блейк мельком осмотрелся, его "принятые" посмеивались над девчонкой и в их сторону не глядели. "К золоту практически равнодушны", — с облегчением подумал он. — Во— первых, на это золото я могу купить лук получше, чем нынешний Джедов... а во— вторых...— он отодвинулся, — Поможешь?

— С чем?

Блейк опустил крышку сундучка, накинул петлю и взялся за рукоятку, попробовал потянуть... Отпустил.

— Надо его выдернуть.

— Зачем? Ты что, его хочешь с собой потащить?!

— Я хочу его вынуть. Только вынуть.

— Хм... — заинтересовалась десятикратная водительница, приладилась, раскачала, потащила... — Ничего себе...

— Вот именно, — разулыбался Блейк, глядя на открывшийся, скрывавшийся под сундуком аккуратный прямоугольник весёленького жёлтого цвета. — Отвёртка. Как вы несомненно догадываетесь — жёлтая. Да— да, это и есть — жёлтая отвёртка.

Он взглянул на Глосу, но та не улыбнулась в ответ, и на него она не глядела.

— Блейк, — подняла она руку и указала на опушку, откуда они недавно выбежали, где в неглубоком овражке бил Хладный Ключ, — а что вон то?

Трежер взглянул тоже.

— Довозились, — только и выговорил он.

— Кстати, посмотрите и туда, — указал в противоположную сторону Симон, — по— моему, не менее интересно.

— Кого это по наши души?!... — закрутила головой девчонка.

— По ваши — вон те двуголовые псины...

— Марин, керберы это, — пояснил алхимик.

— ... а по мою... тоже появятся... — плохо улыбнулась Глоса. — Стоп! — резким окликом остановила она Джеда, уже натягивающего лук. — Это Спот.

Маринка проследила направление прицела Джеда и увидела какое— то шевеление травы, потом размазано мелькнули какие— то пятна, потом... Да, это был гепард.

— А то — Рамзес? — указал на приближающееся темное пятнышко в небе стрелок.

— Да.

Водительница сдёрнула с плеч свой арбалет и обратилась к парню:

— На пару с Симоном управитесь?

— Нет, — отказался Симон, он уже копошился в своём рюкзаке. — Я буду занят. Давай с Марой.

— Ну— у— у... — с сомнением протянула Глоса, взглянув на воровку — Ну, да ты ж, помнится, сама этого хотела...

И протянула арбалет девчонке. Та с готовностью подхватила его.

— Ой! — она чуть не выронила его, — Тяжеленный какой...

— Может, я? — предложил Вэс.

— Нет, — отказал ему стрелок, — возьми мой лук. У тебя с ним лучше, чем у Маринки получится, а мы с ней с этим всё— таки попробуем управиться... — он принял от Мары чудовищное оружие, тоже поморщился, — Повернись, — девчонка послушно повернулась к нему спиной, Джед положил арбалет ей на плечо, чуть щёлкнуло, арбалет зафиксировался, а она только тяжко вздохнула, — Держись! Слушай команду и старайся не дёргаться, o'key?

— Ес офкоз, — с кошмарным акцентом согласилась русская.

Джед подвигал арбалет, а потом пальцы его заскользили по кнопкам, переключателям, клавишам... А Вэс поспешно начал отсоединять от рюкзака колчан со светлыми стрелами. На приближающихся с разных сторон стаи двухголовых бестий они старались не смотреть.

Впрочем, ни на них, ни на него Глоса не смотрела тоже — она возилась со своим рюкзаком, благо, на её уровне оружия, хранящегося в нём, хватило бы на приличный отряд... Правда — не на этот конкретный, из которого двоих потребовалось только на арбалет...

— Джед, вот кассеты для арбалета! — выложила она перед ним боеприпас, — Дюжина зарядов. Попробуй перезарядить, сейчас. Потренируйся. Быстро! Дистанция поражения — пятьсот метров Полкилометра керберы пройдут за тридцать секунд, у тебя должно быть шесть залпов. Шесть!

Джед взглянул на приближающуюся стаю, оглянулся на другую.

— Та — моя, — успокоила его водительница.

И стрелок занялся арбалетом.

— Керберами же управляют демоны? — спросил её Блейк

— Да. Земляные демоны. На первом для них уровне у каждого полторы дюжины этих тварей, — ответила она и опять занялась рюкзаком. Показались доспехи — поножи, нагрудник с высоким воротником, бармица, шлем. — Но с каждой победой количество псов увеличивается. Минимум на шесть. А максимум... В зависимости от уровня жертвы.

— У меня от них в глазах рябит...

— Тридцать восемь и сорок шесть.

— А твоя статистика с демонами?

— В одиночку — три боя. С разными. Один проиграла. Живучие твари. В них надо три раза, — не меньше! — хорошо попасть... Очень хорошо попасть... В общем, нужна магическая поддержка. Очень.

— А то у тебя нет чего— нибудь такого— эдакого?!

— Есть, но... Я с ними старалась не связываться. Да и они тоже... пару раз уходили без боя.

— Смерть от демона — потеря части души... То есть минус три уровня при перерегистрации... Проиграла первый?

— Последний, — глухо призналась она.

— Так вероятность победы 0,67?

— Вероятности считают после третьего поражения, — не согласилась Глоса. — И у меня — когда один на один.

— А против двух... если по очереди, то 0,67*0,67... Уже менее пятидесяти процентов...

— А если одновременно?... Это другая статистика, и её меня нет совсем. И если они при этом вдвоем, на пару раздерут мою плоть... Что тогда — минус шесть уровней?...

— Когда после двенадцатого — сурово... Больше года, наверное, восстанавливать... А если тебе смыться?

— Ты что, не знаешь? — по— нормальному, они стремительны, но не быстры. Однако скорость догоняющего демона равна полуторной скорости убегающей жертвы. Сбежать от них невозможно. С вами твари и связываться не будут, вы им — мелочь, а за меня они получат по лишней паре дюжин псов!

— Значит, не дать им соединиться... И — мечом и манёвром!

— Да!

— Джед! Слышал? — на вас тридцать восемь керберов. Дальше молитесь Богине! А мы с Глосой туда! — махнул Блейк рукой в противоположную сторону. — Успеем управиться — вернёмся.

— И не вздумайте бежать! — внесла свою долю Глоса.

Девчонка под арбалетом, вдруг изогнулась и выхватила только что приобретённые магические ножи, развела руки в стороны, и снова замерла...

— Мара! — прошипел парень, вильнув стволом оружия.

"И они подействовали и без того", — успел согласиться с ним Блейк, но тут Глоса выкрикнула:

— Джед!

Тот выстрелил на мгновение раньше.

Шесть мерцающих стрел сорвались навстречу демоническим тварям. Цели достигли все, но один из керберов успел подпрыгнуть, в воздухе пастью перехватить арбалетный болт, перекусить его и выплюнуть обломки...

— Глядишь ты, а ножи— то, кажется, сработали, — почти удивилась Глоса, — у псов этих, вообще— то, тридцати процентная защита от стрелкового оружия, то есть два должны бы уцелеть, — и добавила: — А у демонов — почти чисто на сто.

Джед не прислушивался к ней, он орудовал рычагами, кассетой...

Выстрел! Ещё минус четыре...

— Рамзес! — позвала скорпихора водительница.

— Стойте! — вдруг закричал Симон, у которого на алхимически— яростном пламени костра в алхимически— вычурном котле что— то закипело, — Рыцарь, твой меч!

— Некогда! — ответил Блейк.

— Шесть секунд! Мара, кинь мне нож, любой! Быстро! Рыцарь, меч! Шесть секунд!

— Блейк... — раздумчиво произнесла водительница.

И Блейк решился:

— Держи... — протянул он клановый меч алхимику, — И время пошло!

Звон тетивы — выстрел! Блейк не удержался — посмотрел. Опять уцелели две бестии.

Начал стрелять Вэс... Бестолку... Далековато для него ещё. Хотя, кажется, под градом светлых стрел двухголовые псы чуть притормозили.

Скорпихор не спеша подошел к Симону.

— Держи! — тот вынул из своего варева остриё клинка и протянул меч Блейку. — Вэс, кинь мне колчан!

— И что это будет? — спросила вслед ему Глоса.

— Не знаю, — не оборачиваясь, ответил он.

— А что ж такой счастливый?

— Потому что — будет!

Глоса качнула головой...

— Блейк?

— Вперед!

Она резким движение помогла ему устроиться за собой.

— Рамзес, чако!

Скорпихор развернул крылья. Подпрыгнул. Взлетел.

— Моя основная цель — демон. Твоя — керберы. Сделай так, чтоб они мне не мешались.

Скорпихор яростными рывками начал сближаться с двухголовыми. Далеко до них не было.

— Как сейчас ускорится второй демон... — пробормотал Блейк.

— Нет. Мы не убегаем от него, мы нападаем на другого! Всё! — отмахнулась Глоса. — Рамзес, тъах!

Рамзес запикировал на стаю. Керберы завыли и со всех сторон кинулись к прицельной точке его приземления.

— Тупые псины... — прошипела водительница и метнула в их кучу голубовато— прозрачную пирамидку, вторую...

"Цеп ледяных молний, — узнал Блейк, — А уровень?..."

— Девятый и одиннадцатый, — словно ответила ему она, — И десятый! И восьмой! И двенадцатый! И... И четвёртый. Всё! Дальше — сам!.. Прыгай!

И помогла ему... "Прыгнуть". Локтем. Впрочем, было уже невысоко. Он сгруппировался, ушёл в кувырок, вскочил на ноги и помчался чуть в сторону от удаляющегося скорпихора.

А позади него рушились стремительно тающие — испаряющиеся! — ледяные торосы, ледяные пики, ледяные скульптуры. И верещали шесть уцелевших двухголовых псов... Но вот один из них, взрыкнув, выбрался из ослепительного завала, увидел улетающего скорпихора, увидел убегающего человека.. Замолк, путаясь с направлением... Блейк был ближе, но главная цель — не он... Блейк был ближе! И человечек этот был почти на линии погони, только чуть левее, только чуть... И Блейк был ближе! Кербер снова завыл... И в этом вое больше не было ни боли, ни недоумения, ни растерянности — адское создание видело живую душу и сделало выбор. Кербер бросился за Блейком.

Кто идёт первым — тот вожак. И за вожаком из— под ледяного завала начали выбираться остальные. Еще один вой — в погоню пошёл второй... Третий... Четвертый запоздал, зато пятый с шестым помчались почти голова к голове — две головы к двум головам!

"Это твари шестого уровня. У меня — четвёртый. Плюс опыт трежера— одиночки. Что ж, можно приплюсовать уровень. То есть при схватки один на один у меня 50%— ная вероятность победы против твари пятого уровня. А против, кербера, одного кербера — процентов десять, против двух по очереди — только один процент, один единственный процентик. А дальше можно уже и не считать...— трежер несся по саванне, почти не оглядываясь: вожак, торя путь остальным, непрестанно выл и расстояние до него определялось влёгкую. — "Сделай так, чтоб они мне не мешались"... Ну, сколько смогу... Вот сейчас!"

— У— у— у! — резко перебив прошлые рулады, взревел адский пёс, и в длинный прыжок метнул свое тело на эту уже сбавившую скорость, боящуюся оглянуться, задыхающуюся фигурку.

Но Блейк не задыхался. По сигналу финального воя, он откинулся в сторону, развернулся с выхваченным мечом и... и успел увидеть, как с другой стороны, сбоку, на прыгнувшего двухголового пса прыгнул гепард. Спот подсёк задние ноги нечисти, кербер перевернулся в воздухе... Кошка извернулась бы и приземлилась на все четыре лапы — пёс рухнул на спину. Его горло — та точка, где сходились обе шеи, оказалась на расстоянии удара клинком — и Блейк ударил. И вопль ошарашенного сбитого чудища захлебнулся.

Гепард одобрительно пощёлкал... — и всё— то у этих... не кошек и не собак.. не как у нормальных! и рыкнуть по— настоящему не могут! Гепард одобрительно пощёлкал и растворился в траве.

"Понял!" — понял Блейк и понёсся дальше, но теперь, чуть забирая вправо. Как раз туда вела неглубокая лощина.

С тремя последующими они разделались так же легко... Да, шестеро для Спота было бы, пожалуй, много... А как он уделывал их по одиночке — любо— дорого было посмотреть! Одного за другим — по одной и той же схеме: прыжок кербера, прыжок со склона гепарда, визг кербера, и — меч Блейка!

Но Блейк не рассчитал: из лощины на опушку леса он выбрался, ещё имея за плечами последнюю пару тварей. А впереди...

А вот тут он рассчитал верно: именно тут, немного впереди него шёл бой, равный бой: против почти трёхметрового демона бились Глоса и Рамзес, они нападали на него с разных сторон, но лап у демона было тоже две, в каждой по воронёно— чёрной секире... Правда, одной он управлялся уже не так шустро... Блейк успел заметить синюшую рану на его плече... Скорпихор прорвался своим жалом? Но дальше ему стало не до других — из горловины лощины вырвались керберы.

Теперь они не обращали внимания на Блейка, они ринулись к хозяину, они ринулись на Глосу. Одного сбил Спот, перед другим встал трежер. Кербер затормозил на мгновение, и этого мгновения хватило Споту, пока первый пытался подняться, он сцепился со вторым, а Блейка просто оттолкнул в сторону. Блейк покатился, поднялся и оказался на пути первого монстра. Пёс рвался в схватку, а Блейка, походя, снёс с дороги лапой. Ни своего полёта по воздуху, ни удара оземь, Блейк не видел, не чувствовал... Очнулся он, как потом, просматривая отчет, выяснил, через девять секунд. Очнулся, всё ещё удерживая руках меч. Очнулся шаге от лап демона.

Он не стал вскакивать, он лишь приподнялся на колено и всадил острие в его ступню. Что при этом вспыхнуло, он не понял, почему демон взревел, он не понял, почему демон упал, он не понял.

Ну, а как демоны умирают он знал: тело нечисти ввалилось вглубь себя вспыхнуло, осыпалось тёплым пеплом и пропало.

Через сорок две секунды к нему подошла Глоса и без лишних сантиментов или разговоров всадила в плечо туб аптечки.

— Оно и вправду сработало... — пробормотала она.

— Что? — пробормотал он.

— Варево Симона. Выплеск Света получился. Демона чуть ли не на секунду парализовало. Мне хватило, — она, словно разгоняя дурман, потрясла головой, — У тебя минута. Приходи в себя. Споту минуты тоже хватит. Да и мне... А там... нас ждёт второй... Слышишь? — не услышать этот вопль было трудно... — Потому что он не ждёт... Только б твои пришлые не побежали... Или как их там?... "Принятые"?.. Успеем вмешаться.

Принятые не побежали... наоборот они сами сблизились с неповоротливо топающим земляным демоном. "Сначала собирали арбалетные болты, — как потом пояснил Симон, — и стрелы, а потом... Потом как— то не остановились. Я поздно опомнился. И не успел вмешаться". Долго ж они не останавливались... До леса, до овражка с Хладным Ключом было уже не более полторы сотни метров.

Теперь они, шаг за шагом отступая, обстреливали наступающее чудище... Медленно отступали. Да, демон их догонял, но догонял по чуть— чуть.

"Симон определил: его исходная, его собственная скорость — четыре километра в час, мы старались держаться около трех..."

— Глядишь ты, а ведь и попадают!

"Мы их вымочили в зелье Симона", — потом объяснили они.

"Я считал: каждая девятая— десятая стрела/болт прорывались", — заметил он.

Особого вреда стрелы не наносили — так комариные укусы, но... Блейк представил, как комары лезут в глаза, жалят в плечи, ноги... А если не комары, а шершни?

— Этот слабее, — подбодрила себя Глоса. — Да заткнись ты! — крикнула она Маринке, которая в голос кричала: "Богиня! Приди к нам, Богиня!" — крикнула и осеклась.

Блейк обернулся.

Перестала взывать Мара.

Перестал заталкивать последнюю кассету в арбалет Джед.

Опустил лук Вэс.

Еле удержал в руках котелок со своим варевом Симон...

Наверное, она была богиня... Легонькая, светлая, шла, верно, куда— то по своим божественным делам, да отвлекли...

Она была недовольна. Светлые брови чуть хмурились, легкие губы поджаты, она морщилась на вопли демона, она молчала.

Обруч из плетеного серебра на лбу не позволял распущенным волосам лезть в лицо, но ниже пояса, ветер баловался с ними, как с подолом её платья у лодыжек.

В руках у неё был жезл.

А сквозь неё просвечивали травы саванны, недалёкий баобаб, опушка леса, далёкое небо...

Жезл. Из рукоятки его выплетался красноватый узор, но почти сразу цвет бледнел и сантиметров через пятнадцать уже был неразличим.

— Да, Блейк, — подтвердила она. — Жезл. Он ещё тёплый. Твоя кровь ещё горит в нём. Но ничто по— прежнему рядом. И теперь оно близко... Храм, Блейк, Святилище! Прошлый раз ты почти дошёл...

— Так ты не поможешь?! — непочтительно обратилась к ней Глоса.

— Что я, такой, могу... — покачала головой хозяйка жезла, но опять перевела взгляд на Блейка, и с чуть заметной лукавинкой добавила: — Разве что чуть сместить вероятности?.. — оглянулась на приближающегося демона, до него оставалось уже метров сорок, оглянулась на опустившихся на колени "принятых", — И так не молятся мне. Молитва мне — бой. Победный бой. И вы убедитесь в этом в десять тликов, — и она выбросила вперёд ладони со сжатыми кулаками:

— Десять! — разогнула большой палец.

— Девять! — разогнула указательный.

Дальше Блейк ждать не стал — выхватил из ножен меч и рванул навстречу монстру.

— Восемь! — услышал он голос и услышал топот сзади.

— Семь...

Как лёгкий смерч, закрутившись вокруг лёгкой фигуры, растворил её в себе — уже не увидел.

— Шесть! — подхватил блаженно улыбающийся Симон. Он единственный, кто не двинулся, кто остался на месте, остальные, даже Мара, понеслись за Блейком. Девчонка визжала, размахивала своими ножами, и алхимик не стал удерживать её: пусть достанет им с нею ещё немножечко удачи! Хоть на два пятака...

— Пять!

Блейку сзади подсекли ноги, он покатился, вскочил, но Глоса оказалась уже впереди него:

— За мной! — зло бросила она, чуть повернув голову, — За мной!

— Четыре!

Остальных притормозил он сам. Только взглянул, и они не решились обогнать Рыцаря.

— Три!

Глоса вскинула арбалет и шесть болтов в упор, с пяти-шести метров пошли в рогатую морду. Демон взмахнул лапой...

"У демонов почти чисто на сто процентов"... "Каждый девятый/десятый прорывался"... Пять болтов улетели в никуда, шестой — демон с воплем вырвал из своей глазницы.

— Два! — прорвался сквозь его вопль вопль Симона.

Глоса отбросила арбалет, и пока демон молотил лапами по своей морде, с мечом бросилась вперёд. И всадила его ему в живот...

"Демоны не быстры — но стремительны..." "... не менее трёх раз...", — Блейк несся к демону, до него уже было метра три, но он не успевал, он не успевал...

— Один!

Глоса не успела откинуться, монстр обеими лапами схватил её за шею и вздернул к своей пасти...

"Ноль!" — Симон выкрикнуть не решился...

Лапы у твари были заняты, всё внимание обращено к Глосе... И стрелу в спину демон прозевал. Та была уже на излёте, та разве что чуть покарябала его шкуру, но выплеску Света и этой царапины хватило — демона парализовало, и тут уж времени достало всем: Блейк ударил мечом в пах, Джед засадил стрелу во второй глаз, Вэс своим мечом умудрился попасть в рану, пробитую Глосой и провернуть его там, и даже Мара обоими ножами успела полоснуть по коленной впадине...

Смертельным же, скорее всего, оказался удар Глосы. Её бармица и воротник нагрудника выдержали хватку нечисти, и когда демон застыл, она одним ударом вскрыла его горло.

В ту же секунду в демона врезался скорпихор, и его жало ударило чудовищу в ухо, а с другого бока повис на нём Спот. И нечисть рухнула... А как демоны мрут Блейк уже видел: волосатое тело ввалилось вглубь себя, вспыхнуло, осыпалось тёплым пеплом и пропало. Осталась после него только длинная, светлая стрела. Пока все приходили в себя, подошёл Симон, поднял её:

— Хорошая работа, — одобрил он, — дорогая...

Обернулся в сторону леса. Блейк смотрел туда же. И остальные. Оттуда скакали всадники. Пятеро.

— Рыцарь... — начала Мара.

— Помолчи, — оборвала её водительница. Она сидела прямо на земле, зарывшись лицом в шкуру Спота и на приближающихся не смотрела.

Лук был только у одного из них, но он в этом небольшом отряде не был первым. Первой, в дюжине метров от Блейка, спрыгнула с коня фигуристая блондинка, но и она осталась на месте, а вот другая — брюнетка, подошла к алхимику:

— Привет, Симон! — сказала она. — Кажется, мы вовремя, — и требовательно протянула руку.

Симон молча отдал стрелу. Эфа, не глядя, сунула её в свой узкий, на десяток, пожалуй, штук всего, колчан... Потом вздохнула, и заставила себя повернуться к Блейку. Сделала шаг и заставила себя опуститься на колено:

— Рыцарь Богини, — сказала она. — Прими мою верность.

— Прими мою верность, — раздалось вслед.

— Прими мою верность.

— Прими мою верность.

— Прими мою верность.

12. Другая богиня

Тигрозавров в долине, кажется, не было. Блейк уже больше часа следил за их бывшим лежбищем — никого. Ну, насчёт самки — тут вопросов никаких: он её кончил сам... Да и если... вдруг срегенерировала... так яда на кольях много — и на следующую порцию хватило бы, да с них, кольев этих, ещё и сорваться потом надо было бы и из ямы как— то выбраться... Нет, за самку он был уверен. А вот насколько качественно, насколько окончательно был завершён самец, тут определённые сомнения существовали: уж больно бестолковую команду в первый раз отправили за ним райты. Блейк поднял подзорную трубу, оставшуюся здесь ещё с первого посещения, ещё раз пригляделся к месту схватки — нет не видно... Обрывки мундиров кое— где проглядывали, а останков зверя — не видно... Но живая плоть, точнее — мёртвая плоть, в Даяне истлевает быстро, вон и райтов не видно тоже.

И оставалось следующее поколение экзотов... Все ли детёныши были перебиты во время остервенения старших при первой после родов течке у тигрозавры? По статистике в шестидесяти процентах один из трёх успевает сбежать, почти в десяти — бежать получается даже у двоих. Так вот, далеко ли смылись уцелевшие? Долина и логово свободны уже неделю — не вернулись? Не появился ли кто— нибудь совсем новенький?

Пока на все вопросы ответы виделись вполне удовлетворительными. Но Блейк выдержал— таки заранее запланированную паузу в сто минут и только после этого спустился по уцелевшей верёвочной лестнице со своей старой терраски в Долину.

Ожидание особенно томительным не показалось: пока перекусил, пока переложил вещи из своего нового рюкзака в старый — тот был лучше: на щедрые рейты от Галины Осиповны он перед второй ходкой закупился качественным снаряжением, не то, что в этот раз... Хмыкнул: зато чая вволю выкушал.

Потом опять повздыхал над копьями райтов, но... бесполезно... Клановые заклятия вытягивали здоровье у чужих, у захватчиков — понемногу, если копьё использовать как посох, и резким "поцелуем вампира" в бою... Да ещё и в случайный, не рассчитываемый заранее момент времени...

Он их всё— таки прибрал и от чужих случайных глаз прикрыл: вдруг Симону удастся чего— нибудь схимичить. А не получится — можно будет продать клану— изготовителю, райтам: тоже какие— никакие, а деньги...

Внизу первым делом поработал с лестницей: кто его знает, сколько раз ею ещё придётся пользоваться и при каких условиях — так что времени не пожалел и укрепил её со всяческим прилежанием.

И вперёд! Вон, где— то там, на полпути к капищу, райты сцепились с тигрозаврами...

Особо задерживаться он не собирался. Идти в пещеру с толпой за плечами он не хотел. Надо было успеть уйти, пока не пришёл его отряд.

Его отряд... Четверо первых, пятеро во второй группе... Блейк был уже учёный, и сразу потребовал новичков представиться... Оказалось, что среди отдавших ему свою верность появились волшебница восьмого уровня (Эфа) и мечник седьмого (Якуб). У остальных специализации были поэкзотичнее: стратег седьмого уровня — Амадей, шут пятого — Фрей, гейша второго — Лана...

Что вне клана делать стратегу? Как вне клана добраться до уровня выше первой полудюжины? Но ведь как— то ж смог...

Ну, шут — это понятно: сохранить независимость от кланов можно либо силой, несгибаемостью, упёртостью — не подпускать никого к себе, всех держать на расстоянии, либо... Либо ничего не принимать всерьёз, никому ни в чём не отказывать, быть приятелем со всеми. То есть со всеми смеяться, ни с кем не плакать. То есть быть шутом... Пробуют довольно многие... Но... Но удержать при этом положительной репутацию — тяжко и тяжко. А с отрицательной — в одиночку прожить вообще невозможно... В клане, конечно, с таковой — тоже не сахар с шоколадом, но выжить можно и можно потихоньку её восстановить — шаг за шагом, хоть и шажочки эти будут малюсенькими, а путь — долгим.

А гейша... Угораздило же ей себе выбрать... Хотя... Может, это женский вариант той же самой стратегии сохранения независимости?

И тем не менее, когда Эфа почуяла волшбу, именно эти двое — шут и гейша прокрались к лагерю гракххов, пронаблюдали, а потом описали волшебнице ритуал вызова земляных демонов и вызывающего.

— Это на тебя была охота, — кивнула Эфа Глосе, — но Акхтоб влетел. Он, видно, жёстко привязал место вызова на твои координаты, да только на тебе, судя по всему, есть мощный рассеивающий артефакт, — она сделала паузу, но водительница глухо промолчала. — Ритуал долгий, вы уходили, он чуть поспешил, не проверился и... и сам сознание потерял, и тварей разбросало... На пару демоны тебя скушали бы.

— Сколько их? Гракххов?

— Три дюжины. На две трети — боты. И Акхтоб.

— А он?.. — спросил Блейк.

— Маг, — ответила Глоса. — Маг— демонолог моего уровня.

— Мы от него не уйдём, — покачал головой Амадей.

— Уйдёте, — не согласился Блейк. — Он пойдёт за мной. И вы уйдёте.

— А ты?

— А я его придержу.

И они разделились.

Тропа отхода у Блейка была подготовлена, он преследователей в боковой коридор. Маг... Надо быть уже не магом, надо быть богом, чтобы удержать тонны и тонны рушащихся на тебя скал. Этот, как его... Акхтоб... богом не был. Особенно он не был им после того, как надорвался с Глосой.

На высоких уровнях при перерегистрации уровневый опыт обнуляется полностью. "Мда, кажется, я приобрёл персонального врага".

А вот и место схватки. За неделю трупы райтов истлели уже полностью, одежда — почти совсем. Вон, одни обрывки остались. Рюкзаки райты перед боем сняли, ураганное гниение их коснулось, и они уцелели. И всё, что в них — тоже. Растоптан был тигрозаврами лишь один.

Самца эти вояки всё— таки завершили, от него остался лишь серый череп, да и тот уже...

Блейк подошёл к нему, наступил, и он рассыпался в пыль. Можно было бы определиться с трофеями, но... Потом! Сейчас вперёд, к капищу, к пещере, ко входу, где, если свернуть налево, будет тупик с наивной, видной всем ловушкой... И всем невидной КВП — не видимой никому подпольной камерой визуального проектирования.

Бывший прагромер долго думал, что с ней делать... Что можно с ней делать после того, как выяснилось, что его потуги на секретность успеха не поимели. Особенно после того, как его тут же не выперли из Даяны... Да и с Гессы тоже.

"На этот раз. Только на этот раз".

Нет, это не косвенное разрешение, это предупреждение. Его прикрыли. И больше не смогут. Или не захотят. Не будут, в общем.

Кто? Здесь вариантов вообще никаких: кто на Гессе может противостоять Консорциуму "Сообщество Даяна"? — да, тот же, кто на Земле может противостоять всесильным профсоюзам. КОМКОН, конечно. Вот уж, вот только этого Блейку и не хватало — оказаться пешкой в его стратегиях.

И ещё одно... В Даяне он тоже теперь перестал быть невидимым — одним из. "Почему вы пришли ко мне?" — спросил он стратега. И Амадей не стал врать и лепетать что— то о Богине.

"Ты сейчас на лезвии сюжета, — сказал он. — Ты сейчас сюжет строишь сам. Хочу поучаствовать. Я читал в книжках, я смотрел на экранах, как это бывает. Пусть теперь посмотрят на меня".

Пока на них не смотрят. Пока... На Земле по стандарту виртуальных действительностей просмотр чужих прохождений доступен через месяц. На Гессе в ходу два календаря: земной, который никак не соответствует ритму смен времен года, и местный, в котором месяц — на десять дней дольше. У кого— то из отцов— основателей с самого начала не хватило терпения ждать сорок суток, и личное время — время недоступное никаким внешним наблюдателям — боссы Даяны сократили до двух дюжин, до двадцати четырех дней.

Так что по уверениям Амадея уже через пару недель... Нет— нет, рядовые обыватели полностью чужое прохождение не смотрят: оно им надо, следить, как герой идёт— идёт— идет или ест, или спит?... Да и допуска у них на то, часто нет: все чего— то добившиеся геймеры обычно закрывают себя от общественного просмотра. Но существуют клипмейстеры, лицензированные мастера, которые, к примеру, из двадцати шести часов суток Гессы/Даяны выжимают час действа... Их сравнительно немного, но у вот них— то — доступ полный. Им тоже, вообще— то, требуется разрешение субъектов клипа, но оно не обязательно: авторское право на собственный образ действует три земных года. А дальше... Тебя всё равно покажут, но бесплатно. Но и клипмейстерам не улыбается ждать три года... Вот и торгуются.

Но торгуются редко, очень редко и в основном по технике прохождения, по личным наработкам, по самым главным секретам — и договариваются. Потому что любой клип собирает просмотры. За которые платят. Очень немного за один, а если их десятки тысяч? А если миллионы? А если, сойдутся звёзды и — миллиард?

Блейк не верил даже в миллионы. Кому нужны его нарисованные приключения кроме него самого и таких же как он?! А такие, в большинстве своем, все здесь. Четыреста пятьдесят тысяч. Всё.

Из приятного — вдруг на какую— то оснастку накопится?

Из наоборот... Три десятых секунды не заметит никто при беглом просмотре, а если какой профессионал, мастер заинтересуется, чего это так некрасиво вдруг дрогнула в кадре фигура главного персонажа? Ладно, сейчас его прикроют, но ведь на этом и всё.

"Пока не найду качественного механизма склейки, НВП — это резерв на SOS. На самый последний шанс. Так что в пещере я поворачиваю не налево, а в крайний проход направо, к уже разряженной ловушке. И по проторенным следам — за жезлом. И с ним — внутрь. К главному алтарю святилища. Интересно, этот "конструктор" уже успел его достроить?"

— Ну, рассказывай!

Предложения встать не последовало, и Акхтоб остался на коленях.

В узкие окна — бойницы по сути дела... Да-да, в тронном зале гракххов — даже в тронном зале! — окна были всего лишь бойницами. С восточной стороны в высокие узкие окна прорывалось яростное излучение Гелы. Но оно не расплёскивалось по всему помещению, а чётко очерченными лучами било в противоположную, глухую стену, бросая яркие пятна на тяжёлый коричневый орнамент гигантских шпалер.

Трон освещался светильниками. Алхимики помудрили над газом, и теперь два неровных языка пламени, изгибаясь, то внезапно удлиняясь, то медленно опадая, растрачивали вокруг себя всё богатство багровой палитры. И только огромный изумруд, вмурованный в стену над троном, своим зеленым мерцанием противостоял им.

— Рассказывай! — повторил хан. — Как тебя одолел, как сравнялся с тобой мальчишка четвертого уровня.

Ходили слухи, что алхимики колдовали не только над составом газовой смеси. Оттенок багровости пламени давно уже увязывали с настроением властителя клана. Акхтоб сглотнул: сейчас в пламени проскакивали почти черные языки.

— Всё было рассчитано правильно. Блейк действительно сразу пошёл в Долину. Жилина действительно сразу бросила свою Глосу ему на помощь. Они, как мы и рассчитали, легко прорвались сквозь райтов, оторвались бы и от нас, но мы ещё накануне подтолкнули Орехову, и она с приятелями-неудачниками, притормозила Блейка. И мы догнали их. Чтобы одолеть Глосу сил у меня было достаточно. Два земляных демона...

— Она же уже справлялась с такими?

— Она справлялась с молодыми. И поодиночке. Один из тех был первого уровня, два — второго. А последний оказался четвёртого, и он, со своими тремя дюжинами керберов, сожрал её с потрохами.

— Но теперь у Глосы тоже же — звери...

— А сразу два демона?! А восемь десятков их керберов?! Первый демон у меня получился почти пятого уровня! Второй — слабее, но тоже сильнее порвавшего её! И она ко вчерашнему дню восстановила только два из трех сгоревших тогда уровней! Нет, двух демонов должно было хватить. Даже если бы они бились бы с ней по очереди! На второго у неё сил не хватило бы, — Акхтоб сжал зубы и, почти шипя, поправился: — Не должно было хватить...

— Тогда в чём ты ошибся?

"Не отступать! Иначе..."

"Иначе", — намёк уже прозвучал. У него просто отберут его аватара и дадут новенького, "равного" — того самого четвертого уровня.

— Не было ошибок. Было сцепление случайностей.

— Перечисли.

— Ритуал вызова требует времени. Мы догнали Блейка с Глосой, но пока я звал демонов — люди ушли бы за пределы зова.

— "Ушли бы"? От демонов же невозможно уйти?!

Акхтоб поднял глаза на хана, а потом демонстративно огляделся по сторонам. Никто из визирей не шевельнулся.

— Говори, — потребовал хан.

— Это суеверие.

— Вами распространяемое?

— Нами распространяемое, — выдохнул маг. — Невозможно уйти, если от них бежать. Но ключевое слово не "бежать", а — "от них". Если не знаешь, что за тобой гонятся, то тебя и не догонят. Потому что демоны стремительны, но медленны. И человек уйдёт — даже пешком. Керберы — вот кто сообщает жертве, что она жертва, — керберы... Но керберы не могут сильно отдалиться от хозяина.

— Так вы нашли выход?

— Да. В нашу группу был включён Гархтабб, маг-зверовод... У него уровень ниже моего, но стаю виверн приманить на нужное место — проще. Только уж больно редки они... У Гархтабба был тяжёлый артефакт... Пришлось разрядить.

— Приманка алхимику?

— Да. И она тоже сработала! — они задержались. Как раз на нужное время! Но Блейк за это же время умудрился найти клад. А в кладе — клинки Хурадо...

— Даже так? Что именно?

"Ага, задело!"

— Парные ножи.

"Неужели в пламени светильников появились новые оттенки? Неужели в ханской коллекции стали Хурадо действительно не хватает парных ножей? Ну, Гархтабб, с меня должок!"

— Продолжай.

— Они задержались, чтобы алхимик выбрал всю печень виверн — всей стаи! — но с помощью клинков Хурадо и этой самой печени Симон — а ведь пятый же уровень всего! — на голой интуиции провёл ритуал над оружием группы. На форуме кричат, что Глоса выбила демону глаз таким болтом из залпа своего арбалета! А у класса нечисти типа...

— Знаю. Защита от стрелкового оружия выше 99%.

— У моего — пятый уровень, значит, 99.4%. Сто шестьдесят семь выстрелов надо сделать, чтоб один раз попасть! У Глосы влетел шестой!

— Дальше.

— А дальше ещё одна "случайность". Эфа.

— Вы её проморгали.

— Мы её проморгали, — послушно согласился Акхтоб. Эфа была вне его компетенции, не он отвечал за мобилизационный ресурс, но и Великий Хан тоже знает это. Знает о шаткости обвинения, так пусть и на другие — серьёзные — распространит эту неуверенность... Да и визирь Стакхх... Пусть он будет должен ему, хоть чуть-чуть. — Верно, ей надоела бесперспективная вольность, она уже подбирала себе клан. Но наших переговорщиков разве что не обсмеяла,— да и так видно: не наша она! Рассматривала предложения райтов, но...

— Райтов?! — тихо переспросил властитель, но в пламени взвился почти совсем чёрный лоскут.

— Мы считаем, это — для вида, чтобы создать видимость конкуренции... К равви она шла, к равви! Так что мы её не особенно и пасли. А она... Догнала и первым же выстрелом с запредельной дистанции стрелой Света...

— Дальше!

— А дальше еще одна случайность, — перекривился волшебник, — пещера. Не могли змеёныши Эфы со своими конями далеко уйти по ней. И не было у Блейка времени, чтобы что— то там подготовить. Не было! А вот...

— Есть ли у тебя вывод?

— Да, повелитель, — Акхтоб опять сглотнул. У него был только один реальный шанс. Ножи что — баловство...

— Говори.

— Богиня.

И Богиня спасла его — светильники полыхнули почти алым. Акхтоб прикрыл глаза склонил голову и тихонько выдохнул... Он узнал этот цвет: цвет чистой ярости — так горит ярость Великого Хана, направленная на врагов.

"Пронесло... О, Богиня, с меня... Проклятье... что можно пообещать богине?"

Он не спешил поднимать голову, пусть Великий Хан примет решение, пусть на несколько мгновений забудет о проигравшем слуге своём.

"Кажется, на форуме кто— то обронил, что молитва ей — бой. Что ж, я сотворю тебе бой, Богиня!"

— Говори!

— Мы не должны повторить ошибки райтов.

— Говори.

— Их уже повторяют мбада: они выслали отряд на захват Долины.

— Говори.

Визири молчали. Как и требовал этикет, они были безмолвны и неподвижны. Что ж, он будет должен ещё и им. Им всем. Даже Стакхху. Утром, сразу после перерегистрации, они всей толпой растолковали ему, что к чему. Без них он бы предложил сейчас дать Блейку водительство от клана. То есть признал бы поражение. То есть признал бы своё равенство с ним... И оказался бы с новеньким аватаром. Какой там после вчерашних похождений уровень у Блейка? Шестой? Седьмой? Вот такой же был бы и у него.

— Блейк сокрушит их. Мы не должны посылать отряд...

— Говори, — уронил слово Великий Хан, а огни за его спиной опять налились тьмой.

— Мы должны послать войско.

И пламя полыхнуло алым.

"Ну, и что теперь?" — Блейк стоял перед главным алтарем Святилища и ничего не понимал.

Да, трежер до него всё-таки добрался.

Перед тем, как войти в лабиринт, Блейк постоял у алтаря капища, пригляделся к нему... Теперь цвет жертвенной плиты стал насыщеннее, форма — отчетливее, по бокам вроде бы проявился орнамент, а то, что раньше ему запомнилось, как грязноватая ямка для сбора крови, теперь иначе, как жертвенным бассейном, и не назовёшь — чёткая окружность аккуратной полусферы.

И скульптура... Да черты лица ещё проявлены не были, ещё непонятно было, где кончались её волосы, а начинались одеяния, совсем не оформлены ноги... Но Блейку доскональные подробности, наверное, только помешали бы. Какова его Богиня он знал и так.

Жезла не было, но Блейк всё равно проколол палец и стряхнул пару капель: вдруг Ей поможет?!

Конечно, по старому пути идти было нельзя: лабиринты не любят инвайдеров, разряженные ловушки не просто восстанавливаются, а мутируют, прибавляя в агрессии, ужесточая границы коридоров проходимости. И так будет до той поры, пока он не пройдёт его до конца — когда он станет своим. Тогда можно будет взяться за монстров и вычистить от них лабиринт, а пока...

Конечно, автобалансировка подработала их уровень, но ведь и Блейк был теперь небезоружен: клановый меч, оказывается, тоже сработан сбалансированным с уровнем владельца: сейчас клинок давал десять процентов к магическому сопротивлению, плюс три к выносливости, плюс три к силе... Блейк предпочёл бы, чтоб прокачивались скоростные характеристики, но Варлей был мечником, и меч этот закаливался под него. Ну и впечатанные в оружие опции Симона... Когда Блейк в первом коридоре прорубил хитин Чёрной вдовы — главная заслуга в том, конечно, тех самых плюсов к силе, но вот то, что удар пришёлся аккуратно в сочленение... Без дополнительных пунктов удачи явно не обошлось.

Конечно, не было больше жезла, предупреждавшего и направлявшего, да нонече не то, что давеча: одно дело переться по незнакомому лабиринту зелёным тушканчиком, другое — зная его структуру и примерный план, — и трежером седьмого уровня! Обладая, к примеру, тёмным зрением и диссимилиарным взглядом. То есть — имея возможность не выдавать себя монстрам горящим факелом или сразу увидеть неоднородность пола, разглядеть прикрытую иллюзией нишу в стене... (Он не стал задерживаться в двух очень перспективных местечках, только отметил их в своей карте — спешил потому что).

Не хватало ему, пожалуй, только прежнего аватара — его инициативности, его пунктуальности... его верности. Ничего, Блейк как-нибудь сядет и тщательно подумает о проблеме склейки. И придумает.

Пробившись ко входу в Святилище, Блейк не стал рисковать — пытаться найти способ освободить жезл: если понадобится, можно будет вернуться, это проще, чем... чем, вернуться сюда же, но через перерегистрацию.

Рукоятка артифакта холодной ещё не была. Не была и тёплой, но ощущения пустой железки всё же не оставляла. Узор проглядывал тоже. Слабо, но проглядывал... Ничего с этим сейчас... Сейчас оно полыхнёт!

Открыл вход, огляделся, ухмыльнулся: КВП больше не торчала нелепым в своей ажурности анахронизмом на фоне тяжёловесной архитектуры раннего средневековья.

Вошёл. Огляделся. Нашёл взглядом жертвенную плиту. Увидел лежащий на ней жезл, точную копию своего, но бесцветный и пустой. Скульптура и здесь — напоминала больше плохообработанный булыжник, чем женщину. Блейк опять улыбнулся, пригляделся и...

"Ну, и что теперь?" — Блейк стоял перед главным алтарем Святилища и ничего не понимал.

Это была не его Богиня.

— ...И, Акхтоб, — улыбнулся в конце аудиенции Великий Хан, — ты удивил Нас. А гракххи платят долги. Все. Любые. Тебе оплатится.

"Тобою довольны", — успокаивали его визири.

Но никак не успокаивало то, что ни у кого ещё не получалось предсказать, где — смеяться над шутками Великого Хана, а когда — можно уже начинать плакать. Так что своего удивления он ждал весь оставшийся день, потом весь оставшийся вечер... Дошло до того, что уже ночью, входя в свою келью, он, открыв дверь, на всякий случай выждал паузу: вдруг ведро с холодной водой сверху прольётся...

Но ничего, но никого. Тогда он даже решил, что в том— то "удивление" и заключается — что ничего.

Он уже отдал команду аватару: стандартный отдых. Он уже снял перчатки... Снять шлем не успел: услышал, как заскрипела его, запертая, — только что собственноручно запертая! — дверь. (В холде гракххов бесшумные двери не ценились: дверь твоего убежища может сдаться, но не предать — и уж всяко должна предупредить о чужом!)

Обернулся — девка.

"Что ж, будем считать что ты удивил меня, Великий Хан!"

— Кто ты? Гейша? — спросил он.

— Гойша, — ответила она.

— А это ещё что за извращение? — полюбопытствовал он.

— Ты удивишься, — улыбнулась она и пошла к нему.

Одета она была... Это не было платьем, не было это ни тогой, ни сари и уж конечно, оно ни разу не называлось кимоно! — но пока "гойша" стояла, вся она была прикрыта — от горла до лодыжек, а как только двинулась...

Там взметнулась вверх невесомая лента, тут ушел в сторону невесомый лоскут — и на мгновение из-под вороха тряпок появилось колено, и — на мгновение! — сквозь весь ворох невесомых тряпок проявилась грудь.

"Впечатляет, — признал он. — Впрочем, "сюрпризом Великого Хана" не брезгуют в любом случае".

Он зашарил по столику в поисках перчаток.

— Не надо, — улыбнулась, уже подходя к нему, девушка Даяны.

— Не надо, — даже сквозь шлем услышал он чей— то шёпоток на Гессе.

Акхтоб резко вскинул руки к шлему — аватар автоматически повторил его движение. Но живые руки не успели сдернуть с головы реальное окошко в мир виртуальности, их накрыли другие — живые! — руки. Руки аватара были перехвачены тоже, но девушка Даяны истолковала движение мужчины по— своему:

— Не закрывай лицо — в этом нет стыда. Смотри...

Он не успел рассмеяться над нелепостью её фразы — она изогнулась, и то ли что— то одним движением расстегнула, то ли что— то одним длинным движением распустила...

И весь этот невесомый ворох тряпок опал к её ногам.

А потом девушка в Даяне шагнула к нему, и её тёплые руки забрались к нему под одежду... Тактильные ощущения виртуальной реальности не передаются, но тепло её рук он почувствовал, потому что на Гессе...

— Не снимай шлем, — опять услышал он на Гессе, — и не стесняйся, делай всё что хочешь... всё. Как там.

А там он был высоким и статным... И сильным... Как она.

И она радовалась ему. И здесь тоже. Она так уморительно смеялась...

Напоследок, женщина сняла с него шлем. Сама сняла.

Она и на Гессе была такой же — высокой, красивой, смешливой. А ворох невесомых тряпок, точно такой же, как в Даяне, тоже валялся у его кровати.

Она зацепила его пальцами ноги, подбросила, перехватила, развернула... посмотрела, повертела его так, эдак... Скорчила забавную мордочку и просто накинула себе на плечи, связав широким узлом на груди два лохмота, выбрав их из тех, что подлиннее.

— Как мне позвать тебя?

— Сам ты не потянешь цену. Только волей Великого Хана... — она пожала плечиками, — или угоди моей Богине! Тантре! Ещё раз.

— А как зовут тебя?!

Она опять изобразила на лице забавное недоумение:

— А никак... Назови!

"Радость!"

— Ратха?.. — предложил он.

— Ратха? — как камешек во рту, покатала она во рту придуманное им слово, — Ратха! — засверкала зубами она, отвернулась и пошла к двери. Огонёк заблокированного замка предупредительно помаргивал красным — она не впечатлилась: протянула руку, потянула за ручку, дверь скрипнула и раскрылась.

Она опять засмеялась, на прощание дурашливо помахала ладошкой и прикрыла дверь.

Когда Блейк вышел из пещеры капища, принятые уже ждали его. Но ему нечего было сказать им. Он, с двумя жезлами в руках, ни на кого не глядя, прошёл сквозь их строй к жертвенной плите, отставил, отложил на землю новый, серый, пустой жезл, зажал под мышкой свой, сохраняющий ещё последние крохи тепла, сохраняющий ещё последние намёки на выделенный цветом орнамент, потянулся к воротнику, достал иголку...

На принятых он не смотрел и не увидел, как гейша Лана в два шага оказалась около Глосы, что-то ей шепнула...

Он выдавил каплю крови, стряхнул её в жертвенный бассейн, потянулся к жезлу...

— Подожди, — прозвучало сзади.

Оглянулся — это подошла Глоса. Она улыбалась и протягивала ему свой палец. А за ней — в очередь уже выстраивались остальные.

И ничего не поделаешь, он больше не один — он опять потянулся за спрятанной уж, было, иголкой...

— А не лучше оружием? — посоветовал алхимик Симон. — Боевым оружием? Уже обнажавшимся во имя Её?

"Может, и лучше..."

Блейк с сомнением посмотрел на свой меч...

— Мара... — позвал алхимик. И объяснился: — Пусть и Богине достанет чуть больше удачи!

Маринка тут выдернула свой нож, подала его Блейку.

— Тогда уж сама, — отказался он и протянул ей ладонь, — только не усердствуй. Не в количестве руды дело.

— Спасибо, Рыцарь...

Девушка постаралась быть аккуратной, да и ножи... артефактные ножи из стали Хурадо, заиницилизированные владелицей... Казалось, она только приложила лезвие к изгибу ладони, и кожа без всякой царапины пропустила кровь.

"В минуту всё заживёт" — понял Блейк и стряхнул свежие капли крови в бассейн. Отошёл, чтоб не создавать толчею, и опять тяжело задумался: — Что же теперь делать? Возвращаться? Бросать Долину, возвращаться и возвращать заряженный жезл, как то требовал план N1, его хозяйке? Бросать Долину?! Оставлять всех здесь, а уходить одному? Оставлять всех, а уходить с Глосой?.."

— Рыцарь...

Там всё было готово. Девять принятых и Глоса стояли вокруг плиты и смотрели на него. Он подошел, опустил взгляд. В бассейне — в небольшой круглой ямке, не сливаясь друг с другом, не растекаясь по поверхности лежала россыпь красных шариков. Блейк лепестковым лезвием навершия жезла тщательно растёр их. И бросил жезл на камень.

— Ждём.

Глоса вдруг зябко поёжилась, и он приобнял её за плечи. Она послушно отклонилась, прислонилась к нему.

Жезл засветился через шесть с половиной минут... Блейк улыбнулся его свету, как старому другу, а принятые... Эфа — охнула, Лана — пискнула, Маринка забила в ладоши... Мужчины постарались сдержаться, а Глоса только теснее прижалась к Блейку.

Через двадцать четыре секунды жезл, как ему и следовало, погас... Блейк поднял его, огладил лиственный узор, отчетливо проступивший вдоль рукоятки. Принятые столпились вокруг. Эфа просяще протянула руки...

— Осторожнее! И только из рук Рыцаря, — сразу предупредил Симон, и добавил: — Я подумаю над контейнером для Жезла...

— Нужен не контейнер, — поморщилась волшебница.

— Ты права, — согласился алхимик, — надо бы нечто— то вроде ножен... Я подумаю.

""Ковчег", "ножны", — мысленно проворчал Блейк, дождался, когда волшебница отодвинулась, привычным движением закинул жезл за спину, затянул перевязь, — Ну, и что теперь?"

— У нас что-то не так? — осторожно поинтересовалась Лана.

"Действительно, — встревожилась Глоса, — что это он такой напряженный?.. А гейша— то наша... Заметила. Хоть и всего второй уровень".

Впрочем, удивление водительницы было несколько наигранным: за недолгое время их похода она уже бывала свидетельницей, как Лана на пару с шутом Фреем в зародыше гасили мелкие конфликты, она — переводя бытовые несуразицы в эротическую игру, он — просто принимая на себя чужие недоделки, чужое ворчание, чужую усталость — "стратега" этого, в основном. Вон он и сейчас расселся...

Амадей действительно уже отошёл, уже сидел на выступающей с края террасы плите и смотрел на водопад, смотрел на разгорающийся на горизонте закат и хмурился.

— Я... — начал Блейк и замолчал. И отвернулся. Что говорить — он не знал. Что делать — тем более. Охотнее всего он, не объясняя ничего, ни перед кем не оправдываясь, развернулся бы и ушёл. Даже от Глосы... Он никому ничего не должен. Они хотели дойти до Долины, они — здесь. Им нужна Богиня — вот её капище. А он... Если он вернётся с жезлом — он и так получит всё. Просто Храм встанет в другом месте. Там, где ему было предназначено изначала.

— Рыцарь... — услышал он слабый шепоток Маринки.

— Рыцарь! — услышал он злой голос Эфы.

Нехотя обернулся. Мара зябко обнимала себя за плечи.

— Рыцарь... — повторилась она. — Тебе тяжела моя верность. Порви её. Я приму остатки. И отпущу тебя.

— Нет! — прошипела волшебница, — А я — нет! Ты — принял её! Обжигает?! А чего ждал?! — Эфа широким подолом своего длинного плаща смахнула перед собой мелкие камешки, поморщилась и резко опустилась на колени. — Вот!

— Рыцарь... — между двух женщин протиснулась третья, — Ты всё неправильно понял. Наша верность — не обуза. Это...

— Это новые степени свободы, трежер, — улыбнулся Симон, — подвинься, Эфа, — и он с кряхтеньем опустился на колени рядом с ней.

— А можно я на колени бухаться не буду? — засмеялся шут, — Но моя верность всё равно с тобой, Блейк!

— Аналогично! — крикнул со своей плиты Амадей, — Но для надёжности... — на колени он неуклюже переместился в несколько приёмов, не вставая на ноги.

— Эт-точно, — пробормотал Вэс. Он переглянулся с Джедом.

— Исключительно для надёжности, — подтвердил лучник. И они, с двух сторон зажав шута, все вместе опустились на землю.

А Якуб, как обычно, ничего говорить не стал. Он, молча, пристроился рядом со своей строптивой волшебницей.

— И что мне теперь делать?! — не выдержал Блейк.

— Сначала прими решение, — ответила Глоса. Она так и сидела на земле, обняв за шею Спота. — Принимаешь ли ты отданное тебе. Реши, наконец!

— И не только реши, рыцарь, — Маринка всё так же стояла, обняв худые свои плечики. — А и прими. Прими! Или...

— "Или"? только попробуй!

— Решай, рыцарь... Свободно решай, — Симон накрыл ладони Эфы своими, — Я удержу её, — Эфа презрительно улыбнулась, и Симон продолжил: — Удержу сейчас и выкуплю на потом. Печень выверны у меня ещё осталась, а прочие компоненты для "стопы Орка" у неё, как она хвастала, уже собраны...

Эфа искоса взглянула на алхимика, вздохнула, и он, улыбнувшись, позволил ей высвободить ладони.

— Не обращай на неё внимания, Блейк, она — как мы, — тихо улыбнулась Лана, подошла, положила руки ему на плечи, — а мы не проблема. Мы — решение. Совместно мы найдём решение! Вот увидишь.

Она потянула его вниз, и он не стал противиться — на землю они опустились одновременно. Мара заулыбалась, подхватила пару близлежащих рюкзаков, подскочила, пристроилась на одном рядом, второй подкинула Лане — та только кивнула.

— Нет, пусть он скажет! — потребовала Эфа.

Но её никто не слушал, все рассаживались поудобнее, да и она сама не выдержала тоже, и когда Якуб подал ей рюкзак, поворчав для приличия, вытащила из него раскладной стульчик.

— Итак, Рыцарь, что случилось в подземелье? — спросил подошедший стратег, — Там же должен быть главный Храм?

— Так и есть, — ответил он, — так оно и есть...

Вечером, покончив с дневной суетой, он вышел на форум. Почти все разговоры вертелись вокруг новых персонажей Даяны — о гойшах. Впрочем, не только Даяны...

Сначала Н'Дого из клана мбада выложил на ветке поэзии своё очередное творение:

Она — как чёрный свет, но я такой же.

О, гойша!

Она — слепящая, как тьма, но я такой же.

О, гойша!

....

Некто СталЪя, видимо, знавшая и лёгкого шута Даяны, и разочарованного, потрёпанного жизнью негра Гессы, ехидно осведомилась в комментах, о какой реальности идёт речь? Это некая девица сумела пробить себе такую же роскошную аватарку, как у него? Или его "тьма" действительно уже настолько "ослепляющая", что нынче лучше и не присматриваться?

В ответ давно не молодой поэт обозвал её старой клячей, у которой даже на лягнуть по— настоящему сил не осталось, а потом обронил непонятную фразу:

— Богиня может срастить реальности, переплетая их как лунный свет с зелёным туманом.

— Зелёный туман? Это, что ли, над какой— нибудь радиоактивной свалкой?

— Дура! — кратко ответил Н'Дого, но выложил ещё и картинку, где прозрачные берёзы, подсвеченные то ли яростной луной, то ли слабым солнцем, терялись в весеннем зелёноватом тумане.

(http://raskoll.com/wp— content/uploads/2011/06/portf.jpg

Впрочем, следующий коммент от прикрывшего свою регистрацию анонима был сугубо прозаическим:

— Туман туманом, но одновременный в обеих реальностях секс — впечатляет. Особенно, когда сразу в обеих реальностях впечатляет и партнёрша. А уж эта гойша!..

Акхтоб не выдержал, тоже набросил маску и вошёл в разговор:

— Партнёрша партнёршей, а уж когда и ты... "такой же"!

— Эй, что значит — "такой же"?! Колитесь, парни!

— А какой ты в Даяне? Молодой и сильный? Вот с гойшей и ведешь себя как молодой и сильный — там. А кайф получаешь — здесь. И это... такой ка-а-айф!

— И ещё... — опять вклинился первый, — Моя смеялась, что никто из них не умеет отказывать мужчине. Ни в чём. Понимаете — даже капризничая! Просто не умеет...

— И ты всё испробовал?

— Да там условие было: вернуть в неповреждённом виде.

— А иначе?

— А иначе — больше никогда. Да и штраф... в 200% цены... мой полугодовой рейт, короче.

— Сколько-сколько?!

— Да ты и представить не сможешь — сколько это! Правда, цену платил не я — за меня платили. Да и...

— И??

— И моя гойша сказала: не бойся, я предупрежу... Только, говорит, уж тогда сразу останавливайся... сразу. А такая крепенькая оказалась... не пришлось — останавливаться...

— И объясни мне, как это твоя гойша...

— Которая?

— Не сбивай меня! Ты думаешь, я помню, как там её Акхтоб окрестил?... Ратха! Так вот, как эта Ратха впёрлась в его закрытую келью?!

— Просто. Киппока — наш артефакт. Для автоматики здесь и для магии там — абсолютный доступ.

— Чего?! — зарычал мужчина. — Значит, любой придурок, укравший вашу "киппоку", в любой момент может войти в нашу ружейную, в операторскую, в сокровищницу? Ко мне?!

— Украсть мало. Её надо суметь надеть. Кого не научим — не наденет.

— Уверена?

— Совместная разработка маэстро Кальдини и Сергея Супортова.

— Про Кальдини слышал... — еще бы он не слышал об известном на всю Галлактику модельере. — А кто этот Сергей?..

— Математик. Топограф. Гений. Балуется математическими фокусами. Вот и здесь — побаловался.

— Баловник, говоришь? Гений? — хмыкнул хан. — Ну, посмотри — как с творениями ваших гениев балуются простые девчонки.

Надо сказать, что видео с голой Ратхой, накидывающей на плечи киппоку, он опять пересмотрел с удовольствием.

— Вот же, коза! Ведь заставляла её дюжину раз подряд — при мне! — дюжину подряд раз скинуть-надеть, скинуть-надеть. При мне! А она... Пару часов потрахалась — всё забыла. Ладно, — улыбнулась женщина на поглаживающего усы мужчину. — Признаю: наш прокол. Дальше датчики будут правильно реагировать только на правильно надетую киппоку. И ещё. Правило киппоки будет работать до седьмого нашего провала. Этот — первый.

— До третьего!

— Мало. Не успеем отработать. До пятого. Но и ещё: если кто из гойш, вызовет чьё-то неудовольствие своим вторжением — отдам её недовольному под плети.

— И на Гессе?!

— И на Гессе. Поддержишь?

— Да тебе-то оно зачем?!

— Мне? — улыбнулась женщина, — Представь, великий хан, ты наградишь своего храброго воина, а храбрец просто запрётся в своей келье от твоей награды!

— Но ты сама говорила, что гойша не может отказать мужчине! А таковой, — засмеялся хан, — увидев её, просто выкрикнет: пошла вон!

— Пусть сначала успеет крикнуть!

— А если всё-таки?

— Тогда у меня будет что спросить у нерадивой гойши.

— Хм...

— Вот именно. Поддержишь?

— Но тогда и ты... — великий хан, скосил глаз на застывшее изображение. — Эту... Ратху... Мне.

— Ночь. На одну ночь.

— На пять!

— Принято.

— Так и есть,— опять повторил Блейк, — так и есть.

Не утерпел — встал. Гела уже наполовину зашла за горизонт, и её лучи подсвечивали красным зеленоватые клубы тумана, сгущающиеся вдоль по всей долине. Блейк повернулся — лучи Гелы мириадами оттенков подсвечивали срывающуюся в полукилометровую пропасть воду. Там, внизу стояли мириады радуг, там, внизу грохотало и ревело, а здесь — только речная свежесть, да приходилось чуть повышать голос.

— Это, — махнул он на пещеру, — вход в лабиринт. Не очень сложный. На три уровня. В первый раз я в него не заходил, второй — остановился на последнем рубеже, сейчас прошёл и его. В центре — Святилище. Всё как я ожидал, всё как намекнула Она. Но... — Блейк еле сумел заставить себя выговорить. — Это Святилище не моей Богини.

— Как?! — изумилась Эфа.

— Вот так.

— Рыцарь, ты уверен? — осторожно спросил Симон.

Блейк выбрался из их круга, подошёл к жертвенной плите, повернулся к скульптуре.

— Вот, — сказал он, — моя Богиня... Там — тоже есть... изваяние. Ещё совсем не оформленное, как и здесь было в первый раз, но... Но изваяние другой женщины, другой! — он чуть промолчал... — Эфа!

— Да?

— Ты можешь?.. Найди одно слово, чтобы описать Её!

— Я не смогу, — покачала головой волшебница. — Пусть попробует Фрей.

— Лёгкость, — сразу ответил шут.

— Да, — подтвердил Блейк, — Я это заметил... почувствовал ещё в первый раз, когда это, — он погладил скульптуру, — было просто камнем. Тяжёлым камнем. А там, — он опять махнул на пещеру, — этого ощущения нет.

— Блейк, — криво усмехнулась Глоса. Она сидела чуть в стороне от всех, удобно откинувшись на тёплый бок скорпихора, и поглаживала горло утробно— пощёлкивающему гепарду, — а у тебя не возникло ощущения, что у той, — у не твоей богини — волнистые рыжие волосы?

— Точно... — выдохнул Блейк. — Нет!... не может быть... Она же на Гессе!

Как ни странно, принятые не разделили его неприятия. Действительно, какая им разница: одна богиня, две или двадцать? И плевать — Даяна или Гесса! Им бы только подробностей! Вот и пусть слушают Глосу.

Опять остро захотелось уйти.

Он отвернулся и не увидел, как Лана, что-то шепнула волшебнице.

— Стоп! — возвысила голос та.

Замолчали все, замолчала даже восторженно что-то щебетавшая Маринка, только взглянула на Эфу как-то совсем не по-доброму.

— Мы обещали Рыцарю помочь с решением. Так? — она смотрела прямо на воровку. Маре пришлось кивнуть. — Так, — удовлетворенно согласилась с собой Эфа. — Амадей, ты всё это время думал. О чём? О чужой богине? А что нам делать с нашей?! И без вступлений-рассуждений, пожалуйста! Ты нашёл решение?

— Чужая, наша... С чего это другая богиня нам чужая?! Особенно, если она заглядывала к Рыцарю на огонёк? — нет, без вступлений-отступлений Амадей не мог. — И не думал я об этом. Потому что ерунда всё это.

— У-у-у, какая я спокойная! — голосок Эфы начал понижаться к шипящим диапазонам, — И что — не ерунда?!

— Не ерунда — гракххи, — он помялся и обратился к Блейку. — Но Блейк, это стратегическая информация... Так что... Короче, мы верим друг другу?

Только стратегий ему не хватало!

— Да.

— Тогда ещё раз скажу: это стратегическая информация! И значит, на форумах об этом ни полслова! — он оглядел всех. — Гракххи не райты. Они не смирятся и мириться не будут. Они будут решать проблему радикально. А значит, нам надо будет ждать не парламентёров и не боевую группу. Это будет полк, или дивизия. В общем полноценное войско! Вот в чём проблема.

— Так, — Эфа не прошипела, насколько она спокойна — это и так слышалось уже отчетливо, — Ты об этой проблеме подумаешь завтра! Или ночью. Или через пять минут! А за эти пять минут — несколько слов — несколько слов! — о нашей сущей ерунде!

— Да, пожалуйста! Блейк, неужели ты...

— Ещё короче!

— Хорошо в два слова, — покосился на Эфу стратег, — в три: Блейк, это квест.

— Что?.. — растерялся Блейк.

— Трежер, это не Гесса, и перед тобой — всего лишь квест. Судя по уровню лабиринта — не очень сложный. Так что, решай его сам! У тебя лучше получится. Ты их на "Шахматке" с сотню перещёлкал А я займусь гракххами. О'кей?

— Блейк, стоп! — подала голос Глоса. — Куда ты? Ночь на дворе!

— Рыцарь, ты уже всё понял? — изумилась Лана, — ты уже решил квест?!

— Да, — ответил Блейк и всё-таки опустил рюкзак. — Завтра. С утра. А сейчас разбиваем лагерь.

— Блейк, — улыбнулась, наконец, Глоса, — завтра, но не с утра. Утром ты будешь на Гессе.

— Завтра. К обеду. А пока разбиваем лагерь. Только, Амадей...

— Да?

— Есть добавочная... — поморщился Блейк, — стратегическая информация.

— Слушаю.

— Скоро здесь будет ещё и отряд мбада. Не дивизия, не войско — всего лишь отряд.

— Сколько?

— Точно не знаю. Райты полагали, что их собственной боевой группы в две дюжины...

— В три дюжины, Блейк, — прервала его Глоса, — райтов у Ясного родника было три боевых дюжины.

— Значит, они полагали достаточным для противодействия мбада трёх дюжин во главе с новичком командиром.

— С Варлеем, что ль?

— Да. И мбада вышли часов на восемь раньше меня.

— Понял. Всё? — Блейк кивнул. К его удивлению, Амадей лишь пренебрежительно махнул рукой: — А, ерунда! Если даже райты... райты... райты... А вот это интересно...

"Интересно? Что?..." — но гадать или допытываться Блейк не собирался.

— Мара, остаёшься?

— Да.

— Подожди! — понял его намерения стратег, — Секунда! Пару секунд! У кого-нибудь есть контакты, гесские контакты с кем-то из райтов? не из шестерок? Блейк, Глоса у вас их нет?

— Нет, — ответил Блейк.

— Н-нет... — отказалась Глоса.

— Это стратегически-важно!

— Нет! — ещё раз отказалась девушка.

— Всё! — вмешался Блейк, — Мара -старшая! А я объявляю о своём отсутствии.

Каким воровка окинула всех взглядом, он успел заметить.

И снял шлем.

13. Лев

Блейк снял шлем, посмотрел на экран. Там Маринка окидывала оставшихся хозяйским взглядом.

— Старшая, — поднялась на ноги Глоса, — моя аватара будет принимать твои указания. Только уж не забудь, пожалуйста, про ужин, восемь часов сна, завтрак и обед, — не удержавшись, усмехнулась она. — Мои животные найдут себе еду и воду сами. Я объявляю о своём отсутствии.

— Старшая, — тут же поднялась Эфа, — А я займусь моими животными. С лошадьми поможет мне Якуб. Если ты не против, конечно.

Но слушать возможные возражения не стала — сразу направилась к склону, к сыпухе. Подошл, посмотрела вниз, поморщилась, недовольно оглянулась на Якуба.

— Старшая? — дисциплинировано спросил мечник.

— Да, — растерянно, расстроенно подтвердила Мара. — Иди.

Якуб засмеялся, рванулся к волшебнице, подхватил её на руки, бросился задницей на сыпуху, и под негодующий визг Эфы съехал со склона.

— Попробовал бы он проделать подобное на Гессе, — усмехнулась сзади Галина Осиповна. В палатке АП (абонентский пункт) было прохладно и сумеречно: Гела ещё только подходила к абрису близких гор, но полога палатки гасили её яростное свечение — лишь светились экраны да чуть подсвечивались две виртуальные клавиатуры. — Всё. Ужинаем и собираемся. За Маринку не беспокойся, ей сейчас помогут её парни. Да и с гейшей они общий язык уже нашли. Кстати, Лана мне уже похвасталась, что на паре Эфа/Мара она успела уровень сделать.

— Гейша на женщинах?

— Гейша не допустила несколько свар из-за этих женщин между мужчинами.

— А шут?

— Фрей? Нет. От пятого уровня до шестого большая дистанция. Да и ленивый он. Вмешивается лишь в крайнем случае... Пробовала намекнуть — отсмеялся, а я ему не командир, чтоб приказывать. Озадачивай его — ты. Пусть хоть песни поёт вечерами, что ли. А то будет... слабым звеном.

"Вот ещё морока на мою голову!" — поморщился Блейк.

"А ты думал лишь с "бабьём" так?!" — улыбнулась Галя, а вслух сказала:

— Всё. Ты разогревай ужин, а я соберу палатки. Хорошо?

"Опять я? Да что я — кухонный робот, что ли?!"

— ...И оседлаю лошадей, — тут же добавила она. — Так пойдёт? — и словно задохнувшись, выговорила, — Так пойдёт... милый?

— Да, — выдохнул он.

В предыдущий раз он услышал вот это, вот так задохнувшееся слово, обращенное к себе, лет десять назад, в девятом классе. Тогда всё было впервые — первые поцелуи, первые прикосновения, первые слова. Первые подарки: она любила играть в "Замки", и он нарыл в тамошних подземельях для своей Джейн червонный наряд. И Джейн взошла в нём на вершину.

Буквально через месяц её родители развелись, и она уехала с матерью. И на вырученные за победу деньги сделала операцию на горле, на связках. Голос стал... Её, школьницу, взяли в местное кабаре. Чужой стал голос. А уж она сама...

Когда следующая его девочка произнесла: "ну, милый, ты даёшь!", он едва не залепил ей по губам. Сорвался бы — разбил в кровь. Удержался. Однако та всё-таки что-то почувствовала, они сильно разругались — расстались. На беду девица оказалась первой сплетницей на потоке и ославила его на всю школу, как почти психопата.

Следующим "подружкам" он запрещал употреблять это слово. "Да ты и вправду псих!" — выразила одна из них общее мнение.

Да и хрен бы с ними, с подружками этими! Как раз в те времена он отрабатывал методику прохождения арочных лабиринтов, а девицы только отвлекали, только выводили из себя, только убивали его время! И деньги! Он в виртуале зарабатывал уже довольно много, заработанное шло на виртуальную оснастку, а девицы хотели праздника на реальной Земле. Земной же обменный налог на перевод реальной/виртуальной валюты всегда был просто грабительским. В обе стороны, причём!

Исключение было лишь одно. Реальные деньги давали за победу. За титул. (Так его Джейн стала Леди Замков XII. А он потом — Лордом Шахмат X, Лордом Пустоши VIII, ну и так далее...)

— Блейк! — требовательный, отчаянный какой-то голосок Гали вырвал его из воспоминаний.

— Что? — оказывается, всё это время он смотрел ей в глаза.

— "Что"?! ты, кажется, сказал "да"?

"А ведь она сейчас расплачется".

— Да.

— Да?! — опять, тем же тоном повторила она.

"Или заедет по морде".

— Да, — подтвердил он, и теперь пришла его очередь почти задохнуться: — Да... милая.

Что бы она сделала, промолчи он — Галина Осиповна не знала и сама. А так — подошла, погладила по щеке, обняла, прижалась, коленкой раздвинула ему ноги, чуть изогнулась, потёрлась бедром... Со смехом вырвалась, выскочила из палатки, закричала:

— Кушать хочу!

Лишь после этого позволила себе облегченно выдохнуть и побежала к воде.

Остановились они, лагерь они поставили у одной из вырвавшихся в долину питаемых ледниками горных речонок, температура воды во всех них была градусов пятнадцать — как раз то, что девушке сейчас и требовалось.

— И будь аккуратна, — сказали ей, перед самым её походом. — Хоть с ним-то не перескакивай через ступеньки! Ведь, подруга... — улыбнулась молодая женщина, сидевшая напротив, — Тебе ещё, конечно, не критично, но может не стоит до кризиса доводить — чтобы тебе напомнили про пункт N1?

— На себя посмотри.

— Над собою я тоже работаю, — чуть поморщилась, чуть улыбнулась её подруга.

— Вместо нотаций лучше б конкретное что-нибудь подсказала!

— Ну, если просишь... Вот, посмотри, — движение пальца по виртуальной клавиатуре, и просветляется воздух, прописываются линии, проявляются краски... — вот это, кажется, единственная, кому он разрешал употреблять слово "милый" по отношению к себе. С остальными — сразу рвал отношения.

— Этой-то за что позволялось?! — удивилась Галина Осиповна, глядя на тщательно вырисованное лицо, на тщательно вылепленную фигуру провинциальной певички — макияж и пластика. Что не пластика — то макияж, а что ни то, ни другое — одежда... Одежды — мало.

— Во-первых, потому что она, судя по всему, была, первой. Одноклассница.

— Вон оно что... Понятненько.

— ...а во— вторых... я тебе её песни закачаю — послушаешь.

(Галя послушала. Голос уж какой-то особой особостью не отличался, что и неудивительно: отличался бы — не сидела в Бирмингеме, но... голос, в конце концов — это лишь инструмент, им ещё и уметь пользоваться надо. Бирмингемская певица — умела. Есть такой театральный термин: последняя интонация — вот).

— Недавно родила, не выступала, не появлялась на местных сценах-экранах полтора года — как помнишь, стандартный минимум декретного отпуска. Сокращать его никто, конечно, ей не позволил. Зато, когда вернулась, помогли с концертной программой: профсоюз намекнул её продюсеру: родившая женщина должна быть счастлива — пора. Представление пустили в маленьком зале — на двести мест всего: на большее осторожный продюсер не решился, побоялся, что все её уже забыли. Сама понимаешь: шоу-бизнес... Ему пришлось три раза продлевать срок аренды, при том, что два раза поднимал цену на билеты. Аншлаги, цветы и аплодисменты, аплодисменты... Некоторые приходили не по одному разу: "Мы по Вас соскучились".

Галя тоже прослушала её концерты не раз и не два. И согласилась: по такой соскучиться можно.

— Теперь взгляни сюда. Это она в девятом классе.

— Что же она с собой натворила-то! — попервоначалу удивилась Галя. А потом изумилась еще больше: — Да она ж... Да мы... Мы как сёстры были!

— Вот реконструкция. Такой бы она стала сейчас, если бы не шлялась по пластмейкерам.

— И не просто сёстры... Близнецы.

— Ты — выше ростом. На шесть сантиметров.

Молчание длилось недолго.

— Вы меня ему подставили... — дошло до Гали.

Блондиночка, сидевшая напротив, улыбнулась:

— Вообще-то, с точностью до наоборот. Тебе — его.

— Не поняла?..

— Блондинкам нравятся тёмненькие, брюнеткам — блондины. А, судя по тому, что Джейн Олдридж до сих пор помнит твоего Блейка, вашему типу женщин должен быть привлекателен его мужской фенотип.

— Не морочь мне голову, а?!

— Ну, не только ж тебе — ему, — рассмеялась подруга.

Галонька улыбнулась тоже, а потом покачала головой:

— Боюсь я... Он на прощанье даже поцеловать меня не попытался. Уже весь был в завтрашнем — в своей ирреальности, в Даяне, уже на пути к Долине.

— То есть уже без тебя... То есть в экспедицию с тобою он не собирается. В твою загадочную экспедицию...

— Вы знаете!... — поняла научница.

— Да, — подтвердила безопасница и проворчала: — Вот надо было тебе бежать к своему старикану! Рассказала бы сразу мне... Подруга, называется....

— Чтоб ты, подруга, закрыла Гессу?!

— Да будет тебе известно, подруга, что за лабораторией Бекира Бояджи мы приглядываем уже лет пятнадцать — за его экспериментами с земной фауной /флорой... да и местной тоже... генетическими экспериментами.

— Что?!

— А то! В геном человека он не лезет, а в остальном... Эксперименты сугубо ограничены и по масштабу, и территориально, зато если что... Я даже предположить не могу: что если?! Но если что — технология, практическая технология работы с геномом не будет утрачена, специалисты будут уже готовы, инструментарий подобран, так что развернуть соответствующее массовое производство на Земле мы сможем в минимальные сроки. В месяц. Надо будет — в неделю!

— Бекир... он знает?

— Зачем? Пусть боится себе.

— Помимо его лаборатории ещё такие есть?

— Я о том знать не знаю и знать не желаю, а тебе — не следовало бы даже догадываться. Но уж... Вот, — подруга-безопасница протянула подруге-научнице пакетик. — Отдашь своему уважаемому Арнольду Пантелеймовичу, когда вернёшься. Это био-материал по "грызлу естественному" — параллельный проект, точнее сказать — изначальный, а то ещё там напутаете... Пойдёте вдвоём с Блейком. Они, генетики эти, таки боятся, и тебе их какую-никакую, а систему безопасности самой не одолеть. И... — комконовка опять поморщилась: — Это возьми тоже. Как только выйдешь — наденешь и не снимаешь до конца.

На руке у неё лежал серебряный браслет.

— Это?...

— Это браслет экстренной связи. В случае чего — просто ударь по нему, сожми его, укуси его, ударь им по чему-нибудь. Я отслежу — вмешаюсь.

— Да зачем? Дойду, посмотрю на их изгородь, вернусь, чё-нить Пантелеймовичу буркну, отдам материал — всё...

— Ага, буркнешь... Пантелеймонычу... — И Галя поняла: сморозила глупость. Там миллион вопросов будет! — Соврешь, он или почует, или просто поймает — вылетишь из Миссии, как миленькая! Да ещё и ославит тебя на половину галактики и социабельность в ноль вгонит, — и подружка её, вздохнув, добавила: — И ещё... Доберётесь до подвалов — глянь хоть одним глазком, что там у них на третьем уровне делается...

— А сама?! — поразилась девушка.

— А вот делать мне нечего, как ещё и по их подземельям шариться!

Галя только покачала головой: как богинь в Даяне конструировать — так времени у них хватает... Впрочем... Кто его знает, что там в приоритетах у этого КОМКОНа.

— Блейк не согласится. У него Долина. У него же теперь "Богиня", видите ли... Глазки б тебе повыцарапывать!.. Ему наша реальность...

— Совмести.

— Что совместить?

— Реальности. А буде мальчик кочевряжиться... Скажи: пойдёт с тобой — помогут с тремя десятыми секунды. И никуда он не денется. Выматерится и пойдёт. Только обязательно добавь: "помогут на этот раз", слышишь? — обязательно! — и проворчала: — Ибо нефиг.

— Объяснишь?

— Нет. Это его тайна.

— Подруга! — съязвила Галина Осиповна.

— Именно поэтому, подруга, — улыбнулась Татьяна Валерьевна, — именно поэтому.

Лабораторию свою — внутренний комплекс — подпольные генетики устроили в пещерах первой гряды Туманных гор. Разумеется, никакой классики спелео-экзотики, типа мерно падающих со сталактитов капель, давно уже не осталось, полы выровнены и покрыты имитирующем дерево пластиком, стены загерметезированы и окультурены — к примеру, есть участок, где стена прорезала выход кварца с золотой жилой, так его только тщательно отшлифовали и оставили, а в других местах — и модный корундовый сайдинг, и картины с местными пейзажами, и виртуальные окна...

Землетрясения здесь нечасты, но регулярны: недалёкая Долина Вулканов справлялась с ролью релаксатора тектонического напряжения отнюдь не на сто процентов. Однако архитекторы дали стандартную гарантию, что помещения выдержат всё кроме тектонического разлома коры прямо под ними. А геологи выписали официальную справку, что вероятность подобных катаклизмов в данной местности на ближайший миллион лет не превышает одну десятимиллионную.

В общем, всё как в холдах.

И, как почти со всеми холдами, к которым едва ли не в плотную подходили поля, виллы, небольшие посёлки, так и здесь рядом с Лабораторией раскинулся внешний комплекс — вольеры, сады, поля. Возле многих из них стояли домики. Основной уход за животными и растениями осуществляли роботы, но анализ полученных результатов — это уже людская часть науки. Да и жить на открытом воздухе приятнее. Подпольщики безграмотностью не отличались, азы теории вероятностей помнили и двадцатикратной мутагенности Гелы не боялись.

И всё это было окружено периметром безопасности: и от местной фауны, и от случайных посетителей — дабы "какой-нибудь совсем дикий "краснозуб пятнистый" не вытоптал особо ценную делянку или случайно забредший геймер не залез к хищникам в клетку". Вопрос, что "случайному геймеру" делать в восьми конных переходах от ближайшего АП, очевидно, считался нетактичным.

— И где здесь может быть твой "грызл"? — поинтересовался Блейк у Галины Осиповны, разглядывая макет. Настоящий комплекс был виден тоже: саванна у Туманных гор была ровной, чуть поднимаясь к их отрогам, и заходящая Гела отчетливо высвечивала и квадраты полей, и тёмные пятна вольер, и витые ниточки изгородей, и матовую полусферу внешнего уровня Лаборатории.

— В вольерах. В пятом, четырнадцатом или тридцать третьем — типичные для крупных хищников.

— А как ты собираешься к ним пройти?

— Вообще-то об этом я хотела спросить у тебя, — улыбнулась научница. — Ты ж у нас трежер.

— Я — трежер, а не взломщик. И, помниться уже говорил: к электронным системам защиты банков, например, даже не присматривался.

— Да где ты здесь видишь банк? По мне так это напоминает не очень сложный лабиринт.

— Галя, не путай реальности — это Гесса!

— А тебе не кажется, что так даже интересней?

— А ты не забыла, что механизм перерегистрации здесь не предусмотрен?

— Опять ты... Тебя это так пугает?

— А тебя?

— Честно?

— Да!

— Тогда вот тебе честно... — Галя протянула руку и положила её ему на грудь, опустила глаза, явно ещё раз проверила себя, и с каким-то удовлетворенным удивлением улыбнулась: — С тобою — нет.

— Послушай, — Блейк всё-таки хотел достучаться до разума девчонки, — если они там действительно занимаются генетической инженерией — им страшно, очень страшно. Им всем светит пожизненная высылка на планету класса "Q— ". Пожизненная! Впрочем, длительность жизни среднего homo на таких планетах не такая уж и длительная... И если они нас застукают: биолога плюс трежера — всё будет прозрачно... Слишком! И пойми, что изобразить из нас жертв того самого "грызла" — в голову придёт тотчас же!

— Пойми и ты, — опять с ноткой удивления в голосе проговорила девушка: — С тобою мне не страшно. В крайнем случае, ты опять что-нибудь придумаешь, и мы вывернемся! Нет, не страшно — совсем, — она помолчала и добавила: — А тебе?

Блейк раздраженно потряс головой: вот непробиваемая!

А девушка опять улыбнулась:

— Ну, представь нас с тобой — там, — кивнула она на макет, — представь! И скажи...

Что ж, Блейк представил: вот идут они, и с одной стороны некие грызлы, с другой — некие генетические фанатики... а они с Галей только вдвоём.

Он пожал плечами, снял со своей груди руку Галины Осиповны и поцеловал в серёдку влажной ладони, туда, где сходились и пересекались все её главные линии.

— Страшно? — ещё раз спросила девушка, поёжившись. Она еле удержалась, чтобы не закрыть глаза, чтобы не... Ох, уж эти мне "главные линии"!

Блейк оторвался от ладошки и опять пожал плечами:

— Нет. Совсем. Как-то и я уверен, что в том, крайнем случае, ты меня вытащишь, схватишь за шкирку, крикнешь: "Веди!" — и вытащишь.

— Тогда — веди! — уняв томную расслабленность, улыбнулась Галка. — Ты же запросто пробьёшься сквозь их пороги! Неужели они сложнее переходов внутренней сети Пристанища?

Блейк только вздохнул.

Тогда она опять улыбнулась и, бессовестно наслаждаясь собственной бессовестностью, протянула:

— Ну, ми-и-илый...

Такая простенькая попытка манипуляции... Но бесстыдство голоса замутило похотью сильнее, чем бы бесстыдное прикосновение! — Блейк поднял голову. Её губы как раз были на уровне его глаз, и губы рассмеялись:

— Утром. Всё, что хочешь — но утром,

Оскорбиться парень не успел — девушка затрясла головой и судорожно обхватила себя руками:

— Не подходи — сорвусь... Бо как же мне хочется этого — сейчас... Трясёт аж... Утром! — закричала она на себя. — Блейк, да говори что-нибудь! Мож, успокоюсь... Хоть чуточку...

Блейк отвернулся, отошёл и, глядя на лабораторный комплекс, который сейчас весь блестел в последних лучах чужого светила, заговорил:

— Напрямую мы не пойдём.... — замолчал, резко повернулся к Гале, но та лишь зябко ёжилась... Отвернулся, передёрнул плечами, продолжил: — Действительно, никаких сложных запоров у них быть не может: подпольщики прекрасно понимают, что против КОМКОНа их замки, — да любые замки вообще! — что папирусная бумага для горящего факела, а против случайно появившихся научников или невесть откуда забредших геймеров ставить что-то заковыристое — только насторожить тот же самый КОМКОН: с чего это вы там прячетесь? Так что максимум за два часа, я бы взломал одну из внешних калиток. Любую! Но за эти же пару часов нас гарантировано застукает служба слежения. И: "Здравствуйте, Галина Осиповна! — у него сорвался голос он сглотнул, но договорил: — Жилина, ты чё сюда припёрлась?! Ты на нашего Мишаню посмотреть хочешь? Так вот он. Миша, фас!"

Жилина не сдержалась, улыбнулась : "Как излагает, как излагает — заслушаешься!"

Она успокоилась. Да и, честно сказать, возбуждение таким сильным, как она его изобразила, не было. Но... Но её рыжеволосая подружка как раз накануне похода пригрозила: "Обидишь ещё и этого паренька — лично задницу отхлещу!" А подруга с очень светлыми волосами добавила: "Не, не отхлещешь — ты держать эту кобылу будешь. А уж ремешком-то я побалуюсь". Конечно, они смеялись. Конечно. Обе. Да сама эта рыжая — кобыла! И вторая... Коза!

Но надо признать, что сейчас она прошла по краю. По очень скользкому краю. И спасибо эльэльному наваждению, что, как выглядит почти непереносимое возбуждение, Галя теперь знала. Было что вспомнить и немного подыграть. Чуть-чуть.

— Так куда же ты меня поведёшь? — спросила она.

Блейк обернулся. Галя опять внутренне сжалась. Обе подруги в один голос твердили: не ври! Ни словом, ни интонацией! Раз проколешься — и всё! и навсегда! Азалины глупостей не прокламировали!

И она старалась. Старалась не играть, не придумывать. Она очень старалась быть честной.

Гела светила парню в лицо, слепила его... И он был уже весь в своём гениальном плане — он ничего не разглядел, не заметил, отвернулся, подошел к виртуальному макету, вынул из кармана лазерную указку:

— Сначала мы пройдем вот сюда. В Даяне предел покрытия датчиками защиты первого уровня — полтора километра. Наши реальности нераздельны, но чтобы уж наверняка — пойдём вне трехкилометровой зоны. Дальше будем идти после захода — чтобы и визуально нас, если по-случайному , никто не заметил. Поднимаемся выше купола. И перейдём поверху на одну линию с ним — там хорошая дорожка есть, — прочертил он указкой неровную линию. — Даже не тропа — а именно дорожка: ещё при строительстве роботы пробили... Спускаемся...

— Стоп! А откуда ты-то про неё знаешь?!

Блейк смущено улыбнулся.

— Помнишь, я в чайной говорил, что немного покопался в личных папках архитектора — двоюродного брата госпожи Ксиаауэн? И есть у него одна... Не очень закрытая. В которой сложены библиотечные ключи доступа... К разделу местного строительства — тоже. Я посидел — нарыл.

"Так вот оно что..."

Спали они порознь: Блейк, когда она лежала с ним в одной постели — просыпался от любого её движения и не высыпался. Да и после секса в любом случае засыпал позже. И она пару раз, просыпаясь, видела, что он сидел перед уменьшенным в ладонь экраном. "Вот уж даянец!" — каждый раз мысленно ворчала она. Подойти — не решилась, мало ли чего... А он...

— Подожди... — продолжил Блейк. — Сейчас... — он джастом высветил рядом с собой виртуальную клавиатуру, ввел несколько знаков... пробежался по дереву разноцветных менюшек, — Вот. Смотри. — И купол макета стал прозрачным, просветились уходящие вглубь и вширь этажи, уровни, секции, коридоры... — А теперь... — помещения поблекли, зато налились красками линии оплетающие весь комплекс... — Выбираем голубые... Это система вентиляции, а здесь — выход главного вентканала Комплекса... Нам туда.

— Ещё б пыльцу смеаргола достать, — хмыкнула Жилина.

— Это что такое? Зачем?

— Не обращай внимания — глупости.

— Ладно... — Блейк поколебался и всё-таки решился: — Сейчас показывать не буду: лишний раз засвечиваться — чревато, но система технических переходов и там есть. Так что в случае чего — на крайний случай, пути отхода у нас будут.

— И почему я совсем не удивлена? — хмыкнула Галка, — но... идти по нему ты не хочешь...

— Не хочу. Система идентификации на входе — помнишь ту весело крутящуюся надпись? — попахивает КОМКОНом, а у того все шифры — с системой самозащиты: скопировал — пошёл сигнал, неудачная попытка — пошёл сигнал, влез в тело шифра — пошел сигнал... И хорошо ещё, если в КОМКОН, а не на пульт администрации... местной администрации, — он качнул головой. — Всё. Резюмирую. Сначала идём вот в эту точку, — он уменьшил масштаб изображения и указал на рощицу местных деревьев — раскидистых, светлых. ("Антонида белолистая", — автоматически определила биологиня). На лошадях — час. Ставим лагерь с периметром защиты — полчаса. Оставляем лошадей и в темноте карабкаемся вверх до тропы роботов — метров триста... Сколько это по времени — и предположить не могу. Пусть будет час.

— Пусть, — улыбнулась следопытка.

— И три километра по тропе — но опять же в темноте. Ещё час. Потом вниз. Сначала ножками, потом ножками-ручками, а потом будет пропасть, похоже с отрицательным уклоном даже — на верёвках, наверное... На Гессе я по стенкам бегать не умею... Да и на верёвках пауком — тоже.

— Час.

— Отдых после этого подвига... — он опять вопросительно посмотрел на неё.

— Полчаса минимум.

— Мне минут пятнадцать, чтобы нам войти в вентиляционную систему... Может, сумею вместиться в интервал отдыха... По вентканалу, — Блейк выделил одну голубую линию и провел по ней световой указкой, — мы войдём в здание, а выйти — не сможем. Лучше всего, вот над этим повороте вылезти в коридор. Двадцать два метра до лестницы. Четыре этажа вниз. Черный ход. Бояться — они там боятся, но не параноики ж! — изнутри выйдем свободно, и к вольеру! До ближайшего — пятого... — Блейк кликнул по точке у выхода, кликнул по точке у вольера... — двести восемьдесят пять метров... Только надо будет уложиться: выход из вентканала — не раньше трех часов пополуночи, а обратный влаз в него — не позже половины пятого. Собачья вахта. В это время даже геймеры спят. Научники ж тоже?

— "Собачья" — с полуночи до четырёх. На русских парусниках её второй штурман стоял.

— Не-е-е, ничего ваши русские в собачьих делах не понимали. Двенадцать часов — это ж самая жизнь, самая игра! Спать — и уже не хочется, и не хочется ещё! А вот в три... Глаза разодрать невозможно.

— Хорошо, дойдём мы до вольера, и что дальше?

— Просто: подбегаем, грызл чует чужих, кидается на тебя, на клетку то есть, ты вырываешь у него из ноздрей клок волос и... и мы рвём обратно.

— И вправду, всё просто, — усмехнулась девушка, — что ж, веди!

"Просто" ни фига не оказалось. Причём вовсе не из-за его неумения ползать по стенкам пауком или бегать по ним "аки посуху"... Будто в Даяне он смог бы пробежать три дюжины метров по вертикали ни разу не запыхавшись!.. Нет, как раз ту, тридцатиметровую пропасть они преодолели со всеми удобствами: неслышимый моторчик спустил два раскладных сиденьица по невесомой нити, (а потом, под утро — и поднял наверх) плавно и без всяких на то с их стороны усилий. И крючья, удерживающие всю эту конструкцию, забивать какими-нибудь чудо-молотами не пришлось тоже: они ввинчивались в скалу практически сами без всякого шума и пыли. "Кислоты какие-то... А потом выделяются цементирующие добавки") Нет, сюрпризы начались гораздо раньше.

На привале в их новом базовом лагере, пока Блейк устанавливал общую стационарную защиту, Галина Осиповна сразу же принялась за непонятное конструирование.

— Что это? — спросил Блейк, и неприятное предчувствие его не обмануло.

— Это будут пики. По штуке обоим.

— Зачем?!

— Представь, что тебе поставили задачу: найти в саване человека. Твои действия?

— Какой аппаратурой? — заинтересовался Блейк.

— Ну, откуда я знаю, какая у наших подпольщиков может быть аппаратура? Любая.

— Понял, — понял Блейк и начал озвучивать анализ: — Отслеживать движение, а потом отсекать по весу, по прямохождению и прочим параметрам — долго, нудно и неточно, а вот... засечь выстрел из современного оружия или же выявить цивилизационный фон — электронику, там, или... или стандартную защиту... Так мы что? — по ночным горам без оружия и защиты попрёмся?!

— Почему без оружия? С арбалетом ты уже неплохо управляешься и — вот... — она еще раз раздвинула телескопическую конструкцию, клацнула последней защёлкой, встала и толкнула Блейку готовую пику.

Два метра, а лёгонькая-то... И как посох удобное, и как оружие... Словно клановые копья в Даяне...

— И как тебе? С этим будет страшно? Только — с этим?

Он, как в Даяне, крутанул копье вокруг руки... И Гесса напомнила о себе — копьё вырвалось, отлетело в сторону... Хорошо, не в сторону Гали... Она только покачала головой:

— Это делается так! — показала как, — Придётся тебя потренировать. Чтобы с нею ты не чувствовал себя беззащитным, — и улыбнулась: — И чтобы, когда ты с нею, не чувствовала себя в опасности — я.

Без средств стандартной защиты даже на Земле даже за грибами-ягодами не ходили.

После генетических войн за экологию взялись очень по-серьёзному. Массовый отток людей на звёзды, межпланетное разделение труда, развитая торговля, позволило сильно снизить хозяйственную нагрузку на планету, леса разрослись, и расплодилось в них зверьё: зайцы, косули, олени и... и хищники. Встретить в средне-европейских дебрях медведя или стаю волков стало запросто. Среди обычных тем за общим разговором было и похвастаться добытым на прошлом пикнике снимком, скажем, притаившейся на дубовом суку росомахи.

Конечно, находились и экстремалы, не переводились и охотники, но те и другие сдавали специальные экзамены, проходили тесты, покупали отнюдь не дешёвые лицензии... Хочешь сознательно рискнуть — пожалуйста, хоть с рогатиной на медведя! Хоть с одним единственным рюкзаком в джунгли!

А вот "несчастные случаи по пренебрежения стандартной защитой при встречах с хищниками" — считались потерями недопустимыми. И мало того, что выжившие штрафовались беспощадно, так ещё и баллы социабельности сгорали при этом со скоростью пороха. А если страдали дети... Надеждам на любую карьеру можно смело говорить "прощай навеки".

Хотя какая там уже карьера, если не уберегли детей...

— Так тебе страшно? — повторила вопрос девушка.

— Непривычно, — подумав, ответил Блейк. — Так, значит, ноктовизор мы не возьмём тоже?

— Нет! — засмеялась научница, — всё будет, как в твоей любимой Даяне!

(Про ноктовизоры они подумали и всё-таки взяли. Решили, что уже на самой территории лабораторного комплекса парочка лишних микромощных приборов тревоги не вызовет).

Но всё остальное — не было, как в Даяне! В Даяне он — да и она наверняка тоже! — он уже прокачал себе тёмное зрение. В Даяне пот не заливает глаза в конце часового подъёма. В Даяне случайная ветка не расцарапывает в кровь плечо. На Даяне царапина не бывает источником тревоги. Да какой там тревоги — почти паники! Ему зализали ранку! Потом заклеили. А потом вылизали еще раз! — и заклеенное, и на пару сантиметров вокруг!

(" — А просто вытереть?

" — Влажной салфеткой? И куда потом девать её? Таскать с собою и вонять кровью? Выбросить? Чтобы какая-нибудь местная пантера на неё нарвалась, взбесилась и пошла по нашему следу?! В принципе, можно сжечь. Обычно так и делают. Но мы ж вроде бы прячемся, да?)

Да и ладно... Можно подумать ему было неприятно... Нет, признаемся: в Даяне ощущение, как девушка облизывает тебе плечо, недостижимо... И недостижим этот сплав нежности и возбуждения. Недостижима возможность провести рукой по напряженной спине подруги, по выгнувшейся талии, по... Получить по рукам и услышать: "Утром... Всё будет утром...", и расслышать в голосе те, горловые интонации...

В Даяне не ощутишь сладость шоколадки — там на крыше комплекса у закрытого решеткой выхода вентиляции.

И в Даяне так не колотится сердце... Нет, это уже не от девичьих губ, это — когда они с Галей спускались из темноты вентканала в сумерки еле освещённого ночниками коридора и, как тати в нощи, крались к лестнице, а потом — к выходу. Хорошо хоть, дверь, как они и предполагали, оказалась изнутри незапертой: ещё вопрос, сумел ли бы Блейк в том состоянии вскрыть самый простой замок.

— Фу ты... — пробормотала на воле Галя, — теперь понимаю, как это: "... вместе с наёмным убийцей дрожать", — отёрла лоб, а потом стремительно притянула к себе Блейка, жадно поцеловала, оттолкнула и длинно выдохнула... — Ухх...

"Ухх...", — согласился с ней Блейк.

Но опустошения от ощущения сделанного не было, было... Было желание заорать во весь голос и было...

Теперь уже он сделал шаг к своей женщине, притянул её голову, нашёл губами её губы, накрыл ладонью её грудь — "грудь"! — ха! — доспех какой-то непроминаемый! Дёрнул вниз молнию... А что под этот "доспех" белья не положено — он уже знал. И — как напиться...

— Всё-всё... — пробормотала Галя, неуклюже высвободилась, отвернулась...— Вот вернёмся... — и только мягкий шелест обратного хода молнии.

Во внешнем комплексе ни тёмного зрения, ни ноктовизоров не требовалось тоже: тропинки, разбегавшиеся в разные стороны, подсвечивались рассыпанными вдоль них зеленоватыми фонариками.

— А это что?! — вскинул руку Блейк в сторону мигающих в воздухе точек, и тут же понял: — Светляки?

— Ага, — согласилась Галина Осиповна, — на Гессе сейчас модно. Почти во всех усадьбах есть. У нас в Базовом Лагере — тоже, — она уже вынула из рюкзака и теперь раздвигала и сщёлкивала свою пику. — Доставай свою. Знаешь, качественно релаксирует, как... как резко смять бумагу.

Действительно, простые движение успокаивали, успокаивали простые привычные механические звуки среди неземной какофонии — кваканий, шелестов, взвизгов, поскрипываний, мявов. Успокаивали, как... В детстве, вдоль улиц одного из городков, куда в очередной раз занесло его мать, росли ряды кустарника. По осени на них вызревали сотни белых, мелких — с горошину — плодов, которые так забавно лопались под ногами. Идешь, бросаешь парочку и — шлёп, шлеп, ещё бросаешь и опять — шлёп, шлёп... Вот так и тут: клац, клац...

Откуда-то слева раздался басовитый взрык, словно в ответ, кто-то истерично закаркал: вольеры не спали... Или проснулись.

— Первой пойду я. Так, трежер? — улыбнулась Галя. Она стояла, чуть опершись на светлое древко.

— Так, водительница, — улыбнулся Блейк и тоже встал. — Веди!

И она повела. Как привыкла — лёгким бегом, к ближайшему вольеру, к пятому. Шестьсот двадцать шесть метров. Три с половиной минуты.

Огроменный, вверх метров на шесть, загнутый сверху внутрь, пластиковый забор...

— Вот это да... — пробормотала водительница.

— Что? — не понял трежер.

— Посмотри на расстояние между кольями.

"Сантиметров по семьдесят, — прикинул Блейк, и понял: — Какая ж зверюга должна сидеть здесь, что не сможет, гарантировано не сможет, протиснуться сквозь такую изгородь?!"

Таблички с параметрами обитателей повсюду висели над входомами, до входа было еще метров пятьдесят, но идти не потребовалось: зверюга себя явила сама...

Сначала это было просто тёмная тень, но чернота потихоньку сгустилась, приняла отчётливые очертания — это был лев. Но в холке ростом с него, с Блейка.

— Ничего себе, экземпляр... — ошарашено выговорила Галина Осиповна. — Блейк, не дёргайся, я — сейчас, и мы сразу сваливаем. А клетка вольеры специально на него рассчитана — выдержит.

Водительница, невольно оглядываясь на подходившего монстра, сняла с плеча арбалет, вложила стрелу ("Болт", — поправил себя Блейк) с синеватым оперением.

— Подходи-подходи, мальчик, — подняла она арбалет, — не бойся, больно не будет... Зато тебе приснятся тихие ласковые сны...

"Мальчик", кажется, не боялся. Он неспешно шёл по какой-то невидимой людям тропинке, поворачивая вдоль её извивов, явно красуясь всей своей трехметровой статью.

— Ближе, ближе... — чуть повысила голос Галина Осиповна, приманивая зверя... или уговаривая себя.

И зверь отозвался. Голос его особо громким не был — так, что-то вроде дружеского приветствия, но Блейку пришлось вытереть о куртку свои, сразу ставшие мокрыми, ладони.

"Как у Гали, у меня сейчас... А у неё всегда... Неужели она всегда живёт вот по такому градусу? И... И чего ж она ждёт-то?!"

И лев прыгнул.

Между ними было метров тридцать — этому чудищу хватило бы двух прыжков, но стрела вонзилась в вытянутую лапу ещё на первом, второй прыжок не получился, самец ещё шагнул пару раз... Но там же, в метрах пятнадцати, и свалился.

— И что теперь? — облизнул враз пересохшие губы Блейк.

— На болте — его органика. Я выдерну, срежу клок с гривы и уходим.

— Ты — туда?! Внутрь?!

— Ага, — она резко, одним движением, опять взвела арбалет, вложила новый болт, опустила ноктовизор, вгляделась... никого. — Доставай свой арбалет, прикроешь меня. И опусти ноктовизор. В случае чего, особо не меться — бей по контуру.

— А грива?! Болт не пробьёт гриву!

— Пробьёт и гриву, но это будут львицы.

Это и были львицы... Однако, они появились, когда Галина Осиповна уже запаковывала "биологический материал". И ей понравился Блейк: он подошёл к ограде, и одна самка бросилась на него. Так он удержался: не отпрыгнул, не отпрянул — устоял.

Вот же чудовища!

— Ко второму вольеру не пойдём. Чего-то перенервничала я. И словно предчувствие какое нехорошее. Возвращаемся.

И вот ещё чем Даяна лучше Гессы. Там возвращаться всегда проще — ставишь на автомат и идешь пить чай. Аватар обычно справляется. А тут...

Хотя, если честно, тут — тоже... Вот только опять же трехминутный проход по коридорам Внутреннего Комплекса нервов сжег, не меньше, чем львиный прыжок. Зато потом подъёмник комфортабельно доставил их на тропу роботов, тропа была уже опробована — ровная, небо уже чуть просветлело, так что Галина Осиповна наверху перешла на свой излюбленный темп, и через пятнадцать минут они были против отметки спуска. Ну, а спускаться по не очень крутому откосу всё же легче, чем взбираться на него — Блейк даже успел как-то даже подуспокоиться...

Он — успокоился, а она...

Она словно ещё зарядилась, и всё, что обещала ему: "Утром, утром...", вот на утро и исполнила. Кажется, он впервые заснул раньше неё.

И увидел сон, в котором его Богини плескались в соседнем ручье и мыли друг другу волосы.

14. Долги наши

Пологие валы прибоя неспешно накатывались на пляж один за другим, один за другим.... Безостановочно, неудержимо... бесполезно.

"Нет, не то слово, — лениво поправила себя Вера Игоревна. — Что океану до какой— то там пользы каким— то людишкам? — равнодушно. Океан гоняет свои волны и сегодня, и завтра... и миллион лет, и миллиард... Вот это, наверное, и ломает привычную суету мыслей, слов, чувств: наглядная несопоставимость терминов — "завтра" и "миллиард".

И она вдруг поёжилась, она вспомнила схожее ощущение — оно однажды захватило её в музее, в зале Малевича, у "Чёрного квадрата" — ощущение пристроившейся рядом вечности...

Женщина непроизвольно отвернулась от океана и... и улыбнулась: в их переносной колыбельке ребёночек во сне почмокал губами...

"Океану — четыре миллиарда лет, моему мальчику — шесть месяцев, а они... Я хорошо плаваю, а Васенька даже не ходит, но он... Может, потому что в шесть месяцев дети, как и океан — бессмертны?"

— Что — беспокоишься? — проворчал муж. — Говорил же: не надо брать! Только ребенку внутренние циклы посбиваешь!

— Дима, не надо, — попросила Вера и попыталась перевести разговор: — Купаться не будешь?

Он покачал головой на её попытку наивной манипуляции, но уступил:

— Странно... не хочу... Ты же тоже не будешь?

— Тревожно как— то...

Он сел, обнял её за плечи, она откинулась к нему, тихонько засмеялась.

— Что? — не понял мужчина.

— Спасибо тебе.

— За что?

— Что уговорил меня пойти за тебя замуж, — ответила женщина.

Он промолчал, а руки его, словно сами по себе, с её плеч поползли ниже.

— Стоп— стоп— стоп! — опять засмеялась она, — Вон они уже!

Она махнула рукой, и он разглядел три фигурки, летящие у гребня высокой волны.

— Вот же, — проворчал мужчина, — явились— не— запылились... Хозяева...— но руки опять поднял на плечи.

Гостей увидели тоже и сорвались с волны прямо напротив них, напротив них и вышли, придерживая доски, голые, в брызгах великого океана, блестящие под лучами заходящего солнца.

Мальчик (Илья, четырнадцать лет, сын от Антуана де Леже ) явно смущался своей наготы, девушка (Февронья, двадцать шесть лет, дочь от Иннокентия Браги) явно кокетничала ею, а женщине было всё равно. Но глядя именно на неё, Вере Игоревне захотелось, чтоб Васенька проснулся и запросил есть... Чтоб прямо здесь, прямо перед ней, прямо перед мужем, уставившимся на сорокапятилетнюю голую тётку, можно было выпростать грудь и начать кормить ребёнка.

""Девочка", — раздраженно подумала она, — ну какая из неё "девочка"?!"

"Какие там "сорок пять"? — тайком от жены улыбнулся Дмитрий Олегович. — Недаром у всех так легко получается обращаться к ней — "девочка!""

— Здравствуйте! — взмахом руки поприветствовала их Екатерина Одоевцева, — Танюша предупредила меня о вас, но... — и великая актриса неуклюже сыграла недоумение: — Но не думаю, что я как— то могу помочь вам...

— Ах, мои восхищения! — поднялся и теперь открыто улыбнулся капитан: — Как прекрасно разыграно плохо сыгранное!

— Не Вы. Мы. Мы поможем Вам, — не стала подниматься майор.

— М— м— м? — улыбнулась актриса.

— Скажите... — попыталась вмешаться молодая коммерсантка.

— Мы приглашаем вас в наш дом! — перехватил инициативу мальчик. Про свою наготу он словно уже забыл.

Одоевцева погладила мальчика по плечу, но он упрямо высвободился.

— Воин, — пожаловалась она. — Уже пробует защищать меня. Идёмте.

Терраса была раскрыта, с недалёкого берега фонил мерный шум океана, заходящее солнце прорисовывало алую дорожку, казалось, к самому дому, чуть пахло йодом выброшенных на берег водорослей, а вот надоедливой сырости не было... Сухой полог, наверное? Дорогой он до сумасшествия, но всем известно, что Одоевцева никогда не экономила денег. Чего ради? На детей? Надо будет — дети себе заработают. Она в них верит. Да и налог на наследство... Государство считает, что жить за счет заслуг родителей не следует, и активно на данном тезисе настаивает. Так что в удобствах великая актриса себе не отказывала. Остров, дом... небольшой такой — комнат на двадцать... Яхта на причале. Небольшая такая — с бассейном на палубе.... Личный терминал нуль— Т с полусотней адресов...

"Завидовать нехорошо" , — напомнил себе Дмитрий Олегович.

Да какой там! — он не завидовал. Завидовать Одоевцевой было невозможно. Как можно завидовать радуге? Можно только радоваться ей издалека. Или тому — что сейчас она рядом. Что, как радуга, улыбается, смеётся, что не прячется в своём знаменитом нигде.

Дома она накинула на себя широкий сарафан, но остро чувствовалось, что под ним — ничего. "Вот же мистика: голой она такой голой не казалась!"

Дочь её — Фаня, занималась чаем. От вина— пива пришлось отказаться: "мы на служебном задании, на работе...", от кофе пришлось отказаться тоже: кормящей матери Вере нельзя из— за ребёнка, а любящему супругу — из— за завидущей матери. Так что, вот, чай. Дорогущий чай со знаменитой плантации. ("Эх, вот бы — знаменитый дорогущий кофе! Или — коньяк...")

Сын остался при матери. Насторожен и собран. И видно: за мать готов умереть. Понимает, что, случись что сейчас, помочь ничем не сумеет, но это — не повод, чтобы не защитив, выжить.

"Славный мальчик... Надо будет намекнуть про него..."

"Не понимаешь? Именно поэтому, она сейчас и не вмешивается! Чтобы уже сейчас помочь будущему сына!"

"Не понимаешь? Именно этому она сейчас учит тебя: всегда помогать сыну!"

"...И вправду... Умная стерва..."

"Правда. Но сейчас не стерва. И, хоть умная, ведёт себя так, не потому . Думаешь, почему в ФВИ без ворчни согласились отдать ей Браслет Менделеевой? Вот и та Любочка, уж кем— кем, а умной не была никогда. Да и музы у древних греков, наверное, никогда не пытались спорить с Афиной Палладой".

— Вы всё обсудили? — улыбнулась им Екатерина Никаноровна.

"Умеет же... В два слова..."

В два слова великая актриса, вселенская дива стала домашней женщиной... почти какой— нибудь двоюродной тётушкой — с улыбкой наблюдающей за шашнями недавно выросших детей младшей кузины.

И сразу расслабился её бдительный сын.

И:

— Чай! — провозгласила вернувшаяся с подносиком её старшая дочь.

"Умеет же... Так подгадать мгновение..."

Что ж чай, конечно, был — на всю свою немалую цену.

А потом проснулся Васенька... Вера вопросительно огляделась — но добрая тётушка только улыбнулась:

— Не стесняйтесь... Даже моему мальчику будет полезно поглядеть, для чего на самом деле предназначена женская грудь.

Что ж, Вера Игоревна стесняться не стала.

Младенца распеленали, началось всеобщее женское сюсюканье... Дмитрий Олегович подошел к парнишке:

— Ты в самом деле хотел "встать на защиту матери"?

— Да, — сразу отсёк всю иронию мальчик.

— На плохо хотел, — уже без всякой тени насмешки сообщил ему капитан.

— Аргументируйте, — потребовал Илья, — у меня чёрный пояс по...

— Я знаю. А ты знаешь, какой дан у меня?

— Могу только предполагать...

— К тому, что ты предполагаешь — добавь ещё парочку, не ошибёшься. — улыбнулся Дмитрий Олегович, — В любом случае то, что ты нам — не соперник, предположить был должен.

— Да! — упрямо нахмурил брови парень, — И что ж тогда...

— А тогда показывать себя бойцом — красиво, но не умно. Твой единственный шанс был — внезапность. Когда пай— мальчик бьёт пренебрёгшего его существованием атакёра в спину!

— В спину?! Но...

— Ты хотел собой покрасоваться или мать защитить?

Мальчик не стал отвечать — он задумался. "Что ж, помогу ему ещё..."

— Всем известно, что охраной Одоевцевой занимается фирма "Длань".

Илюша кивнул.

— "Все красавцы удалые, все равны, как на подбор", да?

— ...Да.

"Молодец: удержался, смолчал".

— Но, очень мало кто знает, что все они — ширма. Конечно, и они многое могут, но основная их задача: уберечь покой великой актрисы от придурковатых фанатов или незатейливых психопатов. А настоящий хранитель её тела на разных сборищах, последняя линия её обороны — играющий роль референта, Тарас Смольников. Вроде бы, довольно суетливый и внешне совсем невзрачный.

Про Смольникова мальчик опять смолчал.

— А вы... не дадите мне урок? — вместо того попросил он. — Там же, — он кивнул на женщин, — хорошо, если в полчаса уложатся...

"Хорошо, если в час..."

— Спарринг?

— Да!

— Идём. В зал, на берег?

— Лучше в зал. На берегу душно.

Тренировочный зал у них был на минус первом этаже...

Женщины провозились полтора часа. Потом колыбельку с заснувшим ребёнком вынесли на раскрытый балкон, опустили внутреннее стекло: и его видно, и ему не будут мешать звуки взрослых разговоров.

Потом расселись, Дмитрий Олегович достал стержень клавитуары — словечко с Гессы, как вирус, разлетелось по всей Галактике — и запустил ролик.

И:

"— И всё— таки это несправедливо! — заявляет большая некрасивая девчонка, — Стехов сваяет свой шедевр и перейдёт к следующему, а Одоевцева — больше никто!

Насмешливая всеобщая пикировка, и мальчишка с типичной внешностью молодого гала бросает ехидную реплику:

— И всё ради чужого проекта, более того — ради проекта канала— конкурента...

— Серж! — попыталась остановить его надменная красавица.

Но он, не удержавшись, таки закончил:

— Вот что значит — гениальный режиссёр!

Таня Стехова, отбросив недозаплетённую косу, бросается к нему.

"— Эй, волосёнки— то хоть подбери! — со смехом советует та, с которой всё началось, и Танюшка поворачивается к ней...

И полторы минуты драки... Изображение застыло, когда парень, прикрывавший танину спину, аккуратно, точно ударил её в основание затылка и подхватил, падающую, на руки.

— Что скажете?

— Весело у вас там Таня время проводит, весело, — улыбнулась Одоевцева.

— Не понимаю, одни дерутся, остальные — только смотрят, только в сторону отскакивают... — недоумённо проговорил мальчик.

— Приглядись, — объяснила ему сестра: — это две группы. Дрались между собой две шайки, а остальные... Вон та девчонка попробовала, — хмыкнула юная женщина, — видишь, откачивают теперь... — рядом с Леркой, склонившись над ней, застыли два парня.

— А это не Азалина? — указала старшая женщина на бьющуюся в руках Стаса Надежду.

— Она. Фамильная внешность, правда?

— Бедный мальчик... Он же любит её... Тяжко ему теперь придётся.

— Она его любит тоже. Азалины, как вы знаете, умеют. Она — в декретном отпуске, он — с нею. У них сейчас всё хорошо. Ну... — улыбнулся наставник.

— ... насколько может быть хорошо с избалованной девицей неизбалованному пареньку. — улыбнулась избалованная актриса. — А что вы хотели показать мне? Танюшку? Так про её фамильный психоз я знаю.

Она знала. При первой встрече с молодой женой своего одноклассника, та сразу сорвалась. Но великая актриса превратила великий ужас в великое посмешище: Стехова гонялась за ней по небольшой комнате, а Катенька смеялась и уворачивалась, уворачивалась, уворачивалась... Не забывая то подсечь ноги, то дёрнуть за косу, то хлопнуть по заднице... А потом просто толкнула запыхавшуюся психопатку в объятия хихикающего мужа.

— Нет, вот эту девушку, — лазерная указка очертила Лерку. — Валерия Ингрем. Что Вы про неё можете сказать?

Одной мимолётной улыбкой добрая тётушка указала несмышлёнышам, что все их хитрые детские интриги она насквозь видит, но ответила:

— Упорная девочка. Дайте ей чайную ложку и поставьте цель — сравнять гору. Минут пять она повозится, а потом пойдёт в ближайшее село добывать кирку. Поднапряжёт случившегося у кузнеца инженера— химика, тот ей из удобрений слепит взрывчатку... Патруль, прилетевший на первый взрыв, добудет для неё из своих запасов хорошие безопасные детонаторы и пару сотен метров бикфордова шнура... Кончится тем, что гору сравняет в ходе учений по прицельному бомбометанию ближайшая воинская часть, — женщина улыбнулась и продолжила: — Она некрасивая. И знает, что некрасивая. И умеет пользоваться своим уродством, как я — своей красотой. И ненавидит в себе это. И особенно — свою внешность. Настолько, что ненавидит быть женщиной, — замолчала.

— Ну, мама... — только и выговорила взрослая дочь. — Там же всего на неё — несколько кадров!

— Ей можно помочь?

— Я не буду отвечать.

— Значит, Вы бы смогли... — с тихим удовлетворением проговорил Сергей Дмитриевич.

Одоевцева промолчала. Вглухую замолчали и её дети. Только Илья встал, подошёл к креслу матери и, молча, устроился у её ног.

— Я уже говорила, что мы не будем ни чего— то требовать, ни о чём— либо просить, — сухо произнесла Вера Игоревна, — только покажем ещё пару видео, ответим на вопросы — если будут, и уйдём.

"Вот уж... "гестаповка"! — так, кажется, называла её Танюшка?"

— Мама ничего не должна вашей девчонке, — не выдержала молодая коммерсантка, — даже если та обращалась к своему начальству! Таких обращений было...

— По всей галактике — около ста шестидесяти трёх тысяч, — подсказала майор. — Вы не поверите, но к нашему Афанасию Юрьевичу обращался даже Пит Коул...

"Афанасий Юрьевич?.. Забродько? — вспомнила девушка инициалы первого заместителя директора КОМКОНа. — Ну конечно, к кому ещё мог обратиться первый заместитель Генерального секретаря объединения профсоюзов..."

— Рассказывают, он в бане... после коньячка, разумеется, чуть кулаки в кровь себе не разбил: "Лицензия даётся один раз в жизни! И это закон! И никаких исключений быть не должно, и их не будет! Но что— то же сделать надо! Это же Одоевцева! И вот ты, ты понимаешь, почему она так сделала?! И я её понимаю! Нет, конечно же, другая б на её месте пошла к тому армяну, он бы её и отпустил, и прикрыл, никуда б не делся... Да и мы б подсобили бы, если что... Тихой сапой или громким матерком! Но... Это ж Одоевцева! Любовью — за любовь! И сама, всё сама! Придумайте, что— нибудь, а?"

— "Понимает"... странно... — покачала головой Катерина, — был боксёром, стал... Я встречалась с ним... Вроде ж — натуральный средневековый утюг в сюртуке...

— Нет, — покачала головой майор, — он любит свою жену, очень любит. Двадцать три года вместе... — и улыбнулась: — Знаете кто она? — актриса заинтересованно подняла ресницы... — Инесса фон Вернер.

— Эта стерва?! — не выдержала женщина.

— Вот— вот. Стерва обыкновенная, классическая, одна штука. Она потому и позволяет себе, всё что хочет, ведь за спиной — гранитная стена: любящий, всё понимающий муж.

— Государственная кадровая политика общеизвестна: обществом должны управлять счастливые люди, — вступил капитан, — Как— нибудь посмотрите анкеты высшего руководства: подавляющее большинство не одиночки, а живут в браке. В долгом счастливом браке. Но давайте вернемся к нашей несчастной девочке. Мы обещали пару видео. Вот первое.

— И всё— таки с Одоевцевой всё несправедливо! — упрямо повторяет Валерия Ингрем.

— Так... — отзывается наставница. — Если с кем— то поступают не справедливо, не по закону, он обращается в профсоюз, если несправедлив закон — взывает к КОМКОНу, а если несправедливо всё и все — прорывается к Семье. Твои действия?

— Здесь неправилен закон, — нахмурилась Валерия. — Нужен КОМКОН.

— КОМКОН — это ты.

— Но...

— КОМКОН — это ты.

— Нет, — поднимается кавказских кровей юноша, — не она — мы.

— Вот и ищите решение.

— Обаятельный мальчишечка, правда? Курсант Горгиладзе, Давид Горгиладзе, — улыбнулась над Февронией майор, — На втором видео он будет тоже. Смотрите...

Небольшая комнатка, скорее — рабочий кабинет, рассчитанный лишь на хозяина, ну, может, и ещё на одного гостя, но набилось в него более двух десятков курсантов. Впрочем, уплотнению существенно помогало то, что многие парочки сидели обнявшись или на коленях друг у друга.

— ...Нет, так мы ни на что не выйдем. Лицензия даётся один раз в жизни, и актрисой ей больше не быть, — отмахнулся от очередного предложения Давид. — Здесь опять надо искать другие подходы. Формализую задачу: как работать актрисой не будучи ею. Таня, тебе отец про неё рассказывал? Ведь это из— за той детской истории Одоевцева сейчас взбрыкнула! Она ему обязана всем. Спектакль — так себе, обыкновенная школьная поделка, а ей — три приглашения! И всё потому что был найден режиссерский ход: я на тебя смотреть буду. Она два отделения нежилась под взглядом влюблённого пацана, а театральных деятелей поразило: как она умеет молчать! Ведь так?

— Нет, — Танюшка покачала головой. — Вот ты эту "поделку" видел?

— Ну, — пожал плечами парень. — В школе. Готовили свой спектакль, посмотрели, так сказать, "классику".

— Вот. Спектакль стал уже классикой. Двадцать пять лет когда ему исполнилось, знаешь, что мама сказала? — "Жаль, минус хорошая статья дохода из семейного бюджета". И это при том, что основную долю отчислений за авторские права получала их школа, а остальное делилось ещё на полкласса!

— Из класса— то твой отец получал больше всех — режиссер, как— никак...

— Да. Хотя и у сценариста с композитором доли тоже были солидными.

— Так это же из— за Одоевцевой! Она спектаклю бешеную рекламу сделала!.. и по— прежнему делает...

— Вот. Уже не она обязана папе, а мой папа обязан ей. А "Зимний вечер"? Кто бы знал мальчишку, Семёна Зотова, если б он не спел в шестнадцать лет стихи своего одноклассника под мелодию своей одноклассницы — то, что у костров шестнадцатилетние школьники поют до сих пор?! А Алина Крест? Папа смеялся, что её тогда Тимофей Первый с леди Иветтой лишь батогами, угрозой проклятия Господнего да обещанием всеобщего игнора в классе оторвали от написания Шестой симфонии — "Трагической", и усадили за "попсу" — за первый её саундтрек. А они сами? Про Одоевцеву все знают, а что лорды "Гринлэнда" именно тогда обратили внимание на эту парочку — сбивших в единую команду юных, изревновавшихся друг к другу гениев — вы знаете?!

— Так не надолго "сбивших" — не надолго! Второго спектакля уже не было!

— Правильно, Одоевцева тогда уже в Москве Джульетту репетировала, от папы острые предметы прятали и одного старались не оставлять, а Алина разрывалась меж Сенькой и Андрюхой — в общем, у них там и без того чистый Шекспир был... Правда, папа как— то проронил: "Теперешних бы Тоху с Ифкой туда... Теперь бы они управились..."

— Так, — подняла голос Лерка, — хватит о Стеховых, возвращаемся к нашей "девочке"! Смотрите, она ушла от одной команды, перешла в другую — и...

— Не— е, — пожал накаченными плечами ослепительно— чёрный парень: — Там был уже готовый гений, этот как его...

— Иннокентий Брага, — подсказала Танюшка.

— И что характерно, — уронила сидевшая в компьютерном кресле красавица Азалина, — что он — гений, знают все, да только единственное, что знают все, что действительно все смотрели — его "Ромео и Джульетта"... Её.

— А дальше...

— А дальше она родила дочь — минус полтора года, полтора года декретного отпуска, полтора года вне профессии, но...

— Но появляются её портреты... Как она, такая юная, смотрит на спящую в колыбели дочь, как она, такая юная, кормит дочь грудью, как она в ванне плещется с дочкой...

— Под общей обложкой — "Счастье".

— И уж этого— то мастера — Мориса Трантье, до неё не знал никто.

— Слушайте, ну, что вы, как дети — это официалы ему по всей галактике рекламную кампанию замонстрячили, — официалы! Ещё бы, такая пропаганда материнства...

— Ага, — безжалостно улыбнулась японочка, — пропаганда. Вот только в моей спальне репродукция из— под той обложки до сих пор висит. Мама, когда мною ходила, повесила, я под ней выросла, а выросла — всё равно оставила.

— И у моего отца тоже была...

— Выходит, наша "девочка" с голоду не умрёт — запросто подработает чьей— нибудь Музой...

— А что, я смотрел: есть даже наградной артефакт такой у ФВИ — "браслет Менделеевой". Вручается пожизненно, финансовое обеспечение у него — иззавидуешься. Придуман был для леди Брайтнис. Она тогда ушла от... Да не помню, от кокого она тогда опять ушла, но было ей уже здорово за пятьдесят... Очередного несчастного художника рядом не появлялось несколько месяцев... Она экономить не привыкла, ещё чуть— чуть, и начала бы распродавать коллекцию своих портретов. Ей за них даже предлагали какие— то сумасшедшие миллионы... И чего в тех портретах... Я был в её музее — ну, тётка при фигуре, ну, знаменитые имена... Так на некоторых картинах, что это тётка, да еще и при фигуре, да ещё и красивая — попробуй догадайся!

— Нет, если такой же браслет вручить Одоевцевой, она сочтёт за издевательство — за эдакий траурный венок от скорбящей общественности: играть мы тебе не позволяем, а на бедность — на браслет, вдохновляй несчастных художников...

— Стоп!!! — завизжала Лерка, вскочила, на кого— то наступила, тот завизжал тоже, вскочил тоже, тоже кого— то опрокинул... Началось эдакое доминошное столпотворение... Пока успокоились, пока опять растасовались по углам и нычкам...

А Валерия всё это время стояла сияющим столбом света.

— Ну?! — не выдержал Давид.

— Этот браслет... вдохновлять... "Устав", — никак не могла сформулировать Лерка, — помните, учили уставы: командир ведет подчиненных.... и личным примером!...

Длинная, длинная, длинная пауза...

— ...Лер, можно я тебя поцелую?

— В губы! — яростно потребовала от Давида Лерка.

И экран погас.

Феврония поднялась со своего кресла, подошла к материнскому, села на широкий подлокотник, обняла мать...

"Хоть ещё одну картину рисуй, под ту обложку — "Счастье", — вздохнул Дмитрий Олегович. — Красавица мать, которую обнимает взрослая дочь, а у ног пристроился будущий воин — сын".

— Вопросы будут? — безмятежно поинтересовалась Вера Игоревна.

— Что у девочки с кожей? — на скрытую издёвку Катерина Одоевцева не отреагировала.

— "Болезнь Фирдли".

— А родители куда смотрели?!

— А что это за болезнь? Оно хоть не заразно? — спросила юная коммерсантка, но тут же опомнилась, — Ой, о чём я... Кто б её, заразную, в общие душевые пустил...

— Редкая генетическая болезнь. Незаразная. Организм неправильно балансирует некоторые элементы, результат — на лице, — не удержалась от иронии "гестаповка", но тут же уточнила: — И не только на лице, по всему телу — аналогично.

— Генетическая болезнь? — изумился мальчик.— А генетическая карта?!

— Вам это в школе разве не говорили? — вступил мужчина, — Абсолютно здоровых людей почти что не бывает, а подобрать абсолютно здоровую пару так и вообще... Но нездоровые гены — почти всегда рецестивны, а дальше начинаются игры вероятностей. У маленькой Леры вероятность на её болезнь была около 0,004%. Не повезло. Кстати, ограничения по карте начинаются с 0,005%

— Родители?! — опять потребовала мать.

— Опять не повезло. Мать — известная в узких кругах критикесса. Специализируется на первых романах... Перебирает тонны макулатуры и вытаскивает... Ну, например, вы все наверняка читали "Разбитую чашку"... В "Верхнюю библиотеку" номинировала этот роман именно она. Но... С первым ребёнком дотянула до предела — всё перебирала варианты выбора и доперебиралась. В результате просто крутанула рулетку "Партнёра". Возненавидели партнёры друг друга уже через неделю. Год продержались. Ровно год. Ни дня лишнего. Ребёнка по традиции суд оставил матери, а "мамочка" сразу невзлюбила доченьку: и похожа была на отца — волосы, как у него, тёмненькие, и у Леры — позднее развитие: пошла в год и четыре месяца, заговорила в два с половиной...

— Да какое позднее — нормально это!

— Но ведь не похвастаешь же: "ах, у меня растёт гений". Болезнь диагностировали сразу же, деньги на лечение — дорогое, очень дорогое лечение! — официальными властями были выделены. В младенчестве шансы на положительную динамику — выше 90%, но девочке не повезло опять: сбойнула контролирующая система, и мать — болезнь начинает проявляться только в период полового созревания, поначалу же не видно ничего — вложила почти всю сумму в переезд на Кастальский Ключ.

— Удавила б...

— С нулевой социабельностью ей самой давно уже в петлю хочется, — хмыкнула Вера Игоревна.

— После окончания Академии Валерии будет предложено пройти курс реабилитации. За кошмарные деньги. КОМКОН оплатит. Но... — подхватил Дмитрий Олегович.

— Но теперь шансы на излечения у девочки — менее двадцати процентов.

— И это — после окончания... То есть — если закончит, — и Дмитрий Олегович добавил: — А шестой семестр начнётся через три недели...

— А— а— а... — озабочено протянула взрослая женщина

— О— о— о... — заулыбалась женщина молодая.

— И что? — наивно удивился мальчик.

— Эй, тебе шестнадцать уже исполнилось, мог бы и понять: — съехидничала сестрица и пояснила: — Шестой семестр Академии КОМКОНа, "Основы сексуальных практик" . Кто ж её с таким личиком выберет?! Хоть раз? А если у неё, к тому же, и по всей коже такой же... орнамент...

— Кажется, я могу сберечь КОМКОНу его "кошмарные деньги"... — раздумчиво проговорила Одоевцева. — А вы... Вы обещали помочь мне — вы меня в вашу Академию пропустите?

Капитан улыбнулся:

— Вы — чудо. Вера, собирай ребёнка, нам пора.

Майор поколебалась, но решилась:

— Можно, я Вас поцелую?

Одоевцева, не вставая, чуть склонила голову, подставляя щёку... Дмитрий Олегович только завистливо сглотнул.

Когда они коротали очередь на пересадочной станции, капитан улыбнулся:

— Ну вот, а ты не верила.

— Хотела б я знать, как ей удастся?

— Они друзья.

— Да какие там друзья — соседние острова, общая тусовка, вот и всё!

— И тем не менее...

Вера Игоревна покачала головой:

— И ведь сразу поняла, что мы от неё хотим... "Вы меня в вашу Академию пустите?"

— IQ — сто сорок пять, чего ты ещё хочешь?! Она в школе с Тимофеем I по одним и тем же олимпиадам каталась.

— Она — каталась, а Тимофей их выигрывал...

— А не потому ли, что Катенька сидела неподалёку?

— Хочешь сказать, сидела б "Катенька" рядом с тобой?..

— Не ревнуй...

Женщина глубоко вдохнула, выдохнула...

— Спасибо тебе.

— А теперь за что?

— Что не полез с ней целоваться.

— Будешь должна, — улыбнулся мужчина.

— Я расквитаюсь, — пересилила себя и улыбнулась женщина, — Вечером, дома.

— Я уже весь в предвкушениях...— и он потянулся к жене. Поцелуй получился долгим.

А рядом клубились люди, на них внимания никто не обращал... Впрочем, на дальнем диване, забравшись на него с ногами, совсем молоденькая парочка целовалась куда более откровенно...

— Мама? — озаботилась коммерсантка, проводив гостей.

— Да?..

— Ты хочешь оплатить "кошмарный" курс? И... откуда, вообще, ты про хворобу ту знаешь?

— Вороновы, — Катерина обернулась к сыну, — Илюш, Свету Воронову хорошо помнишь? Помнишь, как она в детстве любила возиться в воде, а потом стала напрочь отказываться?

— Стала бояться раздеваться, да? А лицо, руки?

— Грим. Тяжёлый грим.

— Но недавно же мы у них купались... Все купались. И она тоже...То есть... Вылечилась?!

— По генетическому анализу вероятность на наследственную болезнь у девочки была 0,0008%. И большую долю из тех десятитысячных от процента падало совсем не на болезнь Фирдли. Не повезло. И лечение в младенчестве тоже не помогло: девочка влетела в несчастливые десять процентов. Помогла, недавно помогла — одна гесская травка. Может, слышали — ромащик?

— Ромащик? Это от которого сны?..

— Яркие, светлые, успокаивающие. Родители хотели сделать ей подарок на день рождения, на шестнадцатилетие — чтобы на первый юбилей хоть сны её были... сияющими. Скупили всё, что на Земле было тогда — хватило на месяц. Как оказалось, месячного курса достаточно. Девочка любит теперь раздеваться.

— Я заметил, — буркнул мальчишка.

— Так вот почему ромащик невозможно достать стало: Вороновы до сих пор, наверное, "скупают всё"?

— Да, у них сейчас его... я даже не знаю сколько! Домашний врач посмеивается: уверен ближайшие десять лет, как минимум, девчонке не понадобится, но родителям не до смеха. Мать, до сих пор, как увидит хохочущую голую дочь, — не может сдержаться — плачет.

— А КОМКОН?! Он — что? Для своих не может достать?!

— Вороновы излечение дочери не очень— то и рекламировали. Врачу сказали: сначала изучи всё, убедись, набери материала на диссертацию... А сами... скупали всё, до чего могли дотянуться.

— Но они ж тогда его не продадут! Никому. Ни за какие деньги. Ни порции.

— КОМКОНу, видимо, и не продали.

— КОМКОНу?! И КОМКОН...

— У Вороновых в домашней клинике сейчас восемь человек... Попробуй, отними лекарство у больных...

— А ты?

— А мне они должны.

— Да наплюют они на любые долги!

— На некоторые не наплюёшь. На один — нет, не мне — они как— то плюнули. При мне — прощение вымаливали. И через два года Светка чистым чудом вылечилась.

Дочь замолчала... потом взглянула на мать... потом скосила глаза на брата... Мать чуть заметно качнула ресницами...

— ... А ты? Со Стеховым? — тогда спросила Фаня.

— Знала бы, как мне было страшно, когда рожала тебя...

— Мама, но ты же ни в чём перед ним не виновата! Ты его просто не любила! — почти выкрикнул мальчик. — "Любимая женщина не знает никаких обещаний"!

— И это тоже... этот стих мне читали тоже... И еще:

Если я поклоняюсь ей, считая это своим долгом,

И если она никогда не отвечает на мои приветствия,

Есть ли у меня повод для обид?

Подумать только — XIII век... Не виновата. Не любила. Не обещала. Но, — улыбнулась далёкому воспоминанию женщина, — боюсь, Валерке не хватило всего лишь пары-тройки недель.

— Расскажи! — взмолилась дочка.

— Ну, раз твоего брата уже утомили любящие раздеваться девицы...

— И что с того?! — ощетинился мальчишка. — Мне она не нравится! Ни капельки!

— В твоём возрасте это означает только одно: есть другая, которая... — опять улыбнулась мать, — которая нравится... капельку...

— Илюха... — восторженно выдохнула сестра, — кто она?!

— Уймись, — дочери Катерина Одоевцева покачала головой и положила руки на плечи сына, не дав тому вскочить, — кажется, здесь не безоблачно... Вот и послушайте. Ифка, не всё выболтала. Впрочем, что это я?... Леди Иветта, когда рекламу "Тёмному мёду" выстраивала, была предельно аккуратна. Несколькими намёками взбудоражила Сеть и отстранилась. А дальше само покатилось: что-то прошипела Лина; в ответ на нечаянный вопрос только махнул рукой и покрутил головой Семён; от чего-то сумела отказаться я.

— Ты не позволяла ему целовать даже руки! — закричал мальчишка.

— Слова "даже" — не было, — тихо поправила его сестра.

— Класса до седьмого я его не выделяла среди прочих никак, а потом заметила, что он... как он... и он стал почти неприятен.

А после первого прочтения нашей пьесы, я пожаловалась маме, что во всем представлении мне досталось ровно шестнадцать слов.

" — А твой влюблённый мальчик? — заинтересовалась мама.

" — Стихи он теперь Алинке пишет, — буркнула я.

" — Я не о поэте. О режиссёре вашем.

" — Сказал, что со сцены меня не отпустит.

" — Что же на ней ты с теми шестнадцатью словами почти час делать— то будешь?

" — Он сказал: что обычно — не смотреть на него. А он — будет.

" — Смотреть на тебя?! — зашлась абсолютно непонятным мне, по тогдашнему возрасту восторгом мама. — Какой, оказывается, это опасный молодой человек...

— Не понимаю, — пробормотал мальчишка, высвободившись из материнских рук.

— Я тоже ничего не поняла, когда оказалось, что дистанция между разрешением час смотреть на себя влюблёнными глазами, до поцелуев взахлёб даже не два шага. И не шаг даже. Нет её вообще. Достаточно было однажды оказаться случайно наедине в гримёрной...

— Случайно, мама? — поводила себе пальцами по губам девчонка.

— Теперь уж и не знаю. Поначалу я себя убеждала, что да. А потом не нашла ни единого факта, что кто-то подстроил: он ли, я сама, или Крокодил с Ифкой...

— А их ты спрашивала?

— Отказываются. Улыбаются и отказываются. Отказываются, но улыбаются! И понимай, как хочешь, — разгладила себе лоб женщина. — А руки себе целовать я ему не позволяла, в самом деле. Он несколько раз тянулся — вырывала, ругалась, грозилась.

— Мама, почему?

" — Ну, почему?! — спросил он.

" — Сейчас поймешь, — ответила я и наклонилась к его ладоням... Когда я опять посмотрела на него, он был белым, как... Как когда я просила его простить меня и вернуться к классу. Но в прошлый раз мне было неуютно и всё, а на этот... В голове стояло только одно: "Как же он любит меня".

— И ты...

— Девчонка ещё была — удержалась.

— А он?

— А он и не понял, — пожала плечами женщина, — мальчишка.

— Что не понял? — не понял мальчишка.

— Что мог тогда целовать всё — и губы, и руки, и всё остальное.

— Почему?!

— Потому что любил. Просто потому что любил, — ответила старшая сестра.

— А как он понравился моей маме! Особенно, когда пообещал, что в следующем году поставит "Ромео и Джульетту", со мной — Джульеттой.

"— Линка для меня и ноты не напишет! — закричала я.

"— Ага, она мне так и сказала, — спокойно так ответил он, — но Тоха пообещал, что они её уболтают... — и так же убеждённо добавил: — И с тобою мы выиграем всё. Всю Вселенную!

"— А Катя сможет? — улыбнулась ему мама. — Со Вселенной?

"— Катерина может всё. Кать, изобрази витязя на распутье перед камнем! Чтоб на коне и с копьём!

Господи, тогда, рядом с ним я могла всё, мама только в ладоши захлопала.

"— А теперь тот камень!

Рядом, на столике лежала какая-то бумага, у маминого мольберта — кисточки, краски, я быстро нарисовала нечто вроде трех иероглифов, налепила себе на лоб и села в позу лотоса!

"— А теперь ворону на том камне!

Я хлопнула его по плечам, он послушно сел, я взгромоздилась ему плечи и во все горло крикнула: "КАРРРРР!!!"

Но тут каникулы. Мы с ним, как обычно, как ещё полкласса, разъехались по своим вторым родителям, он — к матери, я — к отцу. На Крит. В Никозию. Вот туда приглашения из мастерских ко мне и пришли. Нью-Йорк, Кёльн, Москва... Ваш дед сразу сообщил обо всём вашей бабушке, она приехала, и вдвоём они меня... они меня уболтали.

— Ты закрылась от него... Ни разу не связалась с ним... Ни слова... Несколько лет...

— Родители запретили.

— И ты послушалась?!

— Его мать... "И на три года, девка!... Иначе... Иначе прокляну". А его отец потом еще раз связался со мной и попросил: "Пожалей ты его... Ему теперь выживать придётся, понимаешь — выживать...

А я в Щепкинском училище, уже к концу первого семестра, в присутствии их гения, твоего, Фань, отца, закатила истерику: через ваши четыре года мне только бабу-Ягу останется играть, а Валерка уже к весне обещал Джульетту!

Директрисса аж задохнулась:

"— Да ты сейчас ноль! Хочешь играться в детских спектаклях — скатертью дорога! Для них лицензия тебе не понадобится!

А Иннокентий посмотрел на меня внимательно. Первый раз посмотрел:

"— Девочка, значит, ты полагаешь, что Джульетту уже бы смогла?

"— И её! И что угодно! Хотите витязя на распутье?! А камень перед ним?! А ворону на том камне?..

Каркнула я, взлетев ему на плечи.

— Мама, но всюду написано... но ты же...

— Да. В училище за все их три с половиной года я не пропустила ни одного занятия. Потому что гениальный режиссёр Иннокентий Брага сказал:

" — Девочка, человеку спать необходимо. Четыре часа в сутки. Я смогу сдвинуть всё в ночь. Выдержишь?

Я кивнула.

И директриса спорить не стала. Только буркнула:

"— До первого опоздания! До первого зевка на семинарах!

Этого удовольствия я им не доставила тоже.

Как потом узнала... Сценка с моим целованием рук... Врачи очень настаивали, чтобы Валерке заблокировали память на этот эпизод. Он отказался. Они ему объяснили, что он сильно рискует. "Сильнее боли нет, чем вспоминать минуты счастья в годину тоски"

"— Я выдержу, — ответил он. — Мне — надо.

"— Тебе будет действительно больно. Очень. Проверено.

"— Зато хоть какой-то толк, может, соберётся со всего этого дерьма!

" — Мальчик, ты что — считаешь себя поэтом?

" — Нет, режиссером.

Мать настаивала на блокировке, но его решение поддержал отец.

Как помнишь, сын, с Джульеттой я выиграла вселенную — получила первый статус. За музыку к постановке композитор получил статус тоже. Помнится, у Аркадия Серова он стал третьим. А Лине из— за ещё одной "попсы" не пришлось больше откладывать свой опус N6. За полгода она его, Трагическую симфонию, то есть — дописала. Главную тему из которой теперь знают все: на ней, как-никак, вселенский статус заработан тоже...

— Теперь? Саундтрек к прошлому фильму Стехова?

— Да.

Молчать Одоевцева умела бесконечно. Сейчас пауза длилась всего пару минут:

— ...А ещё, благодаря Валерке, я уже не гадала: "Да как он смеет?! А я... Что со мной-то?!" Я уже знала: это любовь. Не испугалась любви я с твоим, дочь, отцом. Да и с твоим, сын.

И опять долгая пауза...

— Виновата ли я? — нет! Я Валерке ничего не обещала. Не успела, — хмыкнула женщина. — Нет, не виновата. Но осталась должна, — и успокаивающе улыбнулась мальчику. — Была должна.

— "Была"? — переспросила дочь.

— Тридцать лет назад я "была для него всем". Три года назад я ему и отдала — "всё". Квиты.

— Но на нас же, — сестра потянулась к брату, и он, тоже вытянувшись, взял её за руку, — ничего на нас, вроде, из-за него не повисло? Никаких проклятий.

— А не потому ли, — Катерина опять была в своём "нигде", в таком любимом её детьми "нигде", в таком ласковом, таком уютном... — не потому ли, что расплатиться с ним, обязательно расплатиться с Валеркой, я решила ещё тогда. Когда ходила тобой, — она чуть вздохнула и вдруг тряханула головой — так что волосы, разметавшись, укрыли её лицо... Она ладонями развела их. — Но как легко, наконец-то, теперь мне будет рожать...

— Мама! — ужаснулась дочка, — от кого?!

— Не знаю, дочь, — улыбнулась из нигде Екатерина Одоевцева, — Наверное, его я ещё не знаю.

15. Игра вероятностей

— Рыцарь Богини, прими мою верность!

Новичков было пятеро. Две группы: трое парней — два мечника(Месх и Дар) и стрелок(Тэп) (третий— четвертый уровни), и девушка с парнем, Транз — мечник(седьмой уровень) и Гара — магиня земли (тоже седьмого уровня) и травница (пятого).

В Долину обе компании выбрались почти сразу друг за другом, незадолго до полудня. И, ориентируясь на диковинного цвета дым от костра, подошли к лагерю. Их встретили. Накормили ушицей.

"— Это ж жемчужная форель?! — поразилась травница.

"— Ага, — почти равнодушно согласилась гейша. Ну, почти совсем равнодушно...

— Нам маскироваться или наоборот? — накануне вечером попросила Мара совета у остальных.

— Кроме мбада, райтов и гракххов есть ещё восемь кланов, — буркнула Эфа, — кому из них загорится здесь пошарить — не угадаешь.

— И не угадаешь — как, — поддержал её Симон, — парой разведчиков— диверсантов? боевой группой? войском?

— То есть выставлять караулы?

— Ага, — хмыкнул Фрей, — девять человек на всю долину... Которую мы не знаем.

— Восемь, — сразу отказался Амадей, — я одновременно бдеть и мыслить не умею. Да и неодновременно — тоже. Не буду думать — ночью засну.

— То есть надо прятаться?

— Вы шли к Рыцарю, — опять подал голос шут, — И мы шли к нему. И всё? Больше никто?

— Нет, — поддержал его недосказанное предположение Амадей, — я очень надеюсь, что — нет. Завтра— послезавтра будут ещё... Возможно даже сегодня ночью. И если мы спрячемся — могут повернуть назад.

— Так делать— то что? — попробовала добиться определённости Мара.

— Да делай, что хочешь — всё равно пожалеешь, — засмеялся шут.

— "За" и "против" уравновешивают друг друга, — опять согласился с ним стратег, — значит, интуичь. Ты — старшая, решай.

Мара поначалу растерялась, но заметив ухмылку Эфы, сжала зубки, вслушалась в себя и решилась:

— Разжигаем костёр. Эфа — подкрасишь пламя. А поутру — дым. Сумеешь?

Симон, почему— то хмыкнул, мальчишки, "змееныши Эфы", заулыбались. А сама чародейка, недоумённо взглянула на алхимика, пожала плечиками, но смолчала.

Неприятные новости были тоже. Поутру Фрей выпросил у наивного блейковского аватара вилочницу ("Эх, — поморщился Блейк, — прошлый не отдал бы!" ), сблатовал Вэса ("Ты же слышал, искушал он мечника: — лабиринт несложный! Мы далеко не полезем. Пока эти сони дрыхнут, обшмаляем парочку коридоров и вернёмся! Чего там — первый уровень!"), и они полезли в пещеру "за сокровищами".

Пока остальные "сони" просыпались, пока хватились, пока дожидались, пока переругивались, пока решались, прошло почти два часа. Хорошо хоть у деятельного бездельника Фрея хватило ума оставлять за собой светящиеся метки...

В лабиринте вилочница предупредила парней о паре простеньких ловушек, но... Но тем самым состоялся факт использования артефакта четвёртого уровня, сработала автобалансировка, и, в конце концов, спасательной группе из четырёх воинов и одной волшебницы пришлось отбивать загнанных в тупик искателей приключений от стаи пестрых тушканоидов.

Эти шустрые попрыгунчики особо под мечи не лезли — да попробуй ещё достать тяжёлой железякой наглую мелочь пузатую! — они скакали по полу, по стенам, — едва ли не по потолку! — и плевались ядом. Яд тоже, вроде бы, не был особо опасен... Не смертельно опасен... Если одна порция, и если не в глаза, и если вовремя подлечиться. Но у Вэса уже горели два пятна на левой щеке, одно — на лбу, а Фрей, хоть стоял вторым, умудрился подставиться обеими кистями. Достать же аптечку, промыть пораженное место, наложить слой мази, забинтовать — времени не было! На прорыв идти — точно глаз лишиться... Ждали подмоги. Дождались. Эфа выжгла большую часть стаи, остальные разбежались. Фрей получил от неё затрещину, Вэс не успел — благополучно потерял сознание сам.

Впрочем, Фрей в конце пути активной силой тоже не был — Эфа откровенно волокла его на себе. И тут опять сработала автобалансировка — теперь под её огненное заклинание: когда уже виден был выход, из— за поворота последней развилки выскочил пещерный носорог и, как маленький бронепоезд, попёр на них. Эфа оттолкнула шута (тот послушно свалился на пол), кастанула, но её фаербол только опалил шкуру зверя и добавил ему ярости.

Хорошо, что она запретила Джеду участвовать в транспортировке тел, руки его забиты не были, лук наготове, и он, помянув для верности Богиню, загнал две заговоренные Симоном стрелы в оба глаза пещерного толстокожего. Судя по тому, что стрелы вошли в уродливую голову чуть ли не по оперение, до мозга твари они достать должны бы. Но, видно, мозгов тех было совсем чуть-чуть — носорог пробежал ещё почти с десяток метров и свалился только у самых ног Эфы... Тут, на свою беду, попытался подняться Фрей. Нет, ребро, как он жаловался, она ему ногой не сломала, но синячище вышел знатный.

Мара, когда они выбрались из пещеры, как раз встречала пару мечник— травница, и у травницы сразу появился повод показать себя. Она не разочаровала. Правда, её спутник начал поглядывать на происходящее с некоторым замешательством...

И, когда Блейк объявил о своём присутствии, сразу после присяги, поднявшись с колена, он хмуро произнёс:

— Рыцарь, но так же нельзя!

— Как — нельзя? — хмуро переспросил Блейк: богиня ждёт, а ему опять надо заниматься проблемами пришлых!

— Без охраны лагеря — нельзя! Без проверки приходящих — нельзя! К примеру, что если я дождусь, когда ты повернёшься ко мне спиной, и брошу в тебя отравленный кинжал?! А после перерегистрации пойду к гракххам. Как ты думаешь, сколько золота они отсыплют мне за тебя? — он тряхнул головой и продолжил: — А мбада? Они же уже вот— вот подойдут...

— Не "вот— вот", а послезавтра, не ранее чем к обеду, — возразил ему Амадей. — И будет их не более двух дюжин. А нас уже восемнадцать.

"Возразить— то он возразил, — вдруг понял Блейк, — но он с ним согласен".

— У них будет две дюжины воинов, а сколько воинов здесь? — новичок чуть поколебался и поправился: — Сколько воинов у нас?

Амадей не успел ответить, его прервали:

— Подожди, он только что очень интересно рассказал про кинжал в спину... — усмехнулась воровка. — Рыцарь?

— Да?

— Выслушай Симона...

Блейк не стал колебаться: сам назначил, теперь принимай:

— Симон?

— Назначенная старшая, — он чуть поклонился в сторону Мары, — вчера дала мне указание подумать над этой задачкой...

Амадей с откровенным удивлением оглядел девчонку. Она не выдержала, улыбнулась — смущённо, победно.

— ... И по-моему, я решил её.

"Неужели от них действительно будет толк? — про себя удивился и Блейк. — И они действительно будут не проблемой, а решением?!"

— Жезл, рыцарь. Жезл, алтарь и кровь. Правда, боюсь, необходима будет именно твоя кровь.

"В любом случае еще несколько капель крови Ей не помешают. И не будем умножать сущности, обряды — тоже ..."

— Тогда твои ножи, Мара! — потребовал он у воровки и кивнул новичкам, — Идемте.

Подвёл их к жертвеннику. За ночь тот не изменился.

"А ты чего ждал? — хмыкнул на себя Блейк. — Или... Или стало меньше тонких трещинок? Что ж мне их пересчитывать каждый раз, что ли?"

Он снял с перевязи за спиной жезлы, смотал с них ткань, оглядел. За ночь не изменились и они. По-прежнему один был серым и пустым, второй...

"Эх, будь со мной прошлый аватар, можно б было стребовать с него справку, изменился ли узор. Да и трещинки бы он посчитал сам, без напоминаний... Ему надо дать имя... Прошлый... Проша? Прокл? Флор! Он будет Флором, — Блейд отставил жезл и вытянул над плитой руку:

— Мара, исполняй.

Мара глубоко вдохнула, выдохнула, улыбнулась... Блейк искоса взглянул на остальных своих принятых — они улыбались тоже. Даже гадючка Эфа — откинулась на Якуба, запрокинула голову — и улыбалась. Улыбался даже вечно брюзгливый стратег — все они ждали. Ждали света.

"Она же богиня боя, богиня смертей — чего же светлого хотят все они найти в Её знаке?!"

Но когда Блейк сбрасывал с ладони капли крови — улыбнулся тоже:

"Эй, привет!.."

Вновь прибывшие были аккуратны, послушны и насторожены...

Вскоре шесть капелек крови крохотной гроздью рассыпались по жертвенной чаше. А когда, растерев их по стенкам, Блейк бросил жезл на плиту, неожиданно для него, — неожиданно, наверное, и для себя! — запел Фрей.

"Надо же, — удивился Блейк, — а у него есть голос... И хороший голос, необычный, гордый, сильный... И... и словно другой человек поёт — вот такой же, как голос — необычный, гордый сильный..."

Кажется, Богине пение шута понравилось тоже. По крайней мере, жезл вспыхнул сразу, как только он замолчал. И пламя было чистым, радостным...

— А-а-а!.. — не выдержала и закричала, и затанцевала на месте Лана. Эфа кричать не стала, она перегнулась и потянулась губами к своему парню — тот не колебался!

— Черт возьми, — растерянно пробормотал Амадей, — как же оно действует-то?

А Мара умными глупостями не заморачивалась — она обернулась к замершей пятерке:

— Богиня приняла вас!

Пока те приходили в себя, Блейк упаковал жезлы, взглядом нашёл свой рюкзак, подошёл, поднял его, надел...

— Рыцарь!... — опомнился Трэнз, — Мы же не договорили!

— Меня ждёт Богиня.

— А мбада не ждут! Они уже идут сюда!

— Мара, — улыбнулся Блейд и обернулся к своей назначенной старшей.

— Рыцарь?

— Объясни воину, что решение этой проблемы — он сам. Назначь его главнокомандующим.

— А ты уходишь?! — в её голосе было почти отчаяние.

Блейк не выдержал, объяснился:

— Я недалеко — вон к той пещере.

— В логово тигрозавров?! Зачем?

— Перед логовом на площадке наверняка есть второе капище — той, рыжей. А в пещере — лабиринт и тоже храм. Храм моей Богини. И Её алтарь.

— Да уж... — удивилась собственной слепоте Глоса, — с вероятностью в девяносто процентов, — хмыкнула она, предвосхитив, передразнив следующую реплику Блейка.

Но он не принял шутки:

— Больше, — серьёзно сказал он. — Интуиция выше расчетов. Храм — там.

— Кого оставишь здесь, кто пойдет с нами? — продолжила расспросы она.

Оставаться без него водительница не собиралась — это ясно. А ведь он не собирался никого брать с собой! Вот же морока...

— С нами Симон и... — кто тут будет наименее полезен? — И Лана. Придём, — Блейк кивнул алхимику, — наведете порядок. На вас будет внешнее капище.

— А я? — попросился Фрей. — Можно мне тоже?

Ещё пятнадцать минут назад Блейк и спорить с шутом бы не стал: отказал бы да и всё. Но когда у человека такой голос...

— Тебя же ещё шатает!

— Пару километров проковыляю. Рыцарь, дозволь?..

— А я не "ковылять" буду — бежать.

— У меня стимуляторы есть — подлечу, — заступилась за певца травница, — На выйти — хватит, а по дороге поклюёт брусничку. Пока доберётесь — восстановится.

— Блейк... — видно Галину Осиповну пение шута впечатлило тоже.

— Собирайся! — сдался Блейк. — Но тоже останешься на площадке — в пещеру я тебя не возьму.

Фрей поднялся, оглянулся на Эфу, потёр ребра и промолчал. А Лана с Симоном уже стояли рядом, на каждом — походный рюкзак, в руках — посохи.

— Рыцарь, — набычившись опять выступил вперед Трэнз.

— Да? — сжал зубы Блейк.

— Рыцарь, ты собрал отряд, — упрямо выговорил мечник, — твоё право! Решаешь — ты! Но я твой... — он хотел сказать "главнокомандующий", но вдруг понял, что назначения— то он ещё не получил!...

— Трэнз! — вмешалась Маринка, её голос был ясным и звонким, в её голосе вдруг зазвучала власть, — Властью, данной мне Рыцарем Светлой Богини, я назначаю тебя, — и она вдруг замолчала тоже, ей отчаянно не хотелось озвучивать скучный земной термин...

— Бароном стражи... — закашлявшись, подсказал ей шут.

— ... Я назначаю тебя бароном стражи!

Трэнз левой рукой отщёлкнул сбоку застёжку, двуручный меч заскользил по спине вниз, но он подхватил его у гарды, крутанул — ножны послушно опали к ногам, перехватил меч обеими руками и всадил лезвие в почву.

— Принято! Я — твой барон стражи, Рыцарь.

— Да, — пришлось согласиться Блейку.

— А значит, ты должен... тебе следует... тебе будет полезно принять мою консультацию, мой совет, узнать моё мнение!

"И опять он прав... Вот морока!"

— И каково твоё мнение?

И вдруг перехватил улыбку подруги мечника: "А ей— то чего здесь потешного?"

— Моё мнение, что ты... — и он вдруг улыбнулся тоже, улыбнулся открыто и ясно, улыбнулся, как поставил смайлик после незамысловатой необидной шутки: — ты сделал правильный выбор! — и, оставив меч торчать в земле, сделал шаг к Блейку, протянул руку.

Рядом засмеялась Лана, и Блейк услышал, как хохотнула Глоса, он увидел, как расплылись в улыбках остальные, толпившиеся рядом, и едва ли не помимо воли, тоже — протянул руку и сделал шаг вперёд. Их ладони встретились. И тут же сверху по ним шлёпнула ладошка гейши и... и как цепная реакция... Доковылял даже шут. Морщась на себя, не удержался, подошёл даже стратег... Последним — Джеду и парню из вновь прибывших, Дару — пришлось уже с хохотом закидывать руки вверх! Ну, а самой последней оказалась Эфа. Ей уже не хватало места в общем кругу, но Якуб отставил левую руку, и огненная колдунья, используя её, как стремя, резким прыжком вскочила, села ему на плечи и хлопнула своей ладонью сверху! И не удержавшись, едва не свалилась... Якуб успел перехватить её, но под общий смех клубок распался.

— Рыцарь, не беспокойся, — провожал его Транз, — мы справимся. Карта Долины у меня есть, и...

— Откуда?

— Из библиотеки... — не понял вопроса воин.

— С какого уровня?

— С пятого...

— А-а... — только и протянул Блейк.

— Но-о... — тут уж в некотором смущении потянул гласную Транз.

— Что?

— Нельзя ли, — обратился к Глосе воин: — поиспользовать твоих зверей? Видишь ли, есть две тропы... Для отряда — пешего или, тем более, конного, они, можно считать, непроходимы, а вот для какой-нибудь парочки ниндзя...

— Только под разведку. Только чтоб дать знать... — сразу выдвинула ограничение водительница.

— Да хватит! В случае чего — там парой... ну двумя парами стрел дело и кончится, но отвлекать людей уж больно не хочется.

— Показывай, где?

— Вот, — выдернул из кармана свиток и развернул его Транз. — И вот...

Даже на раскрывшейся трехмерной модели — "тропки" были бы неразличимы, если бы не были заботливо прочерчены чуть светящееся краской...

— Поняла. Минут через пятнадцать пути будут под контролем.

— А это что?

— Тропа тигрозавров. Я чуть позже сам туда пойду. Её и твою тропу надо засигнализировать наиболее тщательно.

— Тогда всё? — стараясь не показывать нетерпения, спросил Блейк.

— Последнее: придёте — дайте сигнал. У кого-нибудь, у тебя стандартный набор дымов есть?

— У меня, — улыбнулся Симон.

"Вот дура!" — ругнулась на себя Маринка.

— Тогда — всё! — улыбнулся воин.

"Где ж он такого художника для своего аватара нашёл, — позавидовал Блейк, — а может сам?"

И заметил взгляд, искоса брошенный на травницу его подругой.

"Она?"

"Ага", — молча подтвердила Галина Осиповна.

"Ты её знаешь?!"

"Кажется, да".

Травница, кажется, разобрала их переглядку, и еле заметно поморщилась.

"Она", — понял Блейк.

— Следом за вами пойдёт -!???????????!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! — — — — —

— В добрый путь, — пожелала девушка.

— И удачи! — пожелал её парень.

— И вам, — откликнулся Блейк, отвернулся и повёл отряд к дальней пещере.

— Зачем вам это-то? Вот не понимаю: вам-то к чему всё это средневековье?! Ладно ещё коневодство: чем бы детишки ваши умненькие ни тешились, лишь бы не разбежались! Но коровы... Вы что, в ковбоев решили поиграться?!

— В средние века ковбоев не водилось, — засмеялась молодая светловолосая женщина, представив группку рыцарей в доспехах и копьями, гарцующих вокруг огромного стада...

— Да я в курсе! — отмахнулся мужчина. Он понял, что её развеселило, но отвлечь себя смехом не позволил: — Но тогда зачем?!

Блондинка повернулась к рыжей, однако, та лишь чуть заметно пожала плечами. Она видела, как подруга уже с четверть часа подводила мужчину к этому вопросу. "Теперь уж делай, что хочешь", — улыбнулась она. И вместо ответа скапризничала:

— А чая мне нальют?

"И эта тоже... — проворчал про себя хозяин квартиры, — Да всё равно, никуда вы не денетесь — ответите!"

Он встал, пошёл к бару.

— У меня сейчас только зелёный, местный, гьекуро, второй сбор этого года.

— Пойдёт, — улыбнулась рыжая, узнав любимый чай подруги. Но всё-таки спросила: — Откуда?

— С западного склона Кордитиер. Восьмая плантация Маргаретты.

И опять рыжая не сдержала улыбки: "Вот выдрессировала!" Когда они сюда пришли в первый раз, хозяин различал чаи только по цвету, и перед их приходом закупился тем, что в ближайшем магазинчике обозначалось "чёрным, высшим сортом". Ну и, помнится, он, на всякий случай, приобрел ещё и пачку "зелёного с жасмином".

Мария любила бывать здесь. Андрей относился к тому типу мужчин, что помешаны на аккуратности, и дом его был таким же — немного сумасшедшим: слишком сверкающий пол, слишком подобранная, слишком экономная цветовая гамма интерьера, мебели... да и мебель была... уж слишком расставленной! Иногда казалось, что чуть стоит сдвинуть кресло, и нарвёшься на скандал хозяина... Но сдвигать не хотелось — уж больно уютно всё получилось.

И такая вот мелочишка: перейдя совсем на другие сорта чая, хозяин, без подсказки и не поморщившись, купил совсем другую посуду...

Кстати, восьмая плантация у Маргаретты была самой высокогорной.

За чаем Андрей от вопросов воздержался, после ещё вымыл посуду...

Мария несколько раз пробовала предложить свои услуги. Первый раз её предложение приняли. Но потом возник настоящий китайский фарфор, и хозяин кратко ответил:

— Нет.

У Танюшки на лице при этом появилось настолько отсутствующее выражение, что Машенька, как только мужчина отлучился, поинтересовалась:

— Что так?

— Ну, когда привёз, и в первый раз откушали, пошли мыть. Он говорит: "Осторожнее!" Раз сказал, второй... Тогда я тремя предметиками слегка пожонглировала... Да чего ты хихикаешь! Не упал он в обморок, не упал...

— А теперь рассказывайте!

— Тебе который вариант?

— Начни с первого.

— Пожалуйста, — и Таня с механической интонацией продекламировала: — "Правлению Сообщества "Даяна". В связи повторяющимися случаями аллергентных реакций на доставляемое мясо, "Комиссия по наблюдению за соблюдением базовых прав человека" настоятельно рекомендует ввести в эксплуатацию животноводческие фермы для получения спокойных видов мясных продуктов: из мяса молодых бычков, баранины и крольчатины".

— Подожди! Какие ещё повторяющиеся?! Их всего за всю историю было два. Лет пять назад и недавно — второй. Статистически — абсолютно как на Земле... Ну, конечно, отравления местной живностью не в счёт...

— "Второй" и "повторный" — это синонимы.

— Не синонимы — "повторный" и "повторяющийся"!

— Ну что ты придираешься! Они вот не стали, — и блондинка опять перешла на машинную дикцию: — "Правление, согласившись с рекомендацией Комиссии, даёт указание Техотделу Сообщества выделить шесть участков земли под фермы и оплатить соответствующее количество лицензий".

— Ещё бы! Свободных площадей здесь — немерено, а деликатесное мясо в любимом кабачке.... Да и лишние людишки тоже не помешают, — он пожал плечами. — Их понять просто. Но это же вы, КОМКОН, никаких лишних сюда не пускаете! Только за сумасшедшие деньги! Геймеры платят Даяне, прочие — за лицензию официалам! Да Даяна сама эти лицензии в большинстве своём и оплачивает. Как оплатила этих ваших фермеров.

— Их — не за дорого.

— И опять тот же вопрос: почему?

Больше на Машу Татьяна не смотрела, она ответила:

— Было принято решение обеспечить Гессу возможностью продовольственной самодостаточности.

— Зачем?! Да и... Шесть ферм не снабдят мясом полмиллиона человек!

— Андрей... Ты невнимателен.

— Внимателен я за клавитуарой.

— И ты это словечко подцепил...

— Да "виртуальная клавиатура"... это больше на скороговорку похоже, пока выговоришь, забудешь, о чём сказать хотел... — он чуть качнул головой, — Понял: вы обеспечиваете не самодостаточностью, а только возможностью самодостаточности... Вы чего-то боитесь?

— Напомни себе, — вмешалась Мария, — какая у тебя официальная форма допуска?

— Первая. А какое отношение коровники имеют к системе безопасности?

— Андрей...

— Значит, боитесь...

— И уж пока не забыла: ты соответственно вводишь в систему Даяны новых персонажей — вольных фермеров.

— Должно быть решение правления.

— Будет.

— И не собьёте вы меня своими увёртками — всё-таки что?

— Проблема лежит на поверхности, — проговорила Татьяна, — И ты до неё додумаешься. Стоит тебе начать... Догадываются многие. Вон Машенька — в семнадцать лет.

— Так "спасать мир" — это серьёзно?!

— Странники... Что ты знаешь о Странниках?

— Странники? — переспросил он и не стал пороть чушь про "скрытую угрозу" или про некое возможное "вторжении титанов", он начал размышлять: — Предшественники. Звёздная цивилизация, внезапно рухнувшая лет за семьсот— девятьсот до нашего выхода в космос. Есть гипотеза, что они как— то ушли в другую галактику или, вообще, в другую вселенную, в другое измерение... Или не ушли, а вернулись откуда когда— то пришли к нам... потому что в нашей вселенной их движители принципиально работать не могут, так как то, что нуль— физики называют несущей частотой, у них не соответствует коэффициенту пространственной прозрачности... — он облизал губы, — или... или больше не соответствует...

— И это произошло около тысячи лет назад. И никто не знает, почему. И никто не знает, когда коэффициент пространственной прозрачности вдруг изменится следующий раз.

— И не просто изменится — а прыгнет в другой диапазон

— А прошлый раз, как ты помнишь, мы на резонанс вышли случайно, в результате неудачного эксперимента. А в результате другого неудачного эксперимента была потеряна целая планета...

— Помнишь: с Радуги сумели вывезти только детей...

— Вся наша физика рухнет. По осторожным оценкам лет на сто — сто пятьдесят...

— И вся пространственная электроника и вся наша бесплатная пространственная энергетика...

— И все межзвёздные перевозки, вся межзвёздная торговля, вся межзвёздная связь...

— Поэтому пространственная электроника широко, как могла бы, не внедряется, а энергетика повсеместно дублируется.

— Поэтому все работы, все эксперименты в пространственной физике жёстко регламентируются.

— И поэтому давным— давно все крупные колонии устраиваются с возможностью перехода на самообеспечивание. А крупной считается колония, население которой достигло полумиллиона человек. Гесса перешла порог три месяца назад.

Мужчина только переводил взгляд с одной на другую.

— Но это же действительно лежит на поверхности! Почему никто не догадывается?! — он невольно оглянулся на рыженькую безопасницу и поправился: — Почему раньше не догадался я?

— Сопротивление эгрегора.

— Не верю я ни в какие эгрегоры!

— Им это безразлично, — улыбнулась безопасница беленькая.

— И всё-таки?

— Хочешь классический пример?

— Ну?

— Двадцатый век. СССР. Государство, построенное на принципах "марксизма— ленинизма".

Мария с удовольствием опять перехватила реплику — ей нравилось время от времени поддразнивать подругу:

— Господа Маркс и Энгельс сформулировали: экономика общества — это его базис, а всякие там культуры, философии, идеологии — лишь надстройка, организующая производственные отношения. Развитие общества есть развитие его производительных сил. Когда производственные отношения начинают тормозить или того хуже — блокировать развитие производительных сил — происходит революция, которая меняет производственные отношения.

Она перевела дыхание, и Таня, воспользовалась паузой:

— Товарищ Ленин был больше практиком, и он в своих работах пояснил, как эта самая революция практически случается: в стране с наибольшими противоречиями возникает революционная ситуация, при которой верхи не могут управлять по старому, а низы не могут по старому жить, резко падает уровень жизни и также резко возрастает революционная активность масс. В полном соответствии с его работами произошла Великая Пролетарская социалистическая революция. Но Ленин предупреждал, что в капиталистическом окружении победа будет за тем строем, у которого будет выше производительность труда.

— Практически всё население страны было обязано чуть ли не наизусть знать эти тезисы...

— И что?

— Да производительность труда в СССР всегда значительно отставала от производительности капиталистического окружения.

— Знаю. Советский Союз и рухнул, — улыбнулся Андрей. — Выходит, в полном соответствии с теорией товарища.

— Правильно. Было всё: и обнищание народных масс, и неспособность правящей элиты по— старому управлять. Было всё. И всё прогнозируемо. Для всех. Даже тогда, в двадцатом веке. Для всех, кроме населения СССР. В котором никто не сделал этого простого вывода из заученной наизусть теории.

— Ладно, не будем говорить за всех, — улыбнулась рыжая, — может, единицы и находились, а остальные... Остальных глушил эгрегор.

— И всё с ним так плохо?

— Почему — всё? — качнула головой Маша. — Эгрегор стабилизирует общество. К примеру, поддерживает общепринятую мораль. Почему в новых колониях выше преступность?

— Да нет... Известно же: новые колонии — это плановый сброс пассионариев, людей, не уживающихся на старых землях, не уживающихся среди добропорядочных обывателей, соответственно, априори, с завышенной самооценкой и никакой социабельностью — то есть более склонных к неадекватным поступкам...

— Не без этого, конечно... Вот только... Уровень преступность со временем неизбежно возвращается почти точно к среднегалактическим значениям.

— Тоже понятно. Бунтари, хулиганы, бандиты, психи — одни вырастают, других изолируют, третьих сами местные пассионарии сообща под шумок закапывают под местными ёлками.

— Можно объяснить и так, вот только снижается преступность не постепенно — один женился, другого закопали, а... ну, сначала, конечно, именно так: плавно и медленно, очень медленно, а потом скачком — раз! — и всё. И уже всё как у всех. Плюс— минус маленькие процентики. И уже вместо: "мой дом — моя вооруженная крепость", с решётками на окнах и армейским бластером на чердаке — цветники вдоль улиц и записка на дверях: "Мама, ключ под ковриком". Эгрегор сформировался.

— И КОМКОН, по— тихому, выводит из колонии свою боевую часть... Ту, которая называется "Бригада по соблюдению базовых прав граждан". Потому что граждане перестают обращаться за помощью к нейтральному КОМКОНу, а предпочитают идти к своему шерифу или в свой суд, к своим присяжным заседателям. Чтобы судили их по местным законам, а больше — по местным обычаям, — Мария подняла пальчик и, продирижировав им, продекламировала: — которые поддерживаются местным эгрегором...

— Так это ты с подсказки этого самого "местного эгрегора" изобразила из себя виртуальную богиню?

Таня засмеялась, а Машенька смущенно затеребила кончик рыжей пряди:

— Не поверишь: случайно всё вышло: просто хотела поболтать с Жилиной да посмотреть на её нового парня, который столько шороха навел... Подхожу, смотрю: оба голые, она бочком к нему пристроилась — спит, у него тоже глаза уже почти не смотрят. А эльэли так разят, что и мне к ним в палатку захотелось... Ну, я от греха подальше... потопала себе... мимо...

— "Она шла — босиком по колючкам саванны, она голыми руками черношим обломила"

— Акролловые носочки прозрачные и такие же перчатки.

— "И следа после неё не оставалось!"

— Ходить уметь надо, чтобы траву не мять. Галка — следопыт, сама на охоте так ходит.

— "Бабочки..."

— Ой, ну уж капельку феромоновую на себя любимую... что мне жалко?

Андрей ухмыльнулся:

— Капельку? Для непринужденности в разговоре с парнем Жилиной?

— Совсем деушку скромную засмущал, — закрылась рыжая волосами...

— Эй, — не выдержала Таня, — ты здесь не там! Космами— то не крути...

— Эх— х— х, — тряханула головой Мария и перебросила волосы за плечи, — Пойду я от вас, грозных... — она вздохнула, встала, — А как поживает мой храм?

— Вот, — заворчал Андрей, помимо воли следя, как непослушные рыжие кудряшки опять полезли на лицо безопасницы, — вам — "случайно", а мне аврал. Хорошо ещё, что вторая площадка была, а то бы....

— Ой, вот только не надо прибедняться, — качнула головой Машка, и отвела волосы с глаз, но они опять, опять выскользнули, скользнули, заскользили... Опять налезая на лицо, на глаза... — Знаем мы ваши авралы — могучее шаманство "контрол— a"— "контрол— c" — "контрол— v": "выделить все" — "скопировать" — "вставить"...

— Машка! — повысила голос блондинка, и бросила копну своих золотистых волос в лицо парня, — Вон!

— Готово там всё, — засмеялся мужчина рыжей и за волосы потянул к себе блондинку.

— Эх— х— х, — опять вздохнула рыжая, — опять я лишняя.

Отвернулась и потихоньку пошла к выходу.

Таня потянулась к свечкам на столике у изголовья, чтобы задуть их. Огоньки затрепетали, дымки изогнулись, тени заволновались... Перед сном она всегда всё гасила или всё выключала, или хотя бы опускала все шторы — любила спать в темноте. В полной. Разве что свет здешних звёзд да марево земной луны не мешали ей. "Ещё — и Земли. На Луне", — как— то улыбнулась она.

Но он за плечи придержал её:

— Не засыпай, я поговорить хочу.

— Чего?

— Работа, авралы, планы, отчёты, всё набегу, всё на пару минут, всё в суете... Я просто соскучился.

— Правда? Как интересно...

Она отодвинулась, села, повернулась к нему. Отблески свечей заиграли в её волосах, а тени — укрыли лицо, но ему хватало.

Андрей сел тоже, приладил к спинке кровати подушку, откинулся на неё, и тут же положил её руку на колено. Пробормотал:

— И это тоже.

— Что?

— Слишком много кругом виртуальностей, а ты — вот, о чуть сжал руку, отпустил, разгладил... — В Даяне нет осязания... Странно, почему до сих пор ничего не придумали?...

— Придумали, — улыбнулась женщина. — А потом ещё раз придумали. И ещё... Наверное, с этим, как с велосипедом или вечным двигателем.

— Так почему?..

— Опытные образцы есть. Патенты выданы. И куплены. КОМКОНом. И засекречены. Последующим Кулибиным их предъявляют. Производства не будет — окончательно смешать реальности мы не позволим. Они и так...

— Но их же тогда должны изобретать чуть ли не каждый год?!

— Нет. Реже. Раз в поколение. Раз в 15— 20 лет. Мы реагируем. Слухи о нашей реакции разносятся. И подобные работы сразу сворачиваются. Добровольно.

— Совсем?

— Есть несколько абсолютно запрещенных тем для исследований: хирургическая генетика, например. И ещё есть... Передача тактильных ощущений подводится под "инструментальное воздействие на мозг", а это, если помнишь.

— Ещё один тезис Азалиных.

— Да, под эти "тезисы" во время генетических войн Азалины и стали Семьёй.

— Без вас у них ничего бы не вышло.

— Без них всё затянулось бы на десятилетия... Нам — не доверяли. Люди поверили не Системе, а Идеалу. Идеальной женщине, трем её решительным сыновьям, красавице дочери. И они сдюжили. И держат марку уже шесть поколений. И случись что... Во всех крупнейших колониях есть кто— нибудь из Семьи. Случись что — вытянут.

— Торговцы, промышленники, поэты, педагоги, актеры...

— У всех есть военное образование, все, в стандартном порядке прослушали курс "Основы государственного строительства".

— Теории...

— На практике строить будут другие, их дело поднять и удержать знамя: "...а случится катастрофа — прорывайся к Семье"... И, когда случалось — прорывались... К промышленнику на Альденаире, к семье артистов на Кванне, к военному небольших чинов в вельских событиях... И все они удержали знамя. А шесть поколений назад, в генетические войны, даже КОМКОН пошёл в раздрай. Руководству хватило ума просто придти к Анне Андреевне и сказать: "Приказывай". И выполнять её приказы. Однажды, правда, попытались отговорить. Она и настаивать не стала: "Уходите!" Не ушли. Исполнили. Следующий раз только спросили: "Анна Андреевна, ты уверена?" И опять выполнили то, что она приказала.

— Вы её не уберегли... Или...

— Никаких "или". В Академии на седьмом семестре обязательный курс: "убийство Анны Азалиной". И курсовая работа по нему. И под неё — все документы. Любые материалы... КОМКОН не оставляет своим ни малейшего подозрения в предательстве и учится на своих провалах.

— За шесть поколений с документами можно сделать что угодно.

— Первое следствие по убийству вела Катенька... Ух, знал бы ты, какая стерва! Я как почитала про неё...

— Она же потом стала заместителем вашего Управляющего?

— Это потом... И это тебе ещё один аргумент! А тогда...

— А как же идеал?

— "Да есть да. Нет есть нет. А справедливость — это справедливость". Но её мать помнила ещё про слово "доброта". Хорошо, хоть братья её притормаживали. Ну и мужа своего она любила.

— Рычаги воздействия? — улыбнулся мужчина.

— Скорее, капли на камень.

— Неощутимо, но бесконечно?...

— Тридцать три года после смерти матери. Пятьдесят восемь лет от роду. Уж больно маленькая у неё вышла вечность.

— Генетической операцией её можно было спасти.

— Не только её. 25% для всех женщин Азалиных...

— Да знаю.

— Все знают.

Она замолчала. Молчал и он.

Он не особо вслушивался в её слова. Историю Семьи действительно знали все. Книги, постановки, пьесы, баллады — сколько их... Он слушал её голос, смотрел, как тени кутают её лицо, как дымки возносятся над её волосами.

"Она, вроде бы, завидует "Катеньке", — подумал Андрей, — но Екатерина Азалина любила мужа. Очень любила. А может ли, умеет ли любить она?". Он опять сжал её колено...

Танюшка, кошкой извернулась, вывернулась из его рук, откатилась, свернулась в клубочек у края широкой кровати, и волосы светлыми тенями опутались вокруг неё. Она не стала трогать, не стала убирать их. Взглянула на Андрея. Он любовался ею, он... он нежил глаза ею — аккуратным колечком её фигуры, хаотическими кольцами её волос: они почти совсем закрыли лицо ей, но глазки посвёркивали, улыбка — тоже... Хотя смешливый изгиб губ больше угадывался, чем был различим.

От резкого движения женщины огни трех свечей заколебались, замельтешили, дымки от них закрутились в круги и спирали и на мгновение повторили её позу. Он только покачал головой: ну, что с неё взять — богиня.

— У? — заинтересовалась она, но он не стал озвучивать мистику.

— И всё— таки?! — нежась в его взгляде стала настаивать она.

— Кажется, тебе понравилось играть вокруг себя вероятностями, — улыбнулся он. — Или эгрегору вашему — вокруг тебя.

Дымы, по— прежнему, гнулись, сплетались, разъединялись, танцевали — и улетали вверх, вверх, вверх. И хоть больше ничего нереального себе не позволяли, но мужчину вдруг проняло: в позе женщины, расслабленной и разморенной, было столько же — как у горячих струек, непринуждённой невесомости.

— Взлететь сможешь? — спросил он. И покачал головой: — Не, вряд ли... в волосах своих запутаешься....

И она взлетела.

У него самого был чёрный пояс, и на тренировках да на показах мастеров чего только он не нагляделся, но это...

Сначала расплелись волосы — как плети ливня, как гроздья метели, как соцветья листьев листопадной осенью, сдёрнутые с сухой земли жёлтым ветром... И следом, — суховеем! — ему на грудь — она. И следом — дождь, метель и листопад её волос.

Он обнял её, прошептал:

— Какая ты...

Прошептал:

— ...душно...

Прошептал:

— Богиня!

Она тихо засмеялась в ответ — так замурчала бы растянувшаяся поздним вечером на коленях хозяина кошка в ответ на его ласку: и послушно, и требовательно: "ещё— ё— ё!"

И он не стал противоречить — чего ради?! Его руки пошли по её позвоночнику вниз — к крутому выгибу. Под волосами, залепившими ему лицо, было действительно душно, но убирать их не хотелось.

— Какой запах... Как странно пахнут твои волосы... Ни на что не похоже...

— Похоже, — не согласилась с ним она, и чуть выгнулась... И он расслышал затянувшиеся гласные: похоже, она больше слушала его руки, чем слова.

— На что? — и услышал, как сама по себе затянулась, затянулась последняя гласная и у него.

— Ты его не... — как легко женскому телу быть послушным мужским рукам... — знаешь.

— О— ... пять, — уже по слогам заговорил он. И каждый его слог был подзвучен её вздохом, — сред— ... не— ... ве... — ковь...— е?...

Как же созвучна мужским ладоням женская кожа! Долгий выдох ответа:

— Да...

— И... чем?...

Она не стала отвечать — было уже не до слов, она потребовала:

— Ещё!.. Скажи ещё!

И он понял:

— Богиня!

— Богиня!

— Богиня!

А ответила она только утром, едва высушив волосы, опять торопясь, обжигаясь кофе:

— Льном. Так пахнет кудель льна.

Когда она ушла, он подумал: "Завести сюда семена, что ли? На пробу, на любую северную ферму?" И тряханул головой: на прощание она развернулась в дверях и чмокнула перед собой воздух...

Она развернулась, и волосы её вокруг неё — той самой метелью, тем самым ливнем... И тот самый туман опять оплёл ему голову.

"Богиня!"

Он вспомнил то самое ощущение своей полной власти над нею, когда её язык, её губы... а он — до конца... а её руки в это время.... Он опять потряс головой.

"Сколько можно! Работать уже пора. Ведьма она, а не богиня..."

"Но какая у неё сегодня походка!"

"Да такая и была..."

"Нет... такая не была..."

"Ты лучше про лён не забудь!"

"Да сегодня же и закажу".