Противостояние

Спрашивали не нас — наше мнение в данном вопросе не учитывалось. Вопрос адресовался Альтерии и мистеру Лайвену. Профессор Чени отрицательно покачала головой, декан же заметил:

— Мне жаль одобрять более длительный срок для своей студентки, но Райворт действительно пока еще преподаватель Академии, и недопустимо прощать подобные высказывания в адрес профессоров. Так что возражать не буду.

— Замечательно. Кроме трудовой повинности, в личное дело каждого будет занесен выговор и запись о наказании, а вашим родителям отправят письма с уведомлением о ваших "успехах". Если не успокоитесь, в следующий раз меры будут строже и дополнятся денежными штрафами.

Я поморщилась. Письмо родителям после первого же семестра — отвратительно. А если дело дойдет до финансовых мер воздействия... С магами-аристократами Ренвудами нам, конечно, не сравниться, но моя семья отнюдь не бедная, и штраф проблемой не станет. Куда больнее потерянных денег по мне будет бить осознание того, что за мою неспособность схитрить и сгладить конфликт придется отвечать семье.

— Письма будут отправлены после праздников, — чуть мягче произнесла Миранда, — чтобы не портить настроения вашим родителям. В дополнение к этим мерам... Альтерия, мне бы не хотелось давать вам лишнюю нагрузку, но с этой парой необходимо провести основательную работу. Вы могли бы в новом семестре два раза в неделю оставаться с мисс Дервентон и мистером Ренвудом после занятий?

— Конечно, Миранда. Надеюсь, во время каникул они подумают над тем, что случилось и к каким последствиям приводит такое поведение, — профессор Чени поочередно остро взглянула на нас обоих, — и мы сможем исправить допущенные ошибки и не совершить новые. А время встреч обсудим позже, когда они вернутся с отдыха.

— Мистер Лайвен, есть какие-то дополнения? — леди Уэйсток повернулась к декану проводников. Тот некоторое время смотрел на меня, что-то прикидывая, и дополнил:

— Мисс Дервентон, в первый день после учебы прихватите мисс Эрклик и мисс Леверли и загляните ко мне. Полагаю, нам нужно будет обсудить с вами некоторые вопросы, касающиеся субординации и правил поведения в обществе.

— Хорошо, — смущенно отозвалась я, опуская голову под насмешливым взглядом Миранды.

— В таком случае — можете быть свободны. Не задерживаясь, идете в свои комнаты и собираетесь в дорогу. Хороших каникул, — пожелала она, открывая дверь.

В коридоре Ники сделал было шаг в мою сторону, но я отшатнулась.

— Ками, — начал он, и мне пришлось выставить вперед руку:

— Не хочу с тобой разговаривать, Ник. Даже видеть не хочу. Все, что тебя интересует, мы сможем обсудить после каникул на дополнительных занятиях у профессора Чени. А сейчас оставь меня в покое.

Долгое и довольно напряженное время он смотрела на меня, а я ждала его ответа.

— Как пожелаешь, — отступил Ники, и я облегченно выдохнула.

Развернувшись, направилась к выходу из административного корпуса. Как-то не так закончилась сказка Зимнего бала. Неправильно и грустно. Но как хорошо, что после всех этих переживаний меня ждет родной дом!..

Глава 8.

В нашем мире есть два вида почтовых услуг. Магические, дорогостоящие и мгновенные, могут позволить себе обеспеченные люди. Таким пользовались и мы с родителями, обмениваясь письмами в течение семестра. Обычная же перевозилась каретами, услугами одной из которых воспользовалась я — по старой дружбе между отцом и владельцем городской почты, подгадавшего к моему отъезду из столицы самого надежного кучера. Потому и встречать меня должны были на почтовой станции, на которую экипаж прибывал незадолго до обеда.

Возвращаться одной было страшновато, но все опасения стихали, стоило только подумать о том, что меня ждет родной дом и семья. Сложно было лишь прогнать усталость — дорога получилась довольно утомительной. В компании Тони это ощущалось не так сильно, а сейчас, предоставленная самой себе в почтовой карете, я прочувствовала на себе все степени этого отвратительного состояния.

Мамины объятия, крепкие и такие родные, прогнали всю усталость, всю грусть и все печальные мысли. Ушли страх из-за неопределенности будущего, отпустило напряжение от одиночного долгого путешествия, даже все треволнения, связанные с Ники, отступили на задний план. Я просто вернулась домой.

Ни я, ни мама не плакали, но были, кажется, обе близки к этому. Я — уж точно. Чувство спокойствия, защищенности и облегчения сбивали с ног, и только в этот момент я поняла, как мне их не хватало. Прошло всего лишь чуть больше трех месяцев, но они были наполнены настолько, что казались целой жизнью. Как же невероятно здорово, когда у человека есть гавань, в которой он может отдохнуть от проблем и набраться душевных сил!

О чем мы с мамой говорили по дороге домой, я и не запомнила. Но что-то активно обсуждали: она задавала вопросы, я на них отвечала. Изредка вставлял реплики папа, не мешающий женскому щебету. Он тоже обнял меня на станции, и в его глазах я видела радость, но мой родитель — умный человек, который понимает, что именно необходимо его жене и дочери, и просто молча улыбался, глядя на нас.

А дома меня ждал сюрприз. К празднику Первого Дня Зимы приехала Фран. Лили, с визгом повисшая на мне, стоило только переступить порог гостиной, заметила мой взгляд, устремленный на совсем еще маленький животик Франчески, и предупредила:

— Она тебя покусает, если попробуешь дотронуться. Мареку уже досталось.

Брат, стоявший чуть в стороне и терпеливо дожидающийся своей очереди обнять меня, лишь хмынул на это заявление. Фран шутливо погрозила ему пальцем и прикрыла животик рукой. Кажется, покусать Марека не покусали, но по рукам кто-то определенно получил. Старшая сестра всегда очень высоко ценила личное пространство и не любила ненужных прикосновений, а уж сейчас, когда там растет новая жизнь... Впрочем, объятия мне Фран распахнула с искренним радушием, никакой угрозы в глазах я не заметила.

Но по и без того нелегкой — Лили все еще не отпускала мою талию, обвив ее и став похожей на маленькую обезьянку, — дороге к Франческе меня перехватил Тони. Отцепив 'мелочь', он коротко покружил меня по комнате, чмокнул в макушку и предупредил:

— Должен бежать — я на обед вырвался. Но за ужином жду полного отчета о твоем окружении и вашем поведении.

Я фыркнула и успела пихнуть брата в бок, прежде чем он исчез за дверью. Папа, как я заметила, вышел вслед за ним, решив, кажется, шумное приветствие променять на неторопливый подъем по лестнице до моей комнаты и обратно с нелегкой, в общем-то, сумкой в руках. Ничего страшного, с ним я еще тоже наговориться успею.

Лиам, муж Фран, сидел в кресле чуть в стороне, и приветливо кивнул мне, когда я встретилась с ним взглядом. Подходить и сжимать в объятиях не стал — не настолько близкие или хотя бы дружеские у нас отношения. Мы друг другу, скорее, просто хорошие знакомые, связанные родством через одну прелестную молодую девушку, которая поздней весной обещает стать мамой. И вот ее-то объятия были даже крепче, чем мамины. Я пискнула в ее руках, как детская игрушка, и придушенно запротестовала:

— Фран, пусти! Мне дышать нечем!

Сестра фыркнула мне в ухо и расцепила сжатые руки, негромко пробормотав, словно извиняясь:

— Я слишком эмоциональная в последнее время.

— Да я не против, — усмехнулась. — Только бы без последствий для здоровья.

— Постараюсь, — уверила сестра, отстраняя меня на расстояние вытянутой руки и внимательно оглядывая. — Похудела.

— Я нормально ем! — возмутилась я, оглядываясь на маму и замечая, как изменилось выражение ее лица. Из радостного и умиротворенного — в придирчиво-внимательное. — У нас просто шикарная столовая и в Академии, и в общежитии! — поторопилась я успокоить просыпающегося монстра. Мама, недоверчиво нахмурив брови, принялась вглядываться в меня еще внимательнее, а Фран подлила масла в огонь:

— Бледная какая-то, измученная...

— Я только с дороги, — простонала обреченно, все-таки заметив в глазах мамы тот самый огонек. Объект, нуждающийся в чрезмерной заботе и усиленном питании, был найден. Лили, которой после моего отъезда в этом плане приходилось вдвойне тяжелей, проследила мой взгляд и захихикала. На время все внимание мамы будет отдано мне и беременной старшей сестричке. Младшая на ближайшие недели может вздохнуть свободней.

— Голодная? — поинтересовалась мама, опираясь руками на спинку ближайшего кресла и подозрительно блестя глазами.

Есть хотелось — о скромном завтраке, съеденном прямо в карете, осталось лишь смутное воспоминание, — но признаваться в этом маме было как-то боязно. Однако организм все решил самостоятельно, откликнувшись на запахи из кухни урчанием. Смущенно улыбнувшись и прижав руку к животу, кивнула:

— Только я сначала переоденусь.

— Будем ждать тебя в столовой, — улыбнулась родительница, подплывая к Фран и беря ее под руку. Лиам с некоторой неохотой поднялся из кресла, готовый следовать за женой и тещей, а Лили и Марек каким-то совершенно невероятным образом незамеченным выскочили в фойе — я их обнаружила у лестницы, только когда сама покинула гостиную.

Папа уже спускался вниз. Он подарил мне ободряюще-счастливую улыбку и предупредил:

— Твои вещи я оставил в вашей с Лили комнате, — младшая на это выразительно скривилась и закатила глаза, но папа шутливо погрозил ей пальцем и пояснил: — Другую спальню занимают Фран и Лиам.

Точно. Появившееся было недоумение исчезло, и я даже удивилась себе. Как-то подзабылось, что Франческа не просто на денек заглянула, а приехала на праздники, и им с Лиамом нужна отдельная комната, что значит — Лили на какое-то время придется потесниться. Когда младшенькая была совсем ребенком, она часто спрашивала у папы, нельзя ли меня подарить кому-нибудь, чтобы я не жила в ее комнате и не командовала ею. Родители смеялись на это и отвечали, что комната общая, а свою дочку они никому подарить не могут, что придется терпеть такую нехорошую меня. Лили возмущалась, но, что странно, о том, чтобы переехать в более просторный дом с большим количеством спален, никто не заговаривал. Или я не слышала таких бесед. В любом случае, как я понимаю теперь, в этом и не было большой необходимости. Несмотря на все ссоры, обиды и даже драки, мы росли очень дружно, и смысла в том, чтобы перебираться в огромный особняк, который с годами сильно опустеет, не было. Ведь уже сейчас, с замужеством Фран и моей учебой, в доме появилась свободная комната. А через несколько лет и Лили выпорхнет из семейного гнезда повзрослевшей птичкой. И Тони обзаведется своей семьей, как бы он ни упирался и не отнекивался, и будет жить отдельно от родителей. Так что дом у мамы и папы именно такой, каким должен быть, а временную тесноту, которую даже неудобством не назовешь — ведь мы семья, — пережить нетрудно.

Правда, все правильные мысли вылетели из головы, едва я переступила порог комнаты Лили. Из-за вновь увеличившегося количества детей папе, видимо, пришлось доставать старую кровать: ее вернули на место, которое пустовало больше трех лет. А весь тот сонм вещей, что занимал тогда освободившееся пространство, сестра просто сдвинула к стене огромной неприглядной кучей, из которой торчали ножки пары стульев, книги, старые игрушки, одежда и множество обычных для девчачьей комнаты мелочей. Ума не приложу, как родители могли пропустить такое безобразие. Решили в честь приезда старших дочерей быть помягче с младшей? Или Лили еще достанется за такую своеобразную уборку?

— Как в детстве, — упала Лили на свою кровать, перевернулась на бок и подперла голову рукой, глядя на меня.

— Да ты и так не особо старая, — хмыкнула я, повторяя за сестрой и с удовольствием растягиваясь на своей старой кровати. На потолке прямо над головой подмигивали зелено-золотым звезды, которые много лет назад по моему настоянию — громкому и истеричному — приклеил папа. Они были заряжены простейшей магией и светились в темноте, но такие игрушки дольше пары-тройки лет не работали, и, когда вложенная в них капля Силы иссякла, мои личные созвездия на потолке погасли. Помню, было безумно жалко — я так привыкла по ночам видеть знакомый светящийся рисунок, что два вечера подряд рыдала, но предложение поменять звезды на новые упорно отвергала. Так и остались висеть в комнате растерявшие магию, тусклые аппликации.

— Да уж куда мне до вас, древностей, — хмыкнула сестра, перекатываясь и тоже уставившись в потолок. — Хорошо, что ты приехала, Ками. Без тебя здесь было скучновато...

Думаю, семья под маминым руководством действительно старалась дать мне возможность выспаться как следует. Они почти все утро не поднимались на второй этаж, не сильно гремели посудой на кухне, не спорили до хрипоты в гостиной. Но я все равно слышала каждый шорох, и это не дало мне поваляться в кровати подольше, хотя спать хотелось неимоверно. Но я привыкла к магически изолированной комнате в общежитии, в которой не слышно ничего, что происходит в коридоре, а теперь обилие звуков тревожило уставший организм и прогоняло некрепкий сон.

Разбрелись мы по комнатам вчера поздно: засев на "девичник" в комнате Лили, мы проговорили почти полночи. Впрочем, "проговорили" — сильно сказано. Не удовлетворившись рассказом за ужином, мама и сестры после него учинили мне собственный допрос, не шедший ни в какое сравнение с мягкими попытками Тони выведать все о моей жизни в Академии, и под перекрестьем нескончаемых вопросов было очень сложно отбирать подходящие для откровений ответы. Признаваться в сложившейся между мной и Ники ситуации я не собиралась ни в коем случае, а потому изворачивалась как могла, чтобы мои слова звучали максимально правдоподобно и неинтересно. И если с первым у меня еще более-менее получалось, то во втором я не преуспела совершенно. И не потому, что обладала каким-то особенным красноречием, просто для родных все, что было связано с магией, представляло огромнейший интерес. И как бы я ни старалась показать занятия в Академии обыденностью, не стоящей внимания, у меня не получалось перевести разговор.

Так мы и просидели, разойдясь по кроватям далеко за полночь. Думаю, ни папу, ни Лиама, потерявших своих жен, такое положение дел не устраивало, но им ли бороться с женским любопытством?..

Так что, благодарная родственникам за попытку не разбудить меня и очень злая из-за того, что эта попытка провалилась, я спускалась в гостиную, растрепанная и невыспавшаяся. Приводить себя в порядок было откровенно лень, к тому же в этом доме меня видели всякую — и любить пока не перестали, поэтому я ограничилась минимальным набором утренних процедур и одним сломанным зубчиком на гребне, после чего гребень был отложен в сторону, а нерасчесанные волосы собраны в низкий "хвостик".

— Доброе утро-оу, — зевнув, я остановилась на пороге гостиной. Папы и Марека не было — наверняка в лавку с утра помчались. Это у нормальных людей праздники, а у папы — самый разгар торговли. Младший брат, естественно, ни на шаг от отца не отстает. Над местонахождением Тони тоже задумываться не стоит: на службе старший. А все оставшиеся в доме домочадцы собрались у камина в гостиной. Фран и Лиам о чем-то ворковали, заняв дальний диванчик под этажеркой с цветами, Лили увлеченно рисовала, старательно выводя каждую линию и мгновенно напомнив мне Нати, а мама с самым безмятежным видом... вязала. Никогда не замечала в ней раньше подобной страсти, а потому открывшаяся картина скорее удручала, чем заставляла умиляться. Почему — не знаю. Наверное, во всем виновата ассоциативная цепочка: внуки — бабушка — старушка со спицами. А думать о маме как о ком-то, чья жизнь с каждым годом катится к закату, не хотелось.