Три Заряницы

Стас вздохнул и, погладив его по голове, взял ковшик и передал ей.

— Попей, Луша. Велька прав, — сел, устраиваясь между ней и вздыхающим племянником.

Она сделала несколько глотков и он забрал ковшик.

— Теперь переодеться бы надо,— шепнул ей на ухо, и она опустила глаза на мокрую рубашку; резко вспыхнула и прикрылась одеялом.

Ведьмак с княжичем отвернулись и несколько секунд выжидали пока за спиной раздавался скрип сундука и шорох ткани.

— Всё, — произнесла, снова укладываясь в постель и накрываясь одеялом.

— Ну вот и хорошо, — ведьмак обернулся к ней и взял за руку.

— Дядя, а ты? — спросил Велька, кивая на его рубашку. — Ты тоже промок.

— Мне не страшно, — улыбнулся он племяннику, — сейчас лишняя влага сама впитается, — и словно в подтверждение его слов рубашка начала на глазах сохнуть.

— Ух ты, я тоже так хочу.

— Если лениться не будешь, то со временем научишься. А теперь спать, и так уже полночи прошло.

Он притушил ночничок и улегся на стыке их постелей, так и не выпуская её руки.

Велька вскоре безмятежно заснул, а Луша хоть и лежала тихо, но по тому, как вздрагивала от каждого шороха, было понятно, что девушка всё ещё не пришла в себя. Тогда он повернулся к ней и, не спрашивая, притянул к себе ее голову, накрывая ее губы своими. Она попыталась было оттолкнуть его, но видя, что он не отступится, смирилась и позволила себя целовать... тем более, что ей и вправду становилось легче от его поцелуев.

Прошло еще немного времени и наконец она окончательно успокоилась и перестала дрожать. Стас в последний раз поцеловал ее и прошептал в приоткрытые губы.

— Спи и не бойся ничего — я с тобой.

Она вздохнула и, устраивая голову у него на плече, сонно пробормотала.

— Не хочу завтра со Званом ехать.

— Я знаю, — потёрся подбородком о её макушку. — Не бойся, я поговорил с ним перед ужином, он не посмеет больше приставать, — обнял её ещё крепче и вскоре она расслабленно задышала, погружаясь в сон и заодно навевая дрёму и на него.

* * *

Леда в расстроенных чувствах ворвалась в свои покои и, словно налетев на стенку замерла, уставившись на двух дюжих молодцев, что вытянулись по бокам от двери в её спальню. От обиды на отца и негодования, что силком замуж выдает, совсем позабыла она про учиненный им надзор и наказание.

— Пожалуйте в спаленку, — одна из служанок отворила перед ней двери, но княжна резко обернулась к стоявшей справа няньке.

— Мыться хочу! — потребовала она.

— Готова, готова банька, — оживилась та. — Сейчас только истопили.

Старуха как могла поспешила к боковой двери, ведущей на лесенку, по которой можно было спуститься в мыльную пристроенную специально для княжны.

— Сейчас, дитятко, сейчас родненькая. Банька — это хорошо, банька — это правильно: все хвори выгоним, ножки вылечим, кожу как у младенчика сделаем.

Княжна смурная и невеселая шагала за старухой, но у самой двери в предбанник

оглянулась на двух девок, что спешили следом помочь с мытьем.

— Вон пошли, гадины! Не хватало ещё, чтоб вы на мои раны глядели да потом с подружками хихикали, — замахала на них руками и те испуганно отскочили.

Дверь громко хлопнула, и прислужницы растерянно переглянулись.

— Ой, как быть? Князь ведь глаз с неё спускать не велел, — испугалась совсем молоденькая девушка, что только недавно перешла из обычных служанок в свиту, но та, что держала свежее платье, лишь пожала плечами.

— Да куда она денется? Выхода там всё равно нет. Сейчас перебесится, сама позовет.

Они переложили сложенное стопкой белье на табурет у двери и спокойно пошли наверх, радуясь, что свободная минута выпала.

— Ушли, — обернулась княжна, что все это время выжидала у двери и подслушивала.

Нянька попыталась обнять её сзади, но Леда сбросила худые руки.

— Нашла время! Отец меня хочет со свету сжить, а ты все с глупостями лезешь.

— Прости, прости, дитятко, — затряслась старуха в безмолвном плаче. — Переживаю за тебя очень. Звал-то он тебя зачем? — подняла на княжну заплаканные глаза.

— Не важно. Всё равно по его не будет! — княжна скинула сарафан и, не глядя, швырнула его у угол. — Смерти моей хочет, разве не понятно? Жениха какого-то нашел... урода.

— Ой, — схватилась рукой за сердце нянька. — Так может... к лучшему? — с надеждой посмотрела на негодующую хозяйку.

— Что к лучшему?! — взорвалась та и от злости скинула с лавки березовый веник. — Я или его, или себя порешу! Неужели не понятно?!

— Что же делать? — снова заплакала нянька, а княжна скинула рубаху и попыталась извернуться, чтобы оглядеть насколько сильно отец посек ей ягодицы.

— Человека искать надо — татя, — поморщилась при виде набухших красных полос. — Денег посулить, золота; сказать, что все приданое, что в спальне моей спрятано, может забрать; пущай только вызволит и в Заснежище проводит.

— Да где ж я его найду? — вскрикнула нянька.

— Ничего без меня не можешь, — окинула её презрительным взглядом княжна. — В город ступай, на ярмарку. Там травницу ищи — Сновиду. Она поможет. А если упираться и отказываться начнет... напомни про снадобья, что для меня делала. Скажи, что очень князь интересовался, откуда у меня ведьмина травка взялась.

— Ой, Леда, — закрыла рот в ужасе нянька. — Отец узнает, что помогла — не жить мне.

— Мало ещё пожила? — глумливо окинула взглядом няньку княжна. — Или думаешь сто лет жить? Или может надеешься, что я тебя с собой к мужу заберу? Так я назло велю на улицу вышвырнуть! Ты мне помочь не хочешь и я тебе ничего не должна, — княжна сверкая исполосованным задом толкнула дверь в парную. — Ступай и прислужниц позови, а то еще, неровен час, от пара свалишься, — обернулась она в дверях и больше не глядя на няньку, притворила за собой дверь.

* * *

В большой и шумной корчме, что ломилась от пришлого на ярмарку народа, в самом дальнем углу — закопченном и тёмном, куда почти не прорывался дневной свет, сидел бывший слуга колдуна Ямат.

За прошедшую неделю некогда верный раб первосвященника заметно осунулся и теперь мало походил на того сытого и спесивого прихвостня, перед которым трепетали богатые купцы и даже бояре. Был он все в той же одежде — правда после нескольких дней проведенных в диком лесу грязной и изодранной — но это не смущало его. Отсутствие денег пугало меньше, чем мысль проведать дом колдуна, где был спрятан клад.

'Нет уж, раз повезло живым выбраться, на рожон сам не полезу, — нащупал в кармане горстку серебряных нул — всё, что осталось от памятного золотника. — Интересно, сколько за ночлег жадный хозяин заломит? — хитрый жук даже вина налить отказался, пока золотник не увидел'.

Вчера он еще надеялся найти бывших подельников, с которыми промышлял до службы у Порфирия-Прохора, но видно те не сильно жаждали иметь дело с бывшим товарищем, что за столько лет ни разу не вспомнил о них, или же годы не пощадили грозную шайку, и второй день пребывания в городе ничем кроме бесцельного блуждания не увенчался.

Он бросил беглый взгляд в тусклое оконце и вдруг увидел, как прямо посреди дороги упала старуха и какой-то торговец кинулся на ей помощь. Внёс её в корчму и Ямат наметанным глазом выделил дорогую душегрейку.

'Ты гляди, у старухи, видать, деньги есть, — отхлебнул вина и принялся высматривать кошелек на её поясе. — А зачем старухе деньги? — цинично ухмыльнулся и поднял на неё взгляд'.

Узнав княженковскую няньку, что во все глаза глядела на него, и резко закашлялся.

'Чтоб ты околела проклята! — отставил чарку и отвернулся проклиная собственную дурость. — Хоть бы не узнала'.

Нянька с трудом опираясь на клюку, вытерла пот со лба и огляделась. Шумная ярмарка пестрела товарами и гремела весельем, но это её не радовало — из ума не шло отданное Ледой распоряжение татя разыскать. И даже не сам приказ, а сказанные напоследок слова, что на улицу вышвырнет, ежели ни с чем воротится.

От обиды ныло сердце, но привыкшая сносить насмешки и угрозы, она и не думала возмущаться.

Мимо прошла молодая боярыня, что вела за руку девочку лет трёх. Та шла в бойком сарафанчике и толстые ножки с трудом поспевали за матерью. Нянька вспомнила, как точно также водила когда-то Леду. Правда тогда маленькая княжна еще любила её — даже спать без неё отказывалась.

Сколько же лет прошло с тех пор и как всё переменилось.

Старуха снова огляделась и с тревогой покачала головой.

'А ну как не найдет она эту Сновиду, что тогда?'

Думать о том, что, не приведи Господи, будет, если не сыщется травница, не хотелось.

Она выставила вперед клюку и щадя правый бок, что словно огнем горел, медленно заковыляла дальше.

'Господи, да где же эти травницы, будь они неладны? — оглядела тянущиеся торговые ряды и, не выдержав, обернулась к ближайшей торговке'.

— Подскажи милая, где травниц найти?

— Травниц? — вскинула голову круглолицая молодка. — Опоздала бабушка. Травниц всех в околоток упекли... ещё утром. Уж не знаю в чем провинились.

Нянька застыла и начала медленно оседать в придорожную пыль.

— Ой! Ой-ой-ой! — выскочила торговка и кинулась поднимать её. — Да что же это, матушка? Кто ж тебя хворую такую из дому отпустил?

— Ой, в глазах темно, — начала шарить перед собой рукой нянька, и торговка закричала спешащему к ней мужу.

— Мякиша, помоги!

Тот подбежал и рывком поднял старуху и перенес в сторону примыкающей к ярмарке корчме.

— Пустишь бабушку отдышаться? — попросил хозяина и тот пожал плечами и кивнул на пустую лавку у входа.

— Ты как, матушка?

— Спасибо, сынок, спасибо родненький. Лучше.

— Ты гляди... я, ежели нужно, могу побыть с тобой.

— Нет, не надо, дитятко. Ступай, — кивнула благодарно нянька и, тяжело дыша, откинулась горящей спиной на прохладную стену. — Я минутку посижу и домой пойду.

Торговец вышел, а хозяин кивнул служке на ведро с водой в углу.

— Дай воды старухе.

— Вот попей, бабушка — мальчонок подросток, что прислуживал в корчме, протянул ей ковшик и нянька сделала несколько глотков.

— Спасибо, сыночек, — с трудом выдохнула и обвела слезящимся взглядом полутемное помещение.

Теперь оставалось с моста да в воду — Сновида в околотке и значит найти татя она сегодня точно не сумеет.

Обвела взглядом полутёмную корчму и вдруг увидела здоровенного мужика, что сидел за крайним столом, но в потемках было трудно разглядеть его лицо.

'Вот ведь кабан какой здоровый. Нет чтоб татем оказался... я б ему сама последние десять червонцев, что на смерть берегу, отдала'.

Вздохнула и уже хотела вставать, когда мужик повернулся к окну и она узнала слугу отца Порфирия.

— Ямат! — выдохнула дрожащими губами, а не помня себя побежала к нему. — Ямат, родимый! Сам бог тебя мне послал!

* * *

В шатре еще какое-то время беседовали, а потом ночничок притушили и стало тихо.

Прохор привстал с насиженного места и оглянулся на возницу. Тот сладко спал посвистывая во сне и колдун удовлетворенно вздохнул. Теперь можно было и задуманное воплощать начинать.

Молодец он — не зря так долго на княжиче тренировался кошмары насылать. Черный морок как раз таким получился, чтоб и Яриночку напугать, и ведьмак ни о чем не догадался. Она, кровиночка, правда кричала уж очень сильно, прямо сердце у него кровью обливалось, но ничего — он же не для удовольствия — для дела. Время пройдет, слёзки забудутся.

Оглянулся на чернеющий в стороне лесок и начал осторожно сдвигаться к нему. Сделал пару шагов и перевел настороженный взгляд на шатер. Выждал еще несколько минут и убедившись, что все спокойно, обернулся и прожогом метнулся к лесу.

Там, словно кот различая в темноте деревья и кочки, пробрался через невысокую полосу густого молодняка и нырнул в овраг, на дне которого еще днем сложил всё для костра. Подбежал к сваленным в кучу веткам и поломанным на дрова гнилым деревцам и выхватил из-за пояса палицу. В ночи сверкнула небольшая молния, зарево которой скрыли глубокие склоны оврага, и огонь охватил наваленную кучу хворосту.

Прохор глянул в огонь и полез в кожаный кошель, что был привязан к поясу рядом с палицей.

— Ну вот, Красава, и рассчиталась ты за всё, — бросил в костер измазанный в крови платок, в который было что-то завернуто. Успел произнести первые слова призывающие хозяйку и чуть сам в костер не упал, когда боковым зрением заметил несущийся на него огненный сгусток.

В ночной мгле росчерк молнии скользнул в костер, только в этот раз обошлось без грома, и из пепелища пахнуло стоячей водой и болотной тиной.

— Вижу, исправляешься, раб, — из затухшего костра поднялась страшная женщина с серпом в руках и облизала измазанные в крови губы, — человечинку я люблю.

Колдун поклонился и заискивающе заглянул ей в глаза.

— Я старался. Вот... сердечко добыл девичье.

— Понравилось, — кивнула нечисть и прошла вперед, улыбаясь острыми как ножи зубами. — Ещё есть? — обвела голодным взглядом овраг.

— Добуду, Смертоносная, — кивнул колдун, — еще лучше добуду: молодое, сахарное — всё, как ты любишь.

Если кровососов в помощь дашь, так прямо завтра и отведаешь.

— Экий ты добрый, Прохор, — сверкнула на него красными глазами, — словно не я тебя по лесу гоняла. Почему сегодня не принёс? — в единый миг оказалась за его спиной и приставила серп к горлу.

— О чём ты, Мара? — затрясся колдун. — Сама же за ведьмаком следить отправила, как бы я при нем посмел?

— Эту же посмел, — высосала из зубов застрявшее мясо.

— Так это чернавка — кто её хватится? А я тебе настоящее лакомство приготовил — КНЯЖНА! На мягкой перине всхоленная, на сладкой еде вскормленная — мясо во рту тает.

— Сладко обещаешь, — облизнулась в предвкушении Морана. — Ладно, уговорил, — перед колдуном словно из-под земли взлетел пяток кровососов. — Указывай путь, — велела хозяйка, зорко следя за слугой.

Тот протянул руку, схватил самого крупного летуна и поднес к глазам. Несколько секунд не мигая смотрел тому глаза в глаза, а потом разжал пальцы и подбросил звереныша вверх. Серая тень промелькнула в ночи, уводя за собой остальное семейство и Мара проводила летуна взглядом.

— Теперь сказывай, зачем на самом деле звал, раб?

Глава 18

Тихо было в шатре и спалось рядом с Владыкой спокойно и сладко, даже Велька, не привыкший, что ночью можно не бояться, спал крепко и почти не крутился. Единственное, где-то под утро проснулся оттого, что в кусты захотелось и сонно сел на расстеленной прямо на земле постели. Хотел уже вставать, когда вдруг увидел спящих в обнимку Лушу и Стаса и замер, позабыв обо всём на свете.

Несколько секунд глядел на них расширенными глазами и лицо его отражало всю спепень детского недоумения; потом сильно засмущался; а затем губы его растянула довольная хитроватая улыбка оттого, что узнал тайну взрослых.

'Ага! Значит они жених и невеста, — сразу решил для себя и заерзал от нетерпеливого предвкушения, как завтра дразнить их начнет: 'тили-тили тесто жених и невеста!', — от всей души желая, чтобы уже было утро. Потом вдруг вспомнил почему проснулся и поспешил выбраться из шатра'.