Урчание затопило слух аффы. Звездный дождь пролился по телу. А потом настало расслабление, и они оба оказались во мху в сплетенном состоянии. Цийкон не мог и не желал пока отпускать Мия, целовал его в затылок, в шею и плечи, постепенно выходя из тела.

Червич все еще слабо вздрагивал от каждого прикосновения — настолько все было чувствительно, замечательно, прямо как в сказках, которые рассказывали ему в детстве. Только там не было грозных повелителей моря, с одним из которых он связал уже не только жизнь. Раймийен благодарно заурчал, извиваясь всем телом по своему господину.

— Мий, я... так тебя... — Цийкон не мог словами передать, что именно чувствовал, но открыл сознание, где рисовал подводные цветы, разноцветных рыб и голубовато-зеленые долины, полные света. — Ты как море... — прошептал нежно.

Червич провернулся в щупальцах и с безграничным удивлением взглянул на аффу. Ему еще никогда не говорили такого, и не делили сознание так. Как-то все было по-другому, чем с сородичами, как...

— Я в сказке, только ты почему-то не чудовище, от которого нужно спасать брата, — он опять потянулся губами к Цийкону, проводя руками вдоль гребней, завораживающих своей совершенной формой.

— Не могу поверить, что это со мной происходит. Я никогда ни с кем так близок не был, — синь в глазах чуть посветлела, от поглаживаний жабры открывались быстрее, а губы Мия — мягкие, гладкие, прохладные — расслабляли каждую мышцу. — У тебя есть брат? — удивился аффа, приходя в себя.

Червич почему-то смутился.

— Есть. Старший. Он меня все время считал несмышленышем. Это он мне сказки рассказывал, пока меня Старейшие к себе не взяли. Я тогда представлял, что когда вырасту, спасу его от, — Мий опять замешкался. — В общем, спасу. И он станет считать меня взрослым и равным себе.

— А мои братья все скрытные и никогда не общаются нигде, кроме семей, а еще они любят прихватить, что не следует. Айку два раза вот воровали, но она обратно приплывает. Такая глупая. Ей там всякие богатства, а она — сюда, — Цийкон потемнел от того, что болтает глупости, и обнял своего золотистого возлюбленного.

— Она тебя тоже любит, — пробормотал Мий на грани сознания, нежась в щупальцах аффы и проваливаясь в ленивые волны сна. Такого же волшебного, как и его избранник.

Аффа уснул почти сразу за червичем. Нервы, короткая схватка с Ктулху и его отступление, близость, как на первой волне на рассвете, выключили аффу. И голос золотого Раймийена он слышал уже сквозь туман видений.

Важным гостем прибыл начальник охраны в покои Тайлэ. Это был крупный аффа, с пятнадцатью щупальцами, в темных защитных пластинах, сделанных из непробиваемых панцирей. Он вошел после приглашения в покои молодого фаворита Ктулху, как тот его уже называл в кругах, близких к престолу, оглядел круглую залу для приемов, украшенную синими круглыми камнями и золотистым янтарем, где посередине бил источник, распространявший по всему периметру золотистый оттенок и устроился на одном из сидений, вкрученном изящным качающимся цветком у отлогой стены.

Тина очень смущалась — сам Фассах пожаловали к ним. Сам помощник черного короля. Молоденькая айла рванула в спальню к хозяину, но теперь не врывалась, потому что... вода говорила, что сейчас там Гнейтта. Серебристый так и не вышел... Ему не позволяют. Странно...

— Господин, — Тина тихонечко позвала, чуть заглядывая внутрь. Здесь царила полутьма, как и вчера. Значит, еще играют. — К вам пришли, хозяин.

Тайлэ открыл глаза. Последние несколько дней он почти не спал, пребывая во время отдыха на грани между сном и реальностью. Он ждал. Пути реальностей странно менялись, надвигалось что-то очень нехорошее. И связано это было и с ним, и с его ангелом, и с Ктулху. Пришло время? Да, пришло. Аффа втянул в себя воду, выясняя, кто находится в его покоях. Пора.

Он тихо выскользнул из норы, чтобы не потревожить след Гнейтта.

— Одежду, — слышимость на грани мерцания воды. Когда темно-синий костюм оплел все тело, Тайлэ появился перед гостем.

— Приветствую высокородного, — спокойствие и безмятежность разливались в воде, высвечивая грани будущего.

Фассах поднялся со своего места, поправил одежду и чуть кивнул. Он даже заскучать не успел, как увидел... того, кто считался мертвым давным-давно. Любовник Ктулху. Изменник, который влюбил в себя Гнейтта. Живой и невредимый. Здесь.

— Благодарю за радушный прием, за теплую встречу, — аффа разглядывал собеседника, щупальца его едва шевелились, ловя медленный поток и ощупывая воду, напоенную хозяином дома. — Я прислан с приглашением от Черного короля. Завтра вас и вашего червича ждут на охоту.

Тайлэ не изменился в лице. Ожидаемое началось.

— Благодарю короля за приглашение. Оно принято.

— Завтра, на зеленой воде, вас будут вдвоем ждать в церемониальном зале, где соберутся все приглашенные, — Фассах старательно растянул губы в улыбку. — Его величество не любит опозданий. Будьте готовы к быстрым скачкам, мы охотимся на диких мустангов. И это небезопасно.

Тайлэ спокойно смотрел на начальника охраны, постепенно выпроваживая его, поднимая уровень страха в комнате.

— Приглашение принято.

Фассах учтиво поклонился и выплыл в открывшиеся двери, а в них влетела Тина, ожидавшая распоряжений. Она смотрела на аффу чуть испуганно. Опять гневается.

— До завтрашнего утра меня не будет. Подготовь все к охоте на мустангов, — после этих слов Тайлэ вернулся к себе в комнату. Нужно запутать след. Аффа с самого своего возвращения понял, что Ктулху не оставит их в покое. Двойного отказа он не простит.

Глаза смотрели вверх, но не видели ни ракушек, ни сияющих камней, украшавших потолок. Он видел след любимого. Открывающий Путь не может его закрыть. Зато может открыть другие, которые спрячут тот, по которому ушел его ангел. Нельзя, чтобы Гнейтта достался Ктулху, тем более сейчас, когда в червиче теплится новая жизнь.

Аффа взмахнул руками, открывая сотни зеркал вокруг. Взмах резко раскрытыми пальцами — и мир закружился тысячами осколков, в которых отражались кусочки реальности. Если присмотреться, можно было увидеть всех — короля, афф, айл. Всех, кроме червичей. Они не отражались в его зеркалах. Тайлэ удовлетворенно улыбался, перебирая реальности, смешивая их. Найти серебряного он сам сможет всегда — новую частичку разгорающейся реальности он сам зажег, он найдет свой огонек. Губы шептали, не переставая, благословляя, вознося хвалы единственному богу, который у него был. "Гнейтта..." Подбросить вверх осколки, запутать... Сейчас все чувствующие подводного мира будут испуганно ждать, пока безумие закончится. Все колебание воды. Всего одно — как много.

Тайлэ плел новые пути...

Конечно, Тайлэ мог прятать своего серебряного. Конечно, Ктулху ожидал, что он не явится на великую охоту со своим червичем, презрев приказ. Но в тот бурный для океана день, когда вода стала темна и опасна, не всякий мог разглядеть за темным шлемом блеска глаз великого подводного бога, что оглядывал свой отряд, слушая, как даются первые распоряжения по охоте.

Вперед плыли разведчики, проверявшие место обитание диких мустангов. Их черные гривы вились синью, их зубы могли прокусить нежданных охотников. А непокорность была сродни бушующему океану.

Далее выдвигалась первая линия охотников, которая уже начинала загонять намеченных морских коней. И лишь потом — сам король и его свита. И, конечно же, в первой линии оказались Тайлэ и Цийкон, да еще с десяток всадников, что сейчас с нетерпением ждали сигнала старта и бесконечный каньон с десятками пещер и системой лабиринтов.

Цийкон сидел на коне напряженный и не смотрел в сторону бывшего двуногого. Закрывался щитом ауры и молчал, в то время как остальные кричали и поднимали воинственно вверх свое оружие, напоминавшее огромные белые копья, что переливались серебром и лазурью.

Тайлэ внешне бесстрастно оглядывал окрестности. Да, он был охотником, по был жив — лучшим, но никогда не растворялся в этой жизненно необходимой забаве. Даже будучи вместе с Ктулху, который мог кого угодно заставить потерять голову в желании победить. Не убить — это было неинтересно чистым аффам. Гонка и победа, и совершенно необязательно на охоте, хотя именно там проще всего открывалась суть повелителей моря.

И открывающий пути исследовал поле будущей битвы. Предстояло драться со своим богом, которому раньше отдавалось все, и которому сейчас нельзя было доверять. Вокруг напряженно, тонким тревожным воем, звенели зеркала пространств, готовые помочь. Гнейтта сделал ему великий подарок, показав ожерелье миров червичей. Теперь Тайлэ мог сделать намного больше, чем раньше, и Ктулху этого не знал. Открывать новые пути будущего, отправлять неугодных по гиблым дорогам жизни — да, это первый аффа умел всегда. Сейчас же ему были подвластны и тварные пути мира. Это должно помочь.

Взгляд скользнул к богу. Который когда-то, до предательства, составлял целый мир.

Зеркала жалобно звякнули, почти хрустнув. Началось. А в самой глубине сознания Тайлэ горела серебром тонкая нить — путь к любимому, ради которого сейчас будет сделано все. Даже непоправимое.

Почти сразу же раздался утробный звук, льющийся из труб, закрученных в длинные белые спирали. И воины сорвались со своих мест вперед, ныряя вниз, в синь бездны. Над головой Цийкона загорелся яркий свет, позволявший видеть извилистые коридоры, в которых чувствовался страх загнанных и испуганных мустангов, готовых к атаке.

Молодой аффа сразу свернул в один из самых широких, основных, стремясь держаться с остальными охотниками, но те все ударяли и ударяли по бокам морских коней, точно стремились обогнать самого морского черта.

Вспышки. Король, глядящий поверх своих воинов, сидящий на огромном драконе. Взгляд суровый и невозмутимый. Сердце сжалось. Если они найдут Раймиена. Вспышки. Двуногий странен и слишком напряжен. Вспышки. Это будет опасная охота, возможно, последняя.

Тайлэ начал отставать от основной группы охотников, а потом и вовсе притормозил коня, беспокойно втягивая воду и пытаясь понять, что происходит. Гормоны ярости и бешенства затмевали почти все, но за ними чувствовалась вязь еще чего-то. Червичи? Или кто-то еще? Или что-то... Аффа нашел глазами Ктулху. И вдруг улыбнулся ему, как раньше, до того, как во дворце появился Гнейтта, до того, своей смерти. Внешность, конечно, уже другая — от человека Иххоря, но ведь это только низшие улыбаются верхними покровами. Тайлэ улыбался и дразнил бога энергией серебряного, которую он уже отдавал Черному Королю, и которая никогда ему не достанется от самого червича.

Но почти сразу же дракон Ктулху ушел в бездну, вниз лабиринта. А впереди словно послышался храп и тихое предупреждающее ржание. Алые глаза сверкали на Тайлэ, позади дребезжала опасность. Мустанги. Они приближались и окружали. Нельзя было медлить, нельзя останавливаться.

Слышался откуда-то сбоку зов погонщиков, что травили животных к центру расщелин, шум нарастал, сверху опускался водоворот, который не позволил бы сопернику уйти.

Аффа мог бы рвануть вниз, но оттуда внезапно вынырнул конь Цийкона, который нес за собой след страха. "На нас. Он на нас охотится", — донеслось до сознания Тайлэ.

Открывающий пути спокойно улыбнулся — как и ожидалось. Грани мира медленно раскрывались. Показать путь к серебряному было нельзя, поэтому оставался только один выбор — Ктулху. Он должен контролировать пространство, чтобы не допустить бегства, но это и приведет прямо к нему. Золотая сеть на приближающемся аффе позволяла отправить Цийкона к его червичу. Было удивительно, как им удалось так быстро установить связь на уровне потоков, но это был шанс остаться в живых тому, кто когда-то позволил не умереть человечку.

— Думай о своем червиче, о вашей связи.

Цийкон пытался думать. Трубили рога. Пути сплетались в воронки. Бешеным потоком воды наседала опасность. Кони неслись навстречу. Их черные гривы взметались, словно кострища чумы, их алые глаза горели яростно. Два всадника в центре должны были умереть от погони. От случайности.

Молодой аффа смотрел в глаза Тайлэ, пытаясь найти связь. Тонкую струну, что звенела между ним и Миеем. Его любовь, его слабость и его сила.

Кони мчались. Их тени уже возникали со всех сторон, как монстры. Внизу распахнул сверкающие крылья дракон. Пасть его открылась, готовая изрыгнуть пламя. Верхний поток приближался, как ловушка пресса, что раздавит и уничтожит уже навсегда.

Ктулху готовился к возможному бегству... Готовился и тянул смерть за все нити, приближая охотников и мустангов со всех сторон. А стены лабиринта вокруг дрожали от сопротивления.

А Тайлэ смотрел на Цийкона глазами Игоря, ненавистью Игоря, сожалением Игоря. Перебирал нити своим спокойствием и растворением в мире и понимал, что не сможет отправить молодого аффу в безопасное место. Соединение между Цийконом и его червичем не доплетено. Неизвестно, кто из них совершил ошибку, но можно было только привести сюда червича, отправить аффу к его возлюбленному было невозможно. Оставалось одно.

— Не сопротивляйся, — Тайлэ все больше погружался в сознание Цийкона, давя вспышки разума. Нужно было сделать так, чтобы их приняли за одно. Щупальца скользнули, притягивая, опутывая, впиваясь жалами. Нужно было торопиться — еще несколько секунд, и все будет кончено. Нельзя было торопиться — молодой аффа мог лишиться разума. Нужна задержка... В воде оказалось огромное количество гормонов страха — отпугнуть зверей, и, если получится, повернуть их к загонщикам. Звон зеркал реальности...

Цийкон был воином. Молодым, горячим и глупым. Все слышали про Тайлэ. Все знали, что его любил сам Черный Король, но уничтожил за то, что непокорный забрал любимого червича, выкрав у того сердце.

Тайлэ никого не любил. Тайлэ открывал двери смерти и убивал. Идеальный убийца в руках стихии Ктулху. Идеальный любовник, чья голова полетела из-за серебряного света.

И светом этим... Цийкону стало плохо. Светом оказался его лучший друг, его Гнейтта. Аффа не увидел — почувствовал каждую ниточку, когда в него впились щупальцы. Голубые глаза недавнего человека, проникшего в водный мир, растворились в бурной воде... Сливались звуки труб... Близкое дыхание смерти.

Остался лишь поцелуй тел, становившихся одним. А затем наступил мрак. Именно тогда воронка достигла края скал и потянула Тайлэ вниз, а из-за поворота появились огромные черные мустанги, готовые разорвать каждого на своем пути.

Открывающий пути падал, тянул за собой Цийкона. И хладнокровно ждал. Зеркала звенели все сильнее. Еще миг — и реальность взорвалась ранящими осколками, раздирающими физическое тело на части, чтобы сложить потом в нужном месте. Так нужно, нужно разъятие, нужна боль — по-другому не пройти, другие возможности перекрыты. Немногие могли решиться на такое — слишком велика была вероятность потерять себя. Вверху ярились от страха мустанги, повернув против друг друга и охотников, вода кипела от битвы, крови, гнева, желания жить. Тайлэ разбивал себя и вместе с собой Цийкона. Собраться потом поможет яркая звезда в сознании. "Гнейтта..."