Пламя юных сердец

на станции эшелон с новыми танками «тигр». Мы уничтожим всех, кто помогает партизанам!» По

команде офицера Лѐше связали ноги и поволокли к колодцу. Там подняли его, и, перекинув через сруб,

бросили в колодец вниз головой. Мать его страшно кричала. Она упала и потеряла сознание. Крики и

стоны односельчан раздались страшные. Мы с мамой тоже плакали. Страшно было смотреть, когда

Лѐшу перекидывали через сруб колодца вниз головой, и с шумом его тело полетело вниз, и раздался всплеск

воды в колодце... На площади были только женщины и дети, поэтому был страшный взрыв рыданий

женщин и вопли детей в толпе. Я помню, что не только на площади, но и дома долго дрожал и плакал.

Меня страх сильный взял и за себя: «А если меня поймают, то так же сделают и со мной!» — подумал я.

У колодца немцы поставили охрану, два полицая караулили колодец двое суток.

Теперь я боялся идти на связь с партизанами, а немцы усилили охрану леса со стороны

нашего села. Говорили, что кольцо немецкого окружения сжимается, поэтому они отступают и

сжигают села полностью, а людей угоняют в Умань, там находится лагерь для пленных. Лагерь был под

открытым небом за колючей проволокой, только для детей небольшой барак. Весь скот, свиней и

лошадей увозили в Германию. Поговаривали, что и наше село скоро погонят в лагерь. Так оно и

получилось. Я больше на связь с партизанами не выходил.

Через два дня всех собрали и погнали в лагерь. Село сожгли полностью...

Рассказывает Тимофей Дмитриевич Дубинин

6 декабря 1941 года я, офицер 732-го зенитного полка, участвовал в подготовке и отправке в

разведку двух 14-летних мальчишек — Алѐши Дѐмина и Вити Захарова. Мальчишек одели, как побирушек,

в латаную-перелатаную одежду, дали сумки.

Ребятам удалось проникнуть в штаб немецкой части, где они сняли телефонный аппарат и

благополучно возвратились на батарею. Это было последним, что я о них узнал — меня перевели. Однако

после войны я занялся активным поисками.

Ничего об Алѐше Дѐмине найти не удалось. А вот Витя Захаров отыскался. Он продолжал

действовать. Со своими друзьями-однолетками Кузьминым и ВолодейДервеневым заминировал участок

дороги Узловая-Венев. На минах подорвались несколько автомашин вражеской колонны.

Вскоре Витю Захарова и Володю Дервенева зачислили в брянский партизанский отряд

«Вперѐд». Затем — послали учиться в разведшколу, откуда он снова вернулся в бой, уже в регулярную

армию. И 15 августа 1943 года, уйдя на задание на участке 2-го Прибалтийского фронта, разведчик

Виктор Корнеевич Захаров назад уже не вернулся…

Рассказывает Валентина Фѐдоровна Трутнева

Зимой 1942-1943 года над станицей Лабинской был сбит самолѐт нашего лѐтчика

Шервашидзе. Приземлившийся и покалечившийся лѐтчик кое-как дополз до огородов, где его обнаружила

13-летняя Валя Кошелева. Девочка помогла лѐтчику перебраться в безопасное место и заботилась о нѐм

до прихода наших войск.

Рассказывает Ефремова Галина Дмитриевна

Я с августа 1941 года воспитывалась в Юровском детском доме на Вологодчине. Как сейчас

помню: летом 1943 года из-под Мурманска к нам отвели на отдых какую-то воинскую часть. Солдаты и

командиры были у нас почти ежедневно — видимо, соскучились по своим детям. А когда их возвращали

обратно на фронт, командир части попросил нашего директора оставить у нас сына полка — мальчика

10-12 лет. До сих помню — его звали Саша, и он был просто загляденье: подтянутый, в пошитой по мерке

форме, с несколькими боевыми медалями… И вот часть отправилась дальше, а он остался у нас.

Каким же Саша стал растерянным! Нет, он не плакал, не жаловался, никуда не просился —

просто замкнулся в себе. Мы думали: привыкнет. Какое там! Пробыл он у нас всего несколько дней, а

потом взял лыжи — и ушѐл в ночь догонять своих. Искали — бесполезно, но потом пришла телеграмма,

что он догнал свою часть…

Рассказывает Анна Павловна Пешехонова

Это было на шахте №32бис, на Донбассе, в ноябре 1941 года. Стѐпе Скворцову было 13 лет,

я его хорошо знала. Он погиб всего за несколько слов — когда над шахтой пролетали наши самолѐты,

бомбить немецкий тыл, Стѐпа сказал потом в разговоре со взрослыми, что скоро фашистам капут,

наши всѐ равно вернутся. А кто-то донѐс… Его схватили, били, требовали, чтобы он сказал, кто ему

велел распространять антинемецкие сведения. А он отвечал: «Сталин приказал,» — и всѐ.

Ещѐ живого, его вывезли под Чистяково и сбросили в старую шахту…

Рассказывает Владимир Ахболатович Карсанов

Родился я в 1933 году. Мой отец, Карсанов Ахболат Сахмурзаевич, осетин, с 1939 года

проходил службу комиссаром батареи в г.Гродно, а мы — мать, младший брат Серѐжа (1937 г.р.) и

сестра Зина (1939 г.р.) — жили в военном городке.

Когда началась война — отец успел нас переправить в лес, сказал, что найдѐт нас там позже.

Но на лесной опушке нас захватили немецкие мотоциклисты. Нас разлучили с матерью и в эшелоне

отправили в Польшу. Там мы пробыли какое-то время, сами себя обслуживая. Охраняли нас солдаты, но

не зверствовали, а присматривал священник-католик, относившийся к нам и вовсе по-доброму. Но всѐ

равно все очень тосковали и боялись, нас очень плохо кормили, несколько ребят и девочек умерли, не

помню сейчас, то ли изголодались, то ли от тоски. А через некоторое время нас выставили на продажу.

И меня разлучили с братом и сестрой.

Меня купила немка, которой нужен был слуга — ухаживать за еѐ собакой. Собака мне

нравилась, а хозяйка была настоящей ведьмой. Постоянно била розгой из розовой палки с шипами,

особенно зверски била после побегов. Я убегал несколько раз — но не знал, куда бежать, меня ловили

местные немцы-поселенцы и приводили обратно. Видимо, она поняла в конце концов, что я или убегу всѐ-

таки, или она меня забьѐт и, чтобы не потерять деньги, продала другим хозяевам.

Это были поляки, семья мельника. Тут не били, кормили намного лучше, но всѐ равно плохо —

правда, у них у самих было «не густо». Я помогал на мельнице, по хозяйству, а иногда бегал в город

побираться (есть всѐ равно очень хотелось). Там, на базаре, я встретил сначала брата, а потом и сестру

— они тоже побирались в свободное от работы время. Вместе мы быть не могли, но хоть знали, что мы

недалеко друг от друга и живы — и иногда встречались там же, на базаре…

Нам повезло. Мы не только дожили до конца войны — нас всех троих нашѐл отец, который

остался жив (это само по себе было чудом!) и командовал уже полком. Поляки — мои «хозяева» — были

очень напуганы, меня упрашивали: «Ты скажи честно своим, русским, что мы тебя не били и кормили

хорошо, пожалей нас, а то они нас сожгут!» Почему-то они очень боялись, что русские, когда придут,

будут жечь всѐ, что не сожгли немцы при отступлении. Я и правда так сказал, я на них не держал

обиды, они и правда неплохо со мной обращались и в принципе спасли… Вот только по-русски говорить

мы почти разучились, говорили по-польски и по-немецки; отец говорил с нами через переводчика! Но,

когда попали к нашим, язык быстро восстановился даже у маленькой Зины. А потом нашлась и мать —

она тоже была жива!

Рассказывает Евгений Абдурахманович Минибаев

Я хотел бы сообщить некоторые сведения о вероятном сыне полка, изображѐнном на копии

фотографии вместе с неизвестным старшиной.

Это мой двоюродный брат Бехт Август Иванович 1929 г.р., уроженец села Зельц (ныне

Лиманское) Раздельнянского района Одесской области, которого я много лет разыскиваю.

Эта фотография сделана, вероятно, в 1945 г. Много лет назад она попала к моей сестре,

жившей в Карагандинской области. Каким образом, я не знаю. Сестры давно нет. Поэтому, к

сожалению, не могу ничего сообщить о боевом пути Августа. Думаю, старшина был его опекуном в

подразделении, которое его приютило.

Разыскать брата мне не удалось. Мои обращения в «Красный крест» наш, ГДР, ФРГ, а

также в Информационные центры УВД Коми, Удмуртии, Украины, Казахстана, Центральный архив

Советской Армии и Центральное телевидение (передача «Отзовись, сын полка») были

безрезультатными.

А потерялся Август в конце войны в Польше, куда нас вывезли немцы из Одесской области. В

Польше он был определѐн в интернат какой-то художественной школы! Со стремительным

наступлением наших войск в Конинской области в Польше мы потеряли с ним связь.

Вероятно, Август при освобождении области, где он находился, примкнул к нашим солдатам,

как это было со многими сынами полков.

Вот такими сведениями об Августе я только и располагаю. Сестра Августа Агнесса была

тоже определена в Польше, в какой-то приют, кажется, в городе Калиш. Но еѐ удалось нам разыскать.

На родину она репатриировалась вместе с нашей семьѐй. Отец этих моих родственников Бехт Иван

Андреевич умер в ФРГ в 1969 г., как нам стало известно, не успев оформить своѐ возвращение в

Советский Союз.

Пропавший Август Бехт.

http://nashsovr.aihs.net/p.php?y=2004&n=2&id=2

Однажды в отряд пришѐл сбежавший из нацистского плена советский солдат, некий

Николай Пронин, весь увешанный трофейным оружием.

— Откуда это у вас? — удивлѐнно спросил Костя, которому хорошо было известно, как

трудно, почти невозможно, одинокому, скитающемуся в чужом, враждебном лесу человеку достать

хоть какое-то оружие. А тут — новенький револьвер, пистолет, автомат с целой обоймой патронов,

гранаты...

— Понимаете, товарищ командир, — объяснил Пронин, — какое-то время я скрывался в

деревне Сенно, там встретил мальчика по имени Аркадий. Он и дал мне все это. Да ещѐ показал свой

тайник. Представляете, там у него целый арсенал собран. Немцы брали ту деревню несколько дней, вот

Аркаша с другими мальчишками и шныряли по опустевшим окопам, подбирали все, что оставалось на

поле боя. Сказал, что сохраняет оружие и боеприпасы для своих, уверен, что наши скоро вернутся... Если

поговорить с ним, думаю, что партизанам он все отдаст.

На другой же день, вызнав через дозорных, что немцев в деревне Сенно нет, Костя поехал

туда, разыскал Аркадия. Худенький, вихрастый мальчишка, облачѐнный в широкую, не по росту,

подпоясанную бечевой потѐртую фуфайку, в выгоревшем почти добела треухе, из-под которого

выбивались в разные стороны русые, давно не стриженные волосы, глядя снизу вверх, серьѐзно сказал: ―Я

все отдам вам, только возьмите меня в свой отряд‖.

— Это невозможно, Аркаша, — Костя, шутя, сдвинул треух мальчугану на лоб. —

Понимаешь, пока невозможно. Ты просто понятия не имеешь, какая в отряде напряжѐнная жизнь —

частые засады, облавы. Впрочем, ты можешь помогать нам здесь. Если захочешь. Ведь ты хорошо

знаешь эту местность? Вот и будешь нашими ―ушами‖ и ―глазами‖.

Так и получилось. Через назначенного связного мальчик стал передавать в партизанский

отряд важные сведения о дислокации вражеских войск, о передвижении на дорогах транспорта и военной

техники, о прибывающих на ближайшую железнодорожную станцию немецких эшелонах. Под видом

потерявшего своих родителей сироты он ходил с котомкой за плечами по деревням и хуторам, собирая

милостыню, прислушивался к разговорам, присматривался к тому, что где происходит.

Весной 43-го оккупационные власти принялись особенно активно угонять в неволю — в

Германию — наиболее трудоспособное население. Одновременно они усиленно агитировали молодых

парней поступать на службу в полицию. Иные шли туда охотно, большинство же ребят подчинялись

приказу, просто не видя другого выхода, — чтобы избежать расстрела либо угона в неволю.

При очередной встрече Костя дал задание Аркадию переагитировать наиболее

сомневающихся в своих поступках вновь испечѐнных полицаев — убедить их примкнуть к партизанам.

— Только действуй, Аркаша, очень осторожно, — предупредил его брат, — знай, что и среди

друзей могут быть провокаторы. Для начала выбери одного, которого ты хорошо знаешь, скажи ему,

словно бы ненароком, что тебе известна дорога к партизанам и что тот, кто придѐт в отряд с

оружием, будет жить и воевать на равных правах со всеми. Если тот, с кем ты вѐл беседу, согласится

— поставь перед ним условие: пусть и он, ни в коем случае не называя твоего имени, поговорит с другим

человеком, которому тоже полностью доверяет. И тот, третий, должен действовать так же. Таким

образом, в случае неожиданного провала не будет больших жертв... Подумай, Аркаша, — добавил Костя,

— это задание очень сложное и опасное. Если почувствуешь, что не можешь — откажись.

Аркадий и не подумал отказываться. Первым для серьѐзного разговора наметил брата своего

закадычного школьного приятеля, ставшего недавно полицаем. Вызнал, когда тот приходит домой, зашѐл

к нему. ―Ух ты, какая на тебе фрицевская форма! — сказал с нескрываемой насмешкой. — Ну и как?