| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Дыши на три, я буду считать.
Эдвин чувствовал себя уже не в теле, а где совсем в другом месте — может в раю, а может в аду, он не понимал: где. Дышать стало трудно, цепи позвякивали, темнота окутала все вокруг, нутро пронзал жар вперемешку с холодом. Алонсо хрипел и ничего не соображая, выгибался навстречу Луису, хрипел, задыхался. Он слышал слова короля, будто сквозь туман, понимал их, только ответить не мог.
Происходящее тем сильнее затягивало, чем беззащитнее становился маркиз. Луис боялся сорваться и убить любимого, как однажды чуть не произошло с Кристианом. Но внутреннее чутье заставляло сюзерена балансировать на грани, вырывая все новые крики у Алонсо. Натягивая шнурок, король увеличивал темп, а потом ненадолго отпускал, делая поездку воистину необычной.
Эдвин метался под королем точно в агонии, ничегошеньки не соображая, изнемогая от горячей крови, бегущей по жилам, заходящегося в груди сердца. Он едва не терял сознание, давно достигнув пика наслаждения и боли, но даже излиться не мог. Все это так походило на смерть, что Алонсо уже не контролировал себя. Его тело паниковало от переполнявших его ощущений и возбуждения. Разум не посещала ни единая мысль. Едва удавку на его шее ослабляли — он инстинктивно хватал губами воздух, одновременно срываясь на крики, дергался в цепях, плакал и сам толкался навстречу Луису. Луис. Луис. Только это билось в виски, подобно шуму крови, и в какой-то момент Эдвин и правда подумал, что умирает.
Но и тут ему не дали умереть — лишь прижали сильнее, чтобы освободить от стержня и теперь вбиваться тягуче, доставляя последнее мгновение удовольствие перед маленькой "смертью". Луис наконец дал дышать Алонсо, а вот двигаться...
— Еще, еще... давай же, — легкий укус впился в плечо в который раз, прежде чем сюзерен вонзился глубоко и излился.
В этот момент Эдвин почувствовал, как собственное семя нетерпеливо и сильно вырвалось наружу. Оргазм был долгий и такой сильный, что Эдвина затрясло, и даже когда все закончилось, он никак не мог прийти в себя. Его рваное дыхание больше походило на всхлипы. Алонсо лежал не в силах пошевелиться, отдавая тело теплым расслабляющим волнам и Луису, и менять что-либо совершенно не хотелось.
Только Сильвурсонни не желал заморозить любовника, а потому пришлось освободить его руки, укутать получше в теплый мех и теперь ехать, качаясь на волнах накатывающего успокоения. Сюзерена клонило немного подремать, потому что прошлую ночь они опять не выспались.
— Как ты? — Луис наклонился поцелуем к Эдвину.
Алонсо немного заторможено поднял на Луиса синие глаза.
— Что это было? — тихо спросил он, претендуя на шутку. — Я половину как-то плохо помню. Луис... — Эдвин припал губами к губам своего короля, продолжая принадлежать ему, любить его больше всего на свете.
— Это была любовь, — Луис целовал маркиза нежно, отдавая свое тепло и кутая плотнее. — М, думаю, что мы еще повторим. Ночью или завтра, — взглянув через окно на светлые сумерки, плывущие вместе с деревьями, король думал о том, как будет сладко теперь ночами. Наконец они нашли друг друга.
Эдвин вдруг улыбнулся устало и счастливо.
— Мы повторим, — ответил он, обнимая Луиса в ответ, прижимаясь ближе. Алонсо нужно было подумать над тем, что произошло, разобрать свои ощущения и понять, насколько ему понравилось все это. Сейчас было просто хорошо, очень. Оказывается, нежность после подобных игр тоже ощущается острее и, кажется, Эдвин начинал понимать это не только умом, но и сердцем. — Я сильно кричал?
— Сильно, — признался Луис. Крики эти, наверняка, слышали всадники, сопровождавшие карету, но они, конечно, ничего не скажут. И тем более не сдадут инквизиции. — Ты не волнуйся, я знал, что ты будешь кричать, — сюзерен поцеловал Эдвина в висок. — А потом попросил, чтобы мы ехали в отдалении, пока я не подам знак.
Эдвин виновато, но неискренне улыбнулся, только порадовавшись предусмотрительности короля.
— Ну и слава богу... Я еще совсем не научился думать о таких вещах. — Алонсо взял Луиса за руку, немного помолчав, сказал: — Я не знаю, понравилось ли тебе. Наверное, я реагировал как-то не так, и... у меня все это в первый раз. Мне было очень хорошо.
— Ты реагировал, как должно, — Луис скрыл улыбку. Почему так Алонсо стесняется каждый раз эмоций, движений тела? Почему в нем столько робости. — Главное — тебе понравилось, и это для меня важно. Теперь я смогу пойти дальше, чтобы нам было обоим очень хорошо.
Сюзерен помог Эдвину сесть поудобнее и выглянул в окно. Уже начинало темнеть. — Скоро прибудем? — крикнул одному из всадников.
— Ваше величество, через час, — сообщил тот. — Вперед уже послали солдат.
— Прекрасно, — Сильвурсонни запахнул окно. — Нас ждет горячая вода и ужин. А еще вино.
Эдвин закрыл глаза и подумал, что будет, им обязательно будет хорошо. Но что же в самом деле нужно Сильвурсонни, чтобы достигнуть блаженства? Алонсо понимал, что случившееся сегодня для Луиса — только прелюдия, легкий разогрев, и Эдвину стало страшно.
* * *
Отъезд в столицу был отложен на несколько дней, за которые собирались обозы и готовилась провизия. К тому же, из-за холодов были подготовлены две кареты, в одной из которых должен был ехать сам сюзерен и его фаворит маркиз Алонсо, а в другой — молодой инквизитор, получивший уже официальное приглашение посетить монарший дом. Отказывать таким приглашениям было все равно, что искушать судьбу, и Августино вынужден был, несмотря на папский приказ, засобираться не обратно, а вглубь страны.
В день отъезда во дворе замка Райсаро было многолюдно, сюзерен появился одним из последних вместе с Эдвином, который был укутан в меха, сам же Луис предпочел утепленный пеллисон и плащ поверх.
— Трогаем, — крикнул он, и вот уже солдаты и всадники поехали через мост на посеребренную, ледяную дорогу, а Августино, изрядно замерзший, направился к своей карете, где по его сведениям слуги все устроили для удобного путешествия.
Там его ожидал небольшой сюрприз в виде радостно улыбающегося Пьетро.
— Падре, — молодой человек подхватился на ноги и изобразил поклон, чуть не опрокинув от избытка энтузиазма небольшую жаровенку, долженствующую прогревать карету. — Я вам тут место нагрел.
Инквизитор закрыл дверь плотнее, сразу садясь и кутаясь в шкуры, которые принесли из спальни. Пьетро откровенно радовался, а вот Августино мучили сомнения о предстоящей поездке и о том, что будет потом.
Но теперь не хотелось лишь одного — расставаться с бароном Моунтом и вновь почувствовать жар его тела рядом, целовать его в губы. От столь откровенных образов священник покрывался румянцем, темным, как дорогая бронза.
— Закрой с другой стороны на замок, так никто не будет нам мешать в пути, — Августино потянулся к бутылке вина, что пряталась в сидении, и достал ее. — Я догадываюсь, что это твоя инициатива меня задержать в Вестготии, Пьетро.
— Сюзерена, — юноша, закрывший дверь и пересевший на скамейку напротив, смотрел предельно честными глазами. Ну, действительно — это же милорд сам предложил. А душу грела сладкая нега — всю дорогу вдвоем, наедине, с его Августином, так пряно пахнущим экзотическими травами. От мыслей кровь быстрее бежала по телу, приливая к паху горячими волнами возбуждения, Моунт не выдержал. Обхватив обеими руками узкую кисть инквизитора, прижался к ней лбом и забормотал:
— Я теперь твой телохранитель, милорд назначил, разбойники там всякие, волки, дорога опасная, — юноша нес страшный бред счастливым голосом, пока не добрался до главного: — А еще нас принято, чтобы телохранитель спал в одной комнате с охраняемым, а если холодно, то и в одной постели. Правда, здорово? — Пьетро поднял голову, попутно поцеловав Августа в руку далеко не по-христиански, и таким же энтузиазмом горели и карие глаза.
Августино моргнул несколько раз, слушая молодого барона и глубоко дыша, чтобы не показать, как тело реагирует на поцелуи и даже на шепот юноши. Тот смотрел в глаза, говоря что-то про опасности, но основным мотивом звучала общая кровать. Значит ли это, что в лагере, на привале, Моунт будет ночевать с ним?
— Пьетро, вокруг будет слишком много свидетелей. — Августино пытался урезонить пылкого возлюбленного, хотя к паху у самого давно прилила кровь. — Не искушай меня, пожалуйста. Мне и так сложно скрывать то, что между нами происходит.
— Падре, — покачивания карты заставляли Пьетро обхватывать узкую ладонь инквизитора обеими ладонями, прятать ее как что-то хрупкое и невыразимо ценное. — Я не искушаю, я не могу не выполнить приказ, тем более что он мне и самому нравится. До безумия. — Юноша вновь поцеловал руку Августа, и от простого прикосновения пробивало все тело жаром.
Августино смутился невероятно, как не смущался с того момента, когда в далеком детстве в пост позволил себе съесть кусочек пирога с мясом и специями. Как же он краснел перед отцом. Как корил себя за проступок, а теперь не вина, а грех. Любовь, которая полыхает в сердце и не дает отказаться от часов рядом с молодым бароном. Конечно, сюзерен не отпустит Моунта от себя. И конечно, придется уехать, но пока пальцы сжимают пальцы, пока черные глаза горят напротив, пусть бог простит.
— И мне нравится, — под темными ресницами зелень была еще ярче, а экзотическая внешность в этих северных землях еще необычнее и темнее.
Пьетро блаженно улыбнулся. Казалось, невозможно быть более счастливым, чем час назад, когда выяснилось, что они будут ехать вместе, жить вместе, спать вместе. Ан-нет — обнаружилась новая ступенька распиравшей изнутри радости. Юноше хотелось сделать хоть что-нибудь, ну хоть что-нибудь, чтобы избавить от чувств, которые грозили его разорвать на части.
— Август, — барон умудрился опуститься на колени на пол кареты, заполнив собой все свободное пространство, обнять колени инквизитора и уткнуться в них лицом. А что? Поза благопристойная вроде бы, но так намного ближе, так можно дышать любимым и не отпускать, чувствовать, касаться. Главное — не представлять, как вечером он избавит своего инквизитора от одежды и... Худощавое, гибкое, но сильное тело. Клинок — узкий, но смертоносный в опытных руках.
Пьетро поднял горящее лицо и вновь зашептал лихорадочные признания:
— Ты же останешься? Сможешь остаться папским инквизитором? О большем я не прошу — лишь бы быть рядом. Знать, что ты здесь, видеть. Пока ты хочешь, я всегда рядом буду.
Августино неуверенно запустил пальцы в темные пряди, прошелся лаской по голове, понимая, что заводится все сильнее. Пьетро был горячим, и священнику невольно вспоминались последние ночи перед отъездом, когда они засыпали только под утро, утомленные патокой страсти.
— Это не от меня зависит, ты же знаешь, — шумно выдохнув, араб посмотрел через темную ткань в окно, где раскачивалась зимняя дорога.
К вечеру они должны добраться до небольшого селения, о котором говорила охрана, и расположиться на ночлег.
— Пьетро, не искушай, — Августино заводило одно присутствие барона Моунта.
— Я не искушаю, — юноша даже и не подумал отодвигаться, с надеждой всматриваясь в инквизитора. — Я знаю, в церкви строгая иерархия, но ты же можешь попросить или что-то еще?
— Не могу, — честно признался священник. — Король лишь задержал то, что должно произойти. Я понимаю, что ты не сможешь никуда потом поехать, — совсем тихо добавил он. И тут инквизитору стало совсем не по себе. Теперь, когда его жизнь изменилась так резко, что ему делать?
Пьетро сжал губы в тонкую полоску. Если Августа действительно отправят обратно, значит, придется что-то придумать. Просить милорда о чем-либо во второй раз юноша бы не решился, значит, оставалось одно — просто взять и уехать. Чтобы не говорил герцог, юный барон Моунт четко знал свое место, предопределенное происхождением и отцом. Пьетро был безбашенным, но дураком он не был и все никак не мог взять в толк, зачем милорд говорил ему столь странные вещи.
— Я что-нибудь придумаю, — юношу вновь ткнулся лицом в Августа. — Я тебя не оставлю.
— Поднимись, на полу холодно, — Августино начинало потряхивать от возбуждения, и он сам потянул барон присесть рядом, чтобы укутать в теплые шкуры, обнять и утешать, словно ребенка. — Ничего придумывать не нужно. Лучше не иди против своего правителя. Пока мы вместе... — священник старался изо всех сил не выказывать слишком много эмоций. Снаружи хоть и шумно, каждый занят своим делом, но не место для решений до самого вечера. — Ночью... поговорим.
Пьетро согласно кивнул, но — также как и его отца — юношу было практически невозможно переубедить в принятом решении. А барон Моунт уже его принял.
Зато Августино был уверен, что прибытие архиепископа разлучит их уже навсегда, и глубоко внутрь прятал свои сомнения и страхи, вновь щедро выросшие даже после того, как Моунт уверил его, что поедет следом в любом случае и даже после приглашения сюзерена.
Ранние сумерки заставили всадников поехать вперед, чтобы обеспечить достойный отдых высоким персонам.
Инквизитора разместили в небольшом доме, достаточно натопленном. Даже была готова горячая вода и травяной настой, которым обмывался Августино. Вместо кровати расстелены теплые шкуры, выданные с обоза Луиса, а на столе — преподнесенная им же граппа.
Священник только нюхнул, как сразу подумал, что напиваться не следует. Обернулся на прошедшего в дом Пьетро, который оглядел временное жилище, и кивнул слугам, что все в порядке и больше ничего не нужно.
— Ты со мной останешься? — спросил, когда дверь закрылась, и они остались одни.
Барон несколько недоуменно моргнул — вроде бы уже говорили об этом? — а потом расплылся в улыбке.
— Конечно. На всю жизнь.
— То есть? — Августино растерялся и от изумления хлебнул граппы. Потом передал бутыль барону и сунул озябшие руки в теплые рукава. — Пьетро, здесь слишком много охраны, и стража королевская...
Юноша принял бутылку, автоматически отхлебнул и недоуменно поинтересовался:
— Ну и что? Я твой телохранитель, я должен спать с тобой в одной комнате. Если нужно — греть постель.
Священник забрал бутылку и снова выпил, продолжая смотреть на Моунта.
— Подопри тогда чем-нибудь дверь, — за словами пряталось невысказанное обещание долгой горячей ночи. Им посоветовали почти сразу лечь спать, чтобы утром рано встать, но будут ли они именно спать?
Улыбка на лице юноши стала еще шире, и он метнулся выполнить приказ. Пара поленец — и дверь крепко заблокирована.
— Август, — Пьетро сжал в объятиях священника так, будто они не виделись несколько дней. По ощущениям так и было, ведь поездка в карете с невозможностью нормально прикоснуться к любимому оказалась для юноши настоящей пыткой — вязкой, долгой, мучительной.
Инквизитор не сопротивлялся и сразу же обнял барона, потянул с него пеллисон и рубашку, кидая безрассудно на пол и увлекая к кровати. Он истомился и желал, чтобы их близость не заканчивалась никогда. Сердце билось гулко и счастливо, забывая о том что время уносит все быстротечно.
— Пьетро, мой Пьетро, — повторял Августино, целуя северного рыцаря, который так настойчиво вошел в его жизнь.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
