Омегаверс Наследие(ч.1)

Клео ушам своим не верил. Сильван впал в ересь? Почему?

— Я не понимаю... Почему ты так решил?

— Мне уже рассказали, как ты сумел сбежать от преподобного Уэйланда. Мне на это сил и храбрости не хватило, и он принуждал меня три раза. Я ещё успел застать преподобного Коула, и он был совсем другим. Совсем не потому, что был уже очень стар. Он почему-то не был таким же требовательным по части протокола и точному следованию святым книгам, а когда приехал преподобный Уэйланд, то всё резко изменилось. Когда я пришёл на первую службу, преподобный Коул даже выбранил меня за это. Сказал, что нечего с таким маленьким ребёнком брести по снегу и холоду в такую даль. Он даже пах иначе — чище и приятнее. Да, пах уже не так сильно — время его было на исходе, но он совсем меня не пугал. Чего нельзя сказать о преподобном Уэйланде — он требует, чтобы на еженедельные службы и церковные торжества приходили все. Первая же его служба была тяжёлой, и так повторяется раз за разом. Ты думаешь, что эта тяжесть в храмах — это гнев богов? Нет, это тяжесть усталости и раздражения всех тех селян, что вынуждены приходить в храм тогда, когда есть более важные дела. Особенно, когда на них давит священник-альфа. Это походит на злость, раздражение, как будто его это злит. Мне часто так казалось, и моё мнение разделяют многие местные омеги. Даже зимой дел хватает, а людей вынуждают вставать в несусветную рань и подолгу выстаивать на ногах вместо того, чтобы использовать это время с толком. Невыспавшихся людей. Среди плачущих детей и омег, которые чувствуют это всё и боятся. А если это ещё и альфы, то и из-за того, что они, обычно, даже поесть перед выходом не успевают. Омеги тоже должны хоть немного отдыхать, иначе ослабеют и не смогут управляться по хозяйству и с детьми, а вместо отдыха им приходится вставать раньше всех. В деревнях всё не так, как в городе, свой уклад, но ходить в храм положено, и люди ходят. Потому, что так надо. Это часть традиции. Все решили, что такая требовательность каноника — это от его молодости, излишней серьёзности к своему долгу и того, что он столичный житель.

— Откуда ты знаешь это всё?

— Потому что я родился и вырос в городе. В Викторане.

— В самой столице?! — поразился Клео.

— Да. И можешь мне поверить — в таких больших городах всё по-другому. Здесь омегам тоже порой живётся нелегко, но они по крайней мере могут быть уверены, что отцы, мужья и братья будут их защищать. Здесь, вдали от городов, люди по-прежнему живут главным образом по законам Флоренса и прочих богов. Они не оторвались от земли, в отличие от горожан, которые окружили себя камнем. Они не спорят с Церковью лишь потому, что она помогает поддерживать порядок в народе. Устанавливает правила, а справедливы они или нет — это разговор другой. Во времена Великого Холода наш народ смог выжить благодаря этим правилам, и потому Церковь уважают.

— Но почему вы не говорите, что преподобный Уэйланд?..

— Мне жаловаться было некому, а остальные запуганы. Преподобный очень силён, а учение Церкви сделает их самих виновными. Попробуй объяснить мужу, что тебя взяли из-за личной прихоти?! К тому же с давних времён ходит присказка "Демон не захочет — на омегу не вскочит.". А альфы и беты, к тому же, не могут чувствовать запахи друг друга так, как чуем их мы. Особенно, если опозоренный омега стремится побыстрее сбросить с себя вонь насильника и забыть об этом. Это естественно, как бы Церковь не пыталась объяснять, что свято, а что грешно, в трактатах святых и пороков. Я много успел повидать и передумать, Клео. Очень много. И теперь, когда я нашёл Криденса, я больше им не верю.

— Но это же ересь...

— Но тогда почему она дарит спокойствие душе и надежду? Ведь тебе здесь хорошо? — Клео вздрогнул, вспомнив доброту господина Бенджамина. Как к нему то и дело влечёт. — Вижу и чую. Тебе никогда не приходило в голову, что такое чутьё дано нам не просто так? — Снова те же слова... — Альфы сильны, беты умны. Боги вручили каждому из них свои дары, так почему мы, омеги, должны были быть обделены и тем и другим? Что-то не так с учением Церкви, и я хочу понять, что именно. Никогда прежде со мной такого не было — чтобы я был совершенно уверен в человеке, который ложится со мной в постель! И мне уже кое-что объяснили. Мне есть с чем сравнивать, Клео, а уж тебе — тем более.

— Ты говоришь о...

— Когда Криденс начал нас навещать, я был так рад! А когда ему надо было возвращаться домой, с ним будто уходило что-то очень важное. И я ждал его возвращения, как земля зимой ждёт весны. Я любовался им, когда он подправлял наш дом. Восхищался, когда он сражался за нас с Эрни. Он подарил мне покой, и теперь я пойду за ним хоть на край света хоть в пасть к самому Деймосу... Впрочем, я уже начинаю сомневаться, что Деймос настолько ужасен, как нам всю жизнь внушали. Может, он и обрушил на меня столько бед, но всё это привело меня к нежданному счастью.

Клео вспомнил, что в Птичьем гнезде никогда не поминали Деймоса как воплощение Зла. О нём говорили наравне с другими богами. Иногда фамильярно, иногда уважительно.

— Но ведь в Заветах написано...

— Клео, мало кто из селян читал эти книги. Здесь мало грамотных, да и сами эти книги содержатся в храме. Отрывки из них читаются во время проповедей и тогда же объясняются. Ты читал Заветы? — Клео растерянно кивнул. — Может, стоит хоть иногда думать самим, а не полагаться слепо на то, что нам говорят? Неужели тебя никогда ничего в них не смущало? — Снова вопрос, который уже задавал господин Бенджамин. — Мы видим вокруг образы и картины, и они рассказывают нам всё то же самое. Они доносят до неграмотных догматы Церкви. Настоящих книг в деревнях всегда было мало — они очень дорогие, а у господина Бенджамина их столько, сколько я за всю свою жизнь не видел! Я немножко умею читать и писать — в большом городе без этого никак, если ты вольный, и я собираюсь подучиваться, чтобы прочитать эти книги, узнать больше. И Эрни будет учиться. Мы уже видели мастерскую господина Бенджамина, Эрни там очень нравится. Мой мальчик и Томми уже подружились, они то и дело там сидят вместе с Бруно наверху и смотрят, что он делает. Эрни хочет научиться делать те самые забавные штуки и игрушки, что нам показывали, и это хорошо, но для этого нужно учиться. И господин Бенджамин будет учить моего мальчика вместе с Томми. Будущее моего первенца уже обеспечено, а потом, когда ребятишки подрастут... — Сильван просветлел. — Быть может, Томми посватается, и я с радостью вручу ему Эрни — Томми славный добрый мальчик, сын достойных родителей. Если людям просто хорошо вместе, то причём тут демоны? А, может, их когда-то зачем-то выдумали? Кто и зачем? Зачем нас постоянно пугают во время проповедей? Говорят о грехах, каких-то долгах и обязанностях? Если мы, омеги, уже рождаемся с демоном внутри, то почему альфы и беты от этого избавлены? Ведь все мы вынашиваем детей в своём чреве. Всех одинаково. Почему нас заставляют соблюдать какие-то правила, чтобы подавить демона, который потом всё равно поднимает голову, сколько бы ты не верил, не молился и не покорствовал? В чём смысл? Почему, если мы теряем волю во время течки — это происки демона, а когда на нас набрасываются в порыве похоти, то это искушение омежьего демона, а не того, который может сидеть в самих насильниках? Ведь они бывают сами куда больше похожи на одержимых. Почему именно нас, потомков Иво, считают проклятыми? С учением Церкви что-то не так, и такие, как преподобный Уэйланд, бросают на него тень ещё больше.

Клео вспомнил, что говорил о здешнем канонике господин Бенджамин. Бруно церковников откровенно презирал, остальные, мягко говоря, были о них невысокого мнения. Да, они соглашались, что есть и достойные представители Церкви. Клео знал одного такого — преподобного Герберта. Сильван сказал, что покойный преподобный Коул тоже был неплохим человеком. А когда преподобный Уэйланд напал на Клео, то омега совершенно инстинктивно пытался спастись, забыв, что перед ним служитель Церкви. Это потрясло омегу в то страшное утро — дьявольский животный блеск в глазах священника. Будто разум и благодать покинули альфу в тот момент полностью.

Сильван приобнял поникшего сородича, на глазах которого начали выступать слёзы.

— Клео, ты не думай, я не потерял веру, но, может, Церковь неправильно толкует божественные знаки и законы? Церковь называет убийство грехом, но альфам позволено убивать, ибо они Дети Адама. И закон способен снять с них ответственность за отнятую жизнь. Ибо это у них в крови. Церковь называет бет хранителями и носителями чистого разума, но почему-то среди них полно глупцов. А нас считают падшими созданиями, которым отказано и в силе и в уме. Которые смирением и покорностью должны замаливать первородный грех. И этим пользуются, лишая нас чего-то. Вот только я вижу, как отважны Бруно и Джерри, как храбр и силён Кларенс, как мудры Гриффит и Витас. Как добр и ласков мой альфа. Это ли не говорит, что Церковь может ошибаться?

— Сильван...

— Я не хочу сказать, что Церковь это зло, но ведь ею правят самые обычные люди. Мы то и дело забываем об этом, склоняя головы перед ними, целуя им руки. Ты видел келью преподобного Уэйланда? Разве так должен жить сельский глава прихода? Разве Церковь не проповедует скромность для своих служителей? Мы украшаем храмы во славу богов и Светлейшего, но почему такие, как преподобный Уэйланд, вопреки заповедям Церкви, окружают себя роскошью? Разве они не должны отрекаться от неё ради служения?

— Сильван...

— Просто подумай над этим, Клео. Просто подумай. Хуже от этого не будет, поверь. Нам не просто так дан разум. Я это знаю. И так говорит господин Бенджамин.

— Ты... уже говорил с ним?

— Да. Он замечательный и удивительный человек. Очень учёный. Он много знает. Его стоит послушать.

В комнату осторожно заглянул Витас.

— Клео, ванна готова. Идём.

— Да... конечно...

Сильван помог сородичу спуститься с постели и бережно повёл его в купальню. Клео думал о том, что услышал, всё время, пока его мыли и переодевали. Сильван рассуждал точно так же, как и господин Бенджамин. Они говорили, по сути, об одном и том же. Неужели всё именно так?

Около полудня, когда Клео, сопровождаемый Бруно и Томми, вышел из домика под моросящий дождь, плотнее кутаясь в широкий зимний плащ, из-под края воротника которого выглядывала мордочка Кая, то увидел, что его встречают хозяин и Гриффит.

— С возвращением, — отечески обнял Клео домоправитель. — Как себя чувствуешь? — И поправил на Клео капюшон.

— Хорошо.

— Ничего не болит?

— Уже нет. — Клео машинально коснулся живота, в самом низу которого не так давно то и дело ныло и будто скручивалось.

— Замечательно.

Очистка прошла благополучно, и Клео поочерёдно навещали все, кроме господина Бенджамина — хозяин был занят подготовкой к свадьбе Криденса и Сильвана. Мартин уже похвастался, что свадебный костюм для последнего уже почти готов — достали из сундуков подходящий и как раз сейчас подгоняли под нужный размер. Бруно в каждый свой приход по секрету рассказывал, как подглядывает за будущими новобрачными, и Клео краснел, слушая его. Даже уши горели и хотелось надрать оные уже рассказчику. Вот нахал!!! И как только сам Криденс его не взгрел за такое любопытство?! Эрни успел подхватить привычку друга Томми и называл господина Бенджамина "дядя Бен", и хозяин, видимо, был совсем не против такой фамильярности. Когда мальчик, захлёбываясь от восторга, рассказывал, как каждый вечер купается в ароматной ванне, как Томми показывает ему дом и читает вслух, как Лука угощает разными вкусностями, Клео невольно завидовал малышу. Его детство становилось светлым и счастливым. Когда самому Клео было пять лет, детства у него, по сути, не стало. Эрни очень быстро прижился в усадьбе, начиная забывать, как жил раньше.

Клео робко подошёл к хозяину и поклонился было, но бета его остановил.

— Нет, не надо этих церемоний. Все же свои.

— Почему? Ведь так положено.

— Не здесь. Ты хоть раз видел, чтобы мне кто-то кланялся?

— Селяне...

— А здесь?

Клео не нашёлся, что ответить. Это была чистая правда.

— Ладно, об этом потом. Тебе уже рассказали о трудностях по поводу свадьбы?

— Ну... кое-что...

— Тогда я объясню тебе подробно, чтобы ты знал. Предстоит проделать очень сложную работу в несколько ходов, и возможен риск. Я обязан тебя предупредить и спросить, насколько ты согласен во всём этом участвовать. Если откажешься, то я позабочусь, чтобы до конца всего этого ты был в безопасности.

— А это опасно? — обмер Клео.

— Да. Два разбойника ещё на свободе, и мы собираемся ловить их на нашей земле. А именно в усадьбе. Это риск, но риск необходимый. И у нас появился шанс наконец избавиться от Уэйланда.

"Избавиться..." Клео стало не по себе.

— Вы хотите сказать... что он замешан в нападении на Сильвана и Эрни?

— Многое на это указывает, поэтому свадьба Криденса и Сильвана особенно важна. Мы поговорим, а потом сядем за стол со всеми. Или ты хочешь сперва отпраздновать?

— Что... что именно отпраздновать? — совсем запутался омега.

— Ну, во-первых, грядущую свадьбу, а во-вторых, ты снова с нами.

— А разве можно праздновать благополучное окончание течки?

— Почему нет?

— И... часто вы это делаете?

— Когда как. Так что решим с разговором?

— Лучше сейчас... пока я совсем не запутался.

— Понимаю. Идём в мой кабинет. Перекусить не хочешь? Или, может, чаю?

— Чай... пожалуйста.

Клео старался дышать не слишком глубоко. Запах хозяина уже не будоражил его так, как перед течкой, но к нему по-прежнему тянуло. После жарких течных снов, в которых снова и снова являлся образ господина Бенджамина, смотреть бете в глаза было стыдно. Особенно после того, как во время очередной вспышки Клео ненароком выкрикнул его имя.

В кабинете они снова сели друг напротив друга в гостевых креслах. Когда Сильван принёс чай, он ободряюще улыбнулся сородичу, погладил его по плечу и тихо вышел.

— А что думает сам Сильван?

— Он готов рискнуть, — ответил господин Бенджамин, снимая с подноса красивую фарфоровую чашку, отливая немного ароматного чая в блюдечко и бережно передавая Клео. — Знает, что поставлено на карту. И он намерен отстаивать своё будущее и будущее своих детей. Остаться рядом с тем, кого любит.

— И Сильван не боится?

— Конечно, боится. Запомни, Клео — если человек говорит, что он ничего не боится, то он либо нагло врёт, либо просто глупец, либо ещё не всё в своей жизни увидел и испытал. Сильвану страшно. Криденс тоже боится — не удержать с таким трудом найденное счастье. И мы боимся — за них, Эрни и весь наш округ. Но у нас появился хороший шанс что-то сделать, и мы должны им воспользоваться.

— А у нас может получиться?

— Может — если мы будем действовать слаженно и все вместе. Шериф Бэккет нам поможет. Наша задача — изобличить Уэйланда перед селянами. Сделать это так, чтобы они потеряли страх перед ним, а уж вместе с ними добьёмся, чтобы этот кобель ответил за свои преступления. Селяне не рабы. Они свободные люди. Игнорировать их жалобы губернатор не имеет права.