Зверь лютый. Книга 35. Измена

Версия политическая не рассматривалась. Но есть у меня чувство — то была месть. Родни тех, убитых мною убийц. Месть умному человеку, кто умел "верхним чутьём" перемены чуять, от бед уворачиваться. Не кинулся "по-русски рубаху рванув на груди" меня убивать-резать. Не поднял моложан умирать "за святые вольности новгородские". Пытался и сам уцелеть, и людей — всех, и вятших, и подлых — уберечь от мечей моей да суздальской дружины. "И нашим, и вашим". Сумел. А это обидно и завидно. Вот, по суждению моему, и сошлось: месть и зависть.

И человек разумный, и мне не враг. А убили. "Свои". От дел моих: его "свои" стали ему "чужими", а "мои" — "своими" не стали. Не схотел он сторону выбирать, решил между остаться, своей жизнью жить. Не дали. "Тёплых изблюю из уст своих".

Молога — исключение. Опасное, кровавое. И это хорошо: напоминание. Резкое и наглядное. Про то, что тёплая халява под названием Всеволжск — вовсе не весь мир. Я-то привык к своей ракушке, к сплетённому за эти годы кокону. У меня-то в дому — тепло и светло, умно и безопасно. А мир вокруг, чуть выйди за околицу — прежняя сволочная сущность. Так что душик из человеческой крови, если не из твоей, резко... бодрит и освежает. Головой начинаешь крутить, взгляд чётче, слух тоньше. Мысли простые: не как бы пятилетку за четыре года, в три смены, двумя руками, за одну зарплату... А — доживёшь ли до вечера? Или тебе... сулицей в спину заелдырят.

Полезное напоминание.

Дальше было поспокойнее. Заглядывая в городки с суздальскими наместниками и гарнизонами, я больше не проповедовал грядущий апокалипсис "по-Всеволжски". Боголюбскому я послал обстоятельный, сколь мог увидеть, отчёт по всем его городкам. Но это — уже из Зубца.

Ещё одно памятное место.

Тут меня тоже пытались убить, коней свести. Прямо среди бела дня на дворе. На тропке к сортиру. Тут я доброго человека, старичка благостного — в попутчики взял. Наводчиком лютых шишей лесных оказался.

Теперь мой наместник сидит.

Здесь местная верхушка сама без шума отъехала. Кто дальше служить. В Суздаль, в Боголюбово. Кто просто по вотчинам. Попа переменили. Добровольцам помогли переселиться. "Незаможникам", кто прокормиться не может — тоже. "Городские патриции"... ну какие в русском городке на полтораста дворов — "патриции"? Кто уехал, кто затих. "Всеволжский торг" давит местных лавочников просто фактом своего существования.

Зубец — порадовал. Успешный пример реконструкции. Без крови, казней, разрушений. Население частью разбегается, частью высылается, частью адаптируется. Городок перестраивается под мои санитарные и жилищные нормы.

Так и должно быть. Ещё бы и фабричку какую сюда посадить. Будет место работы — можно новосёлов селить. А следом и местные подтянутся.

Следующий городок, Ржев, произвёл тягостное впечатление.

Нету. Пепелище. Одно отличие от сожжённой половцами Сновянки, которую я в своём Деснянском походе посещал: обожравшиеся мертвечиной волки толпами не шляются. Но застарелый многомесячный сладковатый запах падали и горький — пожарища... висит в воздухе. Как топор в курилке.

Благочестник отозвал отсюда своих служилых людей. Ржевцы — "сами с усами" — собрали вече, выбрали себе посадника и тысяцкого. Зажили вольно, демократически, народно. Я ж дерьмократ и либераст? — Зачем же людям мешать? Да и других забот полно.

Мимо городка идут мои караваны, торг кипит, местных мастеров нанимают валить лес, строить лагеря для Волго-Двинского канала. Городок цветёт и богатеет. Власть своя, народная, инвестиции мои, бездонные.

"Живи-поживай, добра наживай".

* * *

"Два одесских приятеля:

— Знаешь, Фима, до женитьбы я не подозревал, что молоко можно поставить в холодильник неправильно".

Во Ржеве не было ни одесситов, ни холодильника. И жениться друг на друге мужи ржевские не собирались. Но повод для криков "неправильно!" всё равно нашли.

* * *

Местные сцепились между собой. Типа: а мостить ли улицу от пристани?

Про варианты мощения в русских городах я уже подробно в Кучково, когда меня там босыми ногами по колотым коровьим костям...

Раз больше одного варианта, то есть пространство. Для выражения своего гонора и поднятия статуса. Ещё поговаривали о каких-то дополнительных поборах на мощение. О "распиле бюджета". Какого-то. Между "своими". Какими-то.

Народ послушал и сказал:

— Нехрен! Немощёными походим! Деды наши и прадеды и весной и осенью по грязи на косогор раком лазали! И нечего! Только здоровее были. И — праведнее!

Демократия восторжествовала, большинство победило. И вышибло меньшинство из города. Обиженные далеко не пошли, перебрались за Волгу. И через полмесяца вернулись. С ушкуйниками новгородскими. По простому: банда бродячая.

Город взяли изменой, власть переменили, политических противников по теме мощения улицы, били плетями и разбивали им дворы и морды.

Да это-то фигня. Но набродь разграбила факторию и сожгла вышку. Люди мои, по счастью, выбрались.

"Я за любой кипеж, кроме голодовки". И нанесения мне ущерба.

Побитые "не-мощуны" тоже бежали. Со слезами и жалобами. А тут ещё ушкуйники попытались разгромить мой караван.

Это — смертный приговор. Демократия, как и любая другая форма правления, прекрасна. Пока не мешает мне жить. Гос.имущество уничтожили, гос.служащих побили. Да ещё и на гос.транспорт покусились. Преступление троекратное. С отягчающими.

Трафик на "стройку века и континента" нужно обеспечивать — пришёл мой отряд и взял город.

Точнее: сперва выжег, а потом взял. В моих командиров система приоритетов вбивается жёстко: первое — выполнить задачу, второе — сберечь личный состав. Всё остальное... в свободное от двух первых время. Соответствующим инструментом они обеспечены. Про огнемёты на ушкуях — я уже... Понятно, что такие установки можно и на телеги поставить.

В ветреный денёк затащили пару таких "опылителей" на горку, к городку с наветренной стороны. Поставили на катки, прикрыли щитами и подвели к стенам. Кто на городни вылез — прогнали стрелами. Шагов с двадцати... "опылили". Раз, другой... Оно и полыхнуло. Как и положено полыхать стоячему сухому дереву на ветру в жаркий день. Бандиты, олигархи, демократы и просто жители кинулись бежать. Кто — семейство и майно спасать, кто — свою буйну голову.

Как мы эрзянский мятежный городок сожгли — я уже... Здесь хуже: даже ворота открыть не успели, так и пёрли верхом через забороло. А с той стороны с арканами уже ждали.

Население частью погибло, частью разбежалось. Остальных вывезли в мои земли.

Новгородцы разных оттенков, как "идейные", так и просто бандиты, ещё дважды пытались подойти к городку. Пришлось проводить карательные операции. И здесь, и выше у Пено.

Абсолютно ненужная, бессмысленная суетня. Поэтому — начисто. "Чтобы помнили".

На день пути от Волги по новгородскому берегу люди и скоты угнаны, все селения выжжены. Дабы разбойникам прокорма и обогрева не было. "Выжженная земля"? — Нет, "поле". "Поле дураков в стране чудес".

Городок потихоньку восстанавливается. Работает "строительный конвейер", везём хлеб, присылаем новосёлов...

Опыт магистралей, вроде КВЖД или Суэцкого канала, показывает: мало построить дорогу. Нужно взять под устойчивое политическое и хозяйственное управление обширные соседние территории. Не "полоса отчуждения", а провинции. "Где тонко, там и рвётся". "Тонко" возле магистрали быть не должно.

Нужно брать под себя земли по линии Пено (или выше?), Осташков (которого ещё нет), Торжок (который пока Новый Торг), Тверь (которая Боголюбского. Или "Тверь" левобережную, которая выгорела и заброшена?).

Нах-х-хрена?! — А вот. Иначе покоя не будет.

* * *

Я не понимаю коллег-попандопулов. "Пойдём! Побьём! Захватим!". А дальше? Так оставить? — Здесь, в огромной дуге Волги, обращённой к югу, формируется бандитское кубло. Мы эту язву чуток, по краям, по-обкусывали. Но ведь оно снова наполнится! И снова полезет наружу. Как тесто из квашни. Ядовитое.

Здесь прекрасная земля. Интересная. В ней много чего есть. К примеру: Осташков это Селигер. "Серигерский путь" Новгорода. Один из основных торговых маршрутов на юго-восток. Его взять — уже неплохо. Кто? Кто это будет делать? Кто пойдёт по этой земле, грамотно и с любовью её разглядывая? Замечая те полезняшки и вкусняшки, которые здесь — на каждом шагу, которые местные не видят, до которых у них "руки не доходят"? Кто будет строить здесь селения, дороги, мосты? Да не по прежнему, не две-три полуземлянки — деревня, а как у меня — 60-100 дворов с белыми избами и всем прочим?

Не прокормятся? — Кто это сказал?! Ты рыбу сиг видел? А ты знаешь, какого размера она вырастает в здешних краях? А что это ближайший родственник байкальскому омулю? И по вкусу — тоже. А тут целое озеро этих сигов. Которые не проходные, а озёрные. Так и называется — оз.Сиг. А рядом Волга. Плотин-то нет! Осетры каспийские сюда икру метать приходят. Так это я только про простейшее, про рыбку, что вот — бери, само в руки лезет.

Инвестиции? Серебро кусками? — Оно здесь и нафиг никому не нужно. Нужны люди. Знающие и умеющие превращать вот такой пустынный голодный лесной край в цветущую многолюдную местность. Такие люди есть. У меня. Они — по счёту. Они — уже. Дела делают. В других местах. Спешные. Важные.

Мне и жаль местных жителей: не знают, что могли бы жить много богаче, здоровее, лучше. И зло берёт: да живите вы как хотите! Только мне не мешайте.

Увы, не мешать — не могут. Там уже крутится новгородское боярское отребье. Тянет из местных соки. Втягивает их в свои "удалые" разбойные игры. Кого страхом, кого голодом, кого обманками.

* * *

Весной, когда здешние леса чуток подсохли, отряды егерей Авундия с запада, устремляясь к Селигеру, гридни Ропака с севера от Игнач-креста, "призывники" Боголюбского с юга от Твери, двинулись зачищать край. Пришлые новгородцы подставляли местных, те разбегались... К осени умиротворение было завершено.

Конец сто тридцать девятой части

Часть 140 "И по камню-камушку длинно зас...".

Глава 712

Наконец — зона канала.

О-ох. Красота-то какая...! Понятно, что дерьма разного — на каждом шагу. Стройка идёт — бардак растёт. Но это... "рабочие моменты". Главное сделано. Работает, шевелится. Бараки эти уродливые разломают. Или под склады переделают. Торчащие обгрызенные кусты — выкорчуют. Кучи земли растянут и травкой засадят. Характерные коробочки сортиров... снесут, а накопленное — на поля-огороды. Тут такие урожаи ожидаются!

Не сразу — дерьмо должно вылежаться. А то будет как в Бердичеве. Ой, виноват — в Кембридже.

* * *

"В 12-14 в. кишечными паразитами были заражены 58% монахов и 32% горожан. Монахи в средневековом Кембридже просто кишели паразитами! Наиболее распространенными разновидностями гельминтов были аскариды и власоглав. монахи использовали человеческие фекалии в качестве удобрения для своих огородов".

Коллеги, вы как? Восемь способов изгнания, от зубов, на память, среди ночи...?

Здесь "изгнание" — не про оппозицию или демонов, это-то вы всегда и с особым изыском. А вот глисты... Молочно-чесночная клизма — регулярно? Курс — неделя. Потом повторить. Нет, святая вода не помогает. Сильно солёная селёдка... и не пить... даже против солитера работает.

Нет, коллеги, "солитер" это не крупный бриллиант, вправленный в украшение отдельно, без других камней. Откуда у вас там бриллианты?

Представьте. Вляпнулись вы, к примеру, в кое-какого царя Фёдора. Или в ещё какого Ивана. Выходите вы, благостно и просветлённо, отстояв обедню и прослезившись, на царское крыльцо. А вокруг народ московский ликует. Море народное. Кланяется, припадает, восхваляет и норовить край платья вашего облобызать. А вы знаете, что у каждого третьего — внутри глисты. Разных классов и отрядов. И на Пасху с ними надо целоваться. Не с глистами, конечно, а с их носителями.

Восславьте же господа нашего! Ибо всё сущее в мире дело рук его! И ежели в ходе христосования вам в рот, или на щёчку, или на ручку, или на платье, добрый христианин-переносчик перенёс яйца, не свои, конечно, но аскарид и власоглавов, то такова воля Его!

Молитесь, коллеги, и очищайтесь. Душой. Ибо тело есть прах земной. Только молитва! И никакой селёдки.

Или, к примеру, идёт заседание Боярской Думы. Обсуждают насущное: восстание Стеньки Разина и вытекающие из этого неприятности. И тут "наш человек в ихнем теле", в смысле: попандопуло в образе государя нашего, богом помазанного, Алексея Михайловича Тишайшего, поглядывая в повестку дня, сообщает:

— И последний вопрос. Всем присутствующим срочно провериться на глистов. В Тайном Приказе.

Всё. Крах и бздынь. Пошла бифуркация. Разин победил, история изменилась, трудовой народ, в форме не награбившихся досыть в Персии донских казаков, пришёл к власти... Последствия сами посчитаете.

Другой вариант. Вышли вы на Лобное место. Сняли шапку, перекрестились на купола золотые, поклонились на все четыре стороны и возвестили:

— Здрав будь, народ московский! А для этого — снимай штаны и заходи на эстакаду.

Что добрый народ московский вам скажет? — Правильно: спасибо. Те немногие, кто выживет после клизмы, бунта и излечения от глистов.

Мне? — Мне проще. Ещё на воровской заимке возле Пердуновки, когда меня вошки заели, я устроил своим ближникам обривание с кипячением и прожариванием. Было много недовольных.

Нынче недовольных — ещё больше. Но мне пофиг. "Фильтрационный лагерь" — уже комплект технологий, включая и очищение внутренностей человеков. Луково-чесночная кашица, настойка лука на водке по столовой ложке... некоторые за добавкой приходят и рукавом занюхивают.

И дело не только в аборигенах. Ежели вы, коллеги, не следите за чистотой в кишечниках окружающих, то и сами... Или — исключительно в скафандре. Герметичном и с наддувом.

Странно мне. Как-то в попаданских историях... про глистов... не встречал. А здесь это такой же элемент жизни, как кони или собаки. Не, глистов больше.

Прикиньте: герой-нагибатор весь в апофеозе своего побеждания и нагибания, отдышался, вытер пот, выпил чаю, нагнулся... тут высовывается солитер и спрашивает:

— А булочку?

Уж-ж-жас...

* * *

А пни по косогору чего стоят? У тебя корнедёра нет? А рассаду где разводить будете? А чего это у тебя тут крыша течёт? Дверь на одной петле висит — дрова лишние завелись? Отмостку почему не сделали? А это что?! Какой дурень велел воду в бетон лить?! Понятно, что больше. Больше дерьма, а не бетона. Где технолог? Чего — недосмотрел? Лычку долой, через голые погоны досматривать будешь. Какого хрена бочки пустые под снегом? Навес сделать не мог? Лопата железная стоит, ржавеет. За неё серебром недополучено. Тебе моих денег не жалко? Вычту из жалования.