Так как все строения на объектах "100" и "731" были взорваны и сожжены, то оставалось неясным, было ли биологическое оружие уничтожено, или запас его вывезен русскими для последующего применения против нас, а возможно, и Метрополии! Был очень неприятный разговор с Токио, где мне был дан намек поступить, как надлежит настоящему самураю. Однако же я решил, что сначала мне надлежит разбить армию вторгшихся русских гайдзинов!
Только к вечеру 3 июня в штабе Квантунской Армии наконец получили полную картину. На западе русские, сбив наши пограничные заслоны, продвигались в предгорья Хинганского хребта — тогда это направление было сочтено мной не представляющим опасности. На севере и на востоке, русские войска вгрызались в наши укрепрайоны — но храбрые сыны Ямато отбивали все атаки. Огромное беспокойство доставляла лишь авиация — командующий ВВС Квантунской армии к исходу дня заявил, что самолетов у него практически не осталось, и просил моего дозволения достойно уйти. Я не дал разрешения — пока не завершена война, умирать надлежит лишь в бою с врагом!
Я знал, что японские войска ведут успешное наступление в Китае. И просил Ставку о переброске оттуда свежих дивизий, а особенно, авиачастей. Ответом было удивление подобной просьбе в первый же день войны. Но я видел, насколько опасно развивалась ситуация — северный и восточный фронты держались, но из-за дезорганизации железных дорог русскими авиаударами, подвоз подкреплений и снабжения был крайне затруднен.
Катастрофа разразилась 6 июня. Русские захватили перевалы через Хинган, и стало ясно, что там наступает танковая армия, готовая вот-вот вырваться на оперативный простор, в наши незащищенные тылы, останавливать ее было нечем! На севере Сунгарийский укрепрайон был прорван на всю глубину, и было очевидно, что полное падение этого рубежа, вопрос ближайших дней! На востоке русские продвинулись до Мудандзяня — отчаянная попытка остановить их во встречном сражении показала полное превосходство танков Т-54, сопровождаемых тяжелой и реактивной артиллерией, при господстве в воздухе их авиации — свидетельством тому служит факт, что рота "пантер" (самых лучших в мире средних танков, по заверению наших немецких союзников), брошенная в сражение моим личным приказом, просто исчезла там без следа!
К утру 8 июня стало ясно, что удержать Мудандзянь не удастся. Дорога на Харбин с юго-востока была открыта — но опасность надвигалась и с севера: если на западе в нашу незащищенную плоть вонзился клинок танковой армии, то с севера, подобно ему, в прорыв вошла русская Амурская флотилия, поднимаясь по Сунгари с десантом. В ее составе шли бронированные мониторы, поддерживаемые авиацией, и наши батареи по берегам, и немногочисленные канонерские лодки, не могли ничего сделать — поскольку река была важной коммуникацией для снабжения наших гарнизонов, то и заминировать фарватер мы не успели, даже навигационные знаки стояли на своих местах! И будто этого было мало, русские самолеты сбросили над Харбином листовки с фотографиями жертв "отряда 731", и текстом обращения освобожденных из его тюрьмы (русских эмигрантов), "вот что делают с нами проклятые японцы". Результатом стал бунт в Харбине, и русского, и китайского населения — подавить его уже не было ни времени, ни сил!
Харбин пал 12 июня. В этот день Шестая танковая армия русских, преодолевшая Хинган, соединилась с войсками Владивостокской группировки. И лучшие дивизии Квантунской армии были обречены погибать в громадном котле, дальневосточном "Сталинграде". Возле границы где-то еще сопротивлялись гарнизоны отдельных УР, но это была уже агония. Север Маньчжурии, на всем протяжении бывшей КВЖД, был полностью потерян всего за неделю! А война лишь начиналась!
Последней нашей надеждой оставалась 1я танковая армия (в составе двух дивизий), имеющая помимо стандартных "чи-хе" и "ха-го", какое-то количество "пантер", а также новейших танков "чи-то" и "чи-ри" (японские аналоги "тигра" и "пантеры"). А также три свежие пехотные дивизии, наконец прибывшие из Китая — с высоким боевым духом, привыкшие к победам. И я намеревался дать гайдзинам решающее сражение севернее Мукдена — чтобы остановить их дальнейшее продвижение на юг, и выиграть для Японии время.
Солдаты! Ваши деды, на этом же поле разбившие русских гайдзинов сорок лет назад, смотрят сейчас с небес на своих потомков!
Где-то в Голливуде. 2005 г.
Послушайте, я может ничего не понимаю в тонкостях режиссуры — но зато я отлично знаю, как надо делать рекламу! И образ Америки, это такой же товар, который надо впихнуть в мозги обывателю — конечно, если вы настоящий патриот. И кому дело до мертвецов давно прошедшей войны — важно, что сейчас будет думать электорат!
Фильм называется "Великая Победа"? Тогда какого черта там в каком-то эпизоде показаны русские в Берлине? Изобразите лучше простых американских парней в военной форме, как они ликуют, узнав что кончилась война — на фоне Эйфелевой башни в Париже, каких-то там ворот в столице Рейха, и что там есть примечательного, в Варшаве и Будапеште. И обязательно покажите, как у наших бравых, подтянутых парней в безупречно чистых мундирах, просто образец солдата — голодные ободранные русские выпрашивают сигареты и жвачку. Послушайте, я сам читал опубликованный дневник великого Паттона — где он ясно пишет, что "при встрече на Рейне меня поразил совершенно не грозный, не воинственный вид русских солдат". Что вы говорите, наших парней не было в Варшаве? Так изобразите на компьютере, мне вас что ли учить?
Тихоокеанские баталии показаны эпично. Хотя при таком бюджете могло быть и поэффектнее. "Когда над городом появляются тысячи В-29, меркнет солнце, а бомбы падают как дождь" — где это, я вас спрашиваю, отчего у меня при просмотре нет ощущения раздавляющей воздушной мощи, противиться которой бесполезно? Примените тот же операторский прием, каким вы показали флот Хэллси — вот самолет с бомбами на палубе, затем целая эскадрилья, камера все отъезжает, и в кадре тысячи кораблей, заполняющие море от горизонта до горизонта! В сравнении с жалкой кучкой японских лоханок. Ясно, что "хорошие парни" просто обязаны победить!
Про этого японца, Исии, все переделать! Зритель любит, чтобы по-новому, сокрытое показать, с неожиданной стороны — ну так сделайте! Никакой Исии не преступник, а чистый возвышенный ученый — как изобразить, вы наших умников что ли не видели? — главный врач всей японской армии, отвечающий за снабжение ее питьевой водой! И русские сбросили десант, еще до начала войны, захватив станцию водоочистки в Харбине, и хотели заразить воду чумой, дьявольски эффективный план, все японское войско мрет от эпидемии, а Советская Армия беспрепятственно занимает весь Китай! Но Исии, как истинный самурай, отказывается помогать русским, а они сами в сложном техническом хозяйстве разобраться не могут, и оттого зверски пытают всех плененных японцев, отрезают им руки и ноги, изобразив после что это будто бы сам наш герой, врач-гуманист, проводил какие-то бесчеловечные эксперименты над живыми людьми! И обязательно после укажите — это правдивый эпизод, ведь эпидемии тогда так и не было, а Квантунская армия оказала бешеное сопротивление, русский план не удался!
Подписание капитуляции Японии — тоже можно показать по-другому. Прямо на борту линкора "Монтана", первым вошедшего в Токийский порт. И американские солдаты на японской земле, на улицах их городов, всюду звездно-полосатые флаги, и белые звезды на танковой броне. Япония наконец сокрушена, завоевана и оккупирована! Без всякого участия каких-то русских, англичан и китайцев!
Послушайте, вы просто напрашиваетесь — чтобы снимать одни рекламные ролики, ближайшую пару лет! Может быть, тогда поймете — история, это не то что было, а во что верят! А толпа всегда верит в то, что ей внушат — а что есть искусство внушения, реклама! То есть, раскрутить, например, новый сорт сигарет, и изменить прошлое — это в принципе, одна и та же рекламная задача, различающаяся лишь масштабом, временем, и конечно, затратами.
Лючия Смоленцева (Винченцо). .
О мадонна, я лишь теперь узнала, как это трудно, быть женой рыцаря! Или Господь так испытывает нас, посылая за полосой счастья тернии?
Как мы сидели на Новый Год (русские отмечают 1 января, а не Рождество, как итальянцы), в квартире Лазаревых — я, мой Юрий (только вернувшийся из Франции), Анна, Мария Степановна (женщина средних лет, которую Пономаренко назначил Анне в помощницы), и даже две домработницы, тетя Паша и тетя Даша (приставленные вести хозяйство в квартирах, Лазаревых и нашей). В углу стояла елка, украшенная блестящей мишурой, на праздничном столе были картошка с салом, вареная колбаса, шоколад, яблоки, а также бутылка шампанского и блюдо по рецепту от моего Кабальеро, названное им "салат оливье". Анна несколько раз вскакивала из-за стола к Владику, когда он просыпался в кроватке... ну а я думала, что мне это очень скоро предстоит. В полночь мы слушали по радио обращение Сталина к советскому народу — запомнились слова, что "в новый 1945 год будет жить лучше и веселее".
-Ну да! — сказала Мария Степановна — год уже без войны!
Она не знала то, что уже было известно моему рыцарю — война будет. И очень скоро нам снова предстоит раставание.
Мне подошел срок 7 января. В том же госпитале, где за полтора месяца до того была Анна — но мне, в отличие от нее, пришлось куда тяжелее, я даже боялась, что умру, и обращалась с молитвами к Мадонне! Но не божественная воля, а русские врачи сделали чудо — и у меня оказалось сразу двое, мальчик и девочка! И мой рыцарь еще успел увидеть их — а после уехал, далеко и надолго! И я не видела его, до сих пор.
Я знала, как ухаживать за детьми — в Италии большие семьи. Но все равно, Петр и Анечка поначалу поглощали все мое время. Так, что я даже фактически переселилась к Лазаревой в первые месяцы, так оказалось удобнее, готовить вместе, и помогать друг другу, и просто беседовать, когда выпадали спокойные часы. Но это было редко — вы представляете, что такое четверо детей в доме (считая еще и Сашу Марьи Степановны), на нас троих? В заботах прошла зима — показавшаяся мне совсем не страшной, напрасно пугали меня русскими морозами, снегом и метелью! Хотя я почти не была на улице, за продуктами тетя Паша и тетя Даша ходили, и к врач к детям обычно на дом являлся. Анна сказала, что следующей зимой она меня непременно на лыжах ходить заставит, чтобы спортивную форму не потерять. Ну а пока что она требовала от меня каждый день делать гимнастику, вместе с ней, сначала самую простую, а как я окрепла, то все больше усложняя — "а то расплывешься, станешь некрасивой и толстой". Весна уже настала, все было хорошо, я приноровилась все успевать и не сильно уставать — но странно, чем меньше я была занята, тем тяжелее становилось у меня на душе. Неужели и дальше я не буду видеть своего мужа по полгода, и больше?
-Люся, ну глупая ты! — отвечала мне Лазарева — думаешь, мне не хочется, взять Владика в охапку, и к моему Адмиралу? Успеешь еще навоеваться — вот запомни, не будет нам в этой жизни покоя, а сплошной вечный бой. Так что пользуйся, что затишье пока! Ну, если хочешь чем-то себя занять...
Через пару дней мне доставили толстую папку бумаг, киносценарий — "вы, товарищ Смоленцева, прочтите, не будет ли замечаний, а мы вас в консультанты впишем". Мадонна, вот никогда не думала что стану героиней увлекательного романа — хотя признаюсь, там сильно приукрасили реальные события! Я еще не была партизанкой, когда встретила в Риме моего рыцаря — и он, приехавший с миссией к Папе, не отбивал меня в кафе от банды пьяных эсэсманов, я не была с ним в тот раз на аудиенции у Его Святейшества, нас не застиг в Ватикане штурм черного воинства сатаны, мы не бежали все вместе по подземелью. И в гарибальдийском отряде мне ни разу не пришлось стрелять в немцев, хотя я несколько раз сопровождала моего рыцаря, когда партизаны ставили мины и устраивали засады на горных дорогах, однако была лишь ординарцем и связной, но не пулеметчиком, снайпером, минером. Я даже не была на борту подводной лодки, когда спасали Папу из гестаповской тюрьмы на острове Санто-Стефания — и не гребла в резиновой шлюпке ночью к берегу, вместе со всеми, не убивала немецких часовых. Только эпизод, когда после на причале у трапа Его Святейшество, сходя на берег, благословил меня, бросившуюся на шею моему рыцарю, был в действительности! И в поезде Гитлера — мадонна, я там в вагоне дралась врукопашную всего лишь с бешеной немецкой сучкой, а не со здоровенным эсэсовцем-адъютантом! Зато Киев, где меня и Анну хотели убить проклятые бандеровцы, не показали совсем! А в завершение, Москва — как это место называется, Воробьевы горы? — когда мы идем, отдыхом наслаждаясь, о любви и счастье говорим, я такая нарядная, как настоящая римская дама, солнце светит — и вдруг тучи, гроза, и нет в мире покоя, такой вот финал. Даже есть, как Юрий меня на руках нес — интересно, кто сценаристу рассказал? Вот только было все до Парада Победы, а не после, и с нами там еще Анна с мужем были, и Валька, со смешным прозвищем "Скунс".
-Люся, это же художественный фильм, не кинохроника — сказала Анна — чтобы ярче, показательнее, это там приветствуется. Как в жизни, серые будни в памяти не остаются — так и в книжке или кино, лишь о выдающемся, делают из жизни концентрат. Да и — так ведь могло быть? Радуйся — ведь теперь тебя не только весь СССР, Италия тоже увидит!
А мне плакать хочется! В этот день по радио объявили — снова война, пусть далеко где-то, но ведь мой единственный и дорогой там, а вдруг убьют его, о мадонна и сам господь, спаси его и сохрани! Как представлю, что одна могу остаться — так сердце замирает!
-Вернется твой Юра — решительно сказала Лазарева — он два года на фронте, из таких переделок выходил! А эта война долгой не будет — месяц, ну два.
Железная она, что ли? Я много позже узнала, что ее мужа японцы убить хотели, еще без войны — и она, оказывается, о том слышала, и никаких слез! Не умела я еще тогда жить по правилу — если тебе плохо, то плакать должна не ты, а твои враги, кто в этом виноват!
-Опять война, чего хорошего? — сказала Марья Степановна — но я тебе, Люся, по-простому скажу, как понимаю: если эти японцы такие сволочи и фашисты, то правильно сказал товарищ Сталин: коль не нам сейчас, так нашим детям с ними воевать пришлось бы обязательно! Так лучше уж мы сейчас — привычные уже. Чтоб никаких фашистов в мире больше не осталось! Ну а чему быть, того не миновать. Мой вот тоже с осени в Литве с какими-то "лесными" воюет — пишет, что может быть, скоро в отпуск, а после снова туда.
Приехал Пономаренко. У него и раньше были с Анной какие-то дела, секретные даже от меня (нет, не думайте — Лазарева даже в мыслях не может быть неверна своему Адмиралу, так же как я моему Кабальеро — ну как можно самого лучшего человека на земле, на кого-то променять?). Только в этот раз он, после разговора в кабинете, за закрытыми дверями, вызвал меня, и Марью Степановну тоже.
-Сегодня в 16.00 знакомый вам Иван Антонович Ефремов делает доклад в Союзе Писателей — сказал он — думаю, что вы, Аня, можете поприсутствовать там вместо меня. А вы, Люда (Пономаренко отчего-то так меня называл), составите компанию? Зис с шофером в вашем распоряжении, за два-три часа обернетесь. Марья Степановна, можете пока за подрастающим поколением проследить?
