Вопросы поплыли перед ней, когда она смутно осознала, что падает вперед. Далекий голос произнес "ого", и внезапно ее тело оторвалось от лошади.
— Что? — сонно пробормотала она.
Голос Дориана нежно прошептал ей на ухо:
— Ты чуть не соскользнула с лошади. Я думаю, тебе лучше сейчас поехать со мной — ты весишь не больше перышка, так что я уверен, лошадь не будет возражать. У нас еще есть несколько часов, прежде чем мы доберемся до Хейвена.
Так что это была прочная стена за ее спиной.... Дориан. Он видел это будущее с ней. Возможно, у него было больше ответов. Она еще немного пришла в себя и положила голову ему на плечо.
— Дориан, ты чувствуешь...
— Смущенный, измученный, испуганный, странно потерянный? ... Да, из-за всего этого, дорогая. Мы поговорим об этом позже. А сейчас отдохни.
— А как насчет тебя? — спросила она, когда ее веки стали слишком тяжелыми, чтобы их можно было держать открытыми.
— Не я один бродил по всему Ферелдену последние несколько месяцев, спал на земле и, вероятно, вставал до рассвета большую часть дня. Тебе нужно отдохнуть. А теперь спи.
Возможно, это была ее усталость, а может, это было заклинание Дориана, но следующее, что она помнила, — это как Дориан позвал Командира, а затем тихое бормотание. Она почувствовала, как твердый металл прижался к ее боку, а руки скользнули под колени и обратно. Подняв отяжелевшие веки, она узнала врата Убежища, проплывавшие в темноте над ее головой. Ее сонные глаза скользнули влево и увидели очертания меха и наплечников, сияющих в лунном свете, затем твердую, четко очерченную линию знакомой челюсти.
Она вздохнула.
— Ма фалон.
Затем он посмотрел на нее сверху вниз, его золотистые волосы блестели в свете факелов у ворот, медовые глаза были полны беспокойства.
— А теперь отдохните, миледи. У нас будет время обсудить все завтра.
Она потянулась и откинула его мантию, чтобы положить на нее голову, поражаясь его силе и наслаждаясь приятным ощущением прикосновения его рук. Ее глаза снова закрылись. Затем он осторожно опустил ее на ее собственную кровать. Она неуклюже расстегнула куртку и бросила ее на край кровати, прежде чем улечься поверх тяжелых одеял. Тяжелый вздох сорвался с ее губ, когда она закрыла глаза и погрузилась в благословенное тепло пылающего камина.
Она предполагала, что Каллен оставит ее как можно скорее, но после долгой паузы, во время которой она почти снова погрузилась в сон, она очнулась от дремоты и почувствовала, как Каллен развязывает шнурки на ее ботинках. Удивленная, она не шевелилась, пока он работал, и ее замешательство от его действий только усилилось, когда он осторожно приподнял ее ногу, чтобы снять сначала один сапог, затем другой.
Она приоткрыла один глаз, когда он нерешительно подошел к краю кровати, и он протянул ей руку. Мгновение она тупо смотрела на него, потом нерешительно вложила свою ладонь в его, и он осторожно усадил ее. Проблеск узнавания промелькнул в его глазах, когда он откинул одеяло. Она быстро забралась под груду одеял, которые выпросила у Тренна месяц назад, и вздохнула, когда ее тело начало согревать постель. Все это время он улыбался про себя.
— Что смешного? — тихо спросила она, устраиваясь под одеялом.
Каллен посмотрел на нее сверху вниз, все еще улыбаясь.
— Я как раз думала о том, какая же ты лгунья. У тебя совсем не пахнут ноги.
Эвана слабо рассмеялась, вспомнив тот вечер, произошедший несколько недель назад, — как все началось со злости, а закончилось крепкой дружбой. Выражение его лица сказало ей, что он тоже это помнит. И она просто взяла и сделала что-то, что, без сомнения, снова поссорило бы их. Кассандра прислала короткую записку о том, что они заполучили магов, но не сообщила никаких подробностей, решив, что для них будет лучше услышать новость лично. Он понятия не имел, что она, по сути, освободила магов, чтобы работать с ними на равных.
Нервный страх поселился у нее в животе, и почти непроизвольно она выпростала руку из-под одеяла, отчаянно ища контакта. Посмотрев на это мгновение с несколько удивленным выражением, он медленно взял ее тонкие пальчики в свою руку в перчатке, и на его лице отразилось что-то среднее между удивлением и... нежностью?
Но это было неправильно. Она снова проецировала на него свои чувства. Она попыталась пошутить, чтобы разрядить обстановку.
— Ты должен был быть там после нашего пребывания в Паровой трясине. Я думаю, Кассандра сказала бы тебе обратное.
Хотя он тихо рассмеялся в ответ, его глаза немного потемнели. Теперь она напомнила ему о своих ранах. Она почувствовала, как жар поднимается по ее шее от его пристального взгляда, и снова задумалась о его реакции, когда он услышал о свободном союзе с магами. Страх потерять его дружбу развязал ей язык, и она обнаружила, что выпалила то, что ни от кого другого не стала бы скрывать.
— Каллен, я боюсь, ты рассердишься на меня, когда узнаешь, что я сделала.
Это отвлекло его от размышлений, и он криво улыбнулся ей.
— Хммм? Злюсь на тебя? Если ты сделала то, что собиралась, это не меньше, чем я ожидал, но я приберегу злость на то время, когда ты будешь готова дать отпор.
Ее охватило облегчение, и она откинулась на подушку. Значит, у них будет хотя бы сегодняшняя ночь. Она видела, как дернулось его горло, когда он сглотнул, как его глаза опустились на их сцепленные руки, прежде чем снова встретиться с ее взглядом.
— Есть ли... — начал он, прежде чем поднять другую руку и неловко кашлянуть в перчатку. После короткой паузы, во время которой на его щеках появился слабый румянец, он начал снова. — Я могу вам чем-нибудь помочь, пока я здесь? Дориан сказал, что ты была так измучена, что чуть не упала с лошади на обратном пути.
Несмотря на иррациональное желание удержать его рядом с собой как можно дольше, Эвана колебалась. Он всегда был так занят, а она только что дала ему гораздо больше работы, даже если он об этом еще не знал. Казалось, он почувствовал ее нежелание.
— Все в порядке, — заверил он ее. — Уже поздно, и капитан Райлен отвечает за смену караула сегодня вечером. Я обнаружил, что остаток вечера в моем распоряжении. Скажите, что я могу сделать. Я живу, чтобы служить, помните?
Для пущей убедительности он сжал ее руку. Она застенчиво улыбнулась.
— Ма сераннас, фалон. Я бы... я имею в виду... не могли бы вы заварить немного успокаивающего чая? Это в коробке на полке справа от камина. Мне нужно что-то, чтобы успокоиться, а у меня нет сил на успокаивающее заклинание. Мой разум... я все время возвращаюсь... к тому, что я видела...
Пока она говорила, на лице Каллен отразилась смесь замешательства и озабоченности, и она перевернулась на спину, закрыв лицо рукой, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы. Создатели, как же она ненавидела выглядеть слабой!
— Конечно, — успокоил он. — Это не проблема. Позволь, я только поставлю чайник.
Каллен осторожно высвободил ее руку из своей и отошел. Холод постепенно сменился теплом, которое так недавно дарила его большая ладонь. Она спрятала руку обратно под одеяло, ругая себя за глупые представления о сильных руках. Как только она снова взяла себя в руки, она убрала другую руку от лица, чтобы понаблюдать за его работой. Он снял перчатки и достал из коробки кисет, прежде чем оглянуться и поймать ее взгляд.
— Я обнаружил, что развязать тесемки на этих мешочках в перчатках практически невозможно.
Она попыталась улыбнуться, но в следующее мгновение перед ней неожиданно возникло изуродованное лицо Лелианы. Она глубоко вздохнула, пытаясь прогнать воспоминания. Ее взгляд метнулся к Каллену, и он нахмурился при звуке ее вдоха. Она сосредоточилась на том, чтобы подобрать слова, хотя бы для того, чтобы успокоить его.
— Значит, вы регулярно пьете этот чай? — спросила она. — Новый чай работает?
Каллен немного расслабился и кивнул.
— В какой-то момент я начинаю пить его почти каждый день, а затем раз в несколько вечеров завариваю успокаивающий чай. Обычно от него я засыпаю раньше, чем успеваю закончить работу за день, поэтому я стараюсь употреблять этот чай не так часто.
Спокойный голос Каллена отвлек ее от мрачных воспоминаний, и она хихикнула, наблюдая, как он разливает заварку в две кружки.
— Может, тебе стоит воспринимать это как намек на то, что тебе не стоит работать так поздно?
Его тон был легким, когда он бросил на нее взгляд, полный насмешливого преследования.
— Но тогда кто же будет выполнять эту работу?
Она поддразнивающе кивнула.
— Ты, конечно, прав. Продолжай в том же духе, раб инквизиции!
Он засмеялся, и его теплый, искренний смех — редкая и прекрасная черта в устах этого особенно серьезного и преданного своему делу человека — окатил ее волной. Она не знала, чувствовала ли она когда-нибудь раньше себя так комфортно, такой похожей на саму себя в чьей-либо компании. Она попыталась присоединиться к его смеху, но ужасные картины лишили ее веселья. Когда взгляд Варрика, наполненный красным светом, заполнил ее сознание, ее попытки рассмеяться превратились в слезы, и она отвернулась от Каллена к стене, чтобы скрыть это. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы заметить, как она изменилась, но когда он это сделал, то мгновенно оказался рядом с ней.
— Моя леди... Эвана...
Кровать прогнулась под его весом, когда он сел рядом с ней. Он осторожно протянул руку, чтобы слегка коснуться ее левой руки. Она схватила ее правой рукой и крепко сжала. Еще несколько мгновений, и она обнаружила, что выплескивает все те ужасные вещи, которые она видела в будущем. Во время каждой паузы он бормотал слова утешения, и его теплая и искренняя забота постепенно успокаивала ее. Рассказав об ужасах, она не избавилась от них, но, разделив бремя этих образов и переживаний с Калленом, успокоила свой разум и открыла для себя новую перспективу.
Наконец слезы перестали литься, и, открыв глаза, она увидела, что он протягивает ей носовой платок. Она тихонько рассмеялась и взяла у него платок, высвободив его руку из своей хватки. Закипевший чайник вернул его внимание к комнате и огню, и он поднялся со своего места на кровати, чтобы наполнить их кружки. Наконец она перевернулась на спину и бросила на него неуверенный, косой взгляд, слегка смущенная своей выходкой. Он принес кружки, поставил их на ее ночной столик, а затем пододвинул стул и сел рядом с ней. Когда она наконец посмотрела на него, он одарил ее сочувственной улыбкой.
— Чувствуешь себя лучше?
— Я уверена, что выгляжу я так же ужасно, как и чувствую себя, — пробормотала она.
— Тогда ты, должно быть, чувствуешь себя потрясающе.
Ему удалось произнести слащавую фразу без запинки, но при этих словах его щеки вспыхнули, а глаза опустились в пол. Она приподняла бровь и слабо улыбнулась.
— Ха-ха. Лжец.
Создатели, он был таким милым. Что подумают его солдаты? Она отвела взгляд и попыталась сесть. Это оказалось нелегкой работой, учитывая ее ослабленное состояние. Каллен, конечно же, пришел на помощь и предложил свою руку. Она обхватила его за запястье, и он сделал то же самое, слегка потянув за собой, чтобы помочь ей сесть. Прикосновение его обнаженной руки оставило покалывающее тепло, которое распространилось по ее предплечью. Но, несмотря на его помощь и попытку подбодрить ее, в ее тоне послышалась тихая горечь.
— Ты слишком добр ко мне, Каллен. Ты уже второй раз видишь, как я плачу, как ребенок. Ты единственный здесь, кто когда-либо видел это, понимаешь? Тебя не беспокоит, что твоя Вестница Андрасте такая слабая, эмоциональная дура?
— Я не думаю, что кто-то, кто видел или слышал о твоих подвигах, осмелился бы назвать тебя слабой. Что касается эмоций... — Он помолчал, затем пожал плечами. — Мы не можем просить вас никогда не показывать своих эмоций, особенно в кругу друзей. В трудные времена вы должны тянуться к своим друзьям, а не отталкивать их и прятать свои чувства.
У нее возникло странное чувство, что он больше не обязательно имеет в виду ее. Она подняла на него глаза, и его отстраненный взгляд подтвердил это. В хижине воцарилось молчание, пока они ждали, пока заварится чай.
— Ты через многое прошел в своей жизни, — наконец тихо пробормотала она.
Она произнесла это не как вопрос, а скорее как констатацию факта, и он просто пожал плечами в ответ и потянулся за кружкой. Но он уже сказал об этом — что есть моменты в его жизни, о которых он предпочел бы не говорить. Она прочитала о событиях в Ферелденском круге столько, сколько смогла, после их первого разговора, и теперь, став свидетельницей смертей своих друзей — пусть даже в будущем, которое, возможно, никогда не наступит, — она поняла, почему человек хочет сохранить эту боль внутри. Казалось, это слишком тяжело — обременять этим кого-то еще. Судя по описаниям в книгах, его опыт — быть одним из горстки выживших во время кровавой бойни сотен людей в башне Круга — был бесконечно хуже, чем у нее самой.
Она потянулась за своей кружкой и начала пить. Тепло чая окутало ее и без того ослабленное тело туманным ощущением. Возможно, это путешествие во времени так измотало ее. Интересно, чувствовал ли Дориан себя таким же измотанным? Она сделала еще один глоток, когда ее охватило внезапное, непреодолимое желание услышать голос хранительницы Дешанны. Дешанна, которая пела ей песни утешения, когда кошмары о смерти Ханира не давали ей уснуть.
В ее голове заиграла особая мелодия, но она подумала, что ноты не успокаивают так, как пение. Она посмотрела на Каллена сквозь ресницы. Сочтет ли он ее глупой, если она захочет спеть песню? За то, что она хватается за все, что может ее утешить? Очевидно, усталость и успокаивающий чай ослабили ее сдержанность настолько, что она поняла это, когда обнаружила, что выпаливает слова прежде, чем ее мозг как следует все обдумал.
— У нас есть песня, которая всегда успокаивает меня в такие моменты. Хотите ее послушать?
Каллен поднял голову, и отстраненное выражение исчезло из его глаз.
— Я... да, я бы хотел.
Все еще немного удивляясь собственной смелости, она прочистила горло и сделала глубокий вдох. Ее голос звучал чисто и сильно, а теплые эльфийские слова слетали с ее губ, окутывая их обоих воздушным одеялом звука. Она увидела, как он закрыл глаза, но через несколько мгновений снова открыл их. Она наслаждалась его ободряющим взглядом, который заставлял ее чувствовать себя чем-то драгоценным. Если бы она могла заставить его почувствовать хотя бы половину того, что заставляли чувствовать ее его глаза... в безопасности... заботился...
Melava inan enansal
ir su araval tu elvaral
u na emma abelas
in elgar sa vir mana
in tu setheneran din emma na
lath sulevin
lath araval ena
arla ven tu vir mahvir
melana "nehn
enasal ir sa lethalin
Очень скоро последние ноты песни растворились в окружавших их стенах. Никто из них не произнес ни слова, оба боялись нарушить воцарившийся на них покой. Так они и смотрели друг на друга, пока Каллен, наконец, не опустил взгляд, откашлялся и не сделал еще один глоток из своей кружки.
