Кулон снова исчез под платьем. Неважно, чем закончится эта осада, но всё равно пусть о нём знает поменьше народу. И без того головной боли хватает.
— Вань! Ты куда намылился? — она изловила сына за полу рубахи, когда он собрался тайком выскользнуть за дверь. Недооценивают детки остроту материнского слуха...
— Я посмотреть, и сразу назад, — начал клятвенно обещать мелкий. — Интересно же — настоящая осада, как в кино!
— Здесь не кино, и по голове прилетает по-настоящему. Забыл обоз и дорогу, где тебя щитом по темечку? — Яна сурово сдвинула брови.
— Ну, мне же не всегда будет нельзя, — насупился в ответ Иван. — Или и тогда будешь за рубашку хватать?
— Когда будет можно, тогда и пойдёшь, а пока сиди тут. Бери нож и нас, беззащитных, охраняй, если очень хочется быть взрослым.
— От кого вас тут охранять? — не унимался мелкий.
— И ночной визит ты тоже забыл, да?
Ваня уже собирался произнести целую речь в защиту своих намерений, но при упоминании о той ночи, кода их всех поднял шум и крики из спальни родителей, растерял весь задор. Молча ушёл в "детскую", разгороженную циновками на две половинки, и снял со стены нож. Первый нож, выкованный собственноручно, пусть и под мудрым руководством мастера Ли. Так же молча вернулся в "гостиную", сунул нож за пояс и, скрестив ноги, уселся напротив матери.
В приоткрытую дверку тут же всунулась головёнка Сяолан.
— Мамочка, нам страшно, — пискнула девочка. — Можно мы с тобой посидим?
— Ну, идите сюда, раз страшно, — слабо улыбнулась Яна.
— А ты расскажешь сказку? — сходу поинтересовался Ляншань, едва они уселись рядышком.
— Какую?
— Про старика, старуху и золотую рыбку.
— Слышали уже, — Сяолан махнула на братца рукой. — Лучше сказку про простолюдинку, которая стала женой принца.
— Девчонка, — фыркнул Ляншань. — Всё тебе про принцесс слушать.
— А тебе — про чудесных рыбок, которые три желания исполняют. Малявка.
— Тихо! — Яна оборвала их спор. — Уже не страшно вам, я погляжу, да?.. Вот послушайте лучше одну историю. Было то на далёком западе. Один город осадили враги. Но защитники города стояли насмерть, и вражеский полководец уже не надеялся взять город, когда к нему явился перебежчик. Тот сказал, что он и его друзья откроют ночью ворота, если им будет обещана доля от добычи. Полководец пообещал. Ночью предатели зарезали часовых, открыли ворота и впустили вражеское войско... Угадайте, как с ними расплатился вражеский полководец?
— Велел убить их вместе со всеми, как же ещё, — буркнул Ваня. — Кто предал своих, чужих предаст не глядя. Но и сам-то он хорош, слово ведь давал...
— Давал. Что те откроют ворота, если он пообещает долю добычи, — неожиданно по-взрослому рассудила Сяолан. — Он и пообещал. Но он не обещал, что те обязательно её получат и смогут унести. Так что они сами дураки.
— А что, и у нас такие могут завестись? — тихо спросил Ляншань. Шестилетка, мал ещё, чтобы верить в людскую несправедливость.
— Ещё как могут, — "страшным" голосом проговорила сестрица. — Отца и маму кто-то хотел убить. Может, и сейчас таятся, ждут ночи, чтобы побежать к этому... Ванчжуну.
— Может, эту историю Мэргэну рассказать? — предложил Ваня. — Вроде как сказку, но с намёком.
— Они и так там друг за дружкой в оба следят, — засомневалась Яна. — Но вообще-то... не только за елюевскими людьми следить нужно. И среди наших может сволочь завестись.
На самом деле Яна лукавила. Мысль, как бы приспособить рвение подростков, ещё не допущенных до воинского служения, но уже имеющих шило в сидячем месте, к более полезному занятию, чем распространение слухов, впервые мелькнула у неё, когда перехватила сына у двери. Её совесть корчилась в муках, криком крича, что нельзя посылать детей на такое опасное дело. А разум твердил, что если их на это дело не послать организованно, они сами пойдут искать приключений на то место, где воткнуто шило. И, что самое прискорбное, найдут. Она не верила, что многолюдный и хорошо укреплённый Ючжоу мятежник взял штурмом. Всё говорило об избитом, но реально работавшем во все времена сценарии с предателями, открывшими ворота. Ну, а молчание ненужных свидетелей Ванчжун обеспечил старым проверенным способом: зачем делиться добычей с предателями, когда можно утащить всё самому?
— Вы старшим скажите, чтобы отрядили самого хитрого к десятнику Тао, — проговорила она. — Ну, хоть Чжан Бина, старшего внука дедушки Чжана. Этот кого хочешь уболтает, язык без костей. Но если уж не уболтает, сами не суйтесь. А может, десятник вам другое дело найдёт, кто знает.
— Когда приходит беда, воинами в твоём народе становятся все, да, мамочка? — Сяолан заглянула ей в глаза — вообще-то нарушение общепринятого этикета, но в семье Ли не всё было как у всех. — Потому вы побеждали сильных врагов? А почему тогда ты убежала к нам?
— Потому что трудно победить самих себя... — откровенно сказала Яна. — Вот что, мелкие, сидим здесь и ждём настоящих новостей, а не слухов. Потом сотник распорядился, чтобы мы с соседками шли готовить для солдат. Как пришлёт за нами человека, так мы и должны идти.
— Ой, мамочка, а можно мне с тобой? — сразу же запищала Сяолан.
— Нельзя. У тебя и так будет очень важное задание, — Яна подняла палец к потолку. — Пока мы будем варить солдатам кашу, вы, девчонки, поможете бабушкам смотреть за малявками. Чтобы те не разбежались и не начали у воинов под ногами путаться. Ясно?
— Ясно...
Тонкая, почти взрослая усмешка Вани без всяких слов сказала ей очень многое. В том числе и то, о чём десятилетний парнишка вроде бы не должен догадаться. Всё верно. Если ему суждено дожить до собственных детей, он тоже не станет давить их мелочной опекой, а сделает всё, чтобы они сами учились брать на себя ответственность. А ведь поначалу ему было "интересно, как в кино". Хорошо, когда у детища мозги работают. Плохо, что не всегда в нужную сторону, но это уже вполне терпимые издержки.
Никто не штурмует крепость прямо с марша. Это правило, насколько знал сотник, выверено самой жизнью и соблюдается во всех странах, имеющих укреплённые города. Но что взять с киданей-отступников? Он не сомневался, что с Ванчжуном остались либо самые замаранные кровью, которым нечего было ждать прощения, либо самые глупые, всё ещё надеявшиеся на удачу, либо самые трусливые, не способные даже собраться с духом и покинуть обречённого. А то, что он обречён, знали все. И сам Ванчжун тоже. А поскольку им всё равно конец, то самое время повеселиться напоследок.
Кочевники, конечно же, не надеялись сходу ворваться в крепость, где их ждали и готовились к встрече. Потому и не спешились, а устроили "карусель" под стеной, где им не мешали мелкая речушка и загодя сожжённые крестьянские выселки. Над головами солдат засвистели стрелы. К сожалению, арбалеты не доставали до них, только луки. Потому лучники, даже прятавшиеся за зубцами стен и щитами, первыми понесли потери. Ханьские солдаты и кидани хана Елюя в долгу не остались, поэтому желавшие покуражиться над осаждёнными мятежники были вынуждены уйти подальше от стен, развлечение, обернувшееся пятком трупов сотоварищей, утрачивает привлекательность.
Степняцкие стрелы частью перелетали через стену, и с глухим стуком впивались в крыши домов, пугая прячущихся обывателей. Хорошо, что они не зажигательные. Плохо, что зажигательными мятежники рано или поздно воспользуются, слишком привлекательная идея. Сотник, правда, припас для осаждающих кое-какие сюрпризы, но нужно, чтобы те хотя бы лагерь разбили и разошлись по палаткам отдыхать с дороги. Вот тогда сюрпризы будут уместны. А пока...
Ванчжун знал, что в крепости есть пороховое оружие. Наверное, догадался, что такую ценную штуку пустят в ход только в самый ответственный момент. Он сделал бы ставку на измор, если бы имел время и ресурсы. С ресурсами у него как будто порядок, а вот с временем — не очень. Потому долгой осады и попыток выморить осаждённых голодом не будет. Впрочем, в Бейши было достаточно припасов, чтобы не только перезимовать в условиях осады, но и дожить до будущего урожая, пусть и на скудном пайке. Хватит всем. Елюи тоже не с пустыми руками пришли. Так что даже будь у Ванчжуна время, он бы сам подъел свои припасы намного раньше. Тем более, что в крепости своих коняшек, в случае нехватки сена, могут пустить на мясо, а ему, степняку, без лошадей никуда. Значит, мятежник сделал ставку на штурм, и откладывать его не собирается. Вот подтянутся последние отряды, воины отдохнут с дороги — и в бой.
Значит, самое позднее, дня через четыре, может, пять будет штурм. А этой ночью опять стоит ждать лазутчиков. Сотник был уверен, что в крепости ещё есть люди Ванчжуна, и тот просто обязан с ними как-то связаться. Вот бы выследить и подсылов, и гнилых людишек из своих... Но десятник Тао не сможет выполнять одновременно две задачи. Придётся выбирать, что важнее.
— Куда лезешь?
— Мне отсюда ничего не видно.
— Тоже хочешь стрелу в ногу получить, как Чжан Лянг?
— Не хочу.
— Вот и сиди. Успеешь ещё насмотреться.
— Так не интересно...
— Зато Лянгу сейчас так интересно — аж обревелся весь, как девчонка, пока мать ему рану перевязывала.
Мальчишки, заняв при первых признаках начавшегося боя стратегически выгодную позицию на крыше кузницы, хотели просто посмотреть. Обернулось это простреленной ногой одного из внуков старого мастера Чжана и грандиозным переполохом, поднявшимся в слободке после его воплей. Перепуганные кузнечихи, не глядя на опасность, тряпками загоняли своих чадушек по домам. Но вот перестрелка окончилась. Пришёл солдат с приказом господина сотника, чтобы женщины явились в кухню при казармах готовить ужин для гарнизона. Матери ушли, а от бабушек, сестёр и мелкоты, если есть сноровка и удача, сбежать несложно. Крыша кузницы снова была к их услугам, но самое интересное уже закончилось.
— Слезаем, — разочарованно протянул Ваня.
Поначалу отношения со сверстниками у него не складывались. Языковой барьер, незнание обычаев и экзотическая внешность сделали своё чёрное дело. Но постепенно барьер таял, обычаи постигались с лёгкостью, доступной лишь детям, а на внешность парнишки, которого сам мастер Ли усыновил, постепенно перестали обращать внимание. Кто-то даже припомнил народ каких-то усуней, по описаниям похожих на белобрысого мальца и его матушку: мол, когда-то жили такие рядом с хань, а потом ушли в Страну семи рек. Иными словами, Ваня всё-таки вписался в мальчишечью компанию. Кто-то принял его спокойно, кто-то без конца выспрашивал о "далёкой западной стране", а с кем-то и кулаками помахать пришлось, не без того. В лидеры Ваня не лез, но в последнее время Чжан Бин, старший брат раненного сегодня мальчика, признанный вожак компании, всё чаще соглашался со словами слишком рассудительного для своих лет маленького чужестранца. Подобные вещи мальчишечья ватага улавливает очень быстро, и тогда всё зависит от личностей вожака и новоявленного "серого кардинала". Чжан Бин не стал открыто покровительствовать белобрысому, просто пару раз похвалил его за разумные советы, а тот был слишком горд, чтобы лебезить перед кем-либо. Даже перед подростком на три года старше и вдвое сильнее. Бина на улице уважали, а значит, с некоторых пор мальчишки тоже стали прислушиваться к тому, что говорит белоголовый. Раз сказал: "Слезаем", — значит, на крыше больше делать нечего. Темнеет уже, пора по домам, а то опять получат оплеух от матерей.
Время сейчас тревожное, и старшие взялись проводить младших до их калиток, хоть и идти здесь было всего ничего. У Вани старшего брата не было, потому его провожали Бин и Ляо Хэ, сын тёти Чунпин.
— Начёт поглядывать вокруг, это ты дельно помыслил, — сказал Бин уже у самой калитки, когда Хэ спровадили домой. — Сам придумал?
— Мать надоумила, — честно признался Ваня.
— Дружку своему степному тоже скажешь?
— Надо бы. Пусть к своим присмотрится.
— Ладно, — Бин огляделся вокруг. На улице — никого, кроме них. — Сегодня в ночь мы, старшие, приглядывать будем. Раз уж сам десятник Тао дал добро, значит, дело нужное.
— Что ещё десятник Тао сказал, помнишь?
— Чтоб сами не встревали, а только смотрели, слушали, запоминали и бежали потом докладывать ему или господину сотнику. Не дурак, запомнил.
— Меня с собой точно не возьмёшь?
— Не возьму. А то мне твои родители голову оторвут, — Бин хихикнул. — Хочешь — посмотри за нашей улицей. Мало ли, вдруг опять сюда сунутся.
— Ладно, — Ваня не особо рассчитывал на удачу, и потому не расстроился от отказа. — До завтра.
Ни дверь, ни циновки за порогом не выдали шорохом, но Сяолан всё равно угадала его возвращение. Высунулась из комнаты и, стиснув кулачок, зашипела:
— Я маме пожалуюсь! — в её голосишке звенели гнев пополам с обидой. — Сам побежал на бой смотреть, а я тут с младшим сиди, да? Гу Инь старая, она спит уже. А я с Ляншанем вожусь... Одна!
— Да не видели мы никакого боя, — с не меньшей обидой прошептал Ваня, снимая обувь у порога.
— А стрела в Лянга как попала?
— Они верхом стреляли, вот и прилетело... Уймись ты, — он заметил, что девчонка гневно засопела. — Мама правду говорила: это не игрушки. Поэтому ты будешь сидеть дома и делать то, что она сказала. Понятно?
— Понятно...
— Иди спать. Я сам мелкому сказку расскажу, если мама поздно придёт.
Скрипнувшая калитка и знакомые шаги за дверью... Мама пришла вовремя, на закате.
Ваня довольно быстро отучился измерять время часами, минутами и секундами. Здесь тоже знали точные единицы времени, но в их системе он разобрался не сразу. Сутки — тянь — делились не на двадцать четыре часа, а на двенадцать шичэнь. Или на десять ши. Или на сто кэ (прим.: в наше время — 96). Или на двести восемьдесят восемь цзы. Это уже как кому по вкусу. Но основными точками отсчёта времени ремесленников и крестьян служили восход и закат. С наступлением темноты активная деятельность как правило прекращалась, люди ужинали и ложились спать до рассвета. А свериться с часами уже не получится. Свои электронные Ваня разбил ещё тогда, в день их с мамой провала во времени. Планшет или телефон тут не помощники: мало того, что батарею садят, а заряжать их туристическим динамо-фонариком та ещё радость, так ещё поди определи точное время. Однажды Ваня попытался вычислить полдень, вкопав в землю вертикальную палочку и измеряя её тень, но реально добился лишь более-менее точного определения сторон света. Солнечные часы, как справедливо заметил один из героев "Старика Хоттабыча", в пасмурную погоду и ночью не работали. Потому волей-неволей пришлось переходить на местное счисление времени и развивать притупленное цифровым веком соответствующее чувство.
Это чувство и сказало ему, что уже глубоко за полночь, но до рассвета тоже далеко, когда он проснулся от лёгкого прикосновения к плечу.
Фэнь? Что он здесь делает?
— Младший господин, — сухим, как листок в старом гербарии, голосом проговорил он. — К вам пришли.
Как — пришли? Кто пришёл?
— А почему ты не к маме постучался? — он уже почти проснулся и сразу напустил на себя суровый вид: всё-таки старший мужчина в семье, пока мастер Ли с другими мобилизованными в казарме.
