И, медленно двинувшись домой, Мики вдруг поняла, что с каждым пройденным шагом, удаляясь от Сатору, мысли которые, казалось, отступили полностью от одного его присутствия, начали возвращаться вновь. С каждым пройденным шагом, каждое мгновение, удаляясь от Сатору, от академии Куо, Мики ощущала, как начинают придавливать все больше и больше ее к месту ее мысли — о Горо, о браке, об Иссее..
Об Иссее, ее Иссее, ее сыне... Сыне, ради которого она пожертвовала своим здоровьем, своими силами, всем своим наследством на самых лучших врачей и препараты, ха, а чтобы съехаться с Горо — она отказалась от всех своих друзей и подруг... Как глупа она была...
Мики приложила холодное стекло бутылки, прежде чем сделать глоток вина.
Ха, нет, конечно же нет, Иссей, ее сын... Он был не виноват в этом. Горо, именно последовав за ним Мики почти оборвала все свои связи с прошлым миром — отказалась от своей казавшейся когда-то прекрасной карьерной перспективы, потому, что он пообещал позаботиться о ней... Стала домохозяйкой... Перестала общаться со всеми своими прошлыми друзьями... Ха, и почему она только не видела красных флагов раньше? Горо всегда делал вид, что он заботиться о ней, но если бы Мики только не была так слепа... Если бы она только увидела...
"Мики, дорогая!" — в голове Мики голос Горо звучал жалко и пискляво, отражая ее внутреннее состояние и выпитый алкоголь — "С твоим здоровьем тебе не стоит работать! Я позабочусь о нас двоих, а ты пока запри себя в доме, не общайся ни с кем, готовь, убирай, стирай, мой — ведь это гораздо легче, чем перекладывать бумаги на работе! Ох, я знаю о том, как тебе хотелось пойти работать учителем, но тогда ты начнешь общаться с другими людьми — а что если ты такая же как и я и погонишься за ближайшим мужчиной?! Нет, сиди дома, Мики, ты теперь связана по рукам и ногам внутри своей камеры, где ты же теперь каждый день должна наводить порядок, и следить за тем, чтобы прутья не проржавели..."
Мики приложилась еще раз к бутылке вина, после чего потянулась к контейнеру с едой и открыла тот.
Иссей был не виноват, никак не виноват в произошедшем, но... Он был так похож на своего отца... Глядя на него Мики вспоминала Горо и внутри нее начинали бурлить гнев и боль...
Иссей был не виноват, совершенно не виноват... Мики могла говорить это раз за разом, но заставить саму себя не только сказать, но и услышать это, было куда сложнее.
Мики не встретила Иссея утром... И когда она встретила его вновь в школе — он лишь напомнил Мики, насколько же много он взял от своего отца.
Мики хотелось плакать от того, как низко она пала, осуждая своего собственного сына за его отца, и вместе с тем плакать от того, что даже осознавая неправильность своих действий она ничего не могла поделать с ними.
Казалось, в это время только Сатору оставался ее лучом надежды в этом странном и глупом мире, в одночасье переставшем иметь какой-либо смысл.
Мики все же отправила в рот сашими из угря, после чего откинулась на спинку дивана.
Стоило ей только задуматься о Сатору, как ее мысли, казавшиеся ей неразрешимыми вопросами дрогнули и отступили на шаг.
Когда Мики была с Сатору, когда он демонстрировал ей свою заботу или уравновешенную взрослость, когда он помогал ей или даже когда он гнался по дороге, казалось, не обращая внимания на опасности вокруг — Мики чувствовала себя... Защищенной рядом с ними.
Имело ли это вообще какой-то смысл? Или это все было последствиями вчерашнего предательства, ее психика теперь была ранена, была повреждена и навсегда шрамирована произошедшим и потому ее здравомыслие уже начало ускользать сквозь ее пальцы, ее мысли начали путаться между собой, следствие и причина поменялись местами и завтра она проснется уже в маленькой комнате с мягкими белыми стенами?
Мики приложилась к бутылке вина вновь, после чего, допив жадными глотками последние капли, не стала даже ставить ту на землю, вместо того позволив теперь пустой бутылке выпасть из ее рук на пол и откатиться прочь.
К черту уборку, к черту ее обязанности, не было больше никаких обязанностей! Не было ни семьи, ни дома, ни мужа, осталась только она, она одна, потерявшая в одно мгновение все стареющая домохозяйка. У нее даже не было работы, она в последний раз полгода назад устраивалась библиотекаршей на пару месяцев, потому, что ей надоело сидеть дома... Она работала три-четыре часа в день, два-три дня в неделю, два месяца... Ха-ха, она вообще помнила, каково это, просыпаться каждый день на работу, отправляться на ту — помнила ли она, что вообще такое "работа"?
Мир развалился на части — Горо даже не появился на пороге дома после вчерашнего — ей позвонили с его работы, так что, судя по всему, Горо не появился и на той... И правильно, пусть он бежит, поджав свой хвост — ублюдок!
Ха-ха, двадцать лет брака обратились в ничто за десяток минут в один судьбоносный вечер...
И в море ее перевернувшейся в одночасье жизни был только один маяк, казалось, недвижимый даже в этом шторме — маяк под именем "Сатору."
Только Сатору смог удержать ее утром от того, чтобы свалиться вновь в бессмысленное существование, лежа в своей кровати и плача от собственной слабости, только он смог сбросить ее глупые мысли... И, когда Мики оказалась отрезана от него — мысли вернулись вновь. С каждым шагом, с каждым проходящим мгновением мысли начинали возвращаться вновь и вновь, кроша разум Мики — ей не хватило сил на то, чтобы вернуться домой самостоятельно — ее силы кончились за пару улиц до ее дома... И все, на что хватило жалких остатков сил — это на то, чтобы зайти в ближайших магазин и скупить на все те остатки денег, что у Мики только были при себе столько бутылок вина, что она только смогла унести до дома самостоятельно.
Так что Мики, вернувшись домой, только и делала, что пила алкоголь, перебиваясь между паническими рыданиями и истерическим смехом, чувствуя, как давящие на нее события последних... Ха-ха, последних суток? Ведь не прошло даже двадцать четыре часа с момента, когда Сатору сделал первый шаг за порог этого дома, ха-ха...
Чувствуя, как давящие на нее мысли и события медленно проламывают крышку ее черепа, впиваются в мозг и превращают тот, вместе со всеми ее мыслями и воспоминаниями, вместе со всем ее мировосприятием в бессмысленную жидкую кашицу, смешавшую воедино, казалось бы, должные быть всегда разделенными мысли. Муж и любовница, сын и презрение, Сатору и...
Мики просто хотелось, чтобы все вновь стало просто. Ее казавшийся непотопляемым титаник спокойной семейной жизни оказался картонной лодочкой в маленьком ручейке — он потонул даже не потому, что наткнулся на камень, а просто из-за того, что его картон намок и пришло его время развалиться на части. Мир перестал иметь какой-либо смысл и все, что Мики считала святым, считала нерушимым, стало ничем.
Мики просто хотела, чтобы все это закончилось. Чтобы пришел кто-то мудрый, знающий и понимающий, и сказал, как ей жить дальше. В чем был сакральный смысл ее двенадцати лет брака с Горо, как теперь ей относится к Иссею, как ей теперь жить ее жизнь, в чем заключается ее чертов смысл жизни.
Мики когда-то задавалась этим вопросом — и пришла к ответу. Ее смысл жизни был в том, чтобы быть женой Горо и матерью Иссея, примерной домохозяйкой и, чуть позже, бабушкой...
И, как оказалось, она ни черта лысого не знала, ни в единой букве своего ответа не угадала тот, ее казавшийся подходящим ответ не смог даже вместиться в предоставленное ей поле, словно бы она просто оказалась в западне, будто бы, решая кроссворд, она легко дала ответ, едва услышав вопрос, из пяти букв, только для того, чтобы обнаружить, что этот ответ должен был состоять из двадцати букв, трех цифр и двух апострофов!
Ничего не имело смысл, все было бессмысленно и ее штормило...
Последнее, впрочем, было связано не только с метафизическим штормом в ее жизни, но и с тем, что Мики уже напилась достаточно для того, чтобы считаться просто "пьяной" и стремительно приближалась к состоянию "полуживой."
Мики поднялась, после чего неуверенным шагом добралась до еще одной бутылки вина и в пару неловких движений вытащила пробку из того штопором, прежде чем сделать еще глоток.
Горо исчез из ее жизни, Иссея она сама не хотела видеть, а в Бога Мики никогда не верила...
Мики хотелось, искренне хотелось, чтобы появился кто-то, кто-то добрый, мудрый и сильный и разрешил все ее проблемы...
Мики проглотила еще сашими, ощущая, как вместе с ее мыслями ей становится чуть лучше.
"Сатору..." — от мысли о странном парне Мики смогла только грустно улыбнуться, чувствуя, как на ее душе становился чуть-чуть теплее — "Если бы ты только мог помочь мне..."
* * *
"Как... Захватывающе..." — Иссей, Актер Пандоры, аккуратно ступал по струнам души и мыслям Мики Хедо, глядя с замиранием сердца за тем, как медленно, словно бы в муках рождения, перековывается ее душа, а на месте выгоревшей в прошлом искры предназначения поднимается новая, совершенно юная и малая, но поднимается перед его собственными глазами, постепенно разгораясь все больше и больше — "Отец... Я благодарен тебе сотню и сотню тысяч раз за каждое движение что Ты совершаешь в этом мире, что я могу совершить в этом мире, и я столь, столь благодарен Тебе, что я могу увидеть, как зарождается bestimmung в ее душе..."
Иссей подчинялся приказам своего Отца — в первую очередь тем, что Он сказал прямо — он внимательно изучал обитателей академии Куо весь прошедший день. Учеба далась ему удивительно легко — он всегда мог использовать в качестве ответа на любой вопрос знания учителя, даже если не знал самостоятельно ответ, когда дело касалось истории или литературы, но чаще всего ему даже не нужно было отвечать правильно. Нет, ему нужно было лишь отвечать также, как всегда отвечал Иссей — проскакивая по мыслям и памяти своего окружения, достаточно юниформного в своем восприятии Иссея, Актеру нужно было лишь отвечать то, что люди ожидали услышать в качестве его ответов — иногда угадывая, иногда промахиваясь, а иногда проявляя неожиданную странную смекалку в неочевидных местах, заставляя своими "иррациональными и необычными" ответами, между которыми, казалось бы, не существовало никакой логической связи — в плане того, что эти ответы указывали не на логические систематические слабости или силы в образовании Иссея, а представляли из себя лишь случайную выборку возможных вариантов, каждый из которых совершенно случайно определялся как "подходящий" и "неподходящий" Иссею, базируясь на столь размытых понятиях, как "мне кажется, Иссей это знает" и "я думаю, что Иссей на это не ответит" — казаться максимально "обычным" в восприятии всех людей, окружающих Иссея.
И, поскольку Иссей таким образом мог даже не обращать внимания на ход уроков и вопросы и задания учителей, он посвятил себя полностью изучению своего окружения.
В основном, конечно же, это было бессмысленно — пустые глупые люди с пустой глупой бессмысленностью в душах и головах, несчастные души, настолько несчастные, что они даже не были способны, чего именно они были лишены. Как слепой не мог осознать, что значит "видеть", так и люди этого мира были обречены существовать неспособные до конца осознать, что они потеряли...
И вместе с тем среди безвкусной пыли и раздражающей пустоты существовали свои, столь притягательные исключения...
Киба Юто, как первый из примеров.
Чуть дальше — Акено Химедзима, великолепная и уникальная фигура, подобная Кибе Юто, и вместе с тем столь отличная от него. Где Киба должен был стать [Святым Мечником] и не стал после всех тренировок — Акено была рождена в качестве [Полу-Падшего Ангела] и не смогла избавиться от этого клейма. Где Киба был полон ненависти к миру вокруг — Акено была полна омерзения к самой себе. Где Киба разрывался между двумя внутренними огнями — Акено создала из двух огней собственный хомут, пытаясь задушить саму себя, каждый раз подходя и отшатываясь от этой границы, ходя по кругу, неспособная покинуть свое собственное я...
Киба был верным [Рыцарем], Акено была верным [Ферзем], и оба они преследовали свои цели. Цель Кибы противоречила его верности — уничтожение всех [Святых Мечей]. Цель Акено совпадала с ее верностью — навсегда уничтожить само понятие "Акено Химедзима, падший ангел". Чудесное, уникальное существо, великолепный экспонат, глядя на который Иссей вытаскивал на свет раз за разом новую маску, новую эмоцию и новую реакцию, понимая, почему его Отец любил коллекционировать не отпечатки личностей, а их цельность, заключенную в общую оболочку живого существа, превращая то, что было бы лишь картинами в Его галерее в живых художников, продолжающих рисовать новые и новые шедевры, даже тогда, когда сами художники стали экспонатами...
И больше — Иссей чувствовал, как щекочет его сознание ворох мыслей о новых и новых открытиях, подготовленных для него Отцом, ибо Он в своей милости даровал не только величайшую награду в конце — но и на каждом шаге пути награждал Иссея, когда тот следовал согласно Его воле.
И тем невероятнее для Иссея было видеть то, как казавшаяся определенной правда мира о неизменности слепоты рожденных вне милости Сорока Одного крошилась под его взглядом, как сплетая в единую нить судьбы Отец проходил вперед, мгновение за мгновением, творя bestimmung для того, кто был его лишен, словно бы в историях людей заставляя слепого прозреть, но на том уровне, который не был подвластен разуму ни одного существа, кроме обитателей Великой Гробницы, поражая даже их воображение и сознание...
И очерчивая для Иссея новую тропу, новую ступень его пьесы, воздвигаясь к крещендо шаг за шагом, позволяя ему, Иссею, Актеру Пандоры, играть первую скрипку в Его великой пьесе.
Ибо сие было тестом для Иссея в той же мере, в которой это было его наградой, это было наказанием также, как и рутиной — ибо такова была воля Величайшего Высшего Существа, что определял само значение этих слов и понятий также, как меньшие из существ определяли лишь одно из них для каждого их своих решений.
Ибо теперь Иссей видел, что творил его Отец, и какую роль Мики играла в Его великой бесконечной пьесе, почему она взошла на сцену, и как она будет вознесена Его волей, и как будет она низвергнута, если на то будет Его прихоть.
Иными словами, Иссей видел как свою роль, так и свой путь...
"Отец" — Иссей улыбнулся — "Твой верный сын будет играть назначенную ему роль, как Ты и решил то, и превратит аудиторию в актеров, а актеров — в звезд. Ибо Ты уже забрал актрису из ее двухместной маленькой уличной будки... И возвел на великую сцену перед глазами всего мира. И все, что остается мне это действовать в Твоей воле и даровать ей те реплики, что она должна будет произнести... Дабы понять, достойна ли она стать одной, стоящей на этой сцене, или быть отвергнута, как бездарность." "Отец, смотри на меня" — Иссей не смог сдержаться, ответив высоким военным салютом, прежде чем отрапортовать своему Отцу — "Vater mit uns!"
* * *
Мики было плохо. Не только морально, плохо от ее мыслей и осознаний, но и плохо физически, от выпитого алкоголя.
